Бракованный мозг и Орден Феникса

1.

Я всё еще жив?

Последнее, что вертелось у меня в голове — как я кидаю самонаводящимся файрболлом в этого мелкого гада Нимпи, а он сигает от меня за экспериментальный астральный портал. И...

И больше ничего не помню.

Зато теперь я точно знаю, что расфигачив файрболлом почти доработанную, хотя еще крайне нестабильную магоустановку по реконфигурации времени и пространства, можно остаться в живых. Никакое знание не бывает лишним, и оно еще пригодится мне, если у меня когда-нибудь повторится что-то в этом роде. Зная себя — наверняка пригодится.

Если бы я еще мог вспомнить, кто я такой...

Но, главное, я жив, а проблемы я буду решать по мере поступления. Что-то во мне одобрительно шевельнулось, как бы намекая, что это мой любимый подход и что он никогда еще меня не подводил. Вот и отличненько.

— Нимпи, тварь ты инфернальная... — прохрипел я. Собственный голос показался мне чужим и почему-то писклявым.

Тишина. Сдох чертяка. Ладно, нового призову, у этого всё равно ручонки росли из задницы, отнимая законное место у дурацкого хвоста, которым он всё время попадал куда не надо. Вызову кого-нибудь покрупнее и потолковее.

Ощущения понемногу возвращались. Я лежал на жёсткой ровной поверхности, не каменной, но и не грунтовой. Не помню, чтобы в крыле для опасных экспериментов была такая. Самочувствие было никудышным, но ни ранений, ни увечий не ощущалось, только справа во лбу что-то болело. Учитывая обстоятельства, грех было жаловаться.

Было невыносимо холодно, и холод был какой-то специфический, словно я не файрболл метнул, а Загробную Вуаль. Я разлепил глаза, с трудом приподнялся и сел — вокруг было темно и всё почему-то расплывалось. Неподалёку над чем-то склонились две тени, которые я определил навскидку как нежить незнакомого вида и умеренной опасности. Метнул в каждую по заклинанию упокоения — тени исчезли, а вместе с ними стал рассасываться и холод.

Что ж мне плохо-то как стало...

Я улёгся обратно на эту странную поверхность, чтобы отдышаться. К общей дурноте и ознобу добавилось слабое магическое истощение — это с двух-то упокоений, а ведь надо постараться, чтобы так себя укатать. Видно, почти вся моя сила уже была истрачена на то, чтобы выжить.

— Гарри! Гарри! — послышался издали старческий женский голос.

Воспоминания стали возвращаться. Эту старуху звали миссис Фигг и она была моей соседкой, странная поверхность называлась асфальтом и использовалась для дорожного покрытия, а сам я находился в небольшом городке, название которого никак не приходило на ум. Я был уверен, что это чужие воспоминания, хотя мне было не с чем сравнивать. Простой здравый смысл подсказывал, что асфальт и миссис Фигг не совмещаются со взрывом недоделанного астрального портала, а если и совмещаются, то способом, который наверняка мне не понравится.

Чужая память услужливо подсказала, что две упокоенные мною твари называются дементорами и считаются смертельно опасными. Как это соотносится с тем, что они свободно разгуливают по улицам городка, она скромно умолчала.

— Гарри, ты в порядке?! — голос миссис Фигг прозвучал уже в нескольких шагах от меня. Я успел немного отлежаться и снова сел на асфальте.

— Да, миссис Фигг, — на автомате отозвался мой голос, повинуясь моему намерению ответить. Довольно-таки высокий и ломкий, подростковый. Я оглядел свои руки и ноги — они действительно принадлежали тощему долговязому подростку.

— Ты уронил свою палочку, — старушка сунула мне в руку палку толщиной в два моих пальца и длиной от кисти до локтя, на ощупь деревянную. Память ничем не отозвалась на неё, сочтя, что на сегодня уже достаточно поработала. Я машинально сжал палочку в руке, а старушка запричитала: — Нет, я просто убью этого Мундангуса Флетчера!

— Что? — тупо отозвался я.

— Сбежал! Какая-то у него там встреча, какие-то левые котлы. Ну иди же поскорее в дом, здесь опасно! И этот твой кузен пусть тоже идёт. Ну ты, — прикрикнула она на толстого парня, бесформенной кучей валявшегося на обочине примерно там, где я упокоил двух нежитей. — Шевели наконец своей жирной задницей!

А не очень-то она вежлива с моим, надо полагать, кузеном. Я поднялся на ноги, попутно размышляя над непростым экзистенциальным вопросом — если сознание моё, а тело еще недавно принадлежало некоему Гарри, кто из нас может считаться живым, а кто мёртвым? Память вяло пискнула, что к прежнему телу у меня никогда претензий не было, а это тело выглядит подозрительно некондиционным. Ладно, будем работать с тем, что есть, могло бы быть и хуже.

Миссис Фигг потянула парня за руку, но тот только сильнее съёжился в комок. Он весь дрожал, его лицо было землисто-серым. Дадли, скупо выдала моя память, Дадли Дурсль. Про факты она умолчала, сообщив сразу результат — прежний хозяин теперь уже моего тела ненавидел своего кузена. Мне не за что было его ненавидеть, поэтому я тормошил его, пока не заставил встать, закинул его руку себе на плечи и кое-как довёл до дома. Зрение прояснялось с каждым шагом, и когда я оказался у дома, то мог уже сносно различить калитку в заборе и щеколду на ней.

Миссис Фигг шла за нами и всё время что-то говорила, через слово поминая каких-то мистера Тиббла с мистером Прентисом и какой-то статут, за нарушение которого всё равно придётся отвечать. Мне было не до того, чтобы вникать в её слова — Дадли был слишком тяжёл.

Пока я открывал калитку и протаскивал через неё кузена, к дому телепортировался какой-то пропойца. Миссис Фигг стала орать на него, одновременно лупя авоськой, в которой гремело нечто вроде железных банок, а я поволок на себе кузена через небольшой цветник к крыльцу дома.

Дверь была заперта, пришлось звонить. Её открыла тощая белобрысая женщина стервозного вида, немедленно кинувшаяся к Дадли. Тот стоял в прихожей, бессмысленно раскачиваясь, пока его не стошнило на ковёр, и женщина в ужасе закричала:

— Вернон! Вернон! Дадли плохо!!!

В прихожую вбежал грузный усатый мужчина среднего возраста. Вдвоём они подхватили парня под мышки и повели в гостиную.

"Тётя Петуния", — подсказала мне чужая память. — "Дядя Вернон".

Они усадили Дадли на стул и захлопотали вокруг него, не обращая на меня никакого внимания. Я воспользовался этим, чтобы оглядеться. Вокруг царила стерильная чистота, хотя во всём доме не было никакой магии, не считая небольшого точечного источника на втором этаже коттеджа. Светильники и прочие приборы работали на допотопном электричестве — даже визор в гостиной, сейчас включённый. Память снова скупо выдала, что прежний хозяин тела ненавидел этих двоих, хотя и не так, как Дадли. За что конкретно, не ответила, прислав вместо этого отклик вроде "извини, хозяин, нам достался бракованный мозг".

Вернон и Петуния тем временем наперебой домогались от Дадли, кто виноват в его плачевном состоянии.

— Кто это сделал, сынок? Назови имена. Будь уверен, мы их найдём!

— Ш-ш-ш, он что-то хочет сказать, Вернон! Что, Дадличка? Скажи маме.

Толстый Дадли обрёл наконец дар речи и использовал его, чтобы выдавить:

— Это он.

Я почему-то сразу понял, кого он имел в виду. Память охотно подтвердила: "Ага, так всегда и было."

— ТЫ! А НУ ИДИ СЮДА! — прорычал Вернон. Я сделал пару шагов к нему, а он подступил ко мне, сверля меня злобными глазками на побагровевшей от гнева физиономии. — Что ты сделал с моим сыном?!

Я не помнил, делал ли я с ним что-нибудь, но на всякий случай сказал:

— Ничего.

— Диди, дорогой, он... делал это? — допытывалась Петуния. — Ну, сам-знаешь-что? Он... доставал свою штуку?

Это в кого же я угодил?

Я скосил глаз на свою ширинку — она была застёгнута. Улик нет.

Дадли медленно, боязливо кивнул. Петуния издала протяжный вопль, а Вернон затряс кулаками. В этот момент в открытое окно бесшумно влетела сова. Задев на лету макушку Вернона, она сбросила мне под ноги большой желтоватый конверт, который тащила в клюве, и улетела прочь.

— СОВЫ! — заорал Вернон, с грохотом захлопнув окно. — Я же говорил, что больше не потерплю в доме никаких сов!

А у меня, напротив, возникло ощущение, что сова — это здесь нормально. Пока он возился с окном, я вскрыл конверт и развернул письмо.

"Уважаемый м-р Поттер!

Служба надзора установила, что сегодня в двадцать три минуты десятого вы использовали заклинание Патронуса в маглонаселённом районе и в присутствии одного из маглов. Доводим до вашего сведения, что вследствие столь серьёзного нарушения Декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних вы исключаетесь из школы чародейства и волшебства Хогвартс. В ближайшее время к вам прибудут сотрудники Министерства, чтобы уничтожить вашу волшебную палочку. Кроме того, поскольку вы уже допускали подобные нарушения прежде, уведомляем вас, что двенадцатого августа сего года в здании Министерства Магии состоится дисциплинарное слушание по вашему делу.

Министерство Магии, отдел неправомочного использования волшебства, представитель службы надзора Матильда Мелкирк"

Краем сознания я улавливал, что родственники что-то говорят мне, но главное внимание у меня занимала расшифровка послания, судя по всему, официального. Мой предшественник что-то нарушил, именно это пыталась втолковать мне миссис Фигг в перерывах между руганью в адрес каких-то неизвестных мне личностей, и теперь его проблемы стали моими.

Меня исключают из какой-то школы. Не смертельно, я и без неё колдую как дышу, несмотря на то, что ничего не помню. Всё-таки многое у меня было наработано до автоматизма. Будет слушание по моему делу — это тоже ничего, несовершеннолетнего не должны осудить строго, даже если он был рецидивистом. Гораздо хуже, если этот парень пытался изнасиловать жирдяя, насилие везде считается одним из тягчайших преступлений. Или здесь с этим проще, если судить по поведению местных? По крайней мере, бить по голове кошёлкой посреди улицы у них считается нормальным.

А эта палочка, значит, волшебная? Странно.

Я выташил её из-за ремня, куда засунул, чтобы не мешалась в руке, пока я доставлял Дадли домой.

— НЕТ!!! — завизжала Петуния. — Не смей доставать эту... эту штуку!!!

Это что же, штукой была палочка, а не то, что я подумал? Я покрутил деревяшку в руках — в ней не чувствовалось никакого волшебства. Она была не цельным куском дерева, в ней ощущался какой-то наполнитель, но, похоже, все её магические свойства улетучились вместе с уходом прежнего хозяина. Так иногда бывает у персональных артефактов, сильно завязанных на магию владельца.

Раздался стук в стекло, сильно перепугавший родственников. В окно ломилась ещё одна сова, к лапе которой было привязано письмо.

Или этот мир такой маленький, или здешние совы умеют телепортироваться.

Не обращая внимания на протестующие вопли Петунии и Вернона, я открыл окно и принял письмо.

"Гарри, Дамблдор уже отправился в Министерство. Никуда не уходи из дома, ни в коем случае не колдуй, не отдавай им палочку.

Артур Уизли"

Что-то быстро здесь сведения расходятся. Времени прошло всего-ничего, а одни уже успели всё прознать и осудить меня, другие — подхватиться мне на выручку. Откуда первые узнали — это понятно, у них надзор и, надо полагать, круглосуточные дежурства. А вторые-то откуда?

— Что это за письма? — требовательно спросил Вернон.

— Первое — что меня исключили из школы, — ответил я, всё еще пытаясь сообразить, к лучшему это или к худшему. — Второе — от знакомых, которые против этого.

— И за что же тебя исключили?

— За несанкционированное колдовство.

— АГА! — Вернон стукнул кулаком по столу, подпрыгнувшему от этого удара. — Признался?! Говори, что ты сделал с Дадли?

— Это не я, там две твари были. Дементорами называются.

— И кто это такие — дементоры? — продолжил допытываться Вернон.

— Охранники колдовской тюрьмы, Азкабана, — вдруг произнесла Петуния. И сразу же закрыла свой рот рукой, словно оттуда вырвалось нечто непристойное.

— Петуния? — строго спросил её муж. — Они могли сделать это с Дадли? — он кивнул на полуживого сына.

— Ох, могли... Я слышала, как тот гадкий мальчишка рассказывал о них ей... сестре... Они выпивают души из людей, Вернон!

Я начал понимать. Очевидно, у прежнего хозяина тела не получилось справиться с дементорами, несмотря на попытку колдовства.

Вернон беззвучно открыл рот, потом закрыл, и так несколько раз. Осведомленность супруги доконала его. Тут в окно влетела третья сова, с сообщением, что до суда мою палочку не сломают и меня не исключат из школы. Разумная поправка. Во всех государствах, цивилизованных и не очень, наказывают после суда или на худой конец без него, но не до него.

Только что мне тогда делать с палочкой? Было бы лучше, если бы её сломали, она всё равно была испорчена.

Опомнившись, Вернон с Петунией затормошили Дадли, проверяя, осталась ли в нём душа. Пока они суетились вокруг него, ко мне прилетела четвёртая сова.

"Артур рассказал мне, что случилось. Ни в коем случае не выходи из дома. Сириус"

А кто такой этот Сириус? Память нехотя выдала, что это крёстный подростка, в чьё тело я угодил. Как и прежде, она обошлась без подробностей, сообщив только, что мой предшественник любил этого человека как родного.

— Я хочу знать правду, что у тебя там случилось, — прорычал Вернон, которого четвёртая сова привела в предапоплексическое состояние. — Если на Дадли напали эти дерьменторы, почему исключают тебя?! И что они вообще здесь забыли, у нас в Литл Уингинге?

— Откуда я знаю? — я пожал плечами. — Были, и всё.

— Это всё из-за тебя, — напористо продолжил он. — Ты здесь такой один на всю округу. Один такой ненормальный, ты-знаешь-о-чём-я.

— Колдун, что ли? — уточнил я.

— Сколько раз говорить, не смей произносить при мне это слово!!! — взревел Вернон, хватая меня за грудки. — И никакие ваши другие...

Он не закончил, потому что волна моей силы отшвырнула его к стене. Терпеть не могу, когда меня хватают за грудки.

— ТЫ-Ы!!! — взвыл он, кидаясь на меня. — КАК ТЫ ПОСМЕ-ЕЛ!!!

На этот раз я не только отшвырнул его, но и оставил приклеенным к стене. Петуния взвизгнула от ужаса и кинулась к мужу, забыв даже про своего Дадли.

— Давайте без рук, Вернон, — произнёс я нарочито сдержанным тоном. — Что вы орёте, как истеричная баба, вместо того, чтобы поговорить спокойно, как мужчина с мужчиной?

Петуния отчаялась оторвать Вернона от стены и тоже попыталась наброситься на меня с рукоприкладством. Пришлось приклеить её к стене рядом с мужем.

— Когда успокоитесь, отпущу.

Я присел на ближайший стул и стал ждать. Родственники — язык не поворачивается назвать их моими — всячески извиваясь, тщились оторваться от стены. Дадли, всё еще не в себе после нападения тварей, сидел к ним спиной и ни на что не реагировал.

— Гарри... — всхлипнула Петуния, когда наконец убедилась, что ей не вырваться. — Гарри, отпусти...

— Когда успокоитесь, сказал же. И не дёргайтесь, а то удар хватит, — обратился я уже к Вернону. — А будете ещё скандалить, оставлю так и спать пойду. Вы оба просто рехнулись — разговаривать с колдуном в подобном тоне. Я же на счёт "пять" вас в землю закатаю и скажу, что так и было.

— А если успокоимся, отпустишь? — робко спросила Петуния, до которой наконец дошло.

— Магистр сказал — магистр сделал.

— Вернон... — умоляюще сказала она. — Вернон... пожалуйста...

Я видел, что толстяк здорово напуган. Как этот парень сумел так распустить их? Быть колдуном и не уметь постоять за себя... позорище дальше некуда. Надеюсь, этот размазня не попал в моё тело — хотя, насколько я мог прикинуть последствия, от моего тела там мало что осталось. А всё этот вредитель Нимпи, надо было сразу беса поумнее вызывать, но мне был нужен мелкий и с термостойкостью...

Ура, я начинаю вспоминать хоть что-то!

Память коллапсировала, отозвавшись вспышкой боли в правой половине лба. Бракованный мозг, с этим надо что-то делать. Зрение у меня только поначалу расплывалось, а письма я уже читал свободно, но мозг — не зрение, мозг гораздо сложнее. Сам он не восстановится, нужно искать первопричину — и будем надеяться, что это не наследственность.

— Гарри, — снова позвала Петуния. — Вернон успокоился. Отпусти, мне нужно о Дадли позаботиться...

Я изучающе посмотрел на толстяка, обвисшего на стене.

— Вы успокоились, Вернон?

— Да, — буркнул тот.

— И обойдётесь без рук?

— Да.

Я отменил магические оковы, и Дурсли сползли по стене на пол. Петуния устремилась к Дадли, а мы с Верноном хмуро уставились друг на друга.

— Из-за тебя у нас одни проблемы, мальчишка, — проворчал он.

Я у Дурслей и часа не пробыл, но успел заценить ситуацию. Опасная нежить, которой никогда здесь не бывало, могла явиться сюда только из-за меня. Если подобные случаи повторялись у них регулярно, не удивительно, что они такие дёрганые.

— Что я могу сделать, чтобы их не было? — спросил я.

Вернон заметно удивился и недоверчиво посмотрел на меня. Он явно никогда не слышал и не ожидал услышать от меня такого вопроса.

— Исчезнуть от нас навсегда! — огрызнулся он. — Мы нормальные люди, у нас растёт нормальный сын. У нас нормальный дом, нормальное хозяйство, у меня нормальная работа. И только ты у нас в доме как пороховая бочка. Почти четырнадцать лет, как нам тебя подкинули ваши ненормальные, и всё это время у нас от тебя одни неприятности.

— Раньше я не мог уйти, потому что был маленький, но теперь смогу.

— Да никуда ты ещё два года не денешься, пока тебе семнадцать не стукнет. Эта твоя кровная защита держится только на нашем доме, поэтому Дамблдор костьми ляжет, а тебя от нас не выпустит. Просто постарайся, чтобы при нас ничего вашего не случалось.

У меня чуть не вырвалось "какая защита, на вашем доме нет ничего наколдованного", но в последнее мгновение я сумел удержаться. Правильно мне говорили, импульсивность — зло, а импульсивность мага — зло в кубе. Не был бы я таким импульсивным, сидел бы я сейчас в крыле для опасных экспериментов и занимался бы донастройкой портала, но нет, приспичило мне поджарить хвост проклятому бесёнку.

— Я поговорю с Дамблдором... — неуверенно пробормотал я вместо этого, потому что чужая память не хотела выдавать мне никаких сведений о Дамблдоре. Хотя если судить по тому, что по моим делам он побежал как кипятком ошпаренный, я был ему здорово нужен.

— Не выпустит он тебя, парень, — где-то даже сочувственно повторил Вернон. — Нас не выпустил — и тебя не выпустит. Я таких людей знаю, они своего из рук никогда не выпускают, да и чужое не забывают прихватывать. Если бы ты поработал с заказчиками с моё, ты сам бы знал. Пока ты у нас, просто не осложняй нам жизнь.

— Но и вы мне её не осложняйте, — не преминул добавить я.

— Ничего этого вашего в моём доме я всё равно не позволю. Разнесёшь полдома, а исправлять кто будет?

— Не разнесу, не маленький уже.

— Ещё два года потерпишь. Я еще внуков своих хочу увидеть. А сейчас лучше уйди к себе и не высовывайся, Дадли вон из-за тебя чуть жив.

О жизни своего предшественника здесь я ничего не знал, но по имеющимся данным не мог не признать правоту Вернона. Тем более, что при должном подходе тот оказался способен быть вменяемым. Я без пререканий поднялся наверх, надеясь на подсознательную память тела, и, действительно, ноги сами принесли меня к обитой железом двери с несколькими замками и засовами на ней. Помимо них, в ней было отверстие наподобие тюремного окошечка для разноса пищи.

Войдя в комнату, я невольно остановился сразу же за дверью. Насколько во всём доме было чисто, настолько здесь было грязно. Побрезговав сделать хотя бы ещё один шаг, я прошёлся Очищающим Взглядом по полу, по всяким поверхностям и по всем углам комнаты, включая углы под потолком, а затем наслал заклинания очистки и отбеливания на незастланную постель. Стало получше, но вещи лежали в беспорядке. Их разборку я оставил до завтра и улёгся спать, заперши дверь заклинанием. Я еще не заснул, когда за дверью послышались крадущиеся шаги и осторожный скрип задвигаемого засова.

Пятая за нынешний вечер сова притащила письмо где-то около полуночи. Оно предназначалось Петунии и так ревануло на весь дом, что я проснулся и подскочил на своей кровати. Громоподобный старческий голос изрёк всего одну фразу:

"Петуния, вспомни моё последнее слово!"

2.

Утро я начал с застилания постели, очистке и подгонке на себя одежды, утреннего туалета и душа. Когда я спустился на кухню, все Дурсли, в том числе и отлежавшийся после нападения тварей Дадли, сидели там за столом и завтракали какой-то малоаппетитной зеленью. Впрочем, я был так голоден, что съел бы даже её.

Остановившись в дверном проёме, я поискал глазами на столе свою тарелку, которой не обнаружилось. Головы Дурслей повернулись ко мне.

— Доброе утро! — сказал я согласно общеизвестному правилу, что с друзьями нужно быть вежливым, а с врагами ещё вежливее.

— Как ты вылез оттуда, мальчишка? — грозно вопросил Вернон, подзабывший вчерашний урок. — Я же запер тебя в комнате!

Похоже, вчера я поторопился, когда решил, что он способен быть вменяемым.

— Скажите спасибо, что я культурно открыл засов, а мог бы и грубо вынести дверь, — любезно сообщил я. — Знаете, по утрам бывает нужно в туалет.

— Ты наказан! — упрямо прорычал он.

— Я вернусь в комнату, когда позавтракаю. У меня всё равно там дела.

— Ты не получишь никакого завтрака!

— Серьёзно? А знаете, когда я голодный, я очень злой.

— Меня это не касается, мальчишка!

— Значит, сейчас коснётся, — я провёл Очищающим Взглядом по тарелкам Дурслей, и с них исчезла вся еда. — Поголодаю в компании, а то одному голодать скучно.

— Ты что наделал, мальчишка? — не выдержала уже Петуния, увидев, что я покусился на её хозяйскую вотчину.

— Вы не получите ни крошки еды, пока её нет у меня, — я сложил руки на груди и прислонился к косяку двери.

Вернон попытался вскочить, с написанным на лице намерением кинуться на меня и потрясти за грудки, но я уже озаботился магическими оковами, приковавшими всех троих к стульям. С прилипшим к заднице стулом особо не разбегаешься, поэтому он вынужденно опустился на место. Пользуясь суматохой, Дадли протянул грабку к тарелке с хлебом, но я отодвинул тарелку у него из-под руки — разумеется, магическим способом.

— Ма-ам, а чего он?! — разобиженно взвыл толстяк-младший, догадавшийся, что тарелки сами по столу не двигаются.

— Дадлик, помолчи, — испуганно вскинулась Петуния.

— Ты не заслужил, чтобы тебя кормили, дармоед, — проворчал мне Вернон.

— Детей везде кормят просто так, детям для этого не нужны заслуги, — сообщил я. — А то ведь детки вырастут и припомнят всё — и хорошее, и плохое. У меня найдётся припомнить вам что-нибудь хорошее?

— Гарри... — обессиленно начала Петуния и словно бы иссякла на полуслове.

— Ага, уже не мальчишка и не дармоед, а Гарри, — констатировал я. — Так, пожалуй, скоро и поесть дадут. Хотя я и сам могу о себе позаботиться.

Я оторвался от косяка и прошёл мимо Дурслей к холодильнику. В белом агрегате оказалось на удивление уныло — какие-то травки, листья, какие-то жёсткие корнеплоды, а на дверце выстроился рядок баночек с аурами сомнительного качества. Я открыл одну и понюхал — на запах тоже было несъедобно.

— Что это за хрень? — обратился я к ошалевшей от моей бесцеремонности Петунии.

— Обезжиренный йогурт... — дрожащим голосом ответила она про баночку, хотя я имел в виду весь холодильник. — У Дадлика диета, ему сейчас нельзя ничего калорийного...

— Зато мне можно. Вашими стараниями мне уже некуда худеть. Впрочем, я не особо в претензии — чем тощее маг, тем сильнее он колдует, поэтому видите, какой я стал могущественный? Жир забивает магические каналы и затрудняет колдовство, да будет вам известно. Но сейчас я всё равно намерен поесть... — я отвернулся от Дурслей и продолжил шмон холодильника. Под полупрозрачной крышкой на дверце обнаружился десяток яиц. — Ого, яишенка...

Чужая память наотрез молчала, где тут что и на чём стряпают, но я отбросил мысли и положился на подсознание, в котором хранились умения бывшего Гарри. Парень, видимо, постоянно трудился на кухне, потому что мои руки сами нашли всё необходимое и наскоро смастерили яичницу из четырёх яиц. Не обращая внимание на возмущённые возгласы Вернона за спиной, я красиво выложил яичницу на большую тарелку и оформил парой веточек зелени. Прихватив с собой пакетик с соусом, я выставил тарелку на стол перед свободной табуреткой, где, видимо, находилось моё обычное место во время еды.

Под гробовое молчание и переглядывание Дурслей я с аппетитом умял всю яичницу вприкуску с хлебом и соусом. Опустевшая тарелка под моим взглядом стала идеально чистой и улетела обратно на полку с посудой, то же самое я проделал с вилкой, а затем со сковородкой. Сыто вздохнув, я пошёл из кухни, пожелав напоследок родственникам приятного аппетита.

— Мальчишка, а мы? — раздался мне вслед вопль потрясённого Вернона.

— Ах да, я и забыл, — я повернулся к Дурслям. — Я отпущу вас при условии вашего разумного поведения. Договорились?

Чуть помешкав, двое старших Дурслей согласно закивали. Младший вконец запутался, злиться ему на меня или бояться, и находился в состоянии затяжного ступора. Я отменил магические оковы и сказал наставительно:

— Если к обеду в холодильнике не будет нормальных продуктов, кое у кого возникнут проблемы. Постряпать я, так и быть, сам смогу.

— А наша еда? — Петуния указала взглядом на свою тарелку. — Верни её!

— Что пропало, то пропало, — я развёл руками. — Это очень маленькая потеря за то, что вы раздразнили мага. Вы могли потерять здоровье, дом, имущество или даже жизнь, а отделались парой жалких травинок. Вам невероятно повезло, уважаемые родственники.

Что-то они прочитали в моём лице, потому что все трое буквально обмерли и сравнялись цветом с бумагой. Я развернулся и ушёл в свою комнату.

Следующие три дня прошли спокойно. Около дома не появлялось опасной нежити, не прилетало никаких сов с экстренными записочками. Я редко выходил из своей комнаты и почти не пересекался с Дурслями, которые при встрече со мной старались слиться со стенкой. Холодильник был полон еды — родственники прониклись моим сообщением, что сытый маг хуже колдует — но едва утолив хронический голод, накопленный еще бывшим приживалом Дурслей, я по той же причине стал питаться умеренно.

Я разбирался с наследством прежнего Гарри. Его память не желала открываться мне полностью, поэтому я использовал каждую мелочь, чтобы узнать хоть какие-то факты его жизни. Мой — да, теперь уже мой — дорожный сундук со школьными принадлежностями, прежде запертый Верноном в чулане, был возвращён в мою комнату, и я перебрал там каждую бумажку. Из необычного в сундуке обнаружился действующий артефакт, высококачественный и наверняка не из самых простых — плащ-невидимка, опознанный чужой памятью как семейное наследство — а также зачарованный пергамент непонятного назначения, смутно вспоминавшийся как "карта Мародёров". Помимо этого мой предшественник хранил в покосившейся тумбочке учебники и записи за предыдущие годы, сваленные там в беспорядке и, судя по слою пыли на них, не потревоженные с самого размещения. По ним я узнал, что Гарри отучился в чародейской школе четыре года, а осенью пойдёт на пятый курс. В верхнем выдвижном ящике тумбочки лежал альбом с семейными анимированными фотографиями, письменные принадлежности и растрёпанная стопка полученных писем.

Благодаря альбому я узнал, как выглядели мои отец и мать. Отец был очень похож на меня, а мать, симпатичная рыжеволосая девушка, почти на всех фото была единственной среди четверых парней. К тому же на нескольких фотографиях они с отцом были только вдвоём. Ещё один, высокий черноволосый красавчик, вызвал у меня прилив родственного чувства.

При взгляде на письма меня накрыло ощущение сильной горечи и обиды. Прислушавшись к нему, я определил, что Гарри переживал из-за того, что в записках мало сведений и что друзья от него что-то утаивают. Письма от Рона и Гермионы, действительно, были не только бессодержательны, но и переполнены намёками "знаем, но не скажем", отчего, понятное дело, парню было вдвойне обидно. Еще несколько записок были подписаны Сириусом, имя которого связалось у меня с черноволосым парнем с фотографий. В них были только тёплые подбадривающие фразы типа "держись, Сохатик" и ни единого факта, который хоть сколько-то помог бы прояснить моё положение. "Сохатик" — это, видимо, было моё прозвище.

Разумеется, я наскоро прочитал все имеющиеся источники сведений, чтобы составить представление о здешней магии и почерпнуть хоть какие-то сведения о мире, в который меня занесло. Школьный учебник, где скромные азы магических наук разжёваны так, чтобы было понятно каждому ребёнку — не тот кладезь знаний, который я не вычерпал бы за полчаса, но учебников было много, около десятка на каждый курс. Поэтому весь первый день я потратил на ознакомление с материалом первых двух курсов, а еще по дню у меня ушло на третий и четвёртый курсы.

Обнаружилось также два вида валюты, обычная и волшебная. Сам я мог бы и не догадаться, но кое-что о местных деньгах всплыло у меня в памяти. Маловато, но разобраться можно.

Где-то в моём мозгу сохранялись все знания и навыки — и мои, и Гарри. Иначе я не смог бы так легко освоиться с понятиями его мира и не сумел бы пользоваться кое-чем из своей жизни. Более того, если бы они пропали, я оказался бы бессмысленным, пускающим слюни идиотом, но они существовали, а я только не мог сознательно обращаться к ним. До них необходимо было докопаться, но если из памяти Гарри хоть что-то иногда появлялось, то из моей жизни вспоминался только эпизод, благодаря которому я влип в этот мир и в это тело.

Принципы восстановления воспоминаний были интуитивно понятны, но стоило мне сосредоточиться на них, как у меня развивалась нестерпимая головная боль, начинавшаяся со шрама и быстро распространявшаяся на всю голову.

В первый день я не обратил внимания на этот шрам. Обращать внимание пришлось на всё и сразу, на фоне прочего он казался незначительной мелочью. Свежий шрам на лбу, до конца еще не заживший и потому болевший — не самое частое явление у подростка, но и не исключительное, из-за него незачем было тревожиться. Только когда он стал болезненно реагировать на мои попытки достучаться до памяти, я заинтересовался им вплотную и внимательно изучил его в зеркале. На тонкоматериальном плане он оказался самостоятельной чужеродной структурой, наподобие паразита внедрившейся в мою голову.

И куда смотрели здешние лекари? Или они не разбираются в таких повреждениях, или местная медицина не способна удалить эту структуру? Хотя возможен и вариант, по которому она была подсажена в голову ребёнка умышленно, ради эксперимента или в ритуальных целях — очень уж искусственно выглядел этот шрам. Для меня было очевидно только одно: пока эта структура у меня во лбу, полноценное восстановление памяти мне не грозит и придётся довольствоваться случайными обрывками.

Если бы мне удалось вспомнить свои прежние знания, я наверняка с лёгкостью избавился бы от паразита. Если бы я сумел удалить эту дрянь, мне удалось бы восстановить свою память.

Заколдованный круг...

Избавление от шрама я поставил в задачи первостепенной важности, а пока приходилось пользоваться бракованным мозгом. Меня сильно обеспокоила опасность проколоться перед друзьями и знакомыми этого парня, ведь на второй день даже Петуния не выдержала и спросила, куда я дел свои очки. Пришлось ответить, что они потерялись, когда я спасался от дементоров. Оказывается, парень носил очки. Первые полчаса в этом теле я действительно видел плохо, но вскоре зрение подстроилось, и совиные письма я уже мог читать без очков.

Очки следовало вернуть. Я не помнил, как они выглядели, но раз они потерялись, я имел право купить любые. Задав Петунии пару наводящих вопросов, я узнал, где их приобретают в нашем районе, сразу же пошёл туда и купил новые очки. При магазине имелась служба проверки зрения, за небольшую доплату мне подобрали их идеально.

Вечером третьего дня у меня закончились учебники, и я полностью переключился на газеты. Они, как и деньги, разделялись на обычные и волшебные. Обычные лежали на журнальном столике в гостиной, их по вечерам читал Вернон, сидя на диване перед телевизором. Волшебные сначала валялись в моем сундуке и были разбросаны по моей комнате, встречаясь в самых неожиданных местах, большей частью на подоконнике зарешеченного окна, а теперь лежали ровной стопкой на тумбочке.

На подоконнике оставалась только большая птичья клетка, хотя самой птицы я нигде не видел. Подохла?

Я рассортировал газеты по дате выпуска, обнаружив только июньские и июльские номера этого года. Последний номер был с датой накануне дня, когда я угодил в это тело. По имени меня называли Дурсли и миссис Фигг, свою фамилию я узнал из повестки, мои портреты в круглых очках — я уже купил другие очки, ну да ладно — исключали случайное совпадение, поэтому из первой же газеты я узнал, что я — местная знаменитость по прозвищу Мальчик-Который-Выжил и самый молодой участник Тремудрого турнира, выигравший его и утверждавший, что во время заключительного тура присутствовал при возрождении Сами-Знаете-Кого. Где и когда я выжил и кого все сами знают, похоже, нужно было искать в старых номерах, а из этих было только видно, что он злодей еще тот.

В одном из номеров от начала июля была большая обзорная статья про Тремудрый турнир, благодаря которой я в общих чертах узнал свои турнирные похождения за весь учебный год, включая гибель второго хогвартского чемпиона и моё возвращение с его трупом. Из последующих июльских номеров стало понятно, что моё сообщение о возрождении злодея встало поперёк горла нынешнему правительству и оно всячески делало вид, что ничего не случилось, а я сумасшедший. Память бывшего Гарри не баловала меня сведениями, поэтому я даже не мог судить, насколько они правы.

За ужином Вернон сказал мне, что они втроём сейчас уезжают в Лондон и вернутся за полночь, а я остаюсь здесь. Напоследок он всё-таки потребовал, чтобы я здесь ничего не сломал и не испортил, пока их нет, но сделал это без огонька, скорее для проформы. После ужина Дурсли оделись, как в гости, и уехали на машине, а я вернулся в свою комнату к чтению газет.

Где-то через час я дочитал последнюю, и на этом мои источники сведений о волшебниках закончились. Я улёгся на кровать поверх покрывала и стал систематизировать полученные знания. Их было слишком мало, нужны были дополнительные источники, а мне даже спросить было не у кого, потому что все подразумевали, что я уже всё знаю.

Но кое-какие подсказки я всё-таки получил. Ведь если я известен, появление двух дементоров около моего дома выглядит совсем по-другому, чем если бы до меня никому не было дела. Жизненный опыт говорил мне, что это наверняка было покушение — мой личный опыт, а не прежнего Гарри.

Вдруг с нижнего этажа отчётливо донёсся грохот.

Я вскочил с кровати и прислушался. Несколько секунд было тихо, затем снизу послышались голоса. И это были не голоса Дурслей.

Воры?

Нет, для воров они вели себя слишком шумно. Да и для гостей тоже — шумели они, как пьяные хозяева. Кто-то на каждом шаге громко клацал по полу, кто-то снова что-то уронил, кто-то над этим хохотнул, усиливая общее впечатление развязной поддатой компании. Я бесшумно открыл дверь и стал спускаться по лестнице — ничего не поделаешь, дом придётся защищать, несмотря ни на какие декреты о разумных ограничениях.

Внезапность была на моей стороне, заклинания массового поражения сами выскочили и построились в моей голове, словно солдаты по тревоге. И трудно сказать, чем бы это закончилось, если бы я с середины лестницы не разглядел и не узнал одного из незваных гостей. Память бывшего Гарри сообщила, что это некий Ремус Люпин, к которому Гарри испытывал глубокую приязнь и доверие.

— Добрый вечер, леди, джентльмены, — произнёс я с лестницы, увидев в свете фонарей с улицы, что в гостиной есть и женщины. В общей сложности вторженцев было человек восемь-девять.

Для них это оказалось неожиданным, они повыхватывали палочки и наставили на меня. Подсознание сработало само, установив на мне боевой щит. Компания никак не отреагировала на щит — похоже, не видела его, он был заметен только в магическом спектре.

— Напугал ты нас, паренёк, — проговорил низкий, рокочущий бас.

Этого человека бывший Гарри тоже знал. Аластор Муди, к которому он относился с боязливым уважением. Вполне обоснованным, если судить по искусственной ноге, вставному артефактному глазу и многочисленным боевым шрамам мистера Муди.

— Вы меня тоже, — в чём-то это было хорошо, я сразу же вспомнил столько всего полезного в бою.

— Давай-ка вниз, Гарри, мы на тебя посмотрим, — пророкотал Муди.

Я был в нерешительности. Кто знает, что они во мне насмотрят. Тело то же самое, но есть еще осанка, манера держаться, выражение лица, мелкие двигательные привычки. На газетных колдографиях прежний Гарри выглядел неловким и диковатым, у меня так не получится.

— Гарри, всё в порядке, — сказал тот, кого чужая память опознала как Люпина. — Спускайся, мы пришли за тобой.

Не рискнув задавать вопросы, я спустился в гостиную. Кто знает, может, об этом была договорённость.

— Здравствуйте, мистер Люпин, — на всякий случай я поприветствовал его отдельно, как хорошего знакомого.

— Что-то ты сегодня такой церемонный, — заулыбался он.

— Это я от неожиданности. Я сначала подумал, что в дом вломилась бандитская шайка.

— Люпин, а это точно он? — рыкнул Муди. — А то притащим вместо него какого-нибудь Пожирателя. Давай-ка спросим его о том, что известно только самому Поттеру.

— Гарри, какой у тебя Патронус? — спросил Люпин.

Я был без понятия, что такое Патронус. В учебниках этого не было.

— Олень, — произнесли мои губы.

Люпин просиял.

— Ну вот, а ты сомневался! — обратился он к Муди.

— Постоянная бдительность!!! — громогласно объявил тот. — Парень, а где твоя палочка?

— Наверху, на тумбочке, — сначала я забыл её выкинуть, а потом, начитавшись учебников, обрадовался, что забыл. Её отсутствие у меня просто не поняли бы. — Дурсли не велят мне носить её с собой.

— Да что они в этом понимают!

— Может, и ничего, но я у них живу. Хорошо еще, что они сегодня уехали, а то бы они уже вызвали полицию.

— Это я их спровадила, — раздался довольный женский голос. — Люмос. Приветик, Гарри.

Женщина была молодой, незнакомой, у неё было бледное лицо сердечком и короткие торчащие волосы ярко-фиолетового цвета. Она глядела на мир с простодушным боевым жизнелюбием и производила общее впечатление человека, которого легко обмануть.

— Приветик, — ответил я ей в тон. — Что значит — "спровадила"?

— Я сегодня послала им письмо по магловской почте, что они стали победителями конкурса на лучший газон и должны явиться на награждение. Так что сейчас они едут в Лондон и думают, что получат приз, — она хихикнула. — Кстати, я Тонкс, меня зовут Тонкс.

— И зачем надо было так подставлять меня, Тонкс? — с досадой поинтересовался я. Не то чтобы я не справился с Дурслями, но в этот вечер мне стало намного понятнее, почему они так ненавидят колдунов. — У меня с ними и без этого проблем хватает.

— Почему подставлять? — с искренним недоумением спросила она.

— Потому что ты им напакостила, а мне здесь жить. Они вернутся, а меня нет — думаешь, им трудно сложить два и два? Неужели нельзя было просто прийти и вызвать меня из дома?

Тонкс растерянно промолчала, за неё ответил Муди:

— Операция секретная, нас никто не должен был видеть, — веско сказал он.

И кого они обманывают? Может, их и не видели, но слышно их было аж в самом Лондоне.

— Тогда, может, выдвигаемся? — предложил я.

— Как только получим сигнал, что всё чисто. Где твоя, парень, метла?

— Метла? Какая метла? — я вспомнил, что видел в шкафу зачарованную метлу, но подумал, что на ней рабочая анимация.

— У тебя много мётел, Гарри? — нарочито удивился Люпин и терпеливо напомнил: — Молния, подарок Сириуса, ты на ней играешь в квиддич.

Это было издёвкой — вернее было бы, если бы я помнил о метле. Книги по квиддичу я тоже нашёл, но как открыл, так и закрыл. Не знал я, что, оказывается, я квиддичист и что мне придётся использовать эти навыки так скоро.

— А-а, конечно, — поспешил согласиться я. — Но мы же сейчас не в квиддич играть собрались?

Люпин удручённо вздохнул.

— Всё-таки, Гарри, иногда ты бываешь таким несообразительным... На метле не только играют в квиддич, на ней летают. И ты сейчас на ней полетишь. Наши мётлы с нами, осталось взять твою. Иди собирай вещи и не забудь прихватить её.

— Что с собой брать?

— Всё. До школы ты сюда уже не вернёшься.

Я вспомнил, что вопрос с моей школой пока еще подвис до суда, но поостерёгся пускаться в расспросы. В конце концов, что мне нужно знать, мне всё равно скажут.

— Давай, я помогу тебе собраться! — высунулась с инициативой Тонкс.

Мы с ней поднялись в мою комнату, где она бесцеремонно полезла во все щели, не забывая при этом посмотреться в зеркало на дверце старенького шкафа для одежды.

— Тебе не кажется, что фиолетовый мне не идёт? — обеспокоенно спросила она — и похоже, всерьёз. — У меня от него нос выглядит острым.

— Нос как нос, — а каким ещё он будет, если ты будешь совать его везде, — а цвет... ничего так. Экстремальненько.

— Нет, розовый будет лучше.

Пока Тонкс гляделась в зеркало, её волосы порозовели у меня на глазах. Я на всякий случай не удивился — вдруг это здесь в порядке вещей.

— Попробуй ещё кудряшки, а не эту щётку для обуви.

— Кудряшки? — она повертела головой перед зеркалом, разглядывая её с боков. — Нет, это не моё. А ты совсем не удивился, Гарри, даже обидно. Ты уже где-то метаморфов видел?

Ясно, это она передо мной выпендривалась. Что-то нужно было отвечать.

— Ты не находишь, что сейчас нам некогда ни прихорашиваться, ни удивляться?

— Верно, Гарри. Я такая несобранная, Аластор меня уже за это загрыз. И ещё я очень неуклюжая — я у вас внизу там пару ваз разбила, это ничего?

— Если возместишь ущерб, то нормально.

— Так Аластор их обратно Репаро починил. И вообще у вас в доме как-то слишком чисто, — недовольным тоном протянула она. — Неестественно чисто.

— А у вас что, в доме грязно? — чистота у Дурслей не вызывала у меня ничего, кроме одобрения, а вот моя комната поначалу привела меня в шок. — Навести чистоту заклинаниями — это же как нефиг делать.

— М-да? — Тонкс, похоже, никогда не задумывалась об этом. — Но ты же не колдуешь здесь, Гарри?

Пожалуй, будет лишним рассказывать ей, что мой метод колдовства не отслеживается надзором.

— А давай уже собираться, — предложил я вместо этого.

— Точно, я опять отвлеклась. Где твой сундук?

Сундук стоял на виду, Тонкс тут же обнаружила его сама. Открыв его одним движением палочки, другим она заставила содержимое высыпаться наружу, удовлетворённо кивнула и цепочкой отправила всё обратно. Мои носки, трусы, майки, рубашки посыпались в сундук беспорядочной кучей вперемешку с книгами, чернильницами и ботинками. Поверх этой кучи отправились и мои джинсы с мантиями, висевшие в шкафу.

Интересно, ей уже говорили, что она жуткая неряха?

Довольная Тонкс истолковала моё шокированное выражение лица по-своему.

— Это еще что, — с гордостью сказала она. — А вот моя мама может уложить всё ровненько, у неё даже носки складываются попарно.

— Тебе, определённо, стоит брать маму с собой, — пробормотал я, но Тонкс меня уже не слушала. Она сунула нос в шкаф и вытащила оттуда метлу.

— Ого! Это же Молния! Гарри, ты счастливчик.

На этом девайсе мне сейчас предстояло лететь. Мысль об этом вызвала у меня не тревогу, а приятное предвкушение — значит, чужая память была готова иметь дело с метлой, а мне оставалось только не мешать. Ладно, проскочим.

— Гарри, ты ведь на ней обошёл дракона на первом конкурсе? — трещала Тонкс, не дожидаясь моих ответов. — А я всё еще на Комете-260 ковыляю. Ну да ладно, держи метлу. Палочку взял? Тогда пошли. И клетку для своей совы не забудь. Кстати, где она у тебя?

— Не знаю, что-то давно её не видел.

— Ничего, она тебя сама найдёт. Локомотор сундук!

Тонкс ткнула палочкой в направлении моего сундука, подняв его в воздух, и пошла на выход. Сундук величественно поплыл перед ней, а я с метлой в одной руке и с клеткой в другой пошёл за ней. Мы спустились по лестнице и прибыли в гостиную.

Пока нас не было, колдуны разбрелись по первому этажу. Как любопытные дети, они разглядывали опрятное хозяйство Дурслей — газетницу рядом с креслом Вернона, фарфоровый сервиз и хрустальные рюмки в застеклённом серванте, ровные ряды сверкающих чистотой тарелок на кухонных полках, декоративную хлебницу под ними. Особого их внимания удостоились электроприборы — телефон, телевизор, музыкальный центр, холодильник, миксер, картофелечистка и микроволновка. Аластор Муди вытащил из глазницы свой артефактный глаз и увлечённо промывал его в любимом бокале Петунии.

Увидев нас, все они, кроме Аластора, побросали свои занятия и собрались вокруг нас в кучку. Люпин пошёл писать письмо Дурслям, а мне наконец представили всех присутствующих. Массивный мускулистый негр представился как Кингсли Бруствер, аврор. Колдун с одышливым голосом назвался Элфиасом Доджем и добавил, что мы уже знакомы. Поскольку память Гарри никак не отозвалась на него, знакомство наверняка было шапочным.

Еще одного колдуна звали Стурджисом Подмором, две женщины представились как Эммелина Вэнс и Гестия Джонс. Все они держались друг с другом непринуждённо и принадлежали далеко не к самой образованной части здешнего населения. То, что я мельком успел увидеть по телевизору, выглядело гораздо культурнее.

— Иди-ка сюда, паренёк, — Аластор Муди, только что вставивший свой обзорный артефакт обратно в глазницу, подозвал меня движением палочки. — Я наложу на тебя прозрачность. Люпин говорит, что у тебя есть плащ-невидимка, но так надёжнее. Снизу он, хе-хе, не прикрывает.

Я подчинился, и он наложил на меня прозрачность. Остальные почему-то не торопились с тем же самым. Видимо, сигнал пришёл, пока мы собирали вещи, потому что вся компания шумной гурьбой повалила из дома и остановилась на главном крыльце.

— Ночка-то ясная... — проворчал Муди, сканируя небо волшебным глазом. — Не помешало бы побольше облаков для прикрытия...

— Надо бы наложить прозрачность на всех, — указал я ему на очевидный пробел в маскировке. — Да и облаков можно нагнать, не проблема.

— Цыц, малявка! — рявкнул на меня Муди. — Рано еще тебе старшим указывать! Это мы прячем тебя, понял?

— Чего уж не понять...

— Так, слушай сюда, — он грозно нахмурился на меня, словно я уже начал отказываться. — Порядок следования такой — Тонкс летит первой, ты летишь вплотную за ней. Люпин прикрывает снизу, я сзади, остальные кружат вокруг нас. Диспозицию не нарушать ни прикаких обстоятельствах. Если кого убьют, остальные летят как ни в чём не бывало, не останавливаясь, соблюдая заданный порядок. Если убьют всех, кроме тебя, Гарри, в дело вступит арьегард. Лети на восток, тебя нагонят. Ты всё понял? Вопросы есть?

Я всё понял. Муди любит покомандовать и ему хочется поиграть в войнушку. На самом деле всё не так уж страшно, а то бы он наложил прозрачность на всех.

— Есть вопросы. Как я узнаю, где восток? Сейчас же ночь, — я даже сказал бы — глухая ночь.

— По звёздам, парень. Астрономию учил? Вот и смотри.

— А как арьегард найдёт меня, если я прозрачный?

— Найдёт, — уверенно заявил Муди, тряхнув седой косматой гривой.

— Что-то ты очень весёлый, командир, — сказала ему Тонкс, грузившая сундук и клетку в сетчатый мешок, привязанный к её метле. — Гарри подумает, что мы несерьёзно относимся к делу.

Гарри уже подумал, и не раз — хмыкнул я про себя.

— Первый сигнал! — крикнул Люпин, показывая на небо.

Всё ясно, это не мы ждали сигнал, а он нас. Если было бы наоборот, кто-нибудь отслеживал бы его на улице. Надеюсь, соседи утром подумают, что крик Люпина им приснился, а то Петунии достанется от сплетниц.

Высоко над нами расцветал пучок красных искр. Муди, до этого державший свою метлу вертикально, развернул её набок и первым уселся на неё. Предвкушение полёта вновь охватило меня.

— Все по мётлам!!! — заорал он так, что содрогнулись все соседские заборы.

Нет, соседи не подумают, что это им приснилось. Они уже проснулись.

Один за другим мои сопровождающие усаживались на мётлы. Я изгнал из сознания все мысли и предоставил полную свободу интуиции. Моя рука сама собой развернула метлу на нужный угол, нога перекинулась через неё, и я оказался верхом на метле. Наша магия слилась воедино, и я ощутил, как моя метла рвётся в полёт, а моя воля сдерживает её.

Похоже, это будет интересно.

— Второй сигнал! Взлетаем! — вновь закричал Люпин.

В небе расцвели уже зелёные искры. Я с силой оттолкнулся от земли и взмыл в воздух, мои сопровожающие взлетели тоже. Отыскав метлу с огромной болтающейся авоськой, я пристроился за ней согласно оговоренному порядку следования. Управлять полётом оказалось легко — тянуть за черенок рукой было вторичным, достаточно было захотеть и точно представить, чего ты хочешь. В сущности, именно по этому принципу я и колдовал у себя дома.

Краешком сознания контролируя метлу, чтобы она выдерживала интервал за Тонкс, я залюбовался видом на ночной городок. Тёплый летний воздух трепал мои волосы, дышалось легко.

Красота...

Когда я верну себе память и найду путь домой, эту метлу я возьму с собой.

Полёт, как и всё предыдущее в этой компании, проходил шумно и бестолково. Если бы кто-нибудь захотел навредить нам, у него получилось бы без проблем, но желающих не нашлось — и почему-то мне кажется, что этим мы обязаны не бдительности соглядатаев. Летели мы долгонько, преимущественно зигзагами и на такой высоте, где воздух был уже холодным, поэтому все устали и продрогли. Ну, кроме неутомимого Муди, которому всё время казалось, что мы еще мало накренделяли по стране.

Нет, для больших перелётов метла не годится. Во-первых, на неё нужен погодный щит от ветра и осадков, во-вторых, магоблок невидимости, работающий в нескольких режимах — полной невидимости, маскировки под окрестности, отвода глаз, невидимости для отдельных рас, и... можно и ещё что-нибудь добавить, если немного подумать. В третьих, лететь верхом не каждому удобно, нужна модификация типа "кресло"... так... еще грузовой и многоместный варианты, а то эта авоська под Тонкс болтается так по-дурацки, даже если и закреплена надёжно, и нельзя упускать из вида ситуации, когда колдун сам не может управлять метлой. Само собой, противоударный щит и магосистему предотвращения столкновений...

Зря я, что ли, дома был разработчиком магоустройств?

Метлу всё равно возьму с собой, проанализирую, что на ней понавешано.

Всё-таки она предназначена для квиддича, а не для путешествий. Надо будет поиграть на ней в квиддич.

3.

Лондон оказался огромным городом. Скопление ночных огней раскинулось на полгоризонта, когда мы подлетали к нему. Когда мы спустились пониже, я увидел ряды высоченных домов, ярко освещенные цепочками фонарей, и потоки машин на просторных улицах. Это ночью, могу себе представить, что тут творится днём.

Картина была для меня такой необычной, что мне и без памяти стало очевидно, что в родном мире у меня такого нет.

Сверху город выглядел как новенький, трудно было представить, чтобы тут существовали заброшенные улицы или хотя бы переулки. Тем не менее мои сопровождающие сумели найти в нём целую заброшенную площадь. Её окружали ветхие двух— и трёхэтажные дома с ободранными стенами и чёрными проёмами выбитых стёкол. У облезлых дверей валялись кучи слежавшегося мусора.

Мы высадились на островок сорной травы посреди этой площади, и я наконец ступил на твёрдую землю. Полёты — это прекрасно, но всё хорошо в меру. Доставшееся мне хлипкое тело было измученным, оно отказывалось держаться на одной силе воли, поэтому я являл из себя жалкую картину под названием "дух крепок, но плоть слаба". В утешение себе я отметил, что большинство моих спутников выглядело немногим лучше, если не хуже.

Покопавшись в карманах, Муди достал небольшой артефакт и с его помощью погасил немногие уцелевшие фонари на площади.

— Одолжил у Дамблдора, — зачем-то сообщил он, пряча артефакт обратно в карман. — Ну, ребята, давайте-ка скоренько.

Цепкими пальцами он подхватил меня под локоть и потянул за собой. Люпин и Тонкс, как самые сильные, тащили за нами сундук. Огибая кучи мусора и переступая через собачьи какашки, мы направлялись прямо к магическому образованию наподобие портала, располагавшемуся между двумя домами, пока не остановились на тротуаре напротив него.

— Вот, возьми, — громким полушёпотом сказал Муди, наклонившись к моему уху, и сунул мне в руку клочок бумаги. — Быстро прочёл и заучил наизусть.

На обрывке было написано: "Штаб-квартира Ордена Феникса: Лондон, площадь Гриммо, 12".

— И что теперь? — спросил я, выполнив требуемое.

Муди выдернул клочок у меня из рук и поджёг своей палочкой. Горящая бумага упала на тротуар, на лету превращаясь в пепел.

— Подумай о том, что ты только что выучил, — шепнул мне подошедший с другой стороны Люпин.

Я проговорил про себя адрес и увидел, что странный портал передо мной как бы расширяется, являя взгляду большой трёхэтажный дом, такой же запущенный, как и всё на этой площади.

— Давай, давай, — Муди подтолкнул меня в спину к проявившейся перед нами двери. Краска на ней была чёрной, потрескавшейся, но имелась и некая роскошь в виде серебряного дверного молотка с головой змеи.

Люпин постучал палочкой по двери. Раздался шорох, скрежет, и, кажется, звон цепочки. Дверь со скрипом отворилась.

— Гарри, быстро внутрь, но далеко не заходи и ничего не трогай, — шепнул он мне.

В холле было темно, он был заполнен запахами старого, давно пустующего жилища. Вся компания торопливо входила в дом, Люпин и Тонкс несли мой багаж и совиную клетку. Последним вошёл Муди, ненадолго задержавшийся снаружи.

Наше прибытие не осталось незамеченным. Пока мы осматривались и включали свет, издали послышались торопливые шаги, и из двери в дальнем конце холла вышла невысокая пухлая женщина с растрёпанной рыжей головой и в заношенном цветастом халате. "Молли Уизли, мать Рона, моего лучшего друга" — обрадованно шевельнулось в памяти. Вспышка тёплых чувств подсказала мне, что Гарри относился к этой женщине почти как к матери, но я им не был и распустёх я не любил.

— О, Гарри, как же я рада тебя видеть! — женщина устремилась ко мне и стиснула меня в объятиях. Нежилые запахи дома сменились вполне жилыми запахами пота и кухни.

"Терпение, только терпение", — убеждал я себя, пока она тискала меня, вертела и осматривала. — "У них так принято, нужно потерпеть, а то эта компания и вправду решит, что приволокла с собой Пожирателя", — кто такие Пожиратели, я уже знал из волшебной прессы.

— Гарри, что-то ты осунувшийся, — выдала она результат осмотра. — Надо будет тебя подкормить, вот только ужин еще не скоро.

— Понимаю, миссис Уизли, — сказал я как можно мягче. — Время к полуночи, даже завтрак еще не скоро, поэтому я обойдусь душем и постелью.

— Нет-нет, мы еще не ужинали, — встрепенулась она и сказала через моё плечо остальной компании, благоговейно понизив голос: — Он только что прибыл, собрание вот-вот начнётся.

За моей спиной раздались взволнованные восклицания. Все торопливо зашагали к двери, забыв о том, что я в этом доме впервые и ничего в нём не знаю. В доме, где мне еще с порога не рекомендовали заходить далеко.

Не придумав ничего лучшего, я последовал за ними. Миссис Уизли немедленно остановила меня.

— Нет, Гарри, на собрание ты не пойдёшь, оно для взрослых. Рон с Гермионой наверху, подожди с ними, а потом сядем ужинать. И не разговаривай громко в холле, ладно?

— Да мне и не с кем, — ответил я, потому что последний из моих сопровождающих только что скрылся за дверью, через которую пришла сюда она.

— Идём со мной поскорее, а то мне надо на собрание. Я покажу тебе, где ты будешь спать, — спохватилась миссис Уизли, всё-таки вспомнив про упущение.

Прижимая палец к губам и крадучись, она повела меня в другую сторону. "Мы здесь как воры", — промелькнула у меня мысль. Обогнув подставку для зонтов, сделанной из толстой ноги какого-то крупного животного, мы стали подниматься по лестнице вдоль ряда декоративных тарелок, из которых торчали сушёные головы бесов. Похоже, раньше этот дом принадлежал демонологам.

— Твоя дверь справа, — сказала она, когда мы вышли на площадку второго этажа, и дополнительно указала на эту дверь рукой. — Рон с Гермионой тебе всё объяснят, а я приду за вами после собрания.

Миссис Уизли поспешила вниз, а я остался. Рон. С Гермионой. Мои школьные друзья, у которых я не помню даже лиц. Это не Петуния с Верноном, которые никогда ко мне не приглядывались, хоть я и жил в одном доме с ними, ни Люпин, который всё-таки не был настолько близок ко мне. С этими двумя я бок о бок провёл четыре года, и если они не совсем слепые, они заметят любую подделку.

Вот теперь мне предстоит настоящий экзамен.

Я решительно перевёл дух, повернул дверную ручку в форме змеиной головы и открыл дверь.

Не успел я как следует разглядеть мрачную комнату с высоким потолком и двумя одинаковыми кроватями, как в меня что-то ударило с воплем и копна лохматых волос закрыла мне обзор. Это у меня на шее повисла лучшая подруга, сейчас не без успеха пытавшаяся одновременно оглушить и задушить меня.

— ГАРРИ! Рон, он уже здесь, Гарри здесь!!!

— А еще громче можешь? — вырвалось у меня. К счастью, из-за придушенного горла фраза получилась неразборчивой.

— О-о! — продолжала шуметь Гермиона. — Мы не слышали, как вы вошли! Ты в порядке?! Ты очень злишься?! Прости, что мы писали тебе такую чепуху... но мы ничего не могли тебе рассказать! Дамблдор не велел нам ничего говорить, мы должны тебе столько всего рассказать, и ты нам тоже! О-о... дементоры! Когда мы узнали... и ещё это дисциплинарное слушание... самое настоящее безобразие, я все законы прочитала, они не имеют права...

— Гермиона, ты же его задушишь! — раздался сбоку ещё один голос. Чужая память опознала его как голос Рона.

— Точно, — прохрипел я. — И убери с меня сиськи, я уже большой мальчик.

Что мои друзья и знакомые всё знают о происшествии со мной, я предполагал сразу, а когда их посланцы обнаружились у Дурслей, уверился в этом окончательно. Подруга подала мне хорошую мысль. Я очень злюсь на них, и это правда. Я припомнил чувство горечи и обиды прежнего Гарри, охватившее меня, когда я просматривал их таинственные, хвастливые письма, и сосредоточился на нём, поспешно входя в роль.

Смущённая Гермиона выпустила мою бедную шею и хотела сказать что-то ещё, но тут на моё плечо опустилась крупная белая сова.

— Твоя Хедвиг здесь, — радостно сказала Гермиона. — Когда мы узнали о дементорах, мы задержали её, чтобы тебя не выследили по ней. Она нас всех исклевала, но мы не могли отпустить её, пока ты в такой опасности!

В качестве доказательства Рон продемонстрировал мне указательный палец с глубокой полузажившей раной. Сова тем временем мягко ущипнула меня за ухо, требуя внимания. Я поднёс к её клюву палец, и она переключилась на него. Если птица и заметила подмену, возражений у неё не было.

— Исклевала, значит, — процедил я. — Меня там чуть дементоры не сожрали, а от вас ни слова?

— Мы очень хотели написать тебе, честно, — стал уверять меня Рон. — Гермиона уже на стенку лезла, боялась, что ты там какую-нибудь глупость сделаешь, но Дамблдор...

— Дамблдор, значит. Не велел вам ничего говорить. Вы вообще чьи друзья, Дамблдора или мои?

Повисло напряжённое молчание. Ссору, пожалуй, придётся затянуть. Если эти двое будут переживать из-за наших отношений, им будет не до наблюдательности, а когда они привыкнут ко мне, можно будет и помириться. Если понадобится, толсто намекну, что пережитые невзгоды сильно изменили меня.

— Ну, он думал, что так будет лучше всего, — едва слышно пробормотала Гермиона. — В смысле, Дамблдор.

— По-моему, он считает, что ты у маглов в наибольшей безопасности... — начал Рон.

Мне невольно подумалось, что за такое мнение у прежнего Гарри к Дамблдору имеется немалый счётец.

— Неужели? — издевательски протянул я. — И на кого напали, на вас или на меня?

— Но он же приставил к тебе наблюдателей...

— И кого он ко мне приставил? Старуху, которая вообще не способна колдовать? — миссис Фигг не говорила мне этого, но я заметил это по её магоэнергетике. — Вора и пропойцу, который за пару сиклей мамашу родную продаст? — здесь я уже полностью положился на мнение миссис Фигг. — Ну побила она этого Флетчера кошёлкой по голове — мне это сколько-нибудь помогло? Если у меня такая роскошная охрана, почему я должен был сам гонять этих тварей?

— Он жутко рассердился, — сказала Гермиона голосом, полным благоговейного ужаса. — Дамблдор. Мы сами видели. Когда он узнал, что Мундангус ушёл с дежурства, не дождавшись сменщика. Это было что-то страшное.

— Знаешь, что? Если Дамблдору некого поставить на охрану, кроме Флетчера и Фигг, хреновый он лидер, как бы он на них ни сердился. Скажи мне, кто твои помощники, и я скажу тебе, кто ты.

Рон с Гермионой лишились дара речи и уставились на меня квадратными глазами. Похоже, я осквернил святыню. Авось на этот раз обойдётся, но надо взять на заметку, чтобы впредь в эту сторону не плевать.

— А ты... не боишься дисциплинарного слушания? — спросила Гермиона после очень затяжного молчания, явно с целью сменить тему.

— Какая тебе разница, это всё равно ничего не изменит, — с вызовом сказал я. — А вы, случайно, не спрашивали Дамблдора, почему он так жаждет держать меня в неведении? Вы не догадались поинтересоваться?

Они обменялись быстрыми взглядами из категории "так мы и знали". Вот и прекрасно, значит, я верно поймал волну.

— Мы говорили Дамблдору, что хотим всё тебе рассказать, — попытался оправдаться Рон. — Но он заставил нас поклясться, что мы ничего тебе не напишем, на случай, если совы будут перехвачены.

— А кроме сов, значит, со мной никак уже не связаться? Гермиона, ты вправду не знаешь, как пользоваться обыкновенной почтой? Вон Тонкс сегодня захотела — и справилась, так неужели ты глупее?

Глаза Гермионы яростно сверкнули — ясно, я задел её слабую струнку.

— Ну... я догадалась... он не хотел, чтобы ты знал что-нибудь.

— То есть, все эти отговорки про сов, задержка моей Хедвиг — всё это чистый блеф? Всё это, чтобы я дурак думал, что Дамблдор прячет тайны от кого-то другого, а не от меня? Он мне настолько не доверяет?

— Конечно же, он так не думает! — вскричала Гермиона.

— Конечно же, ты знаешь, что он думает! — вспылил я. — Может, тогда ты знаешь, почему вам можно всё, а мне ничего?! Может, ты знаешь, почему я сижу там подсадной уткой для дементоров, пока вы здесь играете в свои тайны?! Как жизнью рисковать, так всегда я, а как интриги крутить, причастностью баловаться — иди, Гарри, покорми пока дементоров?! Надо думать, без меня вы тут славно проводили время!

— Гарри, нам очень, очень жаль! — в отчаянии воскликнула Гермиона. На её глазах заблестели слёзы. — Ты совершенно прав — я сама была бы в бешенстве, если бы так поступили со мной!

— Значит, ты должна понять, что я имею полное право усомниться в нашей дружбе, — собственно, к этому я и вёл весь разговор. — Друзья так не поступают, верно? Вы остались верны Дамблдору, но предали меня — могу я считать, что вы сделали свой выбор?

— Но, Гарри, ты же не можешь... — пробормотала Гермиона. Рон, кстати, большей частью отмалчивался. — ...ты же не перестанешь дружить с нами?

— Почему не могу? Вы смогли отвернуться от меня — и я смогу.

— Дай нам хотя бы шанс... — жалобно попросила она.

— Гермиона... — я остановил взгляд на её заплаканных глазах и горько вздохнул. — Давай вернёмся к этому позже, а сейчас я не в силах простить вас, понимаешь?

Гермиона отчаянно закивала, две слезинки покатились по её щекам.

— Гарри, спасибо! Мы правда больше не подведём тебя! — воскликнула она, словно я уже простил её.

— Гермиона, давай вернёмся к этому позже, — устало повторил я. — Сейчас мне просто не хочется это проверять.

Двое моих... за неимением лучшей формулировки будем считать, что друзей — понурились. Конечно, они всё время знали, что предают своего Гарри, а сейчас оказались перед фактом, что и я это знаю. Пусть теперь ломают головы, как вернуть прежние отношения, это уже не моя забота.

Я погладил пальцем свою сову по клюву. Птиц нельзя гладить по перьям, они этого очень не любят. Хедвиг, значит. Ладно, пусть будет Хедвиг.

Птица в последний раз легонько ущипнула меня за ухо и улетела на шкаф. Поздоровалась.

— Что это за дом? — спросил я, не глядя на своих друзей. Это можно было спрашивать, было очевидно, что я оказался здесь впервые.

— Штаб-квартира Ордена Феникса, — поспешно ответил Рон.

— А чей он был до этого?

— Это дом Блэков, он и сейчас принадлежит твоему крёстному, — ответила уже Гермиона. — Разве Сириус не писал тебе?

— Нет, он тоже не писал мне ничего конкретного, — я не стал скрывать раздражения, вызванного невнятными письмами Сириуса. Насколько мне было бы легче разбираться в здешних обстоятельствах, если бы он подкинул хоть пару фактов. — Он как вы — держись, мужайся, будь осторожен, никуда не высовывайся.

— Вот видишь, — наставительно сказала Гермиона. — А ты на нас сердился.

— Я и на него сержусь, — я пожал плечами и обиженно замолчал, окончательно войдя в несложную роль бунтующего рассерженного подростка. Нечто оставшееся во мне от прежнего Гарри не только одобряло моё поведение, но и считало, что я еще мало на них отыгрался, надо было наорать.

Про Орден Феникса я остерёгся выспрашивать — а вдруг прежнему Гарри уже рассказывали о нём? Полная пустота в моей голове касательно Ордена могла означать как отсутствие этих сведений у Гарри, так и их недоступность. Я вообще не знал, что можно спрашивать, а что нельзя, и надеялся на инициативу друзей, а они виновато молчали. В комнате воцарилась неловкая тишина.

— Гарри... — решилась наконец Гермиона. — Так что ты хотел узнать?

— Ничего, — огрызнулся я. — Не хочу опять услышать, что мне того нельзя и этого нельзя!

— Да ладно, ты чего? — примирительно сказал Рон. — Теперь можно, теперь мы всё тебе расскажем. Что сами знаем, ясное дело.

— Ну, если теперь у вас есть разрешение Дамблдора... — продолжал я играть обиженного, — ...тогда расскажите сами всё, что считаете нужным. Надеюсь, и это его поручение вы исполните наилучшим образом.

Глаза Гермионы снова наполнились слезами.

— Гарри, ну зачем ты так...

— А ты рассказывай, рассказывай, а то Дамблдор будет недоволен. Ты же не хочешь, чтобы ему пришлось это делать вместо тебя? И ты, Рон, не молчи. Твоя мама сказала, что вы должны ввести меня в курс дела, вот и вводите. Она надеется, что до ужина вы с этим справитесь.

— Ты же сказал, что дашь нам шанс... — прошептала Гермиона.

— Дам. Но не сейчас. А сейчас отрабатывайте свою причастность к тайнам.

Они обеспокоенно переглянулись и посмотрели на меня. Я нарочито отвернул физиономию в сторону, хотя краем глаза наблюдал за ними.

— В общем, Гарри... — неуверенно начала Гермиона. — Орден Феникса — это тайное общество, которое основал Дамблдор. В него входят люди, которые сражались с Сам-Знаешь-Кем еще в первую войну. Сейчас туда входит человек двадцать... это кого мы знаем, но, может, их и больше.

Она остановилась и посмотрела на меня.

— Продолжай, — сухо подбодрил её я.

— Это всё, Гарри. Нас не пускают на собрания Ордена, поэтому мы не знаем, что там обсуждают. Ну, Джордж и Фред немного подслушивают, но ничего такого... особенного. Говорили, что набирают новых членов, что собирают досье на некоторых Пожирателей, что-то охраняют... вот и всё.

— Вот это вы и скрывали от меня целый месяц? Так бы и написали, что ничего не знаете, а то понтовались — "знаем, но не скажем". Я там чего только не передумал, а тут... Чем же вы тогда здесь были так ужасно заняты?

— Ну... — Гермиона запнулась. — Мы вычищали дом. Он много лет стоял пустой и тут, знаешь, всякое завелось. Мы обработали кухню, почти все спальни, а завтра, наверное, займёмся гостиной...

— Понятно, — мне даже стало смешно. — Вам сказали, что вам оказано огромное доверие, что вас ждут великие дела, что родина вас не забудет, и отправили на уборку территории. Есть чему обзавидоваться.

Тут дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась грива длинных рыжих волос. Джинни, младшая сестра Рона — любезно подсказала мне память Гарри. Более того, она расщедрилась на картинку, где я нахожусь в каком-то мрачном зале, оформленном в серо-зелёных тонах. Джинни, еще мелкая, неподвижно лежит неподалёку от меня, чуть поодаль висит призрак парня лет шестнадцати, а изо рта огромной каменной головы в конце этого зала выползает такая же огромная змея — и память сообщила, что в конце второго курса я спас Джинни от Волдеморта, которым и был тот самый призрак. Это было первое подробное воспоминание, и я обрадовался, понадеявшись, что память начинает восстанавливаться.

— Ой, Гарри, привет! — Джинни посмотрела на меня по-особому цепко и внимательно, словно надеясь что-то во мне отыскать — но, похоже, не нашла, потому что уголки её губ разочарованно опустились. — Мне сказали, что тебя сегодня привезут.

— Привезли, — односложно ответил я.

— Ой, как тебе идут эти новые очки! — воскликнула она, разглядев меня получше.

— Прежние потерялись, когда на меня напали дементоры.

Поколебавшись, Джинни раскрыла дверь пошире и вошла в комнату.

— Вы тут поругались, да? — догадалась она, увидев нахмуренного Рона, расстроенную Гермиону и сердитого меня.

— Гарри обиделся, что мы не всё ему писали, — грустно сообщила Гермиона.

— Я тоже обиделась бы. — Джинни скосила на меня взгляд, словно ожидая одобрения. В это время раздались два громких хлопка, и перед нами возникли два одинаковых рыжих парня. Фред и Джордж, близнецы, старшие братья Рона, ужасные приколисты — подсказала память. Кто из них кто, она не сообщила.

— Перестаньте так делать, вы же можете угодить в кого-нибудь из нас, — слабо запротестовала Гермиона.

— Привет, Гарри! — радостно поздоровался один из близнецов, игнорируя её протест. — А мы-то гадали, тут ты или не тут!

— Меня тут нет, — объявил я в тон им.

— Правда нет? — весело оскалился второй близнец.

— Ты мне не веришь? — я картинно приподнял бровь. Шутка показалась им превосходной, оба дружно заржали. Обстановка несколько разрядилась, в их присутствии было трудно дуться друг на друга.

— А мы сейчас пытались подслушивать собрание, — один из близнецов помахал верёвкой телесного цвета. — Это удлинители ушей, но сегодня у нас ничего не получилось. Мама запечатала дверь непроницаемым заклятием.

— Обидно, Фред, — отозвался второй. — Мне так хотелось послушать, что затевает наш дорогой Снейп.

Ага, значит, это Фред, а это Джордж. Так и запомним. Снейп не вспомнился, хотя неприятное ощущение от его имени возникло. Значит, сначала нужно его увидеть.

— И Снейп сегодня здесь? — встрепенулся Рон. Видимо, этот Снейп был нечастым гостем на собраниях.

