Артур-ролевик. Лич 3

* * *

Проснулся я очень поздно. Солнце успело к этому времени подняться высоко и согреть землю и воздух до состояния: еще не жарко, но скоро будет. Самочувствие было паршивым. У меня сложилось мнение, что я всю ночь сначала грузил мешки с песком в железнодорожный вагон, а потом меня умело и с большим энтузиазмом пинал десяток футболистов.

— Гадство, — поднимаясь с земли и распрямляясь, проговорил я вслух. — Неужели заболел? Блин... ролевка накрылась медным тазом.

Подобрав свои немудреные пожитки, я направился в лагерь. Там уже давно никого не было. Редкие индивидуумы с зелеными лицами после вчерашних возлияний на меня внимания не обращали, ошибочно считая собратом по похмельному синдрому. Никого из знакомых найти не удалось, да и находиться дольше необходимого мне не хотелось. Отбив смску с объяснением своего поступка приятелю, я ушел в сторону ближайшей остановки транспортных маршрутных средств, откуда добрался до дома.

Переодеваться было настолько неохота и тяжело, что всю дорогу я провел в своем игровом облачении, срезав только черепа с плаща и посоха и убрав их в мешок. На косые взгляды попутчиков старался не обращать внимания — было абсолютно плевать на их мнение, а потом, те должны быть наслышаны про большой съезд ролевиков. Так что, вызывать 'скорую' и милицию, аргументируя свои поступки экстравагантным видом соседа, граждане не должны.

Дома я закинул посох в шкаф, повесил в прихожей свой плащ и полез в ванную, наполненную горячей водой, согреваться. У меня были сильные подозрения, что ночевка на свежем воздухе помогла простуде укрыться в моем организме, оттого и хожу сейчас разбитым стариком. Ломота в костях и озноб немного уменьшились после горячего купания, но тошнота никуда не делась. К ней, компенсируя частичное исчезновение других неприятных симптомов, добавилась головная боль и головокружение.

— Хаос вас всех побери! — в сердцах, не понятно для самого себя, выругался я. — Неужели настолько серьезно заболел?

Выпотрошив аптечку и сверяясь со справочником по медицинским препаратам, я проглотил пяток пилюль из разных баночек и упаковок. Половина были витамины, которые не должны повредить, остальная половина лекарств пришлась на антибиотики. Натянув на себя толстый халат (хочу к бабке в деревню, у которой стоит газовое отопление и отличная печка в бане), я добрался до кровати и упал на матрас. Немного поелозив под одеялом, стараясь получше в него закутаться, чтобы не дуло, я уснул.

Сновидения, которые до этого посещали меня крайне редко, были очень сумбурными и смутными. Толпы скелетов сменялись бегущими людьми в латах, подземные помещения — замковыми стенами, с которых обороняющиеся пускали в МЕНЯ стрелы. Проснулся уже поздно вечером от назойливого знакомого звука возле кровати. На тумбочке, выложенный по привычке, ворочался телефон, дребезжа вибросигналом.

— Да, — с трудом оторвал голову от подушки и поднес телефон к уху. — Слушаю... кто это?

— Артур, — донеся до меня, прерываемый помехами, голос Санька, — ты совсем обалдел? Где тебя носит и что значит эта надпись, что ты едешь домой? Это шутка?

— Здорово, Санек, — приветствовал приятеля я. — Нет, какая тут шутка. Я заболел, вот и вся причина. Сейчас лежу дома и пытаюсь прийти в себя.

— Как так — заболел? — сильно удивился приятель. — Ты же такого слова по отношению к себе не знаешь. Гонишь, да? Просто нет желания отыгрывать персонажа, поэтому и сбежал домой... А-а, так ты с Олеськой. То-то смотрю, что она тоже отсутствует. Вроде как утром была, а потом резко пропала. Блин, Артур, ты в своем репертуаре, не мог до вечера подождать, когда игра закончится и все вернутся в лагерь...

