|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Тери Сан
Дождь лил как из ведра. Сегодня непогода словно решила отыграться за череду тёплых погожих деньков, что вот уже больше месяца стояли над Оримой. Ренди раскрыл зонт и, попрощавшись с Азуми, шагнул на мокрый, залитый дождём асфальт.
— Рен, может вызвать такси? — забеспокоилась художница, зябко поводя плечами. — Заболеешь, и кого я буду рисовать?
Рен тепло улыбнулся ей.
— Дождь прекрасен и навевает грустные мысли. Азу, я люблю дождь. Под этим дождём я буду думать о тебе.
Азу рассмеялась, показав неровные желтоватые зубы. Как и все увлекающиеся миром тусовки, Азу курила табак. Рен мог простить ей это. Она была удивительно мила даже со своим запахом табака изо рта и желтоватой, начинающей стареть кожей. Азу и дождь. Они познакомились под проливным дождём больше года назад. Рен стоял на мосту, подставив лицо проливным холодным струям, и думал о том, что несмотря ни на что, жизнь удивительно прекрасная штука.
Азу раскрыла над ним зонт и, совершенно не смущаясь, произнесла.
-Обидно смотреть, когда такой красивый молодой человек пропадает зря. Ты не против, если я тебя нарисую? Чему ты так фантастически улыбаешься, можно узнать?
Так они и познакомились. А потом он, завёрнутый в тёплые одеяла, сидел в мастерской Азу, заваленной всяким старым хламом, вдыхал запах краски и холста и пил крепкий чёрный кофе с коньяком. Его одежда сохла над радиатором и была безнадёжно испорчена водой. На ногах у него были шерстяные носки, по словам Азу, доставшиеся в наследство от одного из многочисленных любовников или любовниц. Со стен на него смотрели люди с многочисленных фотографий и полотен. Азу нравилось наблюдать именно за людьми и собирать в своей мастерской самые необычные проявления человеческого характера. Жадность, подлость, порок, честность, добродушие, глупость, лживая добродетель. Азу была гением. Вряд ли она сама понимала, каким талантом обладает. Всего несколькими штрихами она могла выхватить в человеке главное и показать его истинную натуру. На объективе её камеры стояла добродетель в лице проститутки и порок в образе улыбающегося школьного учителя, бизнесмен, развлекающий ребятню фокусами, очень худая женщина, смотрящая на торт с жадным желанием человека, привыкшего сидеть на диете.
— Нельзя отказываться от жизни, это приводит к деформации души и тела, — Азу говорила странные вещи, она болтала много, развязно и порой ужасно бестактно, но смотреть за её работой было сплошным удовольствием. Она не умела говорить, но она умела рисовать. И иногда её рисунки были красноречивее всяких слов.
— Если любишь кого-то, люби, плюнув на все запреты. Если хочешь стать клоуном, стань им несмотря ни на что, но никогда не хорони своей мечты, ну и как говорится, при этом не навреди ближнему своему. Ханжество отвратительно. Мы придумываем себе мораль и никому не нужные запреты, которые сами же стремимся нарушить. Цивилизованный человек никогда не сможет стать свободным. Он ограничен кучей "надо" и "нельзя"... А вот это, смотри, жадность в образе благотворительности. Людям свойственно отрицание самих себя. Всё то, что мы отрицаем, очень часто является частью нас самих.
— Азу, твои картины, они очень сложные.
— Но они впечатляют, верно? Я не говорю о том, что их сможет понять каждый сумасшедший тип. — Рен чихнул.
— Вот именно об этом я и говорю. Ты такой же безумец, как и я. Замри, я рисую твои губы.
У неё были изящные руки с тонкими длинными пальцами. Очень красивые по сравнению с остальным немного нескладным телом. Они двигались над холстом, словно свершая сложный и непонятный танец, полный какого-то внутреннего экстаза, столь свойственного самой художнице.
Азу рисовала его углём, и это было очень возбуждающе. Рен остался у неё на всю ночь, но они так и не стали настоящими любовниками. Был секс, короткий и бурный по пьяни, но видимо для настоящего чувства они были слишком разные и наутро оба смотрели друг на друга с неловкостью и смущением, столь свойственными людям, перед тем как разбежаться в разные стороны.