— Угу. — Джордж тщательно закрыл дверь и сел на кровать. Фред и Джинни сели рядом с ним. — С донесением. Сверхсекретным, разумеется, поэтому они и запечатались.

— То есть, они знают, что вы их подслушиваете? — заинтересовался я.

Близнецы переглянулись и одинаково уставились на меня.

— Наверное, догадываются, — согласился Джордж.

— Значит, что-то они позволяют вам подслушать, а что-то не позволяют?

— Они ничего нам не позволяют, — ответил уже Фред. — Это мы такие ловкие.

— Только не говорите мне, что им трудно или лениво ставить запечатывающее заклинание каждый раз.

Близнецы удивлённо распахнули глаза и переглянулись.

— Джордж!

— Фред!

— ...а ведь в этом что-то есть, ты не находишь, о брат мой?

— ...еще как нахожу, о брат мой!

— ...Гарри...

— ...о проницательный друг нашего оболтуса Рона...

— ...как по-твоему, а зачем им это надо?

— ...да, зачем?

Так я впервые познакомился с неподражаемой привычкой близнецов разговаривать как единое целое. Я прислонился к стене и сложил руки на груди.

— Ну как вам сказать... Бывают секреты, а бывает и ничего особенного. Секреты от вас утаивают, а ничего особенного дают подслушать, чтобы вы рвались в тайную организацию. Куда не пускают, всегда больше хочется, чем куда можно попасть свободно.

— ...но Орден важен...

— ...у него крайне важная задача...

— ...это Орден борется с Сами-Знаете-Кем...

— ...потому что больше некому...

— Задача, конечно, важная, — сдвинув брови к переносице, согласился я. — Я так и представляю, как Сами-Знаете-Кто драпает от миссис Фигг или падает в обморок, сражённый перегаром Флетчера. Это ж такая сила, братцы... Вот вам вопрос на засыпку — а почему с ним больше некому бороться?

Близнецы посмотрели друг на друга, словно каждый искал ответ у другого.

— ...это всё Министерство...

— ...они тебе не поверили...

— ...потому что они хотят жить спокойно...

— ...и не хотят шевелить задницей...

— ...поэтому делают вид, что Сами-Знаете-Кого нет...

— ...обвинили тебя во лжи и объявили сумасшедшим...

— А еще Министерство подослало дементоров, чтобы убить меня, — добавил я, когда они выдохлись.

— Нет, Гарри! — выступила Гермиона, к этому времени присевшая на другую кровать рядом с Роном. — Это сделал Сами-Знаете-Кто! Это от его Пожирателей тебя охраняли! Благодаря кровной защите твоей матери Пожиратели не могут попасть в дом к Дурслям, но они могут подстеречь тебя на улице. Поэтому около твоего дома было установлено дежурство и поэтому тебе не велели отходить далеко от дома!

— Сегодня девять человек легко выманили Дурслей из дома и проникли туда, когда я был там один.

— Но они же не желали тебе зла, Гарри!

— Пожиратели тоже могут нанять убийцу без метки, который не будет желать мне зла. Он будет только делать свою работу. Но Пожирателей там и близко не было, а дементоров послало Министерство, Гермиона.

— Почему ты так думаешь?! — разгорячилась она.

Разумеется, я тщательно обдумал появление дементоров около дома Дурслей с учётом всех газетных сведений. Гарри, видимо, получал волшебные газеты с совой. Когда её задержали здесь, я остался без газет и не знал, как это происшествие освещалось в прессе, но двухмесячной подписки хватило, чтобы составить некоторое представление о местной власти и расстановке политических сил.

— Потому что дементоры подчиняются Министерству, а не Пожирателям. Потому что адрес Дурслей неизвестен Пожирателям, но известен в Министерстве. И наконец, потому что дементоры слишком удачно появились в дежурство Флетчера, когда тот сбежал по своим делам. Не удивлюсь даже, если кто-нибудь подстроил Флетчеру выгодное дельце, чтобы тот покинул дежурство. По правде говоря, я начал бы искать утечку сведений в Ордене, причём утечку в министерские верхи.

— Перси?! — вдруг ахнула Джинни. Все головы повернулись к ней. — Перси поссорился с папой, — заговорила она, глядя на меня. — После окончания учебного года, когда мы собирались сюда. Перси тогда повысили, он пришёл похвалиться, а папа сказал ему, что его повысили за то, что он шпионит за нашей семьёй. Сам папа уж сколько лет работает, а всё на маленькой должности, вот он и подумал, что честного человека так быстро не повысят. Перси тогда сильно обиделся, даже на квартиру съехал, мама вся извелась из-за этой истории. А недели две назад я слышала, как папа просил поискать маму какие-то бумаги, они у него потерялись...

— Может, это еще ничего не значит... — сказал я просто ради собравшихся здесь подростков, которым Перси приходился братом. — Бумаги мог подобрать кто угодно.

— Да, сестрёнка, ты уж слишком... — поддержал меня Джордж.

— ...наш Перси, конечно, с прибабахом... — подхватил Фред.

— ...но он никогда не стал бы...

— ...не докатился бы до такого...

— ...он же не кто-нибудь, а наш брат...

Однако все рыжие заметно поскучнели. Гермиона сочувственно поглядывала на Рона и даже взяла его за руку. Я задумался, как бы развлечь их, но тут в коридоре послышались шаги. Близнецы почему-то всполошились, вскочили на ноги и исчезли с характерным хлопком.

Мгновение спустя в дверях появилась миссис Уизли.

— Дети, идёмте ужинать, собрание закончилось. — Она окинула нас зорким материнским взглядом. — Джинни, детка, почему у тебя руки в навозе? Уж не от тех ли навозных бомб, в которые вступил Подмор, когда первым вышел с собрания? Иди немедленно вымой руки, с такими руками ты за стол не сядешь!

Миссис Уизли развернулась и ушла, за ней вышла и Джинни. Мы снова оказались втроём. Рон и Гермиона глядели на меня с опаской, они помнили, что я их еще не простил.

— Мы знали, что ты будешь сердиться, — тихо сказала Гермиона. — Мы на тебя не обижаемся, только ты должен понять, что мы пытались переубедить Дамблдора.

— То есть, против Дамблдора ради меня вы не пойдёте, — сказал я, и это не было вопросом.

— Гарри, пойми... Дамблдор лучше знает, как надо. Он пожилой, он мудрый, он великий волшебник, он победитель Гриндевальда, он долго возглавлял Визенгамот и Международную Ассоциацию Магов. Если он что-то делает, он знает, что делает, а мы случайно можем разрушить его планы. Если он сказал, что тебе нельзя ничего говорить, значит, так надо.

— Дружба превыше всего, — напомнил я. — Дружба — это когда ты поддержишь человека, даже если он неправ. Это когда ты откажешься от чего угодно, если это причинит боль другу. Это когда ты не поставишь интересы посторонних людей выше интересов друга. В нашей дружбе Дамблдор — посторонний, и вы выбрали его.

— Ты обещал нам шанс...

— Я помню. Идёмте же наконец ужинать.

4.

Я не знал, куда идти, и пропустил Рона вперёд. Но едва мы вышли на лестничную площадку, он скомандовал нам замереть и даже вытянул руку в сторону, чтобы преградить путь зазевавшейся Гермионе.

— Они еще здесь, давайте подслушаем! — предложил он взволнованным шёпотом.

Мы осторожно перегнулись через перила. В холле столпилось десятка два мужчин и женщин, вышедших с собрания. Прямо перед нашими носами сверху спустилась верёвка телесного цвета — этажом выше близнецы использовали свой удлинитель ушей. Вот, значит, куда они так поспешили.

К их глубокому огорчению, толпа почти не задержалась в холле. Пока Люпин, Тонкс и миссис Уизли втроём запирали за гостями дверь на засовы — кстати, я так и не видел, кто нам её открывал, потому что миссис Уизли подошла позже — мы прошли по лестнице мимо настенных тарелок с головами бесов и тоже оказались внизу.

— Только тише здесь, пожалуйста, — шёпотом напомнила мне Гермиона.

Миссис Уизли увидела нас и тоже сказала:

— Гарри, деточка, иди на цыпочках вон к той двери. Мы ужинаем на кухне.

Рядом раздался оглушительный грохот, который свёл наши старания на нет. Я оглянулся на шум и увидел Тонкс, валявшуюся на полу в обнимку с подставкой для зонтов.

— Простите, — простонала она. — Дурацкая подставка, каждый раз об неё спотыкаюсь.

Тут портьеры, мимо которых мы только что прошли, сами собой распахнулись. За ними оказалась не дверь, а анимированный портрет высокой тощей пожилой женщины в полный рост. Но это я потом догадался, а сначала нас буквально снесло её яростным криком:

— Грязнокровки!!! Выродки, ублюдки, предатели крови!!! Как вы только посмели осквернить собой дом моих предков!!! Убирайтесь отсюда прочь, грязные крысы!!!

Она кричала так, что пришлось зажать уши руками. Люпин с миссис Уизли кинулись закрывать портьеры, но излучаемая портретом магия не давала им это сделать. От крика старухи стали просыпаться остальные портреты и злобно заворчали, глядя на нас. Тонкс всячески извинялась, но никто её не слушал — это был тот самый случай, когда преступление уже включало в себя наказание. Миссис Уизли бегала с палочкой по холлу и безуспешно пыталась утихомирить портреты.

В конце холла вдруг распахнулась дверь и оттуда стремительно вышел высокий мужчина с длинными чёрными волосами. Я признал в нем состарившуюся тень черноволосого парня из семейного альбома моего предшественника, а память Гарри вспыхнула радостью при виде своего крёстного Сириуса Блэка.

Сириус подбежал к портрету и и стал закрывать портьеры, с которыми не справилась миссис Уизли. Она и не смогла бы, это был не её дом и не её магия.

— Ты-ы!!! — с той же яростью закричала старуха. — Предатель крови, позор моего рода!!!

Он поднапрягся и задёрнул портьеры. Когда старуха на холсте замолчала, остальные портреты тоже успокоились. В холле воцарилась тишина.

Взгляд Сириуса остановился на мне. Откинув со лба длинные чёрные пряди, он заулыбался и подошёл ко мне.

— Раз тебя видеть, Сохатик! Вот ты и познакомился с моей покойной мамашей.

— Твоей?...

— Да-да, моей милой, доброй мамашей. Вот уже месяц пытаемся её снять, но никак не получается.

— Это всего лишь портрет, — напомнил я. — Наверное, он зачарован на охрану.

— Нужна нам такая охрана! — раздражённо фыркнул Сириус. — Это теперь мой дом, и не её дело, кого я сюда привожу! Я предложил Дамблдору устроить здесь штаб-квартиру — единственно полезное, что я мог сделать, — он с ошеломлённым видом вгляделся в меня. — Подожди, у тебя другие очки?!

— Прежние потерялись, когда на меня напали дементоры, — похоже, эту фразу мне придётся повторить еще много раз.

— Но почему такие?! В тех очках ты был точь в точь как Джеймс!

— Меня уговорили на эти.

— Жалко. Ну ладно, еще поменяешь. Идём ужинать, это сюда.

Я спустился за ним в подвальный этаж, там мы прошли ещё одну дверь и оказались на кухне. Это было просторное помещение, которому больше подходило название кухонного зала, с огромным обеденным столом почти во всю длину и очагом у дальней стены. Освещение было скудным, отчего весь зал казался мрачным, основную долю света давал горящий очаг. Стол окружали сдвинутые в беспорядке стулья, не меньший беспорядок царил и на столешнице, по которой были раскиданы бумаги различного размера и степени заношенности, придавленные сверху кучей старого тряпья, свисавшей со стола. Двое рыжих мужчин, в которых память Гарри радостно признала Артура и Билла Уизли, сидели и разговаривали в ожидании ужина.

Мы обменялись приветствиями, в которые вошёл и неизбежный вопрос про очки. За это время в кухню вошли остальные и расселись за стол, а Тонкс умудрилась уронить подсвечник на бумаги и чуть не подпалить кучу тряпья на столе. Лично я не стал бы класть такую грязь туда, где едят люди, но мало ли, вдруг она была здесь дорога как память.

— Садись, Гарри, — сказал мне Сириус. Билл тем временем удалил бумаги со стола заклинанием. — Ты уже знаком с Мундангусом?

— Видел мельком, — ответил я, вспомнив грязного жирного пьяницу, которого молотила миссис Фигг. — Это из-за него я чуть не достался на ужин дементорам.

— Познакомься, это он собственной персоной. — Сириус кивнул мне на кучу тряпья на столе. — Данг, проснись, собрание уже закончилось.

Ясно. Хоть Данга и накрыли на стол, но если нас знакомят, есть мы его не будем.

— Гха? — отозвалась куча тряпья, с кряхтением принявшая сидячее положение, и подняла вверх грязную руку. — Пс-лютна сглассн с Сирьс-см...

— Данг, собрание давно закончилось, — сообщил Сириус. — Смотри, Гарри приехал.

— Гхарри? Бля, и правдд... Гхрри, ты кхак? Норм?

— Норм, — потвердил я.

Продолжая пялиться на меня, Данг зашарил в карманах, разыскал там замызганную трубку, прикурил от палочки и со смаком затянулся. Над столом поползли клубы зеленоватого дыма. Вскоре из вонючего облака глухо послышалось:

— Ты уж не срдись на мня, стрика...

— Не буду, — ответил я негромко, чтобы было слышно только ему. — Я тебя просто урою.

— Мундангус, сколько тебе говорить, чтобы ты не курил здесь перед едой!!! — пронзительный голос миссис Уизли заглушил мою последнюю фразу. Данг, похоже, всё-таки что-то расслышал — в его маленьких красноватых глазках на мгновение мелькнула настороженность — но решил, что ему померещилось.

Урыть его я, понятное дело, не урою, хоть и было за что, и хотелось бы. Есть такое негласное правило: свои своих не урывают, пока те не станут чужими. Любой свой среди своих должен быть в полной безопасности. Ну хоть попугать, это не запрещено...

— Ой! — дернулся он, поспешно засовывая трубку в карман. — Прсти, Молли.

Как оказалось, ужин еще не начинали стряпать. Миссис Уизли припрягла к делу всех, кроме меня, Сириуса и Мундангуса — меня она пожалела с дороги, Мундангус был бесполезен, а Сириусу, видимо, было невместно. Данг продолжал таращиться на меня, но от расспросов воздержался.

— Ну как каникулы, нормально? — спросил меня Сириус.

— Давай, я расскажу тебе, а ты сам заценишь, — не то чтобы я испытал всё это на себе, но с высокой вероятностью вычислил по тому, что мне было известно. — Гулять вы запрещали мне в каждом письме, поэтому на улицу я выходил только чуть-чуть вокруг дома и в магазины по поручению Дурслей. Они свалили на меня все работы по хозяйству, запирали на ночь в комнате и использовали любой повод, чтобы оставить меня без еды. Они закрыли мои учебники в чулане, они всячески оскорбляли меня и моих знакомых. Даже вовремя сходить в туалет было для меня большой удачей. В каждом номере "Ежедневного Пророка" обязательно встречалась хоть пара намёков, что я сумасшедший. Рон и Гермиона постоянно писали, что у них тут тако-ое, тако-ое, но они мне ничего не скажут, потому что Дамблдор не велел. И наконец на меня ещё и дементоры напали. Ты сам обрадовался бы таким каникулам?

Сириус безрадостно хмыкнул.

— А я был бы только рад, если бы на меня напали дементоры. Смертельная опасность — это же так бодрит! Ты хоть на улицу мог выйти, а у меня и того не было. Я же целый месяц не выхожу из дома, Гарри!

— А почему? — осторожно поинтересовался я.

— Во-первых, я всё еще в розыске. Во-вторых, Хвост наверняка рассказал Волдеморту про мою аниформу, поэтому мне и в виде пса не разгуляться. Вот и получается, что я ничего не могу сделать для Ордена... во всяком случае Дамблдор так считает.

Память Гарри подсказала, что Волдеморт — это и есть тот самый Тот-Самый. Кроме Сириуса, при мне еще никто не называл его Волдемортом. Крёстный был недоволен, что Дамблдор душит его прекрасные порывы, это слышалось в тоне, каким он произносил имя местной святыни. Пока потенциальный, но уже еретик...

— По крайней мере, ты был в курсе событий.

— О да, — саркастически протянул он. — Быть в курсе событий от Снейпа, который весь изошёл ядовитыми намёками, что он-де жизнью рискует, а некоторые прохлаждаются дома. Всё интересуется, как у меня дела с уборкой...

— Какой уборкой?

— Мы тут убираемся в доме, чтобы в нём можно было жить. Дом уже лет десять как пустой, тут всё обветшало и заросло пылью.

— А колдануть?

— Тут никакого колдовства не хватит. Твои друзья, чего уж там скрывать, пока ничего не умеют, да и я никогда не был силён в хозяйственной магии. Вот и приходится всё ручками, ручками... пока народ там делом занимается.

— Слушай-ка, Сириус... а вот представь себе, что у тебя появилась возможность действовать. Что бы ты тогда стал делать?

— Я... — Сириус воодушевлённо закатил глаза к потолку. — Я... Я стал бы делать то, что скажет Дамблдор.

Честно говоря, я ожидал большего. Я думал, у него какие-то планы простаивают, и хотел поискать способы их выполнения.

— Тогда могу тебя обрадовать, именно это ты сейчас и делаешь.

Какое-то мгновение он вникал в мою фразу, а затем громко, беззаботно расхохотался.

— Ну и шутник же ты, оказывается, Гарри!

А ведь я не шутил...

— Фред! Джордж! НЕТ!!! НЕСИТЕ РУКАМИ!!! — вдруг раздался вопль миссис Уизли.

Мы втроём обернулись и дружно нырнули под стол. Прямо на нас стремительно неслась эскадрилья. Главной ударной силой в ней был огромный котёл с только что снятым с огня рагу, по бокам от него, угрожающе раскачиваясь, рассекали воздух железный кувшин со сливочным пивом и тяжёлая деревянная доска с увесистой буханкой хлеба на ней. Замыкающим в эскадрилье был длинный и острый хлебный нож.

Оглушительный удар по столешнице над нашими головами свидетельствовал о том, что точка поражения была достигнута. Со стола поползло пышущее жаром рагу, перемешиваясь со сливочным пивом, хлебный нож воткнулся глубоко в пол рядом с нами, на полдюйма промазав по руке Сириуса.

В процессе военных действий кухонной утвари был уничтожен стратегический запас горячей еды на сегодняшний вечер. Мы проползли под столом к свободному от рагу месту и вылезли наружу.

— Бляя... — протянул Данг с бесконечным разочарованием в голосе, увидев разлетевшееся вокруг содержимое котла, щедро политое сливочным пивом. Остальные в кои-то веки были глубоко солидарны с ним.

— РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО!!! — возопила миссис Уизли. — ЭТО ЕЩЕ ЗАЧЕМ?!! ЕСЛИ ВАМ РАЗРЕШИЛИ КОЛДОВАТЬ, ЭТО ЕЩЕ НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ВЫ ЭТОМУ НАУЧИЛИСЬ!!!

— Мы хотели сэкономить время! — крикнул Фред.

И ведь сэкономили, умельцы. Ужин, можно считать, уже позади.

Поскольку было за полночь, обошлись сухим пайком. Буханку выловили из лужицы рагу, порезали на куски и раздали всем собравшимся. Я уступил свою долю Рону, который проглотил её не жуя.

В конце концов, я уже поужинал у Дурслей.

5.

Комнату я делил с Роном. Кровати там были одинаково неряшливыми, пришлось спросить, которая из них моя. Пока мы ждали ужина, кто-то внёс мои вещи сюда, я разыскал в них пижаму, переоделся и улёгся спать. Рон, тронутый тем, что я уступил ему кусок, решил, что я уже не сержусь, и попытался разговорить меня, но я повернулся носом к стенке и прикинулся спящим.

Несколько минут спустя к нам аппарировали близнецы. Им тоже не удалось втянуть меня в беседу, поэтому они ограничились Роном. Наверное, они проторчали бы тут до утра, если бы их не спугнула миссис Уизли, проверявшая по комнатам, улеглись ли её отпрыски спать. Все наконец угомонились, и я заснул.

Меня едва добудились на завтрак, а затем вся молодёжь, включая меня, отправилась в гостиную морить здешнюю моль под названием докси. Все болтали без умолку, и я узнал массу подробностей из нашей школьной жизни. Сам я придерживался стратегии "молчи — сойдёшь за умного", а поскольку это было принято как должное, прежний Гарри, видимо, тоже был неразговорчив.

Жизнь в доме била ключом. Сначала пришёл Бруствер, позвонил в звонок, и в холле долго орал портрет. Потому пришёл Мундангус, притащил с собой ворованные котлы, и в коридоре долго орала миссис Уизли. Если бы при мне не сказали, кто из них кто, я не отличил бы. Это у местных уже стиль жизни, так и запомним.

Шкафы в гостиной были заполнены артефактами и излучали мощную негативную ауру. Миссис Уизли сказала, что мы займёмся ими после обеда и чтобы без взрослых мы здесь ничего не трогали. Для близнецов это оказалось приглашением порыться по шкафам, пока взрослые ничего не запретили, не выкинули и не перепрятали. Сами близнецы, по их же хвастовству, с весны были совершеннолетними, но на взрослых они совсем не тянули. Я, не вмешиваясь, вполглаза наблюдал, как они хватаются голыми руками за артефакты, к которым я детей и близко не подпустил бы. В конце концов, кто я им такой, чтобы мешать им угробиться?

До меня донёсся скрип приоткрытой двери. Я оглянулся на звук и увидел беса. Мелкий выходец с нижних планов был в ужасном состоянии — оборванный, весь морщинистый, он был похож на древнего старичка. Это если не знать, что бесы не стареют. Они живут, пока не погибнут от естественных причин вроде зубов других обитателей нижних планов. Этот бес выглядел таким, оттого что был заморен нехваткой магической подпитки.

Нет, бесов я не люблю, хотя призывал их часто. В моей работе без таких помощников не обойтись. Бестолковые, шебутные, с дурной инициативой — зато их можно использовать там, куда не пошлёшь человека, и работают они только за магическую подпитку. Но если уж ты призвал на службу инфернальную тварь, так хотя бы корми её досыта.

— Бес, — подивился я вслух. — Живой!

Я уже говорил, что импульсивность — зло?

Моё не столь уж громкое восклицание услышала Гермиона и мгновенно возбудилась:

— Гарри, это не бес, это домовый эльф!

— Как же не бес, когда я вижу, что бес? — машинально отреагировал я.

— Сириус сказал мне, что это домовый эльф! — заявила она уверенно, с едва заметным оттенком превосходства. — Его зовут Кикимер, он живёт в этом доме давным-давно.

— Бедняга, — не удержался я от замечания.

— Это мы бедняги, — встрял в разговор Рон. — Он тут должен прислуживать, а сам ничего не делает, только ходит и ворчит, ходит и ворчит.

Интересно, как он будет прислуживать, если для работы ему нужна магия, которой ему даже на жизнь не хватает? Я чуть было не сболтнул и это, но успел прикусить язык. Кикимер тем временем брёл по гостиной с видом обдолбанного наркомана, направляясь к шкафам, которые потрошили близнецы. Бесы и так умом не блещут, а этот ещё и ничего не соображал с голодухи — но учуял таки вторжение и пришёл защищать хозяйскую собственность.

— Ублюдки, выродки, предатели крови, — бормотал он себе под нос то же самое, что и портрет в холле. — Крысы заполонили дом, крысы и шакалы... поганые рыжие крысы, прожорливая грязнокровка, хозяин-отщепенец... Бедная, бедная моя хозяйка, если бы она только знала, кого понатащили в дом...

— Привет, Кикимер! — очень громко сказал близнец с намалёванной буквой "Ф" на рубашке. Значит, Фред.

Бес вздрогнул и замер на месте, словно его разбудили.

— Кикимер не заметил молодого господина, — проговорил он, поворачиваясь и кланяясь Фреду. — ...мерзкого отпрыска предателей крови... — тихонько пробормотал он, не отрывая глаз от ковра.

— Что-что? — переспросил другой близнец, с буквой "Д" на рубашке.

— Кикимер ничего не говорил, — ответил бес, кланяясь и ему. — ...а вот и его гадкий близнец. Пара вонючих мартышек.

Я едва удержался от смешка. Кикимер выпрямился, злобно оглядел всех и снова забормотал, убеждённый, что это он думает и что его никто не слышит:

— ...а вот и отвратная, наглая грязнокровка, тоже роется в чужом, будто так и надо... а это новый мальчишка, прежде его не было. Кикимер не знает его имени. Что ему здесь надо? Кикимер не знает.

И кто мне пытается доказать, что это не бес? Из-за того, что бесов после призыва именуют не истинным именем, у них проблема с самоидентификацией и они обращаются к себе в третьем лице.

— Кикимер, познакомься, это Гарри, — неуверенно сказала Гермиона. — Гарри Поттер.

Блеклые глаза беса расширились и остановились на мне.

— ...грязнокровка подлизывается к Кикимеру, только ничего у неё не выйдет...

— Не смей называть её грязнокровкой!!! — хором выкрикнули Джинни и Рон.

— Ничего страшного, — прошептала Гермиона, — он же не в своём уме, он сам не знает, что гово...

— Не обманывай себя, Гермиона, он прекрасно знает, что говорит, — перебил её Фред, неприязненно уставившись на беса.

— ...да-да, пусть она себя не обманывает, — послышалось ответное бормотание Кикимера. — Она всё равно останется грязнокровкой, как её ни зови... жадной пиявкой на чужой силе... не давай ей обнимать себя, Гарри Поттер...

— Ты что сказал?! — взбеленился Фред.

— Я сказал, что вот какой он, Гарри Поттер, — взгляд беса прояснился и устремился мне на лоб. Я заметил, какое усилие сделал над собой Кикимер для этого. — Кикимер видит шрам. Это так похоже на...

— Ты вообще зачем сюда припёрся? — гневно спросил Джордж.

— Кикимер наводит порядок, — ответил бес, не отрывая взгляда от моего лба, и снова забормотал: — ...предателям крови грязнокровка не опасна, с них нечего взять... а Гарри Поттеру надо опасаться...

— Что-то не заметно, чтобы ты наводил порядок, — сказал голос за моей спиной. — В доме всё грязнее и грязнее.

Это вернулся Сириус. Он стоял в дверях и с нескрываемым отвращением смотрел на беса. При виде Сириуса тот согнулся вдвое, поклонившись в пол, и остался в такой позе.

— Встань прямо! — нетерпеливо приказал Сириус. — Говори, что ты затеял!

— Кикимер наводит порядок, — упрямо повторил бес и пробормотал себе под нос. — ...воры, грязь, отребье... это за ними надо следить, а не за Кикимером... всё тащат... всё ломают... бедная моя хозяйка... что она сказала бы, если бы узнала, что Кикимер должен служить этому сброду...

— Я тебя спрашиваю, что ты затеял?! Каждый раз, когда ты притворяешься, что занят уборкой, ты прячешь хлам, чтобы не дать нам его выкинуть!

— Кикимер никогда не возьмёт хозяйскую вещь с её законного места! — жалобно возопил он — и сразу же забормотал едва слышно: — ...не вы наживали, не вам и выкидывать... самих бы вас отсюда выкинуть, чтоб не оскверняли хозяйское жилище...

— Убирайся вон!

Кикимер не посмел ослушаться прямого приказа и ушёл. Как и все бесы, он мог видеть в магическом спектре и, похоже, обнаружил в моём шраме что-то знакомое. С ним, определённо, нужно было пообщаться с глазу на глаз. Только бы бес не сдох до этого — когда он уходил, мне казалось, что каждый его шаг будет последним.

Сириус не обратил никакого внимания на близнецов, увлечённо потрошивших его шкафы, зато хмуро уставился на противоположную от двери стену, большую часть которой занимал гобелен с родословным деревом.

— Вот это мои предки, Гарри, — словно бы выплюнул он. — Здесь вся моя сдвинутая семейка. Хочешь посмотреть?

Мой крёстный был здорово не в духе, но Кикимер уже ушёл и сорвать зло было не на ком. Зато для этого годились покойники, имевшие честь произвести Сириуса на свет. Прикинув, что сделал бы забитый сиротка, об которого вытирали ноги даже Дурсли, я подошёл и стал рассматривать гобелен.

— Здесь тебя нет, Сириус?

— Вот здесь был я, — он раздражённо ткнул пальцем в выжженное пятно на гобелене. — Мать выжгла отсюда мой портрет, когда я убежал из дома.

Дальше я выслушал от него длинную речь о том, какими выродками были они все вместе и каждый в отдельности. Хорошими были только он сам и его кузина, порвавшие с семьёй, а также спотыкливая девица Тонкс, оказавшаяся его племянницей.

— Но из-за чего ты убежал из дома? Это же были твои родители, они наверняка хотели тебе добра.

— Потому что я ненавидел их всех, их пристрастие к чистоте крови, их убеждённость, что Блэки выше королей... братца-идиота, который во всё это верил... вот он. — Сириус ткнул пальцем в портрет на гобелене.

Слово за слово я выспросил у него историю Регулуса Блэка, примерного сына, убитого в восемнадцать лет своими же единомышленниками.

— Он был таким послушным, — издевательски протянул Сириус. — Ходи сюда, не ходи туда, дружи с этим, не дружи с тем, делай то, не делай этого... Как марионетка на верёвочках. Нет ничего на свете выше свободы!

— Значит, ты порвал с семьёй ради свободы? — уточнил я.

— Конечно! Они замучили меня своими дурацкими требованиями!

— И много её у тебя было после того, как ты ушёл из семьи?

— Поначалу была. Эх мы с Джеймсом и пошалили, пока он не женился и не остепенился!

— А потом?

— А потом началась война и я участвовал в рейдах на Пожирателей.

— То есть, выполнял приказы командира? По-твоему, армия — это свобода?

Сириус с глубокомысленным видом поискал ответ на потолке.

— Но интересно же... — изрёк он. — Да я не особо и подчинялся.

— А дальше что было?

— Дальше? — Сириус опечалился и вздохнул. — Дальше Джеймс погиб, а я попал в Азкабан. Потом я сбежал, крутился вокруг Хогвартса, чтобы поймать Питера. Потом опять сбежал, прятался за границей. Потом вернулся тайком, потому что ты стал чемпионом Тремудрого турнира — крыс жрал, но был рядом. Теперь вот тут сижу.

— И сколько у тебя во всём этом было свободы?

— Сколько её было... — взгляд Сириуса снова отправился к потолку. — А знаешь, ни хрена её не было. Азкабан... ну тут всё ясно. Как вылез из Азкабана, человеком столько не пробыл, сколько собакой. У Хогвартса крутился как привязанный, сначала из-за Питера, потом из-за тебя. Сейчас вот сижу здесь, как дурак.

— Не хотел быть примерным сыном — стал примерным последователем Дамблдора? — скептически поинтересовался я.

— Он же хочет как лучше!

— А твои родители, значит, хотели как хуже?

— Да что ты ко мне с ними пристал! — вскипел Сириус.

— Понимаешь, я сирота. Я не помню своих родителей. И я сделал бы всё, чтобы угодить им, лишь бы они у меня были. А ты от своих отказался, вот я и хочу понять...

— Эх, Сохатик, родители разные бывают...

Я сделал вид, что задумался.

— Может, тогда я зря переживаю, что у меня их нет?

— Да ты что, это же Джеймс и Лили!

— Но ты не их сын, ты не можешь судить, как бы я с ними поладил. Твои родители тоже кому-то нравились.

— Гарри!!! Как ты можешь так говорить о своих родителях!!! — раздалось у меня за спиной. Это, оказывается, Гермиона давно уже слушала наш разговор.

— А что? — удивился я. — Что-то не так? Вон крёстный только что обложил всю свою родню до седьмого колена — и ничего.

— Он взрослый, он лучше понимает, что говорит, а ты не должен так говорить о родителях, которые пожертвовали ради тебя жизнью!

— Гермиона, — я начал злиться. — Мы с крёстным разговариваем о своих семьях. Ты здесь вообще при чём?

— Но я же права! — воодушевлённо воскликнула она. — Твои родители были замечательными, благородными людьми! Твой отец был одним из лучших учеников Хогвартса, душой любой компании, а твоя мать была старостой и отличницей, никогда не нарушавшей школьных правил! Они боролись за права маглорожденных и погибли, защищая тебя!

— О! — впечатлился я. — Вижу, ты хорошо была знакома с ними лично.

— Это же все знают, Гарри! Что с тобой случилось, что ты стал сомневаться в этом?

Я заподозрил, что незнание здешних реалий увело меня куда-то не туда. Нужно было выкручиваться.

— Может, грустная история крёстного навеяла? — предположил я на всякий случай. — И вообще уединение у ненавидящих меня родственников не способствует моему хорошему мнению о родителях. Кто знает, может, в быту моя мать была такой же, как тетка Петуния? Они всё-таки сёстры.

— Да ничего подобного, Гарри! — поддержал Гермиону Сириус. — Я знал Лили, она была совсем не такой. Вон и Регулус, хоть и мой брат, он тоже был совсем не таким, как я.

Всё шло к тому, что нужно было смириться, признать своих родителей идеальными людьми, сунуть язык в задницу и помалкивать. Но я был ещё горячее, чем Сириус — был бы у меня другой темперамент, я бы здесь не оказался — и не переносил, когда на меня давили в открытую. Трудно сказать, до чего бы мы договорились, но тут очень вовремя вошла миссис Уизли, левитируя перед собой поднос с бутербродами. Мы устремились к еде и отвлеклись от назревающей склоки.

— Сохатик! — вдруг позвал Сириус. — Это всё-таки была свобода! — он торопливо заглотил недопрожёванный кусок, спеша договорить осенившую его мысль. — Потому что всё это я выбрал себе сам.

6.

Мне не пришлось искать Кикимера, он всё время крутился у разоряемой гостиной, пытаясь спасти хоть что-то из хозяйского имущества. Сириуса он признавал хозяином только на словах и для вида покорялся его приказам, но через пять минут уже снова делал всё по-своему. Бес не подчинялся изгою магически, но выгнать из дома Сириуса и прочих жильцов было за пределами то ли его полномочий, то ли остатков силы особняка.

А волшебный дом умирал, хоть и сопротивлялся вторженцам, как мог. Если бы не его бессилие, в нём никогда не завелись бы магические паразиты вроде докси, а сейчас они пировали на полутрупе. Свою долю в его гибель вносила и разношёрстная компания, собиравшаяся в нём, которая здесь только потребляла силу, но ничего не давала от себя. Возможно, агония жилища растянется на годы, но уже было видно, что не на десятилетия.

Впрочем, это было не моё дело, жить здесь я не собирался.

Когда Кикимер в очередной раз прошёл по коридору мимо открытой двери гостиной, я вышел туда за ним.

— Эй, бес! — окликнул я.

Он остановился и хмуро посмотрел на меня.

— Кикимер не бес, у Кикимера нет хвоста, — сказал он с упрёком, когда я подошёл. Опустив взгляд в пол, он пробормотал себе под нос: — ...тогда и Гарри Поттер бесхвостая обезьяна...

О как. Неужели это следующая ступень эволюции бесов?

— Гарри! — донеслось мне в спину. — Гарри, ты куда пошёл!!!

Я оглянулся на голос Гермионы. Она стояла в дверях гостиной и смотрела на меня сердито и встревоженно.

— В чём дело? — спросил я.

— Ты куда пошёл?! — повторила она.

— Я должен перед тобой отчитываться?

— Гарри, ты должен понимать, что в доме опасно и что тебе нельзя бродить по нему без спроса! Если бы я не заметила, как ты вышел, ты мог бы забрести куда-нибудь и с тобой там могло бы что-нибудь случиться!

Издевательская ухмылка сама собой наползла на моё лицо.

— Я помочиться пошёл, Гермиона. Пойдёшь со мной?

— Ох... — она густо покраснела. — Подожди, я сейчас скажу Рону, чтобы он проводил тебя.

— Гермиона! — мой окрик остановил её на полушаге в гостиную. — Я уже большой мальчик и умею справлять нужду без присмотра. А проводит меня Кикимер, я как раз собирался попросить его.

Она недоверчиво посмотрела на меня, на Кикимера, снова на меня.

— Ну ладно. Кикимер, ты отвечаешь за Гарри, понял?

— Кикимер понял, — покорно отозвался тот, а затем пробормотал: — ...наглая, наглая грязнокровка...

Но Гермиона его уже не слышала, она вернулась в гостиную.

— Идемте, господин Гарри Поттер, — бес — ладно уж, домовый эльф — посмотрел на меня усталыми блеклыми глазами. — Кикимер покажет, куда идти.

Я позволил ему проводить себя в нужное место и даже сделал там то, для чего оно предназначено. В запас, а то еще окажется, что меня и в туалет больше не отпустят без присмотра.

— Кикимер, разговор есть, — обратился я к терпеливо ждавшему эльфу.

— Кикимер слушает, господин Гарри Поттер.

— Только давай сначала я перелью тебе немного силы, а то ты ничего не соображаешь.

— Господин это может?! — оживился он.

— Может-может, — я протянул ладони к лысой голове и, не касаясь её, стал подавать в них магию. Вспомнилось, что в прежней жизни я так и делал, чтобы послать бесам немного сверхконтрактной силы, когда хотел поощрить или подлечить их. Кикимер помолодел за пару минут, его глаза заблестели и стали осмысленными, а сморщенная кожа стала расправляться. — Пока хватит, а то заметят разницу.

— Кикимер благодарит вас, господин, — в голосе эльфа прозвучала искренняя благодарность.

— Буду добавлять каждый день понемногу, пока ты не придёшь в норму, а то, понимаешь, взяли моду не платить за работу. Почему ты вообще не вернулся на свой план?

— Потому что магия рода всё еще питает Кикимера. Совсем мало, но питает, поэтому контракт в силе.

— Сколько тебе еще осталось служить по контракту?

— Ещё сто двадцать три местных года, господин. Кикимера призвали на пятьсот лет.

— Почему ты согласился на такой срок?

— Это было хорошее место, сытное и безопасное, — эльф печально вздохнул. — Почти четыреста лет Кикимер служил здесь и всё было хорошо, но плохой господин Сириус испортил всё. Ещё у Кикимера остался не выполнен хозяйский приказ, и Кикимер боится, что не сможет вернуться домой, когда закончится контракт.

Я заметил, что после подпитки эльф перестал бормотать себе под нос. Теперь оставалось только догадываться, о чём он сейчас думает.

— Это Сириус тебе что-то приказал? Но ты же не выполняешь его приказы.

— Сириус не настоящий хозяин, Сириус отрёкся от рода, которому служит Кикимер. Приказы Сириуса не задержат Кикимера здесь. Это был приказ хозяина Регулуса, который умер.

— Ясно, давай перейдём к делу. Ты ведь что-то хотел сказать про мой шрам, когда тебя перебил один из рыжих?

— Да, господин Гарри Поттер. Кикимер уже видел такую магию. В плохой вещи, которую Кикимеру велел уничтожить хозяин Регулус.

— Как называется эта плохая вещь?

— Кикимер не знает такого слова. Кикимер только знает, для чего эта вещь.

— Рассказывай, может, я это слово знаю.

— Кикимер знает слово "медальон". Это украшение, которое колдуны носят на шее. Вещь выглядит как медальон, но она не для того, чтобы носить её на шее. Она для того, чтобы связать душу колдуна с его личностью. Если колдун умрёт, с помощью этой вещи можно призвать его душу и вернуть ей прежнюю личность.

— Филактерия? — знания, промелькнувшие у меня в голове, принадлежали явно не Гарри Поттеру, и это радовало. — Но как их может быть больше одной? Филактерия всегда бывает только одна! Так же, как одна душа, один мозг и одно сердце, иначе при воплощении всё пойдёт наперекосяк!

— Кикимер не знает. Хозяин Регулус говорил, что эту вещь нужно уничтожить, чтобы не дать возродиться плохому колдуну. Хозяин Регулус служил плохому колдуну, но узнал, что он плохой, и больше не захотел ему служить. Хозяин Регулус погиб, когда доставал эту вещь из схрона, и перед смертью приказал Кикимеру уничтожить её. Но Кикимер не знает, как уничтожать такие вещи.

— Могу я посмотреть на неё?

— Кикимер не советует. Эта вещь защищена опасным заклинанием.

— Её нельзя брать в руки?

— Ненадолго можно.

— Тогда принеси вещь сюда, я только гляну на неё.

— Кикимер принесёт.

— Хотя стой, подожди! — как бы там Гермиона не встревожилась, что меня всё еще нет, и не объявила мой розыск. — Сейчас меня могут хватиться.

Эльф задумчиво шевельнул ушами. Подпитавшись силой, он стал соображать лучше.

— Господин Гарри Поттер позовёт Кикимера по имени, когда господину Гарри Поттеру будет удобно, и Кикимер явится в любое время.

— Только сначала без этой вещи, о ней договоримся отдельно.

— Кикимер понял. Кикимер будет ждать вызова.

Возвращаясь в гостиную, я размышлял над сообщением эльфа и обмозговывал открывшиеся сведения о филактериях. Для создания филактерии требовалась незаурядная магическая мощь, для её разрушения — ничуть не меньшая. У жалкого подросткового тела, куда занесло меня и мою силу, для такого колдовства могло банально не хватить здоровья. Да и опасность разрушения доставшейся мне головы тоже как-то не грела. Если бы это был ритуал возврата, я рискнул бы, но в том-то и заключался смысл удаления филактерии, что эта голова была нужна мне целёхонькой.

Не сходилось то, что филактерий было больше одной. Я был уверен, что так не бывает, но это могло быть неизвестное мне здешнее колдовство. Я забился в угол гостиной, подальше от крикливых рыжих, и стал изображать там уборочную деятельность, сосредоточившись на воспоминаниях прежнего обитателя тела. Может, его память что-нибудь выдаст на эту тему, если поднапрячься.

Но сосредоточиться у меня так и не получилось. Не из-за рыжих, а из-за Гермионы. Несмотря на то, что я вернулся из похода в туалет целым и невредимым, она всё еще была возмущена моей неосторожностью и поставила себе целью довести до меня, что я неправ. Ей необходимо было заставить меня "отнестись к её словам серьёзно" — то есть, уважительно выслушать её, признать, что я абсолютно не ценю всеобщую заботу о моей безопасности, и сказать, что я больше так не буду. Сначала я не обращал на неё внимания, затем стал вяло отмахиваться, как от надоедливой мухи, но Гермиону подобное отношение к её красноречию совсем не устраивало.

— Гарри, ты почему меня не слушаешь! — рассердилась она. — Повернись ко мне и выслушай меня!

Я раздражённо повернулся к ней.

— Гермиона, радость моя, напомни, мы с тобой женаты? Нет? — я дождался её растерянного отрицающего мотания головой. — Тогда заткнись и отстань.

Гермиона остолбенела, а я ведь не сказал ничего такого. Неужели прежний Гарри безропотно позволял ей вот так ездить ему по мозгам?

— Гарри, ну как ты можешь... — пробормотала она несколько секунд спустя. — Ты должен понимать, что это для твоего же блага...

— Свободна, — огрызнулся я.

— Но...

— Я сказал — свободна. Иди самоутверждайся в другом месте.

Не дожидаясь ответа, я повернулся к Гермионе спиной. Если бы у прежнего жильца был хоть какой-то шанс вернуться в это тело, я бы еще подумал, прежде чем посылать её подальше, но его душа пошла на корм дементорам, а мне такие надоеды ни к чему.

Неподалёку раздалось хихиканье Джинни, в котором отчётливо слышалась злорадная нотка. Я обернулся и перехватил её восхищённый взгляд — а девчонка-то влюблена в меня... точнее, в это тело, потому что разницу в поведении она если и заметила, то ничего не заподозрила. Прежний Гарри, похоже, был к ней равнодушен, и я его понимаю. Была бы она хоть сколько-нибудь симпатичной...

Нотация Гермионы вывела меня из себя и, разумеется, сбила весь настрой. Вдобавок разболелась голова — я уже столкнулся с тем, что она так реагировала на любую попытку думать. Я не знал, чем здесь лечат головную боль, поэтому лечил её доступными средствами: расслабиться, успокоиться, дышать глубоко и медленно и вообще постараться забыть, что у меня есть голова. К вечеру она почти прошла, несмотря на непрерывную трескотню рыжих и демонстративно обиженное поведение Гермионы.

Тем не менее за ужином меня мутило от одного запаха еды в тарелке, щедро наложенной и поданной мне лично миссис Уизли. Севшему рядом Рону я сказал, что плохо себя чувствую и не могу это есть, и он помог мне, потихоньку съев и мою порцию. После ужина Гермиона увела его с собой, проигнорировав меня, но если она хотела этим проучить меня, у неё получилось с точностью до наоборот. Когда они ушли, я радостно понёсся искать укромное место для встречи с Кикимером.

Дом я пока еще совсем не знал, поэтому свернул в ближайший укромный угол, удостоверился, что поблизости никого нет, и вызвал эльфа. Он явился почти мгновенно и протянул тощую ручонку явно для того, чтобы я за неё взялся.

— Это еще зачем? — попятился я. Хоть этот эльф и утверждает, что он не бес, кто знает, что у него на уме. Выходки бесов бывают весьма коварными.

— Кикимер перенесёт господина Гарри Поттера в комнату, где лежит плохая вещь, — поскольку я всё еще мешкал, он добавил: — Это комната хозяина Регулуса, Кикимер положил плохую вещь там.

Я взялся за ладошку эльфа и, готовый ко всему, перенёсся вместе с ним. Это действительно оказалась жилая комната побольше нашей с Роном, отделанная в зелёных тонах и побогаче обставленная. Кровать здесь была одна, из мебели было всё необходимое для удобного проживания, включая шкаф для одежды, письменный стол и старинное настенное зеркало в рост человека. Генеральная уборка еще не добралась сюда, но в комнате было чисто и не пыльно. Кикимер сунулся к тумбочке и наполовину выдвинул верхний ящик.

— Плохая вещь здесь, Кикимер положил её сюда.

Я подошёл и заглянул в приоткрытый ящик. Там лежал старинный серебряный овальный медальон с буквой "С", отделанной изумрудами и оформленной в виде змеи. Медальон фонил магией, от которой у меня сразу же заломило шрам. Поморщившись, я повернулся к Кикимеру, который смотрел на меня... с надеждой?

— Господин Гарри Поттер может уничтожить эту вещь? — в голосе эльфа послышались умоляющие нотки.

— Чем, говоришь, она опасна?

— Вещь распознаёт намерения и защищается. Она внушает печальные мысли и может довести до самоубийства.

— Ясно, ментальная защита, — пробормотал я и вгляделся в структуру чар на медальоне. Видимо, за защиту отвечала чёрно-фиолетовая ячеистая структура, в которую было обёрнуто магическое содержимое медальона. — Мне нужно удалить такую же штучку со своего лба, а для этого я должен изучить эту вещь. Ну и потренироваться в её удалении без вреда для медальона, а значит, эксперимента она не переживёт. Было бы неплохо уничтожить ещё пару таких, прежде чем пробовать на своей голове.

— Господин Гарри Поттер уничтожит её?! — просиял Кикимер.

— Господин это умеет... — задумчиво протянул я. — Эти магические поделки такие нестойкие — только настроишься поизучать её как следует, а она уже и развалилась... У меня будет только одна попытка, чтобы разобраться в ней, поэтому расскажи всё, что ты про неё знаешь.

Кикимер стал воодушевлённо рассказывать. К сожалению, про сам медальон он знал только то, что это была филактерия — или, точнее, недофилактерия — того самого Волдеморта, который возродился в начале лета. Если считать, что один кусок филактерии лежал передо мной, а другой наливался болью у меня во лбу, возрождался Тот Самый уже из третьего. Идиот, количество тут всегда в ущерб качеству — и хотел бы я глянуть на то, что возродилось.

В моём сознании вдруг выскочила картинка. Кипящий котёл и стоящее в нём голое узкоплечее существо, серокожее, красноглазое, с лысой безносой головой и чуть ли не чешуйчатое — эдакий гибрид человека и змеи. Точно, прежний Гарри присутствовал при возрождении, поэтому его память расщедрилась на картинку.

— Да уж, нет бы честно сдохнуть... — вырвалось у меня. — Ты продолжай, продолжай, — сказал я замолчавшему и уставившемуся на меня Кикимеру. — Говоришь, в пещере?

Мало-помалу я узнал от него подробности гибели Регулуса. Восемнадцатилетний юнец пошёл наносить ущерб главному злодею не подготовившись, не подстраховавшись, ничего не спланировав, не заручившись ничьей помощью, и предсказуемо погиб, хотя мог бы выкарабкаться. Взять хотя бы, как он тупо наливался доверху этой жидкостью, а надо бы как? Выпил одну чашку, два пальца в горло, опорожнил желудок и дальше пей — ты не в ресторане, чтобы стесняться. И не запивать из озера, а сгонять эльфа за питьевой водичкой, тот же свободно шмыгает туда-сюда через защиту пещеры. Прекраснодушный героический идиот, и что он делал в Слизерине?

Всё ясно, я попал в страну идиотов. Я догадывался об этом еще у Дурслей, но, как оказалось, на что-то еще надеялся.

— Вот что, эльф, — сказал я Кикимеру, когда он закончил свою историю. — Перед тем, как что-то делать с этой вещью, мне нужно узнать о таких вещах побольше. У Регулуса наверняка были свои источники сведений — книги или записки какие-то. Ты можешь подсказать, откуда он об этом узнал?

— В библиотеке рода Блэк есть такие книги, — охотно отозвался тот. — Это очень, очень тёмная магия.

— Наплевать. Знания не бывают тёмными, тёмным бывает их применение.

— Господин Гарри Поттер говорит точь в точь, как добрая хозяйка Вальбурга! — восхитился Кикимер.

— Значит, она была мудрой женщиной, — скромно констатировал я. — Обеспечь мне доступ к этим книгам и устрой всё так, чтобы никто об этом не узнал. Время буду выбирать я, место выбирай ты сам. Книги подготавливай заранее, чтобы я не терял времени впустую. И спрячь эту вещь подальше, чтобы её случайно не скрысили, а то дорогие гости тащат отсюда всё подряд.

Эльф энергично закивал.

— Кикимер понял. Кикимер подготовит нужные книги. В доме есть комнаты, которые открываются не для всех.

— Прекрасно. Давай, я тебя ещё чуток подпитаю. — Кикимер с готовностью подставил голову под мои ладони. — Дому тоже нужна подпитка, чтобы он не обрушился, верно?

— Господин Гарри Поттер и это может?!

— Может. Только не знает, как это делается, но ты наверняка знаешь.

— Кикимер сначала должен посоветоваться с хозяйкой Вальбургой.

— С портретом? — догадался я. — Давай, а я пока поизучаю медальон.

Мне по большому счёту было всё равно, до чего они досоветуются, потому что этот дом еще продержится несколько лет. За это время я так или иначе разберусь с филактериями, но я не привык оставаться в долгу.

7.

Мне показалось, что Кикимера не было довольно-таки долго. Я успел изучить магоэнергетическую структуру защитных чар медальона, оказавшихся несложными, и даже обнаружил узловые точки, воздействием на которые можно было удалить защиту. Но удалять её я пока не стал, потому что не знал, как возвращать её на место. Это в общении я бываю несдержанным, но когда дело доходит до любимого магоконструирования, у меня откуда что берётся — и осторожность, и благоразумие. Я никогда не ломаю чары, если не знаю, как их вернуть, и не уверен, что они больше не понадобятся.

— Господин Гарри Поттер! — раздалось у меня за спиной, и я обернулся к эльфу. — Хозяйка Вальбурга хочет поговорить с сами!

— Мне нужно спуститься в холл к портрету?

— Не в холл, а в библиотеку, там тоже есть портрет. Поганому отребью нет туда доступа.

— Боюсь, что меня скоро хватятся, если еще не хватились. Если я пойду туда сейчас, меня наверняка станут искать, а потом будут допытываться, где я был. Давай, я лучше ночью туда выберусь, когда все заснут.

— Тогда господин Гарри Поттер позовёт Кикимера, когда сможет, и Кикимер перенесёт господина Гарри Поттера в библиотеку.

— Договорились, а сейчас верни меня обратно.

Эльф протянул мне ручонку и аппарировал со мной в пустующий кабинет на втором этаже. Оттуда я вернулся в комнату, где поселили нас с Роном, и с облегчением обнаружил, что там никого нет. Обитатели особняка где-то кучковались, и я решил на сегодня обойтись без их общества. Мне предстояло бодрствовать ночью, поэтому я улёгся немного поспать, настроившись на пробуждение после полуночи.

Проснулся я около часа ночи. В незашторенное окно светила растущая луна, на соседней кровати похрапывал Рон. Я тихо оделся и вышел в пустынный коридор.

— Кикимер!

Эльф мгновенно появился передо мной и протянул ручонку для аппарации. Ещё мгновение спустя мы оказались в старинной библиотеке, скорее строгой, чем роскошной. Вокруг царила идеальная чистота — важные для рода помещения дом еще был способен поддерживать в порядке. На стене перед нами, словно окошко в гостиную, висел поясной портрет Вальбурги Блэк. Здесь она была слегка помоложе и заметно сдержаннее.

— Моё почтение, леди Блэк, — я отвесил поклон портрету. — Вы хотели поговорить со мной?

— Да, молодой человек, — с привычной надменностью проговорила она. — Вы ведь из Поттеров? Сын беспутного Джеймса и грязнокровки?

Не лучшее начало для прежнего Гарри Поттера, но меня такие нюансы не травмировали. Глядя на Сириуса, можно было поверить, что его приятель Джеймс был беспутным и что он сделал неподходящую партию.

— Да, леди Блэк, — подтвердил я. — Он самый.

— Вы выглядите разумным и воспитанным молодым человеком, — продолжила Вальбурга. — А знакомые портреты описывали мне безрадостную картину, они утверждали, что вы глупы и совершенно без манер. Это ведь вы послужили причиной гибели Тёмного Лорда.

— Мне тогда было полтора года, леди Блэк. К моему прискорбию, я совершенно не помню этого события.

— Кикимер сообщил, что вы сильный волшебник, мистер Гарри Поттер, — произнесла она, оценивающе приглядываясь ко мне. — И, что тоже немаловажно, вы не одобряете компанию отбросов, собравшихся в моём доме.

— По правде говоря, они производят на меня неприятное впечатление и мне не нравится их отношение ко мне, — согласился я.

— Молодой человек, люди к каждому относятся так, как он позволяет, — снизошла она до пояснения.

— Вы безусловно правы, леди Блэк, — признал я, вспомнив заодно и Дурслей. — Но я не в том положении, чтобы кому-то что-то позволять или не позволять. Понимаете, я полностью зависимый сирота без собственного жилья и с весьма ограниченным доступом к семейным средствам, — это я уже успел вычленить из трескотни рыжего семейства.

— Возмутительно, что они сделали с последним из Поттеров, — обронила она. — Кикимер ещё сказал мне, что у вас во лбу непростой шрам.

— Да, в нём засела посторонняя магическая структура, которую я считаю необходимым удалить. Насколько я уже разобрался, это часть филактерии вашего Тёмного Лорда, и она мешает моей голове полноценно работать. Ещё одна часть филактерии находится в медальоне, из-за которого погиб ваш сын.

— Это для меня новость. — Вальбурга выглядела задумчивой. — Жаль, что Регулус ничего не сказал мне тогда. Это изменило бы всё. Но почему ты называешь крестраж филактерией?

— О филактериях я где-то читал, а про крестражи никогда ничего не слышал.

— Это крестраж, частица души, оторванная, чтобы стать в этом мире якорем для умершего колдуна. Человек — прежде всего душа, а тело — всего лишь её внешнее проявление. Кто из трусости перед жизнью рвёт свою душу на части, он добровольный калека и урод, не заслуживающий даже презрения. Я осталась без сына, но не хотела бы, чтобы Регулус выжил такой ценой. Это был бы уже не он.

— Означает ли это, что вы не одобряете Тёмного Лорда?

— Он не Лорд, — с горечью подытожила Вальбурга. — Мой сын погиб из-за пустышки.

Она замолчала. Пока она переживала о своём, я размышлял, какая часть её личности сохранилась в портрете и насколько она одушевлена. Что такое эта Вальбурга, действительно ли она самостоятельная личность или это нечто вроде записи на визоре, для которой невозможно ни меняться, ни развиваться? Спрашивать об этом мне казалось бестактным, но и удержаться от вопроса было трудно.

— Гарри Поттер, — произнесла наконец она. — Возможно, ты справишься со своим шрамом сам, но скорее всего ты при этом не выживешь. Тебе нужна магическая поддержка и подстраховка. Мне тоже кое-что нужно, и я могу помочь тебе при условии, если ты поможешь мне.

— Если это в моих силах... — я всегда относился с пониманием к ситуации "я тебе — ты мне". Ведь никто не обязан делать мне что-то полезное за просто так.

— В твоих. Я не сказала бы даже, что это очень трудно. Твоей бабушкой со стороны отца была Дорея Поттер, урожденная Блэк. Это значит, что в тебе есть кровь Блэков. Мне нужно, чтобы ты принял родовое главенство и восстановил мой род. Если ты войдёшь в род, его магия защитит тебя при удалении крестража.

Ничего себе предложеньице! А я-то собирался поскорее разделаться со штуковиной во лбу и сосредоточиться на возвращении домой!

— Для этого нужно то, что я подумал? Жениться и обзавестись детьми?

Вальбурга подтверждающе кивнула.

— И вырастить их до возраста, в котором они сами смогут обзавестись детьми, — дополнила она. — Да, это дело не одного дня, но люди всё равно так или иначе живут и обзаводятся семьями. Мне нужно, чтобы ты всё это делал, ставши Блэком.

На этот раз уже я взял паузу. Я совсем не хотел задерживаться здесь и надеялся поскорее разобраться со шрамом, восстановить свои знания и построить такой же портал, какой забросил меня сюда. Правда, забросил он только мою душу, нужно было решать ещё и проблему переноса тела, потому что на том конце меня не ждало никакое вместилище души.

Если отбросить свойственную мне самонадеянность, следовало честно признаться себе, что процесс возвращения может затянуться на годы. Значит, нужно было обустраиваться здесь и подстраиваться под этот мир, а ещё лучше — подстраивать этот мир под себя. Ведь по условиям договора с Вальбургой мне нужен мир, в котором процветают Блэки, а не их враги.

А кстати, совсем неподалёку уже имелась особа, смотревшая на меня с обожанием.

— Эта рыжая мочалка Уизли подойдёт?

Вальбургу аж передёрнуло.

— Разумеется, нет! Это должна быть достойная во всех отношениях чистокровная леди, которая усилит кровь Блэков, а не превратит её в помои. Хватит уже того, что ты сам чуть ли не полукровка.

Необходимость жениться по договорённости меня не пугала. Мужской организм не против поиметь почти любую женщину, а если уж совсем тяжёлый случай, можно выключить свет или накинуть на супругу иллюзию. Гораздо больше меня пугало, что жена будет мешаться в моих магических экспериментах, да и в том, что её еще придётся искать, тоже не было ничего хорошего. Мне смутно вспомнились слова наставника — о да, у меня был наставник, как же его звали? — что женщины магистра должны быть только приходящими. И что-то мне подсказывало, что у себя на родине я с этим прекрасно устраивался.

— Так что ты решил? — нетерпеливо спросила Вальбурга.

— Леди Блэк, это серьёзное решение. Это не разовая услуга, на это, считай, полжизни отдать нужно. Мне хотелось бы взять время на его обдумывание и попросить вас помочь разобраться, какие обязанности у меня будут в качестве главы рода, насколько это поможет мне с крестражем, какие у меня шансы выжить и чем я рискую в обоих случаях. Не хотелось бы соглашаться на кота в мешке.

Она посмотрела на меня с заметным одобрением.

— Приятно, что ты так разумен и рассудителен. Я скажу Кикимеру, он выдаст тебе необходимые книги и записи. Если что-то останется непонятным, спрашивай у меня.

— А гарантии? — спросил я. — Гарантии, что вы не утаите от меня что-нибудь важное?

— Если ты не согласишься, роду Блэков хуже не станет, потому что хуже некуда. Но если ты возглавишь род, тебе станут доступны все знания Блэков и ты легко обнаружишь любые мои недоговорённости. Это не лучшая основа для сотрудничества, поэтому я не стану ничего умышленно от тебя утаивать. Разумеется, если ты сам что-то прозеваешь, это будет уже не моя вина.

Даже согласиться рассмотреть её предложение было для меня непростым решением. Но я уже обнаружил, что интересы здешнего Гарри Поттера не соблюдал никто. Напротив, вся его жизнь была организована так, чтобы его легко можно было использовать, чем сейчас и занимался сброд под названием Орден Феникса. У самого Гарри Поттера не было никакой реальной силы и опоры, а родовое главенство могло стать ею. Кроме того, для моих разработок нужны были средства и база.

— Леди Блэк, вас устроит, если я изучу источники, которые вы мне предоставите, и приму решение до начала учебного года?

— Лучше, если ты примешь его хотя бы за неделю до начала сентября. Неделя тебе понадобится, чтобы войти в род, подстроиться под него и подпитать дом, чтобы приостановить разрушение.

— Договорились. — Моя исследовательская натура подзуживала меня, и я всё-таки задал вертевшийся на языке вопрос: — Скажите, леди Блэк, а насколько вы являетесь той, кем были при жизни? Ваша душа здесь или всё-таки не здесь?

Вальбурга хитро усмехнулась, вопрос ей понравился.

— Нет, душа Вальбурги не здесь. Я в некотором смысле псевдодуша рода Блэков, созданная и взращённая взаимодействием магии с многочисленными потомками рода, а сейчас, в общении с тобой, наложенная на отпечаток личности Вальбурги. Если ты заговоришь с портретом другого члена рода, его личность одушевлю тоже я, хотя его знания и характер будут принадлежать ему. Чем древнее род, тем живее его портреты, Гарри Поттер.

8.

В последующие дни всё будущее пополнение Ордена Феникса в лице Рона, Гермионы, Джинни, Фреда, Джорджа и меня занималось генеральной уборкой особняка. К нам присоединялся и Сириус, больше для того, чтобы поболтаться и потрепаться, потому что он в принципе был неспособен к монотонному физическому труду. Он бранил своих предков, обсуждал с близнецами их новые вредилки и гонял от нас Кикимера, пытавшегося спасти родовое имущество от расхищения. Я еще не принял решение войти в род Блэков, но поймал себя на том, что сочувствую эльфу и беспокоюсь о выброшенном и растащенном, словно уже был здесь хозяином.

Нами руководила миссис Уизли, что выражалось в её указаниях "отсюда и до обеда" и регулярной поставке подносов с бутербродами к фронту наших работ. По ночам, примерно с часу ночи и до пяти утра, я просиживал в блэковской библиотеке за фолиантами и рукописями, поэтому жестоко не высыпался и весь день клевал носом за швабрами и тряпками. Чтобы не навлекать на себя подозрений, я не пытался помочь себе магией, к тому же такое времяпровождение устраивало меня.

Взрослые обитатели особняка изображали кипучую орденскую деятельность. Целыми днями они сновали туда и обратно, насилуя дверной колокольчик и провоцируя гневные вопли портрета Вальбурги Блэк. Что-то охраняли в Министерстве и важно сообщали друг другу при встрече, что сегодня, слава Мерлину, опять ничего не случилось. Вечерами собирались в кухне, где надолго запирались, а затем расходились по домам, оставляя после себя клочки исчерченного пергамента, клубы дыма из трубки Мундангуса и горы грязной посуды. Близнецы азартно подслушивали орденцев и носились с каждым подслушанным словом, как курица с яйцом.

Все поголовно были убеждены, что я такой вялый из-за переживаний о предстоящем суде, и старались не беспокоить меня. Рон с Гермионой постоянно шептались и поглядывали на меня, как на умирающего, а если им случалось заговорить со мной, держались преувеличенно бодро и жизнерадостно. Я же был только рад своей изоляции. Все они были моей вынужденной компанией, потому что у меня не было другой.

Я не хочу сказать, что все эти люди чем-то плохи. Обыкновенные. Для прежнего Гарри, может, даже хорошие, потому что относились к нему лучше Дурслей, которые тоже были обыкновенными. Но в друзья они мне не подходили, потому что были мне не интересны. Они были даже не из тех людей, с которыми я стал бы раскланиваться при встрече. Просто массовка, просто толпа, проходящая мимо по жизни. Мне нечего было с ними обсуждать и нечем поделиться.

Людоведы и душелюбы утверждают, что каждый человек чем-то интересен. Вот только даже в магазине никто не берёт первый попавшийся товар и тем более не скупает все товары сразу, несмотря на то, что каждый товар для чего-то нужен — напротив, каждый долго и привередливо копается, чтобы выбрать наиболее подходящие. Так с чего бы мне быть неразборчивым в отношениях с людьми?

Было только вопросом времени, когда я расстанусь с этой компанией и забуду её, как дурной сон.

Слушание моего дела приближалось. С каждым днём меня всё больше удивляло, что никто из заинтересованных лиц не расспрашивает меня о происшествии с дементорами. Ни представители Министерства, ни Дамблдор. Как они собираются судить меня без моих показаний? Тот же Дамблдор мог бы поинтересоваться моим самочувствием, даже если подробности ему доложила миссис Фигг. Если он так заинтересован во мне, что уже через десять минут после нападения дементоров поспешил в Министерство, почему он не беспокоится о моём состоянии и не инструктирует меня к предстоящему слушанию? Разве будет лучше, если я явлюсь туда неподготовленным?

А в надзоре у него наверняка всё схвачено. Как бы он так скоро узнал о происшествии, если бы ему немедленно не донесли?

С одной стороны, хорошо, что Дамблдор не явился расспрашивать меня так же оперативно. Тогда я совершенно не разбирался в ситуации и не смог бы выдать себя за прежнего Гарри. Я и сейчас сомневаюсь, что это у меня хорошо получается, но, по счастью, народец здесь не наблюдательный. Шрам есть — значит, ребёнок тот самый. С другой стороны, я не мог не задаваться вопросом, почему закулисная суетня по моему делу совмещается у Дамблдора с очевидной небрежностью ко мне.

Я надеялся, что Дамблдор появится накануне суда и подскажет мне хоть что-нибудь. Не появился.

В ночь перед судом я не пошёл в библиотеку, нужно было выспаться. Проснулся около семи утра, свеженький. На кухне миссис Уизли уже хлопотала над завтраком, которого ожидали за столом Сириус, его племянница Тонкс, его друг Люпин и мистер Артур Уизли, который должен был доставить меня в Министерство. Все они были одеты на выход, а мистер Уизли сегодня даже вырядился по-магловски: в рабочую куртку и узкие брюки в полоску. Заседание было объявлено в одиннадцать, но рабочий день мистера Уизли начинался раньше, поэтому мне предстояло дожидаться начала суда в его кабинете.

За завтраком сказали, что Дамблдор, оказывается, заходил вчера вечером персонально к Сириусу — предупредить, чтобы тот ни в коем случае не ходил со мной в Министерство. Сириус и сам понимал, что ему не стоит соваться туда даже в собачьем виде, но миссис Уизли на всякий случай отчитала его как маленького. Пока я ел, она кружила около меня и стряхивала с меня воображаемые соринки, приглаживала мои волосы, поправляла на мне широченную Дадлину футболку, всё время норовившую съехать с одного плеча. Она оставила меня в покое, только когда я встал из-за стола.

Это оказалось сигналом для всех, чтобы подбодрить меня напоследок.

— Гарри, ну как ты? — спросил мистер Уизли, дожидавшийся за столом, когда я поем. Я пожал плечами — да никак. — Заседание состоится в кабинете Амелии Боунс. Она глава отдела магического правопорядка, и это она будет тебя допрашивать.

— Да ты не волнуйся, Гарри, она строгая, но справедливая, — заверила меня Тонкс, которая сегодня была блондинкой. И она всё-таки попробовала кудряшки.

— Скоро всё будет позади, — утешающе сказал мистер Уизли. — И полдня не пройдёт, как тебя оправдают.

— Главное, держи себя в руках, — посоветовал Сириус. — Держись спокойно, будь вежлив, рассказывай чётко и честно.

— Справлюсь как-нибудь, — ответил я.

— Закон на твоей стороне, — добавил Люпин. — Ты имеешь право колдовать в опасной для жизни ситуации.

— Думаю, нам пора, — сказал мистер Уизли, поглядев на часы.

Мы с ним вышли через парадную дверь и оказались на площади, среди куч мусора и кучек собачьего дерьма. Мистер Уизли взволнованно поправил на себе магловскую куртку, к которой не привык, и заговорщически наклонился ко мне:

— Тебе нельзя аппарировать, поэтому лучше всего будет, если мы доберёмся до Министерства как настоящие маглы. Это должно произвести там хорошее впечатление, учитывая, за что тебя вызывают...

— А там будут спрашивать, как мы туда сегодня добирались? — удивился я.

— Э-э... мы на вахте скажем. Это должно помочь.

Он расправил сутулые плечи, сунул руку под куртку и зажал в кулаке спрятанную там волшебную палочку, распахнул пошире горящие энтузиазмом глаза и оглядел замызганную площадь с таким видом, словно собрался в разведывательную миссию на территорию противника.

— Идём, Гарри! Сегодня мы поедем на метро! — торжественно объявил он.

До станции было минут двадцать ходьбы. Всё это время мистер Уизли радостно озирался вокруг и толкал меня в бок со словами "смотри — маглы!", "смотри — атанабили!", "смотри — атыбаты!".

— Автомобили... автоматы... — машинально поправлял я его словами, выскакивавшими из памяти бывшего Гарри. Всё окружающее было в новинку и мне, особенно метро. Я даже заподозрил, что в моём прежнем мире не было столько маглов — или хотя бы не было столько техники.

Маршрутные схемы висели в метро чуть ли не через каждые пять шагов, но у мистера Уизли была собственная карта. Он самозабвенно следил по ней за нашим перемещением, поэтому я предоставил ориентирование ему, а сам стал глазеть по сторонам. Когда я еще такое увижу...

Когда и как мы сбились с пути, я не заметил. Наверное, мистер Уизли свернул не в тот переход между ветками метро. Я ничего не подозревал, пока он не сказал мне, что вот уже пятая остановка у него не совпадает по названию с написанной на карте. Пока мы вдвоём разбирались в схеме, поезд довёз нас до конечной станции, где мы обнаружили, что поехали не в ту сторону и теперь находимся ещё дальше от пункта назначения, чем были вначале. В конце концов мы приехали куда надо, но крюк занял у нас около часа.

Переживать было не из-за чего, до начала слушания оставалось больше двух часов. Зато покатались.

От метро до входа в Министерство было ещё минут двадцать пути. Чистые, промытые с утра асфальтовые улицы с новенькими многоэтажными домами, фонарные столбы, поблёскивающие на утреннем солнце, ровные выметенные тротуары и уличные вазы с цветами — всё это осталось позади. Впереди показались засранные собаками задворки с валяющимся повсюду мусором и драной телефонной будкой с выбитыми стёклами — и я понял, что мы почти на месте. Действительно, вход был в этой самой будке, а от нас требовалось набрать на телефоне закодированное слово "магия", получить пропускные жетоны и со свистом провалиться под землю.

В огромном вестибюле, куда мы провалились, было не то чтобы красиво, но помпезно. Особенно выделялась помпезностью золотая скульптурная группа в центре вестибюля, в которой волшебник об руку с волшебницей вели к светлому будущему кентавра, гоблина и домового эльфа, охренело таращившихся на благодетелей. Вид у всех пятерых был самый кретинистический. Вдоль боковых стен вестибюля располагалось два ряда раззолоченных транспортных каминов, один из которых работал на вход, а другой на выход. Сейчас, в начале рабочего дня, камины активно использовались сотрудниками Министерства.

Мы подошли к столу с вывеской "Служба безопасности", где охранник провёл сканирование моего организма и палочки. Бывшую палочку Гарри, а ныне безжизненную деревяшку, я повсюду таскал с собой в чехле, чтобы не выделяться среди остальных волшебников. Колдовать мне всё равно было нельзя, поэтому никто из орденцев не подозревал об её неисправности.

Охранник потребовал у меня палочку и небрежно кинул на прибор, похожий на медные весы с одной чашкой. Не успел я испугаться, что он обнаружит неисправность палочки, как весы уже распечатали бланк с результатом.

— Одиннадцать дюймов, остролист, сердцевина из пера феникса, находится в пользовании четыре года. Так?

Я кивнул. Охранник вернул мне палочку, а бланк наколол на небольшой медный штырь. Мистер Уизли был сотрудником Министерства, ему проверка не понадобилась. Затем мы поднялись в лифте на несколько этажей вверх, по пути зашли туда-сюда и наконец пришли в комнатёнку на два рабочих стола, размером чуть больше чулана под лестницей, где Вернон запирал сундук Гарри. Согласно табличке на двери, это был отдел по борьбе с незаконным использованием изобретений маглов.

Едва мистер Уизли показался в дверях, взволнованный напарник вскочил ему навстречу.

— Артур, куда ты запропал?! Я тебе домой сову послал, вдруг успеет! Они поменяли время и место! Слушание началось в восемь утра, внизу, в десятом зале!

— В восемь утра?! — ужаснулся мистер Уизли. — Оно уже час как идёт?!

— Скорее, может, еще успеете!

Мистер Уизли понёсся обратно к лифту, я поспешил за ним.

— Почему они перенесли заседание? — спросил я его, пока мы ехали в лифте.

— Не знаю, но это настоящая катастрофа!

Выйдя из лифта, мы понеслись по пустынному коридору с грубыми каменными стенами, освещённому факелами. Впереди чернела дверь, но мы свернули на боковую лестницу, ведущую вниз. После неё был ещё один коридор, и наконец мы остановились перед тяжёлой, окованной железом дверью.

— Тебе туда, — запыхавшийся мистер Уизли привалился к стене.

— А вы?

— А мне туда нельзя. Иди же!

