Бракованный мозг и Орден Феникса

1.

Я всё еще жив?

Последнее, что вертелось у меня в голове — как я кидаю самонаводящимся файрболлом в этого мелкого гада Нимпи, а он сигает от меня за экспериментальный астральный портал. И...

И больше ничего не помню.

Зато теперь я точно знаю, что расфигачив файрболлом почти доработанную, хотя еще крайне нестабильную магоустановку по реконфигурации времени и пространства, можно остаться в живых. Никакое знание не бывает лишним, и оно еще пригодится мне, если у меня когда-нибудь повторится что-то в этом роде. Зная себя — наверняка пригодится.

Если бы я еще мог вспомнить, кто я такой...

Но, главное, я жив, а проблемы я буду решать по мере поступления. Что-то во мне одобрительно шевельнулось, как бы намекая, что это мой любимый подход и что он никогда еще меня не подводил. Вот и отличненько.

— Нимпи, тварь ты инфернальная... — прохрипел я. Собственный голос показался мне чужим и почему-то писклявым.

Тишина. Сдох чертяка. Ладно, нового призову, у этого всё равно ручонки росли из задницы, отнимая законное место у дурацкого хвоста, которым он всё время попадал куда не надо. Вызову кого-нибудь покрупнее и потолковее.

Ощущения понемногу возвращались. Я лежал на жёсткой ровной поверхности, не каменной, но и не грунтовой. Не помню, чтобы в крыле для опасных экспериментов была такая. Самочувствие было никудышным, но ни ранений, ни увечий не ощущалось, только справа во лбу что-то болело. Учитывая обстоятельства, грех было жаловаться.

Было невыносимо холодно, и холод был какой-то специфический, словно я не файрболл метнул, а Загробную Вуаль. Я разлепил глаза, с трудом приподнялся и сел — вокруг было темно и всё почему-то расплывалось. Неподалёку над чем-то склонились две тени, которые я определил навскидку как нежить незнакомого вида и умеренной опасности. Метнул в каждую по заклинанию упокоения — тени исчезли, а вместе с ними стал рассасываться и холод.

Что ж мне плохо-то как стало...

Я улёгся обратно на эту странную поверхность, чтобы отдышаться. К общей дурноте и ознобу добавилось слабое магическое истощение — это с двух-то упокоений, а ведь надо постараться, чтобы так себя укатать. Видно, почти вся моя сила уже была истрачена на то, чтобы выжить.

— Гарри! Гарри! — послышался издали старческий женский голос.

Воспоминания стали возвращаться. Эту старуху звали миссис Фигг и она была моей соседкой, странная поверхность называлась асфальтом и использовалась для дорожного покрытия, а сам я находился в небольшом городке, название которого никак не приходило на ум. Я был уверен, что это чужие воспоминания, хотя мне было не с чем сравнивать. Простой здравый смысл подсказывал, что асфальт и миссис Фигг не совмещаются со взрывом недоделанного астрального портала, а если и совмещаются, то способом, который наверняка мне не понравится.

Чужая память услужливо подсказала, что две упокоенные мною твари называются дементорами и считаются смертельно опасными. Как это соотносится с тем, что они свободно разгуливают по улицам городка, она скромно умолчала.

— Гарри, ты в порядке?! — голос миссис Фигг прозвучал уже в нескольких шагах от меня. Я успел немного отлежаться и снова сел на асфальте.

— Да, миссис Фигг, — на автомате отозвался мой голос, повинуясь моему намерению ответить. Довольно-таки высокий и ломкий, подростковый. Я оглядел свои руки и ноги — они действительно принадлежали тощему долговязому подростку.

— Ты уронил свою палочку, — старушка сунула мне в руку палку толщиной в два моих пальца и длиной от кисти до локтя, на ощупь деревянную. Память ничем не отозвалась на неё, сочтя, что на сегодня уже достаточно поработала. Я машинально сжал палочку в руке, а старушка запричитала: — Нет, я просто убью этого Мундангуса Флетчера!

— Что? — тупо отозвался я.