Тем не менее, Рен вернулся днём, а затем позвонил и пригласил художницу на кофе. Они шлялись по улицам и болтали ни о чём, чувствуя удивительную лёгкость и свободу в общении друг с другом.
— Чтобы стать хорошими друзьями, иногда нужно переспать друг с другом! — не раз повторяла Азуми, комментируя тот факт, что они так неожиданно тесно сошлись. У Рена этому было другое объяснение, впрочем, он никогда не задавался вопросом: почему именно Азу?
Что-то связало их вместе, и он часто приходил сюда в мастерскую Азуми или в её скромную квартирку на Д — авеню. Не раз он встречал у неё разных мужчин и женщин. Некоторые, по словам Азу, были её натурщиками и деловыми партнёрами, такими же неприкаянными художниками, как и она сама. Азу мечтала устроить выставку, и иногда её работы красовались на улицах и в витринах магазинов. Но это приносило не так уж много денег, так же как и подработка портретами на заказ.
Впрочем, Рен тоже не мог похвастать высокими доходами. В последнее время он работал официантом в баре, и это позволяло ему сносно сводить концы с концами. Он снимал двухкомнатную квартиру в Тайском квартале. По ночам работал в баре, днём учился в университете и подрабатывал разносчиком. У Рена была мать, которой он регулярно высылал деньги, но два месяца назад она умерла, и вот он неожиданно оказался предоставленным сам себе. Для него это было непривычно. Остаться совершенно одному в этом большом и шумном городе. Не то что бы он не привык быть один, просто со смертью матери он внезапно осознал это очень остро. У него было много товарищей по университету, но ни одного настоящего друга. К тому же все они были из обеспеченных семей, и дружба с простым официантом, да ещё и полукровкой не делала им чести. И возможно, поэтому сумасшедшая Азуми, несмотря на свои странные пристрастия и вызывающее поведение, стала его единственным другом. Именно она поддерживала его после похорон, когда он, не в силах смириться, пил и пил, пытаясь преодолеть одиночество.
Сейчас он снова вернулся к жизни. И Азу попросила его позировать в студии. Её работа "Человек дождя", сделанная с его фотографии на мосту, оказалась неожиданно популярной.
— Ты красавчик, Рен. Мужикам не положено быть такими загадочными типами. Ты похож на сфинкса, когда молчишь. Молчи всегда, потому что когда ты открываешь рот, ты просто болван. Помассируй мне спинку, Рен!
Не раз, напившись, Азу лезла к нему, пытаясь затащить его в постель, но из этого как обычно ничего толком не получалось. Всё так сказывались наклонности Азу. Трахаться она предпочитала с девчонками
Сегодня он задержался допоздна, но всё-таки ушёл чуть раньше, чем Азу, напившись, начала приставать к нему. Дождь лил как из ведра. Но ему не хотелось признаваться Азу, что у него в последнее время туго с деньгами. Не то чтобы их совсем не было, но было недостаточно для того, чтобы позволить себе кататься на такси.
-Ты зайдёшь завтра? — Азуми уже закрывала дверь, но всё-таки спросила, чтобы не выглядеть невежливой.
Рен кивнул.
— Если будет время.
— У тебя свободное дежурство. Я помню. — Азу хихикнула, и дверь закрылась, оставляя его в мире, наполненном дождём. Рен спустился по лестнице и побрёл по лужам, думая о том, что его фотография висит на центральном рекламном стенде торгового стенда Гранады, а он, как истинный человек дождя, вынужден идти и по лужам, и мокнуть.
Его дом находился в двух кварталах.
На улице уже начинало темнеть, и один за другим зажигались фонари, лампы, рекламные надписи и щиты, приглашающее загадочно вспыхивали витрины магазинов и окна домов. По ночам город превращался в яркий разноцветный мегаполис нового ночного дня. Даже когда шёл дождь, и на улицах почти не было народу.