Я повернул железную ручку и переступил порог зала судебных заседаний. Как и все министерские коридоры, его тёмные каменные стены тускло освещались факелами. Ряды скамей по обе стороны зала поднимались вдоль стен наподобие трибун, в центре стояло кресло с высокой спинкой, железное, увитое цепями и больше всего напоминавшее средневековое пыточное орудие. На балконе напротив сидело с полсотни людей в одинаковых фиолетовых мантиях с фигурной серебряной буквой "В" на левой стороне груди. Они негромко переговаривались, но при моём появлении разом замолчали.

— Вы опоздали, — раздался холодный мужской голос.

— Прошу прощения, — а что ещё я мог сказать? — Я не знал, что заседание перенесли.

— Вины Визенгамота в этом нет. Утром вам была послана сова с предупреждением. — Мне невольно подумалось, что если бы мы не вышли так рано, то получили бы сообщение, отправились бы сюда магическим способом и могли бы успеть. — Но раз уж вы здесь, садитесь в кресло обвиняемого. Вы как раз вовремя, чтобы услышать приговор.

Всё шло обычным порядком, градус идиотизма был тот самый, к которому я уже привык. Я уселся на краешек слишком большого для меня кресла и невозмутимо оглядел собрание судей. В центре первого ряда восседал министр магии Фадж, знакомый мне по газетным колдографиям. Сегодня он расстался со своим клоунским прикидом и был в такой же фиолетовой мантии, как и все судьи. Рядом с ним сидела толстая жабоподобная особа, знакомая мне по тем же источникам — Долорес Амбридж, первый заместитель Фаджа. Секретарём был рыжий очкастый парень занудного вида, в котором память Гарри признала того самого Перси Уизли, который порвал с семьёй ради карьеры.

— Мистер Персиваль Уизли, зачитайте приговор, — распорядился Фадж.

Парень поднялся, поправил очки и уставился на лист пергамента в своей руке.

— Приговор по дисциплинарному слушанию от двенадцатого августа сего года по обвинению в нарушении статута секретности и декрета о разумном ограничении колдовства несовершеннолетних Гарри Поттером, учеником школы магических искусств Хогвартс, проживающим по адресу: Суррей, Литл Уингинг, Прайвет-драйв, дом 4, — зачитал он. — Обвиняемый признан виновным в несанкционированном колдовстве и приговаривается к исключению из школы и лишению волшебной палочки.

— Благодарю вас, мистер Уизли, — чопорно сказал Фадж. — Мистер Гарри Поттер, сдайте палочку нашему экзекутору для приведения приговора в исполнение. Мистер Макнейр, приведите приговор в исполнение.

С трибун поднялся кряжистый хмурый мужчина отталкивающей внешности, подошёл ко мне и протянул руку за палочкой. Я отдал ему палочку, и он с заметным усилием переломил её пополам. Вместе с обломками он вернулся на место, а я поглядел на балкон. Некоторые сидели с деревянными лицами, на лице Фаджа плавало удовлетворение, кое-кто откровенно злорадствовал, особенно мадам Амбридж. Большинству было всё равно.

Вдруг судейские головы одновременно уставились за мою спину. На одних лицах проступила досада, на других — испуг, на третьих — любопытство, кое-кто даже заулыбался. Я оглянулся и увидел величественного седобородого старца в длинной тёмно-синей робе с золотыми звёздами, безмятежно вышагивавшего по залу.

Старец дошагал до моего кресла, остановился рядом и грозно посмотрел на судей. Заробевший министр растерянно поёжился под его взглядом.

— Свидетель защиты Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, — веско представился он.

Так вот ты какой, Альбус Дамблдор...

— Вы... э-э... значит, получили наше извещение... э-э... о том, что время и место... э-э... заседания... были изменены... — промямлил Фадж.

— Не получил, — весело ответил Дамблдор, откровенно развлекавшийся над конфузным положением министра. — Однако я по счастливому недоразумению оказался в Министерстве раньше, чем нужно.

— Вы всё равно опоздали, мистер Дамблдор, — прозвенел голос мадам Амбридж, высокий и пронзительный, как у капризной девочки. — Приговор уже объявлен и приведён в исполнение.

— Как? — безграничная уверенность Дамблдора в себе поколебалась. — Гарри, ты разве опоздал сюда?

— Так уж получилось, — ответил я, ни в малейшей степени не чувствуя себя виноватым. Я же не виноват, что всё здесь делается через задницу.

— Так, Гарри... — если Дамблдор и растерялся, то ненадолго. — Иди домой с Артуром, он еще ждёт за дверью, а я здесь сам разберусь.

Я не заставил себя уговаривать и покинул зал заседаний. Кроме мистера Уизли, за дверью оказалась ещё и та самая миссис Фигг, которая встретилась мне во время происшествия с дементорами. После того, как мы поздоровались, я сказал мистеру Уизли, что Дамблдор велел нам вернуться домой. Тот понятливо кивнул и повёл меня к лифту.

Лифт доставил нас в уже знакомый вестибюль со скульптурой, а там мы воспользовались одним из каминов, чтобы попасть в некий Дырявый Котёл. Это оказалось прокопчённое питейное заведение, окончательно подтвердившее мне закономерность — где волшебники, там грязь. Оттуда мы вышли на улицу, и мистер Уизли махнул палочкой, которую держал наготове под курткой.

Мы не прождали и минуты. Не успел мистер Уизли промямлить мне, как ему жаль, что так получилось, как перед нами предстал фиолетовый трёхэтажный автобус — "Ночной Рыцарь", о чём нам гордо сообщил кондуктор, встретивший нас в дверях. Мы погрузились внутрь, сели в кресла, пристегнули ремни — и оно рвануло.

Этот диковинный внедорожник понёсся сквозь пространство и время с грацией и мощью бешеного быка по сельским огородам. Недоработано, но какой потенциал!

Хочу! Хочу знать, как это чудовище устроено внутри! Интересно, где здесь нанимают для него водителей? Я задал этот вопрос мистеру Уизли, болтавшемуся рядом со мной на ремнях безопасности, как бельё на ветру, и услышал в ответ, что в Министерстве, в отделе магического транспорта и перевозок.

Жаль. Значит, отпадает. В Министерстве меня не любят.

Не прошло и пяти минут, как чудовище притормозило на Гриммо и выплюнуло нас на площадь. Его бы нам утром, тогда бы мы точно не опоздали.

9.

Мистер Уизли проводил меня до дома, а сам остался снаружи. Ему нужно было вернуться на работу. Я вошёл в холл и остановился в раздумьи. Лишив меня образования и палочки, местные власти сделали меня изгоем в волшебном мире, оставив мне либо идти в преступники, либо устраиваться среди обычных людей. Мне оставалось вернуться к Дурслям или проживать здесь с Сириусом — в этом доме, который через несколько лет рухнет нам на головы, если ничего не предпринять.

Дурсли меня совсем не устраивали. Даже если я смогу заставить их не создавать мне проблем, их дом не защищён от магической слежки. У них нет ни места для моих экспериментов, ни такого роскошного источника знаний, каким являлась библиотека рода Блэков. Стало быть, мне не остаётся ничего другого, кроме как принять предложение Вальбурги и задержаться здесь лет на пятнадцать-двадцать, пока не подрастут мои дети. Если, конечно, за это время я не найду иного способа возродить род Блэков.

Я подошёл к портрету Вальбурги и раздвинул створки. Узнав меня, она не стала кричать на весь холл.

— Доброе утро, леди Вальбурга.

— Доброе утро, Гарри.

— Я согласен принять ваше предложение.

— Очень хорошо, Гарри, — сказала она таким тоном, словно и не сомневалась в моём согласии. — Тогда не будем откладывать ритуал введения в род. Этой ночью тебя устроит?

— Я постараюсь выбраться, леди Вальбурга.

Сверху послышались шаги, и я поспешно прикрыл портрет. На лестнице показался Сириус. Увидев меня, он быстро сбежал по ступенькам.

— Гарри! Ты уже вернулся! Что-то случилось?

— Суд перенесли на восемь утра. А разве здесь не получали письмо?

— Не знаю, мне ничего не говорили. Ты как там, Сохатик?

— Да никак. Сломали палочку, исключили из школы. Полный произвол властей, вертят законами, как хотят.

Было непохоже, чтобы Сириус из-за этого расстроился.

— Ничего, Гарри, как-нибудь проживём. Не переживай, я о тебе позабочусь. А палочку мы тебе новую купим, в Лютом переулке. Там они без министерского клейма, никто тебя по ней не выследит.

— А где остальные?

— В столовой их нет, в гостиной тоже. Наверное, собрались в кухне, я как раз туда. Идём, Сохатик! — он кивнул на дверь в кухню.

Младшие обитатели дома завтракали позже старших. Все они сейчас сидели в кухне, где Джинни и Гермиона домывали посуду, а остальные дожидались, когда они закончат, чтобы вместе пойти на уборку. Министерская сова сюда не прилетала, поэтому моё появление с Сириусом оказалось для них сюрпризом.

— Гарри! — загалдели они наперебой. — Гарри, что случилось?! Гарри, почему ты не в Министерстве? Вы что-нибудь забыли? А обратно ты успеешь?

— Гарри, ты почему вернулся?! — перекричала всех миссис Уизли.

— Слушание перенесли на восемь утра, — сообщил я. — Суд уже закончился.

На несколько мгновений в кухне воцарилась гробовая тишина, потом все снова загалдели:

— Гарри, ну как? Тебя, конечно, оправдали? Ты же сказал им про дементоров, да? Гарри, ну чего ты молчишь?

— Во-первых, мы опоздали на слушание... — начал я, когда все поутихли.

— Как это — опоздали?! — возмущённо перебила меня миссис Уизли. — Артур ходит на работу к восьми, сегодня он вышел даже раньше обычного. Вы должны были успеть!

— Он сказал, что если я не могу аппарировать, мы должны поехать в Министерство по-магловски.

— Артур должен был перенести тебя с собой! Он может перенести с собой одного-двоих человек!

— Он сказал, что если мы доедем туда как маглы, это произведёт хорошее впечатление на судей. Но мы заблудились в метро и приехали туда около девяти. Я вошёл в зал суда, когда приговор был уже вынесен.

— И что тебе присудили? — нетерпеливо высунулась Гермиона.

— Сломали палочку, исключили из школы.

— Как — сломали? — на обращённых ко мне лицах читалось одинаковое потрясение.

— Там присутствовал экзекутор, он и сломал, — я продемонстрировал пустой чехол. — А ещё через минуту в зал вошёл Дамблдор и отослал меня оттуда. Сказал, что сам разберётся.

— Ну если Дамблдор, тогда всё будет в порядке, — лицо Гермионы просветлело.

— Но палочки-то уже нет, — сердито посмотрел на неё Рон.

— Да, палочки уже нет, — расстроенно согласилась она. — Гарри, ты не переживай, Дамблдор обязательно что-нибудь придумает.

Меня обступили со всех сторон, стали сочувствовать и утешать, единодушно утверждая, что Дамблдор обязательно всё исправит. Сочувствие — это хорошо. Наверное. Не то чтобы я к нему привык, но некоторым нравится. Женщинам, детям, комнатным собачкам, пассивным мужеложцам и прочему слабому полу. Но я — не они! Меня — вы только подумайте, меня! — жалеют женщины.

— Отставить сопли!!! — буквально прорычал я. — Не пропаду я и без школы, и без палочки! Если они задумали меня утопить, им же хуже!

Все опешили. Видно, моё поведение полностью противоречило тому, что они обо мне знали. А плевать! Я Мальчик-Который-Выжил, и мне нечего терять.

— Гарри, ты не можешь так говорить! — возмутилась Гермиона. — Как ты можешь говорить, что обойдёшься без школы? Тебе нужны систематические знания, тебе нужен диплом о школьном образовании, иначе тебя нигде не возьмут на работу!

— А я не буду работать, — я зловеще ухмыльнулся. — Я удавлю Данга, займу его место среди преступников и буду торговать крадеными котлами. Наторгую денег, найму убийц и рассчитаюсь со всеми, кто устроил этот фарс. А может, и не буду нанимать — сам убью, это же такая экономия...

Выражение её лица было бесценно. Остальные выглядели немногим менее шокированными. Из-за моей спины донёсся лающий хохоток Сириуса.

— Правильно, Сохатик, мы с тобой не пропадём, — раздался его довольный голос.

— Ты чему его учишь, Сириус! — вскинулась миссис Уизли. — Совсем испортил мальчонку! А ты, Гарри, его не слушай, он хоть и ни за что в Азкабане сидел, но всё равно там всякого нахватался! Сириус, так и знай — я всё расскажу Дамблдору!!!

— Гарри, скажи, что ты пошутил, — раздался дрожащий голос Гермионы.

— Хорошо, Гермиона, говорю — я пошутил, — насмешливо подтвердил я.

Она облегчённо выдохнула, но только затем, чтобы набрать в грудь побольше воздуха и отчитать меня:

— Гарри Поттер, такими вещами не шутят! Как ты вообще можешь шутить в твоём положении?! На твоём месте я ждала бы Дамблдора и молилась бы Мерлину, чтобы он всё уладил!

— Кто уладил, Дамблдор или Мерлин? — не понял я.

— Ну вот, ты опять...

К счастью, нас прервал Кикимер. С лёгким хлопком он аппарировал в кухню прямо между мной и Гермионой.

— Господину Гарри Поттеру пришло письмо. И грязнокровке с предателями крови тоже.

Близнецы напустились на Кикимера с руганью за "грязнокровку", но тот аппарировал прочь, не дослушав их.

— Ну надо же! — изумился Сириус. — Первый раз после Азкабана вижу, как он аппарирует! Я думал, он давно разучился.

Ну и дремуч же мой крёстный... Беса надо кормить, тогда он будет аппарировать.

— Куда тут приходят письма? — спросил я Сириуса.

— В совятню на чердаке.

— Это из Хогвартса, — догадалась Гермиона. — В этом году их что-то долго не рассылают. Идёмте, там списки учебников для пятого курса. Гарри, ты тоже иди, Дамблдор наверняка восстановит тебя в школе. А если Министерство будет против, он всё равно придумает так, чтобы ты учился.

Кроме уборки для нас и алкоголя для взрослых, в этом доме было совсем немного развлечений, поэтому за письмами пошли всей толпой, включая Сириуса и миссис Уизли. На чердаке нас дожидалась целая стайка сов, к ноге каждой был привязан свиток.

Одна сова, злая и усталая, была министерской. Замоталась, наверное, по Лондону, пока мы с мистером Уизли блуждали в метро. Она протянула мне лапу со свитком, в котором говорилось о переносе срока слушания. Остальные совы были из Хогвартса, с письмами для всех наших учащихся, в том числе и для меня — понятно, что до школы еще не дошла весть о моём исключении. В письмах были извещения о переводе на следующий курс с прилагавшимся списком учебных принадлежностей, а для Рона и Гермионы было вложено ещё и по значку старосты.

Значки были встречены с бурным восторгом. Нужно было видеть, как вся эта компания, подчёркнуто презиравшая богатых и влиятельных волшебников, столпилась вокруг символов крохотного кусочка власти, пожалованного ей вышестоящими лицами. Прожужжавшие мне все уши про каких-то Малфоев, которые взяли себе слишком много влияния, потому что у них есть деньги — нужно было видеть, как они глядели на эти блестящие жетончики, как баюкали их в руках.

Гермиона с видом удовлетворённой гордости сразу же нацепила свой значок себе на грудь. Близнецы отобрали значок у Рона, и две рыжие завистливые физиономии неверяще уставились на младшего брата.

— Староста? — потрясённо переспросил Фред, оторвавши взгляд от значка. — Ронни, ты староста?

— Не может быть... — хрипло пробормотал Джордж.

— Это какая-то ошибка, — заявил Фред. — Никто в здравом уме не назначил бы Рона старостой. Посмотри, там бланки не перепутали?

— Здесь написано — Рональду Уизли, — проворчал смертельно обидевшийся Рон.

— Мы были уверены, что это стопудово будешь ты, — головы близнецов повернулись ко мне. Я пожал плечами — кто их разберёт, этих начальников.

— Мы считали, что Дамблдор обязательно выберет тебя! — воскликнул Фред.

— Да, ты же был чемпионом турнира! — подхватил Джордж.

Я снова пожал плечами. По тому, что мне было известно о моём предшественнике, лидером он был никаким.

— Это всё из-за разговоров о том, что ты чокнулся. Ну хоть кому-то из наших повезло.

Фред подошёл к мне и похлопал меня по спине, смерив Рона уничтожающим взглядом.

— Староста... малыска Лонни сталоста... — протянул он.

— Прекратите немедленно! — завопила на них миссис Уизли, опомнившаяся от потрясающей новости. — И верните Рону значок!!! Какое счастье, все мои дети — старосты! Ронни, дорогой, дай я тебя обниму! Еще немного, и ты тоже станешь лучшим учеником, как Билли и Перси!

— Эй, мама, а мы уже не твои дети?! — хором возмутились близнецы.

Но она только отмахнулась и оттёрла их от Рона, чтобы заключить отличившегося сына в объятия.

— Ронни, дорогой, ты заслужил подарок! Хочешь, мы купим тебе новую крысу? Перси мы подарили сову, но у тебя сова уже есть. Ты же так любил Паршивца...

— Нет уж, никаких крыс! — передёрнуло Рона.

— Тогда робу? Новую робу, Рон?

— Робу ему уже купили, — с трагическим видом сообщил Фред, словно сожалея о выброшенных деньгах.

— Тогда котёл? Твоим старым еще Чарли пользовался.

— Мам, а можно мне новую метлу? — робко попросил Рон, успевший подумать, чего он хочет.

— Ох, — лицо миссис Уизли потускнело. — Это же такие деньги...

— Не самую лучшую, мама. Просто... просто новую. Вон "Чистомёт" подойдет, сейчас как раз вышла новая модель...

Миссис Уизли поколебалась мгновение, затем улыбнулась:

— Конечно, куплю. Дай-ка я тебя ещё разок поцелую и пойду праздничный пирог готовить.

Она поцеловала Рона в щёку, всхлипнула от счастья и поспешила на кухню.

— Рон, ты не обидишься, если мы тебя не поцелуем? — с притворной озабоченностью спросил Фред.

— Если хочешь, мы сделаем реверанс, только не снимай с нас баллы, — с притворным испугом подхватил Джордж.

— Ой, заткнитесь, — огрызнулся Рон.

— Будете кривляться, он вас и вправду накажет, — пригрозила Гермиона. — Рон, не обращай внимания, это они завидуют!

— Джордж, теперь мы должны следить за каждым своим шагом!

— Теперь за нами день и ночь будут следить двое грозных старост!

Близнецы расхохотались и аппарировали с громким хлопком.

— Не завидуют они... — с сомнением проговорил Рон, задрав взгляд в потолок. — Они всегда говорили, что в старосты выбиваются одни придурки. Зато у них никогда не было новой метлы... пойду намекну маме, какую модель ей купить... на всякий случай, а то еще перепутает...

И он выскочил из совятни. Мы остались втроём, я Гермиона и Сириус.

— Гарри, я возьму твою сову? — попросила Гермиона. — Написать маме и папе. Понимаешь, староста — как раз то, что они могут понять...

— Конечно, бери, — разрешил я.

— Да ты не огорчайся, Дамблдор всё равно тебя очень ценит. Вот увидишь, он восстановит тебя в школе, — и она умчалась писать письмо родителям.

Мы с Сириусом посмотрели друг на друга.

— Ты, правда, не огорчайся, — неуверенно промямлил он. — Не понимаю Дамблдора, я бы тебя старостой назначил.

— Брось, Сириус, — отмахнулся я. — Честно, не знаю, почему назначение на побегушки к преподавателям вызвало у всех такое повальное счастье. Или ты тоже писался от радости, когда тебя назначили старостой?

— Да я вообще им не был! — воскликнул разом повеселевший Сириус. — Мы с Джеем такие хулиганы были — какие старосты, мы из отработок не вылезали! Это у нас Люпин старостой был. Дамблдор наверняка надеялся, что Рем на нас хорошо повлияет.

— А он?

— Не повлиял, конечно — мы сами на кого хочешь повлияем. Сохатик, а ты молодцом держишься. Понятно, что Министерство твоё исключение в обход Дамблдора провернуло и что он тебя восстановит, но всё равно ты мог бы сильно расстроиться. Ведь ты всё время переживал из интриг и шумихи вокруг тебя.

— Да если и не восстановит, чего расстраиваться? Руки есть, ноги есть, голова есть, магия есть — не пропаду. Сколько уже можно переживать, надоело. Всё равно от моих переживаний ничего не изменится.

Попутно я размышлял, а стоит ли вообще возвращаться в школу, даже если Дамблдор добьётся отмены приговора. Если бы не предложение рода Блэков, пришлось бы вернуться, а так... библиотека Блэков однозначно лучше любой школьной программы, да и разоблачить меня здесь гораздо меньше шансов. Хотя... по договору я буду обязан жениться, а где ещё искать жену, как не в школе?

— А знаешь, я рад, что ты стал показывать характер, — продолжил Сириус. — Прежде ты был такая унылая пискля, что аж грустно было. Смотрел я на тебя и думал — лицо Джеймса, а всё чужое. И на возраст не скинешь, Джеймс в твои годы был совсем не таким.

— Сириус, я всё-таки другой человек, — я постарался смягчить голосом наверняка неприятную для него фразу. — Если бы я жил в семье, я мог бы вырасти похожим на отца, но Дамблдор отправил меня жить к Дурслям. А это такие люди, они из кого угодно сделают безответную куклу для битья.

— Но кровная защита на доме Дурслей... — пробормотал он.

— Сириус, у тебя светлая голова, а твой род традиционно сведущ в магии крови. Не мог бы ты разобраться и что-нибудь предпринять, чтобы перенести эту защиту оттуда сюда? Моя бабушка была Блэк, мы с тобой тоже кровная родня.

— Точно, Сохатик! И как это я раньше не подумал?! Вот прямо сейчас и разберусь!!!

Сириус как ужаленный сорвался с места и понёсся, надо полагать, прямиком в семейную библиотеку. Ломать дверь, потому что библиотека с самого начала была наглухо закрыта от чужаков. Я срочно вызвал Кикимера, сказал, что бывший Блэк сейчас ищет сведения для меня, и попросил впустить Сириуса в библиотеку, а там обеспечить всеми необходимыми источниками. И, разумеется, проследить, чтобы никакие книги и рукописи не были выброшены или испорчены. Для работы с книгами была нужна сила, и я снова подкормил эльфа магией.

Кикимер успел вовремя. Сириус уже примеривался Бомбардой к двери.

10.

Из-за писем весь день пошёл наперекосяк. Уборка была забыта, у всех появилась куча неотложных дел. Миссис Уизли поставила тесто и собралась в Косой переулок на закупку школьных принадлежностей. Как я понял, прежде за школьными покупками ходили всей толпой, но в этот раз она почему-то отправилась одна. Рон, успевший сказать, какую метлу ему хочется, кинулся листать каталоги квиддичного инвентаря, чтобы посмотреть, не продешевил ли он. Близнецы заявили матери, что бросают школу, потому что собрались открыть магазин вредилок. Им повезло, что миссис Уизли сегодня слишком спешила и была слишком счастлива назначением Рона, поэтому она только сказала, что они сами будут покупать всё к школе, если передумают.

Все три часа, пока миссис Уизли отсутствовала в доме, Гермиона ходила за мной по пятам и нудела, что я не должен отчаиваться, потому что Дамблдор всё уладит. Это она так выполняла свой дружеский долг — страшусь подумать, как она будет выполнять супружеский. Как только в дом прибыли новые учебники, Гермиона забрала свой комплект и скрылась в своей комнате — срочно читать. Миссис Уизли вручила комплект и мне. Когда я сказал, что еще неизвестно, пойду ли я в школу и что мне нечем расплатиться с ней за покупки, она ответила, что всё в порядке, что Дамблдор, конечно же, всё уладит и что о деньгах я могу не беспокоиться, потому что ключ от моего сейфа у неё.

Ключ от моего сейфа? У неё? И даже не выяснишь, что он у неё делает — вдруг прежний Гарри сам его ей отдал.

— Тогда давайте его мне, если он больше не нужен, — потребовал я назад своё имущество.

— Как это — тебе? — миссис Уизли удивлённо уставилась на меня. — Конечно же, я верну его Дамблдору.

Не зная здешних законов, я остерёгся качать права. Пришлось оставить ключ ей.

К вечеру весь особняк пропах тушёным мясом и пирогами. Члены Ордена Феникса приходили в дом с деловым видом, принюхивались и вспоминали, что у них есть важный разговор к Дамблдору и что они подождут его, потому что директор наверняка придёт сюда попозже. Каждый из них выспрашивал меня о суде, качал головой над приговором и уверял меня, что всё будет в порядке, потому что Дамблдор всё уладит. Люпин разыскивал Сириуса по всему дому, но тот целый день безвылазно просидел в библиотеке, которая не открывалась для кого попало, и даже обед потребовал туда у Кикимера. Я это знал, потому что эльф уже видел во мне будущего главу рода Блэков и держал меня в курсе домашних событий.

Мне удалось на пару часов уединиться с блэковскими рукописями в одном из скрытых помещений особняка, чтобы подготовиться к ночному ритуалу. Выйдя оттуда, я отвечал любопытным, что сидел на чердаке, много думал. Они понимающе кивали и с похоронным видом оставляли меня в покое.

На ужин мне пришлось вытаскивать Сириуса из библиотеки. Он рылся в книгах, как делал и всё прочее — азартно и взахлёб. Учиться ради учёбы он не стал бы, но если обучение имело конкретную цель, сил он не жалел. По залу были разбросаны старинные фолианты, а сам он умудрялся читать сразу две книги, раскрытые перед ним на массивном дубовом столе. В читальном зале было несколько пейзажных картин, в которые сейчас явилось довольно-таки много портретов блэковских предков. Все они молча наблюдали за изгоем, а он, увлечённый своим занятием, не обращал на них никакого внимания.

Мне с трудом удалось до него дозваться. Сириус повернул голову и устремил на меня покрасневшие от напряжённого чтения глаза.

— Сохатик, не отвлекай... я почти уже разобрался.

— Идём ужинать, — настойчиво сказал я. — Миссис Уизли устроила праздничный фуршет в честь назначения Рона старостой, никто не поймёт, если ты не явишься.

— Но мне же чуть-чуть осталось!

— Завтра разберёшься. Дело серьёзное, не привлекай к себе лишнего внимания. Ты уже один раз поспешил — и чем закончилось?

Совместив в одном коротком хмыканьи досаду, разочарование и согласие, Сириус вылез из-за стола. В кухню мы пришли последними, остальные уже были здесь и нетерпеливо ждали пиршества. Вдоль внутренней боковой стены кухонного зала раскинулось малиновое полотнище транспаранта с надписью "ПОЗДРАВЛЯЕМ РОНА И ГЕРМИОНУ, НОВЫХ СТАРОСТ ГРИФФИНДОРА!". Кто его вывесил, не знаю, но точно не близнецы, вряд ли Рон с Гермионой и сомнительно, что Джинни. Значит, сама миссис Уизли.

Кроме обитателей особняка, фуршета дожидались такие выдающиеся активисты Ордена Феникса, как друг дома Ремус Люпин, мисс Не-Смейте-Звать-Меня-Нимфадорой Тонкс, авроры Кингсли Бруствер и Аластор Муди. Сияющая миссис Уизли сообщила, что отправила сов с известием Артуру и Биллу и что они вот-вот прибудут.

Они действительно прибыли пять минут спустя, прихватив с собой Мундангуса. Когда все подняли бокалы с выпивкой, мистер Уизли провозгласил тост:

— Давайте выпьем за Рона и Гермиону, новых гриффиндорских старост!

Все приложились к бокалам, я тоже. Напиток назывался сливочным пивом и больше всего напоминал очень сладкий молочный коктейль, в который плеснули спирта. Хлипкому вместилищу моей могучей магии и не менее могучего интеллекта хватило половины бокала, чтобы мир вокруг поплыл, а в шраме запульсировала боль. Все повернулись к виновникам торжества и зааплодировали, а я нетвёрдой походкой двинулся к закускам. Это надо было заесть чем-нибудь поострее.

— А я так и не стала старостой, — с довольным видом объявила Тонкс. Сегодня она была с длинными рыжими волосами и изображала вторую Джинни. — Декан сказала, что мне для этого не хватает некоторых важных качеств.

— Это каких же? — заинтересовалась Джинни, накладывавшая себе жареную картошку.

— Например, умения себя вести, — похвалилась Тонкс.

То есть, по сравнению с ней Рон еще мог считаться воспитанным. Охотно верю. Я нагрузил тарелку закусками и с удовольствием стал поедать их. Миссис Уизли готовила превосходно, этого у неё не отнимешь.

Повеселевшее после выпивки сборище разговорилось. Рон хвастался новой метлой перед всеми, кто соглашался его слушать. Гермиона — я не поверил своим ушам — всерьёз обсуждала с Люпином права эльфов. При чём тут она вообще, если права и обязанности призванных сущностей полностью оговариваются контрактом с призывающим?

— Это такая же глупость, как ограничение прав оборотней, верно? А корни этого ужасного явления в том, что колдуны считают себя выше других существ.

Если бы не сливочное пиво, я, конечно, промолчал бы. Но в тот момент мне показалось хорошей идеей объяснить ей, как она неправа.

— Гермиона, а тебе не кажется, что давать советы про чужих эльфов так же неприлично, как считать чужие деньги? — поинтересовался я у неё.

— Гарри!!! — Гермиона повернулась ко мне, её тёмно-карие глаза стали большими и выразительными. И выражали они откровенное возмущение. — Гарри, как ты можешь так говорить?! Ты же состоишь в ГАВНЭ!

— В чём я состою? — ужаснулся я. — Гермиона, это была ошибка моей юности. Разве я похож на человека, который добровольно вступит в это самое?

— Но ты же... — она растерялась. — Ты же поддерживал идеи равенства волшебников и домовых эльфов. Я тебе всё объяснила и ты со мной согласился.

— Гермиона... — я вздохнул. — А сама-то ты в этом разбираешься? Или ты пришла-увидела-распорядилась?

— Конечно, разбираюсь. У всех разумных существ должны быть равные права. Гарри Джеймс Поттер, от тебя я такого не ожидала! Что сказали бы твои родители, если бы слышали тебя?!

— Э-эээ... — я сделал вид, что задумался. — Что я умнее тебя?

Гермиона застыла на месте и уставилась на меня с видом глубочайшего потрясения. Память прежнего Гарри подсказала мне, что если и существовала такая вещь, которая никогда и никем не ставилась под сомнение, это был ум Гермионы. Как следствие, Гермиона, благополучно пропускавшая мимо ушей всяких "заучек", "зубрилок", "выскочек" и даже "грязнокровок", оказалась совершенно не готова услышать, да еще от меня, что она здесь не самая умная. Она беззвучно раскрывала и закрывала рот, не находя слов для такого наглого и бессовестного попрания фундаментальных законов её мироздания. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда.

— Поттер как всегда... — с каким-то злобным сладострастием протянул за моей спиной шипящий голос. — Как всегда, он лучше всех и самый умный. Поттер, вы такой же наглый, заносчивый, самоуверенный выродок, как ваш отец!

Я обернулся на голос и обнаружил перед собой субъекта во всём чёрном, включая глаза и сальные патлы по бокам его головы. Грязно-жёлтым пятном в этом засилье чёрного выделялась только его длинноносая, искажённая ненавистью физиономия. В тихом шипящем голосе субьекта было столько яда и столько злобы, что моя импульсивность мгновенно отозвалась на него:

— На себя погляди, угробище! Сначала помойся, а потом выделывайся!

Второй соляной столб за две минуты. Что-то во мне подсказало, что это еще не мой рекорд, но результат неплохой. "Северус Снейп, декан Слизерина", — с опозданием подсказало во мне кое-что ещё. Если оно и прежде так тормозило, не удивительно, что жизнь у него была непростой.

А ладно, я всё равно уже не ученик Хогвартса. Но сливочное пиво всё-таки не надо было пить. Кто ж знал, никак не привыкну, что я дохляк.

Стрельнув глазами по сторонам, я с облегчением обнаружил, что мало кто здесь заметил мою выходку. Близнецы шушукались с Дангом, Джинни — с Нимфадорой, Рон хвастал своей метлой старшему брату Биллу, Артур Уизли, Бруствер и Муди вдумчиво общались за стопкой огневиски, скрупулёзно следуя правилу "между первой и второй перерывчик небольшой", миссис Уизли хлопотала вокруг еды и посуды. Слышал нас только Люпин, с которым разговаривала Гермиона, да Сириус, тяготившийся компанией и направлявшийся ко мне пообщаться. Если Люпина раздирали противоречия, радоваться ему или возмущаться моей выходкой, и от этого он выглядел как старая дева перед принудительным лишением невинности, то Сириус откровенно хохотал над ошарашенной физиономией Снейпа.

— Сириус, ты посмотри на этого ушлёпка! — апеллировал я к крёстному. — Мой отец героически погиб в борьбе с мировым злом, а эта сука выжила и теперь льёт на него грязь. Здесь есть кто-нибудь, кто может заткнуть его вонючий рот?

Сириус резко посерьёзнел и хмуро уставился на Снейпа.

— Нюня, ты зачем вообще сюда сегодня явился? О собрании никто не объявлял, Дамблдор тоже не обещал прийти. Если ты по мне с Ремом соскучился, мы тебя сюда не звали. И имя Джеймса при мне не трепли, предатель.

— Сириус, не надо так, пожалуйста. — Люпин был явно недоволен тем, что Сириус приплёл в нотацию его имя. — И ты, Гарри, тоже. Дамблдор говорит, что полностью доверяет Снейпу.

А ведь этот оборотень, тоже друг Джеймса Поттера, слышал всё, что высказал мне Снейп.

— Похоже, у Дамблдора совсем хреново с кадрами, — процедил я сквозь зубы.

— Вы, Поттер, с каждым годом всё наглее и наглее, — зашипел опомнившийся Снейп.

Я смерил его взглядом с головы до ног и презрительно хмыкнул.

— Мистер Нюня, когда мне понадобится ваше мнение, я спрошу его у вас.

— Профессор Снейп!!! — рявкнул он.

— Где? Я вроде как больше не ученик. Меня сегодня исключили из школы.

— Это было бы счастьем, Поттер, если бы вас выгнали из школы! Но Дамблдор ухлопал целый день, чтобы Визенгамот отменил свой приговор одному никчёмному мальчишке, одному мелкому поганцу, который зазнался от своей славы и возомнил себя невесть кем!

— Я уже большой поганец, мистер Снейп. И я не назначал себя на роль спасителя идиотов. По большому счёту, я вообще не представляю, зачем спасать идиотов, они же всё равно нарвутся.

— Гарри, как ты можешь так говорить?! — вскричала Гермиона, с ужасом переводившая взгляд на каждого из нас. — Как ты можешь быть таким неуважительным со старшими? Как ты можешь быть таким чёрствым?!

— Гермиона, у каждого из нас свои недостатки, — почти спокойно ответил я. — Я же не спрашиваю тебя, как ты можешь быть такой нудной, упёртой и надоедливой. Мистер Снейп, насколько я понимаю, Дамблдор прислал вас с радостным известием, что меня восстановили в Хогвартсе? Когда мне вернут палочку, я подумаю, как мне к этому относиться. Так ему и передайте, а сейчас я больше не смею вас задерживать.

Несколько мгновений Снейп созерцал меня с бешеным видом, затем развернулся и зашагал из кухни. Сириус с довольным смешком проводил глазами чёрную спину. Люпин и Гермиона поедали нас взглядами: она — гневным, он — укоризненным. Оба явно надеялись, что их осуждающий вид пробудит в нас уснувшую совесть.

— И что вы на меня уставились, как Дамблдор на Фаджа? — перечеркнул я их надежды. — Будто вы сами не видели, что это чёрное чучело первым прицепилось ко мне!

— Ого! — послышалось у меня над ухом.

— ...наш маленький Гарри уже буянит...

— ...а что здесь надо было Снейпу?

— ...это ведь он отсюда уходил, да?

Я оглянулся на две любопытные рыжие морды. Это близнецы закончили шушукаться с Дангом и увидели, что у нас что-то происходит.

— Гарри был просто возмутителен в разговоре со Снейпом! — не замедлила слить меня Гермиона. — Он наговорил такое... такое... — она задохнулась от возмущения.

— Боюсь, что на меня плохо подействовало сливочное пиво, — хоть я и старался закусывать, я всё еще чувствовал себя странно.

— Эх, а мы ничего не слышали... — посетовал Джордж.

— ...возмутительный малыш Гарри — это кое-что новенькое...

— ...вот как бывает полезно подливать ему в сливочное пиво огневиски...

— ...зелье болтливости!

— ...нет, огневиски!

— ...зелье!

— ...огневиски!

— ...а ты ему тоже что-то подлил?

— Что?! — зарычал я. — Что вы сделали?!

В исполнении моего тельца это прозвучало как грозный мышиный писк. Я с досадой вспомнил свой прежний голос — гулкий, низкий, раскатистый. Если бы у меня был тот голос, все уже разбегались бы по углам, а сейчас близнецы в открытую смеялись над моим гневом.

— Мы же пошутили, Гарри...

— ...и давно ты шуток не понимаес, малыска? — они искренне удивлялись, почему я не смеюсь вместе с ними.

— ...мы же тебе ничего плохого не сделаем...

— ...да-да, ты же наш спонсор...

Мне смутно вспомнилось, как я отдавал им увесистый мешочек с тысячей галеонов. Я точно был не в себе, когда спонсировал близнецов, иначе я отдал бы деньги родителям погибшего парня. Хотя... это же был не я. Может, прежнему Гарри были важнее эти придурки и их шуточки.

— Я над вами тоже пошучу, да так, что вы на всю жизнь запомните. Клянусь... — я успел прикусить свой длинный язык и не поклясться своей магией. — И вот тогда мы с вами вместе посмеёмся. А сейчас я, пожалуй, вас покину, пока я кое-кого здесь не убил.

Я поспешил из кухни, провожаемый дружным хохотом близнецов. Оказавшись подальше от весёлой компании, я вызвал Кикимера и спросил, нет ли у него каких-нибудь средств от алкоголя и зелья болтливости. Эльф исчез и почти сразу же вернулся с двумя флаконами из родовых запасов, в одном из которых было универсальное очищающее зелье, а в другом — укрепляющее. Он обрадовал меня сообщением, что второй флакон непременно понадобится мне после окончания действия первого и что перед приёмом первого флакона мне нужно отправиться в санузел, а в процессе очищения пить больше воды.

Как я провёл следующий час, не хочется даже и вспоминать. Достаточно сказать, что выпив второй флакон, я попросил Кикимера перенести меня к кровати, потому что сомневался, что дойду туда собственными ногами. Впрочем, ночью я проснулся абсолютно свежим и бодрым. Есть не хотелось, несмотря на полное отсутствие внутри даже намёка на пищу, лёгкость в теле была неописуемая, казалось, ещё один шаг — и я взлечу. Едва я вышел в коридор, как Кикимер появился рядом без вызова и сказал, что всё готово к принятию в род.

Эльф перенёс меня в главный ритуальный зал рода Блэков. Здесь находилось сердце рода — чёрная обсидиановая плита в центре круглого зала. Она была оформлена в виде тщательно отшлифованной плоской окружности диаметром в два моих роста, возвышающейся фута на полтора над полом. Плита являлась центром розы ветров, лучи которой раскинулись на половину зала. На острие каждого луча готическими буквами была выписана соответствующая часть света. Источников света не было видно, но в зале было светло, несмотря на отсутствие окон и тёмные, расписанные рунами стены.

Что характерно, двери не было. Как я узнал из рукописей, когда готовился к ритуалу, этот зал не принадлежал к земной территории, а находился в обособленном пространстве. В особняке Блэков существовала привязка, позволявшая главе рода вызывать там дверь в зал, но обычно сюда переносились либо аппарацией, либо с помощью эльфа, как я сейчас.

На закруглённой стене зала висело более трёх десятков портретов. Когда я расспрашивал портреты в библиотеке, то узнал, что в главный зал они помещались за заслуги перед родом, поэтому здесь находились далеко не все Блэки. Вальбурги, например, здесь не было — она не уследила за сыновьями и привела род на грань исчезновения, поэтому один из её портретов был повешен в холле и зачарован на охрану особняка в качестве искупления вины. Решение было принято совещанием портретов этого зала и осуществлено с помощью магии сердца рода.

В рукописи разъяснялось, почему псевдодуша рода не делает этого напрямую. Потому что её назначение — одушевлять, а решение принимают одушевлённые ею слепки личностей, запечатленные в портретах. На самом деле душа — не разум, а свободная воля, которая не обязательно разумна. Механизм может действовать разумно, если это заложено в нём создателем, но не сдвинется с места, пока его не заставит пользователь, а любое живое существо способно действовать по собственной воле, если у него появится желание или необходимость.

Свободная воля — то, что отличает живое от неживого.

Мне этого не говорили, но решение предложить мне родовое главенство наверняка тоже было принято совещанием портретов этого зала. Сейчас все они были здесь, в своих рамах, и выжидательно смотрели на меня, но не задавали вопросов. Всё было оговорено заранее.

Только теперь я до конца осознал, во что ввязался. И, в общем-то, понял, почему сбежал от этого Сириус. Это была пожизненная служба — в моём случае до выполнения договора — принадлежать себе на которой я буду по остаточному принципу. Но я не имел привычки бегать от ответственности и был готов платить эту цену.

Стоя под выжидающими взглядами Блэков, я чувствовал, что не могу подвести их. И пусть они были условно живыми, пусть у них была одна родовая душа на всех, это были разумные и мыслящие личности и от меня зависело их существование. Нет, я не мог подвести их.

Я произнёс ритуальную фразу приветствия предков и уважительно поклонился портретам. Кикимер подобострастно суетился вокруг меня, готовый следовать мои указаниям. Это он делал ароматические свечи и расставлял их по лучам розы ветров. Это он добывал выбранные предками жертвы, которые сейчас сидели неподалёку в клетках. Это он положил на обсидиановую плиту ритуальный кинжал.

Взмах моей руки зажёг все свечи разом. Дым целеустремлённо потянулся из них, создавая туманный купол над серединой зала. Дождавшись, когда купол полностью сформируется, я вошёл под него и встал на колени перед плитой. Затем я взял кинжал, сделал по глубокому надрезу на каждой своей ладони и приложил ладони к угольно-чёрной поверхности. Это была начальная часть ритуала, моё представление магии рода.

Кровь, обильно вытекавшая из разрезов, быстро впитывалась в плиту. Её понадобилось не так уж много, довольно скоро разрезы зажили сами собой. На моих ладонях остались два тонких белых шрама — пожизненные несводимые знаки главы рода, как утверждалось в рукописях.

Настало время приносить жертвы, символизировавшие врагов рода. Первой была грязно-серая крыса, которую Кикимер по моей команде вытащил из клетки и подал мне.

— Грим, покровитель рода, прими эту крысу! — я отрезал ей голову кинжалом и положил обезглавленное тельце на плиту. — Пусть всех предателей рода постигнет её участь!

Тушка бесследно исчезла с плиты, как до этого и моя кровь. За ней Кикимер положил передо мной на плиту рыжую гемворскую свинью, живую, но зачарованную, потому что она не пыталась вырваться.

— Грим, покровитель рода, прими эту свинью! — кинжал был острейшим, одно его движение разрезало горло свиньи до позвоночника. Кровь из её артерий брызнула через всю плиту. — Пусть всех паразитов рода постигнет её участь!

Когда свинья исчезла, Кикимер подал мне огненно-рыжего петуха, что-то возмущённо кокотавшего и пытавшегося сучить лапами.

— Грим, покровитель рода, прими этого петуха! — нарядный петушок отправился за предыдущими жертвами. — Пусть всех наветчиков рода постигнет его участь!

Жертвы были принесены, настала очередь клятвы главы рода.

— Я, носитель крови рода Блэк, именуемый в миру Гарри Поттером, добровольно и с чистым сердцем принимаю правление родом Блэк, — заговорил я. — Обязуюсь вести род к процветанию, печься обо всех его членах и воспитывать потомков в преданности роду, справедливо поощрять заслуги членов рода и судить их провинности перед родом. Обязуюсь приумножать достояние рода и магию рода, приносить возмездие врагам рода. Пусть магия рода засвидетельствует мою клятву и даст мне родовое имя!

Дымный купол исчез, а я ощутил, как меня заливает сила. Я не считал себя слабаком, особенно по сравнению с жалкими недомагами, до сих пор встречавшимися мне здесь, но сейчас я чувствовал себя полупустым бурдюком с застоявшейся влагой внутри, в который хлынула свежайшая родниковая вода. Она заполнила меня под завязку, поколыхалась и успокоилась, подарив мне ощущение совершенно иного уровня могущества. Опомнившись, я услышал хлопки в ладоши, доносившиеся словно бы отовсюду — это портреты аплодировали мне.

— Приветствую нового Блэка! — провозгласил один из них. Я уже познакомился с ним в библиотеке, куда он приходил в пейзажные картины, и не однажды разговаривал с ним по поводу родового главенства. Это был Альтаир Блэк — не основатель, но самый первый и самый уважаемый живой портрет рода. Это он при жизни оформил ритуальный зал в нынешнем виде и вложил бездну сил и мастерства в улучшение родовых чар.

— Благодарю вас, почтеннейший Альтаир, — ответил я.

— А теперь надень перстень главы рода и зачитай нам своё родовое имя. Перстень может становиться невидимым, носи его не снимая. Он и сейчас неплохой оберег, несмотря на слабость рода, а еще век назад он делал своего носителя почти неуязвимым. Каким он станет, теперь зависит только от тебя.

Мой взгляд упал на плиту, где появился лист пергамента с перстнем поверх него. Я поднял перстень и надел на средний палец правой руки. Он нисколько не мешался на руке и послушно стал невидимым по моему желанию.

— А крепкий паренёк, — одобрительно отозвался другой портрет — широкоплечий сумрачный старик с хриплым голосом. — В моё время на родовом камне врагов резали, а сейчас колдунишки такие хлипкие пошли, что цыплёнку горло перерезать боятся.

— Это ты сомневался, Антарес, — отозвалась чопорная колдунья с жёстким взглядом. — А я была уверена, что молодой человек справится. В нём, определённо, есть блэковские задатки.

— Антарес, Шедар, помолчите, — призвал их к порядку Альтаир. — Наш новый глава еще не зачитал нам своё имя.

Я глянул в лист пергамента, где была написана одна фраза, прочитал её вслух:

— Тубан Далларт Певерелл-Блэк, — и завис в ошеломлении.

— Неплохое имя, — заметил кто-то из предков. — "Тубан" по-арабски означает "змей", "дракон". Вполне подходит для сильного и хитрого колдуна.

— А что Певерелл вместо Поттера, это вполне объяснимо, — подхватил другой. — Поттеры в прямом родстве с Игнотусом Певереллом, род Певереллов старше и сильнее. Если у молодого человека особые отношения со смертью, он вполне может претендовать на наследие Певереллов.

— Да, ведь спасся же он от Авады Волдеморта, — согласилась женщина, названная как Шедар. — А это не что иное, как особые отношения со смертью.

— Любезный Тубан, — по-старомодному обратился ко мне Альтаир. — Если тебя смущают твои новые имена, в миру ты можешь сколько угодно оставаться Гарри Поттером. Это даже полезно — скрывать свои настоящие имена, тогда тебя не настигнет ни одно заклятие, основанное на имени.

— Они его и так не настигли бы, даже если бы он остался Гарри Поттером, — проворчал Антарес. — В магловской Британии Гарри Поттеры исчисляются десятками, если не сотнями.

Предки ошибались, меня ошеломило вовсе не то, на что они подумали.

Магистр Далларт по прозвищу Буря, первый сын Датры и Коррела, владелец угодья Дикоцветное, преподаватель Академии магии, декан факультета темпоральной магии. Именно так меня титуловали в прежней жизни. А звали в обиходе...

— Любезный Тубан, ты меня слушаешь? — голос Альтаира достучался до моего сознания и оборвал тонкую нить ассоциаций, за которую я силился ухватиться.

— Да, почтеннейший Альтаир.

— Ты как себя чувствуешь сейчас?

— Превосходно. Сила улеглась и ощущается как послушная.

— Это хорошо. Во время ритуала твоя личная магия слилась с блэковской и не могла от этого не измениться, но если она тебе уже послушна, у тебя с ней значительное сродство. Может, тебе и не придётся заново приспосабливаться колдовать. Твоя внешность тоже будет меняться, а поскольку ты еще подросток, она может измениться существенно. Тебе очень дороги твои зелёные глаза?

— Да не особо, — ответил я.

— Они у тебя от матери-грязнокровки, их цвет наверняка не сохранится. Для родовых ритуалов её кровь — ничто, имеет значение только кровь твоего отца, поэтому ты наполовину Блэк, как и твой отец. Поскольку ты принял родовое главенство, твоя внешность будет подстраиваться под Блэков.

— Хорошо бы мне стать покрепче, вон как почтенный Антарес, — мечтательно сказал я, потому что считал свою полудохлую внешность ужасной. — Магия должна на что-то опираться.

По залу пронеслись довольные смешки. Портреты явно развлекались за мой счёт.

— И не жалей о своей палочке, она больше не подошла бы тебе, — продолжил наставления Альтаир. — Прикажешь Кикимеру, он поможет подобрать тебе новую из родовых запасов.

— Я и без палочки неплохо колдую, — сообщил я. — Но если это так необходимо, то, конечно, подберу. Почтеннейший Альтаир, с чего бы вы посоветовали мне начать, как главе рода?

— Для начала приведи в порядок дом и обеспечь сохранность его имущества. Тебе нужно объяснение, как это делается?

— Нет, я сам справлюсь. А как быть с разворованными вещами?

— Для этого имеется заклинание Reducam furatus. Именно благодаря его существованию древнейшие и благороднейшие семейства никогда не воруют друг у друга. К сожалению, портреты слишком нематериальны, чтобы колдовать, а в доме не предусмотрена защита от тех, кому позволено войти. Хоть Сириус и отщепенец, у него осталось право приглашать в дом и он напустил сюда кого попало.

— Это по недосмотру Вальбурги, — проворчал Антарес. — Лучше бы девчонка отсекла его права, чем занималась порчей гобелена.

— Но и мы не напомнили ей об этом, — вмешалась другая дама, имени которой я еще не знал. Нужно бы поскорее выучить имена и заслуги предков, раз уж я здесь глава.

— Я думал, это было сделано, — с досадой пробормотал Альтаир. — Не в моих правилах напоминать потомкам азы родовой безопасности, этому их должны выучить родители. Я узнал об упущении, только когда изгой появился здесь, а Вальбурга уже ничего не могла исправить, потому что присоединилась к нам. Тубан, всей этой компании в доме быть не должно.

— И Сириуса?

— Сириус на твоё усмотрение. Несмотря ни на что, кровь Блэков в нём всё-таки есть. Может, ты сумеешь это использовать.

— Ещё две недели придётся потерпеть, пока школьники не уедут в Хогвартс, и тогда я выгоню остальных, — я не попросил разрешения, а поставил предков перед фактом. — Мне сначала нужно разобраться в родовых делах, а потом уже портить отношения с этой компанией. Я позабочусь, чтобы жильцы больше не причиняли дому вреда, пока они здесь.

— Это благоразумно, — согласился Альтаир.

— А где я могу выучить заклинание возврата краденого?

— Если у тебя есть желание, я могу показать его тебе прямо сейчас, — в нарисованной руке Альтаира неведомо откуда появилась волшебная палочка. — Смотри и запоминай.

Он произнёс заклинание и показал мне движение палочкой. Произношение я заучил, но палочки у меня не было, а хотелось бы отрепетировать с ней.

— Кикимер! — скомандовал я привычным тоном, словно всю жизнь распоряжался эльфами. А что, те же бесы, только бесхвостые. — Принеси мне простую деревянную палочку, размером с волшебную.

Эльф мгновенно аппарировал и минуту спустя явился с обрезком сухой ветки нужного размера. Я взял обрезок в руку и приготовился разучивать движение.

— Только помни, — предупредил меня Альтаир. — Главное в заклинании — сосредоточенность и сила намерения. Все остальное вспомогательно, поэтому чем лучше ты сконцентрируешься на эффекте, тем лучше будет результат. Начни с концентрации, а когда почувствуешь, что твоё сознание нацелено на выполнение, только тогда начинай заклинание. Смотри и повторяй!

Он снова продемонстрировал заклинание, и я стал настраиваться на колдовство. Вспомнился жирный пропойца Данг, тащивший из дома всё, что не прибито гвоздями, хищные близнецы, рывшиеся в шкафах Блэков, как в своих, и наконец Сириус, щедрой рукой предоставивший право на разграбление этому сброду. Даже когда я был для этого дома никем, мне это было неприятно.

Я вдруг почувствовал родовой перстень на своей руке с палочкой, до сих пор совершенно незаметный. Нет, он не нагревался и не холодел, это было не на физическом уровне — просто возникло ощущение сильного артефакта, готового к работе. Я произнёс Reducam furatus, одновременно выписывая вензель деревяшкой и посылая в своё требование силу.

Они — должны — вернуть — моё. Пусть — будет — проклято — ворьё.

Почти вся моя сила ушла в выполнение требования, и я снова почувствовал себя полупустым бурдюком. Здесь, в месте силы, она тонкой струйкой потянулась в меня, заполняя нехватку.

На пол передо мной посыпались вещи. Серебряная посуда и украшения, фарфор и хрусталь, какие-то ткани, бельё, одежда, шкатулки и много чего ещё. Всё быстро складывалось в кучу, ни обо что не ударяясь и не повреждая уже лежавших в куче вещей. Я отступил на несколько шагов, чтобы не оказаться засыпанным вещами, но опасался зря. Обратная доставка краденого была произведена с предельной аккуратностью.

— Надо же, получилось, — подивился я, разглядывая кучу. Портреты оживлённо загомонили, они были удивлены не меньше.

— Ты сделал это, Тубан! — в голосе Альтаира прозвучала откровенная гордость. — Без палочки, только на своём мастерстве! Теперь я уверен, что у рода Блэков есть будущее!

Я знал себе цену, но всё равно заулыбался. Когда хвалят заслуженно, это всегда приятно.

— Кикимер! — позвал я эльфа. — Разберёшь всё это, приведёшь в порядок и спрячешь. Что не сможешь починить сам, скажешь мне, я посмотрю, что можно сделать. А сейчас, уважаемые предки, мне пора возвращаться. Наверное, уже светает.

Прощались мы очень тепло. Чего уж там — свои, родные. Кикимер перенёс меня в комнату, где похрапывал Рон. Спать совсем не хотелось, но я улёгся в кровать, чтобы расслабиться и собраться с мыслями. Не знаю, что мне еще предстояло в этой роли, но сейчас мне казалось, что я не прогадал.

11.

К завтраку меня разбудил Рон. Проспал я совсем немного, но чувствовал себя освежённым. Пока я спал, моя сила восстановилась полностью, причём до нового уровня, который появился у меня после ритуала. Дома — и стены помогают.

Да, теперь я ощущал этот мрачный полуразрушенный особняк как собственный дом. Который сильно нуждался в ремонте, и мне не терпелось заняться этим. Но есть мне хотелось больше, поэтому я скоренько оделся и вместе с Роном отправился в кухню. По пути он, как обычно, пытался завести со мной разговор о квиддиче, а я отделывался короткими "угу" и "конечно", сказанными невпопад.

В кухне за столом уже сидели близнецы и Джинни с Гермионой. Головы близнецов сегодня были обвязаны одинаковыми банданами, словно они собирались куда-то пойти. Ждали только нас, и миссис Уизли стала раскладывать по тарелкам овсянку, едва завидев нас в дверях. Несмотря на голод, я ел не спеша и понемногу, чтобы закончить с едой при первых признаках насыщения. После вчерашней прочистки я не был уверен в способности своего желудка удержать много еды.

— Гарри, ты что как плохо ешь? — встревожилась миссис Уизли. — Ешь скорее, я наложу тебе добавки.

— Благодарю вас, миссис Уизли, — ответил я, не ускорившись с едой ни на чуть-чуть.

— Это он переживает из-за вчерашнего. — Гермиона, успевшая простить мою выходку, сочувственно посмотрела на меня. — Гарри, не переживай, я же говорила, что Дамблдор всё уладит, и он уладил.

— У него всё равно палочки нет. — Рона в этой истории больше всего беспокоило отсутствие у меня колдующего артефакта.

— Я уверена, что Дамблдор уладит и это. Гарри, ты уже сделал летние домашние задания?

— У Дурслей их, пожалуй, сделаешь... — проворчал я. Не говорить же, что мне и в голову не пришло, что здесь существуют школьные летние задания. — Они мои школьные вещи на лето в кладовке запирают.

— Как? — ужаснулась Гермиона. — Гарри, ты никогда не говорил мне об этом.

— Ну вот теперь сказал. И что?

— Я дам тебе список, и ты немедленно сядешь за задания. А потом я их у тебя проверю, — менторским тоном сказала она.

— У меня всё равно палочки нет, — повторил я слова Рона. — А без палочки в школе делать нечего.

— Гарри, а ты ешь и не переживай, — подключилась к ней миссис Уизли. — Дамблдор сейчас очень занят, но для тебя он найдёт время.

— Да не переживаю я! Это я расстройством кишечника маюсь после того, как они вчера меня опоили! — я мотнул головой на близнецов.

— Фред! Джордж! Что вы сделали с Гарри?!

Две хитрые рыжие морды переглянулись.

— Ничего, мама!

— ...самая капелька огневиски в сливочное пиво...

— ...это же никому еще не вредило...

— Самая капелька? — недоверчиво переспросила миссис Уизли.

— ...конечно, мама!

— ...нам самим было мало, а мы еще с ним поделились...

— ...ага, думали, Гарри у нас уже мужчина...

— Нет, я еще девственник, — отгрызнулся я под хохоток Рона и смущённое хихиканье Джинни. — И про зелье болтливости не забудьте.

— ...а что в нём плохого?

— ...наше лучшее экспериментальное зелье...

— Вот на себе и экспериментируйте!

— Немедленно выкиньте эту дрянь! — одновременно со мной рявкнула миссис Уизли. — Я сейчас же пойду и перетрясу вашу комнату, посмотрю, чего вы туда натащили!

— Гарри, предатель...

— ...а еще наш партнёр... — укоризненные глаза близнецов уставились на меня.

Разумеется, никаких угрызений совести я не почувствовал. Они торопливо покидали в себя еду и смотались из кухни — прятать свои сокровища от рассерженной матери. Я тоже отодвинул недоеденную овсянку и стал вставать из-за стола.

— Гарри, подожди! — раздался требовательный голос Гермионы. — Дождись меня, я дам тебе список домашних заданий.

— Пока у меня не будет палочки, я никаких заданий делать не буду, — наотрез объявил я.

— Но ты не успеешь их сделать, если будешь ждать палочку! Вдруг тебе её купят в последний день?!

— Это моя проблема, а не твоя.

— Но если ты их не сделаешь, преподаватели рассердятся и у тебя снизится успеваемость!

— Это тоже моя проблема, а не твоя.

Надоеда захлопнула рот, а я пошёл искать укромное место, чтобы без помех разобраться с защитой особняка. Разумеется, с помощью Кикимера, знавшего здесь все потайные уголки. На самом деле дом был значительно больше, чем выглядел снаружи и даже изнутри, где для свободного доступа, насколько я понял, была открыта только средняя часть особняка с жилыми и хозяйственными помещениями. Библиотеки, лаборатории, хранилища ценных артефактов и другие особые помещения особняка родовая магия всё еще держала закрытыми. Кикимер перенёс меня в деловую комнату, небольшую и по-старинному обставленную, которую назвал кабинетом главы рода.

Насколько я понял из письменных источников и объяснений портретов, родовую магию можно схематически представить в виде системы сообщающихся сосудов с широким главным резервуаром и личными резервуарами членов рода, узкими и высокими по сравнению с ним, наподобие пробирок. Магическое тело колдуна всегда вырабатывает магическую силу, избыток которой развеивается в пространство, но в случае принадлежности к роду этот избыток переливается в общий родовой резервуар. Если же маг начинает расходовать силу, она вливается в него из родового резервуара, пока не сравняется с общим уровнем.

Если продолжить сравнение с сообщающимися сосудами, сквиб — это короткая открытая пробирка, верхушка которой ниже общего уровня жидкости в системе, а слабый маг — тоже короткая пробирка, но исключающая переливание через край. Из-за этого сквиб — всегда непрерывная утечка родовой силы, а слабый маг хоть и безвреден для системы, но бесполезен и постоянно испытывает давление с её стороны, небезопасное для его здоровья. Поэтому сквибов изгоняют из рода, а от слабых магов ради них самих же избавляются либо через брак, либо выделением в побочную линию.

Для рода Блэк я оказался находкой — уровень моей силы подходил для родового эталона. А есть учесть превосходную регенерацию моей магии, попавшей в это тело вместе со мной, я за несколько лет вполне мог в одиночку восстановить обмелевшее средоточие родовой силы.

Кикимер то ли знал сам, то ли ему растолковали портреты, но первое, что он сделал, притащив меня в кабинет — завопил, что "хозяин должен хорошо питаться", и ненадолго исчез, а затем вернулся с тарелкой, на которой красовался сочный огнедышащий бифштекс с жареной картошкой, украшенный зеленью. Стряпать эльфу было некогда, значит, он обнёс какую-нибудь магловскую закусочную. Вокруг всё-таки целый Лондон общепита.

Я не стал придираться ни к способу добычи угощения, ни к состоянию своего желудка, ни к тому, что мясо утром не едят. Пусть мне будет хуже, но я это съем.

Хуже мне не стало. Бифштекс изумительно пошёл под виноградный сок — я почувствовал себя не перегруженным, а работоспособным, и приступил к родовым делам. Интересно, что в кабинете не было ни одного портрета. Кикимер объяснил, что главе рода не должен мешать никто, но если мне нужен совет, портретная напротив кабинета.

В течение часа я ознакомлялся с родовыми документами — чтобы разобраться в них досконально, понадобится не один день — а затем приказал Кикимеру перенести меня в ритуальный зал для управления защитой дома. И снова подготовку проделал эльф при содействии портретов, а мне осталось только провести сам ритуал. Я поделился с родовым камнем своей кровью, произнёс изменённые формулы запретов и допусков — и защита была перенастроена.

Главное, что нужно было сделать немедленно — отсечь посторонних от магии особняка. Несмотря но то, что она едва держалась, орденцы за немногими исключениями были ещё слабее и впитывали здешнюю магию в себя. Для них она была чужеродной, поэтому им уже было здесь не по себе, а поскольку отсечение оказывает антимагическое воздействие, им здесь станет совсем неуютно. Не отсёк я только Сириуса, хотя он тоже был слабее, чем хотелось бы. Портреты утверждали, что так было не всегда, что его ослабило отречение от рода, а затем тюремное заключение.

Сириус стоял особняком в орденской компании. За эти дни я познакомился с ним поближе и обнаружил, что в его натуре лежала собачья верность, но не вожака, а рядового пса, безоговорочно следующего за вожаком. Уже по этой причине Сириус не мог справиться с грузом главы рода и всеми силами отбивался от него. В школе его вожаком был мой отец, наполовину Блэк, присоединившийся к Ордену Феникса ради своей жены-грязнокровки — Сириус последовал за ним. Когда Джеймс погиб, Сириус потерял не только друга, но и вожака, поэтому натворил глупостей и безропотно позволил упечь себя в Азкабан, где безвольно и бесцельно провёл более десяти лет. Из тюрьмы его вывела не ответственность за меня, а упоминание о предателе и открывшаяся возможность отомстить за вожака — обо мне он в то время и не помнил.

Только увидев, что внешне я как две капли воды похож на отца, Сириус стал заботиться о сыне Джеймса, хотя на самом деле неосознанно пытался найти во мне прежнего лидера — собачья верность отдаётся один раз в жизни. В глубине души он чихал на идеи Ордена Феникса, они интересовали его лишь постольку, поскольку соответствовали его потребности в анархическом существовании — то есть, были нужны ему, чтобы сбежать от родительского гнёта, и были уже лишними, если начинали требовать от него такой же самоотдачи, как род Блэков. Сейчас Сириус служил Ордену Феникса и его идеям, потому что считал, что это нужно мне.

Видимо, Дамблдор понимал это в Сириусе и не доверял ему. Это был не его пёс, а я был его коротким поводком, на который он посадил эту чужую неуправляемую псину.

Зато если я окажусь вожаком, это будет мой пёс. Поэтому я не спешил с отсечением Сириуса.

Сейчас у него появилась возможность забрать меня у Дурслей — и он второй день не вылезал из библиотеки, закрыв глаза на всё, что происходит вокруг. Точь в точь собака, взявшая горячий след.

— Хозяин Тубан прикажет что-нибудь ещё? — спросил Кикимер, потому что я довольно долго простоял посреди кабинета в раздумьях. После того, как я его вызвал, он всё время оставался рядом.

— Так... слушай сюда, эльф. При чужих называй меня только Гарри Поттером и не вздумай назвать хозяином. При своих можешь называть меня как положено, но своих у нас только я, ты и родовые портреты, пока я не прикажу тебе что-то другое. Если боишься запутаться, всегда зови меня Гарри Поттером.

— Кикимер не запутается, хозяин Тубан.

Вдруг до моего магического восприятия... не знаю, как его назвать — зрением, слухом или чем-то ещё, потому что оно сообщало сразу полную картину происходящего... так вот, до этого замечательного органа магических чувств донёсся некий оклик, а вместе с ним и ощущение, что меня окликает защита дома. Я не видел смысла делить родовую магию на функции, поэтому впредь решил считать, что это всегда она. В доме что-то происходило, и родовая магия сообщала мне об этом.

— Кикимер, что у нас происходит на третьем этаже, во второй комнате направо от главной лестницы?

Кикимер исчез. Отсутствовал он не более минуты, я успел усесться за письменный стол, но еще не надумал, чем заняться дальше.

— Это комната двух одинаковых рыжих обезьян, хозяин Тубан, — отчитался он по возвращении. — Они там колдуют друг на друга.

Ну если друг на друга, то ладно. Главное, чтобы не колдовали на мою собственность. Я сообщил поправку защите, а заодно определился со своим первоочередным делом.

— Иди сюда, я тебя подкормлю, сколько нужно, — с учётом изменившихся обстоятельств я влил в него магии под завязку. Кожа эльфа разгладилась, бледно-серые глаза заблестели, словно два Люмоса, а сам он помолодел, расправился и даже стал крупнее. — А теперь слушай мои распоряжения. Ты никому здесь на глаза больше не попадаешься, ни на чьи приказы не отвечаешь. Всё сколько-нибудь ценное переправишь в закрытые участки дома, для чужих пока оставишь только самое необходимое, вроде кухонной утвари и постельного белья. Под угрозу их жизни не ставь, я не хочу себе таких проблем, но если у незваных жильцов начнутся мелкие бытовые неприятности, меня это только порадует. Сириуса не задевай, он мне нужен. И поменяй себе лохмотья на то, что положено приличному эльфу из старинного рода.

Оборванные тряпки, в которые был облачён Кикимер, мгновенно сменились на табард с гербом Блэков.

— Кикимер может приступать? — радостно спросил меня он.

— Подожди, у меня еще есть вопросы.

Когда я просматривал дом по оклику родовой магии, я обнаружил в нём около десятка движущихся магических пятен разной величины. Сейчас я вгляделся в них пристальнее. Они не слишком различались и, по всей видимости, были здешними жильцами, причём у большинства из них прослеживалась некая общность. Очевидно, это были члены семейства Уизли. Пятно побольше находилось в библиотеке — значит, это был Сириус. Два пятна виднелись там, где, насколько мне известно, была комната Джинни и Гермионы. Одно из них, похожее на остальных Уизли, наверняка принадлежало Джинни, а другое, поменьше и иного качества — по-видимому, Гермионе. Двумя этажами выше обнаружилось здоровенное магическое пятно, которое вряд ли принадлежало человеку.

— Кикимер, а что у нас на четвёртом этаже над комнатой девушек?

— Там спальня госпожи Вальбурги, хозяин Тубан.

— Там сейчас кто-то проживает?

— Плохой бывший хозяин Сириус поселил там гиппогрифа, на котором прилетел сюда.

— Так... — воззрился я на Кикимера. — Ты хочешь сказать, что спальня матери Сириуса служит сейчас стойлом для гиппогрифа?

— Кикимер не мог противостоять этому, хозяин Тубан. У Кикимера нет таких прав согласно договору.

— Ясно, — в подобных договорах с сущностями нижних планов всегда указывалось, что без прямого приказа они не могут выступать против коренных обитателей мира, в который их призвали. Собственно, у нас это было обязательным требованием конвенции магов, при несоблюдении которого отберут лицензию на призыв. — И давно этот гиппогриф там живёт?

— Уже больше года, с тех пор, как плохой бывший хозяин Сириус прилетел на нём.

— Он зачем-нибудь нужен?

— На нём можно летать, хозяин Тубан. Ещё с него можно получать перо и коготь гиппогрифа.

— Он используется для этого?

— Нет, хозяин Тубан.

— Кто его кормит?

— Кикимер, хозяин Тубан.

— И сколько он съедает в день?

— Кикимер приносит ему двадцатифунтового поросёнка раз в два дня.

— Ты мне вот что скажи, Кикимер. Ездовой гиппогриф — это предмет первой необходимости?

— Нет, хозяин Тубан. Аппарировать или пройти через камин будет гораздо быстрее.

— А насколько ценны его перья и когти?

— Это дешёвые ингредиенты, хозяин Тубан. Предложение на них всегда превышало спрос.

Стало очевидно, что гиппогриф совершенно бесполезен, если не хуже. Даже если принять за несущественную мелочь то, что он осквернял спальню бывшей хозяйки рода, он в течение года здесь только жрал и гадил, жрал и гадил. Зато это было большое волшебное существо, а я сейчас как раз ломал голову, как бы поскорее восстановить родовую магию. Если с моего тощего полудетского тела туда перепадало в час по чайной ложке, то принесение в жертву такого существа, каким виделся гиппогриф в магическом восприятии, могло заметно продвинуть процесс.

— Спроси у предков, годится ли этот гиппогриф на жертву для усиления родовой магии. Если годится, ночью проведём ритуал. А сейчас перенеси меня куда-нибудь в жилую часть, — меня наверняка уже хватились, надо показаться, — и приступай к выполнению приказов. С отчётом ко мне не подходи, когда ты понадобишься, я сам тебя позову.

Как оказалось, спохватился я даже позже, чем нужно. Гермиона только на минутку забегала к себе в комнату сказать Джинни, что её ищет мать, а до этого они с Роном бегали по всему дому и разыскивали меня. Увидев меня в коридоре, эти двое устремились ко мне, как коршуны к воробью.

— Ох, Гарри, а мы тебя повсюду ищем! — я уже заметил, что Гермиона на удивление отходчива во всём, что касается нашей дружбы. — Ты где пропадал?!

Мне оставалось только страдальчески вздохнуть:

— Рон, ну хоть ты скажи ей, что у мальчиков бывают дела, в которые девочки не должны совать свой нос.

— Я только хотела как лучше. — Гермиона даже не смутилась. Начала уже привыкать к тому, что я намеренно шокирую её. — Рон тоже еще не сделал домашние задания, поэтому вы будете делать их вместе.

— Гарри, ну хоть ты скажи ей, как она достала уже со своими домашками, — взмолился Рон.

— Гермиона, — строго и раздельно произнёс я. — Ты нас с Роном — достала.

Странные отношения у меня сложились с этими двумя. Я не говорил им, что простил их, и без крайней необходимости не заговаривал с ними первым, но тем не менее они подзабыли о ссоре и вели себя так, словно её не было. Пока я соглашался поддерживать разговор, моей холодности для них попросту не существовало. Пока я подчинялся их притязаниям, моё настроение вообще ничего не значило для них.

Так получилось и на этот раз. Моё чётко высказанное недовольство оказалось для Гермионы пустым сотрясением воздуха.

— Гарри, ты обязан заниматься! — истово воскликнула она. — Что сказали бы твои родители, если бы они видели, как ты бездельничаешь?!

— Мой отец сказал бы, что я настоящий Мародёр, — за эти дни я успел наслушаться от Сириуса об его школьной жизни и школьной компании. — Он сказал бы, что талантливые люди запоминают всё с лёту и никогда не берут жопой. Он сказал бы, что любовь к зубрёжке — признак узколобости и небольшого ума. И что зубрёжка — это для девчонок, потому что парни мыслят шире.

Гермиона точно знала, что она умная и поступает правильно, поэтому не приняла моё высказывание на свой счёт.

— Подумай лучше о том, как ты огорчил бы свою маму, — упрекнула она меня. Я даже заподозрил, что ей нравилось ковыряться пальчиком в моих болячках.

— Гермиона... — я вздохнул, — ...вот зря ты везде приплетаешь моих родителей, я так тоже могу. Я сирота, Рон здесь с родителями — а ты? Почему в свои законные каникулы ты не со своими родителями? Почему ты с начала лета моешь здесь полы, если у тебя есть своя семья? Или ты уже начала стыдиться, что они маглы?

Мне удалось таки её шокировать. Жутко покраснев, она забормотала:

— Но... я им сказала... что я здесь с друзьями... что так будет лучше...

— С друзьями ты целый учебный год в школе. Неужели тебе так противно хотя бы месяц провести с родителями? Не для себя — для них.

— ...но... я должна... Орден Феникса...

— В который тебя не взяли и делами которого ты не занимаешься. Ты узнаёшь о делах фениксовцев через третьи руки и целыми днями возишь грязь, которой здесь невпроворот. Ты даже книжек никаких за лето не читала, кроме учебников. Неужели даже это для тебя лучше, чем порадовать своей компанией родителей?

У Гермионы не нашлось слов, она пристыженно молчала.

— Поэтому не надо тыкать в меня родителями, а то я найду, что ответить. И я уже сказал, что не буду готовиться к школе, пока мне не вернут палочку. Лучше бы с извинениями, но подозреваю, что от них этого не дождёшься.

— Ну ты сказанул... — встрепенулся Рон. — Так и будет Фадж перед тобой извиняться!

— Перед Мальчиком-Который-Выжил? Да запросто.

12.