— Сбежал! Какая-то у него там встреча, какие-то левые котлы. Ну иди же поскорее в дом, здесь опасно! И этот твой кузен пусть тоже идёт. Ну ты, — прикрикнула она на толстого парня, бесформенной кучей валявшегося на обочине примерно там, где я упокоил двух нежитей. — Шевели наконец своей жирной задницей!

А не очень-то она вежлива с моим, надо полагать, кузеном. Я поднялся на ноги, попутно размышляя над непростым экзистенциальным вопросом — если сознание моё, а тело еще недавно принадлежало некоему Гарри, кто из нас может считаться живым, а кто мёртвым? Память вяло пискнула, что к прежнему телу у меня никогда претензий не было, а это тело выглядит подозрительно некондиционным. Ладно, будем работать с тем, что есть, могло бы быть и хуже.

Миссис Фигг потянула парня за руку, но тот только сильнее съёжился в комок. Он весь дрожал, его лицо было землисто-серым. Дадли, скупо выдала моя память, Дадли Дурсль. Про факты она умолчала, сообщив сразу результат — прежний хозяин теперь уже моего тела ненавидел своего кузена. Мне не за что было его ненавидеть, поэтому я тормошил его, пока не заставил встать, закинул его руку себе на плечи и кое-как довёл до дома. Зрение прояснялось с каждым шагом, и когда я оказался у дома, то мог уже сносно различить калитку в заборе и щеколду на ней.

Миссис Фигг шла за нами и всё время что-то говорила, через слово поминая каких-то мистера Тиббла с мистером Прентисом и какой-то статут, за нарушение которого всё равно придётся отвечать. Мне было не до того, чтобы вникать в её слова — Дадли был слишком тяжёл.

Пока я открывал калитку и протаскивал через неё кузена, к дому телепортировался какой-то пропойца. Миссис Фигг стала орать на него, одновременно лупя авоськой, в которой гремело нечто вроде железных банок, а я поволок на себе кузена через небольшой цветник к крыльцу дома.

Дверь была заперта, пришлось звонить. Её открыла тощая белобрысая женщина стервозного вида, немедленно кинувшаяся к Дадли. Тот стоял в прихожей, бессмысленно раскачиваясь, пока его не стошнило на ковёр, и женщина в ужасе закричала:

— Вернон! Вернон! Дадли плохо!!!

В прихожую вбежал грузный усатый мужчина среднего возраста. Вдвоём они подхватили парня под мышки и повели в гостиную.

"Тётя Петуния", — подсказала мне чужая память. — "Дядя Вернон".

Они усадили Дадли на стул и захлопотали вокруг него, не обращая на меня никакого внимания. Я воспользовался этим, чтобы оглядеться. Вокруг царила стерильная чистота, хотя во всём доме не было никакой магии, не считая небольшого точечного источника на втором этаже коттеджа. Светильники и прочие приборы работали на допотопном электричестве — даже визор в гостиной, сейчас включённый. Память снова скупо выдала, что прежний хозяин тела ненавидел этих двоих, хотя и не так, как Дадли. За что конкретно, не ответила, прислав вместо этого отклик вроде "извини, хозяин, нам достался бракованный мозг".

Вернон и Петуния тем временем наперебой домогались от Дадли, кто виноват в его плачевном состоянии.

— Кто это сделал, сынок? Назови имена. Будь уверен, мы их найдём!

— Ш-ш-ш, он что-то хочет сказать, Вернон! Что, Дадличка? Скажи маме.

Толстый Дадли обрёл наконец дар речи и использовал его, чтобы выдавить:

— Это он.

Я почему-то сразу понял, кого он имел в виду. Память охотно подтвердила: "Ага, так всегда и было."

— ТЫ! А НУ ИДИ СЮДА! — прорычал Вернон. Я сделал пару шагов к нему, а он подступил ко мне, сверля меня злобными глазками на побагровевшей от гнева физиономии. — Что ты сделал с моим сыном?!

Я не помнил, делал ли я с ним что-нибудь, но на всякий случай сказал:

— Ничего.

— Диди, дорогой, он... делал это? — допытывалась Петуния. — Ну, сам-знаешь-что? Он... доставал свою штуку?