Слова приятеля про девушки вызвали очень странные ассоциации. Невольно отключившись от разговора, я попытался вызвать образы, которые мелькали на периферии сознания. Что-то было связано с Олесей и игрой, что-то очень серьезное. Резкий оклик собеседника сбил настрой, заставив память захлопнуть крышку на сундуке воспоминаний-образов.

— Эй, ты что там, — проговорил Санек более громко, чем перед этим, — увлекся свой подругой? Чего молчишь?

— Я нахожусь у себя дома совершенно один, — раздраженно ответил я. — Олеси со мною нет и я ее не видел в лагере. Говорю тебе, что за-бо-ле-л. Повторить?

— Че ты нервный такой, — смутился Санек от полученного отпора в моих словах. — Заболел, так заболел. Один, так один. Температура есть, может, простудился?

Я коснулся ладонью лба, пытаясь определить насколько тот горячий. Хм, или ее нет, или рука и голова имеют почти одинаковые градусы, разница между которыми не фиксируется. Надо будет градусником проверить, это надежнее.

— Не знаю, — ответил я собеседнику. — Вроде бы нет, но надо убедиться точнее... Слушай, давай ты позже перезвонишь, вечером, там, или завтра с утра, а?

— Так уже сейчас вечер! — удивился парень. — Почти все уже вернулись в лагерь и сейчас празднуют-горюют после недавних сражений. Я поэтому и звоню тебе, что добрался до мобилы, которую забыл в палатке. Ладно, отсыпайся, а завтра я перезвоню или наведаюсь лично. Смотри, не вздумай умирать.

— Типун тебе на язык, — вяло огрызнулся я. — До завтра.

Положив телефон обратно на тумбочку, я выбрался из кровати (не хотелось этого делать жутко, но смог пересилить собственную лень) и вооружился градусником. Точнее, сначала я пару минут задумчиво вертел в руках старый ртутный и новый электронный, определяясь, какой же мне использовать.

— Эх, все хорошее, — решил вслух сказать я, — это старое. Посмотрим, что он покажет.

Серебристый столбик термометра после нескольких минут показал странные тридцать четыре градуса. На всякий случай я перепроверил результат вторым прибором, но и там значение было идентичное.

— Что за фигня? — поскреб я затылок, столкнувшись с непонятным феноменом. — Я остываю?

Некоторое время я боролся с желанием вызвать 'скорую', но лень на этот раз победила. Нежелание отвечать на глупые (большей частью и по моему мнению) вопросы помогло мне отказаться от этой мысли и вернуться обратно в кровать. Ужин я решил перенести на утро, совместив его с завтраком.

На этот раз ночь прошла спокойно. Видения меня не беспокоили и выспаться удалось хорошо. Вот только пробуждение было тяжелым. Повторялась вчерашняя ситуация в лесу, когда ушедший сон забрал с собою умиротворение и негу, оставив взамен боль и тоску. Последняя возникла не пойми с какого бодуна. Ничего такого, что могло бы ее вызвать я припомнить не смог. Списывать такое мрачное настроение на неудачу с девушкой, с которой так и не смог встретиться на игре, не стал. Оставалось только недомогание...

Аппетита по прежнему не было, но оставаться и дальше без еды благоразумие не позволяло. Разбив на сковородку несколько яиц, предварительно обжарив там до хрустящей корочки нескольку ломтиков ветчины, я дождался ее готовности и выложил на тарелку. До этого дня подобное блюдо было одно из моих любимых, но в это утро в горло не лезло ничего.

Минут пять ковырялся в тарелке вилкой, медленно жуя ранее наколотый кусочек обжаренной ветчины. Потом раздался звонок в дверь, и я поплелся встречать неизвестного посетителя.

— Ты даешь, старик, — не успев поприветствовать меня, с порога заявил Санек. — Сильно изменился. Такое ощущение, что не сутки пропадал, а полгода скитался по пустыни. Когда похудеть так успел, колись?

Потом повел носом, ухватывая ароматы приготовленной еды, и направился на кухню. Я пошел следом, борясь с раздражением и недовольством, что приятель потревожил меня.