Добром отвязаться от Рона с Гермионой у меня не получилось. Пришлось снова разругаться с ними и припомнить им, что раз они всё лето прекрасно обходились без меня, то теперь пусть не удивляются, что я прекрасно обхожусь без них. Я гордо развернулся и ушёл, хлопнув символической дверью, и они не посмели увязаться за мной. Такие выходки были для них понятны и оправданы.

Ура, свобода!

Ага, щас...

Я собирался посмотреть на гиппогрифа, но не прошёл и полпути, как наткнулся в коридоре на близнецов. Миновать их не удалось, я им с чего-то позарез понадобился.

— Гарри?

— ...Гарри, ты нам нужен!

— А вы мне — нет, — проворчал я и попытался протиснуться мимо них.

— ...Гарри, мы хотим тебе сказать...

— ...что мы очень сожалеем, правда...

— ...мы не думали, что ты так рассердишься...

— ...кто ж знал, что ты шуток не понимаешь...

— ...но раз ты такой...

— ...то мы извиняемся...

— ...прости нас, Гарри, мы не хотели тебя обидеть! — выпалили они единым духом.

Я так изумился, что даже оставил попытки отделаться от них. Не всё изумление было только моим, большая доля приходилась на остаток личности прежнего Гарри. Насколько он помнил, извиняться было совсем не в привычках этой рыжей парочки.

— Мерлин простит, — процедил я. — Больше так не делайте, и мы в расчёте.

— Стой! Ты куда! — хором воскликнули они, когда я снова попытался обойти их. — А как же твоё проклятие, оно же не снимается!

— Какое проклятие? — не понял я.

Близнецы недоверчиво уставились на меня.

— ...ты правда не знаешь?

— ...о брат мой, он не притворяется, он на самом деле удивлён!

— ...не притворяется?

— ...точно...

— Хватит уже паясничать! — не выдержал я, и без того заведенный предыдущим разговором с Гермионой и Роном. — Будто оно мне нужно — связываться с вами! Какое проклятие, у меня и без вас проблем хватает!

— ...он говорит, что не проклинал нас...

— ...он говорит, что не проклинал нас... — хором сказали близнецы, глядя друг на друга. Затем они почти синхронно сняли банданы, в которых рассекали по дому с утра. Под банданами обнаружилось слово "вор", написанное у них на лбах чёрным готическим шрифтом. Текст струился и извивался, как живой, но слово от этого не становилось неразборчивым, а только привлекало к себе внимание.

— ...тогда скажи, о наш обиженный Гарри, откуда это взялось?

— ...да-да, откуда?

При виде надписей на лбах близнецов мои глаза сделались по семь галеонов. Да, ночью при произнесении заклинания мне от души хотелось проклясть весь этот крысятник. Но я и подумать не мог, что оно обернётся так!

Нужно было как-то выкручиваться.

— Почему вы вообще подумали на меня? — возмутился я.

— ...потому что, о Гарри, вчера ты на нас обиделся...

— ...и сказал, что пошутишь так, что мы на всю жизнь запомним...

— ...а сегодня мы встали — и вот оно!

— ...ясно же, что это ты...

— ...кому же ещё?

— Знаете, если бы это я хотел вас так проклясть, я написал бы на ваших лбах, что вы придурки, отравители и дешёвые клоуны. Но не воры.

Аргумент убедил близнецов, причём настолько, что они даже забыли на меня обидеться.

— ...но если это не ты...

— ...тогда откуда это взялось?

— Видел я, как вы голыми руками хватаетесь за такие артефакты, к которым я и близко не подошёл бы. Может, на каком-то из них была защита и она наконец сработала.

— ...артефакты... — близнецы переглянулись.

— ...у этих Блэков могут быть какие угодно...

— ...запросто, а что же делать?

— ...Сириус!

— ...точно, Сириус должен знать!

— ...Гарри, а где он сейчас?

— Где-то в доме, — буркнул я. — Только с чего бы ему знать, если он с одиннадцати лет здесь почти не жил?

— ...но если не он, тогда кто же...

— ...мы уже пробовали, оно не снимается...

— ...и никакие скрывающие чары на него не действуют...

— ...пошли искать Бродягу?

— ...пошли.

Позабыв обо мне, близнецы пустились на поиски Сириуса. Пустая трата времени, в библиотеку им не попасть. Мне не хотелось, чтобы весь дом встал на уши из-за его пропажи, и я передумал смотреть на гиппогрифа. Мордред с ним, отправится на жертву несмотренным, а Сириуса нужно было срочно вызвать из библиотеки. И предупредить.

Войдя в читальный зал, я застал там умилительное зрелище. Сириус обложился фолиантами и ретиво грыз гранит кровной магии, а на развешанных по стенам картинах собрались чуть ли не все — а может, и все — блэковские предки, с неописуемо насмешливыми лицами любовавшиеся его трудолюбием. Теперь у них был я, и если прежде они злились на изгоя, то теперь с лёгким сердцем могли поразвлечься за его счёт.

— Сириус! — как и вчера, я с трудом докричался до него.

— Сохатик? — устало улыбнулся он.

— Как у тебя... — я кивнул на фолианты, — ...продвигается?

Он скосил опечаленный взгляд на стол.

— Да плохо. Вчера, пока я читал основы, всё было хорошо и понятно. А сейчас я словно упёрся в тупик — никак не могу найти ничего похожего на это.

— На какое это?

— На кровную защиту, о которой говорил Дамблдор. Здесь везде написано, что кровную защиту накладывают на то, что она защищает. Если она наложена на дом, она защищает дом. Если она наложена на вещь, она защищает вещь. Если она наложена на человека, она защищает человека. Но если она наложена на человека, она не будет защищать дом, в котором живут его кровные родственники, даже если он проживает с ними — и, заметь, она никогда не работает, как Фиделиус. Она может защитить только от прямого вреда, да и то, пока не иссякнет вложенная в неё сила.

— Если мне правильно разъяснили, то сейчас я здесь, а моя кровная защита осталась там, на доме Дурслей. Тогда, может, тебе разобраться прямо на месте? Прийти к дому, посмотреть наложенные на него чары, а затем поискать в книгах, на какую защиту они похожи.

— Но Дамблдор запретил мне выходить отсюда! Меня могут заметить Пожиратели!

— Ты вообще видел Лондон? Огромнейший город, там живут миллионы и ежеминутно проходят по улицам десятки тысяч людей. Если ты оденешься, как они, спрячешь волосы под какую-нибудь летнюю кепку, наденешь тёмные очки — тебя никто не узнает. А уж больших чёрных собак... может, там их и меньше, чем людей, но уж точно как собак нерезаных. Да и делать больше нечего приверженцам Того-Самого, кроме как тебя в Лондоне искать. Извини, но вы с Дамблдором здорово переоцениваете твою важность для Пожирателей.

— Точно, Сохатик! — мгновенно воодушевился Сириус. — А я об этом и не подумал!

Он вскочил со стула, готовый сорваться к Дурслям.

— Стой! — поспешно воскликнул я. — А диагностические заклинания ты знаешь? Чем ты будешь исследовать защиту?

Сириус притормозил, озадаченно посмотрел на меня и ушёл в себя, чтобы поскрестись в своей памяти.

— Вообще-то я со школы мало что помню, — расстроенно признал он. — А ты, Сохатик, прямо как Джеймс. Если бы не ты, я бы только там спохватился. Значит, диагностика?

— Да не спеши ты так — днём раньше, днём позже. Сейчас я уже здесь, а ты работаешь на перспективу.

— Работаю. На перспективу, — самодовольно повторил Сириус, давно уставший бездельничать. Фраза ему понравилась. Убедившись в его правильном настрое, я повернул разговор в нужном мне направлении.

— Вот что, можешь ты ненадолго отвлечься? Там одна проблемка выявилась.

— Конечно, отвлекусь, если надо, — с энтузиазмом отозвался он.

— Только сначала обещай мне одну вещь. Это очень-очень важно.

Сириус если и раздумывал, то недолго.

— Конечно, обещаю. У меня только ты один, Сохатик, с кем мне и считаться, если не с тобой.

— Не говори никому об этой библиотеке. Все считают, что сюда не попасть — вот пусть и дальше считают. Ты же знаешь близнецов, они и так всякие безобразия вытворяют, а если они ещё и здесь начитаются... Они скоро отсюда выедут, а нам с тобой здесь жить. Я не хочу, чтобы дом рухнул нам на головы.

— Я понял, Сохатик, можешь на меня положиться. Буду молчать, как под Силенцио, а то меня ещё и Дамблдор не одобрит за распространение тёмной магии. Так что у тебя там за проблемка?

— Ну... Джордж и Фред... они уже где-то здесь нарвались. Проклятие безвредное, но неприятное, сейчас они тебя ищут, чтобы ты им помог. В общем, сам увидишь.

— Сделаю, — оптимистично заявил Сириус и выскочил из библиотеки, а я остался наедине с портретами и воспользовался случаем, чтобы поболтать с ними. Они ничего так, блэковские предки — где-то даже весёлые ребята, только юмор у них специфический. А сколько они всяких сплетен знают...

За обедом выяснилось, что Сириус не смог избавить Джорджа и Фреда от надписей. Я уже узнал от злорадно посмеивающихся портретов, что подобное проклятие можно снять только так же, как оно было наложено — глава рода должен совершить в сердце рода заклинание отмены проклятия, с сильным и искренним желанием избавить от него пострадавших. Столько доброты и смирения я в себе пока не находил, хотя у близнецов и был карт-бланш на разграбление от Сириуса. Ведь ни Рон с Гермионой, ни Джинни, ни миссис Уизли не получили надписи на лбах, а близнецы получили. Значит, было за что.

Но этого здесь больше никто не знал. Совместно с Сириусом близнецы додумались, что у них есть старший брат Билл, который работает в Гринготсе ликвидатором проклятий. Они уже отправили Биллу письмо и теперь дожидались его на обед. Близнецам пришлось сознаться, что они пострадали от проклятия, но надписей они не показали, и банданы по-прежнему прикрывали их лбы.

К обеду Билл не явился. Он пришёл перед самым ужином и сказал, что сегодня у него был тяжёлый день и сволочная работёнка, поэтому ему нужно сначала поесть и отдохнуть, и только потом браться за проклятия. Вокруг Билла в гостиной собралась вся молодёжь, включая меня. Ещё сюда явился Сириус, а также Тонкс и Люпин, прибывшие прямо с каких-то своих орденских дел, и Артур Уизли, вернувшийся со службы. Все дожидались ужина, не было только миссис Уизли, не отходившей от кухонной плиты.

— При мне еще такого не случалось, — стал рассказывать Билл. — Сработало мощное родовое проклятие, зацепившее кое-кого из криминальных шишек Лютого переулка, нескольких представителей добропорядочных семейств и даже одного сотрудника банка, гоблина. Это случилось ночью, пострадавшие утверждают, что вчера его еще не было, а утром оно проявилось. Все они весь день осаждали Гринготс, потому что общеизвестно, что лучшие ликвидаторы проклятий работают у гоблинов. Меня сегодня задёргали — и начальство, и знакомые, и всякие левые предложения. А что я могу сделать? Это же родовое проклятие.

— Но это же полный произвол и беспредел! — вознегодовала Гермиона.

— Гермиона, все же знают... — Билл замялся, — ...ну, коренные, не такие, как ты... Все знают, что подобные заклинания нацелены не на людей, а на преступление против рода, и никогда не затронут невиновных. У нас в банке гоблины уже успели допросить и наказать своего провинившегося. Они наверняка у него всё выпытали и теперь им известно, который род призвал к правосудию.

— И который же?! — встрепенулась Тонкс с горящими от любопытства глазами.

— Мне они не сказали, людей они к таким делам не привлекают. Гоблины платят людям за работу, но посвящают в свои дела не больше, чем необходимо для неё. Мне сегодня и взятки совали, лишь бы я назвал род, а мне откуда знать?

— А зачем им род? — поинтересовался я.

— Чтобы знать, перед кем извиняться и с кем договариваться о возмещении. Если они начнут действовать силой, проклятие убьёт их.

Незаметно для других я облегчённо перевёл дух, хотя картина "Гарри Поттер принимает откупные у столпов преступного мира" совсем не обрадовала меня. Чего-чего, а таких последствий я не ожидал. Недаром сегодня Альтаир, когда разъяснял мне способ отмены проклятия, обмолвился вскользь, что колданул я с истинно блэковским размахом, но было бы куда спокойнее, если бы я ограничился возвратом расхищенного.

— А как они узнают, за какое преступление они пострадали? — снова высунулась Тонкс, которой не давали покоя её аврорские замашки.

— Очень просто, — ответил Билл. — Оно написано у них на лбу. Думаете, мода обвязывать лоб платком возникла у преступников просто так? В этом напоминании, собственно, и заключается проклятие, а в остальном оно безвредно. Криминальный мир это меньше задевает — все и так знают, что они не овечки, но для добропорядочных граждан это конец репутации. Я уж не говорю о сотрудниках банка.

Пока он рассказывал это, все взгляды устремились на банданы близнецов. Артура, Люпина и Тонкс успели посвятить в случившееся с Джорджем и Фредом, хотя надписей те еще никому не показали. Билл посмотрел туда же, вспомнил письмо и изменился в лице.

— Джордж... Фред... Только не говорите мне, что у вас то же самое, — севшим голосом выдавил он. Обычно бойкие близнецы молча попрятали глаза под его обвиняющим взглядом. — А ведь я вас предупреждал, что нарвётесь, но не думал, что так скоро. Что у вас там под повязками — надеюсь, не "убийца"?

— Вор... — хрипло прошептал Джордж.

— Давайте признавайтесь — где, когда, у кого. Под проклятие подпадает воровство и скупка краденого. Если при скупке человек не знает, что это краденая вещь и чья она была, проклятие его не затронет, поэтому вспоминайте.

— Да разве упомнишь... — пробормотал Фред.

— ...мы у Данга много чего по дешёвке покупаем... — подхватил Джордж.

— ...а у него всё или сворованное, или сжуленное...

— ...и он любит хвастаться, у кого что добыл...

— Понятно. Ждём Данга. А вы пока лбами не светите, может, я сумею разобраться с этим по-быстрому. Но чтобы больше — ни-ни, поняли?

Близнецы торопливо закивали. Пока Билл отчитывал их, в гостиную вошла миссис Уизли и порадовала всех сообщением, что ужин готов. Узнав о случившемся, она накричала на сыновей, но, сорвав на них свой гнев, не выглядела слишком расстроенной. Мистер Уизли тоже не переживал, Рону было всё равно, Джинни даже похихикала украдкой. Похоже, семейство считало, что близнецы это заслужили, и пребывало в уверенности, что старший сын всё уладит. Сириус был доволен, что это его не касается, Тонкс замучила Билла выяснением подробностей сегодняшнего случая, Люпин, как обычно, сидел тишком. Больше всех возмущалась Гермиона, такой самосуд не вписывался в картину её мира.

Так или иначе, аппетита это никому не испортило, в том числе и близнецам. Обсуждение происшествия уже к середине ужина перескочило на министерские слухи, которые принёс мистер Уизли, и на шуточки о совместном дежурстве Люпина и Тонкс, которые наотрез отказывались говорить о нём, ссылаясь на орденскую секретность. Волосы Только-Не-Нимфадоры от смущения переливались всеми цветами спектра от розового до фиолетового, светлый оборотень сидел, постно потупившись в тарелку.

Суматоха из-за проклятия осталась позади, жизнь вернулась в привычное русло. До тех пор, пока в кухню, стуча по полу когтистым протезом, не ввалился Аластор Муди.

— Я прямо из Лютого, — громогласно объявил он, как всегда не поздоровавшись. — Там Данга убили.

Немая сцена.

— Как?! За что?! — ахнула миссис Уизли.

— У них там что-то произошло, авроры пока выясняют. Добились только, что у подпольного бизнеса неприятности и что во всём виноват Данг. С него, говорят, всё и началось — а что конкретно, не сознаются.

— Это всё из-за проклятия! — высунулась Гермиона, догадливая наша.

— Из-за какого проклятия? — нахмурился на неё Муди.

Его наперебой посвятили в подробности. Отставной аврор пофыркал, поворчал и наконец сказал, что такого не случалось с начала века, потому что старые роды сейчас прижаты и не хотят светить своей силой, но по какому-то замшелому закону, который забыли отменить, подобное взыскание справедливости считается правомочным и не подлежит разбирательству аврората.

Гибель старого пропойцы вызвала новый виток ахов и охов, но наконец все напереживались и разбрелись по своим делам. Я убрался с глаз подальше и призвал Кикимера, чтобы тот перенёс меня в портретную. Там я подошёл к портрету Альтаира, который смотрел на меня с таким видом, словно только и ждал, когда я появлюсь.

— По-моему, кто-то что-то не договорил мне, — не удержался я от возмущённого упрёка. — Почтеннейший Альтаир, вы сказали мне, что проклятие можно отменить только таким же контрпроклятием, а Билл Уизли утверждает, что для его отмены нужно договариваться с пострадавшими.

— Во-первых, не с пострадавшими, а с виновными, — строго поправил меня Альтаир. — Это заклятие правосудия, поэтому оно считается законным. А во-вторых, ты должен был усвоить урок. Ладно, само проклятие у тебя получилось случайно. Ты еще не привык соразмерять свою силу и не разобрался в возможностях родовой магии. Но сегодня в библиотеке ты был напуган содеянным и скорее, скорее хотел узнать, как вернуть всё обратно. Именно это я тебе и ответил.

— Не напуган, а встревожен, — буркнул я.

— Ладно, пусть встревожен, хотя терминология не влияет на суть, — с до обидного понимающей ухмылкой согласился Альтаир. — Ты уже выучил свой урок, о юный глава рода?

— Пожалуй, да, — когда я включаю свою способность к анализу, она работает быстро и хорошо. — Я должен был сначала расспросить об особенностях этого проклятия и о том, как с ним обращаются другие.

— Именно, — он подтвердил мои слова наклоном головы. — Теперь спрашивай. Только имей в виду, что обратно ты уже ничего не вернёшь. Даже если ты его отменишь, оно уже затронуло многих. Из-за него уже погиб человек, пусть никчёмный, пусть за дело, но тем не менее. Самые шустрые уже разобрались, который род призвал к правосудию. Отменив проклятие, ты покажешь им свою слабость и опрометчивость, поэтому — только вперёд.

— Билл Уизли сказал, что нужно договариваться с каждым попавшим под проклятие. Это так?

— Да. Проклятие из тех, которые не принято отменять. Его может выполнить только глава рода, поэтому очень скоро ни для кого не будет секретом, что у Блэков снова есть глава. Каждый виновный должен рассчитаться по нему с главой рода — в данном случае с тобой — и тогда надпись на его лбу исчезнет.

— И как мы будем рассчитываться?

— Тебе нужно встретиться с каждым, кто желает расплатиться по задолженности роду. Лучше всего делать это через посредничество гоблинов, они могут обеспечить приватность и неразглашение. Ты должен выслушать виновного, оценить меру его виновности и потребовать соответствующее возмещение. Очень важно помнить, что если ты предъявишь чрезмерные требования, проклятие обернётся против тебя, поэтому суди справедливо. С тобой будут торговаться, будь готов к этому.

— Вот даже как, — пробормотал я. — И что бы вы посоветовали?

— Начни с того, что пойди в Гринготс и добейся разговора с главой банка. Чтобы тебя допустили к нему, намекни, что тебе известно кое-что о проклятии, но раньше времени не говори, что это ты наложил его. Начни разговор со стандартного обета о неразглашении и договорись о посредничестве. Учитывая, что их сотрудник тоже провинился, попробуй выторговать эту услугу в обмен на прощение банку долга перед родом. Разумеется, перед визитом замаскируйся или иди туда с повязкой вокруг лба. Это будет не очень хорошо для твоей репутации, зато введёт непосвящённых в заблуждение.

— Что мне требовать с провинившихся и в каком размере?

— Ну... воровство — не убийство, ты можешь позволить себе быть великодушным. С криминальных личностей лучше всего требовать услугу. Разовые дела или сведения можно взять бесплатно, шпионаж и другую работу на себя оплачивай, здесь зачётом идёт согласие работать. С добропорядочных граждан, если тебе не нужна от них никакая услуга, можно взять откуп деньгами или другим имуществом, но на них не разживёшься, потому что их проступки обычно невелики. Гораздо чаще бывает выгоднее простить их или назначить чисто символическое возмещение. И не забудь взять с каждого клятву о непричинении умышленного вреда твоему роду, прямого и косвенного. В большинстве случаев одного этого будет достаточно. Люди бывают обидчивы, даже если они неправы, поэтому не нужно вводить их в искушение мести после завершения расчёта.

— А что я должен сделать, чтобы завершить расчёт?

— После получения откупа или договорённости об откупе под клятву ты должен произнести фразу "освобождаю тебя от долга перед моим родом по этому взысканию". Я должен объяснять, зачем нужно уточнение "по этому взысканию"?

— Нет, почтеннейший Альтаир. Без него я освобожу человека от всех обязательств по отношению к роду, в том числе и от только что взятой клятвы о непричинении вреда.

— Соображаешь, — усмехнулся он. — Учти также, что помимо возмещения убытков и демонстрации силы рода, это ещё и хорошая возможность для вербовки. Если провинившиеся всё равно приносят клятву о непричинении вреда, то кому-то из них, возможно, покажется выгодным работать на тебя.

— Так... — пробормотал я. То, что поначалу выглядело только опасной неприятностью, разумеется, ею и оставалось, но и положительных сторон в ней было немало. — Хотелось бы заблаговременно знать, кто попал под проклятие и что от них можно ожидать... а главное, что и от кого можно получить, не нажив себе при этом врага. Почтеннейший Альтаир, насколько я понимаю, у вас, портретов, немалые возможности для сбора сведений. Это очень сложно для вас — составить список провинившихся и сделать характеристику и советы по каждому?

Со стен портретной послышались одобрительные смешки. Даже Альтаир заулыбался.

— Я не предложил тебе этого только потому, что если ты сам не додумаешься, это не пойдёт тебе впрок. Да, мы можем подслушать кое-что — не всё, но тем не менее. Доступные нам картины висят и в таких местах, где можно услышать многое. Кое-что мы знали раньше, кое-что узнали сегодня, а завтра уточним и предоставим тебе примерный список. Понятно, что он будет неполным, но в последующие дни мы постараемся дополнить его.

— Когда мне обратиться к вам за списком?

— Лучше всего послезавтра утром. Основные разговоры на подобные темы ведутся по вечерам. А теперь скажи, какой ещё урок ты вынес из нашего обсуждения.

— Что даже свои ошибки и промахи можно и нужно повернуть на пользу себе и роду.

— Именно. Я доволен тобой, Тубан.

13.

Гиппогрифа предки одобрили. Понятно, что на одних гиппогрифах родовую силу не поднимешь, но чтобы срочно подпитать чахнущее сердце рода, магическая зверюга подходила идеально. В ближайшую же ночь я недрогнувшей рукой скормил животное родовому камню.

А что тут церемониться? Любой взрослый человек не может не знать, что всех этих славных коровок, овечек, свинок, курочек, гусиков разводят не для того, чтобы они украшали мир. Представьте себе, домашних животных разводят на мясо, и даже если с кого-то из них получают шерсть, молоко или яйца, никто не даст им дожить до возраста, когда они станут несъедобными.

Вот так же и гиппогрифы.

На следующий вечер мне сообщили, что со мной — наконец-то! — желает поговорить сам Дамблдор. Из газет мне было известно, что с должности председателя его сняли общим собранием Визенгамота незадолго до происшествия с дементорами — по причине "очевидной неадекватности", согласно объяснению Фаджа журналистам. Еще через несколько дней Дамблдора выперли и с должности председателя Международной Ассоциации Магов — там, похоже, только и ждали его промашки в родной стране.

Тем не менее, директор Хогвартса всё еще пользовался огромным влиянием в Министерстве, иначе он не смог бы восстановить меня в школе. В бескорыстное участие бывшего первого лица Британии к сиротке я не верил — уж точно не в такое, чтобы он бегал по моим делам, срывая подмётки — значит, я позарез был нужен ему в Хогвартсе. Мои душевные метания были безразличны Дамблдору, иначе он обеспокоился бы моим состоянием, поэтому напрашивался очевидный вывод — директор собирался использовать меня.

Я не против, если меня используют, но только в открытую и за вознаграждение. Блэковские предки тоже используют меня, но здесь обе стороны точно знают, какой вклад они вносят в договор и что с него получают. Чем собирался расплачиваться со мной Дамблдор, память Гарри умалчивала, но опыт моей прежней жизни настойчиво утверждал, что если бы директор больше отдавал, чем брал, он не уселся бы так высоко.

Пока я наспех прикидывал, что мне может сказать местная святыня и что ей ответить, Рон и Гермиона, принесшие радостную весть, с двух сторон насели на меня.

— Гарри, ты чего стоишь?! — затеребил меня Рон. — Тебя ждёт сам Дамблдор!

— Да, Гарри! — подхватила Гермиона. — Ты не должен заставлять директора ждать, ведь он столько для тебя сделал!

— А что он для меня сделал? — заинтересовался я.

— Ну... — запал на лице Гермионы сменился сосредоточенностью. Было видно, с каким усердием она копается у себя в памяти. — Он принял тебя в Хогвартс...

— И как бы он меня не принял? Я колдун и обязан учиться в Хогвартсе. Как и вы, кстати.

— Подожди, сейчас подумаю... Вот... в конце первого курса он добавил тебе баллов за Квиррела и философский камень.

Упомянутый эпизод вдруг всплыл у меня в памяти, хотя до этого там было белое пятно. И мне он сильно не понравился.

— Во-первых, баллы — совсем не то, без чего жить нельзя, — я пренебрежительно усмехнулся. — Во-вторых, директор добавил их не мне, а Гриффиндору. И в третьих, это его действо обеспечило мне множество недоброжелателей с других факультетов. Прикинь, как это выглядело со стороны: директор нарисовал четверым соплякам кучу баллов и даже внятно не объяснил, за что. Но все прекрасно поняли, что не за учёбу и даже не за квиддич, а за некую таинственную внеклассную деятельность, которую они сами, может, сделали бы лучше, если бы о ней знали. Нет, Гермиона, давай вспоминай ещё.

— Сейчас вспомню... — Гермиона снова глубоко задумалась. — Ты же сам рассказывал, что в конце второго курса Дамблдор прислал Фоукса, чтобы спасти тебя.

Этот эпизод я вспомнил раньше, при виде Джинни, и уже составил по нему мнение.

— Если это он послал Фоукса, почему он сам не явился? А если Фоукс прилетел по своей воле, о чём вообще разговор? Весь год в школе творился беспредел, директор палец о палец не ударил, чтобы разобраться. Он и не подумал заступиться за меня, когда все называли меня тёмным магом. Это ты называешь — сделал?

Для Гермионы, похоже, стало делом чести вспомнить, что же для меня сделал Дамблдор. Она даже забыла, что меня дожидается виновник обсуждения.

— Ну, помнишь, на третьем курсе профессор МакГонаголл дала мне хроноворот...

— Понятно, что с разрешения директора, но не надо говорить, что она сделала это для меня.

— Но в конце года директор подсказал мне использовать хроноворот, чтобы мы спасли Клювокрыла, тебя и Сириуса!

Клювокрыл, значит. Он оказался полезен, не отрицаю. Никому не было бы лучше, если бы он впустую погиб под топором палача.

— Ты хочешь сказать, что директор опять всё свалил на нас, а сам умыл руки? — ехидно поинтересовался я.

Гермиона возмутилась, но как-то неуверенно. Возможно, такое кощунство уже забредало в её умную голову.

— Почему ты видишь во всём только плохое? — сердито спросила она.

— Потому что не вижу там ничего хорошего. Так, выходит, директор НИЧЕГО для меня не сделал?

— Подожди, ещё четвёртый курс...

— А что четвёртый курс? — про турнирные события я читал в летних газетах и кое-что оттуда постепенно вспомнил сам. — Дамблдор тогда развёл руками и сказал, что ничего не может поделать и что я должен участвовать в турнире. Это, по-твоему, сделал?

Гермиона озадаченно замолчала. Ладно бы мало сделал, но чтобы совсем ничего... Тем не менее отсутствие фактов было налицо.

— Он несколько раз вызывал тебя в кабинет, чтобы лично поговорить с тобой, и ты пил у него чай с лимонными дольками, — наконец нашлась она.

— Ясно, — подытожил я. — За четыре года несколько чашек чая и десяток лимонных долек. Это ж до хрена какое великое благодеяние.

— Он морально поддерживал тебя! — в голосе Гермионы прозвенел упрёк.

— Вешал на уши пропаганду, ты хочешь сказать?

— Гарри! Но ты не можешь отрицать, что сейчас он восстановил тебя в школе!

— Гермиона, а подумать? Это же при его председательстве в Визенгамоте подобный произвол стал нормой в стране. И еще вопрос, кому больше нужно моё возвращение в школу, мне или ему.

Не знаю, сколько бы мы с ней препирались и до чего бы у нас дошло, если бы рядом с нами не раздался пронзительный голос миссис Уизли:

— Вот вы где!!! Рон, Гермиона, вам сказали позвать Гарри к Дамблдору, а вы тут болтаете?!!

— Ой, — ужаснулась Гермиона. — Простите, миссис Уизли!

— Гарри, дорогой, — продолжила та, не обратив на неё внимания. — Идём же скорее, тебя Дамблдор заждался!

Директор дожидался меня при большом стечении обитателей особняка, набившихся в гостиную и ловивших каждое его слово. Цену словам он знал и не разбрасывался ими, а молча восседал на центральном диване гостиной с таким же внушительным видом, с каким явился в суд, и благосклонно поглядывал на толпившихся вокруг людей.

— Оставьте нас с Гарри, я побеседую с ним, — голос старца был мягким и просящим, но тем не менее это был приказ. Толпа стала поспешно выметаться из гостиной, а Дамблдор скользнул по мне цепким голубым взглядом из-под артефактных очков-половинок и кивнул на кресло поодаль от него. — Садись, Гарри.

Удобное место. Я был там у директора как на ладони — но и он у меня тоже. Пока я шёл туда, важная шишка ссутулилась и опечалилась, внушительный облик отца народов превратился в укоризненную фигуру доброго дедушки, горько разочарованного недостойным поведением внука.

Я уселся в кресло и стал рассматривать старца, упорно отводившего от меня глаза. Дамблдор долго молчал, дожидаясь, когда я проникнусь чувством вины и начну обеспокоенно ёрзать в кресле. Не дождался.

— Гарри, ты разочаровал меня, — начал он наконец, по-прежнему не глядя на меня. Не обнаружив никакой реакции, он после некоторой задержки добавил: — Очень, очень разочаровал.

— Не знаю, о чём вы, сэр, — ответил я таким тоном, словно речь шла о чём-то постороннем. Я действительно этого не знал, ведь если директору доносили обо мне, то вся моя жизнь после появления здесь могла выглядеть для него сплошным разочарованием.

— Я о том, что ты жестоко оскорбил профессора Снейпа. Уважаемого преподавателя, превосходного специалиста, старшего по должности и по возрасту наконец.

— Не оскорбляйте, и не оскорбляемы будете, — насмешливо парировал я. — Вы сейчас судите меня в точности так же, как недавно судил Визенгамот — не расспросив, не выяснив подробностей, не учитывая обстоятельств, выслушав только одну недовольную сторону. Уж не у вас ли они переняли этот судейский стиль, сэр?

Лицо Дамблдора посерьёзнело и нахмурилось.

— Я не ожидал от тебя такого обвинения, Гарри, — с упрёком произнёс он.

— А я предполагал от вас нечто такое, сэр, — не стал скрывать я. — Вы всегда были слишком равнодушны к условиям моей жизни. Ладно бы этот ваш Снейп оскорблял бы только меня — но он оскорбил память моего покойного отца. Между прочим, бывшего члена вашего Ордена и активного борца с Сами-Знаете-Кем, погибшего от его руки. Не понимаю, как вы, руководитель Ордена, не раз посылавший моего отца на смерть, можете закрывать глаза на такое издевательство над его памятью.

Старец глянул на меня в упор из-под нахмуренных бровей, но, словно вспомнив что-то, сразу же спохватился и отвёл взгляд.

— Я всегда сочувствовал тебе, Гарри... — мягко напомнил он, уставившись в пол.

— Я уже не маленький и сужу людей не по словам, а по поступкам. Сочувствие на словах ничего не улучшает и ни к чему не обязывает, сэр. Вы сочувствовали мне и продолжали посылать меня к Дурслям. Вы сочувствовали мне и заставили моих друзей ограничить переписку со мной. Вы ничего не сделали, чтобы мне жилось легче.

— Ты не прав, Гарри. — Дамблдор тяжело вздохнул. — Все эти годы я присматривал за тобой. Когда Дурсли хотели выгнать тебя из дома, это я заставлял их оставить тебя в семье.

— Вот как, — я негодующе уставился на него. — Значит, вы всегда знали, что они издеваются надо мной?

— Но я уже объяснял тебе про кровную защиту, мой мальчик, — напомнил он, не отводя глаз от пола. — Только у Дурслей ты можешь быть в безопасности от Волдеморта и его приспешников.

— А где я могу быть в безопасности от Дурслей? Или от дементоров? Мне вообще-то без разницы, от кого и от чего я загнусь. Неужели во всём магическом мире, где у меня тоже есть родственники, нет места безопаснее, чем у Дурслей?

— Пойми, Гарри, хочешь ты этого или нет, но ты в Британии на особом положении. Ты спас множество простых людей от Волдеморта, все они до сих пор глубоко благодарны тебе. Если бы ты узнал об этом в раннем детстве, их благодарность испортила бы тебя и ты вырос бы избалованным маленьким принцем, поэтому я был вынужден спрятать тебя у Дурслей.

— А как они вообще узнали, кому обязаны спасением, сэр?

— Гарри, ты же знаешь, как быстро расходятся слухи... — Дамблдор опечаленно развёл руками. — Хагрид бывает таким разговорчивым, когда выпьет...

— Ясно, значит, во всём виноват Хагрид, которому вы подробно разъяснили мою роль в исчезновении Того-Самого и перечислили все мои приметы, — подтвердил я вывод, на который ненавязчиво наводили слова директора. — Только зря вы боялись, что человеческая благодарность превратит меня в изнеженного принца. Всё это лето я имел удовольствие ощущать её на себе — и если моё нынешнее жильё, еда и одежда у Дурслей получены за большую человеческую благодарность, это очень дешёвая валюта, сэр. Подскажите уж тогда, где я могу приобрести за неё нормальное жильё, еду и одежду. До сих пор я встречал всё это только за деньги.

Дамблдор укоризненно покачал головой.

— Я не ожидал от тебя такой корысти, мой мальчик, совсем не ожидал...

— А чего вы хотели, сэр, поместив меня в такие условия? Самые корыстные и беспринципные люди на свете — это нищие и бездомные, для них это вопрос выживания.

В отличие от директора, мне было незачем прятать взгляд. Я пристально наблюдал за ним и успел заметить непритворную тревогу, промелькнувшую в голубых глазах старца.

— Неужели всё так далеко зашло... — пробормотал он и, спохватившись, поправился: — Неужели всё это так тяжело отозвалось на тебе, Гарри? Я уверен, что ты хороший и добрый мальчик, а это у тебя временная слабость. У всех нас бывает минута слабости, но мы должны помнить, что она пройдёт, и не терять присутствия духа. Я верю, что ты справишься с этим и станешь прежним счастливым и непосредственным Гарри. Не так ли, мой мальчик?

— С чего бы, сэр? Руководство Британии — то самое, кстати, которое мой лоб спас от государственного переворота — беззаконно лишило меня образования и палочки, поставив перед выбором между попрошайкой и уголовником. Поэтому присутствие духа вернётся ко мне не раньше, чем я стану королём преступного мира, — я рискнул заявить такое, потому что Гермиона наверняка уже нажаловалась на меня.

Директор в ужасе поднял на меня взгляд, словно он увидел перед собой второго Волдеморта. Он даже позабыл, что до этого всячески избегал смотреть мне в глаза.

— Ты же это не серьёзно, мальчик мой?!

— Пока нет, но уже готов задуматься об этом всерьёз. Дурсли лишили меня детства, вы этим летом лишили меня друзей, заставив их предать меня. Правительство лишило меня образования и возможности колдовать. А что ещё мне остаётся, сэр?

На лице Дамблдора отразилось некоторое облегчение, он снова уставился в пол.

— Гарри, я очень виноват перед тобой, — сдавленно выговорил он. — Я не ожидал, что твои кровные родственники окажутся так недобры к тебе. Я недооценивал, как могут подействовать на тебя газетные статьи и молчание друзей. Я не подумал, что ты еще мальчик и можешь воспринять слишком близко к сердцу все эти мелкие бытовые неурядицы. Я уже старый человек и не застрахован от ошибок — пойми и прости меня, Гарри! Я никогда не хотел навредить тебе, я всегда хотел для тебя только самого лучшего!

Наступило затяжное молчание. Дамблдор чего-то ожидал от меня, но я не понимал, чего именно.

— Гарри? — спросил наконец он.

— Я вас слушаю, сэр.

— Прости меня, Гарри!

— Это означает, что вы не собираетесь исправлять свои ошибки, сэр?

Это была дерзость с моей стороны, но не только она ввергла директора в остолбенение. Судя по ушедшему внутрь взгляду, само предположение, что он должен исправлять за собой свои косяки, было для Дамблдора авангардистским. Даже сквозь пышную серебряную бороду ощущалось, как отвисла его челюсть.

— Но ведь ты же простишь меня, мальчик мой? — за считанные мгновения директор не только опомнился, но и подмигнул мне с заговорщическим видом, старый греховодник. Память Гарри встрепенулась — он уже видел подобные подмигивания, и не однажды.

— Я очень рад, что вы всё осознали, сэр! — с энтузиазмом откликнулся я, нацепив на лицо ослепительно-наивную детскую улыбку. — Мы обязательно вернёмся к этому, когда вы всё исправите!

— Мм... э-э... Гарри, я над этим уже работаю. Я уже добился отмены твоего приговора.

— А моя палочка? Как я буду учиться без палочки?! — не знаю, для чего она была нужна вообще, но я просчитал, что это будет самой правильной реакцией. И не ошибся, потому что Дамблдор понимающе закивал.

— Мы обязательно решим вопрос с твоей палочкой. Я попрошу у Фоукса ещё одно перо, и мой старый друг Олливандер сделает её к началу учебного года.

— Не стоит так напрягаться, сэр, — поспешил я сказать, потому что старый друг Олливандер мог сообщить Дамблдору про мои непростые отношения с палочками. — Я сам куплю её, а Министерство пусть возместит мне расходы.

— Но я не могу позволить тебе ходить за покупками, Гарри! Тебе слишком опасно появляться на людях!

— Мне не требуется ваше позволение, чтобы ходить за покупками, сэр. У Дурслей я делал это ежедневно и ничего не случалось. Если вы так выражаете свою заботу обо мне, то не волнуйтесь, я буду осторожен.

— Гарри, ты не у Дурслей! — директор строго посмотрел на меня. — Здесь тебе требуется позволение Сириуса, а Сириус тебе этого не позволит. Он дорожит твоей жизнью и здоровьем. Палочку для тебя сделает Олливандер, тебе передадут её сюда, об оплате не беспокойся. Послушай Гермиону и начинай спокойно готовиться к новому учебному году. И обязательно извинись перед профессором Снейпом, ты не имел права так разговаривать с ним.

— Перед этим уёбком? Это он должен извиняться передо мной.

— Гарри!!! Никогда не смей употреблять такие слова, тем более про старших!

— Хорошо, сэр. Пусть будет — перед этим злобным, подлым, вредным, предвзятым джентльменом, не знакомым ни с культурой поведения, ни с личной гигиеной. Только ради вас, сэр, хотя одним словом было гораздо точнее и удобнее. И я не буду извиняться перед ним, сэр — он оскорбил память моего отца. Это не обсуждается, сэр.

Дамблдор грозно выпрямился и вперил в меня неподвижный осуждающий взгляд, примерно как в суде на Фаджа. Какими бы соображениями он ни руководствовался, когда прежде отводил от меня глаза, всё отступило перед фактом, что его Мальчик-Который-Выжил отбился от рук. Я не проявил ни должного трепета, ни озлобленного мальчишеского упрямства — просто сидел и со скучающим видом ждал, когда же он сдуется. Сообразив, что это становится смешным, Дамблдор плавно сменил демонстрацию силы на личину огорчённого доброго дедушки.

— Гарри... — выдохнул он с мягкой укоризной. — Я понимаю, что тебе многое пришлось пережить за лето и поэтому тебе кажется, что вокруг тебя одни враги. Успокойся, остынь, посмотри на нас непредвзято. Вспомни, как мы поддерживали и оберегали тебя, вспомни, что мы всегда желали тебе только добра. Не огорчай своих друзей и своего крёстного, не расстраивай Молли, она к тебе со всей душой. Если что-то когда-то и показалось тебе обидным, мы же не со зла. Каждый человек несовершенен, каждый делает ошибки. Пересмотри своё поведение на спокойную голову и ты сам поймёшь, что был неправ. Иди и подумай над своим поведением, Гарри — и помни, что я в тебя верю.

Аудиенция была закончена, лицо директор сохранил профессионально. Я просто встал и вышел безо всяких "до свидания" и "я могу идти?". В коридоре крутилась толпа орденцев и кандидатов в орденцы, нетерпеливо поджидавшая меня наружу. Первыми ко мне подлетели Рон с Гермионой.

— Гарри! Ну как?! — наперебой воскликнули они.

— Ну как... поговорили... Боюсь, что Фадж не промахнулся со своим диагнозом, — не удержался я от злой шутки.

— Диагнозом? Каким еще диагнозом?! — встрепенулась Гермиона, пока Рон вспоминал, что это за слово.

— Я про "очевидную неадекватность". Пока мы разговаривали, директор почему-то всё время подмигивал мне.

Несмотря на собственную шутку, я не заблуждался насчёт неадекватности Дамблдора. Старец был полностью вменяем и прекрасно знал, что делает. Окончательно портить с ним отношения я остерёгся, потому что еще не советовался с родовыми портретами насчёт обучения в Хогвартсе. Если оно не понадобится, начало разрыву положено, а если окажется необходимым, всегда можно сослаться на потрясение от пережитого за лето. Тем более, что директор сам подсунул мне эту лазейку.

Мне не пришлось пересказывать предкам свою беседу с Дамблдором. В гостиной висело несколько пейзажей, с которых они незаметно наблюдали за всем, что там происходило. Предки не стали упрекать меня за несдержанность, а только посмеялись, что я по-блэковски рисковый парень и что мне повезло, что у Дамблдора не было другого выбора, кроме как смириться с моими выбрыками в надежде, что я образумлюсь. Они были довольны уже тем, что у меня хватило благоразумия оставить эту надежду директору.

Про Хогвартс предки предупредили, что, видимо, придётся туда идти. Сейчас они активно искали мне супругу, а подходящая кандидатура как раз обучалась в Хогвартсе. Ещё одна училась в Шармбатоне, а две уже закончили учёбу. Предки начали переговоры с семьями, всё упиралось в позицию и условия другой стороны.

Мне было всё равно, на ком жениться. Женщины здесь были одинаково хлипкими, мелкими и страшными, поэтому я был заранее согласен с выбором предков.

Эх, жаль, что я не в прежнем теле! Мог бы ведь основательно улучшить здешнюю породу.

Список проклятых я получил в оговоренное время. Он проявился на пергаменте, который я оставил для этого на столе в кабинете, и ежедневно пополнялся именами и подробностями. С освобождением от проклятия предки тоже посоветовали выждать неделю-другую. Подпавшим под проклятие нужно было дать время, чтобы они прониклись ситуацией, тогда они станут сговорчивее. Я был вынужден вплотную озаботиться возможностью незаметных отлучек из Хогвартса и очень удачно вспомнил о назначении карты Мародёров.

Удаление крестража я сам решил отложить, хотя предки подсказали мне нужный ритуал. И родовая магия Блэков, и моё нынешнее тело были еще слишком слабы для такого риска. Спешить всё равно было некуда, нужно было устраиваться здесь.

Мне пришлось подчиниться Гермионе и сесть за школьные задания. Рон, оставшись в меньшинстве, пытался бороться за свою свободу и право на отдых, но его бунт был подавлен в зародыше. Обе наши надсмотрщицы, Гермиона и миссис Уизли, не могли нарадоваться нашему послушанию — ради заданий нас даже освободили от уборки.

Дом понемногу оживал после магического истощения. Первой восстановилась наружная защита особняка — если бы не моё разрешение, сюда уже не смог бы войти никто из орденцев, включая Сириуса. Жертва гиппогрифа позволила усилить защиту закрытой части дома и обновить помещения, в том числе и доступные орденцам. Из комнат исчез толстый налёт пыли. С изъеденных занавесей посыпались дохлые докси и бесследно впитались в пол, а сами занавеси приобрели первозданную целостность и чистоту. Потускневшая мебель вернула былой лоск и свежесть, паркет и ковры засветились прежним великолепием.

Эти перемены были заметны только мне. Остальные жители особняка находились под мороком родовой магии и по-прежнему видели его пропылённым, изношенным и обветшалым. Это они еще дёшево отделывались — никто не учил их, как опасно жить в чужом и враждебно настроенном родовом гнезде.

Кикимер помнил об осторожности и тоже не свирепствовал. Подумаешь, у каждого орденца какая-нибудь часть одежды с утра всегда бывала заляпана жирной несмываемой грязью. Подумаешь, все вдруг стали спотыкливыми, как Только-Не-Нимфадора Тонкс, и постоянно оскальзывались на ступеньках. Подумаешь, всем вдруг стало страшно и неуютно, а тени в углах превращались в такое, что слабонервные не всегда могли удержаться от вопля. Если учесть, что жильцы здесь полностью зависели от магии дома, могло быть и хуже, гораздо хуже.

В считанные дни все орденцы, кроме Сириуса, стали дёргаными и измотанными. Они не хотели понимать, что дом выживает их отсюда, и приписывали своё состояние чему угодно, только не влиянию особняка. Только Муди, пару раз без видимого успеха шарахнувший Бомбардой по углам, пробурчал, что "магия особняка разгневалась", на что Гермиона разразилась лекцией, что если бы это было так, они заметили бы это сразу, и что пора уже избавляться от суеверий и пережитков прошлого.

Только Сириус оставался неприкосновенным. Но ему было не до того, чтобы замечать разницу, он целыми днями штудировал фолианты по магодиагностике. Морок делал своё дело, орденцы считали, что отсутствие Сириуса на виду у всех — в порядке вещей, и не задавались вопросом, где он пропадает и чем он занимается. Через несколько дней Сириус ознакомился с диагностикой магической защиты недвижимого имущества и собрался к Дурслям.

Я не отговаривал Бродягу. Даже если он что-то не доучил, полное отсутствие защиты он был в состоянии обнаружить, а я настаивал на обучении в основном для того, чтобы он не сомневался в результатах. Благодаря моему сходству с отцом Сириус начал признавать во мне вожака, он охотно рассказывал об изученном и советовался со мной, готов ли он к вылазке. Когда я дал отмашку, он ни свет ни заря оделся по-магловски и отбыл из дома.

Вернулся он еще до завтрака, злой-презлой. К счастью, он помнил, что нарушил прямой запрет Дамблдора, и у него хватило здравомыслия сначала найти меня и отозвать в сторонку, а уж потом давать волю чувствам.

— Гарри, ты уже взрослый парень, ты должен меня понять...

Дальше он разразился потоком отборного мата. Изредка встречавшиеся в потоке цензурные слова донесли до меня, что Сириус не только обнаружил отсутствие защиты, но и сделал соответствующие выводы. Когда он выдохся, я потребовал уточнений и фактически заставил его рассказать всё заново.

Аппарировав к дому Дурслей, Сириус начал с того, что проверил дом и окрестности на наличие любых охранных заклинаний. Разумеется, он ничего не выявил и для начала предположил, что защита на доме не распознаётся примитивной диагностикой. Поскольку Дамблдор давно уже поставил Орден в известность, что защита мешает только злоумышленникам, а все честные, добрые и лояльные люди вроде орденцев вообще не должны замечать её — прямо сказка о новом платье короля, только наоборот — Сириус вспомнил всё, что я рассказывал ему про родственников, и мгновенно проникся духом злоумышления.

Для начала он перекинулся в аниформу и перепрыгнул к Дурслям через забор. Там он подрыл и разбросал все клумбы Петунии, нагадил на крыльцо, а когда Дадли вышел из дома на шум, напал на него и выдрал изрядный клок из его задницы. Дурсля-старшего, вышедшего уже на вопли сына, он основательно отдубасил, перекинувшись обратно в человека. Повозив напоследок Вернона мордой по собачьему дерьму, Сириус бросил полуживого толстяка на крыльце, ворвался в дом и устроил там погром — Петунию, правда, не тронул, а только связал обрывком занавески.

И что? И ничего. Хоть бы какие последствия, не говоря уже о фатальных. Даже сигнальных чар, и то не было. Совместив это с рассказом, как Орден Феникса вывозил меня от Дурслей, Сириус однозначно просёк, что никакой кровной защиты у Дурслей нет и никогда не было. Зато была развесистая клюква Дамблдора, и теперь мой крёстный горел желанием устроить скандал седобородому старцу. Впервые за лето выбравшись из-под домашнего ареста, Бродяга был полон жизни и жажды действия, и я с огромным трудом придержал его рвение.

Ну если скандал нельзя, то хоть что-нибудь...

Под это дело я легко убедил Сириуса, что весь нынешний Орден Феникса — никчёмная компания, которая не сумела справиться даже с такой ерундой, как уследить и позвать на помощь, что толку от неё никакого, что Волдеморту она на один зуб и что своей дурацкой вознёй она только вызывает подозрения и привлекает ненужное внимание к нашему дому, где мы оба в безопасности. И что Дамблдор прекрасно видит это сам, а значит, он определённо что-то снова крутит.

Сириус проникся. Он и прежде-то состоял в Ордене только ради Джеймса, а теперь только ради меня, и никого из нынешних орденцев особо не жаловал, кроме Люпина. Со Снейпом и с миссис Уизли он вообще пребывал в состоянии холодной войны и давно уже начал жалеть, что посадил всю эту ораву себе на шею. От открытого возмущения его удерживала вера, что Орден полезен для борьбы с Волдемортом, но события последнего месяца, помноженные на мои слова, подкосили эту веру на корню. Я едва уговорил его воздержаться от решительных действий на несколько дней, оставшихся до начала учебного года.

Изменения в моём теле, о которых предупреждали портреты, уже начались. У меня появился бешеный аппетит, я радовал миссис Уизли тем, что съедал вдвое-втрое больше, чем прежде. После каждой трапезы у меня ненадолго поднималась температура, словно съеденное сгорало во мне, и едва она опускалась до нормальной, как мне снова хотелось есть. При этом я оставался таким же тощим, хотя меня не покидало ощущение, что у меня крепнет и уплотняется костяк.

Незадолго до отъезда в Хогвартс наблюдательная Гермиона вгляделась мне в лицо и сказала, что у меня вроде бы посветлели глаза. Я отделался словами, что сейчас здесь освещение такое, но предки, похоже, были правы. Цвет моих глаз тоже начал меняться.

Близнецы не расставались с банданами, уныло шушукались между собой и наконец обрадовали мать сообщением, что тоже поедут в Хогвартс. Что их подвигло на это решение, они не распространялись.

За день до отъезда на учёбу у меня появилась новая палочка — такая же мёртвая деревяшка, как и прежняя. После нашего разговора Дамблдор больше не показывался на Гриммо, даже палочку для меня он передал через Люпина. Луни вручил её мне в своей обычной манере — с тихим увещевающим видом, потупившись в пол, словно правоверная мусульманка. Я отказался пробовать палочку, сославшись на то, что полностью доверяю Дамблдору, и он не стал меня уговаривать.

К Люпину здесь давно привыкли и объясняли поведение оборотня его пушистой проблемой, но для меня, лица нового и стороннего, оно выглядело типичным поведением совестливого жулика. Я предвидел, что крёстный не захочет расставаться с другом, и внимательно наблюдал за Лунатиком, прикидывая, что от него можно ожидать. С первых же дней пребывания на Гриммо я почувствовал разницу в их отношении ко мне — если Сириус считал меня родным человечком и стоял за меня горой, то для Люпина я был знакомым мальчиком, с которым он был вежлив и отзывчив, но не более.

Из общения с Сириусом я узнал, что в войну они с Джеймсом даже Питеру Петтигрю доверяли больше, чем Люпину. Как Бродяга объяснил мне — потому что оборотень, но, похоже, истоки недоверия к Луни лежали у них на подсознательном уровне, а пушистая проблема была дежурной причиной. Как бы они ни дружили в школе, сколько бы они ни проказничали всей компанией, Люпин у них всегда был своим не до конца. Да, староста, да, представитель школьной власти. Да, оборотень. Но не только.

Люпину не хотелось доверять. Глядя на сдержанную уклончивость, которой он отвечал на искренность Сириуса, я не мог отделаться от мысли, что благодарный директору мальчик еще в школе был наставлен присматривать за двумя великосветскими раздолбаями — для их же блага, конечно. Не удивлюсь, если и сейчас главной обязанностью Люпина в Ордене было влиять на Сириуса и докладывать директору о каждом его шаге.

Накануне отъезда в Хогвартс у нас с Сириусом состоялся непростой разговор насчёт дальнейшего пребывания Ордена Феникса на Гриммо. Сириус за лето и без меня успел разочароваться как в деятельности орденцев, так и в своей роли при них, а когда обнаружил, что меня держали у Дурслей по ложной причине, он закономерно распространил то же самое и на себя. Вокруг был целый магловский Лондон, где найти человека было не проще, чем иголку в стоге сена, а Дамблдор фактически посадил его под домашний арест.

Такого Сириус и матери родной не простил бы. Собственно, когда-то он ей этого и не простил.

Мы договорились, что он культурно откажет Ордену от дома под предлогом, что здесь стало вообще невозможно жить. Насколько мне было известно, миссис Уизли уже дошла до того, что готова была съехать отсюда под любым предлогом, а если не будет её стряпни, то и остальные не задержатся. Сириус это тоже просчитал и сказал, что дом его угнетает и что он вернётся жить в коттедж дяди Альфарда, где проживал до этого.

Я облегчённо вздохнул. Хоть я и ограничил права Сириуса в доме, тревожно было оставлять его одного здесь.

Гиппогрифа, кстати, так никто и не хватился.

14.

Собирались суматошно. Хоть бы кто из юных Уизли догадался упаковать свой багаж накануне. Миссис Уизли подняла нас с Роном чуть свет, и пока он укладывал свои вещи в дорожный сундук, я пытался доспать. Тщетно, потому что Рон то и дело спрашивал, не видел ли я, куда он засунул свои носки, башмаки, майки, учебники и прочее барахло. Я огрызался, он почти сразу же забывал об этом и снова обращался ко мне чуть ли не за каждой вещью.

Убил бы рыжего, если бы не был слишком сонным даже для этого. Почти всю ночь я прообщался с предками, задавая последние вопросы и выслушивая последние напутствия. В Хогвартс им хода не было, защита замка не пропускала внутрь посторонние портреты. Финеас Найджелус Блэк даже специально предупредил меня, что там находится другой его портрет, не имеющий магической привязки к роду Блэков. Тот портрет олицетворял директорские обязанности Финеаса, он был привязан к магии замка и полностью ему лоялен. Оба портрета общались и порой сотрудничали, но у каждого были свои секреты от другого, поэтому к хогвартскому Финеасу лучше было не обращаться без крайней необходимости.

Предки тщательно проинструктировали меня насчёт разруливания истории с проклятием. Они подробно рассказали, с кого из должников, когда и в каком порядке, что и как нужно требовать, кого не вредно прижать, а к кому лучше отнестись снисходительно в расчёте на его расположение. Кое-что из советов я даже записал, замаскировав заклинанием памятку под список рекомендуемой дополнительной литературы для пятикурсников.

Что касается моей хогвартской кандидатуры в супруги, мне сразу сказали, что достичь договорённости за такое короткое время невозможно. Семья девушки еще не определилась с женихом и обещала рассмотреть предложение Блэков наравне с остальными, а от меня требовалось заинтересовать саму девушку. Предки очень рекомендовали мне постараться, если я не хочу супругу много старше себя, да и девушка, по их словам, была довольно-таки привлекательной. "Чего уж там, настоящая рубенсовская красавица!" — напрямик заявил Антарес, проникнувшийся ко мне искренней симпатией. — "Это сейчас у вас эталоном красоты считается тощая пронырливая стерва, а в моё время очередь женихов за Милли выстроилась бы аж до Японии. Какая девушка, всё при ней и всё на своих местах! Эх, не был бы я немножко мёртв, сам бы за ней приударил..."

Мне было неизвестно, что такое рубенсовская красавица, но что такое тощая пронырливая стерва, я уже хорошо представлял — у меня всё время перед глазами была Джинни. Поэтому я был уверен, что Антарес плохого не посоветует.

Девушку звали Миллисент Булстроуд. Нынешнее правительство держало курс на притеснение старинных семей, поэтому в школе она была записана как полукровка, хотя фамилия Булстроуд принадлежала к двадцати восьми истинно чистокровным. Предки упоминали, что это моя однокурсница, но память прежнего Гарри никак не отреагировала на неё. Впрочем, его память всё реже и неохотнее реагировала на окружение — то ли постепенно рассасывалась, то ли погружалась под слой моих собственных впечатлений.

Ну и ладно, сам разберусь. Если мы с ней учимся на одном курсе, то уж как-нибудь пересечёмся.

Мне всё-таки удалось ненадолго провалиться в сон, чтобы подскочить на кровати от воплей миссис Уизли на тему "как, вы всё еще здесь, а мы на поезд опаздываем!!!". В считанные мгновения я оделся и вместе с Роном выскочил на лестничную площадку, волоча за собой на ручной багажной тележке сундук с вещами и совиную клетку поверх него.

На лестнице царил бедлам. Близнецы заколдовали свои сундуки, чтобы те сами слетели по лестнице в холл — сундуки так и сделали, сшибив по пути препятствие в виде Джинни. Миссис Уизли кинулась спасать покалеченную дочурку и при этом орала так, что с лёгкостью перекрикивала портрет Вальбурги, не упустивший случая оторваться напоследок. С верхнего этажа огромными скачками спустился лохматый чёрный пёс величиной с телёнка — это Сириус надумал проводить меня до вокзала. Гермиона, переждав поток нетерпеливых, одной рукой аккуратно стаскивала с лестницы тележку с багажом, другой держа под мышкой Живоглота.

— Аластор Муди отказывается ехать без Стурджиса Подмора, — сообщила она, поравнявшись со мной. — Охраны, говорит, мало.

— Мы что, уже и на вокзал ездим с охраной? — вяло подивился я.

— Не мы, а ты, — поправила она.

— Совсем свихнулись. Очевидно же, что сейчас не время и не место для нападения. Мы в центре города, на улицах кругом люди, на вокзале тем более.

— Ты это Аластору скажи, — фыркнула обеспокоенная Гермиона. — Если мы не отправимся немедленно, мы опоздаем на поезд.

Очередной вопль миссис Уизли возвестил отбытие. Наорав по ходу дела на Сириуса, которому Дамблдор запретил провожать меня, она наконец справилась с засовами, и наша толпа вывалила на площадь. Машину нам не подали, Аластор Муди остался ждать Стурджиса Подмора, а мы пешком отправились на вокзал. В этом был весь Орден с его организованностью: машина отдельно, охрана отдельно, мы отдельно — бери тёпленькими, если хочешь, но никто не захотел. Минут за двадцать мы спокойно дошли до вокзала пешком, и ничего не случилось, если не считать того, что Сириус напугал двух кошек.

Если и наши враги такие же распиздяи, из-за них можно не беспокоиться. Они сами себя угробят, пока собираются на нас.

Вокзальная площадь напоминала муравейник в солнечный полдень. Тысячи людей сновали туда-сюда, ряды придорожных ларьков бойко торговали всякой всячиной, хорошо поставленный женский голос ежеминутно объявлял отправление пригородных электричек. Чтобы не потеряться в людских потоках, я плотно следовал за нашим флагманом в лице миссис Уизли, пока не увидел пятно стационарного портала на стене между подъёмами на соседние платформы.

— Это здесь, — миссис Уизли остановилась и перевела дух. — Вон платформа девять, а вон платформа десять. Дети, идите точно посередине, а то не попадёте в проход.

Для верности она померила взглядом стену между платформами и указала рукой, куда прицеливаться — ещё одно подтверждение, что здесь никто не видит магические объекты. Первой прошла Тонкс, сопровождавшая нас в образе старой тетёхи, после неё и рыжие один за другим втянулись в портал, за ними проскочил Сириус в собачьем виде, затем прошли и мы с Гермионой. Миссис Уизли, как и подобает командиру, покинула чуждую зону последней, удостоверившись, что все оказались внутри.

Там обнаружилась платформа, у которой стоял музейный экспонат — красный паровоз с десятком стареньких вагонов — громко пыхтевший и застилавший платформу чёрным вонючим дымом.

— Надеюсь, никто не опоздает, — озабоченно пробормотала миссис Уизли.

Не опоздали. За пять минут до отправления к нам подтянулась охрана в лице Ремуса Люпина, Артура Уизли и Аластора Муди. Все трое громко возмущались Подмором, у которого была уже вторая неявка на операцию, и говорили, что всё-таки придётся доложить о нём Дамблдору.

Все пожали нам руки на прощание, а миссис Уизли еще и перецеловала нас всех. Сириус поставил лапы мне на плечи и лизнул меня в щёку. Мы успели втащить свои вещи в ближайший вагон — и поезд тронулся.

— Так, — сказал Фред, поправив бандану на лбу, — некогда нам с вами трепаться. У вас свои дела, у нас свои, нам надо кое что с Ли обсудить.

Близнецы подхватили свои вещи и ушли в другой вагон. Поезд набирал скорость.

— Поищем купе? — предложил я.

— Э-э... — протянул Рон, переглянувшись с Гермионой.

— Мы... нам... в общем, мы должны ехать в вагоне для старост, — с неловкостью пробормотала Гермиона, пока Рон старательно рассматривал ногти на своей руке.

— Давайте, — легко согласился я, стараясь выглядеть не слишком радостным.

— Не думаю, что там надо будет сидеть всю дорогу, — поспешно добавила Гермиона. — Мы еще найдём вас с Джинни.

Точно, со мной еще осталась одна рыжая. Рон с Гермионой помялись ещё немного и ушли искать вагон для старост. Джинни дёрнула меня за рукав.

— Пойдём, Гарри. Мы еще можем занять на них места, если поторопимся.

Мы пошли по вагонам, заглядывая в каждое купе, но везде было полно народа. Увидев нас, ученики подталкивали друг друга и кивали на меня, сочувственно-обеспокоенное выражение их лиц свидетельствовало о том, что "Пророк" они читают и что плачевное состояние моего рассудка — для них несомненный факт. В последнем вагоне нам встретился высокий упитанный парень с тяжеленным сундуком в одной руке и с вырывающейся жабой в другой.

— Гарри, Джинни, привет, — пропыхтел он. — Всё везде забито, никак не могу найти место...

— Привет, Невилл, — откликнулась Джинни.

— Привет, — кивнул я, надеясь, что память прежнего Гарри сообщит мне, кто это такой. Она, как назло, молчала.

— Как это не можешь? — удивилась Джинни, которая успела заглянуть в купе за его спиной. — Здесь же только чокнутая Луна.

Невилл стал мямлить что-то неразборчивое. Наверное, постеснялся сидеть один на один с девушкой.

— Не глупи, — решительно оборвала его Джинни. — Луна хоть и чокнутая, но безобидная, она нам не помешает.

Она открыла дверь и втащила свой сундук в купе.

— Луна, привет! Ты не возражаешь, если мы тут сядем? — вопрос был данью формальностям, потому что Джинни уже вселилась в купе, да и её тон не предполагал отказа. — Спасибо, Луна.

Мы с Невиллом подняли вещи на багажную полку и тоже сели. Луна оказалась пепельной блондинкой — неопрятной, неухоженной, с белесыми бровями и глазами навыкате. Волшебную палочку она держала за ухом, ожерелье из пивных пробок на её шее и пара редисок в её ушах ненавязчиво напоминали о выпивке и закуси в подворотне. В руках у неё был журнал с намекающим названием "Придира", который она читала вверх ногами.

Судя по тому, что я уже знал о здешних волшебниках — наш человек.

Вот если бы она была чисто вымытой и гладко причёсанной, в опрятном платьице и без самодельных висюлек, а в руках держала бы серьёзное печатное издание вроде "Министерского вестника" — это да, это было бы тревожно. Тогда она наверняка была бы если не агентом Волдеморта, то как минимум сочувствующей его идеологической платформе.

А так — наш человек.

— Ты — Гарри Поттер, — сказала она, посмотрев на меня поверх журнала.

— А что, очень заметно? — встревожился я. Невилл хихикнул.

— М-м, у тебя тот самый шрам, — констатировала она и перевела взгляд на Невилла. — А кто ты, я совсем не знаю.

Ясно, это она намекает, что мы не представились.

— Никто, — поспешно сказал Невилл.

— Что за ерунда! — резко возразила Джинни, живо напомнив мне свою мать. — Ты Невилл Лонгботтом, а это Луна Лавгуд. Луна учится на моём курсе, только в Равенкло.

— Ума палата дороже злата, — нараспев произнесла Луна и подняла журнал повыше, скрыв за ним своё лицо.

Память Гарри нехотя выдала, что Невилл Лонгботтом — мой сосед по комнате в общежитии, что от него всё время сбегает жаба и что у него отвратительные успехи в зельеварении. Похоже, этот парень мало что значил в жизни прежнего Гарри.

Наступило затяжное молчание. Кто как, а я просто боялся выдать себя перед Невиллом, наверняка хорошо знавшим Гарри. Джинни уже привыкла ко мне, а для него моя новая личность будет выглядеть контрастом к прежней.

За окном проносились сельские пейзажи. Погода никак не могла определиться, портиться ей или уж не стоит — то солнце, то тучки, то опять солнце.

— Угадайте, что мне подарили на день рождения? — сказал вдруг Невилл.

— Новую метлу? — машинально спросил я, вспомнив интересы Рона.

— Нет. Бабушка считает, что мётлы — это баловство, — судя по тону Невилла, тот полностью разделял её мнение. — Посмотрите, это Мимбулюс Мимблетония!

Он порылся в рюкзачке, с которым не расставался, равно как и с Тревором в другой руке, и вытащил небольшое растение, похожее на серый прыщавый кактус. Выглядело это растение преотвратно.

— Это очень-очень редкое растение, — восторженно продолжал Невилл. — Двоюродный дедушка Элджи привёз мне его из Ассирии.

— В нём есть что-нибудь особенное? — поинтересовался я.

— Конечно! — с воодушевлением воскликнул Невилл. — У него прекрасно развит защитный механизм! Вот, смотри! Подержи Тревора...

Впихнув мне жабу, он достал из рюкзачка перо, поднял растение повыше и ткнул в него пером. Прыщи на сером кактусе мгновенно полопались и оттуда по всему купе разлетелся едкий вонючий сок. Джинни успела прикрыть лицо руками, поэтому вся жидкость осела у неё на них. Я сидел ближе и не успел.

— Из-звините... — пробормотал Невилл, которому досталось не меньше, чем мне. — Я это еще не пробовал... не бойтесь, он не ядовитый...

— Это была плохая идея, — одной рукой придерживая Тревора, другой я обмахнулся для скорейшего сосредоточения и удалил с себя вонючую жидкость. Вспомнив, что при этом нужно кое-что говорить, я с опозданием пробормотал: — Экскуро.

Про волшебную палочку я, конечно, забыл.

Невилл уставился на меня, не замечая зелёный вонючий сок, стекающий по его лицу.

— У тебя получилась беспалочковая! — воскликнул он.

— Да, а что тут такого? — насторожился я.

— Это же очень трудно!

— Я Тот-Самый-Мальчик, мне еще Не-К-Ночи-Будь-Помянутого предстоит убивать, — напомнил я. — Мне жизненно необходимо уметь такие вещи.

— Да... конечно... — Невилл от смущения снова замямлил. — Необходимо... но... хм... прежде ты совсем не блистал... извини, Гарри...

— Пришлось вот научиться.

— Но это же так здорово! А как ты научился, Гарри? Расскажешь?

— Наверное, с перепуга, — я сообразил, что такие таланты нужно маскировать. — Твой кактус, он... напугал, когда взорвался, да и сок очень противный. Второй раз, наверное, уже не получится.

Тут в купе заглянула какая-то девица восточной внешности и кивнула мне из дверей:

— Привет, Гарри!

— Привет, — отозвался я.

Она выжидающе посмотрела на меня, затем оглядела забрызганное соком купе.

— Ой, наверное, я не вовремя... я просто хотела поздороваться. Ну, пока, — и закрыла за собой дверь, провожаемая недобрым взглядом Джинни.

Пока мы с Невиллом неловко переглядывались из-за визита этой девицы, оказавшегося так некстати, Джинни опомнилась первой. Она достала палочку и вычистила отовсюду весь сок, включая кактус и его хозяина, который снова застеснялся и забормотал извинения. Имея в братьях Фреда и Джорджа, ей было не привыкать подчищать внезапную грязь.

Полчаса спустя проехала тележка со сладостями. Чтобы не выделяться, я накупил того же, что и все. Тошнотворные тыквенные кексы в меня не полезли, шоколадные лягушки противно дёргались во рту. Нет, при необходимости я и не такое съем, но зачем себя мучить, когда на свете бывает нормальная еда? Я еще не настолько голоден, чтобы съесть это.

Впрочем, вскоре пришёл Рон и всё сожрал. Рядом с ним никакая еда не залёживалась. Пришедшая с ним Гермиона выглядела ужасно недовольной, но молчала, дожидаясь, когда из неё вытянут причину недовольства.

— Что случилось, Гермиона? — не выдержала наконец Джинни.

— Там по двое старост от каждого факультета, парень и девушка, — сообщила та.

— Да, и угадайте, кто там от Слизерина? — немедленно подхватил Рон.

Все взгляды обратились на меня, кроме Луны, продолжавшей прятаться за своим журналом. Я хмыкнул и пожал плечами, давая понять, что отказываюсь угадывать.

— Малфой! — трагическим тоном объявил Рон.

Прежний Гарри помнил Малфоя и воспринимал его как своего злейшего врага. Я воздерживался от преждевременных суждений, намереваясь составить о Малфое собственное мнение. Всё-таки расхождения в оценке людей у меня с моим предшественником бывали, и порой немалые.

— И, конечно же, эта корова Панси Паркинсон, — подхватила Гермиона. — Как она может быть старостой, если она тупая как тролль?!

— Ну, близнецы вообще говорят, что старостами становятся одни придурки, — напомнил я. — Так что с этим как раз всё в порядке.

— Гарри!!! — возмущённо воскликнула Гермиона.

— Успокойся, пожалуйста, — я поднял руки в примирительном жесте. — Никто не отнимает у тебя лавров самой умной ученицы самого тупого факультета.

Гермиона подвисла, пытаясь сообразить, что это было — комплимент или оскорбление. Пока она соображала, Луна вдруг зашлась заливистым смехом. Она смеялась со всхлипами и подвизгиваниями, совсем не заботясь о производимом впечатлении, смеялась так громко, что Хедвиг и сычик Рона испуганно заметались по клеткам, а мирно спящий на багажной полке Живоглот вскочил на лапы, вытянул голову с полки вниз и зашипел.

— Гарри, ты такой шутник... — протянула наконец Луна, всё еще подхихикивая и протирая слезящиеся от смеха глаза. Своим выступлением ей удалось полностью затмить мои предыдущие реплики.

— Обращайся, если что, — великодушно отозвался я.

— Не знаю, что тут смешного, — буркнула Гермиона.

— Да забей, это же Луна, — посоветовала ей Джинни.

— Гермиона, ты чего? — недоумённо спросил Рон. — Гарри же сказал, что ты самая умная. И вообще... — он важно взглянул на часы, — ...нам с тобой время от времени надо ходить по коридорам и назначать наказания. Ну, если кто-то плохо себя ведёт. Жду не дождусь, чтобы наказать Крэбба с Гойлом.

— Рон, мы не должны злоупотреблять своим положением! — вскинулась Гермиона.

— Ага, конечно. Малфой тоже не будет им злоупотреблять, — саркастически откликнулся Рон.

— Ты хочешь опуститься до его уровня?!

— Да брось, какие уровни... Главное, поймать его дружков раньше, чем он поймает наших.

— Рон, умоляю... — но рыжий её не услышал. На него снизошло вдохновенно-мечтательное настроение.

— Гойла я заставлю написать... заодно он и писать научится... — Рон скроил физиономию поглупее и стал писать в воздухе: — Я... не должен... выглядеть... как бабуинова... задница...

Луна снова закатилась неприлично долгим и громким смехом.

— Ты обкурилась? — настороженно спросил Рон.

— Ой, не могу... — чуть не подавилась она. — Бабуинова задница...

Она опустила журнал на колени, и я заметил повёрнутый ко мне заголовок: "На что готов Фадж, чтобы прибрать к рукам Гринготс?"

— А можно почитать? — попросил я.

Луна кивнула, хихикая и глядя на Рона. Я бегло полистал "Придиру" и не нашёл там ничего, кроме откровенного бреда.

— Есть там что-нибудь интересненькое? — спросил Рон, когда я возвращал журнал. Я открыл было рот, но меня перебила Гермиона.

— Откуда? — презрительно бросила она. — Всем известно, что "Придира" — жёлтое издание!

— Прошу прощения, — резко сказала Луна, разом утратив всю свою отрешённость. — Мой папа — главный редактор "Придиры".

— Я... ох... — Гермиона смутилась. — Ну... конечно.. там иногда бывает...

Луна сердито схватила журнал, раскрыла его вверх ногами и спряталась за ним. В это время дверь купе снова открылась.

В проёме нарисовался длинный и тощий белобрысый парень с вытянутой заносчивой физиономией, заканчивавшейся внизу острым подбородком. Серые колючие глаза с пристрастием обозревали наше купе, весь вид парня говорил, что он наконец-то обнаружил искомую цель. Память прежнего Гарри встрепенулась и нервно заголосила: "Враг-враг-враг-враг-враг..."