Это в кого же я угодил?

Я скосил глаз на свою ширинку — она была застёгнута. Улик нет.

Дадли медленно, боязливо кивнул. Петуния издала протяжный вопль, а Вернон затряс кулаками. В этот момент в открытое окно бесшумно влетела сова. Задев на лету макушку Вернона, она сбросила мне под ноги большой желтоватый конверт, который тащила в клюве, и улетела прочь.

— СОВЫ! — заорал Вернон, с грохотом захлопнув окно. — Я же говорил, что больше не потерплю в доме никаких сов!

А у меня, напротив, возникло ощущение, что сова — это здесь нормально. Пока он возился с окном, я вскрыл конверт и развернул письмо.

"Уважаемый м-р Поттер!

Служба надзора установила, что сегодня в двадцать три минуты десятого вы использовали заклинание Патронуса в маглонаселённом районе и в присутствии одного из маглов. Доводим до вашего сведения, что вследствие столь серьёзного нарушения Декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних вы исключаетесь из школы чародейства и волшебства Хогвартс. В ближайшее время к вам прибудут сотрудники Министерства, чтобы уничтожить вашу волшебную палочку. Кроме того, поскольку вы уже допускали подобные нарушения прежде, уведомляем вас, что двенадцатого августа сего года в здании Министерства Магии состоится дисциплинарное слушание по вашему делу.

Министерство Магии, отдел неправомочного использования волшебства, представитель службы надзора Матильда Мелкирк"

Краем сознания я улавливал, что родственники что-то говорят мне, но главное внимание у меня занимала расшифровка послания, судя по всему, официального. Мой предшественник что-то нарушил, именно это пыталась втолковать мне миссис Фигг в перерывах между руганью в адрес каких-то неизвестных мне личностей, и теперь его проблемы стали моими.

Меня исключают из какой-то школы. Не смертельно, я и без неё колдую как дышу, несмотря на то, что ничего не помню. Всё-таки многое у меня было наработано до автоматизма. Будет слушание по моему делу — это тоже ничего, несовершеннолетнего не должны осудить строго, даже если он был рецидивистом. Гораздо хуже, если этот парень пытался изнасиловать жирдяя, насилие везде считается одним из тягчайших преступлений. Или здесь с этим проще, если судить по поведению местных? По крайней мере, бить по голове кошёлкой посреди улицы у них считается нормальным.

А эта палочка, значит, волшебная? Странно.

Я выташил её из-за ремня, куда засунул, чтобы не мешалась в руке, пока я доставлял Дадли домой.

— НЕТ!!! — завизжала Петуния. — Не смей доставать эту... эту штуку!!!

Это что же, штукой была палочка, а не то, что я подумал? Я покрутил деревяшку в руках — в ней не чувствовалось никакого волшебства. Она была не цельным куском дерева, в ней ощущался какой-то наполнитель, но, похоже, все её магические свойства улетучились вместе с уходом прежнего хозяина. Так иногда бывает у персональных артефактов, сильно завязанных на магию владельца.

Раздался стук в стекло, сильно перепугавший родственников. В окно ломилась ещё одна сова, к лапе которой было привязано письмо.

Или этот мир такой маленький, или здешние совы умеют телепортироваться.

Не обращая внимания на протестующие вопли Петунии и Вернона, я открыл окно и принял письмо.

"Гарри, Дамблдор уже отправился в Министерство. Никуда не уходи из дома, ни в коем случае не колдуй, не отдавай им палочку.

Артур Уизли"

Что-то быстро здесь сведения расходятся. Времени прошло всего-ничего, а одни уже успели всё прознать и осудить меня, другие — подхватиться мне на выручку. Откуда первые узнали — это понятно, у них надзор и, надо полагать, круглосуточные дежурства. А вторые-то откуда?

— Что это за письма? — требовательно спросил Вернон.

— Первое — что меня исключили из школы, — ответил я, всё еще пытаясь сообразить, к лучшему это или к худшему. — Второе — от знакомых, которые против этого.

— И за что же тебя исключили?