— Опаньки, — радостно воскликнул парень, рассматривая дымящуюся яичницу. — Смотрю, ты наготовил с избытком. Гостей ждал или аппетит хороший?

— Ни то и не другое, — плюхнулся я на прежнее место. — Просто не ел уже больше суток. Рассчитывал, что и этого будет мало. Вот только немного ошибся — кусок в горло не лезет.

— Хреново, — посерьезнел приятель. — Ты в больничку обращался? Нет? А чего ждешь?

— Думал, — пожал я плечами, — что все пройдет за день-два.

— Но это не прошло, — спокойно договорил за меня Санек, потом достал из кармана сотовый и нажал пару клавиш. — Але, скорая? Пришлите врача, пожалуйста по этому адресу... не знаю, человек едва передвигается второй день. Ничего ни ест и не пьет... откуда я могу знать, доктор что ли? Не пришлете машину, буду жаловаться.

— Вот, уроды, — пожаловался он мне, убирая трубку телефона в карман и пододвигая к себе мою яичницу. — Ты есть не будешь? Вот и замечательно, а то я к тебе сразу из полей примчался, только вещи у родителей скинул.

Набив полный рот и одобрительно гмыкая и угукая, Санек выразил восхищение моему кулинарному таланту, попутно возмущаясь черствости врачей, что принимают заявки.

— Представляешь, — махая вилкой в воздухе, проговорил он, — она мне говорит, чтобы больного своим ходом доставили в ближайшую больницу. Это скоро так дойдет, что и милиция будет говорить, чтобы потерпевшие опрашивали свидетелей и осматривали место происшествия. А потом со всеми этими данными приходили к ним. Куда страна катится? Столько нормальных людей, но система, которой они служат настоящее болото, изменяющее их до неузнаваемости!

Больше часа прошло с того момента, как Санек дозвонился до врачей. Приятель порывался перезвонить еще раз или два, но я его отговорил. А потом заявился и доктор. Точнее, докторша — симпатичная женщина немногим за тридцать с пластмассовым саквояжем синего цвета с красный крестом на обеих сторонах.

— Ты больной? — почти утвердительно произнесла она, посмотрев на меня. В комнату ее провел Санек, открыв дверь после ее звонка. Получив утвердительный кивок от меня и подтверждение от приятеля, она присела на стул и достала свои медицинские приборы.

— Рот открой, — приказала она, вооружившись холодной металлической лопаточкой. — Язык высунь... ага.

— А-а-а, — на всякий случай проговорил я, распахивая рот насколько возможно. Женщина с некоторым удивлением посмотрела на меня:

— Это не обязательно. Выполняйте только то, что вам скажу я.

Осмотрев язык и горло, она посветила в глаза и приказала закатать рукава на водолазке, в которую я облачился с утра. За ее спиною послышалось возмущенное пыхтение Санька.

— Доктор, — оскорблено заявил он. — Мой друг наркоманией не страдает и наркотики не принимает. Он, даже, водкой не сильно увлекается.

— Я рада за него и за тебя, что есть такой лучший друг, — не оборачиваясь к нему, ответила женщина. Дождавшись, когда я обнажу руки до бицепсов, она ловко обмотала руку толстой материей с пристегнутыми к ней резиновыми трубками и циферблатом с 'грушей' насоса. Накачав воздуха так, что материя туго сдавила руку, врач спустила его часть и повторила операцию. Недовольно нахмурилась, когда посмотрела на результаты, и еще раз измерила давление.

— Страдаете от болезней сердца? — спросила она, убрав манометр и вооружившись градусником. — Обращения были до этого с похожими симптомами?

— Нет, — отрицательно покачал я головою, зажимая под мышку холодное стекло градусника. — Все началось вчера. Позавчера уехал в лес, там переночевал, а утром проснулся уже больной. Думал, что за сутки пройдет, но ошибся.

— Думать надо, когда спишь на голой земле, — сердито ответила женщина, записывая у себя в журнале непонятные для меня каракули (именно такими выглядели в моих глазах ее слова). — Собирайся, ляжешь в больницу для осмотра и наблюдения.