Тот самый Малфой, о котором я столько уже был наслышан, явился передо мной воочию. За его спиной виднелись двое парней, в виде исключения оказавшихся нормального телосложения — а я-то уже начинал думать, что тут живут одни заморыши. С нарочито тупых физиономий спутников Малфоя зорко поблёскивали прищуренные быстрые глаза. Крэбб и Гойл — прошипела память Гарри.

Увы — или ура, это как посмотреть — насчёт Малфоя наши с Гарри мнения совпали. Подобных типчиков я просчитывал с одного взгляда — мелкий спесивый говнюк, гнилая душонка. Таких никто не любит, даже свои.

— По-оттер... — злоехидно протянул Малфой, уставившись на меня в упор.

— Что? — приподнял я бровь.

— Повежливее, Поттер, или я тебя накажу, — произнёс он с деланной ленцой. — Видишь ли, По-оттер, в отличие от тебя, я назначен старостой, и следовательно, в отличие от тебя, я имею право назначать взыскания.

— Сначала покажи мне пример вежливости, Малфо-ой... — манерно протянул я. — Как староста, ты должен вести себя образцово, а ты здесь даже ни с кем не поздоровался — а здесь, между прочим, девушки. Просто интересно, на какой помойке ты воспитывался, Малфо-ой...

Кровь буквально бросилась белобрысому в лицо, мгновенно исказившееся от ярости.

— Ты, Поттер... как ты смеешь... — задохнулся он. — Да я тебя...

— Накажешь меня за то, что ты не умеешь себя вести? — поинтересовался я. — Тебе ведь придётся отчитываться в своих взысканиях, Малфой. Я постараюсь, чтобы пришлось, будь уверен.

До парня дошло, что грозить он может сколько угодно, но раздавать наказания без причины он не может. И что ему, действительно, придётся за них отчитываться.

— Лучше расскажи мне, Поттер, каково это — быть хуже Уизли? — вкрадчиво спросил он.

— Прекрати, Малфой! — резко бросила Гермиона. Я отмахнулся от неё движением руки — нашла, куда встревать.

— Может, я и хуже Уизли, Малфой, но это ты бегаешь за мной, а не я за тобой. И не лень тебе было тащиться ко мне через весь состав, чтобы похвалиться своим назначением? — заметив, как переглянулись Крэбб и Гойл, я обронил в их сторону: — Мои соболезнования, парни, у вас поганая работа.

— Я просто должен был указать тебе твоё место, Поттер. — Малфой проигрывал, и это его бесило. — Ты ничтожество, Поттер! Тупое ничтожество, которому раз в жизни повезло!

— Повезло, — с усмешкой подтвердил я. — Об меня убился колдун, перед которым твой отец ползал на брюхе.

Мелкому говнюку, похоже, понадобилось все его самообладание, чтобы не сорваться в безобразный скандал. Выдержав время нокдауна, он вздёрнул подбородок и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Вся твоя заслуга, Поттер, в том, что у тебя с рождения очень твёрдый лоб. Его даже Авада не берёт. Сквозь твёрдые предметы она не проходит, знаешь ли.

Я залюбовался его сдерживаемым бешенством и ухмыльнулся почти дружелюбно.

— Крепкая кость — это всегда хорошо. Побеждает не тот, кто прав, и даже не тот, кто силён, а тот, кто выжил. Вот увидишь, Малфой, я еще выживу там, где загнутся дохляки вроде тебя.

— Это мы еще посмотрим, Поттер... — Малфой понял, что словесную дуэль он проиграл, и начал отступление, пока его проигрыш не стал очевидным. — Советую тебе быть очень, очень осторожным, потому что я буду следить за каждым твоим шагом, как собака.

— Ну, если тебе нравится быть собакой и больше нечем заняться, то валяй, — разрешил я.

— Убирайся отсюда! — крикнула на него Гермиона, вставая.

Малфой уже и сам собрался уходить, но задержался в дверях, чтобы ситуация не выглядела так, будто его выгнала девчонка.

— А на тебя, Грейнджер, еще найдётся управа, — угрожающе сказал он и шагнул в коридор. Гермиона громко захлопнула за ним дверь и повернулась ко мне.

— Ох, Гарри... — её испуганный взгляд попытался договорить фразу. Я непонимающе пожал плечами, и ей пришлось таки озвучить свои опасения. — А вдруг он догадался... про собаку...

Ясно, это она намекала на Сириуса в виде собаки, против появления которого на вокзале она была полностью заодно с миссис Уизли. Я прокрутил в памяти беседу с Малфоем и отрицательно мотнул головой:

— Он не догадался.

— Гарри! — Гермиона приходила в себя, к ней быстро возвращался наставнический тон. — Ты этого не можешь знать наверняка!

— За "сейчас" я уверен, но это не значит, что он не догадается потом, — к нам прислушивались Луна и Невилл, поэтому я говорил как можно безразличнее. — Для чего-то же людям дана память и аналитическое мышление.

— Ты так спокойно говоришь об этом, Гарри!

— А что я могу сделать, Гермиона? Я взрослым не указ, у них своя голова на плечах. Давай не будем обсуждать то, что никак от нас не зависит.

Она подтвердила согласие коротким кивком и села на место, а я привалился к стене и сразу же уснул. Казалось, я едва успел закрыть глаза, как меня стали расталкивать со словами, что поезд подъезжает и пора уже переодеваться. Рон с Гермионой заботливо нацепили значки старост и отправились по своим обязанностям, оставив питомцев на нас. Джинни подхватила Живоглота под брюшко, я взял в каждую руку по клетке с совой — и мы пошли с перрона, влившись в толпу учеников.

Ещё немного, и я увижу Хогвартс.

15.

Мы ехали в карете, которую тащила пара жуткого вида кляч. Лысых, с кожистыми крыльями, с магическим зрением и явно плотоядных. Клячи были совсем не из тех тварей, кого можно подпускать к детям, но никто не обращал на них внимания — и я не стал.

Карета была шестиместной, как раз на нашу компанию. Мы вчетвером как вышли из поезда, так и сели в неё, а перед отправлением к нам подсели ещё и Рон с Гермионой. Поездкой командовала пожилая преподавательница, которую прежний Гарри не пожелал вспоминать, равно как и никого из идущих с поезда учеников, поэтому я находился в информационном вакууме. Впрочем, этот вакуум нашлось кому рассеять.

— Вы видели, что нас встречает Грабли-Планк? — сказала Джинни, когда кареты тронулись. — А где тогда Хагрид? Ведь он же не уволился?

Хагрида прежний Гарри не мог не вспомнить. У меня в памяти замелькали эпизоды жизни ребёнка с участием Хагрида, сопровождавшиеся чуть ли не радостным щенячьим подвизгиванием. Хагрида Гарри любил...

— Если бы он уволился, я бы только обрадовалась, — с привычно-отрешённым видом изрекла Луна. — Преподаватель из него плохой, правда?

— Очень даже хороший! — хором воскликнули Рон и Джинни. Невилл отмолчался. Рон гневно уставился на Гермиону, она прокашлялась и поспешила согласиться:

— Э-м-м... да... очень хороший.

— А у нас в Равенкло считают, что никудышный, — возразила Луна, нисколько не обескураженная.

— Гарри! — потребовали Рон и Джинни. — Скажи ей!

Видимо, прежний Гарри не промолчал бы. Пришлось соответствовать.

— Рон, Джинни, вы оцениваете Хагрида как личность, а Луна — как преподавателя. Всё правильно, мужик он хороший, но преподаватель никудышный. Обычное дело, когда человек хорош в чём-то одном и плох в чём-то другом.

Луна подтверждающе кивнула. Рон надулся, Джинни приняла мою сторону. Гермиона посмотрела на меня... с уважением — будем считать, что мне показалось, что с завистью — и задумчиво протянула:

— А ты повзрослел, Гарри...

Вид замка не особо впечатлил меня. То, что он весь светился магией и лишь отчасти принадлежал к миру вещей, было для меня привычным. Гораздо большее впечатление на меня производил здешний Лондон. Наверное, в моей прежней жизни не было мегаполисов, а волшебные замки, напротив, были.

Заинтересовал меня разве что потолок Большого зала, и то как магоконструктора. Это был один большой экран, никакие конструкты не накладывались на изображение, а значит, были вынесены куда-то ещё. Экран, определённо, делал колдун, способный видеть магические структуры, иначе убирать их с рабочей поверхности было бы просто незачем. Я пошарил взглядом по углам зала в поисках управления экраном, но ничего не обнаружил. Судя по его содержимому, передающая магосистема располагалась на крыше.

— Красиво, правда? — шепнула сидевшая рядом Гермиона, заметив, что я пялюсь на потолок. Я пожал плечами.

— Не больше, чем любое помещение без крыши. Ты неба, что ли, никогда не видела? Это не для красоты, а чтобы можно было оценить погоду прямо из зала.

В зал тем временем ввели первокурсников, началось распределение. Шляпа, безусловно, была сложным магоконструктом, нечего было и думать разобраться в её устройстве издали. Для этого нужно было подойти к ней поближе, присмотреться к ней магическим восприятием — или даже надеть её, чтобы отследить её работу изнутри. Со своего места я только видел, что это весьма наворочанное устройство, магически связанное с замком — и, возможно, в нём имелись биомагические включения, если оно тут выполняло роль псевдоинтеллекта.

— Хагрида нет, — подтолкнул меня Рон, сидевший за гриффиндорским столом с другой стороны от меня.

— Что? — переспросил я, потому что он отвлёк меня от сканирования Шляпы.

— Хагрида среди преподавателей нет, — в голосе Рона прозвучало раздражение моей тупостью. — Хватит уже таращиться на перваков, ты лучше туда посмотри!

Я посмотрел на преподавательский стол. Почему-то мне сразу бросились в глаза артефактные очки директора. Может, они позволяют видеть магоконструкты?

Внешность Хагрида помнилась мне плохо, как и у всех знакомых Гарри, которых я не видел сам. Согласно его памяти, выдававшей не столько облик, сколько впечатления от человека, это было нечто такое огромное, неопрятное, добродушное и гудящее басом. Никого похожего за столом и в самом деле не было. Зато я обнаружил чёрное чучело, сверлящее меня ненавидящим взглядом, и пожилую сушёную треску, в которой память Гарри признала гриффиндорского декана. Кроме них, я узнал кое-кого еще, с кем уже успел столкнуться в этом мире лично. Ту самую Долорес Амбридж, которая так злорадно смотрела на меня с трибун Визенгамота.

— Невилл, по-моему, твой Тревор — парень хоть куда, — обратился я к сидевшему напротив Лонгботтому. — Ему, случайно, не нужна пара?

— Какая пара? — встрепенулся Невилл.

— Вон там, у преподавателей, сидит славная жабонька в розовой кофточке. Зуб даю, что она всё еще невинна, как весенняя фиалка. Твоему Тревору стоит присмотреться к ней.

С чувством юмора у Невилла было туговато. Он выпучил глаза, отвесил челюсть и испуганно уставился на меня.

— Где же всё-таки Хагрид? — снова толкнул меня Рон.

— Откуда мне знать? Мало ли, может, директор нашёл ему замену и поручил ему что-то ещё.

— Гарри, Рон... — громким шёпотом сказала Гермиона, опасливо оглядевшись по сторонам. — Фред и Джордж... ну, они узнали, что летом Хагрид уехал по поручению Дамблдора. Он, наверное, еще не вернулся.

— Верно... так и есть, — в голосе Рона прозвучало облегчение.

Гермиона продолжала рассматривать преподавателей, как и я.

— А кто эта... гм... невеста Тревора? — заволновалась она.

— А еще газеты читаешь, — хмыкнул я. — Долорес Амбридж, нашего замминистра, не узнала?

— Тогда что она тут делает?

— Сидит за столом? — предположил я.

— Я не об этом, Гарри!

— А я об этом. Директор как-то забыл посоветоваться со мной, что ей тут делать.

— Только не говорите мне, что это наш новый преподаватель ЗоТИ... — тихонько пробормотала она себе под нос, но я услышал и попытался успокоить её.

— Может, она тут только речь толкнуть...

— Но больше никого за столом нет, — так же тихо ответила она. — Для ЗоТИ... да и песня Шляпы в этом году какая-то не такая...

Я не помнил прежних песен Шляпы и не преминул поинтересоваться:

— А что с ней не так?

— В прошлых песнях Шляпа только пересказывала историю создания Хогвартса, а в этой она предостерегает и призывает к единству.

— На первачков, может, поначалу и подействует, пока им мозги не вправили, — заценил я эффективность песни. — А остальные уже сами с усами.

От разговора нас отвлёк директор, который поднялся с золотого трона и призвал зал к вниманию. Перечислив наиболее важные запреты и предупреждения, он перешёл к изменениям в преподавательском составе:

— Мы очень рады вновь приветствовать в наших стенах профессора Грабли-Планк, которая будет вести занятия по уходу за магическими животными, и счастливы представить вам профессора Амбридж, нового преподавателя защиты от тёмных искусств.

Гермиона всё-таки верно вычислила назначение этой особы за преподавательским столом. Как-никак на её стороне было преимущество в виде четырёхгодичного опыта.

— Испытания для отбора в квиддичные команды будут проводиться... — продолжил Дамбдлор.

— Кхе-кхе!

Он прервался на полуслове и вопросительно глянул на особу, издавшую жабье кваканье. Амбридж смотрела на директора с видом "молчи, холоп, когда господа говорят", тот верно истолковал его, картинно опустился обратно на трон и стал поедать замминистра верноподданным взглядом. Или уже бывшую замминистра, если у неё теперь другая должность?

Судя по шокированным лицам преподавателей, перебить Дамблдора — это было, мягко говоря, очень смело. Амбридж это не волновало, она заулыбалась и высоким девчоночьим голосом поблагодарила директора за приветствие. Затем она приветствовала учеников — сюсюкающим тоном, каким разговаривают со школьниками бездетные старые девы — и толкнула таки речь о политике Министерства в сфере образования. Стандартную речь, нужно сказать, пригодную чуть ли не для любой эпохи и государства.

Когда она села, Дамблдор зааплодировал первым, подавая пример ученикам и преподавателям. Подхватили, хоть и вяло. Директор снова встал и поклонился новой сотруднице.

— Большое спасибо, профессор Амбридж, это было весьма познавательно.

Что ж, прогибаться Дамблдор умеет, было бы странно, если бы с его положением он этого не умел.

— Дорогие ученики! — обратился он к залу. — Об отборе в квиддичные команды вас известят старосты, а сейчас давайте ужинать.

Столы мгновенно оказались накрытыми к ужину. Ученики зашевелились, потянулись за едой.

— Именно что познавательно... — довольно-таки громко прошипела Гермиона, всё еще переживавшая из-за назначения Амбридж.

— Только не говори, что тебе понравилось! — воскликнул вполголоса Рон, наполняя свою тарелку сразу из нескольких общих блюд. — Скукота ужасная, даже Перси так не может!

— А я сказала "познавательно", а не "интересно", — ответила она ему через мою голову. — Эта речь многое объясняет.

— Обычная речь, они все такие, — высказался я. — Было бы неожиданно, если бы она была другой.

— В ней было кое-что важное...

— Правда? — не поверил Рон.

— Как вам "мы не можем позволить себе прогресс ради прогресса"?

— В принципе, правильная фраза, — рассудил я. — Прогресс осуществляется не ради прогресса, а ради улучшения условий жизни общества. Если общество не готово ассимилировать прогрессивные начинания, они или будут отвергнуты, или пойдут ему во вред. Любое стабильное правительство всегда в какой-то степени консервативно. Только что пришедшие к власти, вот те всегда идеями брызжут, пока не уселись поплотнее.

— Ффф... — нахмурилась на меня Гермиона. — Где ты это услышал, Гарри?

— Есть у маглов такая штука, телевизор называется. Оттуда чего только не услышишь, — не то чтобы я туда слишком много заглядывал, но за дни проживания у Дурслей успел понять, что это универсальный источник массовой информации. Вали всё на телевизор — не ошибёшься.

Гермиона недовольно сморщилась, но ответ приняла. Про телевизор она знала.

— А "искоренять то, что вопиёт об искоренении", это, по-вашему, что?

— Это означает — пресекать всё, что ставит стабильность правительства под угрозу, — растолковал я. — Тоже обычная фишка любого действующего правительства.

— Гарри, но ты должен понимать, что это касается тебя напрямую! — загорячилась Гермиона. — Твоё заявление о возрождении Сам-Знаешь-Кого, оно как раз ставит стабильность Министерства под угрозу!

— Ещё бы не понимать, — я хмыкнул. — Они меня уже вовсю искореняют, как креатуру Дамблдора и опасного агитатора. Страусиная позиция, им же хуже.

— Гарри! Как ты можешь так спокойно говорить об этом?!

— А смысл суетиться? Смысл что-то делать сверх того, что я уже сделал? Зачем мне наживать себе проблемы, если каждый народ имеет то правительство, которого он заслуживает?

— Но Амбридж здесь, Гарри, — трагическим тоном произнесла Гермиона. — И это значит, что Министерство намерено вмешаться в дела Хогвартса!

— Неприятно, но они в своём праве, — напомнил я. — Хогвартс — не другое государство, а та же самая магическая Британия. У школы нет и не может быть суверенитета по отношению к правительству.

Массовый стук отодвигаемых стульев и топот множества ног возвестил, что за разговором я забыл поесть. Гермиона торопливо вскочила.

— Рон, нам надо отвести первокурсников в общежитие!

— Надо? — Рон если и не забыл об этом, то надеялся, что само рассосётся. — А сами не дойдут? Эй, мелкотня, все сюда!

— Рон!!!

— А что такого?

— Это не мелкотня, а пер-во-курс-ни-ки, запомнил? Первокурсники! — гаркнула она командным голосом. — За мной, пожалуйста!

Поспешно покидав в себя оставшееся на тарелке и залпом выпив какую-то приторную гадость, я сумел закончить ужин почти одновременно со всеми. Это было важно, потому что дороги в общежитие я не знал. Последние красные нашивки исчезали за дверьми Большого зала, я припустил за ними рысцой.

Я еще до ужина заметил, что моя популярность была здесь в глубоком минусе. Это когда тоже вовсю замечают, но это совсем не радует. При моём приближении все разговоры стихали. За моей спиной шептались, на меня показывали пальцами, от меня шарахались, малышня обходила меня по кругу. В другое время это было бы печально, но сейчас оказалось очень кстати. Не знаю, что я делал бы, если бы все ко мне подваливали по-дружески и пытались бы пообщаться на темы, прекрасно знакомые прежнему Гарри и совершенно незнакомые мне.

До общежития я добрался благополучно и прошмыгнул внутрь с толпой. Паролем оказалось название очень-очень редкого растения, которым Невилл хвалился в поезде. Наверняка это его семья заказала такой пароль директору — иначе откуда бы?

Свою комнату я нашёл, проследовав за Невиллом. Хорошо еще, что запоминать окрестности приходилось не с нуля, после первого лицезрения наступало нечто вроде узнавания. В комнате уже было двое парней, они раскладывали вещи по местам и переговаривались, поэтому я быстро узнал, что рыжего зовут Симус, а чернокожего — Дин. На приветствие они ответили, но в беседу меня не включали.

Впрочем, игнор тянулся недолго. Когда они обсуждали, кто как провёл лето, Дин обмолвился, что у Симуса были проблемы.

— Какие? — полюбопытствовал Невилл.

— Мама не хотела пускать меня в школу. — Симус упорно не смотрел в мою сторону.

— Но почему? — удивился Невилл.

Симус всё-таки покосился на меня.

— Это из-за Поттера.

— И чем я ей помешал? — пришлось спросить, потому что отмалчиваться было бы ошибкой.

— Ну... — протянул Симус. — ...она не только из-за тебя... из-за Дамблдора тоже...

— Она верит статьям в "Пророке"? — не сумел я сдержать удивления. — А я-то всю голову изломал, для кого их сочиняют? Теперь вижу — такие люди есть.

Симус наконец посмотрел прямо на меня.

— Она верит, да. И я её не осуждаю. Я её сын, а здесь стало опасно. Седрик вон погиб... — помолчав немного, он всё-таки решился спросить: — А что там на самом деле было... ну, там? С Седриком и вообще...

— Симус, тогда я рассказал всё, как видел. Мне нечего к этому добавить. И я не буду ни в чём тебя убеждать, потому что если человек хочет верить писакам, мне он всё равно не поверит. Поэтому выбирай сам.

Он испытующе посмотрел мне в глаза, я твёрдо выдержал его взгляд.

— Ты не выглядишь сумасшедшим, — признал наконец он. — Насчёт погони за славой — не знаю, но со стороны выглядит, что на самом деле ты за ней гоняешься, но кокетничаешь своей скромностью. Знаешь, Поттер, ведь года не проходит, чтобы ты чем-нибудь не прославился, причём три года подряд тебя никто в истории не тянул. Ясно, что на четвёртый год уже никто не поверил, что тебя втянули.

— Знаешь, Симус, — я тоже назвал бы его по фамилии, если бы помнил её, — насчёт трёх лет я тоже не уверен. Всё время почему-то получалось, что надо, а больше некому... Насколько это случайность... я не знаю.

Он криво усмехнулся.

— Пожалуй, я тебе поверю. В той части, что ты не свихнулся и что с тобой безопасно жить в одной комнате. А насчёт остального... посмотрим.

Утром я поздравил себя с тем, что спокойно проспал целую ночь и наконец выспался. Впервые, между прочим, с тех пор, как меня забрали от Дурслей. Если я неплохо колдовал и в полусонном состоянии, то сегодня я чувствовал себя всемогущим. Сила словно бы танцевала вокруг меня и послушно ластилась ко мне, готовая повиноваться любой моей прихоти. Двигался я легко и стремительно, отчего наша спальня на пять коек с минимумом обстановки воспринималась как слишком тесная.

Соскочив с постели, я по-быстрому оделся и стал рассовывать вещи по полкам и ящикам, извлекая их из сундука. Вчера мне было не до этого, вчера я вытащил только пижаму и сразу же завалился спать, даже не умывшись на ночь. Руки прежнего Гарри помнили, что и где здесь лежало, мне оставалось только не мешать им.

Почти закончив с этим делом, я вдруг ощутил спиной некое напряжение — сродни опасности, только безвреднее. Я на мгновение замер, затем осторожно оглянулся. Трое моих соседей по комнате — кроме Рона, который уже ушел по своим должностным делам — тоже проснулись и неотрывно смотрели на меня. Выражение их лиц было одинаковым, словно они столкнулись с чем-то непостижимым.

— В чём дело? — настороженно спросил я.

Дин и Симус только переглянулись, зато ответил Невилл:

— Гарри, ты сейчас не глядя проводишь рукой над сундуком, и нужная вещь сама прыгает тебе в руку. А потом сама вылетает из руки и ложится на место.

— Ну да, колдун я или где... — я проглотил концовку фразы, сообразив, что делаю что-то не то. На Гриммо я старался не светить своими способностями, а здесь отвязался от орденского надзора и что-то совсем расслабился. — Невербальное Акцио, да? — закончил я почти умоляюще.

Симус отмер и покивал с умным видом.

— Невербальное Акцио... ты здорово его освоил...

Все трое облегчённо вздохнули, расслабились, зашевелились. Моему неожиданному умению нашлось разумное объяснение — бессовестно притянутое за уши, но их и такое устраивало. Для них оно всё равно было лучше необъяснимого явления, потому что давало опору их рассудку. Оно делало меня нормальным.

Сегодня Симус с Дином всё еще косились на меня, но уже не шарахались. Вместе с Невиллом они без возражений смирились с моей компанией на утренние гигиенические процедуры, и я без проблем узнал, где у них тут умывальники, душ и туалет. Невилл не боялся меня еще в поезде, хотя храбрецом он не выглядел. Оказалось, это потому что его бабушка доверяет Дамблдору и мне — да-да, именно в таком порядке, Дамблдору и мне. Он сам рассказал, пока мы ходили умываться.

С нами здоровались, и я узнал фамилии своих соседей по комнате — Томас и Финнеган. Заодно узнал, как зовут и кое-кого ещё. Встречные мерили меня оценивающими взглядами, а один даже сказал:

— А ты подрос за лето, Поттер.

Я и в самом деле уже не выглядел жертвой хронического недоедания. Обильное питание на Гриммо и магия Блэков сделали своё дело — я окреп и раздался по всем габаритам. Мне всё еще постоянно хотелось есть, а значит, изменения в моём теле не закончились. Вот и хорошо, может, я стану хоть сколько-нибудь походить на нормального колдуна.

Когда мы пошли на завтрак, у факультетской доски объявлений обнаружилась толпа. Видимо, вывесили что-то важное. Я оказался достаточно высоким, чтобы заглянуть на доску поверх большинства голов, и прочитал большой плакат, написанный крупными буквами:

ГАЛЛОНЫ ГАЛЕОНОВ!!!

Давно забыли, как выглядят карманные деньги?

Хотите подзаработать?

С нашей помощью вы сделаете это быстро, просто и практически безболезненно!

Спрашивайте в гриффиндорской гостиной Фреда и Джорджа Уизли!

В нижней части плаката виднелась приписка мелким шрифтом:

(Предупреждение: работа связана с некоторым риском, за который работодатели ответственности не несут)

К плакату протолкалась неизвестно откуда появившаяся Гермиона и тоже прочитала его.

— Это предел, — гневно сказала она и сорвала плакат. — Рон!

Рон, тоже оказавшийся здесь, встревоженно посмотрел на неё.

— Рон, мы должны с ними поговорить! — выпалила она, подлетев к нему.

— Зачем? — рыжий явно испугался. Он отлично знал, что это такое — оказаться помехой для близнецов.

— Мы старосты, Рон. Прекращать подобные вещи — наша обязанность!

— Меня они всё равно не послушают, — промямлил ей Рон. — Они меня ни во что не ставят.

Оставшись без плаката, ученики один за другим полезли в дыру за портретом толстой особы в средневековом наряде. Я поспешил за ними — не хватало еще опоздать на завтрак. Вчера в поезде я только слегка перекусил дорожными припасами, которые нам насовала миссис Уизли, а за ужином встал из-за стола почти не поевши, поэтому сейчас мне дико хотелось есть.

— Гарри, ты чего какой хмурый? — спросила Гермиона, догнав меня на лестнице.

— Я не хмурый, я просто голодный, — сообщил я.

— Это он из-за того, что все считают его вруном, — домыслил за меня тоже подтянувшийся Рон. — Симус уж точно... и ещё тут кое-кто.

— И Лаванда тоже. — Гермиона тяжко вздохнула. — Я велела ей заткнуться, но она такая болтушка.

— Может, хватит уже решать за меня мои проблемы, которые вы сами же и придумали, — раздражённо отозвался я, сильно подозревая, что её активное заступничество выставляет меня полностью недееспособным.

— Гарри! Было бы очень мило с твоей стороны перестать огрызаться на нас с Роном по каждому пустяку, — обиделась Гермиона. — Если ты еще не заметил, мы на твоей стороне. Неужели ты забыл, что сказал Дамблдор в конце прошлого учебного года?

— Он тогда много чего сказал, — я ни на миг не усомнился, что так и было.

— Про Сам-Знаешь-Кого. Дамблдор сказал, что "он обладает уникальной способностью сеять повсюду вражду и раздоры", и что "бороться с этим мы можем только одним способом — связав себя столь же уникальными узами дружбы и доверия".

Я не мог не заметить, что дословное цитирование директорской фразы прозвучало у Гермионы весьма двусмысленно.

— Дамблдор так и сказал, что он обладает уникальной способностью сеять повсюду вражду и раздоры? — поддел я её. — На его месте я бы этим не хвастался.

— Да не Дамблдор же, а Сам-Знаешь-Кто! — рассердилась Гермиона. — Не прикидывайся идиотом, Гарри! Ты сейчас как раз ведёшь себя так, от чего предостерегал Дамблдор. Всего два месяца как Сам-Знаешь-Кто возродился, а мы уже ссоримся. И Шляпа предостерегала нас от этого же.

— Если Дамблдор хочет, чтобы мы обнимались со слизеринцами, то скорее небо упадёт на землю, — буркнул Рон.

— Если всё у нас не торт, виноват наш Волдеморт, — насмешливо продекламировал я. — По-твоему выходит, что люди были бы идеальными существами, если бы не Тот-Самый. Дурсли не издевались бы надо мной, Данг не воровал бы, близнецы не травили бы детей. И как это ему в одиночку удаётся так испортить весь мир?

— Гарри, не утрируй! Рон, ты сам не хочешь протянуть слизеринцам руку дружбы! Мы старосты и должны подавать остальным пример дружбы и сплочённости! — быстренько развела и построила нас Гермиона. Я не стал возражать, потому что мы вошли в Большой зал, а там была еда.

В отсутствие пищи я еще мог отрешиться от голода, но не сейчас, когда она громоздилась на столах и так одуряюще пахла. Какое-то время для меня не существовало ничего, кроме еды. Когда я накладывал себе третью порцию, Дин, сидевший рядом с Невиллом, даже уважительно протянул:

— Ну ты и мечешь...

Наконец я сыто отвалился от тарелки. Это было ненадолго, я проголодаюсь уже через час, но сейчас мне было хорошо. Я окинул гриффиндорский стол добродушным взглядом и наткнулся на близнецов Уизли в банданах, весело переговаривавшихся с соседями по столу. Наверняка они выдали свои налобные повязки за какую-нибудь новую и очень крутую моду.

Да, я был сытым и от этого добрым. Да, мне стало жалко детей. Кроме того, я считался компаньоном близнецов, а значит, и невольным соучастником травли школьников, которую они затеяли. Ведь "некоторый риск" включал в себя и бесплодие, и пожизненные уродства, и деградацию умственных способностей — и это еще если подопытный выживет.

Я был добрым и решил, что немного антипиара близнецам не повредит.

Повинуясь моему мысленному посылу, банданы исчезли с их голов. Вокруг близнецов образовался островок шокированной тишины, быстро распространившийся по всему столу.

Но Фред и Джордж у нас — парни позитивные. Как показала жизнь, я здорово недооценивал их пофигизм, находившийся на уровне "плюй в зенки, а им хоть бы что". Другой на их месте повесился бы от позора, а для них это оказалось не больше, чем мелкая неувязка. Если близнецы и были обескуражены, то только в первое мгновение, а в следующее они уже отшучивались от изумлённых вопросов.

Мой опыт прошлой жизни напомнил, что таких бесстыжих надо бить по карману, или уж прямо по морде. Но если просто так подойдёшь и отоваришь, окажешься сам дурак, нужно было набраться терпения и ловить удобный случай. Что за случаем не заржавеет, в этом я даже не сомневался, но, пока он не наступил, не помешало бы спасти хоть кого-то из малолеток.

Я задумался о способе нейтрализации близнецов — простом, удобном, эффективном и, разумеется, анонимном — но очень скоро обнаружил, что гриффиндорский обеденный стол — не место для творческих изысканий. Это место для криков, болтовни, перекидывания хлебными корками, а также совиная посадочная площадка и по совместительству совиный туалет. Когда в мою тарелку угодил шлепок птичьего помёта, а сама сова спикировала в тарелку Гермионы, чтобы передать газету, я убедился в этом окончательно.

Пока Гермиона рылась в кошельке, сова швырялась лапами у неё в тарелке и склёвывала понравившиеся куски. Это было в порядке вещей, никто не обращал на птицу внимания. Только Рон покосился на газету и проворчал:

— Зачем ты выписываешь "Пророк", там же одна чушь...

— Врага надо знать в лицо, — ответила Гермиона, расплачиваясь за доставку, и тут же развернула газету. — Ничего. Гарри, и про тебя ничего, и про Дамблдора.

Она разочарованно свернула газету и положила на стол рядом со своей тарелкой. Тут подошла МакГонаголл, раздававшая старостам расписание занятий, и вручила ей листок. Первой у нас сегодня была история магии, затем зельеварение, прорицания и ЗоТИ. Из летних разговоров я уже знал, что на истории магии нужно спать, на зельеварении — выслушивать оскорбления Снейпа, которому всё равно не угодишь, на прорицаниях — быть готовым к предсказаниям о собственной смерти, а лучше — самому предсказать её, так что к трём урокам из четырёх я был подготовлен. К ЗоТИ я готов не был, но Амбридж тут не знал никто, а значит, не готовы были все.

Благодаря Гермионе мы явились на историю магии в первых рядах, потеряв по пути Дина Томаса. Историю читали сразу для всего курса и, судя по сердитому бурчанию Гермионы под нос, явка была далеко не полной. Однокурсницы бросали на меня странные взгляды, которые я приписал своей дурной репутации, а кое-кто из них даже останавливался, чтобы рассмотреть меня получше. Не знаю, что они считали признаками сумасшествия, но я на всякий случай принял невозмутимый вид и расправил плечи пошире.

Призрак Бинз минут за пятнадцать усыпил всю аудиторию, кроме Гермионы и меня. Гермиона вовсю конспектировала лекцию, а я рассматривал однокурсников и пытался заставить память Гарри сообщить мне, кто есть кто, но она — видимо, по привычке — впала в летаргию. Наглядевшись на спящих учеников, я от нечего делать перешёл на магическое восприятие и стал рассматривать чары на аудитории, не представлявшие из себя ничего особенного, а также самого призрака, который, как и Шляпа, оказался магически связан с Хогвартсом. Гермиона неодобрительно косилась на меня, но записывать за призраком не уговаривала. Наверняка давно отчаялась.

По окончании лекции мы с Гермионой растолкали мертвецки спящего Рона, поставили на ноги и потащили на улицу. Двадцатиминутной перемены должно было хватить, чтобы взбодриться на свежем воздухе и дойти до кабинета зельеварения. Многие ученики поступили так же, они тоже хотели очнуться от спячки.

Выйдя на хогвартский двор, я подставил лицо мелкому моросящему дождю. Холодная водяная пыль славно освежала, трёх минут мне хватило, чтобы почувствовать себя полностью работоспособным.

— Привет, Гарри! — послышалось у меня за спиной.

Я оглянулся. Это была та самая девушка восточной внешности, которая нашла меня в поезде, чтобы поздороваться со мной. Я даже вспомнил, что она китаянка, но её имя и фамилия, а также подробности её отношений с Гарри оставались для меня неизвестными. Память моего предшественника словно бы замерла в ужасе и закопалась поглубже, а девушка между тем улыбалась мне как хорошему знакомому. Более того, она была убеждена, что у нас с ней прекрасные отношения.

— Привет! — отозвался я, улыбнувшись как можно радушнее.

— Как дела, Гарри? — спросила она.

Моим первым побуждением было ответить "как всегда, лучше всех", но в моём положении это прозвучало бы вызывающей ложью.

— По-всякому, — ответил я.

Она сочувственно кивнула, видимо, домыслив что-то для себя.

— Что там у вас случилось в купе? Ну, перед тем, как я вошла...

— Это Невилл испытывал защитные способности своего драгоценного кактуса. Может, заметила? Такая серая дрянь в горшочке, он её в руке держал.

Девушка отрицательно повела головой, не сводя с меня глаз и по-прежнему улыбаясь. Надеюсь, у Гарри с ней был не роман? Если был бы, Гарри должен был вспомнить. Такое не забывается.

В наш разговор неожиданно вклинился Рон.

— Это у тебя "Торнадос"? — ткнул он рукой в значок на её робе. — Сейчас их все понацепляли, когда "Торнадос" стали выигрывать!

— Я болею за них с шести лет, — обиженно сказала девушка, которой не понравился тон Рона. Откровенно говоря, он никому бы не понравился. — Ладно, Гарри, пока...

Она ушла, а Гермиона набросилась на Рона:

— Рон, какой же ты бестактный!

— А чего? Я только спросил...

— Ты не понял, что Чжоу Чанг хотела поговорить с Гарри наедине?

— Ну пусть бы и говорила!

— Что же ты тогда напал на неё из-за какой-то квиддичной команды?

— Я напал?! Я не напал, я только сказал — а чего она нацепила...

— Какая тебе разница, за кого она болеет?

— А чего она примазывается?

— Гермиона, мы не опоздаем на зельеварение? — вмешался я в их перепалку.

— Ох, и вправду пора уже. Рон, Гарри, пойдём!

Чжоу Чанг, значит. Хотела поговорить со мной наедине. Вроде бы её фамилия пару раз мелькала в газетах в связи с турниром...

Точно. Это же девушка Седрика.

В кабинет зельеварения впускали только перед самым началом урока, поэтому там собралась толпа, выстроившаяся неровной очередью к двери. Нашёлся пропавший по пути на историю магии Дин Томас. Появился Малфой, которого не было на лекции и который сейчас в сопровождении Крэбба с Гойлом и ещё какого-то мулата презрительно оглядывал как своих, так и чужих. Около них вертелась курносая лупоглазая девица, подобострастно взглядывавшая на Малфоя. Из зелёных нашивок присутствовал также длинный тощий парень, державшийся особняком, и светловолосая девица с отчуждённым выражением лица, которой тоже не было на лекции.

При виде нас толпа оживилась. Кое-кто демонстративно отвернулся. Малфой, напротив, сложил руки на груди и вызывающе уставился на нас, готовый прицепиться по любому поводу. Лупоглазая особа забавно повторила его поведение, вздёрнув в нашу сторону курносый нос. Две гриффиндорки, тёмненькая и светленькая, которых я еще до завтрака запомнил как Парвати и Лаванду, потому что они перекрикивались на всю гостиную, дружно стрельнули в меня глазами и горячо зашептались.

Когда мы остановились в конце очереди, я умышленно повернулся спиной к Малфою. Незачем давать ему повод для провокации, и вообще пусть видит, что я не боюсь оставлять его сзади. Гермиона продолжала отчитывать Рона за бестактность и неумение вести себя, чем, собственно, и занималась всю дорогу сюда. Я от скуки смотрел через его плечо в коридор, привычно пропуская нотацию Гермионы мимо ушей.

И вдруг в коридоре появилась она. Крупная. Мощная. С великолепной фигурой и горделивой осанкой. С плавной походкой, с тяжёлым узлом тёмных волос, который легко несла её крепкая шея. С яркими полными губами, с безупречным обводом прекрасно развитой нижней челюсти. С молочно-белой кожей и с большими тёмно-карими глазами, которые скромно прикрывали длинные чёрные ресницы.

А я-то был уверен, что красивых девушек здесь не бывает. Как же здорово, что я ошибался!

Вот на этой девушке я женюсь. А предки... что предки? Поставлю перед фактом, куда они денутся. Сами же говорили, что слизеринки безродными не бывают.

Было неприлично так на неё пялиться, но я просто не мог отвести глаз. Подойдя ближе, она увидела мой взгляд и едва заметно вздрогнула, на мгновение сбилась с шага. Но уже в следующее мгновение она овладела собой и подчеркнуто не заметила меня, напустив на лицо едва уловимую тень презрения.

Королева...

Она прошла мимо нас к слизеринцам, мой взгляд следовал за ней, как стрелка компаса за северным полюсом. В это время дверь кабинета отворилась и ученики потянулись внутрь. Я лавировал в толпе и вытягивал шею в обе стороны, чтобы не потерять из вида тёмный пучок её волос.

— Гарри! — услышал я возмущённый шёпот Гермионы. — Ты чего как уставился на Булстроуд?

— На Булстроуд?!

— Ну не на меня же...

Предки, я весь ваш. Вы знаете, какая женщина нужна настоящему мужчине.

Я заставил себя отвести взгляд от тёмного пучка впереди.

— Да просто смотрю. Нельзя, что ли?

— Это же Булстроуд. Не знаю, что ты там высмотрел.

— А тебе это нужно знать? — огрызнулся я. — Смотри лучше за собой!

Гермиона обиженно отвернулась. Я не знал, где сижу в классе, поэтому отстал и вошёл последним, чтобы сесть на свободное место. Судя по выжидающим взглядам Рона и Гермионы за последним столом, моё место было между ними. Я сел туда и не ошибся.

Миллисент Булстроуд сидела за средним столом на другой стороне класса. С моего места был виден её безупречный профиль и белое чётко очерченное ушко на фоне тёмно-каштановых волос. Милли...

Словно почувствовав мой взгляд, она осторожно оглянулась. На меня.

Мгновенная тишина вокруг заставила меня оторваться от созерцания Милли. Это в класс явилось чёрное чучело, известное в Хогвартсе как профессор Снейп. Профессор прошёл к преподавательскому столу с хмурым и брезгливым выражением лица, словно собрался чистить выгребную яму. Начал он с переклички, благодаря чему я узнал имена и фамилии присутствующих здесь учеников.

— Прежде чем приступить к сегодняшнему уроку, — объявил он, — я хочу напомнить вам, что в конце учебного года вы сдаёте экзамены по Стандартам Обучения Волшебству, на которых будут оцениваться ваши итоговые знания за пять лет обучения в Хогвартсе. И хотя некоторые из вас отличаются редкостным слабоумием, я надеюсь, что все вы сдадите мой предмет не ниже, чем на "удовлетворительно". Иначе я буду... — он выдержал эффектную паузу, — ...крайне вами недоволен.

Его взгляд задержался на Невилле. Тот сделал движение, словно собирался залезть под стол.

— Разумеется, обучение зельеварению продолжат только самые лучшие ученики, — продолжил Снейп. — С большинством из вас придётся распрощаться.

Его взгляд остановился на мне, губы изогнулись в ядовитой ухмылке. Я ответил ему снисходительной ухмылкой — "пугай-пугай, не больно-то и хотелось". Судя по тому, как перекосилась физиономия Снейпа, он рассчитывал на другой эффект.

— Сегодня вам предстоит изготовить зелье, которое очень часто встречается на экзамене СОВ. — Снейп повернулся к доске, взмахнул палочкой — и там появился текст, написанный стремительным неразборчивым почерком. Другое движение его палочки заставило распахнуться створки лабораторного шкафа в углу слева от доски. — Рецепт на доске, ингредиенты в шкафу, на изготовление полтора часа. Приступайте.

И это преподаватель?

Впрочем, если точно следовать рецепту, это в самом деле было нетрудно. Я запорол зелье только в самом конце, когда отвлёкся на профиль Милли. Снейп, похоже, давно беспокоился, что у меня всё получится — увидев мою ошибку, он мгновенно подлетел ко мне, всячески облил грязью меня, моего отца, мою подноготную, мои умственные способности и поскорее удалил зелье из моего котла.

— Он поступил несправедливо, — шепнула Гермиона, когда он отошёл. — Ты еще мог спасти зелье, если бы добавил ещё две капли чемеричного сиропа, а у Гойла оно уже было безнадёжным.

— Где Снейп, а где справедливость... — буркнул Рон с другой стороны.

— Профессор Снейп, — педантично поправила его Гермиона. — Мы старосты, Рон, следи за собой. Вообще-то я надеялась, что в этом году он будет чуточку лучше... из-за Ордена и прочих событий...

— Чёрного козла не отмоешь добела, — глубокомысленно изрёк Рон. — Я всегда считал, что Дамблдор просто сумасшедший, если он доверяет Снейпу. С чего он взял, что Снейп больше не работает на Сама-Знаешь-Кого?

— Профессор Снейп, Рон. И если Дамблдор с тобой этим не поделился, это еще не значит, что у него нет доказательств.

— Нашли из-за чего спорить, — фыркнул я. — На кого бы этот Снейп не работал, всё равно он ушлёпок еще тот. Нужно вообще не иметь верных людей, чтобы сотрудничать с такими, как он.

— О чём это вы так горячо спорите? — раздался рядом с нами въедливый голос Снейпа. — Не о зелье, так ведь?

Рон и Гермиона испуганно притихли. По тону вопроса я понял, что Снейп только что подкрался и ничего не слышал.

— Нет, сэр, мы о Дамблдоре, — ответил я. — О том, что надо вообще не иметь верных людей, чтобы сотрудничать с такими, как вы.

— Гарри... — в ужасе ахнула Гермиона.

— Вон из класса, Поттер!!! — рявкнул Снейп.

Не особо поторапливаясь, я собрал учебные принадлежности в школьную сумку и покинул класс. До конца урока оставалось десять минут, затем начинался обед, и я подождал Рона с Гермионой в коридоре, потому что не знал дорогу отсюда до Большого зала. Гермиона накинулась на меня с нотацией, но я её не слушал. Впереди была еда.

Чтобы попасть в кабинет прорицаний, нужно было влезть на чердак по верёвочной лестнице. Мансарда наверху ничем не напоминала учебный класс — невысокие круглые столики с мягкими креслами и пуфами, ковры и занавески, пропитанные запахами ароматических веществ, наводили на мысль о восточной чайной, предназначенной для неги и расслабления. Оно и понятно, прорицания — предмет специфический.

Преподавала прорицания тощая особа в огромных круглых очках, укутанная в просторные пёстрые тряпки, с головы до ног обвешанная разноцветными бусами и прочими побрякушками, среди которых не было ничего похожего на магические амулеты. Видно, тонкое искусство прорицания не терпело магических помех.

Я не чувствовал ни малейшего предрасположения к этому тонкому искусству. Наверное, у прежнего Гарри оно было, потому что предмет был факультативный, а Гарри его взял. У Гермионы такого таланта не было, со мной на прорицания отправился только Рон. Мне даже стало интересно, насколько он хорош как прорицатель.

— Добрый день, — проговорила отрешенным голосом профессор Трелони. — Я очень рада снова приветствовать вас здесь, у меня в кабинете. Конечно же, во время каникул я пристально следила за вашими судьбами, и мне отрадно видеть, что вы вернулись в Хогвартс целыми и невредимыми. Разумеется, я знала, что так и будет.

Я успокоился за свою прорицательскую квалификацию. Мне стало очевидно, что я справлюсь.

— Сегодняшний урок мы посвятим толкованию снов, именно это с вас и будут спрашивать на экзамене, — продолжила Трелони. — Вы, конечно, понимаете, что когда речь заходит о высоком искусстве прорицания, результаты экзамена не имеют ни малейшего значения, но поскольку директор требует, чтобы вы его сдавали... — её голос угас, окончание фразы повисло в воздухе. — Разбейтесь, пожалуйста, по парам, откройте "Оракул сновидений" и разберите недавние сны друг друга.

Я предоставил инициативу Рону. Он подтащил к себе толстенный фолиант, полистал и вскоре отложил.

— Никогда не запоминаю снов, давай лучше ты, — обернулся он ко мне.

— А я вообще их не вижу, — чтобы их видеть, нужно было как минимум высыпаться.

— Ты же говорил, что видишь.

— А теперь перестал. Что будем делать?

— Ну... один сон я помню. Позавчера мне снилось, что я играю в квиддич. Что это, по-твоему, значит?

— Что тебя возьмут в квиддичную команду?

— Хорошо бы. Но ей... — Рон скосил глаза на Трелони, — это не подойдёт. Вот если бы наводнение или землетрясение какое...

— А давай предскажем какую-нибудь войну?

— Вот еще. Вдруг сбудется.

— А мы не здесь, а где-нибудь в Европе.

— Только давай подальше туда, на Восток.

— Ладно, пусть будет у славян. Боснийская война — пойдёт?

— Пойдёт, пиши. Может, тебе хоть что-нибудь снилось? Если подумать?

— Если подумать... — я поднял глаза к потолку и задумался. — Мне снился Снейп. Висящий в воздухе и перевёрнутый вверх ногами. Изо рта у него шла пена и подштанники у него были грязные. Как и всё остальное, но они светлые, на них видно...

— Охренеть, ну у тебя и сны...

— Давай истолковывай.

— Такое, пожалуй, истолкуешь. Тебе снилось, ты и истолковывай.

— Ну-у... — протянул я и снова уставился в потолок. — Духовное око подсказывает мне, что это к тому, что Трелони уволят.

— Правда? А когда?

— Записывай. Не пройдёт и полгода, как профессор Трелони падёт жертвой происков власть имущих и мы больше не появимся в этом кабинете.

— А почему не появимся?

— Потому что преподавать у нас будет... м-м... кентавр! Он по этой лестнице не влезет. Копыта помешают.

— А какой кентавр?

— Розовый.

— Розовых кентавров не бывает.

— Тогда он будет белый с чёрными пятнами. Инь и янь, земля и небо, жар и холод. Очень мистично получается.

— Ни хрена себе ты придумал...

— Не пойдёт?

— Как раз пойдёт, сейчас допишу. — Рон заскрипел пером по пергаменту, высунув от усердия кончик языка. — На "выше ожидаемого" точно потянет.

Мы справились с заданием за пять минут до конца урока, который не был сдвоенным, в отличие от зельеварения. На сегодня у нас оставалась только ЗоТИ.

16.

Мне уже было известно, что ЗоТИ является слабым местом хогвартского образования. Пока мы возили грязь на Гриммо, юные Уизли с Гермионой нередко строили предположения о новом преподавателе ЗоТИ, а заодно и возмущались старыми. Стоило мне скроить морду поглупее и спросить: "А может, мы чего-то не поняли?", как на меня обрушивался поток аргументов, чем и почему был плох тот или иной преподаватель ЗоТИ. От близнецов доставалось даже Люпину, потому что тёмных существ, от которых он учил защищаться — что, как правило, сводилось к "распознать и убежать" — нужно было еще суметь найти.

Единственным хорошим преподавателем оказался Пожиратель смерти, маскировавшийся под Аластора Муди. Не лучшим, а просто хорошим, хотя и не без недостатков. Поэтому я не удивился, увидев на этой должности розовую жабу, и не надеялся получить от неё хоть какие-то знания, потому что она выглядела недалёкой. Я бы даже сказал — глупой, но глупые не становятся заместителями первого министра страны.

ЗоТИ проходила у нас совместно со Слизерином. Оба факультета расселись по противоположным сторонам аудитории, середина кое-где пустовала. Профессор Амбридж уже дожидалась нас за преподавательским столом. На ней была всё та же розовая пушистая кофта и тот же чёрный бант в волосах, что в совокупности с жабьей внешностью делало её похожей на безвкусную детскую игрушку.

— Здравствуйте, дети! — сказала она высоким девчоночьим голоском, не вставая из-за стола. Ей ответили вяло и вразнобой. — Нет-нет, так не пойдёт. Прошу вас, хором и громко: "Здравствуйте, профессор Амбридж!"

— Здравствуйте, профессор Амбридж! — сказал нараспев класс.

— Вот так-то лучше, — удовлетворённо мурлыкнула Амбридж. — А теперь уберите палочки и достаньте перья. В этом году мы с вами будем проходить тщательно проработанный и одобренный Министерством курс защитной магии. Вы все приобрели "Теорию защитной магии" Уилберта Слинкхарда?

Класс промычал нечто утвердительное.

— Когда я спрашиваю, отвечайте чётко и разборчиво: "Да, профессор Амбридж" или "Нет, профессор Амбридж". Это вам понятно?

— Да, профессор Амбридж, — раздалось в классе.

— Очень хорошо, — она махнула палочкой на доску, там появился текст. — Перепишите, пожалуйста, в тетради.

Мы стали переписывать с доски. "Задачи курса защиты. 1. Введение. Основополагающие принципы защитной магии. 2. Выработка умения распознавать ситуации, в которых официально разрешено применение защитной магии. 3. Защитная магия как магия практическая".

— Прекрасно, — сказала Амбридж, когда все закончили переписывать. — А теперь откройте первую главу, "Основы для начинающих", и приступайте к чтению. Там всё понятно изложено, мои пояснения не требуются.

Учебник оказался довольно-таки интересным. Может, не тем и не так, как задумывали его составители, но в нём было что почитать. Во-первых, он давал исчерпывающее представление о размерах "держать и не пущать", на которые претендовало Министерство, во-вторых, там было много цитат из соответствующих законов и указов. Правда, он был насквозь идеологическим, а вовсе не прикладным, но у всего на свете есть свои недостатки. В своей прошлой жизни я, будучи деканом, наверняка прочитал гору таких пособий, а может, ещё и писал их.

Минут через двадцать, в общих чертах оценив содержимое учебника, я почувствовал себя свободнее и огляделся. Милли сидела на другой половине класса и делала вид, что вчитывается в текст — страницы, правда, переворачивать забывала. Половина слизеринцев вела себя примерно так же, другая и не притворялась, что читает. Малфой, например, откинулся на спинку стула перед раскрытой книгой, вытянул ноги под столом и со скучающим видом оглядывал аудиторию. На меня он тоже посматривал, но я успевал отвести глаза.

— Что у вас, милая? — спросила Амбридж. — У вас вопрос по прочитанной главе?

Это Гермиона сидела с поднятой рукой, и, насколько я обратил внимание, уже давно.

— Не по главе, нет, — ответила она.

— Милая, мы сейчас читаем учебник. — Амбридж приторно улыбнулась, показав на мгновение мелкие острые зубы. — Все посторонние вопросы — после урока.

— У меня вопрос по поводу задач курса, — уточнила Гермиона.

Профессор Амбридж подняла брови.

— Ваше имя?

— Гермиона Грейнджер.

— Очень хорошо, мисс Грейнджер, — медовым голосом сказала Амбридж. — Но мне кажется, что задачи курса определены очень чётко и понятны любому, кто внимательно их прочитает. Потрудитесь перечитать их ещё раз, они записаны на доске.

— Мне — нет, — довольно нагло отрезала Гермиона. — Там ничего не сказано об использовании защитных заклинаний.

Класс перестал скучать, завозился и на всякий случай перечитал задачи курса.

— Использовании защитных заклинаний? — повторила Амбридж со смешком. — Мисс Грейнджер, я не могу представить, для чего бы вам понадобилось использовать их у меня на уроке. Уверяю вас, вы здесь в полной безопасности.

— Так мы что, вообще не будем колдовать? — воскликнул Рон.

— Тот, кто хочет задать мне вопрос, должен сначала поднять руку, мистер...

— Уизли, — ответил Рон, поднимая руку.

Профессор Амбридж растянула губы в улыбке и отвернулась от него. В это время подняла руку и Гермиона.

— Да, мисс Грейнджер? Вы хотите спросить о чём-то ещё?

— Да, — кивнула Гермиона. — Насколько я знаю, целью этого курса является освоение практических навыков применения защитных заклинаний. Так?

— Мисс Грейнджер, вы являетесь сертифицированным методистом по программе образования?

— Нет, но...

— Тогда, боюсь, не вам решать, что является целью какого бы то ни было учебного курса. Наша новая программа разработана колдунами старше и гораздо умнее вас. Мы ознакомимся с защитными заклинаниями гарантированно безопасным способом.

Амбридж отвернулась от неё, но руки подняли ещё несколько гриффиндорцев.

— Ваше имя? — кивнула она.

— Дин Томас.

— Спрашивайте, мистер Томас.

— Но если на нас нападут, никаких гарантий безопасности не будет, а мы не сможем защититься!

— Повторяю, — с неприятной улыбкой сказала Амбридж, выделяя каждое слово. — Здесь на вас никто не нападёт. Мне не хотелось бы критиковать манеру преподавания в этой школе, но вы слишком запуганы. Если ученики боятся, что на них нападут в школе, это огромный минус их руковод...

— Ничего подобного! — перебила её Гермиона. — Мы просто...

— Руку, мисс Грейнджер! И не перебивайте преподавателя! Вы учитесь на пятом курсе, а всё еще не знакомы с элементарной дисциплиной! — Амбридж зорко посмотрела на меня, но я не встревал в конфликт. — Мисс Грейнджер, минус десять баллов с Гриффиндора за неумение вести себя на уроке. Дети, не выдумывайте глупостей, здесь нет никого, кто может напасть на вас.

— А если на нас нападёт Сами-Знаете-Кто? — выкрикнул с места Рон.

— Минус десять баллов с Гриффиндора, мистер Уизли. И позвольте мне объяснить вам раз и навсегда. Вам сказали, что небезызвестный чёрный колдун возродился. Это ложь.

Все головы в классе, включая Амбридж, повернулись ко мне.

— Надеюсь, мистер Поттер не станет утверждать, что он возродился? — сладким голосом сказала Амбридж, увидев, что я не собираюсь высовываться.

— Нет, профессор Амбридж, не стану, — ответил я. — Я всё уже сказал раньше и не буду повторять сейчас.

— Гарри, как же так?! — вскричала Гермиона. — Ты не должен молчать, ты же видел, что он возродился!

Амбридж даже не сделала ей замечания за несдержанность. Вместе со всеми она ждала моего ответа. Пришлось отвечать.

— Что от меня требовал гражданский долг, я сделал. Я предупредил общественность и руководство, а дальше уже не моё дело.

Глаза Амбридж сощурились и злорадно заблестели. Она подошла к моему столу и наклонилась ко мне, опершись на него небольшими, словно кукольными, ладошками.

— Значит, мистер Поттер, вы всё-таки испугались собственной лжи и теперь признаёте, что солгали? — сладчайшим тоном протянула она.

— Вовсе нет, мэм, — я нагло ухмыльнулся ей в лицо. — Бояться нужно не мне. Кстати, по какой статье у вас списали нехватку двух дементоров? Как бывший заместитель министра, вы должны это знать.

И она испугалась. Больше, чем я ожидал, она даже не отрегировала на моё подчёркнутое "бывший", которым я рассчитывал задеть её. Улыбка полностью сошла с её лица, глаза выкатились и стали совершенно жабьими. Неужели я попал если не в точку, то близко?

Амбридж медленно, с опаской выпрямилась и отступила на шаг от моего стола. Затем так же медленно, словно под прицелом, повернулась ко мне спиной. Когда она заговорила, её девчоночий голос был резким и пронзительным, без малейшей слащавости.

— Дети, повторяю — это ложь. Министерство Магии гарантирует вам полную безопасность от любых чёрных колдунов. Тем не менее, если вас что-то беспокоит, приходите ко мне после уроков, мы поговорим. Я ваш друг. Я здесь для того, чтобы помогать вам. А сейчас, пожалуйста, продолжайте читать. Страница пять, "Основы для начинающих". В Министерстве считают, что теоретических знаний для экзамена вам будет более чем достаточно.

Амбридж вернулась за стол и оглядела класс. Увидев поднятую руку, она спросила:

— Что вам, мисс...

— Парвати Патил, мэм. А разве на экзамене не будут спрашивать практику?

— При условии добросовестного изучения теоретического материала у вас не будет никаких проблем с выполнением требуемых заклинаний в условиях экзамена.

— То есть, на экзамене мы будем выполнять их в первый раз? — недоверчиво спросила Парвати.

— Повторяю, при условии добросовестного изучения...

— Но мы должны практиковаться! — снова перебила её Гермиона. — Мы не сможем выполнить заклинания без практики! Если мы не будем практиковаться, мы завалим экзамен! Кроме того, Сами-Знаете-Кто не будет создавать нам условий...

— Мисс Грейнджер!

— Да вы его просто прикрываете! — выкрикнул Рон.

— Минус десять баллов с Гриффиндора, мистер Уизли. А вы, дорогая мисс Грейнджер, подойдите ко мне.

Гермиона подчинилась. Профессор Амбридж достала из розовой сумочки перо и пергамент, написала записку, запечатала волшебной палочкой и вручила ей.

— Покиньте урок и отдайте это вашему декану. А вы, дети, продолжайте читать.

После окончания урока Гермиона обнаружилась в коридоре. Нисколько не сломленная наказанием, она устремилась к нам, гневно блестя глазами.

— Ты чего это здесь? — удивился Рон.

— У МакГонаголл сейчас тоже занятие, — отрезала она. — А ты, Гарри, как ты мог промолчать?! Ведь это же тебя хочет убить Сам-Знаешь-Кто!

— Значит, это моя проблема, — я сердился на Гермиону. Мне нельзя было привлекать к себе внимание властей, а она небезуспешно попыталась втянуть меня в открытую склоку с представительницей Министерства. — Ты вообще что на уроке устроила?

— Как, Гарри? — растерялась она. — Было же очевидно, что Амбридж не хочет учить нас практике, я должна была указать на это...

— Ты видела эту Амбридж? Ты подумала, чему вообще она может научить нас? Она же сама ничего не знает, ей только и остаётся, что заставлять нас читать. Кроме того, в учебнике нет ни слова о практике, там нет даже списка экзаменационных заклинаний.

— Я заметила это еще летом, когда читала учебник!

— Тогда чего ты хотела добиться своим выступлением?!

— Чтобы нас учили защитным заклинаниям на практике. Ты должен был поддержать меня, Гарри.

— Гермиона, местами ты умная, но в целом... — я укоризненно покрутил головой. — Такие вещи так не делаются. У рядового преподавателя нет полномочий менять учебную программу, утверждённую сверху. Если ты недовольна содержанием курса, тебе нужно написать петицию, собрать подписи и прийти к директору. Если директор сочтёт твои претензии обоснованными, он обратится или прямо в Министерство, или в попечительский совет, а тот уже в Министерство. А такими скандальными выходками ты не добьёшься ничего, кроме отработок, — я кивнул на записку Амбридж, которую она нервно комкала в руке.

— Но ты же не хочешь, чтобы Дамблдор подставлял себя под неприятности? — свирепо зашипела она.

— Это его должностная обязанность, Гермиона.

— Его репутация и так пошатнулась этим летом, а если он начнёт спорить с Министерством, она пошатнётся ещё больше!

— Как будто моя репутация не пошатнулась этим летом...

— Но Дамблдор может заступиться за тебя, а ты за него не можешь! Мы должны действовать самостоятельно, Гарри. Мы уже взрослые.

— Тогда поздравляю, сегодня ты действовала самостоятельно и получила то, что предназначала мне. Вот и побудь для разнообразия на моём месте.

— Подумаешь, выгнали из класса... — фыркнула Гермиона. — Профессор МагГонаголл на нашей стороне, она меня не накажет. Зато все в классе видели, что мы готовы к сопротивлению, а наши даже поддержали меня! Теперь все убедились, что еще есть люди, которые верят, что Сам-Знаешь-Кто вернулся!

— Наши это и так знали, слизеринцам на это наплевать. По-моему, ты выпендрилась впустую, если не хуже.

— Это мы еще посмотрим, — сказала она с видом гордой воительницы за правое дело. — Я пойду уже к МакГонаголл, а то не застану её в кабинете.

— Потом расскажешь, — бросил ей в спину Рон.

В отличие от Гермионы, я неодооценивал хогвартских сплетников. Весть о том, что она поскандалила с Амбридж, разнеслась по Хогвартсу с невиданной быстротой. Уже через два часа, когда я на ужине сидел между Роном и Гермионой, все вокруг шушукались и глазели в нашу сторону.

— ...она говорит, что Тот-Самый возродился...

— ...она всегда была выступалой...

— ...мало ей славы первой ученицы...

— ...Поттер тоже не отрицает...

— ...да брось, ты что, газеты не читал?

— ...в Министерстве всё схвачено, можете не сомневаться...

— Что-то я не пойму, — мрачно пробормотал Рон. — Сразу после конкурса все говорили, что поверили...

— Знаете, что! Пойдёмте-ка отсюда! — Гермиона швырнула вилку на стол, резко встала с места и понеслась к выходу из зала. Рон тоскливо поглядел на яблочный пирог и пошёл вслед за ней.

Я остался за столом. Перестройка моего тела продолжалась, мне необходимо было много есть. В гостиную я вернулся минут десять спустя, когда Рон с Гермионой уже сидели у камина, хмурые и молчаливые. Увидев меня, они встрепенулись навстречу. Пришлось подойти.

— Они не верят, — подавленно сказала Гермиона. — Никто не верит, почти никто.

— Дин Томас верит, — сказал ей Рон. — Он тоже маглорожденный.

— В общем-то, их можно понять. — Гермиона вздохнула. — Гарри внезапно появился посреди поля, с кубком и с телом Седрика в руках, но никто не видел, что произошло в лабиринте. Подумать можно было что угодно.

— Мою палочку проверили прямо там, на поле, — напомнил я. — Там не было Авады, там был только Экспеллиармус. Об этом писали в газетах сразу же после конкурса.

— Все уже забыли об этом, Гарри. А вот о том, что ты объявлен сумасшедшим, они помнят. Об этом писали всё лето.

— Радуйся, что тебя не обвинили в убийстве Седрика, — подхватил Рон. Гермиона укоризненно посмотрела на него.

— Они знают, что можно, а что нельзя. Дамблдор никогда не спустил бы им этого.

— Ты лучше расскажи, как сходила к МакГонаголл, — попросил я. — Всё обошлось, как ты и надеялась?

На лице Гермионы проступило недоумение пополам с упрямством.

— Не обошлось. Профессор МакГонаголл сказала, что мне не следовало ссориться с Амбридж, что я должна понимать, кому она подотчётна. Она угостила меня печеньем... имбирным... два раза. Но потом всё равно сказала, что не может избавить меня от отработки у Амбридж. Мне придётся ходить в кабинет к Амбридж до конца учебной недели, начиная с завтрашнего дня. Ты, Гарри, мог бы и поддержать... — снова упрекнула меня она.

Её несправедливое обвинение возмутило меня, но я постарался сдержаться.

— Извини, Гермиона, но я вообще не понимаю, чего ты прицепилась к Амбридж. Перед ней у нас были Бинз, Снейп и Трелони, которые преподают ничуть не лучше, чем она.

— Но мы должны уметь защищать себя! — воскликнула она, а затем понизила голос до громкого шёпота. — Особенно в связи... с тем, где мы жили летом. Это даже важнее, чем зелья.

— А в связи... с тем... я тебя тем более не понимаю, — ответил я как можно тише, потому что гостиная понемногу заполнялась возвращавшимися с ужина гриффиндорцами. — Ты знала, что Тот-Самый возродился, в твоём распоряжении было целое лето. Там проживал Люпин, туда заходил Бруствер, там ежедневно бывали Муди и Тонкс. Даже если они бывали заняты, там всё время сидел Бродяга и маялся от безделья, уж он точно научил бы тебя защищаться. Почему ты не попросила их, но понадеялась на эту розовую жабу?

— Как-то я об этом не подумала... — растерянно пробормотала Гермиона.

— Ты слишком умная, тебе мозги помешали, — раздражённо фыркнул я.

— А Гарри дело говорит, они же могут научить нас! — преисполнился энтузиазма Рон.

— Но они всё равно не смогли бы научить нас точно по школьной программе, — возразила Гермиона после некоторого размышления. — И у нас всё равно возникла бы проблема на экзамене.

— Так и скажи, что тебя волнует не Сам-Знаешь-Кто, а твоя превосходная оценка на экзамене, — дошло даже до рыжего.

— Если тебя не волнуют твои оценки на экзаменах, это еще не значит, что они никого не волнуют! — огрызнулась Гермиона, задетая за живое. — Оценки в табеле — это же на всю жизнь!

— А Чарли говорил, что на работе смотрят не на оценки, а на человека, — позволил себе усомниться Рон.

Это он зря, Гермиона закатила ему получасовую нотацию. Я воспользовался тем, что они отвлеклись друг на друга, и сбежал.

Но очень скоро я обнаружил, что здесь далеко не убежишь. Читать в спальне можно было только сидя на кровати, писать — только у себя на коленке. Кроме того, спальню освещал только один ночник над кроватью Симуса, а как здесь регулируют освещение, я еще не знал. Я с радостью ушёл бы в библиотеку, но не помнил дорогу туда, а разыскивать её в одиночку не рискнул. Если я заблужусь в замке после четырёх лет обучения, само по себе это еще не подозрительно, но в совокупности с другими моими странностями может навести на неприятные выводы. Поэтому я захватил с собой пару учебников и вернулся в гостиную.

Там близнецы, снова в банданах, испытывали свои вредилки. На гриффиндорских первокурсниках. За пару кнатов первачки съедали какие-то конфетки и валились как подкошенные. Близнецы впихивали им во рты другие конфетки, дети приходили в себя и ошарашенно озирались по сторонам — об эффекте их никто не предупредил.

Гермиона не могла оставить такое безобразие без внимания и сейчас активно переругивалась с близнецами. На все её аргументы у них были одни хи-хи да ха-ха, все её слова отлетали от них, как от стенки горох. Я решил поддержать правое дело и подошёл к пререкающимся.

— Вот что, братцы-дегенератцы, — решительно заявил я. — Или вы не испытываете вашу гадость на детях, или я выхожу из доли и вы возвращаете мои вложения.

— Ого! — восклинул один из них.

— И не говори-ка, Джордж, — поддержал его другой.

— Наш золотой Потти показывает зубки...

— ...совсем осмелел, ага...

— ...кто бы мог подумать, братишка...

— Заткнитесь и отвечайте! — прорычал я. Эх, где мой прежний голос...

— А если не возвратим, Гарри?

— А если нам нечего возвращать?

— Как это — нечего? — взвился я. — Вы же платите детям, да? Прикарманить решили?

Близнецы тревожно переглянулись.

— Это другие деньги, — сказал один, сильно приглушив голос.

— ...а те — фьють, и пропали...

— Как — пропали? — не поверил я.

— ...не знаем, Гарри...

— ...лежали в укромном месте...

— ...смотрим, а их там нет...

— ...только за два дня до школы хватились...

Я на мгновение замолчал, охваченный внезапной догадкой. Деньги наверняка подпали под заклинание, а значит, были получены нечестно. Воры, как есть воры.

— Тогда просто не травите детей этой гадостью, договорились? Есть же в вас хоть капля порядочности?

— Гарри, это бизнес...

— ...а порядочность денег не приносит...

— ...ты уж извини, Гарри...

Оба скроили огорчённые физиономии, развели руками и замолчали. Зато в разговор включилась внимательно слушавшая нас Гермиона.

— Гарри, ты дал им денег? Откуда у тебя такие деньги?!

Вот не её было дело, откуда у меня деньги, но я всё-таки ответил:

— Приз за победу, та самая тысяча галеонов.

— Как ты мог, Гарри? Теперь видишь, что из этого вышло?

— Вижу. Сам на себя удивляюсь.

— Но-но-но, Гарри! — встрепенулся Фред.

— ...мы отличные парни с великолепными идеями...

— ...и раз уж ты пожалел для нас какую-то несчастную тысячу галеонов...

— ...мы обойдёмся и без неё — и без тебя тоже...

— ...ты больше не наш компаньон, ага...

— ...а твои деньги — ну, бывает, форс-мажор...

Они повернулись к нам с Гермионой спинами, к первачкам лицом. Гермиона еще раз попыталась пристыдить спины, потом воззвать к разуму первокурсников, но у тех было столько же разума, сколько у близнецов стыда. Наконец она обернулась к околачивавшемуся поблизости Рону и процедила:

— Ну, спасибо, Рон, поддержал...

— Вы же сами прекрасно справились, — промямлил он, вжимая голову в плечи.

А мне между тем пришла в голову неплохая идея. Не из жизни Гарри, а из моей прошлой. Мне вдруг вспомнилось, что к отъявленным хулиганам у нас в академии применяли перевоспитывающее наказание, а здесь как раз сложилась ситуация, к которой оно подходило. У нас для этого использовали чары отражённого вреда, при наложении которых указанная колдуном разновидность вреда отражалась обратно на вредителя. Близнецов нужно было зачаровать на косвенный вред, причиняемый через пищу.

Ясно, что украдкой, без специальных магических приспособлений и ухищрений я не смогу наложить такие чары надолго, но мне будет нетрудно подновлять их раз в неделю. А со временем близнецы привыкнут.

Опустившись в кресло и закрыв глаза, я составил в уме формулу чар, а затем напитал получившуюся магопроекцию силой и послал поочерёдно в каждого из близнецов. Посмотрим, что из этого выйдет.

На следующий вечер Гермиона пошла на отработку к Амбридж. Ушла она гордая, полная чувства собственной правоты, с высоко вскинутой головой борца за правое дело. Пришла она осунувшаяся, ссутулившаяся, со страдальческим выражением лица, с повисшими волосами, слипшимися от пота. Мы с Роном переглянулись и устремились к ней.

— Что?! Что ты там делала?! — налетели мы на неё.

— Вот... — с трудом выговорила она и показала нам свою левую руку. Её губы были искусаны и дрожали.

На тыльной стороне её ладони виднелись свежие, налитые кровью шрамы. Они составляли фразу: "Я не должна перебивать старших".

— Откуда это? — опередил меня Рон, пока я разглядывал фразу магическим восприятием, пытаясь определить, какое колдовство её вызвало.

— П-писала... — простучала зубами она.

— Рон, вода тут есть? — спросил я.

На столе в углу гостиной стоял большой графин с питьевой водой, а рядом несколько стаканов. Рон кинулся туда, уронив по пути стул, и подал Гермионе стакан воды. Она благодарно кивнула и выпила.

— Амбридж... заставила меня писать... — устало проговорила она, понемногу приходя в себя. — Сказала, что я должна её написать много раз, чтобы запомнить навсегда. Вот эту фразу... — она кивнула на свою руку. — Дала мне лист пергамента и перо, но без чернил. Я спросила про чернила, а она сказала, что они мне не понадобятся и чтобы я начинала писать. Я провела пером по пергаменту, и оно стало писать кровью, а у меня стало появляться... это. Когда я проводила черту, на руке возникал разрез, а потом он сразу же зарастал.

— И чего ты сцепилась с этой Амбридж?! — накинулся на неё Рон. — Будто не знала, откуда она и кто её поставил! Ты с ней так говорила, что тебя могли вообще исключить из школы!

— Перебивать старших — и вправду плохая идея, — подтвердил я. — Надо сначала дослушать, а потом дерзить.

Гермиона сердито сверкнула на нас глазами. Жить будет. На мой взгляд, наказание было довольно-таки жестоким, но я не знал, как у них тут принято.

— Сходи к МакГонаголл, — осенило меня. — Если такие наказания недопустимы в школе, она примет меры.

— Нет, не пойду. — Гермиона уже достаточно отдышалась после отработки, чтобы заупрямиться. — Если я пожалуюсь на Амбридж, это значит, что она победила, а я ей такого удовольствия не доставлю.

— Глупости. А если Амбридж назначит такую отработку кому-то ещё?

Гермиона заколебалась, но не отступила.

— Тогда пусть они и жалуются, а я не стану. Я покажу ей, что этим она со мной не справится, — она посмотрела на свою руку. — У меня бальзам есть, я намажу, и не будет больно. Только сначала в душ схожу, а то волосы слиплись.

Она ушла. Мы с Роном проводили её глазами и переглянулись.