— За несанкционированное колдовство.

— АГА! — Вернон стукнул кулаком по столу, подпрыгнувшему от этого удара. — Признался?! Говори, что ты сделал с Дадли?

— Это не я, там две твари были. Дементорами называются.

— И кто это такие — дементоры? — продолжил допытываться Вернон.

— Охранники колдовской тюрьмы, Азкабана, — вдруг произнесла Петуния. И сразу же закрыла свой рот рукой, словно оттуда вырвалось нечто непристойное.

— Петуния? — строго спросил её муж. — Они могли сделать это с Дадли? — он кивнул на полуживого сына.

— Ох, могли... Я слышала, как тот гадкий мальчишка рассказывал о них ей... сестре... Они выпивают души из людей, Вернон!

Я начал понимать. Очевидно, у прежнего хозяина тела не получилось справиться с дементорами, несмотря на попытку колдовства.

Вернон беззвучно открыл рот, потом закрыл, и так несколько раз. Осведомленность супруги доконала его. Тут в окно влетела третья сова, с сообщением, что до суда мою палочку не сломают и меня не исключат из школы. Разумная поправка. Во всех государствах, цивилизованных и не очень, наказывают после суда или на худой конец без него, но не до него.

Только что мне тогда делать с палочкой? Было бы лучше, если бы её сломали, она всё равно была испорчена.

Опомнившись, Вернон с Петунией затормошили Дадли, проверяя, осталась ли в нём душа. Пока они суетились вокруг него, ко мне прилетела четвёртая сова.

"Артур рассказал мне, что случилось. Ни в коем случае не выходи из дома. Сириус"

А кто такой этот Сириус? Память нехотя выдала, что это крёстный подростка, в чьё тело я угодил. Как и прежде, она обошлась без подробностей, сообщив только, что мой предшественник любил этого человека как родного.

— Я хочу знать правду, что у тебя там случилось, — прорычал Вернон, которого четвёртая сова привела в предапоплексическое состояние. — Если на Дадли напали эти дерьменторы, почему исключают тебя?! И что они вообще здесь забыли, у нас в Литл Уингинге?

— Откуда я знаю? — я пожал плечами. — Были, и всё.

— Это всё из-за тебя, — напористо продолжил он. — Ты здесь такой один на всю округу. Один такой ненормальный, ты-знаешь-о-чём-я.

— Колдун, что ли? — уточнил я.

— Сколько раз говорить, не смей произносить при мне это слово!!! — взревел Вернон, хватая меня за грудки. — И никакие ваши другие...

Он не закончил, потому что волна моей силы отшвырнула его к стене. Терпеть не могу, когда меня хватают за грудки.

— ТЫ-Ы!!! — взвыл он, кидаясь на меня. — КАК ТЫ ПОСМЕ-ЕЛ!!!

На этот раз я не только отшвырнул его, но и оставил приклеенным к стене. Петуния взвизгнула от ужаса и кинулась к мужу, забыв даже про своего Дадли.

— Давайте без рук, Вернон, — произнёс я нарочито сдержанным тоном. — Что вы орёте, как истеричная баба, вместо того, чтобы поговорить спокойно, как мужчина с мужчиной?

Петуния отчаялась оторвать Вернона от стены и тоже попыталась наброситься на меня с рукоприкладством. Пришлось приклеить её к стене рядом с мужем.

— Когда успокоитесь, отпущу.

Я присел на ближайший стул и стал ждать. Родственники — язык не поворачивается назвать их моими — всячески извиваясь, тщились оторваться от стены. Дадли, всё еще не в себе после нападения тварей, сидел к ним спиной и ни на что не реагировал.

— Гарри... — всхлипнула Петуния, когда наконец убедилась, что ей не вырваться. — Гарри, отпусти...

— Когда успокоитесь, сказал же. И не дёргайтесь, а то удар хватит, — обратился я уже к Вернону. — А будете ещё скандалить, оставлю так и спать пойду. Вы оба просто рехнулись — разговаривать с колдуном в подобном тоне. Я же на счёт "пять" вас в землю закатаю и скажу, что так и было.