Рен брёл по лужам, закрыв зонт и позволяя пролетающим мимо машинам окатывать себя водой. Он улыбался. Даже если его костюм окажется безнадёжно испорченным, этот тёплый ливневый дождь стоил того, чтобы ощутить его на себе. Наверное, Азуми права, он был сумасшедшим.
* * *
* * *
* * *
* * *
**
-Пора, — сказал Изу и, на ходу доставая пистолет, первым шагнул из темноты. Кицуна, младший брат господина Кицуны, главаря противоборствующей семьи, оказался удивительно лёгкой мишенью. Лёгкой и беспечной. Он даже, кажется, не понимал, что его хотят убить. Садясь в машину, он быстрее торопился попасть домой, ругал охрану, которая, забыв в эту непогоду о бдительности, медлила с ключами.
Изумо прострелил ему голову с первого выстрела, а затем, не прекращая поливать огнём, двинулся вперёд. Пули весело сплющивались о бронированные поверхности авто, вгрызались в плоть зазевавшейся охраны.
Это было легко. Почти без всякого сопротивления. А потом, когда он и его люди шагнули вперёд, чтобы проверить цель, со стороны гаражей и из соседних автомобилей внезапно полился свинцовый непрерывный дождь. Подстава. Но кто? Изумо и сам не знал, почему он упал на живот, успел перекатиться, отстреливаясь в никуда, увидел, как падают его люди, и рванул в темноту под прикрытие кустов и зданий. Пуля чиркнула в плечо, обожгла горячим, но, кажется, больше ничего не задело. Ему удалось уйти. Везение было его основной чертой. Непередаваемое словами, фантастическое везение. А затем, когда он, шатаясь от пережитого волнения, выбросил пистолет в мусорку и вышел на тёмную подворотню, на него напали.
Это было даже смешно. Уйти из перестрелки для того, чтобы столкнуться с бандой уличных пацанов. Изумо раскидал их одними ногами, напоследок особенно долго и жестоко отпинав их молодого главаря, чтобы не зарывался и знал своё место, и, когда он уже собирался уйти, внезапной силы чудовищный удар обрушился ему на голову. Если бы Изумо не был ранен, то и тогда нельзя было простить себе подобную беспечность. К нему подобрались сзади, а он этого даже не заметил. Уже улетая в бездну, Изумо подумал о том, что это удивительно нелепая смерть. И вполне заслуженная за ту дурость, которую он совершил. Наверное, это был кто-то из людей Кицуны, проследивших за тем, чтобы Изумо не выполнил своё задание. Обидно, если это так.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Рен никогда не натыкался на пьяных и избитых людей. Но вот, обнаружив странного светловолосого парня почти под самой своей дверью, растерялся, даже не зная, как тут поступить. С одной стороны, надо было немедленно позвонить в полицию, но тогда придётся рассказывать в полиции о съёмной квартире, на которой он живёт не вполне законным образом, и подставлять свою хозяйку, с другой стороны, бросить нуждающегося в помощи человека он тоже не мог.
Рен подумал с несколько секунд, а затем, наклонившись, осторожно ощупал валяющегося на асфальте бродягу. На нём была дорогая чёрная майка, порванная в нескольких местах, и кожаные штаны, и, хотя от него ощутимо несло виски, на бродягу он явно не походил. Скорее всего, на нём была и куртка, но её, вероятнее всего, стащили.
Лицо и затылок в крови. Рен немного разбирался в медицине и сразу определил, что голова цела, и рана просто поверхностная. Парень застонал от боли, и Рен, с вздохом покорности судьбе, поплевал на руки и взвалил его на плечо.
Видимо, деваться некуда. Что ж, он и сам не раз попадал в скверные истории, и всегда находился кто-то, кто выручал его. Быть может и этот случай ни что иное, как испытание, посланное ему в расчёте на то, чтобы проверить его добродетель. Хотя Рен никогда не относил себя к разряду добряков, одно он точно не мог сделать. Это оставить человека в беде.
Затащив полумёртвое тело в узкий коридор, Рен поднатужился и, всё-таки не удержав парня, упал с ним на колени.