— Ну и зверь эта Амбридж... — возмутился он.

— Может, тогда мы поговорим с МакГонаголл? Если Гермионе самой неудобно жаловаться, может, она не будет против, если это сделаем мы.

Рон отрицательно помотал головой.

— Сам знаешь, МакГонаголл всё равно ничего не станет делать. Они со Снейпом всё время сводят счёты через наши отработки, а мы им по фигу. А Гермиона на нас разозлится.

— Рон, Гарри! — это оказалась чернокожая девица, довольно-таки рослая, с головой, покрытой висюльками с говорящим названием "дреды". — Вы-то мне и нужны!

— Ты про квиддич, Анжелина? — обрадовался Рон.

— Вуд выпустился, я теперь капитан, — объявила она. — В пятницу вечером мы будем собирать команду. Прийти должны все действующие игроки — это тебя касается, Гарри — и все кандидаты — а это уже тебя касается, Рон. Ты же будешь отбираться в сборную факультета?

— Конечно! У меня даже есть новая метла! "Чистомёт-11"!

— Чтоб были оба, — она замахала рукой проходившему мимо парню, такому же чернокожему и в дредах: — Эй, Ли, где у нас Фред и Джордж?! Всё еще в медпункте?!

— Да, я прямо от них, — подтвердил парень.

— Как они там, надолго? Им лучше?

— Какое там лучше, при мне их пять раз тошнило.

— А что с ними? — забеспокоился Рон.

— Они там желудками мучаются, — сообщил Ли, подойдя к нам и понизив голос. — Как их вырвало прямо на уроке, так до сих пор и маются. Они мне сказали по секрету, что устроили сегодня массовое испытание важного компонента своих новых блевотных батончиков, — он кинул быстрый взгляд на графин, из которого Рон наливал Гермионе, — но клянутся, что сами не принимали. Опять чего-нибудь перепутали.

— Тогда передай этим засранцам, что в пятницу вечером у нас отбор в команду, — сказала ему Анжелина. — Ладно, парни, я пошла, мне еще у девчонок надо объявление сделать. Не забудьте, в пятницу после ужина.

— Это мой шанс, Гарри! — Рон был полон воодушевления. Разволновавшись, он налил себе из графина целый стакан воды и залпом выпил. Сначала я не успел вовремя остановить его, а потом и вообще передумал останавливать. — Слушай, ты можешь потренировать меня хоть немножко? Чтобы я не напортачил на отборе?

— Да я и сам всё забыл, мы же целый год не играли, — хоть какая-то, но отмазка. Рон уже столько жаловался мне, что в прошлом году у нас не было квиддича, что я и не хотел бы, а запомнил. А я хотел.

— Вот заодно и вспомнишь. Ты возьмёшь свою "Молнию", я свой "Чистомёт", и погоняем где-нибудь на задворках.

— Ладно, давай завтра, а то сейчас уже поздно, — согласился я. — А сегодня я книжку по квиддичу почитаю.

— Давай, а я тогда турнирную жеребьёвку еще раз посмотрю. Прикину шансы "Пушек Педдл".

Хоть я и надеялся на память Гарри, любившего летать, нужно было заранее иметь общее представление о том, что и как происходит на квиддичном поле. Кое-что о квиддиче я уже знал от Рона — от него и не захочешь, а узнаешь — но книга давала систематические сведения. Подглядев у него, как здесь регулируют освещение, я включил ночник над своей кроватью и завалился читать.

Но мои мысли постоянно возвращались к Гермионе. Даже если она была занудой и надоедой, даже если она повела себя с Амбридж как стопроцентная гриффиндорка, всё-таки она была еще наивной девчонкой, а розовая жаба обошлась с ней слишком по-взрослому. Я вспоминал дрожащие губы Гермионы и мне было её жалко.

Сначала я подумал, не сходить ли мне одному к МакГонаголл, но прикинул последствия и оставил эту затею как безнадежную. Здесь у преподавателей считалось нормальным оскорблять учеников, издеваться над ними, умышленно портить их работу и всячески затруднять приобретение ими знаний, иначе Снейпа давно бы выгнали отсюда. Мало ли, может, по здешним меркам жестокость Амбридж была не так уж и велика — как бы от себя за жалобу не добавили. Ведь должна же она была предвидеть, что на неё могут пожаловаться.

Ещё можно было бы наложить на Амбридж такие же чары отражённого вреда, как на близнецов Уизли, чтобы она прочувствовала своё наказание на себе. Но одно дело — одиннадцатилетки, не понимающие ущерба от вредилок Фреда и Джорджа, и совсем другое — Гермиона, которая всё-таки серьёзно провинилась, устроив скандал преподавателю на первых же пятнадцати минутах вводного урока. Такая выходка по любым меркам заслуживала сурового наказания.

Кровавое перо — это больно, но вред от него совсем невелик. Подумаешь, несколько мелких шрамов на коже, которые при желании можно и свести. Если Гермиона до сих пор не выучилась не лезть напролом, может, хоть оно ей поможет.

Я буду неправ, если помешаю ей стать сильнее. И осторожнее.

17.

В последующие дни я был всецело занят тем, что учился правдоподобно изображать прежнего Гарри. Мне было даже не до Милли, хотя я не мог не поглядывать в её сторону и она наверняка заметила моё внимание, хоть и делала вид, что я для неё не существую. Разумеется, до полного правдоподобия мне было как до Японии раком, но моя ужасная репутация работала на меня.

Большинство учеников считали — что с сумасшедшего взять, и, наверное, не удивились бы, если бы я прошёлся по школе голым на карачках. У тех, кто знал меня ближе и относился ко мне получше, было слишком много своих забот, чтобы думать ещё и обо мне. Невилл ужасался объёму заданий и трясся при каждом напоминании об экзаменах. Дин и Симус просто старались как можно меньше пересекаться со мной. У Рона в голове был один квиддич и предстоящий отбор в команду. Гермиона считала, что это я виноват в её страданиях, и разговаривала со мной сквозь зубы.

Фред и Джордж пробыли в медпункте весь следующий день, а к вечеру в графине кончилась вода и налили другую. Они вернулись в общежитие сильно отощавшими и задумчивыми, их эксперименты на первокурсниках временно прекратились. Не знаю, надолго ли они успокоились, но отражающие чары я подновил.

В свободное время Гермиона занималась рукоделием. Она вязала какие-то странные мешочки непонятного назначения, которыми я не интересовался, потому что слышал, что вязание успокаивает нервы, а Гермиона после отработок у Амбридж, определённо, в этом нуждалась. Момент ясности внёс Рон, который заметил, что Гермиона раскладывает эти мешочки по креслам и диванам в гостиной, присыпая их поднятым с пола мусором.

— Во имя Мерлина, чем это ты занимаешься? — спросил он, глядя на неё так, словно опасался за её рассудок.

— Это шапочки для домовых эльфов, — охотно ответила она. — Кое-что я связала летом, кое-что вяжу сейчас.

— И ты, значит, прикрыла их сверху мусором? — очень медленно проговорил Рон, глядя на неё в упор.

Она слегка порозовела.

— Гермиона, а зачем ты вообще вяжешь эльфам шапочки? — полюбопытствовал я.

— Как зачем, Гарри? — вскинулась она. — Это же освободит их!

— Она думает, что эльфы возьмут эти шапочки по ошибке и освободятся, — дополнил Рон. — Они совсем не хотят освобождаться, поэтому она пытается освободить их обманом.

— Это для их же блага! — воскликнула Гермиона, сильно покрасневшая то ли от возмущения, то ли от стыда. — Это же забитые и угнетённые существа, оболваненные своими хозяевами!

— Железной рукой — к счастью, — насмешливо пробормотал я.

— Да это вообще не шапочки, а мочевые пузыри какие-то, — хмыкнул Рон. — Это и на одежду совсем не похоже.

— Это, Рон, шапочки! И эльфы забирают их — значит, они освобождаются!

— Они думают, что это тоже мусор, поэтому забирают их и выкидывают. — Рон вовсе не хотел подразнить Гермиону. Он и в самом деле так считал.

Я не стал вмешиваться в спор. Гермиону всё равно не вразумить, а милые бранятся — только тешатся. Но остаться в стороне мне не дали.

— Гарри, скажи ей, что это нечестно, — обратился Рон ко мне. — Она всё время строит из себя порядочную, а сама обманывает.

— Но это для их же блага! — яростно повторила Гермиона.

— Сейчас ты их обманываешь для их же блага, а потом и убивать начнёшь? — он злорадно уставился на неё.

— Но... но... — от возмущения Гермиона потеряла дар речи. Так извратить её благородные побуждения!

— Рон, забей, она всё равно никого не освободит этими шапочками, — я решил не просвещать Гермиону, что эльфа при расторжении контракта мгновенно выкидывает на свой план, если он ничего не задолжал своему призывателю. Многие знания — многие печали, а в данном случае — знания её, а печали мои. — Если бы можно было освободиться, просто взяв в руки какую-нибудь вещь, эльфы не могли бы стирать и чистить человеческую одежду.

— Но эти шапочки я вязала специально для них! — Гермиона всегда повышала голос в спорах, словно это делало её хоть сколько-нибудь правее.

— Они об этом не задумываются. Для них это точно такая же одежда, как и любая другая.

— Я много раз говорила им, что это одежда для них!

— Ничто не мешает им думать, что конкретно вот эта шапочка — для другого эльфа, — я подчеркнул голосом слово "другого".

— Да? — Гермиона растерянно посмотрела на свои изделия. — Я что-нибудь придумаю... Вот! Я вышью на шапочках "это для тебя"!

— Ты им хочешь сделать хорошо или себе? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Конечно же, им!

— А если им от этого только хуже?

— Они просто не понимают, как им лучше!

Может, в учёбе Рон и не блистал, но практическая смётка была у него на высоте.

— А с Дамблдором ты посоветовалась? — спросил он. — Ты ему вообще сказала, что хочешь освободить хогвартских эльфов? Думаешь, ему это понравится?

— Но... — Гермиона на мгновение запнулась. — Он будет только рад этому.

— Если бы он этого хотел, он давно бы сам освободил их, — добил её я. — Он же здесь директор.

— Он... он просто не подумал...

— Ага, тупой, не то что ты, так и запишем. Тогда иди и скажи ему про эльфов, пусть он обрадуется твоей сообразительности и освободит их. Если для этого непременно нужна одежда, не морочься с вязанием шапочек, а накупи детских носков в магазине, они совсем дешёвые. Или пусть Дамблдор купит их на школьные деньги — это же на правое дело, верно? Кстати, почему он до сих пор не в твоём ГАВНЭ?

— Я... — Гермиона сглотнула и стрельнула глазами по сторонам, словно подыскивая, куда бы сбежать. — Я не предлагала.

— Как же ты могла не предложить такое благородное начинание такому светочу добродетели, как Дамблдор? Гермиона, я был о тебе лучшего мнения. Или ты... — я доверительно наклонился к ней, — ...всё-таки подозреваешь, что неправа?

— Нет, — пробормотала она. — Нет. Конечно же, я права.

— Сколько, по-твоему, эльфов в Хогвартсе? — спросил я.

— Больше сотни...

— А сколько нужно платить каждому из них?

— Галеон в неделю, как Добби? — предположила она.

— Давай, увеличь расходы школы на пятьсот галеонов в месяц, в которых эти эльфы совсем не нуждаются. Они здесь всем довольны, на всём готовом, а мы и так одну тыкву едим — глядишь, на хлеб и воду перейдём.

— Ага, школе даже на новые мётлы не хватает, — поддержал меня Рон. — Мы вон на каком старье летаем!

— Вот-вот, Гермиона. Карман у попечителей всё-таки не бездонный. Или ты из своего платить будешь?

— Но... они должны...

— Хорошо быть доброй за чужой счёт. Гермиона, если ты затеваешь какое-нибудь большое дело, сначала всегда надо подумать, кому и насколько оно нужно и откуда оно будет финансироваться. Ну как, идёшь к Дамблдору?

— Э-э... мне надо подумать.

Не знаю, ходила ли Гермиона к Дамблдору, но вязать шапочки она перестала.

Чем ворон похож на письменный стол? А тем, что и то и другое можно превратить в свинью.

Зачем? А это уже другой вопрос. Глупо задавать подобные вопросы на уроке трансфигурации, который ведёт ваш декан.

Почему заклинания невидимости относятся к трансфигурации, а не к чарам, я тоже не понял. Честно признаюсь — и не пытался понять. Рассудок целее будет.

Но с заклинанием я справился сразу же после Малфоя. Почему не опередил? Потому что нужно было подсмотреть визуальный эффект при выполнении заклинания. Ведь палочка-то у меня не работает, а выделяться нельзя.

Как оказалось, я всё-таки выделился. Нужно было пропустить вперёд ещё полкласса. А то, что я опередил Гермиону, было отдельной ошибкой. Мне с трудом удалось убедить её, что мне просто повезло, потому что она стала требовать, чтобы я рассказал ей, как это у меня получилось так быстро.

Зато на чарах мне не требовалось таиться, даже напротив. Ведь я уже использовал манящие чары для призыва метлы на первом туре Тремудрого турнира, как было написано в газетах. Мало того, Невилл с Симусом сдали меня Флитвику, заявив в начале урока, что я вовсю пользуюсь невербальным Акцио в быту.

Флитвик вызвал меня к доске, предложил продемонстрировать моё умение классу, а потом спросил, как я это делаю.

— Проще простого, — доверчиво ответил я, потому что это действительно были азы колдовства. — Чтобы призвать предмет, я посылаю силу в руку и представляю, что она — магический магнит, а предмет — это цель, которую она способна избирательно притягивать. Если же брать шире, то после захвата магией движение управляемого предмета регулируется посредством внимания точно так же, как движение руки. Это всего лишь вопрос тренированного воображения.

Для иллюстрации своих слов я выставил ладонь, как для поимки небольшого предмета, заставил свой учебник взмыть в воздух и зависнуть на полпути к руке, а затем плавно принял его в руку.

— Потрясающий контроль! — воскликнул маленький профессор, едва не свалившись со стопки сочинений Гилдероя Локхарта, на которой он стоял за кафедрой. — А другой рукой?

— А есть разница? — удивился я и другой рукой отправил учебник на место.

— Так. Садитесь, мистер Поттер, — я прошёл на своё место, а Флитвик с воодушевлением обратился к классу. — Все слышали, что сказал Гарри Поттер? А теперь положили палочки и пробуем, пробуем...

К концу урока у некоторых даже стало получаться. В основном у слизеринцев, из наших справилась только Лаванда Браун. Зато получалось у неё лучше всех. Она с восторгом водила по воздуху крохотный обрывок пергамента, заставляя его выписывать всевозможные круги и петли.

— Расскажите, как вы добились этого, мисс Браун, — попросил её Флитвик.

— Проще простого, — счастливо ответила она. — Это же в самом деле как рука.

Пергамент Гермионы даже не шевельнулся, поэтому весь обеденный перерыв она тиранила меня расспросами, как это делается. Пришлось объяснить ей, что палочки и формализация процесса колдовства существуют как раз для того, чтобы любой колдун мог выполнить некую последовательность действий и получить гарантированный результат. И что неважно, каким способом он достигнет результата, даже если у него серьёзная проблема с воображением.

После обеда у нас была УзМС, где для нас приготовили горку каких-то мелких существ, мимикрировавших под ветки. Если бы не магическое зрение, я не отличил их бы от кучки древесных обрезков. На вопрос, что это такое, вытянула руку Гермиона. За её спиной Малфой очень похоже передразнил её, по-лошадиному оскалив зубы и подпрыгивая от нетерпения на месте.

Я еще до этого обратил внимание, что он умышленно подобрался к нам поближе, а теперь стало очевидно, с какими намерениями. Малфой сразу же заметил, что я смотрю на него, и уставился на меня с предвкушающим злорадством. Память Гарри и впрямь встрепенулась от детской плаксивой обиды, но я отмахнулся от неё и смерил Малфоя взглядом "бывают же такие придурки". Предвкушение замёрзло в его глазах, сменяясь растущим непониманием.

— Пятнадцать лет, жениться пора, а ты всё кривляешься как маленький, — раздельно, словно идиоту, объяснил я ему.

И Малфоя проняло. Он умел и привык обижать детей, но был не готов столкнуться с реакцией взрослого человека. На его лице проступило растерянное выражение пустолайки, распахнувшей пасть на моську и обнаружившей, что перед ней слон — и он залился розовой краской, включая уши и видневшуюся выше мантии шею. Показать себя глупым ребёнком перед ненавистным соперником — мне тоже было бы стыдно.

Гриффиндорцы стояли впереди и ничего не заметили, зато нашу стычку видели слизеринцы. Я краем глаза глянул на Милли — она едва уловимо усмехалась. Крэбб и Гойл обменялись взглядами, в которых мелькнула довольная искорка. Паркинсон, стоявшая рядом с Малфоем, нахмурилась и раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но натолкнулась на мой ожидающий взгляд и заткнулась. Остальные делали вид, что ничего не слышали и вообще тут не при чём, но выражение их гуляющих по окрестным пейзажам глаз находилось в диапазоне от удовлетворённого до злорадного. Здорово же он их достал...

Я так и не узнал, чем Малфой собирался нас цеплять. До конца занятия он вёл себя тише воды ниже травы.

С УзМС мы отправились в теплицы, откуда толпой вывалили четверокурсники. Поравнявшись с нами, Джинни стрельнула в меня глазами и бросила: "Привет", хотя мы уже виделись за завтраком. Вслед за ней шла Луна, выглядевшая, как человек, усердно поработавший на грядках: пропылённые волосы замотаны на затылке в неряшливый пучок, на лбу — трудовой пот, под носом — земляной мазок, на ушах — по редиске. Увидел меня, она широко распахнула и без того круглые глаза и устремилась мне навстречу.

— Гарри, я верю, что Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся и что ты дрался с ним и сумел спастись! — единым духом выпалила она.

— Спасибо, — ответил я. Вежливость никогда не бывает лишней, а особенно в обращении со странными личностями.

Заметив, что Лаванда и Парвати хихикают и кивают на неё, Луна подумала, что они смеются не над её редисками, а над её словами.

— Смейтесь-смейтесь! — повысила она голос. — Есть люди, которые не верят даже в существование мозгошмыгов и морщерогих кизляков!

— И правильно делают! — нетерпеливо встряла Гермиона. — Мозгошмыгов и морщерогих кизляков не бывает!

Ну, если так говорит наша всезнайка... хотя она считает объективной только реальность, данную ей в ощущениях, и не учитывает, что её ощущения могут быть неполными. Магическое восприятие, например, у неё отсутствует.

Луна окинула её уничтожающим взглядом и зашагала прочь, провожаемая в спину хихиканьем половины гриффиндорцев.

— Обязательно было её обижать? — поинтересовался я у Гермионы.

— Гарри, умоляю... — фыркнула та. — Джинни рассказывала мне о Луне. Похоже, она верит только в то, чему нет доказательств. А чего ещё от неё ждать, если её отец — редактор "Придиры"!

Мда-а... А чего ещё ждать от Гермионы, если её отец — магл.

— Гарри! — я оглянулся и увидел Эрни Макмиллана с Хаффлпаффа. — Я хочу, чтобы ты знал, что на твоей стороне не одни чокнутые! — объявил он, повысив голос. — Я тебе верю полностью. Вся моя семья твёрдо стоит на стороне Дамблдора, и я тоже!

— Спасибо, Эрни, — я не нуждался в поддержке, но вежливость никогда лишней не бывает.

После теплиц у нас оставалось два свободных часа до ужина, которые мы провели на своё усмотрение. Рон, не сумев уговорить меня на партию в шахматы, сел играть с Ли Джорданом. Гермиона пошла подбирать литературу для конспектов, а я воспользовался возможностью узнать дорогу в библиотеку и, к огромной радости нашей зубрилки, увязался за ней.

Но радовалась она недолго. В библиотеке я попросил не учебные пособия, а подшивку газет за период с прошлого сентября по нынешний июнь, чтобы собрать добавочные сведения о предыдущем Гарри Поттере. Разумеется, Гермиона сунулась узнать, что это я взял и зачем мне это нужно, а я скормил ей готовую отмазку, что хочу получше разобраться, что из себя представляют мои недоброжелатели. Она осуждающе покачала головой, но отнимать газеты и впихивать учебники не стала.

Засидевшись за газетами, я едва не опоздал на ужин. Гермионы уже не было — видимо, ушла раньше и решила не отвлекать меня. В Большом зале за столами оставалось не больше половины учеников и преподавателей, доедавших ужин.

Еда!

Я с головой ушёл в потребление пищи и не сразу заметил картинку, настойчиво повисшую в сознании. Накладывая добавку картофельного пюре с котлетой, я обратил наконец внимание на кулак с разогнутым средним пальцем в своей голове и вспомнил, что это местный жест грубого отрицания. Моя ментальная защита, в которую входила демонстрация такого жеста, с чего-то сработала и показала его местный вариант.

Не иначе, мозгошмыг прорисовался. Я пробежал взглядом по ученическим столам, но там до меня никому не было дела. Зато, когда осмотр дошёл до преподавательского стола, там обнаружился Снейп, глядящий на меня в упор.

Я мысленно помахал ему средним пальцем на картинке и вернулся к еде. Ну и бескультурье здесь, у нас за такое здороваться перестали бы. Он бы мне еще в штаны полез...

Внезапная догадка заставила меня проглотить кусок котлеты не жуя. Так вот почему Дамблдор всячески старался закрыться от моего взгляда! Неудобно-то ка-ак... Понятно, что подобные замашки совсем не украшали моего предшественника... хотя, может, здесь к этому относятся проще?

Тем не менее я решил не нарушать приличий. Да, Снейп всё еще пытается залезть мне в голову, но это же Снейп. Совсем не тот случай, с которого нужно брать пример.

Я выкинул эту ерунду из мыслей и положил себе ещё котлету.

18.

Потянулась учебная неделя. За эти дни я запомнил преподавателей и гриффиндорцев, а также большинство однокурсников с других факультетов. Мы с Роном каждый вечер брали свои мётлы и тренировались на заднем дворе Хогвартса. С управлением "Молнией" у меня не возникло никаких проблем, а основы тактики квиддича я выспросил у Рона. Его не удивляли даже самые тупые вопросы, для него любое слово о квиддиче было поводом потрепаться на любимую тему. К пятнице мы по-прежнему боялись опозориться на отборе, но уже стали надеяться, что всё обойдётся.

Пока мы летали на мётлах, Гермиона ходила на отработку к Амбридж. Она не жаловалась, но с каждым днём становилась раздражительнее и поглядывала на нас с упрёком. Я делал вид, что не замечаю её укоризненных взглядов, а Рон просто их не замечал.

Моё тело продолжало меняться. В начале августа я отставал в росте от Рона, а теперь догнал его. Мои глаза стали ещё чуточку светлее, костяк — массивнее, на прежде тощую цыплячью шею уже можно было взглянуть без содрогания. Свободная школьная роба скрывала изменения тела, но нижнее бельё, прежде просторное, стало впритык. Похоже, самое позднее через месяц придётся озаботиться его сменой.

К пятнице Фред и Джордж подзабыли свои злоключения и возобновили эксперименты над первокурсниками. С утра они успели всучить малолеткам несколько кровоточивых козинаков и схлопотали носовое кровотечение. Отменяющие пастилки не помогли, потому что их нужно было не есть самим, а давать тем же детям, и близнецы еще до занятий отправились к мадам Помфри. К вечеру им не полегчало, поэтому на отбор они не явились.

Я не парился из-за них. Ведь запросто могло случиться так, что у ребёнка, съевшего кровоточивый козинак, не окажется под рукой отменяющей пастилки. Да мало ли, почему — потеряет, отнимут, растеряется и уронит в какую-нибудь щель или просто забудет купить... это же дети. Вредилка не должна приводить к смертельному исходу без отменяющего средства, а если она всё-таки угробит близнецов, несмотря на помощь колдомедика — может, оно и к лучшему. Кто с чем к нам зачем, тот от того и того.

Рона взяли вратарём на освободившееся место бывшего капитана команды Оливера Вуда. С незначительным перевесом над остальными претендентами, но взяли. Сыграло роль, что у Рона теперь была своя довольно-таки неплохая метла и что благодаря нашим ежевечерним тренировкам он чувствовал себя на отборе увереннее других новичков. Чему-то выучиться за эти несколько вечеров, разумеется, было невозможно.

Меня оставили ловцом. Поужасались, поахали, что за год без регулярных тренировок я совсем разучился летать, но понадеялись на мой врождённый талант. Стадион нам выделили на весь вечер, поэтому после отбора мы устроили тренировочную игру, поставив двоих запасных вместо Фреда и Джорджа. Мне повезло, что в команде я был не кем-нибудь, а ловцом. Такого понятия, как сыгранность, для ловца не существовало, от него требовалось следить за полем, за мячами, за другими игроками, и оказаться в нужном месте в нужное время. Сборная факультета — не сборная страны, поэтому я легко вписался в процесс.

Перед отъездом Сириус договорился повидаться со мной в эти выходные, нужно было уточнить ему время встречи, а место он сам назначил около Визжащей хижины. В субботу с утра я накатал записку, что сегодня у нас квиддичная тренировка, а завтра он пусть ждёт меня на оговоренном месте часам к десяти утра. Я сбегал в совятню и отправил записку с Хедвиг, как раз уложившись до завтрака.

Из-за ежевечерних тренировок у нас с Роном накопилась куча внеклассных заданий. Рон хотел отложить их до завтра, но на воскресенье у меня были другие планы, поэтому после тренировки я углубился в учебники, и он нехотя присоединился ко мне. Гермиона, делавшая задания в тот же день, когда их выдавали, дописала последние конспекты еще вчера и теперь крутилась около нас.

— Рон, самый большой спутник Юпитера — Ганимед, а не Каллисто, — сунулась она к нему через плечо. — С книжки правильно списать не можешь!

— Спасибо, — недобро буркнул Рон, вычёркивая ошибку.

— Извини, я всего лишь...

— Подошла покритиковать, ага.

— Рон!

— Хватит уже читать мне нотации! — всё-таки она допекла его. — Потом проверишь, а сейчас не суйся под руку!

— Но, Рон...

Гермиона набрала побольше воздуха в грудь, чтобы объяснить Рону, как он неправ, но тут меня окликнули от входа в общежитие:

— Поттер! — Это был второкурсник, у которого я знал только имя. Увидев, что я смотрю на него, он зачастил на ходу: — Поттер, там твоя сова валяется загрызенная, в совятне! Меня послали, чтобы я тебе сказал!

Рон с Гермионой ужаснулись и кинулись меня утешать. Я не испытывал привязанности к Хедвиг как к живому существу, да и вообще был равнодушен к животным, но это была моя собственность и моё средство связи, поэтому я был огорчён и раздосадован. Что здесь за порядки, если даже сову нельзя оставить без присмотра!

Пока я переживал на тему, как теперь переписываться с Сириусом, Рон и Гермиона ухватили меня за рукава и потащили в совятню. Там под насестом мы обнаружили мёртвую Хедвиг, окровавленную, с переломанным крылом. Кроме нас, в совятне никого не было — сова не человек, над ней стоять не будут. Я поднял сову и осмотрел. У неё было повреждено только крыло, с которого на пол натекло немного крови, а горло было целым, не порванным. На лапе совы болтался обрывок тонкой верёвки.

Я в задумчивости потрогал верёвку, на которой должен был находиться ответ Сириуса. Похоже, кроме крыла, сове повредили что-то внутри, и это сделал не зверь.

— Гарри, здесь ведь было письмо? — тоже догадалась Гермиона. — Ты кому-то писал?

— Сегодня утром, Бродяге, — рассеянно ответил я. — Здесь, полагаю, было его ответное письмо.

— Гарри, ты не говорил, что писал ему! — сказала она обвиняющим тоном. — Как ты мог, это же такой огромный риск!

— Никакого риска, — покачал я головой. — Что можно было, мы с ним обговорили заранее, в письме я написал только уточнения.

— Уточнения чего?! — Гермиона грозно уставилась на меня.

— Встречи, конечно. Не всё же можно написать в письмах, — объяснил я ей как нечто само собой разумеющееся.

— Ты хочешь встретиться с ним?! — вскричала она. — Вы оба просто ненормальные!

— Вот и Дурсли говорили про меня то же самое, — сообщил я.

— Гарри! Это совсем другое дело! Его могут заметить и арестовать, и тебя вместе с ним! Подумай, что тогда скажет Дамблдор!

— А при чём тут Дамблдор? — искренне удивился я. — Это семейное дело — моё и моего опекуна.

— Нет, Гарри, это наше общее дело! Если Бродягу арестуют, его казнят, а ты совсем об этом не думаешь!

— Вообще-то Дамблдор давно бы мог подсуетиться и добиться оправдания Бродяги, — заметил я. — Мы же не преступника укрываем, а спасаем невиновного человека от преступного правосудия.

— Дамблдор больше не председатель Визенгамота, Гарри. Забыл?!

— Его только в июле попёрли, а целый год он что делал? Живого Петтигрю видели несколько человек, свидетели были. Когда Дамблдору понадобилось оправдать меня, он за день управился, а тут вдруг целый год тянул?

— Дамблдор лучше знает, что он может, а что не может, — отрезала Гермиона, гневно раздувая ноздри. — А ты, Гарри, ведешь себя безрассудно. Дай мне слово, что ты больше не будешь писать Бродяге и тем более искать с ним встречи.

— Ещё чего! — возмутился я. — Ты слишком много берёшь на себя, Гермиона.

— Нет, Гарри. Если ты совсем не думаешь о безопасности Бродяги, кто-то же должен это делать.

— На эту встречу мне всё равно нужно прийти. Я не смогу отменить её, потому что совы у меня больше нет, а если я не явлюсь, Бродяга может наделать глупостей. Ты не тревожься, с мантией-невидимкой меня никто не поймает.

Гермиона не могла не понимать, что если я не приду на встречу с Сириусом, он обязательно наделает глупостей.

— Тогда придётся идти, — нехотя признала она. — Когда у тебя встреча?

— Завтра в четыре дня, — на всякий случай я сообщил ей неправильное время. Мало ли что ей взбредёт в голову...

— Мы с Роном пойдём с тобой!

— Нет, Гермиона, не пойдёте. Одному мне будет легче скрываться.

— Но, Гарри!

— Я сказал — нет.

Её лицо слегка порозовело.

— Гарри, это же ради тебя... Но если ты так настаиваешь... тогда обещай мне, что ты только скажешь Бродяге, что вам нельзя встречаться и переписываться — и сразу же назад, ладно?

Я почувствовал, что ещё немного — и я приду в состояние неуправляемого бешенства. Чтобы Гермиону не постигла судьба Хедвиг, разговор нужно было срочно заканчивать.

— Гермиона, на встречу я пойду. Это раз. Тебе на этой встрече делать нечего. Это два. Сколько, с кем и о чём я буду говорить, не твоё дело. Это три. — Я взглянул на тельце Хедвиг, которое всё еще держал в руках. — А сейчас я хочу похоронить свою сову. И на похороны никого не приглашаю. Это четыре.

Не дожидаясь ответа, я устремился прочь из совятни. Уже на выходе я услышал позади громкий шёпот Гермионы, говорившей Рону:

— Оставь его, это он из-за Хедвиг не в себе...

Я закопал Хедвиг на опушке Запретного леса. Воткнул в холмик приметную палку, постоял над ней... Память Гарри потихоньку скулила о сове, мне тоже было жалко птицу — как и любое живое существо, безвинно погибшее в чужой войне. Возвращаться в общежитие не хотелось. Рона я еще мог терпеть, но Гермиона была невыносимой, нужно было хоть немного отдохнуть от неё. Я прогулялся в одиночестве по окрестностям Хогвартса, посмотрел своими глазами, что и где здесь находится. Прогулки как раз хватило до ужина.

На ужин я пришёл в спокойном расположении духа. Я даже терпеливо пропустил мимо ушей разглагольствования Гермионы, что я слишком долго отсутствовал и что мне небезопасно оставаться одному. Прислушался я, только когда Гермиона напомнила, что в "Пророке" пишут, что Сириуса Блэка недавно видели в Лондоне. Да и попробуй не прислушаться, когда она наклонилась и зашептала мне в ухо, что Бродягу наверняка выдали Малфои, которые могли узнать его собачью аниформу на вокзале. Ведь Драко в поезде как бы намекал...

— Глупости, — отмахнулся я, заглотив очередной кусок гуляша. — Не факт, что они вообще знают, что он анимаг, и им не с чего подозревать, что он придёт провожать меня. Это мы знаем, что Бродяга заботится обо мне, а им откуда знать? Вся Британия год назад считала, что он хочет убить меня, а пресса не сообщала обратного. Но даже если Малфои и узнали его, они никогда не выдадут Блэка.

— Но это же Малфои, Гарри! — громко прошипела она мне в самое ухо, заставив меня отшатнуться в сторону Рона. Везёт же некоторым, спокойно поедают свой гуляш и никто не шипит им в ухо. Неспроста Рон никогда не садится за стол рядом с Гермионой.

— Именно что Малфои, — согласился я. — Они не захотят получить клеймо предателей крови. Нарцисса всё-таки кузина Сириуса, он ей не чужой.

— Но Сириус отказался от своего рода!

— Кровь у него всё равно блэковская, — я точно знал, что предатели крови — не одно и то же с отступниками рода, потому что перед Хогвартсом предки тщательно натаскивали меня, что и от кого следует ждать. Среди прочего они разъяснили и про родственников, что Сириуса скорее уж выдадут не Малфои, а Андромеда с Нимфадорой — этим на клеймо плевать, а Малфоям не всё равно.

— Гарри, ты всё перепутал! — энергично зашептала Гермиона, снова заставив меня отодвинуться. — Предатели крови — это как семья Рона, они хорошо относятся к маглам и интересуются магловской жизнью.

— Скажи ещё, что детей находят в капусте, — хмыкнул я. — Тоже версия для неискушённых, когда стыдно сказать правду. Кровь — это родная кровь, при чём тут маглы?

Гермиона пренебрежительно фыркнула и выдвинула неопровержимый аргумент:

— Тогда откуда в "Пророке" узнали, что Бродяга в Лондоне? О нём год не писали, а за последнюю неделю уже два раза вспомнили.

— Могли ткнуть пальцем в небо и попасть, — предположил я. — Если бы это были не пустые слухи, сослались бы на аврорат. Либо...

Я замолчал. Как верно заметила Гермиона, за последние несколько дней Сириуса упоминали в "Пророке" дважды. Для пустых слухов хватило бы одного раза, а это больше походило на заказной слух. Если бы Сириуса на самом деле видели в Лондоне, то написали бы, где именно, но в обеих статьях этого не было. Его и не должны были видеть. Выпроводив остальных жильцов, он покинул Гриммо и переселился в унаследованный от дяди Альфарда коттедж на южном побережье Британии. Что Бродяга уже не в Лондоне, знал только я.

Слух могли пустить как чужие, так и свои. Причём чужие уже год как забыли о беглеце, а своим было нужно, чтобы он не высовывался. Но сначала не помешало бы узнать у самого Сириуса, показывался ли он на этой неделе в Лондоне. Всё-таки аппарация — штука такая, благодаря которой расстояние от коттеджа дяди Альфарда до Лондона можно считать несущественным, равно как и расстояние до Хогвартса.

— Что "либо", Гарри, что "либо"? — затормошила меня Гермиона.

— Так, чепуха, — отмахнулся я.

В воскресенье с утра я прихватил с собой мантию-невидимку и карту Мародёров, заблаговременно спрятав их во вместительных карманах своей школьной формы. Я предвидел, что будет непросто отделаться от друзей, и заранее придумал несколько предлогов, под которыми отстану от них после завтрака. Но мне повезло, МакГонаголл объявила, что собирает старост на инструктаж, поэтому Рон с Гермионой ушли на собрание, а я остался один.

До встречи с Сириусом оставалось больше часа, но я решил прийти к Визжащей хижине заранее, потому что не знал точно, где она находится. В памяти Гарри мелькнуло только, что она где-то на подходе к Хогсмиду со стороны замка. С мантией-невидимкой тайные ходы не требовались, я накинул её на себя в туалете и спокойно вышел через главный вход. До посёлка было чуть больше мили по открытой местности, и я увидел эту хижину еще издали. Обычная развалюха, ничего примечательного, но память Гарри опознала её.

Сириуса еще не было. Я подёргал дверь, на удивление прочную — она не открывалась. Усевшись неподалёку на пригорке, с которого хорошо просматривались окрестности, я стал ждать.

Бродяга появился незадолго до назначенного времени, в собачьем виде. Он не спеша трусил по луговине со стороны Запретного леса, прислушиваясь и оглядываясь. Подойдя к хижине, он тщательно обнюхал землю перед дверью и завертел лохматой башкой по сторонам. Звук моих шагов он услышал издали и повернулся ко мне.

— Бродяга? — позвал я вполголоса, не снимая мантии. — Я здесь.

Он просунул лапу в малозаметную щель около двери, и та открылась. В хижину он шмыгнул первым, я вошёл за ним. Свет сюда проходил через щели в двух крохотных окошках, неровно забитых досками, поэтому внутри царил сумрак. Из мебели здесь стояла только широкая разбитая деревянная кровать, по углам словно бы погрызенная каким-то крупным животным. Везде лежал толстый слой пыли, пахло затхлостью с едва уловимым оттенком псины.

Я снял мантию-невидимку. Убедившись, что я здесь, Сириус превратился в человека и закрыл дверь изнутри на задвижку.

— Снаружи задвижка открывается потайным рычагом, — пояснил он и широко улыбнулся. — Ну здравствуй, крестник!

— Здравствуй, крёстный, — тоже улыбнулся я. — Как ты там, на новом месте? Удовлетворительно, выше ожидаемого?

По Бродяге было видно, что дела его хороши. Он посвежел, повеселел и пребывал в отличном настроении.

— Превосходно, Гарри! — хохотнул он. — Домик там, правда, запущенный, но я в нём хозяин — ты понимаешь, о чём я? Дом на Гриммо не только не признавал меня, но и не терпел, а дом дяди Альфарда никакой не родовой. Это просто недвижимость, и она теперь моя. Я всю неделю приводил его в порядок — уж на что не люблю всю эту бытовуху, и то повозился с удовольствием.

— Что же ты там сразу не поселился?

— Меня тогда вся Британия искала, а на Гриммо защита лучше. Я хотел отсидеться, а когда шумиха затихнет, переехать в коттедж дяди Альфарда, но со мной через Луни связался Дамблдор и сказал, что для штаба Ордена нужно большое хорошо защищённое здание. Разумеется, он знал про этот особняк. Мне не хотелось оставаться там, Сохатик, совсем не хотелось — дом враждебный, воспоминания у меня с ним связаны тяжёлые — но Дамблдор обещал пригласить тебя пожить у меня, и я согласился. В доме дяди Альфарда тебе было бы слишком опасно.

— А тебе самому там безопасно? — забеспокоился я.

— Если не светиться в окрестностях, то более-менее. Там стоит артефактная защита, которую установил еще дядя — антимагловские чары, маскировка колдовства в самом доме и на участке вокруг него, сигнализация кое-какая. Нападение дом не выдержит, но укрыть и известить о вторжении может. Главное, не привести за собой хвост, но я за этим слежу. В "Пророке" вон вообще пишут, что я сейчас в Лондоне.

— Вот кстати да... С чего они взяли, что ты сейчас в Лондоне? Ты там мог кому-нибудь попасться на глаза?

— Да я вообще там не был, кроме как тебя провожал! — загорячился Сириус. — Ладно бы вправду бывал, а то вообще непонятно откуда взяли! Им сейчас сенсаций не хватает, вот и подняли старьё. Ты-то сам здесь как, Сохатик?

— Втягиваюсь помаленьку, — я сделал улыбку пошире.

— Нюнчик тебя не обижает?

— Куда ему, я сам кого хочешь обижу, — на этой фразе у Сириуса вырвался довольный смешок. — Бродяга, тут творятся дела посерьёзнее, чем какой-нибудь Нюнчик. Знаешь, кто у нас теперь преподаёт ЗоТИ? Некая Амбридж — помнишь, я рассказывал, что на суде она больше всех радовалась моему приговору. Похоже, она кое-что знает о дементорах, которые напали на меня в Литл-Уининге.

— Подлая баба и всегда была подлой, — подтвердил он. — Замминистра, и с такой рожей — ясно, что не передком пролезла наверх, а другими услугами. А почему ты думаешь, что она что-то знает о тех дементорах?

— Мы с ней на первом же уроке сцепились. Я пытался не обострять, она сама ко мне привязалась. Тогда я намекнул ей про дементоров, что это всё министерские штучки — и она испугалась. Если бы не была замешана, то разозлилась бы, дамочка-то не из пугливых.

Сириус сразу же поверил мне и не на шутку встревожился.

— Но зачем им это надо! — он непроизвольно завертел головой по сторонам, словно собирался немедленно бежать и раздавать люли.

— Ясно зачем. Нет человека — нет проблемы, а я у них с некоторых пор — проблема номер один в британском королевстве. Или номер два, если первым считать Дамблдора.

— Ну да, хочешь свалить Дамблдора — начинай с тебя, — согласился он. — Но чтобы сразу убийство...

— Не сразу, они грамотно действуют. Сначала они хорошо поработали над уничтожением моей репутации, чтобы вся Британия только обрадовалась моей смерти. Сириус, тебе всё еще хочется, чтобы я подставлялся ради каких-то там жителей Британии, в том числе и ради Министерства?

— Да это с самого начала была дурная идея. — Сириус опечаленно вздохнул. — Но, что бы Волдеморт ни вытворял в Британии, начнёт он всё равно с тебя. Это всё из-за пророчества.

— Пророчества? — осторожно переспросил я, не зная, как на это реагировать.

— Тебе никто о нём не рассказывал, потому что Дамблдор не велел, — пояснил Сириус, а я облегченно перевёл дух. Мог бы влипнуть, если бы Гарри об этом пророчестве знал. — Кое-кому из орденцев известно, что было пророчество, но Дамблдор запретил упоминать о нём тебе, "чтобы не травмировать невинного ребёнка", — у него хорошо получилось передразнить сострадательную мину директора.

— Они знают, о чём оно?

— Дамблдор утверждает, что не рассказывал его никому, кроме причастных к нему лиц. Но я знаю полное пророчество, потому что Дамблдор при мне сообщил его Джеймсу.

— Он взял с вас непреложный обет?

— Только с Джеймса. Я тогда играл с тобой в собачьем виде перед домом — тебе как раз годик стукнул — а окно было открыто. У собак, знаешь ли, слух хороший... — Сириус с довольным видом расхохотался. — Я даже Джеймсу об этом ничего не сказал, для него это ничего не меняло. А то мало ли как обет на нём сработает.

— Давай рассказывай, — потребовал я. — Ты же не просто так заговорил о пророчестве, верно?

— Верно, Сохатик. Я вижу, что ты в большой опасности, а Дамблдор вышел у меня из доверия. Тебе не на кого полагаться, кроме меня, а я считаю, что ты должен знать. Вот, слушай, я запомнил дословно: "Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца...". Дамблдор тогда сказал Джеймсу, что под пророчество подходишь ты и Невилл Лонгботтом.

— Вот, значит, почему он пришёл меня убивать... — пробормотал я.

— И когда он из-за тебя развоплотился, все, кто в курсе, окончательно уверились, что ты — мальчик из пророчества, которому суждено победить Волдеморта. Ты для него — главная угроза, поэтому он не успокоится, пока не убьёт тебя.

— Ладно, пусть приходит, если жить надоело. Он точно не знает всей моей силы, — хмыкнул я. Сириус тоже засмеялся, приняв мои слова за шутку. — Амбридж знает про пророчество?

— Я без понятия, кто что знает. Дамблдор держал пророчество в страшном секрете, но сведения о нём как-то ушли к Волдеморту, поэтому не стану утверждать наверняка. Не должна бы знать, но... — он многозначительно посмотрел на меня и пожал плечами.

— Ясно. И ещё вот что, Сириус, я вчера твоё ответное письмо не получил. Его отняли у Хедвиг, а саму её убили. Надеюсь, ты не написал там ничего важного?

— Как — убили? — уставился он на меня.

— Её нашли мёртвой в совятне и сообщили мне. У неё было сломано крыло, а вместо письма осталась одна бечёвка. Не вижу смысла покупать новую сову, её всё равно поймают, поэтому нам нужно подумать о другом способе связи. Или уж не писать друг другу, пока я здесь.

— Убили твою сову... — Сириус потрясённо покачал головой. — ...чтобы отнять письмо... Нет, я не написал там ничего такого, я только подтвердил, что приду. Но кто же это мог быть?!

— Возможно, кто-нибудь по поручению Амбридж, — предположил я. — После моего намёка она могла настолько заинтересоваться моей перепиской. Но сейчас у меня в Хогвартсе и без неё недругов хватает, могли и просто нахулиганить.

— Всё так плохо, Сохатик? Может, тогда ну его, этот Хогвартс, а? У меня домик уютный, место спокойное — точно не хуже, чем у Дурслей. Если не высовываться, никто нас не найдёт, а СОВ потом сдашь экстерном. Там на самом деле ерунду спрашивают, я тебя поднатаскаю.

— Нет, всё не так плохо. Шепчутся, косятся, шарахаются, не разговаривают, но не очень-то они мне и нужны. В Хогвартсе по крайней мере за меня отвечает руководство, беспредела не должно быть.

Я вспомнил кровавое перо, которым наказали Гермиону, и сам себе не поверил, но в Хогвартсе была Милли. Если сейчас я для неё и существовал, то как неприглядная изнанка жизни, а мне еще предстояло добиться её расположения.

Сириус не настолько потерял веру в школьное руководство, чтобы усомниться в моих словах, он сочувственно слушал и согласно кивал.

— Я бы лучше взял тебя отсюда, Сохатик, но тебе виднее, — рассудил он наконец. — Давай тогда учись, но если вдруг что, я заберу тебя по первому твоему слову. А как нам с тобой связаться, я знаю. Сову покупать не будем, у меня есть парные зеркала, это артефакт такой для разговоров на расстоянии. Одно зеркало останется у меня, а другое...

Сириус шагнул к окну и отодвинул дощечку под ним, затем подозвал меня.

— Смотри, это наш тайник, мы с Джеймсом его сделали, еще когда здесь учились. Про него знали мы четверо, но вряд ли Луни и Хвост додумаются в нём пошарить в ближайшие дни. Я положу твоё зеркало сюда, а ты придёшь и возьмёшь его. Как открывается дверь, ты видел сам, но ты можешь прийти сюда и по подземному ходу. Если я что-то забыл сказать, то положу сюда записку.

— Я смогу выбраться только в следующие выходные, — предупредил я. — Раньше не получится, даже если я не занят — я всё время на виду.

— Тогда я на этой неделе занесу сюда зеркало, а ты свяжешься со мной, когда возьмёшь его. Только сначала найди место поукромнее, чтобы можно было разговаривать. Проведёшь пальцем по ободку против часовой стрелки до полной окружности, вот так, — он сделал пальцем круговое движение в воздухе, — и жди. Я буду носить своё зеркало в нагрудном кармане, поэтому не пропущу вызов.

— Тогда разбегаемся? А то здесь даже посидеть негде, — я кивнул на замызганную кровать и на пол под нами, где образовался островок притоптанной пыли. — И Гермиона меня наверняка уже хватилась, а она такая приставучая, что дальше некуда.

— Давай. Рад был повидаться, Сохатик. — Сириус легонько хлопнул меня сбоку по плечу. — О следующей встрече договоримся через зеркала.

Я в этих встречах не нуждался, но понимал, что они нужны ему.

— Договоримся. И ты там поосторожнее, Сириус — Министерство сейчас дёрганое. Глазом хлопнуть не успеешь, как тебя дементорам скормят.

— Я знаю. Не бойся, меня вон сколько ловили, а не поймали.

Сириус отодвинул щеколду и превратился в большого чёрного пса, а я надел мантию-невидимку. Когда мы вышли и я закрыл дверь, он напоследок ткнул для меня мордой в щель, напоминая про потайной рычаг. Я шепнул "до свидания", и мы разошлись.

Никто не заподозрил, что я отлучался из школы. Со встречи с Сириусом я пошёл прямо в библиотеку, где уселся за дополнительную литературу, и Гермиона нашла меня там. До обеда я занимался под её присмотром, а после обеда мы с Роном взяли мётлы и пошли полетать на заднем дворе замка. Гермиона выспросила, куда и зачем мы пошли, но за нами не увязалась. Мётлы — это было не её.

Чтобы мне и в следующий раз поверили, нужно было поддерживать ложь о встрече с Сириусом, поэтому к трём часам мы вернулись в общежитие. Гермиона сидела в гостиной и, как обычно, читала книгу. Увидев нас с Роном, она торопливо вскочила навстречу.

— Гарри! — затараторила она. — А я уже собиралась идти за тобой! Тебя хочет видеть директор Дамблдор!

— Что это он вдруг? — насторожился я.

— Не знаю. — Гермиона слегка порозовела. — Он час назад заходил и спрашивал тебя, а я сказала, что вы с Роном ушли летать на мётлах. Тогда он попросил, чтобы ты зашёл к нему в кабинет в половине четвёртого, пароль "тыквенные котелки".

— В половине четвёртого, значит, — я испытующе посмотрел на Гермиону, она порозовела сильнее. — Ты знала, что к четырём мне нужно отлучиться, и не сказала, что не знаешь, где я?

— Но не могла же я обмануть директора, Гарри! Он ждёт тебя к полчетвёртому, и я думаю, что ты еще успеешь.

— Ясно. С тобой всё ясно, Гермиона.

Мне не пришлось притворяться разозлённым, я в самом деле разозлился. Сердито отвернувшись от неё, я ушёл в нашу спальню. Рон последовал за мной.

— Да ты чего, Гарри? — сказал он мне в спину. В отличие от Гермионы, у него вылетело из головы, что в четыре я собирался встретиться с Сириусом. — Дамблдор тебе ничего плохого не сделает, ты же знаешь, как он всегда к тебе...

— Ты забыл, куда я собирался в четыре? — буркнул я не оглядываясь.

— А куда? Ох, точно... — он замолчал, но чуть спустя продолжил: — Надо было ей напомнить...

— Всё она помнит, у неё на лице написано. И что мне теперь делать?

— Дамблдор тебя долго не задержит, ты еще успеешь. А Бродяга подождёт, он должен соображать, что мало ли у тебя тут какие дела.

— Вот разве что... — обиженно протянул я.

Вместо встречи с Сириусом я собирался сходить на прогулку в Тайную комнату. Мне хотелось собственными глазами увидеть место подвига прежнего Гарри, глянуть на тушу василиска и посмотреть заодно, не найдётся ли там чего полезного. Даже если там осталось что-то опасное, как-нибудь отмахаюсь — лезть на рожон и делать на авось было общей чертой у нас с Гарри.

Но теперь поход в Тайную комнату пришлось отложить. Ровно в половине четвёртого я сказал горгулье пароль и поднялся на эскалаторе к двери директорского кабинета. Постучав и не получив ответа, я заглянул внутрь. Дамблдора там не было, обстановка воспринималась как узнаваемая. Память Гарри оживилась в предвкушении, визит к директору она ощущала как нечто весьма положительное. Не почувствовав внутреннего возражения, я вошёл в кабинет и огляделся.

Это было просторное помещение, занимавшее весь этаж башни, не считая угла, обращённого к подъёмнику. Напротив входа — добротный директорский стол и внушительное директорское кресло. Рядом — руку протяни — жёрдочка с директорским фениксом. Птица дремала, сунув голову под крыло. Моё появление она учуяла, вытащила голову из-под крыла, лениво посмотрела на меня и вернулась в прежнюю позицию. У примыкающей к подъёмнику стены — с десяток стульев, по остальным стенам между окнами — шкафы с книгами, столы и полки со всевозможными магическими поделками непонятного назначения. Кое-какие из поделок вращались, тикали, подсвистывали и подмигивали.

Директорский стол был полностью чист от бумаг и письменных принадлежностей, отчего выглядел нерабочим. Зато на нём стояла широкая и глубокая чаша с голубоватой полупрозрачной субстанцией внутри, выглядевшей как нечто среднее между жидкостью и плотным газом. Память Гарри радостно признала в чаше артефакт для просмотра воспоминаний, а в субстанции — выложенное туда воспоминание. Мало того, от неё повеяло предвкушением поскорее заглянуть туда, пока директора нет, хотя бы одним глазочком...

Но я был не Гарри и подавил унаследованный от предшественника порыв. Во-первых, директор должен был вот-вот войти. Не хотелось бы встретить его головой в чаше, с выставленным к двери задом. Во-вторых, если чаша приготовлена на столе, она наверняка для меня и директор всё равно мне это воспоминание покажет. А в третьих, здесь имелась масса свистелок и пыхтелок, которые директор не собирался мне показывать — их-то и нужно было посмотреть в первую очередь.

Я напряг магическое восприятие и стал разглядывать магоконструкции наиболее заинтересовавших меня штуковинок. Главное, получше запомнить их устройство, а когда Дамблдор наконец появится, можно будет между делом спросить его, для чего они предназначены. Переходя от одной штуковинки к другой, я вдруг обнаружил Распределяющую Шляпу.

Передо мной была та самая суперштуковина, с которой мне больше всего хотелось познакомиться поближе, едва я увидел, как она распределяет учеников по факультетам. У магоконструкторов всегда была большая птица обломинго с искусственным разумом, если в его основе не лежал естественный, поэтому я с первого дня мечтал ознакомиться с устройством этого артефакта. Не веря своей удаче, я изучил Шляпу магическим восприятием и обнаружил, что устроена она не так уж сложно и что искусственный разум в ней отсутствует. Зато она имела магическую связь с Хогвартсом, а это означало, что через Шляпу учеников распределял сам Хогвартс.

Учитывая древность замка и постоянное присутствие в нём огромного количества жильцов, за тысячу лет в нём вполне могла развиться псевдодуша наподобие блэковской. Разум ей обеспечивали портреты, которых здесь было великое множество, а для распределения можно было подсоединить к Шляпе какой-нибудь из портретов бывших директоров. Если бы я разрабатывал Шляпу, я так и сделал бы, с возможностью замены одного портрета на другой.

Разумеется, я не мог упустить случай посмотреть, что делает Шляпа, когда её наденешь. А что для этого было нужно? Правильно, надеть её.

Стараясь не думать о том, когда её последний раз чистили, я нахлобучил Шляпу на голову.

— О-о... — прозвучал в моей голове бесполый голос. — Какое редкое сочетание гриффиндорской безбашенности и блестящего аналитического ума... В тебе много гриффиндорского, но посылать такой разум туда — всё равно что колоть камни телескопом. Поэтому — Равенкло!

Последнее слово Шляпа выкрикнула вслух. Я успел заметить, что пока она говорила со мной, канал связи с Хогвартсом был активен. Высказав своё экспертное мнение, она замолчала, но канал оставался активным.

— Ты ведь Хогвартс, да? — спросил я мысленно.

— Ох уж эти равенкловцы — дай им волю, разберут на нитки, — проворчала она. — Ну Хогвартс я, Хогвартс...

— А чья личность подсоединена к Шляпе?

— Этого вам знать не положено, во избежание попыток повлиять на распределение. Хватит надоедать, снимай уже.

Я бы её ещё поспрашивал, но канал связи отключился. Впрочем, я и так узнал достаточно. Положив Шляпу на место, я хотел продолжить осмотр артефактов, но вдруг сообразил, что я здесь довольно-таки давно, а Дамблдора всё нет. Пока я размышлял, куда, а главное, почему он запропастился, мой рассеянный взгляд зацепил чашу с воспоминанием. Я всё еще смотрел магическим восприятием, поэтому увидел там сигнальный конструкт. Он плавал в чаше прямо поверх воспоминания.

Повинуясь мгновенному порыву, я отправил туда магический посыл и подёргал сигналку еще до того, как осознал её наличие. Не прошло и двух минут, как в кабинет вошёл Дамблдор. Он удивлённо уставился на чашу и заметил меня не сразу.

— Добрый день, сэр, — поздоровался я.

— Добрый день, Гарри, — ответил он с отеческой улыбкой. — Прости, что заставил тебя ждать, но у меня возникло неотложное дело.

— Конечно, сэр, как не простить, — я вернул ему улыбку. — Воскресный вечер — самое подходящее время для неотложных дел. Вы зачем-то хотели меня видеть?

— Да, Гарри. У тебя сейчас трудные обстоятельства, и я хотел бы подбодрить тебя, поболтать с тобой по-стариковски. Ты уж прости мне эту маленькую слабость.

— О, не беспокойтесь, сэр. Меня прекрасно подбадривают Гермиона и Рон, и я не думаю, что нужно что-то ещё сверх того. У вас всё, сэр?

Обнаружив, что свойский тон только раздражает меня, директор подобрался и сразу стал строже.

— Не спеши так, Гарри, — в его обманчиво мягком голосе слышался приказ. — Ты уже взрослый мальчик и должен понимать, что сейчас не время для опрометчивых поступков. Ведь самое печальное в опрометчивости, что ты можешь вовлечь в неприятности не только себя, но и дорогих тебе людей.

— Давайте что-нибудь одно, сэр. Либо я у вас мальчик, либо я у вас взрослый. Если я мальчик, я к вам всё равно не прислушаюсь, а если я взрослый, я и без вас разберусь, для чего сейчас не время.

— Не придирайся к слову, мальчик мой... все вы для меня, старика, дети. — Дамблдор потупил грустный взгляд и тяжело вздохнул. — Я понимаю твою любовь к крёстному, это твой единственный родной человек. Сириус всегда был неосторожен и это привело его в Азкабан, поэтому ты должен быть осторожен за двоих, если не хочешь ему беды.

— Сириус — взрослый человек, — напомнил я. — Он способен отвечать за себя, ему не нужна нянька.

— Я так не сказал бы, Гарри, — увещевающе произнёс Дамблдор. — Сириус слишком горяч, когда дело касается дорогих ему людей, поэтому ты поступишь мудро, если не будешь ставить его в опасные ситуации.

— А я ставлю?!

— Даже если ты не успел это сделать, твои намерения не приведут ни к чему хорошему.

— Вы о чём, сэр? — поинтересовался я недовольным тоном.

— Что-то подсказало мне, что сегодня ты собрался нарушить дисциплину и подставить невиновного ученика под подозрение.

Не "что-то", а "кто-то", подумалось мне. И я даже догадываюсь, кто, но при чём тут невиновный ученик?

— Что вы, сэр, ничего такого у меня и в мыслях не было! — я постарался, чтобы мои слова прозвучали как можно фальшивее. Времени уже пятый час, я должен переживать из-за встречи с Сириусом.

— Гарри! — строго сказал Дамблдор. — Хорошо, что я успел пригласить тебя сюда, пока ты не наделал глупостей. Я надеюсь на твоё понимание, Гарри. Я буду доволен тобой, если сегодня ты никуда не пойдёшь, а равенкловскую форму отдашь туда, где взял. Тогда я приму к сведению, что ты одумался, и закрою глаза на твою неосторожность.

— Какую равенкловскую форму? — не понял я.

— Которая на тебе. Если ты думаешь, что кого-то запутаешь своим переодеванием, ты очень ошибаешься, Гарри.

— Где на мне? — я оглядел себя и обнаружил синие нашивки на своей робе. Схватился за рукав — там, пониже плеча, где всегда была красно-золотая гриффиндорская эмблема со львом, теперь присутствовала бронзово-синяя эмблема с чёрной птицей. — Но как же так...

Дамблдор наблюдал за моей растерянной физиономией и, похоже, понял, что для меня это неожиданность.

— Ты не заметил, что на тебе равенкловская форма? — недоверчиво спросил он.

— Я весь день в ней хожу, — я подёргал эмблему, потёр пальцами — держится. — Мне сказали бы, если бы она была равенкловская.

— Может, Джордж и Фред опять пошутили, — с тяжёлым вздохом предположил Дамблдор. — Вот ведь неуёмные мальчики, и с большой фантазией.

— От их фантазии вся общага стонет, — проворчал я себе под нос.

— Гарри, вспомни, когда ты шёл сюда, с тобой не произошло ничего необычного?

— Вроде нет... — меня вдруг осенило: — Пока вас не было, сэр, я тут примерил Распределяющую Шляпу. И она сказала — Равенкло.

Дамблдор с полминуты неверяще глядел на меня, явно не зная, что с этим делать. Затем очнулся, поспешил к своему столу, вытащил оттуда папку с пергаментами и стал в ней рыться.

— Всё верно, — со вздохом констатировал он, захлопывая папку. — Ты теперь в списке учеников Равенкло. Шляпа перераспределила тебя туда — но почему?!

Я не мог сказать, чего было больше в устремлённом на меня взгляде директора, огорчения или потрясения.

— Может, потому что я поумнел?

— Она не должна была перераспределить тебя, Гарри!

Видимо, это произошло из-за подмены души в этом теле. Шляпе было всё равно, как меня называют люди, она обнаружила нераспределённую личность и распределила её согласно заложенным рекомендациям.

— Наверное, разница оказалась очень большой, — предположил я. — Со мной столько всего произошло, пока я учился здесь, что это вразумило бы даже обезьяну.

— Мда... — пробормотал Дамблдор. — Мальчик мой, а ты не мог бы... гм... опять её надеть?

Я всё еще стоял рядом со Шляпой, поэтому протянул руку и водрузил артефакт себе на голову.

— Ну чего тебе опять? — прошипело у меня в голове. — Я Распределяющая Шляпа, а не Болтающая.

— Директор не верит, что ты отправила меня в Равенкло, — так же мысленно ответил я.

— Ишь ты, какой недоверчивый старый мудак, — фыркнула она, а затем объявила вслух склочным тоном: — Сколько можно повторять — Равенкло и только Равенкло!

— Мда... — в тоне Дамблдора прозвучало такое разочарование, словно меня распределили на факультет для умственно отсталых. — Ничего не поделаешь, придётся передать тебя Флитвику. Подожди немного, я вызову Филиуса и Минерву.

— Может, вы без меня всё решите? — спросил я с надеждой в голосе.

— Нет, Гарри. Все твои неотложные дела придётся отложить.

Он вызвал здешнего эльфа и отправил за преподавателями. Оба явились минут через десять, сначала МакГонаголл, а вскоре за ней и Флитвик. С видом вынужденного смирения с неизбежностью директор рассказал им, что вызвал мальчика к себе в кабинет, но не смог прийти вовремя. Мальчик от скуки примерил Распределяющую Шляпу, а та вдруг распределила его в Равенкло.

Обоим деканам понадобилось время, чтобы вникнуть в новость. Первым, как и следовало ожидать, проникся Флитвик — декан Равенкло и должен быть самым умным преподавателем в Хогвартсе. Особой радости он не выказал, но я почти физически ощутил на себе его оценивающий взгляд. МакГонаголл, когда до неё дошло, отреагировала шумно и негодующе, ложась всей своей тощей грудью на амбразуру.

— Альбус, как, ну как ты мог это допустить?! — накинулась она на директора. — А ты, Гарри, зачем ты это сделал? Зачем тебе понадобилась эта Шляпа?!

Дамблдор только развёл руками, он и сам был не рад. Я сделал вид, что её восклицание вообще меня не касается.

— Это недопустимо, Альбус! — продолжала бушевать декан Гриффиндора. — Скажи Гарри, пусть он наденет Шляпу и она распределит его обратно в Гриффиндор!

— Уже, — вздохнул Дамблдор.

— Что — уже?!

— Уже надевали. Шляпа утверждает, что только Равенкло.

— Любопытно, — подал голос Флитвик. — Мистер Поттер, зачем вы её вообще надели?

— Мне очень захотелось узнать, как она устроена, и я подумал, что если надену её, мне будет легче в ней разобраться, — чистосердечно признался я.

— Вот видите? — в голосе маленького полугоблина прозвенела нотка торжества. — Это же чистейший Равенкло!

Лицо МакГонаголл пошло белыми и красными пятнами.

— Но Шляпа никогда не перераспределяет учеников! — стала настаивать она.

— Ты просто никогда не интересовалась этим, Минерва, — с видом воплощённого спокойствия сообщил Флитвик. — Шляпа может перераспределить ученика, но дети крайне редко идут на это, им легче потерпеть и приспособиться, чем настоять на смене факультета. Душа одиннадцатилетнего ребёнка еще пластична, она всегда подстраивается под окружение, поэтому даже если у ребёнка не было нужных задатков для своего факультета, он постепенно развивает их. Особенно это касается Гриффиндора, где не требуется ни ума, ни трудолюбия, ни изворотливости — закапывать свои таланты в землю всегда легче, чем их выкапывать.

Судя по рассерженному взгляду МакГонаголл, в котором не было ни капли удивления, последняя фраза равенкловского декана относилась к какому-то их давнему спору.

— Но Гарри никогда... — МакГонаголл запнулась, а Флитвик закончил за неё:

— Никогда не блистал умом? — он небрежно бросил в мою сторону: — Прошу прощения, мистер Поттер.

— Нет, я не это хотела сказать, — зашипела она рассерженной кошкой. — Я хотела сказать, что Гарри всегда ладил со своим факультетом и прекрасно чувствовал себя там. Ему не с чего хотеть перераспределения.

— Да неужели? Или это не собственный факультет травил Поттера за то, что он змееуст, и обвинял в жульническом попадании в чемпионы?

— Но потом они осознали, что были неправы! — вскинулась МакГонаголл. — Гарри у нас очень ценят и уважают как ловца, которому еще не было равных! Кроме того, Гарри не хотел сменить факультет, он просто примерил Шляпу.

— Уверен, что Шляпа учла его подсознательное желание, Минерва.

— А давайте спросим его самого, — сказала она торжествующим тоном. — Гарри, ты же не хочешь перейти в Равенкло?

Все трое, до сих пор поглощённые спором, выжидательно уставились на меня. Я и в самом деле надел Шляпу без намерения перераспределиться, но она, видимо, учла новую личность тела. Чтобы они перестали копать в эту сторону, лучше было сразу согласиться с её решением. Кроме того, сама идея перехода в Равенкло начала мне нравиться. Никакого туповатого, храпящего по ночам Рона, никакой приставучей доносчицы Гермионы, никаких близнецов Уизли с их отравой и идиотскими шуточками. Спокойные, ценящие знания ученики, благородные бронзово-синие тона вместо вырвиглазных красно-золотых — я предпочёл бы им только серебряно-зеленые, но эти цвета, как самые лучшие, захапал Слизерин. Идея моего перехода к воронам выглядела чем дальше, тем привлекательнее. Не на пустом же месте Шляпа отправила меня туда.

— Всё получилось случайно, я вообще не думал о смене факультета, — на этих словах МакГонаголл радостно заулыбалась и закивала. — Но пока вы обсуждали это происшествие, я поразмыслил и согласился с решением Шляпы. Всё-таки это артефакт, созданный специально для оценки человеческих склонностей, и с точки зрения призвания он может оценить детей лучше, чем они сами. Профессор Флитвик, вы не против моего перехода на ваш факультет?

— Я уверен, что Шляпа правильно оценила ваш научный потенциал, мистер Поттер, — церемонно произнёс Флитвик, бросив торжествующий взгляд на МакГонаголл. — Такое внезапное перераспределение возможно только при ярко выраженной склонности к познанию. Собутыльников на моём факультете я не гарантирую, хулиганскую компанию тоже, но если вы хотите без помех штудировать науки в спокойной и тихой обстановке, Равенкло вам подойдёт.

— Тогда... — я покосился на притихшего Дамблдора, — ...как нам организовать мой переход?

— Вы уже наш, мистер Поттер. Давайте так: за ужином мы объявим школе о вашем переходе... — Флитвик тоже покосился на Дамблдора. — Альбус, вы сделаете объявление или я?

— Давай ты, Филиус, — вздохнул тот. — Это получилось по моему недосмотру и я не могу простить себе...

— Это только к лучшему, Альбус. Хорошо, объявлю я. Мистер Поттер, до ужина вы можете попрощаться с прежними однофакультетниками и собрать вещи, а после ужина пойдёте со мной и выберете себе место в общежитии. Когда вы определитесь с выбором, домовик перенесёт туда ваш сундук.

— Тогда я пойду собираться, сэр? — обратился я к Дамблдору.

— Иди, Гарри...

Они остались доругиваться, а я ушёл. По пути в общежитие я вспомнил, что Дамблдор так и не показал мне содержимое чаши, а ведь он рассчитывал, что я его увижу. Примитивная ловушка на недалёкого, не обременённого принципами подростка: сунулся, поймали — и всё, ребёнка гложет чувство вины, из ребёнка можно вить верёвки. Но, шокированные моим внезапным перераспределением, мы оба забыли об этом — и он, и я.

19.

Я не стал прощаться с гриффиндорцами. Оно мне надо?

Возможно, среди них были такие, кто не считал меня сумасшедшим. И даже такие, кто не считал меня лгуном и верил моему свидетельству о возрождении Волдеморта. Наверное, были.

Но они ничем и никак не проявили себя. Ни разу не высказались, что они на моей стороне, ни публично, ни с глазу на глаз. Ни разу не посочувствовали мне, не одёрнули тех, кто в открытую смеялся и издевался надо мной. Храбрые гриффиндорцы прекрасно чуяли, откуда ветер дует, поэтому сидели тихо и не высовывались. Заняв позицию невмешательства, они полностью оставили поле брани за моими недругами.

Я не стал прощаться с Гермионой. Она же точь в точь электродрель, которую я имел удовольствие слышать у Дурслей, когда Вернон зачем-то пробовал образчик своей фирменной продукции. Слышал, между прочим, с другого конца дома — и, общаясь с Гермионой, не однажды вспоминал этот девайс. За время нашего недолгого знакомства она просверлила мой мозг до печёнок.

И я прекрасно знал, что она мне скажет. "Гарри, как ты мог?!" "Гарри, ты опять не подумал о последствиях!" "Гарри, ты должен просить Дамблдора, чтобы он оставил тебя у нас!" "Гарри, неужели ничего нельзя сделать? Нет, ты просто не хочешь ничего делать!" Даже если считать, что я поддался слабости, я не мог не пожалеть свои уши и мозги.

Я не стал прощаться с Роном. Ему наверняка покажется предательством, что гриффиндорская команда осталась без ловца. Со всеми вытекающими отсюда комментариями — и это еще если пренебречь, что умников он не любит.

Оно мне надо — прощаться с ними? Да ни в жизнь!

Поэтому я накинул на себя чары отвлечения внимания, потихоньку пробрался в свою бывшую комнату и покидал свои вещи в сундук. А затем ушёл в библиотеку, где и провёл оставшееся время под прикрытием книжных стеллажей.

На ужин я умышленно опоздал минут на десять. Не хотелось маячить у гриффиндорцев в равенкловской робе, а затем пересаживаться за другой стол. Скинув отвлекающие чары перед входом в Большой зал, я прошёл прямо к преподавательскому столу, а там по знаку Флитвика развернулся лицом к залу.

— Уважаемые ученики, позвольте мне сделать сообщение, — разнёсся по залу усиленный Сонорусом голос равенкловского декана. — Наш ученик, пятикурсник Гарри Поттер, сегодня был перераспределён на факультет Равенкло. Мистер Поттер, прошу вас пройти за стол вашего нового факультета, а после ужина дождитесь меня. Я помогу вам выбрать комнату и ознакомлю с правилами нашего факультета.

Далеко не все сразу узнали меня в равенкловской форме. По залу раздались удивлённые возгласы, а затем жиденькие неуверенные хлопки в ладоши, донесшиеся в основном от воронов. Я оскалился в зубастой улыбке кандидата в мэры и приветственно помахал рукой в зал, даже не попытавшись сделать лицо сколько-нибудь дружелюбнее. Едва хлопки стали затихать, а это случилось меньше чем через полминуты, я прошёл к равенкловскому столу, где хватало свободных мест. Там я поприветствовал новых однофакультетников и энергично принялся за еду. Меня пытались расспрашивать, но я попросил отложить вопросы до вселения в общежитие, объяснив, что сейчас не хочу задерживать Флитвика. Вороны оказались культурными и понимающими, они сразу же отступили.

Я поглядывал на Флитвика, тот поглядывал на меня и умышленно тянул со своим чаем, давая мне время поесть. Он сделал последний глоток как раз, когда я закончил с третьей порцией и отставил свой стакан. Только убедившись, что я насытился, мой новый декан встал из-за стола, уже этим завоевав мою симпатию. Строгим кивком отогнав крутившихся поблизости любопытных равенкловцев, он повёл меня в общежитие.

С первой особенностью факультета я познакомился уже на входе. Остановившись перед дверью общежития, Флитвик объяснил, что когда я возьмусь за ручку, то услышу в голове вопрос, на который должен буду ответить, тоже мысленно. После этого дверь откроется.

— Но бывает же, что существует несколько верных ответов, — заметил на это я. — Как я узнаю, какой из них подойдёт?

— Подойдёт любой хоть сколько-нибудь верный ответ.

— А если ответ совсем неверный? — не успокоился я. — Ведь не может же человек заранее знать всё на свете.

— Если ты слышишь вопрос впервые, подойдёт любой ответ, даже неверный, — было видно, что декану понравилась моя дотошность. — Если ты дал полный ответ, этот вопрос ты больше не услышишь, но если ты услышал его повторно, это повод пойти в библиотеку, к другим ученикам или ко мне и разобраться в нём. Если ты дашь полностью неверный ответ в третий раз, дверь не откроется, хотя частично верный ответ её уже устроит. Каждому она задаёт свои вопросы, это часть обучения равенкловца.

— Вот как, — я не мог не восхититься. Система, на первый взгляд казавшаяся неудобной, оказалась очень разумно устроенной. — Но если на вопрос сумеет ответить другой ученик, не с Равенкло, он тоже сможет попасть в общежитие?

— Посторонним дверь вопросов не задаёт, они могут попасть в общежитие только в сопровождении наших, — ответил Флитвик. — А теперь возьмись за ручку.

Я положил ладонь на дверную ручку и прислушался к себе.

"Что на свете милее всего?" — прозвучало у меня в голове.

"То, что на данный момент нужнее всего," — так же мысленно ответил я. — "Если голоден — еда, если тоскуешь — утешение, если любишь — любимый человек, если в смертельной опасности — жизнь".