— А что с ним, доктор? — встрял в наш разговор Санек. — Что-то серьезное?

— Не знаю, — ответила она, укладывая свои вещи обратно в саквояж. — Очень похоже на сильное переутомление и простуду. В больнице все станет ясно.

Пока Санек о чем-то трепался с врачом, я вяло набивал сумку вещами первой необходимости. Несколько футболок и рубашек, пара брюк, на всякий случай добавил спортивный костюм. В барсетку закинул документы и немного денег,

— Я готов, — сообщил я врачу. — Можем двигать.

Санек проводил (и помог заодно донести сумку) меня до машины и пообещал связаться немного позже. Бело-желтая 'газель' привезла меня в первую городскую, где выгрузила и отправилась дальше по своим делам. Женщина врач передала меня перед этим на руки одной из больничных медсестер. Та посадила на стул (еще старый, с дерматиновой обивкой и квадратного сечения деревянными подлокотниками) и ушла по своим делам. На час я был предоставлен самому себе, всеми забытый и заброшенный. Посидев минут десять в коридоре и устав от постоянного толкания и пинания по ногам пациентами, что носились по больнице, я вышел на улицу. Солнышко немного согрело меня, но стоять под его лучами на своих двоих было тяжело в теперешнем состояние, поэтому я отыскал покоцанную лавочку возле отдельного кирпичного строения. Здание было странным на всеобщем фоне посреди больничного комплекса. Окна отсутствовали полностью, только две двери, обитых листовым железом, впускали свежий воздух и рабочий персонал в помещение. Интересно, они там от сырости и холода не страдают? Здание уж очень низенькое в один невысокий этаж, что позволяло подумывать о полуподвальном размещении. Может быть, подсобка или иное хозяйственное здание, в котором хранят рабочий инвентарь, запчасти к механизмам или поломанную, но окончательно не списанную утварь?

Понемногу, пока я так размышлял, вычерчивая носком ботинка в пыли замысловатые кривые и рассматривая здание, самочувствие начало улучшаться. Даже появился аппетит, который заставил пожалеть о необдуманном желании не брать с собою перекус из дома.

— Вот он где, — донесся до меня сердитый женский голос. — Сидит себе на солнышке греется. Я тебе где сказала меня дожидаться?

— Совсем рядом возникла медсестра, что приняла меня у врача 'скорой'. Лицо выражало высокую степень раздражения, да и интонации в голосе тоже об этом непрозрачно намекали.

— Извините, — смешался я. — Так получилось... просто в больнице все толкаются, ругаются. Пришлось выйти на улицу.

— Толкают его, видите ли, — отозвалась медсестра, немолодая, полная женщина с окрашенными волосами в ярко-рыжий цвет. — Пошли за мною: буду в палату устраивать.

— Так, я уже неплохо себя чувствую, — попробовал я возразить. — Может, без стационара обойдусь, а?

Мое самочувствие и настроение сильно улучшились, тут я не лгал. Вполне могло быть и так, что вся моя хворь почти прошла к этому моменту.

— Вот после вечернего осмотра врач и решит, как с тобою поступать, — возразила мне собеседница, развернувшись спиною и направившаяся в соседнее здание. — А пока полежишь под присмотром.

Палата моя оказалась аж на четвертом этаже. Если бы я себя ощущал прежней развалиной, то пройти все ступеньки самостоятельно не смог. А так, почти вернув себе прежнюю легкость и силу после прогревания на лавочке солнцем, я преодолел их легко и быстро.

— Вот тут ты и поселишься, — открыв простую дверь с номером 'сорок', произнесла моя сопровождающая. — Завтрак ты пропустил, но обед будет через час с небольшим. Соседи помогут не заблудиться и добраться до столовой.

С этими словами медсестра покинула меня, отправившись обратно. В небольшой, но светлой и с высокими потолками комнате стояли четыре кровати, заправленные белоснежными простынями. Точнее, заправлены были только две из них, прочие же были заняты парой мужчин, валяющихся на них.