— Зачем я это делаю? — угрюмо спросил он сам себя.
И выругавшись, подхватил тяжёлое тело под мышки. Парень казался почти что худым, но весил будь здоров. Рен раздел его и промыл ему раны. Голова была разбита, и несколько рёбер сломаны, не говоря уже о том, что лицо было превращено в жуткий кровоподтёк. Судя по всему, пацана здорово били и, скорее всего, ногами.
На щеке виднелся красный отпечаток рифленой подошвы.
— Интересно, кто тебя так разукрасил? — вяло поинтересовался Рен, перевязывая ему голову и обрабатывая лицо раствором йода. На плече у парня была глубокая обожжённая рана. Рен никак не мог понять её происхождения. Осторожно наложив ватный, пропитанный раствором перекиси тампон, он наложил ещё одну повязку и, выкинув в таз с водой пропитанную кровью вату, вытер со лба пот. Жутко хотелось спать, но, судя по состоянию незнакомца, ночка впереди предстояла долгая и бессонная. А долгожданный выходной накрывался медным тазом.
— По нашим улицам не стоит шляться одному и ещё в такое время, — нравоучительно заметил Рен, накладывая пластырь. Показалось или нет, но разбитые губы внезапно дрогнули в улыбке.
* * *
* * *
* * *
* * *
Изумо открыл глаза и увидел перед собой низенький стол, на котором громоздились пакеты из-под еды и грязные тарелки. Куда бы его ни занесло, его спаситель не был чистюлей. Он поморщился, думая о том, где он находится, и главное, кто позаботился о нём? Люди Кицуны не выпустили бы его, пока не убедились, что он мёртв. Почему он здесь? В голове всё смешалось в противный липкий туман. Изумо заставил себя прогнать его и сесть. Рёбра отозвались глухой, ноющей болью из-под наложенной поверх куска доски тугой повязки. Его голова и плечо тоже были забинтованы, а многочисленные ссадины и порезы обработаны и аккуратно залеплены пластырем. Что ж, кто бы ни оказал ему помощь, он оказал её довольно грамотно. Оставалось надеяться, что у этого невесть откуда пролетавшего мимо ангела милосердия хватило ума не вызывать полицию. Изумо осмотрелся, заодно незаметно напрягая и расслабляя мышцы и прогоняя кровь по венам, чтобы в случае опасности реакция не оказалась слишком замедленной.
Комната, в которой он находился, была маленькой и относительно чистой, если не считать разгрома на столе. Стол и встроенный в стену платяной шкаф были почти единственной мебелью, не считая двух высоких напольных ламп, явно не гармонирующих с всеобщей обстановкой. На стене над его матрасом висел огромный портрет популярной в последнее время рекламной репродукции. "Человек дождя". Изумо подумал о том, что точно такая же фотография висит в его собственной комнате, не в пример более роскошной и просторной. Точно так же почти во всю стену.
Юноша на ней стоял на мосту, запрокинув голову и подставляя своё лицо тугим прозрачным струям. Дождь стекал по его мокрым волосам, заставляя их липнуть к воротнику плаща, мокрые пряди струились по щекам. На губах блуждала загадочная мечтательная улыбка. О чём он думал, этот парень, стоя в фиолетово — розовых летних сумерках под проливным дождём, и почему он улыбался? Наверное, он был счастлив. Влюблённый, идущий со свидания, или сумасшедший, потерявший всё и наслаждающийся кратким мгновением свободы? Изумо любил смотреть на него и всегда пытался найти ответ. О чём он думает, этот красивый, удивительно нереальный парень с фотографии? Почему у него такая счастливая улыбка. Когда-то у него была нелепая мысль найти его и задать этот вопрос. О чём же он мечтал в ту секунду, когда камера случайного фотографа запечатлела эту удивительно трогательную откровенную сцену. Но затем Изумо не стал этого делать. Улыбка "человека дождя" приносила ему покой и кусочек чего-то забытого и невероятно далёкого, как сосновые ветки в день дзёдай. И ему не хотелось разрушать этот прекрасный романтический миг, глядя на который он иногда любил мечтать.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