Дверь открылась. Флитвик испытующе посмотрел на меня, понял, что я не стремлюсь делиться впечатлениями, и ничего не спросил.

Равенкловская гостиная мне понравилась. В её отделке преобладал бежевый цвет приятного оттенка кофе со сливками, только панели между арочными окнами были сдержанного тускло-синего цвета, не создающего острого контраста с основным фоном. Округлые верхушки окон, углы панелей и рельефы под потолком были украшены бронзовыми узорами с синей эмалью, стилизованными под растительность. В отличие от гриффиндорской красно-золотой гостиной, словно бы обжигающей душу непривычного посетителя, здешнее сочетание цветов и отделки приводило психику в состояние спокойной сосредоточенности.

Ученики в чёрных мантиях с синими нашивками, рассевшиеся по стульям и диванам гостиной, вели себя тихо, поэтому я не сразу понял, как их много. Чтобы встретить небезызвестного Гарри Поттера, здесь собрался весь факультет, от первокурсников до выпускников. Увидев сборище, маленький профессор бодро улыбнулся и объявил:

— Понимаю ваше стремление поближе познакомиться с новым членом нашего Дома, — это слово прозвучало у него с большой буквы, — но прошу вас подождать ещё несколько минут, пока я не покажу мистеру Поттеру его комнату. После этого он будет в вашем распоряжении — верно, Гарри?

Флитвик поглядел на меня, не убирая улыбки с губ, но в его строгом взгляде стояло предупреждающее выражение: "Ты же не откажешься прямо сейчас наладить отношения со своими новыми однофакультетниками?"

— Разумеется, сэр, — я и сам понимал, что первое впечатление можно произвести только один раз.

— Вот и славно, — взгляд Флитвика смягчился.

Мой новый декан повёл меня по одной из двух винтовых лестниц, встроенных в стену по обе стороны от двери и ведущих из гостиной на верхние этажи башни. Как он объяснил по пути, левая от входа лестница вела в женское общежитие, а правая — в мужское. Обращение с пространством здесь было самое продвинутое, поэтому оба общежития располагались на одних и тех же этажах, причём на каждом этаже башни свободно размещалось полтора десятка спален, а к ним и других бытовых помещений. Преобладали двухместные спальни, но хватало и трёхместных, а для таких переселенцев, как я, имелись и одноместные.

Я был почти счастлив. Только ради персонального жилья стоило перейти в Равенкло. Все одноместные спальни были примерно одинаковы, и я остановился на комнате с окном на восток, из которого открывался шикарный вид на Запретный лес. Флитвик вызвал домовика и отдал ему распоряжения, после чего в комнате появился мой сундук, а на двери снаружи — табличка с моим именем. На этом вселение было закончено, и мы вернулись в гостиную.

В целом меня приняли хорошо, и не только потому, что поначалу на разговоре присутствовал Флитвик. Он пробыл с нами около получаса, пока не удостоверился, что общение проходит мирно, а затем ушёл, чтобы не мешать дальнейшему знакомству. Я вовсю пользовался возможностью построить отношения с воронами с нуля, потому что прежний Гарри почти не общался с ними. Если не считать Чжоу Чанг, он в лучшем случае помнил своих равенкловских однокурсников по фамилиям, а остальных плохо знал даже в лицо. Та же Луна в поезде заговорила со мной, как с незнакомым, а ведь она проучилась здесь три года.

Расположить к себе собеседника на самом деле легко. Нужно всего лишь держаться дружелюбно, слушать внимательно, отвечать в рамках его ожиданий и по возможности соглашаться с ним, а если совсем уж нельзя, то уводить разговор в сторону. Основами общения я владел, поэтому после получасового знакомства уже болтал со всеми запросто. На скользкие вопросы об Известно-Ком я уклончиво говорил, что это не тема для первого знакомства, но если кому захочется узнать подробности, с завтрашнего дня я открыт к общению.

Проговорили мы весь вечер. Никто не ушёл, разошлись по спальням только после отбоя. Там я в считанные минуты раскидал свои вещи по шкафам — да-да, тем самым методом, который так шокировал храбрых гриффиндорцев — и улёгся спать, наслаждаясь одиночеством.

Наутро началась следующая учебная неделя, которую я встретил в новой группе, состоявшей из равенкловцев пополам с хаффлпаффцами. Первой парой у нас были чары, на которых Флитвик попросил меня рассказать о магическом перемещении предметов и показать то же самое, что я продемонстрировал в предыдущей группе. Я так и сделал, вызвав массу вопросов, и в итоге мне пришлось прочитать небольшую лекцию о важности воображения и сосредоточенности для мага и об основных приёмах их развития. Получилось неплохо, хоть и экспромтом — всё-таки в прежней жизни я преподавал.

Атмосфера на уроке чар у нас как небо от земли отличалась от атмосферы гриффиндорско-слизеринской группы. Слизеринцы многое уже знали и, похоже, привычно злились на то, что вынуждены учиться вместе с компанией, единственным достоинством которой была смелость, а гриффиндорцы буквально бесились при виде своих естественных врагов, на которых их вдобавок науськивали, поэтому и тем и другим было не до учёбы. Здесь же были сосредоточенные, жадные до знаний вороны и трудолюбивые барсуки, делом чести которых было хорошо выполнить поручение.

Все они внимательно выслушали мою лекцию, а в оставшееся время урока многие из них продвинулись в невербальном колдовстве, не стесняясь обращаться ко мне за помощью. Флитвик тоже не бездельничал, и если я обучал остальных беспалочковому Акцио, он демонстрировал, как сделать то же самое с помощью палочки. По ходу урока он разъяснил, что словесные формулировки заклинаний как раз и предназначены, чтобы компенсировать у колдуна нехватку сосредоточенности и воображения, и что взрослые колдуны в конце концов привыкают обходиться без них.

— Поразительно, Гарри, какие таланты в тебе открылись, — сказал он перед тем, как отпустить группу с занятия.

— В той компании они были не востребованы, — ответил я.

— Тогда понятно, почему Шляпа не упустила возможность перевести тебя к нам. В Гриффиндоре у тебя не было условий для развития способностей.

Нас слышал весь класс, поэтому сплетня о том, что Мальчик-Который-Выжил наконец оказался на своём месте, а до этого зарывал свои таланты в землю, уже к вечеру должна была распространиться по Хогвартсу. Меня она устраивала, Флитвика тоже — маленький профессор не без умысла спровоцировал её запуск в массы. Вчера мне удалось склонить к себе симпатии воронов, сегодня мной были довольны и однокурсники-барсуки, которые передадут своё мнение дальше.

В сущности, на людей влиять несложно. Стань им приятным или полезным — и неправы будут те, кто на тебя наговаривает.

После чар у нас была гербалистика, затем наступил обед. Я опять набросился на еду, словно меня не кормили полгода. На меня косились, но молчали — грифиндорцы тоже ничего не говорили, но там это было не так заметно. Там рядом со мной сидел Рон.

Во второй половине дня у нас по расписанию было зельеварение. Мы со Снейпом еще не сталкивались с тех пор, как он выгнал меня с урока, и виделись только во время еды. Снейп всё это время активно ненавидел меня, он злобно сверлил меня взглядом и несколько раз пытался пошарить в моей памяти. Лучше было не давать ему повода прицепиться, во избежание неприятностей. Другие вороны тоже так считали, поэтому мы пошли в кабинет зельеварения заблаговременно, прямо с обеда.

— Гарри! — звонкий голос Гермионы разнёсся по всему Большому залу. — Гарри, подожди!

Я остановился и обернулся к Гермионе, спешившей ко мне. Позади неё виднелся и Рон.

— Гарри, как ты мог?! — запыхавшись, налетела на меня она.

Мне на ум пришло не менее двух возможных пунктов её обвинения — перераспределиться и не попрощаться — и я воздержался от оправданий, дожидаясь уточнения.

— Да, Гарри, как ты мог?! — нахмурился на меня подоспевший Рон.

Оба смотрели гневно и обвиняюще, ожидая ответа.

— Что я мог? — поинтересовался я.

— Как ты мог перейти на другой факультет, не посоветовавшись с нами?! — скороговоркой выпалила Гермиона. Рон согласно кивнул.

— А вам директор не рассказал? Он опоздал на полчаса, я замучился ждать его, а там была Распределяющая Шляпа, я её от скуки примерил. Я даже не понял, что она меня перераспределила, это Дамблдор первый заметил, что моя школьная форма изменилась.

Гермиона ошеломлённо замолчала — впрочем, ненадолго.

— Тогда почему ты не пришёл и не рассказал всё нам? — потребовала она. — Ты должен был прийти и рассказать! Представляешь, что мы почувствовали, когда ты явился в зал в равенкловской форме и Флитвик сделал объявление!

— Я расскажу, но не здесь и не сейчас, — сухо пообещал я, потому что вокруг нас собралась приличная толпа любопытных. — А сейчас я опаздываю на зельеварение, извини.

Не дожидаясь ответа Гермионы, я поспешил вдогонку за группой. В подземельях я побывал только однажды, не хватало еще заблудиться. Своих воронов я догнал на спуске в подземелья и благополучно прибыл с ними к кабинету зельеварения. Там мы довольно долго ждали в коридоре начала урока, но не скучали, потому что разговорились о чарах. Энтони Голдстейн, с этого года назначенный старостой — немногословный основательный парень, выделяющийся серьёзностью даже среди равенкловцев — заинтересовался моим подходом к чарам и стал выпытывать подробности, остальные обступили нас и внимательно слушали. Никто не понтовался, не ехидничал, не хохмил и не выступал, и если прежде, начитавшись газет, равенкловцы относились ко мне настороженно, то познакомившись поближе, легко отбросили свои предубеждения. За неполные сутки я сдружился с ними больше, чем с гриффиндорцами за неделю.

Здесь были давно сложившиеся знакомства и сработавшиеся пары, поэтому мне пришлось сесть за отдельный стол. Снейп вошёл в класс с таким же брезгливым выражением лица, как и на прошлое занятие — значит, его отвращение относилось не ко мне и не к гриффиндорцам, а к преподаванию вообще. Но не успел я сделать этот вывод, как его въедливый взгляд выцепил одиноко сидящего меня.

— Поттер! — выплюнул он. — Вы опять не могли не выделиться!

— Мне не с кем сесть, сэр, все здесь давно уже разбились по парам, — пришлось ответить, потому что он продолжал сверлить меня взглядом.

— Я о вашем переходе, Поттер! Весь Хогвартс только и говорит о нём. Поздравляю, вы опять добились известности! — он перешёл с крика на злобное шипение. — Слава — это еще не всё, Поттер...

И каким он здесь боком? Какое его дело, откуда и куда я перешёл? Чёрное чучело упивалось своей безнаказанностью, и я мгновенно разъярился. На языке завертелись злые, меткие фразы, каждая из которых пришпилила бы зарвавшегося местечкового царька, словно козявку к доске. Сейчас я укажу ему его место у параши — и наплевать, что выгонят из школы. Я сюда, вообще-то, и не стремился.

Внезапная мысль остановила готовую сорваться с языка фразу.

Милли!

Я должен оставаться здесь, пока не добьюсь её расположения. Но уж потом...

Я не злопамятный, я для этого слишком горяч. Я легко завожусь и так же легко остываю, быть злопамятным мне лениво. Но Снейп наверняка еще не раз даст мне повод расправиться с ним морально. А может, и не только морально.

Презрительная мина застыла на моём лице. Я всё еще боролся с собой, потому что часть меня требовала немедленной расправы над ненавистником, как вдруг почувствовал ментальный щуп, ввинчивающийся в мою память. Снейп ломился ко мне в мозг, воспользовавшись тем, что я выведен из себя и смотрю на него в упор.

Я мигом убрал дежурную картинку со средним пальцем и вообразил его физиономию крупным планом. Жёлтую, нечистую, перекошенную от злобы, с длинным вислым носом и чёрными засаленными патлами вдоль щёк. Перед ней возник острейший кинжал и перечеркнул её крест-накрест. Из порезов хлынула тёмная кровь, а кинжал смахнул с физиономии нос и вонзился в образовавшуюся рану по самую рукоять.

На выражение лица настоящего Снейпа невозможно было не заглядеться. Класс ничего не понял, но испуганно притих, уставившись на его изжелта-зелёную физиономию, застывшую с вытаращенными глазами. А бодрая получилась картинка — пожалуй, нужно встроить её в защиту вместо скучного среднего пальца. В обшаривании чужих мозгов здесь замечен только Снейп, вот пусть и любуется.

А кинжальчик-то знакомый... Я его не придумывал, а машинально извлёк готовый образ из памяти. С виду дорогой, без вычурности, хорошей стали... или нет, не стали, это у нас как-то по-другому называлось. Точно, это же мой ритуальный кинжал!

Эх, где он сейчас...

Снейп приходил в себя минуты три, наполненные гробовым молчанием класса. Затем махнул палочкой на доску, мгновенно заполнившуюся стремительным неряшливым почерком, и выдал уже знакомое "рецепт на доске, ингредиенты в шкафу, на изготовление полтора часа". Ученики зашевелились, стали читать рецепт, а затем потянулись к шкафу за ингредиентами. То же самое сделал и я.

Милли здесь не было, а ни от чего другого я не забылся бы, поэтому моё зелье благополучно доварилось до готовности. Я гордился собой — варил второй раз в жизни, один, без малейшей подсказки, без чьей-либо помощи, и оно даже приближалось к эталонному. Отчасти. Я разглядывал сизоватую поверхность жидкости, которая должна была стать небесно-голубой, и прикидывал, на каких условиях рискнул бы употребить это зелье. Когда я почти решил, что только при выборе между этой стряпнёй и немедленной смертью, к моему столу подошёл Снейп.

— Что, Поттер, не получается без Грейнджер? — съехидничал он, едва удостоив взглядом мою работу.

— В рецепте этого не было, — пробормотал я, пытаясь сообразить, что же этой баланде было надо. Вроде бы делал всё по инструкции...

— Что вы сказали, Поттер? — его голос похолодел бы ещё, если бы это было возможно.

— Там не написано, что сюда нужен кусочек Грейнджер.

— Не придуривайтесь, Поттер, — снисходительно обронил Снейп. — Вы не совсем запороли варку, но выше, чем на "удовлетворительно", она не тянет.

Значит, всё-таки неплохо, а то бы он мне "тролля" поставил. Я бегло оглядел остальные столы — в большинстве котлов виднелись такие же оттенки сизого, как у меня. Только у двоих оттенок зелья отдалённо напоминал небесно-голубой.

— Я варил в точности по рецепту, — ответил я. — Значит, по нему без подсказки лучше не сваришь, а как правильно варить, нам никто не объяснил.

— Вам никогда не стать хорошим зельеваром, Поттер, — с нескрываемым удовлетворением протянул Снейп. — Вы совсем не умеете думать, вы только и способны, что тупо следовать рецепту.

— Зелья — это еще не всё, сэр. Я и не собирался всю жизнь дышать отравой ради куска хлеба.

Моё замечание, сказанное самым невинным тоном, разозлило его. Для этого оно и было предназначено.

— До ваших тупых мозгов никак не дойдёт, что зелья нужны почти везде, Поттер! — прошипел он. — Вас никогда не возьмут в авроры без расширенного курса зелий, а вы на этот курс не попадёте! Я беру на него только способных учеников!

— А я говорил, что хочу стать аврором? — искренне удивился я. — Не берите в голову, я пошутил — в мясо я не пойду. На самом деле я хочу стать прорицателем, или вон, как Локхарт, книги писать. И тогда все женщины Британии будут мои безо всяких зелий. Слава, может, еще не всё, но кое на что она годится.

У Снейпа выкатились глаза и отвисла челюсть. По классу раздались смешки, маскируемые под покашливание. Ученики догадались раньше учителя, что я насмехаюсь над ним, но мгновение спустя это дошло и до него.

— Поттер, вон из класса!!!

— А уже перемена, сэр.

20.

Сегодняшний день прошёл не зря. Моя новая учебная группа убедилась, что я не дурак и могу вести себя адекватно. Из нас двоих неадекватным они признали Снейпа, потому что уже выспросили обстоятельства моего перевода в Равенкло и знали, что это произошло случайно. Вдобавок все видели, как Снейп цеплялся ко мне на уроке и поставил "удовлетворительно" за варку, которую у остальных оценил на "выше ожидаемого". После урока даже спрашивали, что он имеет против меня — я пожал плечами и ответил, что он просто псих и что его имя неспроста звучит почти как "Сортирус".

Хорошая группа. Жалко, что в ней нет Милли.

Рон с Гермионой таращились на меня весь ужин. Наверняка ожидали, что я кинусь к ним с извинениями и оправданиями, но мне сегодня было не до них. Мне нужно было срочно отпроситься у Флитвика в Косой переулок, потому что с родовым проклятием Блэков пора было разбираться. Для прикрытия даже имелся убедительный повод — вся моя одежда становилась мне мала.

Когда Флитвик встал из-за стола, я бросил недоеденную порцию и устремился наперерез ему. Заметив меня, маленький профессор остановился и спросил:

— У тебя какое-то дело ко мне, Гарри?

— Да, сэр. Мне нужно срочно купить новую одежду.

Он скользнул по мне прицельным взглядом заядлого дуэлянта и кивнул как бы в подтверждение своей оценке.

— Идём, Гарри. Не думаю, что это удобно обсуждать в коридоре.

Мы дошли до кабинета чар, а там вошли в ассистентскую. Флитвик предложил мне сесть, а сам наколдовал какие-то невербальные чары.

— Защита от подслушивания, — объяснил он в ответ на мой вопросительный взгляд.

— Понимаю, и у стен есть уши, — настороженно отозвался я, потому что моя просьба не требовала таких защитных мер.

— Хогвартс — это сплошные глаза и уши, — подтвердил Флитвик. — Директор может в любой момент увидеть и услышать, кто чем занимается в пределах антиаппарационного купола замка.

Я принял предупреждение к сведению, но тем не менее заметил:

— Учеников слишком много, он не может круглосуточно следить за всеми.

— Не может, — согласился декан. — Но у него есть любимчики. Я поставил отвлекающую защиту, она заставляет забыть об объекте слежки. Теперь, Гарри, говори, какое у тебя дело.

— Я, в общем-то, уже сказал, — напомнил я. — Мне нужно купить новую одежду и не хотелось бы отлучаться из Хогвартса без разрешения.

— Любую одежду можно заказать по каталогам с совой. Я могу обеспечить тебя каталогами и накинуть на тебя измерительные чары, если у тебя с этим проблема. Ты указываешь каталоговый номер выбранной одежды, прилагаешь пергамент с чарами, деньги и отсылаешь школьную сову. Если у тебя заказы в нескольких лавках, копируешь результат измерения на другие пергаменты и посылаешь несколько сов. За сдачу не беспокойся, сдачу пришлют вместе с заказом.

Я и не знал, что покупки можно делать, не покидая школу. Судя по тихому опупению, распространившемуся по моей голове, для прежнего Гарри это тоже было новостью. Не знаю, как стал бы выкручиваться он, но я был находчивым.

— За моей перепиской здесь кто-то следит, сэр. Позавчера моя бедная Хедвиг рассталась с жизнью, защищая адресованное мне письмо, и мне не хотелось бы стать причиной гибели школьных сов.

— Это не директор, он не стал бы убивать сову... — пробормотал Флитвик скорее для себя, чем для меня. — У тебя есть какие-то подозрения, Гарри?

— Не могу сказать ничего конкретного. Ко мне сейчас многие относятся неприязненно, сэр.

— Если это хулиганы, они не тронут школьную сову. К тому же по ней не догадаешься, чьё письмо она тащит.

— Я не уверен, что у меня хватит наличных денег, сэр. Перед покупками я собирался зайти в Гринготс.

— А разве у тебя нет гоблинского кошелька? — удивился Флитвик.

— Впервые слышу, сэр, — предки говорили мне о такой возможности, но я прикинулся несведущим.

— Это что-то вроде чековой книжки у маглов, — пояснил он, памятуя о моём магловском воспитании. — Кошелёк выдаёт наличные деньги в пределах указанной к расходу суммы и выполняет ещё кое-какие банковские операции.

— У меня его нет, сэр, но я не отказался бы завести. Поэтому мне нужно навестить банк.

— Видишь ли, Гарри... — на подвижном лице маленького профессора отразилась мимолётная досада, сменившаяся официальной чопорностью. — Скажу откровенно, все сотрудники Хогвартса получили прямое указание директора не выпускать тебя за пределы защиты замка, потому что ты сейчас — главная цель Того-Кого-Нельзя-Называть. Если нужно, я дам тебе взаймы необходимую сумму для покупок.

Я задумался. Обмануть Флитвика вряд ли получится — слишком уж он умён и умудрён жизнью. Но по этой же причине стоило попытаться уговорить его.

— Понимаю, профессор, — в конце концов согласился я. — Вы отвечаете за меня перед директором.

— Именно.

— А вам известно, перед кем отвечает за меня он? За других учеников он отвечает перед их родителями, но я сирота. Мой магический опекун давно лишён опекунских прав и сейчас скрывается от закона. Дурсли — маглы, у которых я живу — ни по каким законам не могут быть опекунами мага. Я уж не говорю о том, что они будут только рады, если я сдохну. Так перед кем отвечает за меня Дамблдор по закону?

— Интересный вопрос... — пробормотал Флитвик. — К Министерству он никак не относится, и даже перед попечительским советом директор отвечает за тебя не больше, чем за других учеников.

— Вот видите? Как бы кто не утверждал, что моя жизнь принадлежит Британии, в первую очередь она принадлежит мне и только мне. И я готов рискнуть ею. Если я буду осторожен, меня смогут заметить только случайно, поэтому шанс попасться очень невелик. А мне необходимо как можно скорее побывать в Гринготсе.

Флитвик задумчиво сощурился, прикидывая что-то про себя.

— Допустим, я пойду тебе навстречу, Гарри, — он вынырнул из задумчивости и остро глянул на меня. — Но раз уж мне придётся прикрывать тебя и расхлёбывать проблемы, если что-то пойдёт не так, мне хотелось бы знать, зачем тебе это нужно. Вдруг ты неверно оцениваешь свою необходимость — просто из-за нехватки жизненного опыта — а я могу дать тебе полезный совет и предложить наилучшее решение. Если, к примеру, кто-то вызывает тебя из Хогвартса, это может оказаться ловушкой.

— Нет, меня никто не вызывает, сэр. Мне нужно отлучиться по делам рода, это полностью моя инициатива.

Лицо декана расслабилось, в глазах проскочила довольная искорка.

— Значит, я правильно догадался, — он одобрительно покивал сам себе. — Гарри, ты стал главой магического рода, и это не род Поттеров. Возможны другие причины, но эта самая вероятная.

— Это так заметно? — встрепенулся я.

— Только для знающего колдуна. Я с первого дня наблюдаю, что ты очень много ешь. Если бы ты голодал летом, ты дня два поел бы и успокоился, но пошла вторая неделя, а в тебе словно всё горит. Твоё тело меняется так быстро, что тебе понадобилась новая одежда. Под школьной формой это еще не заметно, но у меня глазомер хороший, я вижу. Твоя магия существенно усилилась. Твои волосы становятся мягче, глаза светлее, твоя личность изменилась настолько, что Шляпа сама перераспределила тебя. А всё это, вместе взятое, означает, что ты возглавил старинный магический род и что твои душа и тело подстраиваются под него. Если бы ты просто вошёл в чей-то род, это было бы не так ярко выражено. А если бы ты возглавил род Поттеров, такая перестройка вообще не произошла бы.

Флитвик был прав во всём, кроме разве что моей души, которая с самого начала оказалась сродни Блэкам. Моё лицо невольно вытянулось. Я не собирался целую вечность держать свой статус в секрете, но был совсем не готов к такому скорому разоблачению и его последствиям.

— Кошмар... — пробормотал я. — Как же это не вовремя, если все узнают...

— Я не расскажу, мне в этом нет никакого интереса, а другие вряд ли догадаются. Для этого нужны мои знания и мой опыт, сейчас таких колдунов почти не осталось.

— А Дамблдор?

— У Дамблдора другие интересы и он слишком предвзят как в плохом, так и в хорошем, — губы Флитвика шевельнулись в ехидной ухмылочке. — Даже если он сколько-то в этом разбирается, ему еще нужно заподозрить своего драгоценного Избранного. Со временем он догадается, конечно, но не так скоро.

Мой декан, похоже, не только разоблачил мой секрет, но и заметил, что я не испытываю к директору ни малейшей приязни. Любить меня ему пока не за что, значит, он сильно недолюбливает Дамблдора. Показательно, что в Орден Феникса Флитвик не входил — Дамблдор то ли не смог завербовать его, то ли даже и не пытался.

— Так вы позволите мне отлучиться? — напомнил я.

— Официально не позволю, но закрою глаза на твоё отсутствие и прикрою, если ты вдруг кому-то понадобишься, — под "кем-то", понятно, подразумевался директор. — Ты только уведомь меня, когда и на сколько уйдёшь. А если ты расскажешь, по какому делу, я действительно смогу помочь тебе.

С одной стороны, советчиков у меня хватало. С другой стороны, Флитвик мог помочь мне в отношениях с гоблинами.

— Дело в том, сэр... — я невольно тянул фразу, подбирая слова, — ...что когда я принял главенство над родом и стал разбираться в его делах, так получилось, что произошёл некий непредвиденный эффект... По предварительным прикидкам под него подпало около двух десятков человек, и если я не разберусь с ними в ближайшее время, они могут сильно обидеться.

— Хм, — Флитвик задумался буквально на мгновение, затем его лицо озарилось догадкой. — Это уж не тот ли самый случай с надписями на лбах, из-за которого стоит на ушах половина Лютого переулка? По слухам, он затронул двух криминальных шишек, и они вовсю гоняют своих шестёрок, чтобы те нашли им автора проклятия.

— Он самый, — я сделал несчастную физиономию и тяжело вздохнул. — Надо срочно разбираться с этим проклятием. Если я затяну с расчётом, я наживу себе кучу врагов.

Флитвик согласно покивал.

— Это очень серьёзно. Тебе нужно поторапливаться, а то пострадавшие давно уже нервничают. Ты знаешь, что нужно делать?

— Мне родовые портреты рассказали. Сначала нужно пойти в Гринготс и договориться там о посредничестве, а дальше мне гоблины скажут, когда и куда явиться.

— В Гринготсе сохранят твою тайну, но за пострадавших я не поручился бы. Замаскируй свою внешность на переговорах с ними, это позволено. Пока ты учишься в школе, для тебя же будет лучше, если никто не узнает, что Мальчик-Который-Выжил стал главой старинного рода. Если Дамблдор хватится тебя, я скажу, что устроил тебе проверку знаний и не отпущу, пока ты не доделаешь задание. Он меня знает и настаивать не будет.

— Тогда завтра. Ночью у нас астрономия, а после обеда занятий нет. Я уйду после обеда и постараюсь вернуться до ужина. Мистер Флитвик, я еще не имел никаких дел с банком и не знаю, как приступить к этому. Может, вы напишете мне что-нибудь вроде рекомендации к гоблинам?

— Моя рекомендация не имеет веса у гоблинов, — подчёркнуто безразличным тоном сообщил он. — Это здесь я полугоблин, а там я получеловек.

— Простите, сэр... — с неловкостью пробормотал я.

— Ничего, я давно привык, — он слегка пожал плечами. — За сотню лет можно привыкнуть.

Это сколько же тогда живут гоблины?! Сотня лет, а Флитвик выглядит не старым, а только пожилым! Я проглотил изумлённое восклицание, чтобы не оказаться ещё бестактнее, а декан тем временем продолжил:

— В общении с гоблинами нет ничего сложного, особенно если ты состоятельный клиент. Попроси позвать поверенного твоего рода, он сам всё подскажет и во всём разберётся. Гоблины не только заинтересованы в этом деле, но и сумеют на нём заработать, поэтому встретят тебя радушно. Ты знаешь, что теперь считаешься совершеннолетним?

— Предки сказали, — подтвердил я.

— Тебе нужно прочитать устав Хогвартса, главу о совершеннолетних учениках. Спроси кого-нибудь из старост, они скажут, где эта книга лежит в гостиной. У тебя есть ещё вопросы, Гарри?

— Нет, мы всё обговорили. Спасибо, сэр!

От Флитвика я пошёл в общежитие, не без любопытства ожидая вопрос на входе. Уже попадавшиеся мне вопросы были не на знание, а на размышление, и не содержали однозначного ответа — на этот раз пришлось углубиться в рассуждение на тему, кто больше влияет на человека, друзья или враги. Когда я наконец вошёл в гостиную, меня окликнул Эдди Кармайкл, староста шестикурсников.

— Тебя Уизли с Грейнджер искали, — сообщил он. — Крутились перед входом в общежитие, пока я не сказал, что ты у декана.

— Они что-нибудь передавали?

— Ничего. Допытывались, когда ты придёшь — я сказал, когда декан отпустит.

— Ясно, спасибо.

— Пустяки. — Эдди улыбнулся. — И ещё Дэвис хотел поговорить с тобой насчёт квиддича. Он у себя, я сейчас его позову.

Пока Эдди ходил за Роджером, я решал для себя, как быть с этим квиддичем. Я был не против погонять на метле за снитчем, но пикантный момент заключался в том, что ловцом у воронов была Чжоу Чанг, бывшая девушка Седрика. Не знаю, на чём держалось её хорошее отношение к прежнему Гарри, которое я не принимал на свой счёт, но потеснить её с престижного места ловца, без сомнения, ухудшило бы его. Вдобавок мои ловцовские качества оставались под вопросом, а на другие роли в команде я годился ещё меньше. И в любом случае, как бы я не играл, если я буду играть хорошо, обозлятся гриффиндорцы, а если плохо — равенкловцы.

Поэтому когда Роджер с очевидной неловкостью заговорил, что равенкловская команда уже укомплектована и что никто не мог предвидеть моего перехода к воронам, я с полуслова подхватил его мысль и сказал, что не претендую на место ловца, но буду благодарен, если мне позволят тренироваться в запасе, всё равно кем. На том мы и согласились.

Я не пошёл разыскивать Рона и Гермиону. Это им от меня что-то нужно, а не мне от них.

После смены факультета я почти не пересекался с гриффиндорцами. Мы виделись только в Большом зале во время еды, но у нас отводилось слишком мало времени на завтрак, чтобы пообщаться. Зато за обедом Рон с Гермионой перехватили меня, когда я вылезал со стола, чтобы зайти за мантией-невидимкой и отправиться в Косой переулок. Первым моим побуждением было сослаться на занятость и отложить разговор, но мне вдруг представилось, как упорная Гермиона разыскивает меня по Хогвартсу, когда я еще не вернулся из Гринготса.

Во всём замке не осталось бы никого, кто не узнал бы, что сейчас меня невозможно найти, и я решил не рисковать. Все равно они меня надолго не задержат — в отличие от нас, у Гриффиндора после обеда занятия были.

— Ну как у вас там? — дружелюбно поинтересовался я.

— Ясно как, — встрепенулся Рон. — Все охренели, Анжелина рвёт и мечет...

— Рон! — перебила его Гермиона. — Нужно говорить "были шокированы", а не так, как ты сказал!

— Кто "был шокирован", а кто и охренел, — проворчал Рон, передразнивая её интонацию. — Команда осталась без ловца — вот МакГонаголл точно "была шокирована", а остальные все охренели.

— Рон!!! — рявкнула Гермиона. Тот, как говорится, и ухом не повёл.

— Да ладно, Джинни сыграет, — сказал я ему. — Сам же говорил, что у неё получается.

— Но ты же за воронов играть будешь! — с трагическим надрывом изрёк он.

— Не буду. У них команда уже сформирована, меня поставили в запас, чтобы было без обид.

На лице рыжего отразилось явное облегчение. Вот уж фанат...

— Гарри, ты обещал рассказать нам! — потребовала Гермиона. — Давай же, рассказывай!

— Что рассказывать? — не понял я.

— Как ты перешёл в Равенкло? Что ты делал, что ты сказал Шляпе? О чём ты с ней разговаривал? Что она тебе ответила? Она сказала тебе, почему Равенкло?!

— Гермиона? — всунулся я в короткую паузу, когда она снова набирала воздуха в лёгкие. — Тебе вообще нужны мои ответы?

— Ох... прости, я увлеклась. Мне очень важно это знать.

— Да ничего такого не было, — не говорить же, что я теперь настолько другой. — Надел примерить, она сказала — Равенкло. Я думал, она просто так болтает, а Дамблдор потом увидел, что на мне равенкловская мантия.

— Нет, не может быть... — пробормотала она себе под нос. — Там должно быть что-то такое... чего ты, Гарри, не заметил. Давай рассказывай мне всё по порядку, ничего не пропускай.

Может, я и рассказал бы, если бы не убедился, что всё, что знает Гермиона, знает и Дамблдор. Если и не всё, то кое-что из моих секретов — точно.

— Зачем тебе это? — спросил я. — Ну перевели и перевели, какая разница? Сейчас уже ничего не изменишь.

— Гарри, мы не можем оставить тебя одного. Сейчас тебе как никогда нужна дружеская поддержка.

— Так вы и не оставляете, — указал я ей.

— Ты всё равно будешь там один, без нас с Роном. Кто там тебя поддержит, если ты упадёшь духом? Да и мало ли, ты такой беспечный, никто тебе не подскажет и никто не остановит вовремя... страшно подумать, во что ты можешь влип... — она запнулась, — ...что с тобой может случиться. Ты слишком много значишь для Британии, Гарри, а кто тебя убережёт, если не мы, твои друзья? Ясно, что Рону в Равенкло делать нечего, но я должна быть там рядом с тобой.

Я мысленно закатил глаза к небу, но вслух произнёс:

— Так в чём проблема-то? Надевай Шляпу и переходи.

Гермиона замолчала, явно разрываясь между необходимостью и нежеланием говорить. Затем она глубоко вдохнула и сказала, словно прыгнула в пропасть:

— Я уже надевала её. Вчера. Она не переводит.

Мы с Роном, для которого слова Гермионы тоже оказались неожиданностью, изумлённо уставились на неё.

— Но ты же с самого начала хотела туда поступать! — воскликнул Рон. — Ты же в поезде говорила, что хорошо бы попасть в Гриффиндор, но и Равенкло тоже ничего! И под Шляпой ты задержалась, а я тогда подумал, что она тебя, такую всезнайку, из-за Равенкло в Гриффиндор не пускала. И пожалел еще тогда, что ты её уломала!

— Шляпа... она и тогда не предлагала мне Равенкло, — со вздохом призналась Гермиона. — Она тогда сказала, что я амбициозная, смелая и трудолюбивая, но в Слизерин мне нельзя из-за родителей, поэтому либо Хаффлпафф, либо Гриффиндор. Я всё равно хотела в Гриффиндор, но всё-таки спросила её, почему не в Равенкло, а она сказала, что у меня не тот склад ума. А сейчас она сказала, что я уже и в Хаффлпафф не подхожу, потому что... — она запнулась и порозовела, — ...не подхожу. Только Гриффиндор.

Пока она переживала, в моей памяти вдруг всплыл эпизод, как прежний Гарри сидел под Шляпой. Я чуть не расхохотался вслух — Шляпа явно шутила над Гарри насчёт его величия на Слизерине, потому что была уверена, что он ни за что туда не пойдёт. В этом забитом ребёнке отродясь не было никаких амбиций.

— Гермиона, не беспокойся за меня, — утешающе сказал я. — Обещаю тебе, что заведу там друзей, которые присмотрят, чтобы я не падал духом и не лез сломя голову в опасности. Везде есть люди, которые могут стать хорошими друзьями.

Гермиона вскинула на меня взгляд, говорящий, что мои слова совсем не порадовали её.

— Ты... — она осеклась и начала с прежним запалом: — Ты наверняка её обжулил! Как она могла не отправить в Равенкло меня, если отправила туда даже тебя! Поэтому ты скажешь мне, Гарри Джеймс Поттер, как ты заставил её отправить тебя в Равенкло!

— Гермиона, — неожиданно вмешался Рон. — На четвёртом курсе я тоже думал, что Гарри обжулил кубок, а всё оказалось совсем по-другому.

Она уставилась на Рона, её настроение резко изменилось.

— Думаешь, это опять Сам-Знаешь-Кто? Но какая может быть опасность для Гарри в переводе в Равенкло? Это же не Слизерин!

— Никакой опасности, — подтвердил я. — Гермиона, признай наконец, что я умнее тебя. На первом курсе я так долго просидел под Шляпой, потому что уговаривал её отправить меня в Гриффиндор вместо Равенкло. Как показала жизнь, это было моей ошибкой, а теперь всё встало на свои места.

Моя импровизация вогнала их обоих в остолбенение. Особенно Гермиону.

— Но ты же всегда учился хуже меня! — взвилась она. — Тебя же невозможно усадить за учебники!

— Это признак ума, Гермиона. Это значит, что я усваиваю весь материал прямо на уроке, — я начал раздражаться и позволил себе насмешку: — А целыми сутками зубрить все учебники подряд — это как раз признак глупости.

Гермиона смерила меня уничтожающим взглядом.

— Это любимая отговорка всех бездельников! — припечатала она и, вздернув подбородок, повернулась к Рону. — Идём, Рон! Если мы не поторопимся, то опоздаем на гербологию.

Она увела рыжего, оставив меня в раздумьях — будут они сегодня домогаться моего общества или не будут? Ладно, идти в Гринготс всё равно надо, а если меня вдруг хватятся, скажу, что скорбел на могиле Хедвиг. Там меня точно искать не будут.

Выход со школьной территории никто не охранял — кроме посторонних глаз, но таких глаз было много. Обычный школьник мог бы уйти незамеченным, но не пресловутый Мальчик-Который-Выжил, у которого хватало как недругов, так и доброжелателей.

Поэтому я не снимал мантию-невидимку, пока не оказался на полпути к железнодорожной платформе, куда вела малоезженная грунтовая дорога. Но учитывая повышенную проходимость волшебного транспорта под названием "Ночной Рыцарь", я не сомневался, что он появится передо мной как по мановению волшебной палочки.

Впрочем, почему "как"? Эта деревяшка годилась, чтобы вызвать волшебный автобус.

Я вошёл в салон трёхэтажного фиолетового монстра, сел в пассажирское кресло и поскорее пристегнулся ремнями, пока он не сорвался с места. Ко мне подошёл кондуктор — молодой странноватого вида парень, знакомый мне по прошлой поездке. Меня он не узнал и с любопытством уставился на мою равенкловскую форму. Я надел бы обычную повседневную робу, но такой роскоши в вещах прежнего Гарри не оказалось.

— Равенкловец, да? — спросил парень, разглядывая меня во все глаза. В прошлый раз, когда я был с Артуром Уизли, он держался ненавязчивее. — А как тебя зовут?

— А зовут меня клиент, который платит деньги — и это всё, что нужно знать автобусному кондуктору, если он не министерский шпион, — сказал я шутливо-намекающим тоном, чтобы отказ прозвучал не слишком обидно, а то еще высадят где-нибудь на полдороге. Парень знал, что превышает полномочия, поэтому ответил примирительно:

— Да ты не боись, не донесу. Видно же, что ты из школы утёк в самоволку.

— Не в самоволку, а по договорённости. У нас сейчас окно в расписании, а мне нужно срочно кое-что купить.

— Так куда тебя везти?

— Косой переулок, магазин "Твилфитт и Таттингз".

— Одёжку значит, покупаешь, — до чего же всё-таки назойливый парень. — С тебя четырнадцать сиклей.

А ничего у них цена, почти галеон. Зато домчали мгновенно, я не успел ни соскучиться, ни укачаться. И остановили прямо перед магазином, я вышел, можно сказать, из двери в дверь. Магические фокусы с пространством были этому автобусу не помеха, в Косой переулок он проник свободно — и так же свободно помчался дальше, а я вошёл в магазин. Нужно было сначала переодеться, а уж потом бродить по переулку.

В небольшом приёмном зале не было никого, кроме девушки-клерка. Завидев меня у входа, она устремилась ко мне. Очки я в эту поездку не надел, а банданой озаботился еще в Хогвартсе, поэтому узнать меня по шраму и очкам она не могла.

— Добрый день, молодой человек, — сказала она вежливым тоном. — Что вас интересует?

— Полная смена ежедневной одежды, включая нижнее бельё, слегка на вырост. Также верхняя одежда на зиму.

— Сейчас я вызову хозяйку, она подберёт вам вещи. Можете пока посмотреть образцы, — она указала на журнальный столик с каталогами.

— У вас всегда так безлюдно? — полюбопытствовал я.

— Мы работаем в основном по заказам, — пояснила девушка. — На консультации и очные примерки приходят по вечерам и в выходные, а днём я чаще принимаю сов с заказами, чем клиентов.

В здешней моде я не разбирался и не гнался за ней, поэтому просто дождался хозяйки магазина, которая появилась через несколько минут. Она повела меня на второй этаж в примерочную комнату, где накинула на меня измерительные чары, выспросила мои вкусы и пожелания, а затем с помощью заклинания иллюзии продемонстрировала несколько комплектов одежды на моей иллюзорной копии.

— Вы остановились на каком-то из показанных вариантов или продолжим подбор? — спросила она, закончив демонстрацию.

Я уже сообразил, что магазин не просто так называется фешенебельным и что цены в нём соответствующие, а у меня в обычном магловском кошельке жалобно побрякивала сумма, не превышавшая нескольких галеонов.

— Четвёртый вариант меня устраивает, но у меня с собой мало наличности, — ответил я. — Сначала мне нужно в Гринготс, но не хотелось бы светить на улице школьной мантией, поэтому сейчас я смогу расплатиться за одну робу и, если вы не возражаете, переоденусь здесь. А остальные вещи вы мне упакуете и я расплачусь за них, когда вернусь с деньгами.

— У нас есть расчётный терминал Гринготса, — любезно сообщила женщина. — Вы можете расплатиться со своего банковского счёта прямо из моего офиса.

— Но я не помню такого у мадам Малкин! — выразил я скорее удивление прежнего Гарри, не подозревавшего о таких услугах, чем своё.

— У меня приличная фирма, а не дешёвая лавка для бедных и маглорожденных, — в вежливом тоне хозяйки магазина прозвучала нотка оскорблённого достоинства. — Мадам Малкин получила лицензию на продажу школьной формы только потому, что от неё отказались остальные торговцы одеждой.

— Насчёт лицензии, это понятно, — действительно, школьная форма — не то, на чём наживаются. — Возни много, прибыли мало, зато привлекает небогатых клиентов.

— Именно, молодой человек, — она заулыбалась. — Переодеться вы можете здесь за ширмой, остальное я вам упакую. Нижнее бельё мы не меряем, обувь и верхнюю одежду можете примерить.

Расчётный терминал оказался зачарованной пластиной гоблинской работы, с возможностью идентификации клиента и ввода суммы к оплате. Пластина выглядела сделанной из металла, но была заметно легче цельнометаллического куска таких размеров. Для идентификации нужно было приложить ладонь к специальной площадке на ней, а затем четко проговорить про себя номер банковского счёта в Гринготсе и дать команду оплатить выставленную сумму. Это если счетов несколько, а если один, то номер можно было не называть. На табло высвечивалась сумма, переводимая на счёт фирмы, которая арендовала терминал.

Номер поттеровского счёта я не знал. Может, я и доступа к нему уже не имел, это нужно было выяснять у гоблинов. Зато предки заставили меня выучить номера блэковских счетов, один из которых был предназначен для бытовых расходов.

Я набрал покупок почти на сто галеонов. Пришлось покупать всё с головы до ног, от шапки до ботинок, от исподнего до верхнего, потому что прежняя одежда и обувь Гарри, кроме школьной мантии, годилась только для помойки. Сервис здесь был не дешёвым, но мне в нём понравилось всё, в том числе и то, что здесь не задают неудобных вопросов наподобие как меня зовут, почему я отказываюсь снимать бандану и почему мне понадобилось полностью обновить гардероб. Оно того стоило.

Переодевшись, я без происшествий дошёл до Гринготса. В лицо меня не узнавали, без очков оно лишь отдалённо походило на тощую затравленную мордашку Мальчика-Всея-Британии, близоруко щурившуюся с колдографий в июньских газетах. Цвет моих глаз уже отличался от прежнего, да и выражение лица значило очень много. Внимание привлекала разве что бандана — и то специфическое, из-за гулявших в последнее время слухов.

Из-за этой банданы мне и в Гринготсе поначалу не обрадовались, приняв за ещё одну жертву родового проклятия. Но я был настойчив и наконец добился встречи с поверенным рода Блэков в комнате высшей приватности, зачарованной по стандартной формулировке обета о неразглашении. Там я представился ему полным именем — знакомьтесь, Тубан Далларт Певерелл-Блэк, новый глава рода Блэков и по совместительству бывший Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил. И снял бандану, чтобы продемонстрировать пресловутый шрам.

Гоблины, они тоже обалдевают. Выражение зелёной физиономии поверенного нужно было видеть. Как оказалось, он еще не знал о появлении нового главы рода Блэков, потому что его главной задачей было следить, чтобы деньги работали, а всё остальное — по запросам клиентуры.

К его чести, опомнился он почти мгновенно. А уж когда он обнаружил, что я не наивный прекраснодушный ребёнок, а вполне себе прожжённая личность, ничего не имеющая против обогащения на чужих пороках и промахах, он вообще отнёсся ко мне как к родному. И мы вдвоём стали азартно решать задачу, как и врагов не нажить, и побольше пользы для себя выжать.

Напоследок мы договорились, что я приду в Гринготс в ближайшую субботу к десяти утра, а банк составит очередь должников и обеспечит помещение для расчёта с ними. Как и под каким предлогом я покину Хогвартс, это моя головная боль, но поскольку в акции завязан кое-кто из важных персон, никаких неявок с моей стороны быть не должно.

Кроме этого неотложного дела, я выяснил и насчёт рода Поттеров. Сейчас у Поттеров не было своего поверенного. Прежде он был, но Джеймс Поттер после скоропостижной смерти родителей отказался от его услуг. Процедура передачи вкладов Гринготса в подобных случаях выполнялась руководством банка и была стандартной — род считать пресекшимся, хранящиеся в банке материальные ценности рода передать наследнику, которым я всё равно являлся. За недвижимость гоблины не отвечали, это я уже знал от предков. Магическая недвижимость передавала себя сама, документы на немагическую недвижимость оформлялись по-магловски, в Министерстве. Как мне разъяснил поверенный, недвижимость моих родителей была немагической, поэтому за неё придётся пободаться с Министерством, но гоблинам запрещено конвенцией ввязываться в такие дела. Хотя консультации он даст — любые, за разумное вознаграждение — потому что заинтересован в обогащении рода Блэков.

Возвращался я через каминную связь каналом "Хогсмид — Дырявый котёл" и всё равно опоздал на ужин. Моё появление в Большом зале ознаменовалось звонким возгласом:

— Гарри!!!

Гермиона. Блин.

21.

— Гарри!!! — снова прокричала Гермиона, подбегая ко мне. — А мы с Роном тебя с самого конца занятий ищем!!!

Занятия у нас заканчивались в четыре часа дня, значит, она не меньше двух часов наматывала круги по школе. Насчёт Рона я не заблуждался — ясно же, что в этом действе рыжий был бесплатным приложением.

Я остановился, ожидая неизбежного. Лучше уж сразу отмучиться.

— Гарри, где ты был?! — Гермиона не додумалась приглушить голос, поэтому весь Большой зал волей-неволей наблюдал за нашим разговором. — Мы тебя обыскались!!!

— Теперь ты меня нашла? — она кивнула в ответ. — И что такого срочного тебе от меня понадобилось?

Глаза Гермионы округлились, лицо приняло заговорщическое выражение.

— Есть идея, — проговорила она, понизив голос и опасливо оглядевшись по сторонам. — Нам с Роном нужно обсудить её с тобой.

— После ужина, ладно? — попросил я.

— Но мы уже...

— Зато я еще не. Десять минут для тебя критичны?

— Нет, но...

— Вот и хорошо, — я поспешил к равенкловскому столу, потому что время ужина заканчивалось. Через десять минут домовики уберут еду, а там либо идти к ним в кухню, либо оставаться голодным.

Рон с Гермионой дожидались меня в коридоре. Рон привалился к стене, Гермиона пожирала глазами выход из Большого зала и нетерпеливо притопывала ногой. Увидев меня, она обрадованно устремилась навстречу. Рон лениво отклеился от стены и последовал за ней.

— Гарри, наконец-то! — воскликнула она. — Где ты был, мы никак не могли тебя найти!

— Подождали бы ужина, чего зря бегать-то, — со вздохом сказал я.

— Но ты же прекрасно знаешь, что тебе опасно оставаться одному! Гарри, ты не должен так рисковать! Мы обыскали библиотеку, классы для дополнительных занятий, совятню, квиддичное поле и даже теплицы, мы опросили всех, кого встретили по пути, но тебя нигде не было. Гарри Джеймс Поттер, где ты был?!

— Скорбел на могиле Хедвиг, — я скроил печальную мину.

— Ох... — Гермиона с состраданием уставилась на меня. — Гарри, как же я тебя понимаю... Ты ведь покажешь нам, где похоронил свою Хедвиг?

— Зачем, это уже лишнее, — пробормотал я, имея в виду причитания на совиной могиле.

— Нет, Гарри, не лишнее. Мы с Роном должны знать, где искать тебя.

— Прямо сейчас показать? — поинтересовался я.

— Лучше завтра, сейчас снаружи уже темно, — сказала она, не заметив иронии в моём вопросе. — Дело вот в чём, Гарри... у нас сегодня снова была ЗоТИ. Амбридж — такая ужасная женщина, и мы с Роном решили, что с ней надо что-то делать.

— Я предлагал яд, — вставил слово Рон.

— Рон, я имела в виду, что Амбридж ужасно преподаёт и мы у неё ничему не научимся.

— А что с этим поделаешь? — резонно заметил рыжий. — Её сюда поставил сам Фадж и она никуда не денется.

— Понимаете... — осторожно начала Гермиона, не забыв оглядеться по сторонам. — Я тут подумала... подумала, что, наверное, нам пора уже... самим о себе позаботиться.

— Что значит — "самим"? — я заподозрил, что её идея мне не понравится.

— Ну, нам надо самим учиться защите от тёмных искусств.

— Тебе уроков не хватает, что ли? — простонал Рон. — Куда ты рвёшься, учебный год только-только начался...

— Рон! Это же гораздо важнее домашних заданий!

— Вот уж не знал, что бывает что-то важнее домашних заданий, — съехидничал рыжий.

— Не говори глупостей, Рон — конечно, бывает, — лицо Гермионы озарилось нездоровым энтузиазмом, напомнившим мне о ГАВНЭ. — Нам надо готовиться к тому, что ждёт нас в жизни, и учиться себя защищать, а если мы пропустим целый год...

— Гермиона, тебе ничто не мешает заниматься самостоятельно, — напомнил я.

— Можно поискать в библиотеке разные проклятия и попробовать их выполнить... — пробормотал Рон, проникшийся её озабоченностью.

— Нет, сами мы с этим не справимся, — заявила Гермиона. — Нам нужен учитель, настоящий, который покажет нам, как правильно выполнить заклинание, и поправит нас, если мы что-то сделаем неправильно.

— Если ты имеешь в виду Люпина... — я вспомнил, что оборотень прежде вёл ЗоТИ и Гермиона очень одобряла его как преподавателя.

— Нет, не Люпина, — замотала она головой. — У него много дел в Ордене. И даже если он согласится, мы сможем видеться с ним только в Хогсмиде, а этого мало. Я, Гарри, имею в виду тебя.

Повисло молчание. Гермиона требовательно смотрела на меня, Рон хлопал на неё глазами. Я, в общем-то, тоже. Оценки Гарри за предыдущие годы были мне известны, я обнаружил их в школьных бумагах среди прочего хлама. И я не сомневался, что они известны и Гермионе.

— Поправь меня, Гермиона, если я вдруг тебя не так понял, — начал я, убедившись, что она намерена дождаться от меня ответа. — Я, весьма посредственный ученик, должен обучать тебя, отличницу?

— Да, — с энтузиазмом подтвердила она.

— А почему не Рон? Он тоже плохо учится.

— Ну... если брать только защиту, по ней ты лучший среди однокурсников. Ты единственный на третьем курсе выучил Патронус, а на четвёртом был единственным, кто мог сопротивляться Империусу. И на турнире ты тоже победил, Гарри!

— Патронус я выучил, потому что меня ему учили, а других не учили. А Империус... — я пожал плечами, — ...это скорее врождённое, этому нормально не научишь. На турнире я победил, потому что фальшивый Муди устранил иностранных конкурентов, а с Седриком мы проходили вторую половину лабиринта вместе. Любое нормальное жюри дисквалифицировало бы за такую победу.

— А ведь и вправду идея, — вдруг высказался Рон.

— Какая?

— Ну, чтобы ты нас учил. Шляпа отправила тебя в Равенкло, значит, ты с этим справишься. Невербальному Акцио на уроке Флитвика ты других учил? Учил.

— Это плохая идея, — категорически отказался я. — Даже если я лучший по защите на курсе, в чём я сомневаюсь, тебе, Гермиона, будет гораздо полезнее обратиться к кому-нибудь из старшекурсников. Они уже сдавали СОВ и знают требования по ним.

Гермиона всерьёз задумалась над моим советом. Заполучить в учителя кого-нибудь, кто уже сдавал СОВ, показалась ей привлекательной.

— Они не захотят, им это уже не нужно... — пробормотала она. — Гарри, это ты наш друг, а им всё равно.

— Но ты же сама сказала, что защита потребуется в жизни, а не на экзамене. Объясни это им, у тебя должно получиться. Кроме того, старшекурсникам предстоят ТРИТОНы, к которым тоже нужно готовиться.

Какое-то время она взвешивала свои шансы уговорить кого-нибудь из гриффиндорских старшекурсников и, видимо, оценила их не в свою пользу. Кроме нас с Роном, в Хогвартсе у неё не было не только друзей, но и хороших знакомых. Гермиона не тратила драгоценное время на учеников с других факультетов, а в Гриффиндоре её не любили за надоедливость и сторонились её. Если бы не мы с Роном, её вообще бойкотировали бы, а так гриффиндорцы всё-таки считались с лучшей подругой Мальчика-Который-Выжил. Любой ущерб моей репутации неизбежно сказывался и на ней — это Рону было легче, вместе с ним учились его старшие братья-близнецы, с которыми никто не хотел связываться.

— Нет, Гарри, я не могу доверять им, как тебе, — подвела она итог. — Я в тебя верю, у тебя получится.

Преподавать я умею и, безусловно, нашёл бы чему научить местных чародеев. Может, я и повёлся бы на просьбу Гермионы, если бы не два существенных "но". Во-первых, я слишком плохо знал теорию и практику местного волшебства, а учить их чему-то своему — это мгновенно подставиться под внимание сведущих колдунов, хотя бы той же не в меру начитанной Гермионы. Во-вторых, если до сих пор мне удавалось маскировать изменения в себе до уровня приемлемых, то при тесном учебном общении станет очевидно, что разница просто чудовищна.

— Нет, Гермиона, учить тебя я не буду. Я не знаю и не умею ничего такого, чему ты не можешь легко научиться сама.

— Но, Гарри... это совсем неважно, что ты ничего не знаешь и не умеешь... — Гермиона нахмурилась, собираясь с мыслями.

— Ты прямо как Дамблдор, — хмыкнул я. — Он принимает на работу по этому же принципу.

— Я не договорила, Гарри. Я хотела сказать, что это неважно по сравнению с тем, что ты сделал.

— А что я такого сделал?

— Ты! — встрепенулся Рон. — Не прикидывайся, что ты ничего такого не сделал! На первом курсе ты спас философский камень от Сам-Знаешь-Кого? Спас!

— Ну, если уничтожить камень означает "спасти"...

— Главное, он не достался Сам-Знаешь-Кому. На втором курсе ты убил василиска и уничтожил Риддла из дневника. И спас Джинни, вся наша семья до сих пор тебе за это благодарна.

— Это сделали Фоукс и артефактный меч, который мне с трудом удалось поднять. Мне просто повезло.

— Гарри, а на третьем курсе ты спас себя и Сириуса, отогнав чуть ли не сотню дементоров, — подхватила Гермиона.

— Это всего лишь один Патронус — правда, сильный. Как его выполнить, я могу сказать тебе хоть сейчас: вспомни лучшее, что у тебя случалось в жизни, и произнеси Экспекто Патронум. А с силой я тебе ничем помочь не могу.

— А в прошлом учебном году, — Рон чуть ли не сорвался на крик, — ты опять победил Сам-Знаешь-Кого!

— Вас послушать, так я прямо терминатор какой-то. Боюсь, что это моя личная фишка, которая не передаётся учебным путём. Я же ничего не знал и не умел, когда всё это делал, поэтому мне нечему вас учить.

— Гарри, — неуверенно заговорила Гермиона, — как ты не понимаешь? Это не важно, что ты ничего не знаешь и не умеешь... Важно, что ты смотрел В-волдеморту в глаза и знаешь, что это такое. Именно поэтому ты нам и нужен.

Похоже, она, хоть и маглорожденная, впервые так называла Известно-Кого, поэтому выговаривала его прозвище с запинкой. Прежний Гарри с подачи Дамблдора храбро называл главного злодея по прозвищу, но я благоразумно решил не эпатировать окружающих.

— Гермиона, этому нельзя научиться через посредника. Чтобы узнать, что такое стоять лицом к лицу с могущественным врагом, есть только один способ. Нужно встать перед ним и посмотреть ему в глаза. Любой другой способ только введёт тебя в заблуждение, создав тебе иллюзию ложного знания.

— Но мы можем попытаться, Гарри, — умоляюще сказала она.

— В начале разговора ты сказала, что нам нужен учитель, настоящий, который покажет нам, как правильно делать заклинания, и исправит наши ошибки. Каким боком здесь я, если я умею только "смотреть Волдеморту в глаза"?

— М-м... — Гермиона порозовела и потупилась. — Твой авторитет здесь будет очень важен, Гарри, а то мы никого не соберём. Я думаю, что обучаться будем не только мы с Роном, но и все желающие. Ведь речь идёт о защите от В-волдеморта, будет нечестно по отношению к другим не дать им такого шанса. Поэтому ты нужен нам, как главный символ сопротивления.

— Ты сама до этого додумалась? — настороженно спросил я, потому что это уже тянуло на нелегальную молодёжную военизированную группировку. В случае, если её обнаружат власти — а такой случай, без сомнения, рано или поздно наступит — достанется всем её участникам, а особенно руководителям.

— Э-э... да.

— Ты хоть понимаешь, что это может оказаться незаконным?

— Когда В-волдеморт нападёт на нас, он не посмотрит, законно это или нет. В общем... подумай над этим. Пожалуйста...

Я кивнул, чтобы отвязаться. "Подумать" еще не значит "согласиться".

В последующие дни я обживался в Равенкло. По сравнению с Гриффиндором, который за неделю успел мне смертельно надоесть, здесь было куда как спокойнее, а если учесть мою отдельную комнату, то и вообще отлично. Никто не будил меня грохотом, споткнувшись обо стул или уронив учебник на пол — с этой обязанностью прекрасно справлялся магический будильник, встроенный в стену над кроватью. Когда я что-нибудь писал или читал в гостиной, никто не заглядывал мне через плечо — здесь это считалось неприличным. Никто не орал друг другу через всю гостиную, поэтому в ней было раз в пять тише, чем в гриффиндорской. Никто не давал мне походя дружеского тумака по шее, сопровождая его радостным ржанием. Никто не устраивал заподлючек под названием "шутки и розыгрыши", заканчивавшихся всеобщим базаром, от которого глохли уши.

Само собой, несравненно спокойнее проходили и уроки. В нашей равенкловско-хаффлпаффской группе от преподавателей не требовались навыки укротителей диких зверёнышей, поэтому они могли сосредоточиться на изложении предмета. Никто из учеников не грызся, не толкался походя, не пытался подбросить гадость в котёл соседу из другой группы. Когда учитель задавал вопрос, руку поднимало не менее чем полкласса — спокойно, без суеты и стремления выделиться.

Спасибо Шляпе, здесь было гораздо лучше — но, увы, нет в мире совершенства. В преогромной бочке мёда, в которую я угодил после гриффиндорской цистерны с нечистотами, всё же имелась маленькая ложка дёгтя.

Теперь я не имел возможности любоваться Милли на уроках. Я больше не мог коситься на её крепкую стройную шею, обводить взглядом заманчивые изгибы её ушка, восхищаться тяжёлым узлом её густых чёрных волос, её сочными пухлыми губами, высоким лбом и аккуратным, чуточку скруглённым на кончике носом, а также другими, ещё более приятными округлостями. Я больше не слышал, как она отвечает преподавателю — всегда точно, коротко и неохотно, словно делая одолжение. Голос Милли — глубокий, грудной, бархатный и чуточку вибрирующий — пробирал меня буквально до мурашек. Она наверняка божественно поёт...

Всей этой роскоши я был начисто лишён. Теперь я мог видеть Милли только издали, во время еды в Большом зале. Наш стол стоял рядом со слизеринским и я всегда садился там лицом к её столу. Милли заметила моё внимание, хотя нарочито не смотрела на меня — я догадался об этом, потому что под моим взглядом у неё застывало лицо. Кроме того, за стол она стала садиться спиной ко мне и как можно дальше от моего места. Здесь было не принято пересаживаться туда-сюда, поэтому пришлось смириться.

В теории, благосклонности красивой девушки добиться легко. Нужно только её от чего-нибудь спасти или хотя бы в чём-нибудь выручить — и начало хороших отношений положено, а дальше всё зависит от тебя. Но на практике ситуации, когда твоя красавица нуждается в спасении, совсем не часты, а очень даже редки. А что касается конкретной красивой девушки, благоразумной и благовоспитанной, всегда в компании сокурсниц, то, даже находясь рядом с ней, такого случая можно дожидаться годами.

Неплохо было бы также совершить что-нибудь выдающееся и прославиться, но это как повезёт. Об Гарри, например, убился лидер чистокровной группировки — её группировки — и это сделало его кумиром всех нищебродок Британии, но не прекрасной мисс Булстроуд, чья фамилия входит в "Список священных двадцати восьми". Не повезло.

Вот с Гермионой у меня такой проблемы не возникло бы. За чужачку в волшебном мире, прилипчивую, авторитарную выскочку, на всё имевшую своё сверхценное мнение и навязывавшую его остальным, при желании можно было бы заступаться чуть ли не ежедневно. Но Милли была не такой, она была сдержанной и осмотрительной. Я стал следить за ней по карте Мародёров и с огорчением убедился, что она никуда не выходит из слизеринского общежития, кроме занятий и Большого зала.

По правде говоря, хуже ситуации и не придумаешь, но я не отчаивался. В глубине души я был уверен, что передо мной, таким отличным парнем, не устоит ни одна девушка. Это было только вопросом времени, когда Милли оценит мои достоинства, но пока я был вынужден набраться терпения.

Одну возможность я всё-таки обнаружил — Милли можно было увидеть в перерывах между занятиями, когда её группа переходила из кабинета в кабинет. Расписание гриффиндорцев я помнил, поэтому точно знал, где и в какое время они проходят. Я успевал пересечься с ними не с каждого занятия, но несколько раз в неделю такая ситуация случалась.

Разумеется, я отправился повидать Милли при первом же удобном случае. Судя по тому, что она прошла мимо меня с отчуждённым лицом, словно мимо известного ей пустого места, она заметила меня раньше, чем я её. И неудивительно, ведь слизеринцы шли толпой, а я одиноко подпирал стену у них на пути. Я проводил её взглядом, затем облил ответным презрением уставившегося на меня Малфоя.

— Что, Поттер, ждёшь своих прихвостней? — не замедлил съехидничать тот.

— Каких прихвостней? — я был так далёк от его предположения, что не сразу понял, о чём оно.

— Гарри! — раздался возглас Гермионы из толпы гриффиндорцев, идущей чуть поодаль за слизеринцами.

Думая только о Милли, я совсем упустил из вида, что Рон с Гермионой тоже будут здесь. Они оба устремились ко мне, а остальные мои бывшие софакультетники прошли мимо. В Гриффиндоре меня считали подлым перебежчиком, но тем не менее я поздоровался со всеми, и кое-кто из них мне даже ответил.

— Гарри, ты по поводу того, о чём мы говорили?! — Гермиона понизила голос и огляделась. — По поводу ЗоТИ?

— Нет, просто проведать пришёл, — я и душой не покривил, я же не сказал, кого именно.

— Ты что-нибудь надумал про ЗоТИ?

— Я вообще об этом не думал. Некогда было.

— Ты обязательно подумай, Гарри. Скоро выходные, ты будешь посвободнее, вот и подумай.

— Но я же сказал, что ничего не умею.

— Ничего подобного. Мне даже Виктор говорил...

Рон резко повернулся к Гермионе, у него даже в шее что-то хрустнуло.

— Так-так, — ехидно осведомился он, потирая шею. — И что же говорил наш дорогой Викки?

— Что он не умеет делать того, что умеет Гарри, — с притворной усталостью в голосе ответила Гермиона.

— У нас разные учебные программы, забыла? — напомнил я. — Превращать свою голову в рыбью, как он, я точно не умею.

Собственно, меня уже никто не слушал. Рон злобно сверлил глазами Гермиону, она усердно делала вид, что не понимает, что это нашло на рыжего.

— Ты с ним, случайно, не переписываешься? — прошипел он.

— А если и да, то что? — невозмутимо спросила она, хотя её лицо заалело. — Я уже не могу переписываться с друзьями?

— Он метит не просто в друзья! — обвиняюще заявил Рон.

Я воспользовался тем, что им не до меня, и оставил их вдвоём. Перемена заканчивалась, я рисковал опоздать на трансфигурацию.

Нет, разыскивать Милли на переменах было неудачной идеей. Нужно было придумать что-то другое. Можно было бы, скажем, написать ей письмо и послать со школьной совой, но я не знал, кто и насколько тщательно отслеживает мою переписку. Можно было бы также придумать какую-нибудь затею, которая заинтересовала бы учеников, в том числе и её, но я пока еще плохо представлял, что в Хогвартсе допустимо, а что нет. Ясно было одно — тайные тренировки боевых заклинаний для этого не годились.

Не успел я оглянуться, как наступила суббота. На моё счастье, теперь за мной не было плотной слежки — Гермиона была далеко, а равенкловцы не имели привычки лезть с ногами в чужую жизнь. Достаточно было сказать им что-нибудь вроде "я ушёл заниматься", и обо мне никто не вспоминал до самого отбоя. Я уведомил об отлучке только Флитвика, а в гостиной сообщил, что собираюсь сегодня побольше позаниматься, чтобы подтянуть кое-какие прошлогодние хвосты. Все видели, что в будни я тоже целыми днями сидел за учебниками, поэтому моё заявление никого не удивило.

В Гринготс я прибыл за полчаса до назначенного времени. Успел переодеться и замаскироваться, а также обсудить с поверенным порядок беседы с пострадавшими от проклятия. Первыми были двое криминальных боссов — одному я зачёл убийство Данга, а с другого по совету предков стребовал двухсторонний многоразовый портключ с неограниченной дальностью и возможностью настройки обоих портальных выходов. Сейчас один из выходов вёл в парижский криминальный квартал, а возвратную точку я собирался установить где-нибудь рядом с домом на Гриммо.

За криминальными шишками последовало несколько важных граждан магической Британии, чья вина состояла преимущественно в том, что они предпочли поверить перекупщикам, что блэковские артефакты получены законным путём. С ними разговор был короткий — взаимные уверения в отсутствии претензий, обеты неразглашения и непричинения вреда мне и моему роду. Затем пошёл народец помельче: с кем-то я договаривался о возможности будущего сотрудничества, с кого-то брал разумное возмещение морального ущерба, кого-то просто отпускал восвояси — разумеется, всех под обет.

Процедура оказалась затяжной. Я принял около двадцати человек, дважды наскоро перекусывал поданной гоблинами едой и освободился только в шестом часу вечера. Задолжники еще оставались, из тех, кто не сумел договориться с Гринготсом, а близнецов Уизли я сам не захотел избавлять от проклятия. Напоследок я попросил гоблинов известить меня через Флитвика, если от меня вдруг что-то понадобится, и поспешил обратно в Хогвартс.

Меня хватилась только Гермиона. Первый раз — вскоре после завтрака, второй — когда я не появился в Большом зале за обедом, и в третий — примерно за час до моего возвращения. Равенкловцы не понимали её суеты — ведь ясно же было сказано, что человек занимается. Если его нигде нет, значит, он уселся где-нибудь в заброшенном классе и увлёкся, с воронами это случается. Вот если он к отбою опоздает, тогда, конечно, нужно ему указать, что за это могут снять баллы. Если поймают.

Это мне рассказали в общежитии, куда я вернулся за полчаса до ужина, забежав по пути к Флитвику. В Большой зал мы пришли в общей толпе, поэтому все, кому не хватало моей геройской персоны в течение дня, могли беспрепятственно полюбоваться ею за ужином. Больше всего меня не хватало Гермионе — она грозно посматривала на меня со своего стола, а затем дождалась меня в коридоре на выходе из Большого зала и потребовала объяснений:

— Гарри Джеймс Поттер! — ей бы ещё упереть руки в бока, и получилась бы вылитая миссис Уизли. — Где ты был весь день?! Ты почему пропустил обед? Ты подумал, что мы за тебя волнуемся?!

На нас оглядывались выходящие с ужина ученики, поэтому я примирительно сказал:

— Зачитался, бывает. Ты же понимаешь, что теперь мне нужно много заниматься?

— Но на обед ты мог бы и прийти. Я скажу Добби, чтобы он не таскал тебе еду.

Так, а кто такой Добби? Помнится, Гермиона упоминала это имя, когда говорила об оплате труда эльфов. Я тогда не обратил внимания, а это, значит, эльф? И он может таскать мне еду?

— А он тебя послушается? — с сомнением спросил я её.

— Конечно, он же свободный эльф. Я ему объясню, что это для твоего же блага, и он послушается.

Как известно каждому, кто знаком хотя бы с азами демонологии, свободных эльфов не бывает. Вернее бывают, но на своём плане, а здесь их удерживает только контракт или задолженность по контракту. С этим Добби не помешало бы познакомиться, но не здесь, в коридоре.

— Извини, Гермиона, но у нас вот-вот начнётся квиддичная тренировка. Не переживай, я постараюсь больше не пропадать, — не дожидаясь ответа, я сбежал.

Тренировка у нас начиналась через полчаса. До обеда квиддичное поле было выделено гриффиндорцам, послеобеденное время делили слизеринцы и хаффлпаффцы, а нам досталось худшее время. Как мне сказали по секрету, Флитвик не был фанатом квиддича и оставлял себе козырь "зато у вас лучшее время квиддичных тренировок" для торга с другими деканами.

Когда я вернулся в общежитие, Роджер Дэвис напомнил мне о тренировке. Время до неё еще оставалось, поэтому я закрылся у себя в комнате и позвал:

— Добби!

И эльф появился. Его тощее тельце прикрывала драная наволочка, несоразмерно большие ступни прятались в разноцветных дырявых носках, съехавших по ногам гармошкой, на безволосой макушке красовалось с пяток уродливых шапочек Гермиониной работы, надетых одна на другую. Тем не менее на нём не было и следа магического голодания — безволосая кожа была гладкой и упругой, выпуклые зелёные глаза ярко блестели, длинные острые уши бодро торчали кверху.

— Добби здесь, Гарри Поттер сэр! — воскликнул он так громко, что я невольно оглянулся на дверь. — Добби счастлив, что понадобился великому Гарри Поттеру! Добби теперь свободный эльф, Добби теперь счастлив, и всё благодаря Гарри Поттеру!

— Отвратно выглядишь, — упрекнул я его. — Оденься приличнее.

— Это носки Гарри Поттера сэра! Это шапочки его лучшей подруги Гермионы! Добби не может их испортить!

— Я сказал — переколдуй нахрен всю эту гадость во что-нибудь получше, — потребовал я.

— Добби — свободный эльф. Великий Гарри Поттер сэр не может приказывать Добби изменить одежду, — отрапортовал он, имея при этом вид лихой и придурковатый, как и положено солдату.

Приказывать я ему не мог, так я и думал. Поэтому я не стану просить его принести мне еды. Мало ли что он туда намешает...

— А что я могу приказывать Добби?

— Добби — свободный эльф, Гарри Поттер сэр. Добби сам решает, что сделать для великого Гарри Поттера.

— Кто приказал Добби называть себя свободным эльфом? — спросил я.

Как и большинство этих существ, Добби мыслил по-другому и по человеческим меркам был довольно-таки бесхитростным. Первая же попытка подловить его оказалась успешной.

— Хозяин Люциус Малфой, Гарри Потт... — эльф спохватился, его глаза выпучились от ужаса. — Добби сказал то, что нельзя говорить, плохой, плохой Добби!— вскричал он и начал биться головой об стенку. Хорошо еще, что в общежитии прекрасная звукоизоляция.

— Отставить!!! — гаркнул я.

Эльф застыл на месте, испуганно прижав уши к голове. А у меня в памяти словно бы прорвало запруду, сквозь которую хлынул поток воспоминаний.

Вот вечер у Дурслей и первое явление Добби юному герою. Крикливый, льстивый и несуразный, он всячески заверял Гарри Поттера в своих наилучших намерениях и умудрился при этом навредить по-крупному.

Вот перекрытый проход на платформу и самоубийственный полёт на уизлевском фордике. Не знаю, почему Гарри с Роном полетели на нём, не дождавшись родителей Рона — наверное, потому что придурки. Почему они выжили, тоже не знаю — наверное, вмешался бог придурков.

Вот квиддичный матч и гоняющийся за Гарри бладжер. Запросто мог бы убить, но опять повезло.

Вот визит Люциуса Малфоя к Дамблдору — надменный, лощёный аристократ и рядом с ним избитый, оборванный, грязненький и несчастненький Добби. Любой человек уровня Малфоя постыдился бы такого слуги и привёл бы его в порядок — это только негры на плантациях одеты в мешковину, а домашняя прислуга уже почище, не говоря уже о той, которую берут с собой на выход. Да и зачем бы вообще брать с собой эльфа в Хогвартс, если бы не было особого замысла? И Гарри слишком уж внезапно догадался подкинуть Малфою носок — куда как вероятнее ментальный импульс извне.

Вот жабросли для второго конкурса Тремудрого турнира, чтобы Гарри мог дышать под водой. На этот раз вроде бы только польза, но если вспомнить, чем закончился выигрыш турнира...

По всему выходило, что Добби подсунули ко мне шпионить и по возможности вредить. А легенда про униженного и оскорблённого борца за свободу — та самая священная корова, которую не посмеют осквернить подозрением ретивые спасатели всего, что шевелится.

Но если помнить об этом, Добби можно было использовать.

— Так, значит, Добби у нас свободный эльф? — я прикинулся, будто не понял, о чём он проболтался. Человека это не обмануло бы, но с эльфом проскочит.

— Да! Да! — Добби обрадованно закивал. Башня из шапочек на его голове держалась как приклеенная. — Добби — свободный эльф, великий Гарри Поттер сэр!

— Ты ведь сейчас работаешь в Хогвартсе за деньги?

— Да, Гарри Поттер сэр, Добби работает в Хогвартсе за деньги. У Добби есть трудовой договор с директором. У Добби есть выходные и отпуск.

Трудовой договор в магическом хозяйстве подразумевает не только зарплату. Для эльфа он подразумевает также подпитку здешней магией и доступ к здешнему имуществу. Более того, он позволяет эльфу законно находиться на чужой территории и действовать в интересах своего хозяина, если в договоре прямо не оговорено обратное.

— А скажи, Добби, в Хогвартсе не хватает своих эльфов? Их слишком мало для работы?

— Что вы, Гарри Поттер сэр! — ужаснулся тот. — В Хогвартсе сто и ещё двадцать и ещё три эльфа, это им не хватает работы! Они сердятся на Добби, что Добби отнимает у них работу, но Добби получает деньги, Добби должен работать! Добби им каждый день говорит, чтобы ему дали работу!

— Так... — ситуация показалась мне интересной. — Добби, а почему директор взял тебя на работу за приличное жалование, если её мало даже здешним эльфам, которые работают только за магию?

— Потому что лучшая подруга Гарри Поттера сэра сказала, что Добби нужна здесь работа, — с важностью ответил эльф. — А директор сказал, что возьмёт Добби на работу, если Добби будет помогать великому Гарри Поттеру.

Даже и не знаю, как Дамблдор купился на это и дал чужому эльфу доступ к магии и имуществу Хогвартса. Похоже, наш директор совсем ничего не смыслит в демонологии — ведь не в сговоре же он с Малфоем?

— Значит, помогать мне — часть твоей работы здесь?

— Да! Да!

Тогда, может, и ничего опасного, если я попрошу его принести еды. Если это его трудовая обязанность, он не должен мне навредить.

— Добби, сейчас ты мне не нужен, я просто хотел проведать, как у тебя дела. Когда ты мне понадобишься, я тебя вызову, а сейчас уходи.

— Добби будет ждать, Гарри Поттер сэр! Добби рад помочь великому Гарри Поттеру!

Эльф с хлопком исчез, а я стал одеваться на квиддичную тренировку. Хоть я и в запасе, всё равно лучше не опаздывать.

22.

К началу октября мой непомерный аппетит пошёл на убыль. Теперь мне хватало двойной порции еды и меня уже не так лихорадило после неё. Предки говорили, что основная перестройка тела произойдёт в течение двух месяцев, значит, ещё через две недели я перестану удивлять Хогвартс обжорством.

Зато я и вырос до приемлемых габаритов. Крупный плечистый парень, сплошные кости и мышцы, вполне так мощные и с виду, и в деле, почтеннейший Антарес непременно одобрил бы. Я не отказался бы подрасти и ещё, но среди здешней мелкоты я уже возвышался, как скала. Можно было больше не завидовать атлетическому сложению Гойла, который подозрительно часто вертелся вокруг Милли.

Мои глаза приобрели холодный серый цвет без малейшей примеси зелёного. Пришлось зачаровать внутреннюю сторону стёкол очков в зеленоватый оттенок, чтобы глаза сквозь них казались хоть сколько-то зелёными. Теперь я был вынужден видеть мир в зелёном цвете, но накладывать иллюзию на свою внешность было нельзя, её могли обнаружить преподаватели, особенно Дамблдор. Я не сомневался, что знаменитые очки-половинки директора показывают много чего интересного, если учесть, какие сложные магические конструкты на них висели.

Я забрал из Визжащей хижины связное зеркало Сириуса и теперь общался с ним по зеркальной связи. Бродяга вёл образ жизни, который принято называть беспорядочным, хотя по магловским кабакам и борделям он ходил регулярно, как на работу. Меня он уверял, что надёжно скрывается от розыска, и я бы ему поверил, если бы он не пустил к себе жить Люпина. Сначала Сириус где-то напился на пару с оборотнем и зазвал его переночевать, а затем как-то само получилось, что старый приятель остался у него в доме.

Из-за Люпина Сириус обнаружил, что дом на Гриммо закрылся для всех, в том числе и для него. Он похвастался приятелю литературой, которую читал этим летом в родовой библиотеке, а несколько дней спустя Люпин вежливо попросил одну из этих книг для Дамблдора. Вот тут-то и выяснилось, что никому из ордена Феникса туда больше хода нет.

Сириус не подумал на меня. В самых крепких выражениях он сообщил мне по зеркалу, что это происки его злобной матушки и сумасшедшего домовика. Разубеждать его я пока не стал, оставив откровения до личной встречи.

С гриффиндорскими однокурсниками я почти не общался. Мы пересекались только на лекциях по истории магии и за едой в Большом зале, но и там я был со своей группой. Я умею быть компанейским парнем, если компания хорошая, а в Равенкло оказалась именно такая. Особенно я сдружился с Энтони Голдстейном и Теренсом Бутом — оба умные и незаурядные парни, с которыми всегда можно было обсудить мироустройство или поспорить о различных теориях и методах колдовства. Теперь мы частенько ходили втроём, а если мы вдруг затевали разговоры в гостиной, вокруг нас всегда собиралась компания послушать.

Отношения у меня не сложились только с Майклом Корнером. Я рискнул спросить его напрямик, что он против меня имеет, потому что не представлял, где и когда успел перебежать ему дорогу — оказалось, дело в Джинни Уизли. Даже сказавши ему, что мне и даром не нужна эта страхолюдина, я только ещё больше настроил его против себя. Сердца мне это не разбило, я не золотой галеон, чтобы всем нравиться.

И тем не менее первым, кто спросил меня про тренировки по ЗоТИ, оказался именно Корнер.

— Поттер, говорят, ты собираешь группу для обучения боевым заклинаниям, — вполголоса поинтересовался он, предварительно отозвав меня в сторону.

— Кто говорит? — вскинулся я.

— Мне передали, — ушёл он от ответа. — Но я точно знаю, что группу тебе помогает набирать твоя подруга Гермиона Грейнджер. Ты поручил ей опросить народ и собрать желающих.

— Что?! Кто тебе сказал такой бред?!

— Да ты не бойся, не выдам. Меня очень просили поддержать тебя и поприсутствовать.

— Майкл, — раздражённо сказал я. — Это выдумки. Я никому ничего такого не поручал. Мордред, да я вообще здесь никогда никому ничего не поручал!

— Да ладно, вся школа уже знает, что в эту субботу в Хогсмиде, в "Кабаньей голове", будет организационное собрание твоей группы. Я просто хочу спросить, каким заклинаниям ты будешь учить.

— Как, неужели тебе не передали, чему я буду учить? — мой тон был откровенно издевательским, но Корнер предпочёл этого не заметить.

— Мне только сказали, что ты будешь учить нас заклинаниям, которые помогут защититься от Того-Кого-Нельзя-Называть, а каким именно, ты лучше знаешь. Они входят в программу нашего курса или нет?

— Корнер, ты маглорожденный?

— Полукровка, а что? — насторожился он.

— Тогда тебе не понадобится защищаться от от Того-Самого. Он же всегда гонялся только за маглорожденными.

Ничего нового я Корнеру не сказал. Он и сам так думал.

— Да, но я понадеялся, что ты чему-нибудь особенному выучишь. А если по программе, то я лучше у наших старшекурсников спрошу.

— Майкл, я ничему учить не буду, ни по программе, ни по особенному. Хотя бы потому, что меня подписали на это дело без моего согласия. Две недели назад Гермиона уговаривала меня стать инструктором по самостоятельному обучению, я сказал, что подумаю, лишь бы она отвязалась. Я и не думал соглашаться — с моей нынешней репутацией только и влезать в такие авантюры.

Он недоверчиво посмотрел на меня, затем всё-таки кивнул.

— Понятно. А что тогда с собранием?

— Не я его обещал, не мне его и расхлёбывать.

— Жалко. Ты похож на парня, который может научить чему-нибудь полезному.

Я многое мог бы сказать ему на тему, что я у Министерства как кость в горле, что летом меня по незаконному обвинению чуть не выгнали из Хогвартса — после того, как не удалось меня убить — что здесь за мной вовсю следит Амбридж, что сам министр только и ждёт, к чему бы у меня прицепиться.

Но смысл? Ему же нет никакого дела до моих проблем.

— Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, — ограничился я глубокомысленным замечанием.

— На твоём месте я бы тоже обиделся, — всё-таки Корнер был неглупым парнем. — Но учти, ты же и будешь виноват. Даже если ты подойдёшь к каждому и скажешь, что тебя подставила Грейнджер, тебе всё равно не поверят.

Я не мог не признать, что в этом он прав. Такое уже было с Гарри год назад, когда никто не поверил, что он не сам бросил заявку в Кубок Огня. Люди верят в то, во что они хотят верить. Людям обещали, что Поттер будет учить их. Людям сказали, что Поттер отказался учить их. Кто виноват? Правильно, Поттер. А кто обещал и почему Поттер отказался, это уже неважно.

— Я одного не понимаю, Поттер, — после некоторого колебания выговорил Майкл. — Как Дамблдор вообще тебе поверил. Я не хочу сказать, что ты сам сочинил про возрождение Того-Самого, но там же проходило соревнование. Ты вполне мог нахвататься глюков и случайно зашибить Седрика.

И правда, как? Как Дамблдор с его столетним жизненным опытом вообще мог поверить ребёнку, да еще так безоговорочно? Ребёнку с кубком в руке и с трупом под мышкой, учитывая, что этот ребёнок и прежде жаловался на непорядок в голове, о чём директору могла рассказать та же Гермиона. Ведь на соревновании могло случиться что угодно, вплоть до драки за кубок. Даже если Гарри не напал бы первым, он мог случайно убить Седрика при самозащите. История с возрождением Волдеморта была не из тех, которые сочинишь за пару минут на коленке, но Гарри со страха мог позаимствовать готовую сцену из какого-нибудь магловского ужастика.

Память прежнего Гарри наверняка была шокирована моими предположениями, потому что вспыхнувшее воспоминание было очень ярким. Едва живой от ужаса и боли, Гарри сквозь непрерывно набегавшие слёзы рассказывал директору происшедшее на кладбище, а тот сосредоточенно смотрел ему в глаза пристальным, немигающим взглядом. В голове ощущалась лёгкая щекотка, а в памяти быстро-быстро мелькали картинки, сопровождавшие слова мальчика.

— А он мне и не поверил, — пробормотал я, охваченный внезапным осознаванием. — Он меня отлегилиментил.

В последующие дни ко мне подходили ещё. Каждому я терпеливо разъяснял, что никому ничего не обещал и что это не моя инициатива. Объясняться с Гермионой я не пошёл — побоялся, что сорвусь. Наконец она сама, очень сердитая, отловила меня после ужина. Кто-то не поленился передать ей мои слова.

— Я этого от тебя не ожидала, Гарри! — накинулась она, едва оттащив меня с пути выходящих из зала учеников. — У меня всё готово, послезавтра организационное собрание твоей группы, а мне говорят, что ты отказываешься?! Я стараюсь, всех уговариваю, название нам придумала, план занятий написала, а ты мне всю работу портишь?!

Я, мягко говоря, опешил. Гермиона искренне считала, что я на всё согласился, что я ей еще должен за помощь и что я её подвёл.

— Подожди-подожди, — сказал я, когда она, строго сдвинув брови, уставилась на меня в ожидании ответа. — Разговор о внеклассных занятиях у нас закончился на том, что я подумаю о твоём предложении. Это когда я успел согласиться?

— Как, Гарри? Когда я тебе говорила, что нам нужно практиковаться по ЗоТИ, ты же кивал! Значит, ты был со мной согласен, но не мог решиться сразу. Поэтому я дала тебе привыкнуть к мысли, что это необходимо, а сама не стала терять время, чтобы всё было уже готово, когда ты надумаешь.

— Гермиона... — устало протянул я. — Понимаю, тебе нужно сдать экзамен на "превосходно". Скажи, вот зачем тебе привлекать к этому половину Хогвартса, когда есть другие способы подготовиться?

— Ну как же, Гарри? — опешила уже она. — Экзамен само собой, но Тот-Кого-Нельзя-Называть притесняет маглорожденных и нам всё равно придётся от него защищаться. Поэтому нужно, чтобы все были к этому готовы.

— Так ты собираешь в группу только маглорожденных?

— Ну конечно же, всех, Гарри! Они наши друзья и тоже будут защищать нас!

— Тоже мне, нашлись "друзья" — которые хором считают меня сумасшедшим, свихнувшимся на почве собственной славы. Я уж не говорю о тебе, потому что в Хогвартсе у тебя друзей — только я и семья Уизли.

— Вот мы и подружимся, когда будем заниматься вместе, — упрямо сказала она.

— А ты подумала, что самостоятельно разучивать опасные заклинания — это незаконно? И что втягивая в это других учеников, ты поставишь их вне закона?

Гермиона порозовела и прикусила губу, её глаза забегали.

— Но наш Отряд Дамблдора будет заниматься тайно, и никто не узнает...

— Отряд Дамблдора, значит? — я укоризненно посмотрел на неё. — Вот пусть Дамблдор его и муштрует.

— Но, Гарри, ты же не можешь подвести Дамблдора! Никто ничего не выдаст, я всё предусмотрела. Я зачаровала пергамент, на котором распишутся все, кто будет в нашем отряде, и если кто-то из них проболтается, мы сразу об этом узнаем.

— Но твои чары не защищают от разглашения тайны?

— Я предупрежу всех, чтобы не болтали.

Я закатил глаза к потолку. Когда это подобные предупреждения кого-то останавливали...

— Что это за заклинание и как оно сообщает, кто проболтался?

Гермиона помялась, но всё-таки выдавила нехотя:

— У того, кто нас выдаст, на лице появится надпись "ябеда". Чирьями.

— Чирьями?!

— Да, и это несводимые чирьи, поэтому болтун от нас не укроется.

Разумеется, я заметил, что само заклинание она не назвала.

— Так какое заклинание, Гермиона? Я что-то не расслышал.

— Неважно, Гарри. Главное, что оно работает.

— Изумительно, — чуть ли не зарычал я. — Ты без моего ведома назначила меня главным. Значит, если нас поймают, меня заставят отвечать за всё, что произойдёт с завербованными тобой учениками, а ты даже не хочешь сказать, каким заклинанием их изуродует? Нет уж, на это я не подписывался и никогда не подпишусь — руководи сама!

— Но, Гарри! — Гермиона раскраснелась и смотрела на меня, чуть не плача. — Ты не можешь так подвести нас всех!

— Пока подвели только меня, и это была ты.

— Но ты хотя бы приди на собрание, послушай, что там будут говорить! Ты ребятам нужен, они хотят у тебя учиться!

— Они же не ждут, что между их травлями и бойкотами я еще буду для них что-то делать?

— Они всё поняли, Гарри... ну... кто еще не понял, те обязательно поймут... мы им объясним, и они поймут.

— Чего уж тут не понять. Учёба на халяву — это все прекрасно понимают.

— Гарри, это нужно и тебе тоже! Ты будешь учить их не просто так, а для защиты от Того-Кого... от В-волдеморта. Он обязательно будет охотиться за тобой, а они могут помочь.

Теперь расчёт Гермионы стал очевиден. Если кто-то из учеников ввяжется в это сейчас, то и потом они будут вынуждены выступать на нашей стороне, даже если они не из тех, кого коснутся репрессии Волдеморта. Своя шкура была мне дорога, но не тащить же из-за неё на смерть кучку наивных подростков.

— Сколько раз тебе повторять, что это моя проблема! Ты когда-нибудь перестанешь лезть, куда тебя не просят?

— Гарри, я же для тебя стараюсь. Ты приди на собрание, ладно?

— Ищи дурака.

— Но я обещала, что ты придёшь!

— Тем более не приду. Сначала спрашивай, а потом обещай.

Гермиона с расстроенным видом уставилась в пол, словно живая картина к краеугольным вопросам "кто виноват?" и "что делать?".

— А если я скажу тебе, какое это заклинание, ты придёшь? — пробормотала наконец она.

Заклинание меня интересовало — хотя бы для того, чтобы знать, до чего может дойти Гермиона ради реализации своих задумок.

— Хорошо, — согласился я. — Если ты мне о нём расскажешь, я приду на собрание, но больше ничего не обещаю.

Гермиона, уже готовая расплакаться, просияла.

— Это заклинание Iuramentum. Когда его накладываешь, нужно указать слово, я поставила "ябеда". Теперь ты придёшь, Гарри? Собрание в эту субботу, в одиннадцать, в "Кабаньей голове".

— Магистр сказал — магистр сделал. Только не надейся, что я тебя поддержу.

Я дважды предупредил её, но она ушла довольная. Не поверила, что я говорю всерьёз. Этим же вечером я связался по зеркалу с Сириусом и спросил, что он знает о заклинании Iuramentum. И услышанное мне совсем не понравилось.

Вечером накануне прогулки в Хогсмид равенкловские однокурсники стали заново выяснять, приду ли я на гермионино собрание. Пока я с Энтони Голдстейном и Терри Бутом сидел после ужина в гостиной, об этом спросили сначала они, затем Падма, затем Майкл Корнер, затем Чжоу Чанг, которая подошла ко мне на пару со своей вечно хихикающей подружкой Мариэттой. Не знаю, насколько Чжоу, чистокровная, нуждалась в самозащите от Волдеморта, зато было очевидно, что она считает меня подходящим преемником погибшего Седрика. Луна Лавгуд ничего не спросила, но она сидела неподалёку и всё время таращила на нас выпуклые немигающие глаза, вызывая неприятное ощущение сканирующего артефакта. Наверняка ни одно наше слово не проходило мимо неё.

Всем я отвечал, что да, приду, потому что обещал, но на правах обычного слушателя и что эту затею я вообще не одобряю. Я не знал, что это за "Кабанья голова" и где она находится, и Терри сообщил, что это грязный кабак в одном из закоулков Хогсмида, а Энтони добавил, что даже спрашивал у Флитвика, можно ли ученикам появляться в этом притоне. Оказалось, не запрещено, но стаканы лучше приносить свои.

В субботу после завтрака мы отправились в Хогсмид. Разрешение на посещение посёлка мне выписал Сириус по подсказке Дамблдора, хотя меня не затруднило бы получить его и у Дурслей. Почему в Хогвартсе приняли разрешение от беглого преступника, это отдельный вопрос, и ответ на него выставлял руководство школы не в лучшем виде. В холле мы влились в толпу остальных старшекурсников и отметились у Филча на выход.

По пути в посёлок толпа учеников растянулась. Мы втроём болтали о чём угодно, только не о предстоящем собрании — возрождение Того-Самого для всех было далеко и неправда, никто не ожидал, что на экзамене будут вопросы сверх одобренной Министерством программы, поэтому самозащита ни у кого не стояла в списке насущных дел. Для большинства учеников затея Гермионы была возможностью поиграть в заговорщиков и хорошим способом развеять скуку в этой глубинке.

Когда мы пришли в Хогсмид, до начала собрания оставалось около часа. Покупки нам были не нужны, и Энтони предложил пока выпить сливочного пива в "Трёх мётлах", ведь стаканы мы с собой не взяли. Не потому, что тяжело тащить, а потому, что в грязной забегаловке не бывает чистой выпивки.

Таверна была уже забита учениками. Нам повезло, мы успели занять места за одним из двух пустующих столов у самого входа. За другой тут же уселась большая компания шестикурсников с Хафлпаффа, а к нашему направились несколько вошедших за ними слизеринцев, в которых я узнал компанию Малфоя. Направились — и остановились, увидев, кто здесь сидит.

Мешкали они недолго. Это были последние свободные места в зале, а сзади подходили ещё ученики. Малфой что-то негромко сказал остальным, и они стали рассаживаться за нашим столом. Он сам, его неизменная свита в лице Крэбба и Гойла, курносая Панси, глядящая на него обожающим взглядом, черномазый Забини, глядящий обожающим взглядом на Панси. И с ними Милли.

Малфой уселся за дальний от нас край стола, остальные стали рассаживаться вслед за ним — и в конечном итоге получилось так, что Милли села почти рядом со мной. Всего лишь через Голдстейна, и я пожалел, что оказался за столом между своими друзьями. Зато Голдстейн сидел через угол, и я мог смотреть на Милли, только чуть-чуть повернув голову.

Я впервые видел её так близко. У меня перехватило дух — до чего ж она красива! Милли совсем не ожидала меня за столом, который выберет Малфой, и не удостоила взглядом уже сидевших здесь, поэтому не заметила меня сразу. Почувствовав на себе пристальный взгляд, она посмотрела прямо на меня и замерла.

Моя рука сама потянулась к лицу и сняла дурацкие очки. Этот зеленоватый фон мешал мне видеть мою Милли! Мы уставились глаза в глаза, и время остановилось для меня.

— По-отти... — дозвался до меня капризный, раздражающий голос. Моя вечность продолжалась всего лишь несколько мгновений. — По-отти, и как это директор вы-ыпустил тебя сюда? Разве ты не должен сидеть в своей комнате и дрожать, когда приличные люди гуляют?

Я машинально вернул очки обратно и посмотрел на другой торец стола, где прямо напротив меня сидел Малфой.

— Чего разнылся, деточка? — да, я мгновенно стал злым, саркастичным и пришедшим в себя. — Конфетки не досталось? Или в собачку играешь, как обещал? Заднюю ножку где поднять, ищешь?

Кровь бросилась белобрысому в лицо.

— Как ты смеешь, Поттер!!! — чуть ли не взвизгнул он.

— А не должен? — я презрительно хмыкнул. — Ты что-то путаешь, деточка, я не из твоих прихвостней.

Теперь надулась вся их компания, потому что я походя мазнул по всем. Но главным для меня было мнение Милли, а она не выглядела слишком уж рассерженной. Разве что слегка нахмурилась для приличия.

— Ты, Потти, совсем не умеешь вести себя! — высунулась Панси.

— Только после Малфоя, дорогуша, — почти ласково сообщил я. — Это ведь он здесь прицепился к человеку, который побрезговал бы заговорить с ним первым. И запомни, дорогуша, что "потти" — это у Малфоя под койкой, а я здесь Поттер, и никак иначе.

— Поттер! — оскорблённо вскинулся Малфой. — Мой отец обязательно узнает об этом!

— И что? — протянул я с ленцой. — Выпорет тебя за недостойное поведение? Или заново наймёт тебе воспитателя, потому что в прошлый раз это были выброшенные деньги? Но пока это я узнал... твоего отца... сам-знаешь-где. Ты утрудись уж, сообщи заодно папаше, чтобы тот передал Сам-Знаешь-Кому, что я жажду встретиться с ним и прикончить его. Там, на кладбище, я слегка растерялся, а то бы змеелицый не уполз оттуда живьём.

За столом наступила шокированная тишина. Тут подошла мадам Розмерта и предложила сделать заказ. Покинуть поле боя первыми означало поражение, поэтому и мы, и слизеринцы оставались на местах. Мадам приняла заказы, затем вернулась со сливочным пивом, а над столом по-прежнему висело молчание. Последнее слово было пока за мной, Малфой оставался в замешательстве, остальные просто не полезли в нашу с ним перепалку, которая начинала выглядеть небезопасной.

Сливочное пиво мы допили первыми. Слизеринцев пересиживать не стали, потому что пора было идти в "Кабанью голову". Пока мы шли по Хогсмиду и допытывались у прохожих, как найти это злачное заведение, Энтони вдруг сказал:

— Гарри... — голос приятеля был непривычно охрипшим и взволнованным. — До сих пор я не знал, кому верить, а кому не верить... но теперь я сам видел. Получается, что ты сказал правду, Гарри. Они знают, что ты прав.

— Да, — подхватил Терри. — Я тоже иду и об этом думаю. Малфой точно испугался, побелел аж весь, а был краснее свёклы. Кребб и Гойл тоже знают, на слове "змеелицый" они дёрнулись так характерно, словно их поймали на чём не надо. Паркинсон — стерва, причём глупая стерва, по ней ничего не угадаешь, Забини, похоже, не в курсе, Булстроуд тоже. Но эти трое точно знают.

— Значит, он всё-таки возродился... — пробормотал Энтони.

— Его возродили, — уточнил я.

— Возродили, — согласно повторил он. — Он и вправду змеелицый?

— Выглядит мерзко. Словно помесь человека и огромной змеи. Лысый, весь узкий как сосиска, глаза красные, кожа синеватая с рисунком вроде чешуи. Губ нет, носа тоже, вместо него две длинные щели, как у змеи.

— Брр, гадость какая... — Теренса передёрнуло.

— Да уж, если такое в правительство пролезет... — Энтони поморщился. — Я не против чистокровной власти, но это уже перебор. Гарри, если что, мы с тобой.

— Он вам лично чем-то угрожает?

Они с Терри переглянулись на ходу.

— Пожалуй, нет, — ответил за обоих Голдстейн. — Но смутное время — это всегда плохо. Кто бы с кем ни дрался, всё равно достаётся всем. Мы же не Малфои, чтобы выкарабкаться целыми из любой задницы.

— Спасибо, ребята, — искренне поблагодарил я. — Но для всех нас будет лучше, если вы повремените влезать в эту заварушку. Так уж получилось, что сейчас это только моя битва.

— Почему? — встрепенулись оба.

— Я сказал бы, но утечка этой информации будет только на руку Известно-Кому. Я доверяю вам, парни, но если я сам проболтаюсь, как я могу надеяться на вас? У каждого из вас непременно найдутся близкие люди, кому вы доверяете как себе, у них, разумеется, тоже, а кто и вовсе не умеет хранить секреты. Поэтому извиняйте, со временем всё само выяснится.

— Ну ладно. Ты действительно против того, что предлагает Грейнджер?

— Я считаю, что школьникам не нужно лезть вперёд взрослых. Тем более, когда взрослые сами упорно твердят, чтобы мы не лезли. Вот когда повзрослеем, тогда и полезем.

— Да уж осталось всего-ничего, — прикинул Терри.

— Сейчас еще рано суетиться. Момент не созрел.

— Ну, если ты так считаешь, тебе виднее. — Энтони хмыкнул. — Но на Грейнджер мы всё равно сходим. Скучно же.

Свернув в переулок за почтовым отделением, мы обнаружили искомое. На фасаде приземистого древнего сооружения, никогда не знавшего ремонта, торчал проржавленный железный кронштейн с обшарпанной деревянной вывеской, где была грубо намалёвана отрубленная кабанья голова с лужицей крови под ней. Мы остановились в нескольких шагах от двери и скептически оглядели сооружение, особенно его дверную ручку, выглядевшую засаленной даже издали.

Переглянулись. Ничего не поделаешь, нам сюда.

За дверью оказался тесный и замызганный питейный зал с убогой обстановкой. Здесь сильно воняло подтухшим мясом, забродившей квашеной капустой, дешёвым алкоголем, блевотиной, перегаром и ещё каким-то мерзким и въедливым духом — то ли грязных носков, то ли кошачьей кучки. Немногочисленные завсегдатаи выглядели под стать заведению — двое мужчин в капюшонах, сгорбленная женская фигура под плотной чёрной вуалью, одетая в старомодные лохмотья. У барной стойки сидел ещё один мужчина, с головой, полностью замотанной серыми от грязи бинтами. Открытой оставалась только ротовая щель, в которую он заливал дымящееся пойло.

Пол заведения, от грязи выглядевший земляным, под ногами ощущался как каменный. Мы нерешительно топтались у входа, брезгуя пройти дальше. Самое обидное, больше никого из хогвартских школьников здесь не было.

— А мы куда надо попали? — засомневался Терри. — На вывеске же ничего не написано.

— Зато нарисовано. — Энтони сморщил нос.

— Там свинья, а здесь воняет козлом. — Терри тоже поморщился. — Обманули.

— Не обманули. — Голдстейн кивнул на барную стойку. — Вон он, козёл, за стойкой.

Из комнаты за стойкой показался бармен — высокий, худой, сердитый старик с длинными нечёсаными волосами и свалявшейся в пряди бородой. На нём была грубая сельская одежда непонятного цвета, обляпанная пропылившимися сальными пятнами и бурыми застарелыми потёками.

— Где-то я его уже видел, этого козла... — пробормотал Терри, напрягая память. Старик тоже показался мне знакомым, и я присмотрелся к нему получше.

— В Большом зале на золотом троне, — удивлённо констатировал я. — Он же вылитый Дамблдор!

— Да ладно, директор совсем не такой. Хотя...

Мы в три пары глаз уставились на бармена.

— А похож... — Энтони, не до конца подавивший смешок, поспешно понизил голос. — Может, они родственники?

— А нам какое дело? — так же тихо процедил Терри.

— А подумать? Если вот этот грязный, опустившийся старик, держатель криминального притона — родственник нашего старого павлина, главы всего подряд и героя ордена Мерлина, тебе это ни о чём не говорит?

— В общем-то, я кое-что слышал дома... — Терри запнулся на полуслове, потому что открывшаяся сзади дверь толкнула его в спину. Мы поспешно отступили внутрь и развернулись ко входу.

В светлом дверном проёме, словно на картине в полный рост, перед нами предстала Гермиона. Оживлённая, разрумянившаяся от спешки и волнения, с ясными блестящими глазами, сегодня она казалась ещё лохматее, чем обычно. За её спиной возвышались Рон Уизли, Томас Дин и Симус Финнеган в качестве свиты.

— Ой, вы уже здесь? — обрадовалась она, увидев нас.

— Ждём вас, — ответил Энтони.

— Как замечательно, что вы пришли! Проходите же тогда, рассаживайтесь!

Мы расступились и пропустили вновь пришедших в кабак. Вошедшая первой Гермиона деловито огляделась.

— Много свободных мест, это хорошо, — зачастила она. — Сейчас должны ещё подойти, я видела, они идут за нами. И Джордж с Фредом придут, как только накупят волшебных вредилок, они шли с нами и завернули к Зонко. Мальчики, давайте вон туда, за дальний стол, мы пока выпьем сливочного пива.

Отправив своих спутников за стол, Гермиона подошла к стойке и спросила четыре сливочных пива. Похожий на Дамблдора бармен полез куда-то вниз, вытащил оттуда четыре пыльных, невероятно грязных бутылки и шваркнул ими о прилавок. Гермиона расплатилась и потащила бутылки за стол. Рон принял их, раскупорил о кромку стола и раздал остальным гриффиндорцам.

— Знаете, что? — он воодушевлённо посмотрел в сторону бара. — Здесь мы можем купить всё, что захотим. Этот тип продаст нам что угодно, ему всё по фигу, а я давно хотел попробовать огневиски.

— Рон! — от возмущения Гермиона чуть не подавилась сливочным пивом, которое пила прямо из горла. — Ты же староста, Рон!!!

— Э-э... — воодушевление покинуло физиономию рыжего. — Ага. Конечно...

— А вы чего стоите? — спохватилась Гермиона, увидев, что мы топчемся около стола. — Рассаживайтесь, а то мест не хватит.

— Боимся прилипнуть к стульям? — ответил полувопросом Энтони Голдстейн, признанный лидер равенкловских пятикурсников, привычно взявший инициативу на себя. — Не переживай за нас, Грейнджер, мы постоим. Вот здесь, в сторонке, и постоим.

Мы встали у стены между столом с гриффиндорцами и барной стойкой. Неплохое место, весь зал оттуда был как на ладони. В это время начали подтягиваться и остальные участники собрания. Подходили небольшими группками, или по сложившейся дружбе, или им просто было по пути. Лаванда Браун с Падмой и Парвати Патил, Невилл Лонгботтом с братьями Криви, женская часть гриффиндорской квиддичной команды в составе Кэти Белл, Алисии Спиннет и Анжелины Джонсон. Чжоу Чанг, с подружкой Мариэттой Эджкомб, смотревшей вокруг так, словно её затащили сюда силой. Из хаффлпаффцев были Эрни Макмиллан и Джастин Финч-Флетчли, с которыми я успел неплохо познакомиться на совместных уроках, а также Сьюзен Боунс с Ханной Эббот, обе рыженькие и пухлощёкие, словно сёстры. Интересно, что два факультета попроще изобиловали рыжими личностями: это у нас в Равенкло рыжих — одна Мариэтта, а в Слизерине так и вообще их нет.

Чуть спустя явилась Джинни Уизли, сопровождаемая Заком Смитом — похоже, Майкл Корнер уже получил отставку. Спустя минуту появился и он сам, смерил эту парочку недобрым взглядом, затем углядел нашу компанию и подошёл к нам.

— Что, прокатила тебя рыжая? — сказал ему Энтони беззлобно, с интонацией "а я же предупреждал".

— Сама прицепилась, сама отцепилась, — буркнул Корнер. Тем не менее было заметно, что этот факт его сильно задевал. — А я всего лишь сказал ей пару слов о гриффиндорской сборной — честно, как она и просила.

— Тебе выражение "предатели крови" ни о чём не говорит? Это же Уизли, Майк.

Тот ничего не ответил, только раздражённо выдохнул воздух. В кабак тем временем вошла Луна Лавгуд. Оглядела замызганный зал отрешённым взглядом, задерживаясь на каждом из присутствующих, сделала шаг в сторону от двери и остановилась с таким видом, словно она тут не при чём.

Последними из тех, кого ждали, явились близнецы Уизли с неизменным Ли Джорданом на хвосте. Несмотря на то, что все трое несли в руках большие пакеты, набитые покупными вредилками, Гермиона просияла, словно только их и ждала. Похожий на Дамблдора бармен, протиравший стакан такой омерзительно грязной тряпкой, словно её никогда не стирали, увидев их, тоже замер.

Возможно, в его заведении никогда еще не было столько посетителей. Но не исключено, что при виде рыжих близнецов он замер по другой причине.

— Салют, — сказал ему Фред, с порога устремившийся прямо к стойке. Там рыжий развернулся и быстро пересчитал собравшихся в зале учеников. — Двадцать пять штук сливочного пива, будьте добры.

Бармен стал выставлять на стойку такие же грязные и запылённые бутылки, какие недавно заказала Гермиона. Братья споро раздавали бутылки собравшимся. Не миновали они и нас, но я наотрез отказался, насторожив остальную нашу компанию.

— Точно, Гарри, — спохватился Энтони и сунул еще не початую бутылку обратно одному из братьев. — Я пока еще в своём уме, чтобы что-то есть у них из рук.

— Да ладно тебе! — рыжий попытался впихнуть ему бутылку обратно. — При тебе же их купили.

— А нет, — хмыкнул Теренс, тоже отказываясь от бутылки. — Знаем мы вашу ловкость рук и никакого мошенства. Может, у вас тут всё заранее было подстроено!

— Мы уже попили сливочного пива в "Трёх мётлах", — добавил я. — Тут такая антисанитария, что и без ваших шуточек неделю дристать будешь.

Послушав нас, Майкл Корнер тоже отказался от пива. Близнецы неохотно отстали от нас и раздали бутылки остальным участникам собрания.

— А теперь, детишки, ну-ка скинулись на пиво! — потребовал Джордж, когда все бутылки были открыты и от напитка было поздно отказываться. — Мы не такие богачи, чтобы всех вас угощать!

Все полезли за деньгами, только мы потихоньку посмеивались у стенки. Получить понос бесплатно, это еще куда ни шло, но за свой счёт...

— Гарри, — послышался просящий голос Гермионы, сидевшей за столом в двух шагах от меня. — Гарри, ты же скажешь ребятам несколько слов для начала? Они ждут этого от тебя.

— Гермиона, мы о чём договаривались? — напомнил я. — Я здесь не для поговорить, а для послушать. Может, позже я и выскажусь, но начинать должны организаторы собрания.

— Хорошо, я скажу сама, — смирилась она и встала со стула. — Кхм-кхм... Э-э... Эм... здравствуйте.

Гермиона нервничала, и от этого её голос был выше и пронзительнее обычного. Всеобщее внимание обратилось к ней, хотя многие кидали быстрые взгляды и на меня.

— Вы... э-э... все знаете, зачем мы здесь собрались. Э-э... в общем, у Гарри родилась идея... — я приподнял бровь в её сторону, и она поправилась: — Точнее, у меня родилась идея... что было бы неплохо, если бы те, кто хочет изучать защиту от тёмных искусств... — её голос окреп и стал гораздо увереннее. — Я имею в виду настоящую защиту, а не то, чем мы занимаемся у Амбридж. Короче говоря, я подумала, что мы должны взять это дело в свои руки.

Она сделала паузу, поглядела на меня и продолжила:

— Под этим делом я подразумеваю самостоятельное изучение защиты на практике...

— Думаю, это ты хочешь получить превосходную оценку на экзамене? — перебил её Майкл, наградив при этом ироническим взглядом.

— Конечно, — быстро ответила Гермиона. — Но я ещё действительно хочу научиться защищаться, теперь... когда... — она сделала глубокий вдох и решительно закончила: — Когда В-волдеморт возродился.

Её публичное упоминание прозвища Того-Самого произвело впечатление на всех. Девушки ахнули, кто-то подавился сливочным пивом и закашлял. Лонгботтом, сидевший неподалёку от нас, как-то странно икнул, но сумел сделать вид, что поперхнулся. Все взгляды обратились на меня.

— А где доказательства, что Сами-Знаете-Кто вернулся? — с недоверчивой ухмылкой поинтересовался Зак Смит.

— Во-первых, в это верит Дамблдор... — начала Гермиона.

— Ты хочешь сказать, что директор верит ему? — Зак кивнул на меня.

— А ты вообще кто такой? — вызывающе спросил Рон.

— Странно, Уизли. Четыре года учимся на одном курсе, а ты меня не знаешь. — не менее вызывающе ответил Смит. — Если тебе настолько плевать на всех, я тебе представляться не собираюсь.

— Рон, это Захария Смит с нашего курса, — поспешно вмешалась Гермиона, чтобы погасить конфликт. — Послушайте, мы собрались здесь не затем, чтобы обсуждать, кто кому верит.

— Но мы имеем право знать, почему он так уверен!

Зал согласно загудел. Как я и думал, если не все они, то большинство пришло сюда, чтобы услышать хоть что-то про историю на турнире из первых рук. В прессу мало что просочилось, а ко мне, начитавшись газетных сплетен, просто боялись подойти. Теперь любопытные собрались вместе, все они хотели одного и того же, и они действительно имели право знать до того, как соглашаться на предложение Гермионы.

— Гарри, скажи им, — мягко попросила она.

Я отделился от стены и сделал шаг вперед.

— А что вы хотите услышать? — поинтересовался я в зал. — Директор вроде бы всё объяснил еще тогда.

— Он только сказал, что Седрика убил Сам-Знаешь-Кто и что ты доставил его тело в Хогвартс, — уверенно продолжил Смит. — Как всё это случилось, как Седрик был убит и почему ты опять выжил, этого нам никто не рассказывал.

— Как Седрик был убит... — это воспоминание у меня было. — Кубок был ловушкой для меня, Крауч-младший постарался, чтобы я пришёл к кубку первым. Но мы с Седриком встретились на середине дистанции и вторую половину проходили вместе, поэтому я предложил ему вместе взяться за кубок. А когда мы оказались там, на кладбище, Сами-Знаете-Кто увидел Седрика и сказал Петтигрю: "Убей лишнего". Тот убил его, а меня оглушил и привязал к могильному камню.

Стоило мне заговорить, как в зале наступила полная тишина. Было слышно, как мухи жужжат над столами и барной стойкой.

— Теперь почему я выжил, — продолжил я. — Когда Петтигрю ловил меня на кладбище, Тот-Самый тоже был там. Он уже был живым, но в виде маленького уродливого ребёнка. Петтигрю провёл с ним ритуал, который предназначался, чтобы вернуть ему взрослое тело. После ритуала Тот-Самый вызвал туда Пожирателей, а мне предложил типа честную дуэль. Что такого честного в том, чтобы вызвать на дуэль школьника и убить его, я не знаю. Но палочки сработали странно, поэтому мне удалось отбежать к кубку. Седрик лежал рядом, я схватил его и кубок — и меня перенесло в Хогвартс. Вот, в общем-то, и всё.

Все разом загалдели, стали наперебой выпытывать подробности. Всех перекричал тот же Смит.

— Поттер, ты очень мало рассказал нам! — напористо заговорил он. — Что за ритуал и как он проходил, сколько там было Пожирателей, что значит "палочки сработали странно"? При чём тут Крауч-младший и как он постарался?

По залу разнеслись разноголосые поддакивания. Я демонстративно нахмурился.

— А кто ты мне такой, Смит, чтобы я тебе всё подробно рассказывал? Главное я рассказал, мог бы и этого не рассказывать. Я мог бы просто закатить истерику и сказать, что мы здесь не в цирке, чтобы я развлекал вас рассказом об убийстве Седрика. Мне было неприятно, но всё-таки я вам хоть что-то, да рассказал. Будьте благодарны судьбе и за маленькие поблажки.

— Но ты же хочешь, чтобы мы тебе поверили?

— Мне всё равно, выбирайте сами.

— В таком случае я тебе не верю! — возвысил он голос.

— И я! И я! — раздалось по залу. Любопытные жаждали подробностей и своими отказами надеялись стребовать их с меня.

— Да сколько угодно, могу только повторить, что мне всё равно.

— Гарри! — ужаснулась Гермиона. — Как ты можешь говорить, что тебе всё равно?! Ведь это же очень важно, чтобы люди тебе верили!

— Почему? Вот прямо сейчас, на этом собрании, объясни мне, почему это так важно. Если ты меня убедишь, тогда, возможно, мне станет не всё равно, а пока я уважаю свободный выбор своих однокурсников.

Зал оживился. Наш раздор с Гермионой был для них ничем не хуже истории о Том-Самом.

— Но, Гарри... — Гермиона отнеслась к предложению серьёзно, она сосредоточенно сдвинула брови. — Если тебе сейчас не поверят и не примут меры против В-волдеморта, потом может оказаться поздно.

— Поздно для чего?

— В-волдеморт может тайно подготовиться и начать борьбу за власть, — веско произнесла она. — И тогда наше правительство не устоит, а оно могло бы справиться, если бы спохватилось вовремя.

— Гермиона, радость моя, я правильно понял, что меня должно волновать, вылетит ли министерское кресло из-под задницы Фаджа? После того, как Министерство объявило меня сумасшедшим и всё лето выливало на меня помои в прессе? После той отвратительной пародии на суд и сломанной палочки?

В зале захихикали. Парни рядом со мной веселились больше всех — равенкловцы, умные ребята.

— Но уж лучше Фадж, чем Волдеморт! — от возмущения Гермиона выпалила кличку Того-Самого без заминки.

— Их обоих надо гнать поганой метлой. Если сначала один из них выкинет другого, так будет даже лучше, чтобы не возиться сразу с обоими, — зал разразился смехом от моей наглости, и я посмотрел туда. — А вы зря смеётесь. Если Министерство не хочет, чтобы вы овладели защитой на практике, оно вот это сборище точно не одобрит.

Все испуганно притихли. Гермиона посмотрела на меня с упрёком.

— Но мы должны подготовиться к экзамену, а Амбридж этой подготовки не даёт.

— Профессор Амбридж, Гермиона. Ты же староста, верно? — она машинально кивнула, а я издевательски ухмыльнулся. — Как ты вообще додумалась до такого, что на экзамене нас будут спрашивать не по школьной программе? Проверенной, утверждённой и рекомендованной тем же Министерством? Да не останется для тебя секретом, что экзаменационные билеты всегда готовят по школьному учебнику.

Тишина в зале из испуганной превратилась в заинтересованную.

— Я же говорила тебе, что это всё глупые выдумки Грейнджер, — послышался голос Мариэтты Эджкомб. — Идём отсюда, Чжоу.

Но китаянка отказалась, и Мариэтта ушла одна. Вслед за ней поднялись и ушли трое хаффлпаффок, пришедших сюда одной компанией. Кое-кто обеспокоенно заёрзал, но остался сидеть, навострив уши.

— Что ты наделал, Гарри! — расстроилась Гермиона.

— Вовремя предупредил людей, которые не поняли, во что ввязываются.

— Поттер, — снова вмешался Смит. — Ты сейчас намекнул, что Министерство не хочет, чтобы мы умели защищаться?

— Я не намекнул, я прямо это сказал.

— То есть, ты обвиняешь правительство в том, что оно хочет сделать нас беззащитными?

— Вот теперь намекаю: в школе есть ещё и Слизерин.

Намёк был совершенно прозрачным — Министерство боится вырастить себе врагов и поэтому не учит никого. Большинство собравшихся ухватило его с лёта, а кто не понял сразу, тем объяснили.

— Но нам нужно уметь защищаться, Гарри! — подхватила Гермиона. — Слизеринцы не будут этого уметь, а мы будем.

— Они там у себя в подземельях наверняка практикуются, — раздался чей-то голос из зала.

— Давайте тогда определимся, кому здесь нужно защищаться, — предложил я. — На кого Сами-Знаете-Кто может напасть, а на кого он нападать не станет?

— На маглорожденных! И ещё на маглов! — послышались выкрики с мест.

— Кто у нас тут маглы? Нет? Кто у нас тут маглороженные?

Руки подняли Гермиона, Томас Дин, братья Криви и Джастин Финч-Флетчли с Хаффлпаффа.

— Остальным, получается, Тот-Самый не угрожает? — спросил я собравшихся.

— Гарри, почему ты перестал звать Волдеморта по имени? — не вытерпела Гермиона.

— Во-первых, это не имя, а кличка. Во-вторых, мне нетрудно называть Волдеморта Волдемортом, — на двух ужасных словах подряд зал сдавленно ахнул, — но другим неприятно это слышать. А я уже достаточно повзрослел, чтобы считаться с их чувствами.

— Но Дамблдор говорит, что не называть врага по имени — это трусость!

— Мало ли кто что говорит, Гермиона. Давай лучше не будем заниматься ерундой, а вернёмся к угрозе Того-Самого. Как мы установили, большинству здесь присутствующих он не угрожает. Ну, если они не будут в открытую первыми выступать против него. Взять, к примеру, девушек — вот ты, Лаванда, чистокровная, почему ты хочешь научиться защите?

— Я... — Лаванда Браун замялась, быстро глянула на Рона и порозовела. — Просто хочу, и всё.

— Ты славная девушка, с отменной интуицией, с хорошим вкусом. Я слышал, после школы ты хочешь работать гадалкой или в модном салоне, а это при любой власти не возбраняется. С чем и зачем ты собралась сражаться?

Она не ответила, но потупилась и снова взглянула на Рона. Я перевёл внимание на её соседок по столу.

— Падма, Парвати, а вы? Вы твёрдо решили пойти наперекор утверждению Махатмы Ганди, что борьба за права должна быть мирной?

— Лаванда — наша подруга, — ответила за обеих Падма.

— Вот и убедите её по-дружески, что это не её война. Зачем вам в это ввязываться, если вы сами не знаете, что от этого хотите.

Сёстры Патил переглянулись. В отличие от Лаванды, они не были влюблены в Рона. Если бы на них надавили, они бы поучаствовали за компанию, но личной заинтересованности у них не было.

— А мне нужно уметь защищаться, — вдруг высказалась Сьюзен Боунс. — У меня вся семья от Пожирателей погибла, а тётя сейчас главой Отдела Магического Правопорядка работает.

— И мне нужно, — подал голос Невилл. — Я должен отомстить за родителей.

— Невилл, я тебя очень даже понимаю, но месть — это всегда личное дело. Ты готов к тому, чтобы ради твоей мести гибли люди, которые не имеют к ней никакого отношения? К тому, чтобы ради твоей мести пострадала, к примеру, она, — я кивнул на Лаванду, — или они, — я кивнул на сестёр Патил. — Ты готов принести такое горе в их семьи?

Невилл покосился на девушек и опустил голову. Нет, к этому он был не готов.

— Гарри, зачем ты их отговариваешь?! — забеспокоилась Гермиона.

— Я хочу, чтобы каждый здесь чётко представлял, на что он идёт. Со Сьюзен и Невиллом всё ясно — они завязаны в этой вражде еще со времён Первой Магической. Ну а, скажем, Эрни Макмиллан — чистокровный в одиннадцатом поколении, член многочисленного клана. Он готов к тому, что из-за его действий весь его клан войдёт в немилость к Волдеморту, что пострадают его ничего не подозревающие родители, его дедушки и бабушки? Он готов к тому, что из-за него его младшие братишки и сестрёнки окажутся целью змеелицего урода?

Макмиллан буквально позеленел, пока я обрисовывал эту картину.

— Мы с Джастином друзья... я поэтому...

— Не надо мне такой жертвы! — вскинулся Финч-Флетчли. — Сам ты ничем не поможешь, а твоя семья попадёт в беду. Воевать с преступниками — для этого есть взрослые. Что мы тут можем выучить — да ничего. Нужны годы военной службы, чтобы противостоять таким бандитам.

— А сам ты? — снова выступил Зак Смит, уставившись на меня в упор. — Да-да, ты, Поттер. Ты всё это так вывернул, потому что не хочешь никого учить?

— Какое тебе дело, Смит, если ты мне всё равно не доверяешь. И да, я не хочу никого учить. Я не аврорат, чтобы учить вас боёвке, и не возьму на себя ответственность за ваши жизни и смерти.

— Как, Гарри?! — взвился Рон, весь раскрасневшийся от возмущения. — Ты не будешь нас учить? Да ты же предатель — трус и предатель, слышишь?!

— Да, Гарри, от тебя мы никак не ожидали... — произнёс скороговоркой Фред, а за ним подхватил Джордж.

— ...мы думали, ты крутой...

— ...что ты свой парень...

— ...а ты у нас малыска-тлусиска...

— ...даже Ронни, и то храбрее...

— ...а ты на попятный...

— ...лучше нас послушай, ага...

— ...мы вот ничего не боимся.

— Тоже мне, выискались бесстрашные, — фыркнул я на эту проповедь. — Чего вам бояться, если вам уже нечего терять. Вы же уголовники, по вам при любой власти Азкабан плачет.

Близнецы угрожающе уставились на меня. На двух одинаковых рыжих физиономиях не было написано ничего хорошего, и мне как-то сразу вспомнилось, что я давно уже не вешал на них заклинание отражённого вреда. По правде говоря, с тех самых пор, как покинул их общежитие.

Это нужно было срочно поправить, потому что я со всей очевидностью только что попал в группу повышенного риска. Пока Гермиона причитала и увещевала раскричавшегося Рона, я отмалчивался и наскоро восстанавливал на близнецах уже знакомые отражающие конструкты. На несколько дней этого хватит, а там посмотрим.

— Давайте же решим, кто хочет заниматься защитой, — воззвала она к залу, когда Рон наконец угомонился. Близнецы больше не выступали, но смотрели на меня с видом, напоминавшим о поговорке "не бойся той собаки, что лает, а бойся той, что молчит". — Гарри просто еще стесняется, вместе мы уговорим его.

— Вот еще, — буркнул рыжий с места, но уже негромко. Он всё-таки повиновался Гермионе. — Очень надо нам его уговаривать.

— Рон, ты неправ. Дамблдор тебя не одобрил бы. — Гермиона снова посмотрела в зал. — Я пойму, если кто-то из собравшихся не захочет заниматься, но я вижу, что здесь всё равно есть те, кто хочет осваивать защиту на практике. Остальные, если захотят, могут присоединиться к нам позже. И, наверное, нам действительно лучше подписать отказ от ответственности, ведь никто из нас не является настоящим преподавателем. Я сейчас добавлю строчку в договор.

Она извлекла из сумки пергамент с текстом договора и письменные принадлежности, а затем уселась дописывать строчку. Я не знал, что на это и говорить. Аккуратно положив перо на стол рядом с чернильницей, Гермиона снова встала из-за стола, держа пергамент в руке.

— Я не думаю, что Амбридж нужно знать, чем мы занимаемся, — она подняла пергамент повыше и показала залу. — Вот это будет наш договор о секретности, на обратной стороне которого каждый из вас распишется в том, что согласен с условиями договора и обязуется хранить тайну.

Мало кто обрадовался тому, что нужно будет что-то подписать. Только рыжие близнецы сразу же подошли к столу и поставили подписи, подавая пример остальным.

— Магический договор? — встрепенулся Зак. — Да вы охренели! Всё, я пошёл.

Он вскочил из-за стола и быстрым шагом покинул притон. Следом за ним ушли ещё несколько человек.

— Гермиона, а это обязательно — расписываться здесь? — Эрни Макмиллан кивнул на листок в её руке. — А если пергамент кто-нибудь увидит? Если о нём донесут Амбридж?

— Ты же не думаешь, что я буду разбрасывать его где попало? — надменно произнесла Гермиона.

— Но преподавателям это может не понравиться...

— Разве это не ты говорил, что защита важнее всего, когда я агитировала тебя?

Кое-кто уже пошёл подписывать лист, когда вмешался я.

— Подождите! — общее внимание обратилось ко мне. — Гермиона, ты же ничего не сказала о последствиях!

— Каких последствиях?

— Что будет с тем, кто случайно или намеренно выдаст тайну договора.

— Ясно же, что ничего хорошего. Предатель сильно пожалеет об этом.

Эрни, остановившийся на полпути к столу, настороженно посмотрел на меня.

— Гарри, ты что-то об этом знаешь?

— Я согласился прийти сюда в обмен на это знание. Пергамент зачарован заклинанием Iuramentum, это очень старое заклинание магической присяги. Оно использовалось еще в Древнем Риме при вербовке наёмных убийц и других бесчестных личностей, чтобы их не перекупили. Условие хранения тайны является в нём пожизненным, как и его карающий эффект. Если документ был подписан, то даже его уничтожение ничего не отменит.

— Выходит, если я подпишу этот договор, — Эрни кивнул на пергамент в руке Гермионы, — я должен буду всю жизнь молчать о нём под угрозой магической кары?

— Да, и кара заключается в том, чтобы пометить нарушителя тайны договора и облегчить его поиск для расправы. На лице нарушителя появится слово, занесённое в заклинание при активации. Оно будет написано гнойными чирьями, неизлечимыми. Заклинание впечатывается в магические структуры волшебника, поэтому любое исцеление будет временным. В данном случае Гермиона использовала слово "ябеда".

— Гарри!!! — ахнула Гермиона. Я посмотрел на неё осуждающе.

— Ты считаешь, что они не должны об этом знать?

— Но я же предупредила про тайну...

— Так, в эти игры я не играю. — Эрни обернулся к другу. — Джастин, и тебе не советую, хоть ты и маглорожденный. Мы придумаем что-нибудь другое, чтобы защитить тебя. Идём, Джастин!

Макмиллан направился к выходу, увлекая за собой Финч-Флетчли. Лаванда с сёстрами Патил отправились следом за ними. Чуть поколебавшись, ушли и обе последних оставшихся хаффлпаффки, Сьюзен и Ханна. Чжоу не ушла, она выжидательно посматривала на меня, но ничего подписывать не собиралась. Я повернулся к своим равенкловским друзьям, тоже ожидавшим моего слова.

— Энтони, мы тут не слишком задержались?

— Да, Гарри. По-моему, мы увидели достаточно. Парни, пошли отсюда.

И мы вчетвером ушли из таверны. Если шоу и продолжалось, то уже без нас.

23.

Чжоу Чанг схитрила. Она просидела в "Кабаньей голове" до конца собрания и запомнила всех, кто подписал Гермионин пергамент, а сама подписывать его не стала. То ли она сбежала оттуда раньше, чем о ней вспомнили, то ли там вообще не догадались взять с неё слово, но никаких обязательств о неразглашении она не давала и теперь с удовольствием рассказывала о собрании каждому, кто хотел слушать.

Не прошло и двух дней, как весь Хогвартс узнал имена учеников, всё-таки подписавших пергамент Гермионы. Помимо самой Гермионы и семьи Уизли, в Отряд Дамблдора записались остальные члены гриффиндорской квиддичной команды, а также Ли Джордан, Дин Томас и Невилл Лонгботтом. Остальные приглашённые благоразумно воздержались.

Чжоу повезло оказаться самой осведомленной, но не одна она оказалась такая разговорчивая. О собрании неутомимо болтали сначала те, кто ушёл оттуда еще до окончания, а затем и те, кто вообще не побывал там. По Хогвартсу поползли многочисленные слухи вплоть до самых невероятных, вроде того, что Гермиона обманом заставляет чистокровных подписать магический контракт, чтобы они защищали её грязнокровное величество. Или вроде того, что Мальчик-Который-Выжил считает, что Дамблдор с Фаджем развели в стране беззаконие и что Фаджа пора гнать с должности ссаными тряпками вслед за Дамблдором. В последнем случае почему-то ссылались на мозгошмыгов.

В умах царил раздрай.

Личная жизнь зловредного Зака Смита пострадала. Джинни бросила его и теперь вовсю гуляла с Дином Томасом.

Моя личная жизнь, напротив, сдвинулась с мёртвой точки. Не знаю, что там просчитали слизеринские головы, но на зелёном факультете самую чуточку подобрели ко мне. Отчасти, не считая отдельных обиженных личностей — да-да, это я про малфоевского недоросля. И Милли посматривала на меня... заинтересованно.

А на третий день события завертелись, словно судьба благословила их увесистым пинком под зад. Началось с того, что после ужина меня вызвали к директору. Для начала он попытался напоить меня странно пахнущим чаем и накормить дешёвыми магловскими мармеладками, но, чтобы угощаться из чьих-то рук, нужен определённый уровень доверия, а я не доверял директору от слова "совсем". И, разумеется, я был не настолько робок и обходителен, чтобы не посметь отказаться от директорского угощения.

Затем он долго сношал мне мозги на тему моих верных друзей, которые спят и видят, как бы ещё позаботиться обо мне, нерушимой дружбы, на которую не должен повлиять мой переход на другой факультет, и нашего с ними общего дела, которое я не могу не поддержать, иначе какой я друг? Это продолжалось, пока я не спросил Дамблдора напрямик, на что он меня подбивает и не хочет ли он, чтобы я снова оказался подсудимым? Директор ничего не ответил, но довольно скоро закруглил разговор, напоследок попытавшись взять с меня обещание обдумать мои поспешные решения и поговорить о них по душам с моими лучшими и преданными друзьями.

От обещания я уклонился. Известно уже, что "подумать" здесь означает "согласиться".

На следующее утро Гермиона не вышла на завтрак, а к обеду по Хогвартсу разлетелся слух, что её отправили в Мунго из-за выскочившей на лице надписи чирьями. Видимо, она посчитала, что Дамблдор очень важная персона и имеет право знать чужие тайны, а магический договор посчитал иначе. Если равенкловцы только посмеялись, что Грейнджер попала в свою же ловушку, то с Хаффлпаффа ко мне даже подходили и благодарили за предостережение.

Невилл ходил с унылым видом. Вечером в гостиной Чжоу рассказала всем, почему он такой несчастный. Оказывается, в кабаке Лонгботтом сробел и отказывался подписывать пергамент, пока его не подписала сама Гермиона, а теперь считает себя виноватым, что она пострадала.

Происшествие с Гермионой вызвало ажиотаж, из-за которого поначалу не заметили пропажу близнецов Уизли. Их хватился Ли Джордан, когда они не пришли ночевать. Хватился наутро, потому что и прежде бывало, что они возвращались в общежитие далеко за полночь. Хулиганов прождали весь день, и только когда они снова не вернулись на ночь в общежитие, Дамблдор встревожился и отправил преподавателей на поиски. Нашли близнецов уже через час, в одной из заброшенных кладовок, где они оборудовали себе место для разработки вредилок и хранения готовых изделий.

Оба они были мертвы. Как сообщила мадам Помфри, они были задушены своими чудовищно распухшими трёхфутовыми языками, выросшими у них из-за неосторожного эксперимента над собой. Судя по скорченным позам и валяющимся рядом пузырькам с разлитым по полу зельем, близнецы пытались принять антидот, но языки помешали им глотать.

Гриффиндор погрузился в траур, а я облегчённо вздохнул. Одной угрозой меньше.

Когда тела близнецов передали безутешным родителям, а в Большом зале отзвучали траурные речи по "талантливым инициативным юношам с нестандартным подходом к волшебству, хорошим и верным друзьям, настоящим гриффиндорцам", в Хогвартс прибыл сам Министр Магии Корнелиус Фадж. С ним прибыл личный секретарь Персиваль Уизли, со строгим и отчуждённым лицом, с кипой тощих папок под мышкой пристроившийся за плечом министра, а также группа авроров, среди которых выделялись массивный чернокожий Кингсли Бруствер и лупоглазая фиолетововолосая Я-Вам-Не-Нимфадора Тонкс. Похоже, если дойдёт до разборок, Фаджа ожидают интересные сюрпризы.

Из-за другого плеча министра выглядывала злорадно ухмыляющаяся Амбридж. Не знаю, насколько Фадж скорбел по "инициативным юношам", но его главный политический противник влетел по-крупному, и министр не мог упустить такую возможность. Он с сопровождающими появился в Большом зале во время обеда и с видом торжествующей справедливости заявил:

— Директор, у вас здесь гибнут дети! Мисс Грейнджер сейчас в Мунго с тёмным проклятием, лекари только разводят руками и утверждают, что бессильны. По Хогвартсу ходят слухи об антиправительственном заговоре, а двое братьев Уизли вообще в могиле! Объяснитесь немедленно, как вы довели до такого школу!

Дамблдор, с безмятежным видом сидевший на золотом троне во главе преподавательского стола, соединил перед собой длинные и сухие старческие узловатые пальцы, больше всего похожие на паучьи лапки. Я не заметил в нём ни малейшего признака скрытой тревоги, хотя следил во все глаза и знал, за чем следить. Старец был уверен в благополучном исходе министерского наезда.

— Корнелиус, дорогой мой, — опечаленно выдохнул он. — Мы же с тобой понимаем, что ни один преподаватель не может уследить за каждым шагом учеников. Эти юные умы так любознательны, так жаждут нового, а в наше время повсеместных запретов им не остаётся ничего, кроме как держать свои изыскания в тайне — вместо того, чтобы посоветоваться со старшими. Это несчастная случайность, о которой я скорблю не меньше тебя, дорогой Корнелиус.

— Случайность!!! — буквально взвыл заранее накрутивший себя министр. — У меня есть целое досье с хулиганскими выходками близнецов Уизли, которое мадам Амбридж подобрала из показаний свидетелей и школьных списков о наказаниях учеников, — он оглянулся на Персиваля, и тот услужливо подал министру одну из папок. — Вот! — Фадж торжествующе встряхнул папкой. — Не может быть, чтобы вы всего этого не знали, значит, вы уже виновны в попустительстве хулиганам. Если бы они не погибли, этого досье уже хватило бы, чтобы отправить их в Азкабан!

— Корнелиус! — прогремел гневный голос разом преобразившегося директора. — Я не позволю тебе порочить память погибших детей!

Фадж сообразил, что если он не хочет скомпрометировать себя как глава государства, сейчас не время и не место доказывать, что близнецы Уизли уже полгода как совершеннолетние. Тем более, что и сам он только что называл их детьми.

— Я не порочу их память, Дамблдор, — заявил он тоном пониже. — Я утверждаю, что если бы вы вовремя пресекли безобразников, они остались бы живы! Их гибель лежит на вашей совести, директор.

Я ухмыльнулся про себя, потому что на большой и широкой совести Дамблдора наверняка лежало много чего ещё, равно как и на совести Фаджа. Двое матёрых политиков продолжали разыгрывать из себя честнейших и порядочнейших людей Британии.

— Повторяю, Корнелиус, это была несчастная случайность, о которой я сам глубоко скорблю, — с нажимом повторил Дамблдор.

— Об этом мы еще поговорим, дорогой Альбус. В другое время и в другом месте, — с невыразимым злорадством выговорил Фадж. — Травмы и гибель детей — большое несчастье, которое можно объяснить случайностью... если очень захотеть. Но антиправительственный заговор в стенах этой школы — уже никакая не случайность.

— Министр, вы не можете обвинять в подобных вещах директора Хогвартса! — выпалила МакГонаголл, до этого бледневшая, красневшая и сидевшая как на иголках. — Все знают, как самоотверженно он заботится о детях!

Директор остановил её жестом руки и укоризненно покачал головой, глядя на министра.

— Корнелиус, дорогой, ты же сам сказал, что это только слухи. Бросаться подобными обвинениями на основе каких-то там слухов — недопустимая неосмотрительность для человека твоего положения.

— Если бы только слухи! — победоносно воскликнул Фадж. — Ты же не думал, Альбус, что тайная служба Министерства оставит без внимания такой рассадник преступности, как притон, который содержит твой родной брат Аберфорт?

— Корнелиус, всем, и тебе тоже, давным-давно известно, что я нахожусь в непримиримых разногласиях с братом и осуждаю его образ жизни, — снизошел до объяснения Дамблдор. — Я не знаю и не отвечаю за то, что творится у него в таверне.

— Зато мы знаем, что там творится, потому что в "Кабаньей голове" бывают наши осведомители. И мы прекрасно знаем, Альбус, что непримиримые разногласия с братом у тебя только на людях, иначе он открыл бы свой притон где-нибудь подальше от Хогвартса. Твоего влияния, Альбус, хватило бы не позволить Аберфорту обосноваться здесь, но тебе этот притон нужен, чтобы проворачивать через него свои тёмные делишки. — Фадж по ходу разговора перенял фамильярную манеру обращения Дамблдора и с видимым удовольствием обращался к нему по имени. — Знаешь, дорогой Альбус, я несколько раз пересматривал в думосбросе воспоминания нашего агента о вербовочном собрании Отряда Дамблдора в таверне твоего брата. И образец сливочного пива, которое твой брат продал детям, мы получили и проверили, у меня есть документ Отдела Тайн. Когда дети разошлись, наш агент прихватил с собой недопитую бутылку.

Лицо Дамблдора на мгновение дернулось. Министерская слежка оказалась для директора новостью, хотя он был совсем не похож на человека, способного допустить такую оплошность. Не удивлюсь, если она началась недавно, после появления Амбридж в Хогвартсе.

При мне Гермиона там не называла собираемую группу Отрядом Дамблдора. Значит, это случилось позже, когда мы уже ушли. Я срочно стал вспоминать, кто в таверне мог оказаться шпионом Министерства. Старуха, прячущая лицо под мантильей? Мужик в бинтах, у которого из лица виднелся только рот? Да кто угодно. Завсегдатаи притона не любили выставлять лица напоказ.

Тут же сообразив, что не о том думаю, я переключился на воспоминания, что же такого я наговорил тогда о Фадже и как он может к этому отнестись. В таверне я не сказал о министре ничего хорошего, но и не угрожал его положению напрямую, а полностью устранился от разборок в верхах. Это было еще не самое худшее — надеюсь, зачтётся.

Фадж тем временем перестал сыпать обвинениями в адрес директора и перешёл к тому, ради чего сюда и явился. Он выпрямил пухлое приземистое тело и вздёрнул подбородок, стараясь выглядеть как можно значительнее.

— Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор! За подстрекательство вверенных вам школьников к созданию юношеской террористической группировки вы обвиняетесь в организации антиправительственного заговора и будете задержаны до разбирательства вашего дела в Визенгамоте! — министр обернулся к старшему аврору и приказал: — Долиш, арестуйте его!

Долиш мешкал. Он понимал, что такое арестовывать самого Дамблдора.

— А-а, — мягко проговорил Дамблдор. — Разумеется. Так я и предполагал. Только вот имеется кое-какая проблема.

— Какая еще проблема? — Фадж нахмурился. — Не вижу никаких проблем.

— А я, — извиняющимся тоном сказал директор, — к сожалению, вижу.

— Да неужели?

— А вот. — Дамблдор в открытую издевался над министром. — Ты же исходишь из убеждения, что я... как уж это там... безропотно подчинюсь? Увы, Корнелиус, этого не будет. У меня масса куда более важных дел, чем такая бездарная потеря времени.

Фадж встревоженно оглянулся на авроров:

— Долиш, Бруствер, что же вы медлите?

Седой сухощавый аврор подтверждающе кивнул министру и шагнул вперёд. Его рука потянулась за палочкой. Бруствер тоже вытащил палочку, переглянувшись с Дамблдором и нацелившись взглядом в спину упомянутого Долиша.

— Не делайте глупостей, Долиш, — почти ласково сказал Дамблдор. — Я знаю, вы прекрасный аврор, но если вы попытаетесь задержать меня, я не гарантирую вашей безопасности.

Долиш снова замешкался и глянул на Фаджа, дожидаясь подсказки. Министр вызывающе уставился на директора.

— Альбус, ты хочешь в одиночку справиться со мной, Долорес и группой наших авроров?

В этот миг я окончательно удостоверился, что Фадж слишком глуп, чтобы вести с ним какие-либо совместные дела. Очевидно же, что за Дамблдора будет сражаться МакГонаголл, вынужденно подключится Снейп, да и остальные преподаватели хотя бы сделают вид, что вступились за директора. Они уверены, что он вывернется, а им здесь еще работать. Я не говорю уже о том, что Бруствер и Тонкс сейчас стоят наготове за спинами остальных авроров.

— Конечно же, не хочу, Корнелиус! Если вы не начнёте глупить.

— Он не будет справляться в одиночку! — громко объявила МакГонаголл, вытаскивая палочку. Ну вот, так я и думал...

— Буду, Минерва! — резко возразил Дамблдор. — Ты нужна Хогвартсу!

— Хватит! — выкрикнул Фадж, выхватывая свою палочку. — Авроры, взять его!

— Фоукс! — одновременно с ним выкрикнул директор.

В нескольких футах над преподавательским столом возникла огненная птица, трансгрессировавшая на хозяйский зов. Феникс завис над головой Дамблдора, спуская к нему длинный хвост, авроры разом ударили туда, засверкали росчерки оглушающих заклятий. Бравая аврорка Тонкс кинулась на помощь Брустверу, споткнулась с разгона и повалила его на пол еще до того, как он ударил Долишу в спину. Тут кто-то колданул дымовую завесу, и облако серого тумана заволокло и стол, и пространство перед ним.

Над туманом высунулась старческая рука вставшего с места Дамблдора и стала нашаривать в воздухе Фоуксов хвост. Недолго думая, я заключил птицу в Сферу Абсолютного Холода — против огненных существ это заклинание работает очень хорошо. Отток силы был бешеным, но я сумел удержать Сферу, пока феникс не превратился в ледяную статую. Та же участь постигла и руку Дамблдора, попавшую в радиус Сферы.

Хорошо, что теперь у меня крупное сильное тело, способное наколдовывать и поддерживать мощные заклинания.

Напоследок я выслал ударный импульс по промороженному фениксу, и тот разлетелся на осколки. Они посыпались на заледеневшую руку директора, а я на всякий случай расколотил и её.

После такой кончины фениксы, кстати, не возрождаются. Проверено еще в прошлой жизни.

Дымовая завеса, кем-то развеянная, исчезла так же мгновенно, как и появилась. Глазам учеников предстали ошеломлённые преподаватели и не менее ошеломлённые авроры. Долишу повезло — он, невредимый, стоял на своих ногах, зато за его спиной валялся Бруствер, прижатый к полу рухнувшей на него Тонкс, сучившей ногами в неуклюжих попытках встать. Физиономии обоих были донельзя растерянными, палочки откатились далеко в стороны.

Дамблдор, только что лишившийся правой руки по локоть, с потрясённым видом глядел на обрубок. Боли директор пока не чувствовал, потому что скол обрубка оставался промороженным. Фадж, по глупости вообразивший, что всё так и должно быть, опомнился первым.

— Теперь ты видишь, Альбус, что тебе нечего противопоставить нашему доблестному аврорату? — позлорадствовал он. — Ты дутая величина, Альбус, слухи о твоей силе изрядно преувеличены. И кто тебя знает, может, ты сам их и распускаешь, ведь в Первую Магическую ты никогда не выходил сражаться с Пожирателями — говорил, что охраняешь детей в Хогвартсе, а сам прятался за их спинами. Да и твоя дуэль с Гриндевальдом... свидетелей не было, Альбус, о твоём подвиге известно только с твоих слов! Я не удивился бы, дорогой Альбус, если бы оказалось, что ты ударил в спину настоящему победителю. Долиш, арестуйте же его наконец!

Седой аврор проявил разумную осторожность, объявив сначала:

— Каждый, кто воспрепятствует задержанию обвиняемого, будет задержан вместе с ним по обвинению в сообщничестве! — он огляделся вокруг, выискивая недовольных, и коротко бросил своей группе: — Прикройте меня.

Затем он издали накинул на директора магические путы и спросил:

— Мистер Дамблдор, вы пойдёте сами или мне использовать крюк?

Бруствер и Тонкс, на которых, кроме меня, никто не обращал внимания, наконец расцепились и стали искать свои палочки. Я откатил деревяшки подальше, чтобы не нашли сразу.

Нет, я не за Фаджа. Но Дамблдор хитрее министра, он ближе ко мне, от него нужно избавляться в первую очередь. А во вторую... я еще посмотрю, кто из оставшихся будет активнее мне гадить.

— Я жду, мистер Дамблдор! — позвал Долиш.

Директор не отвечал, разом сникший и постаревший, глубоко деморализованный потерей феникса и своей правой руки.

Долиш шевельнул палочкой, наколдовав невербально какую-то разновидность Акцио — и Дамблдор вылетел из-за стола, чтобы приземлиться у ног Фаджа.

— Поставьте его на ноги, — приказал седой аврор. — И наложите ему повязку на руку, а то он не дотянет до тюремного лекаря.

Министерские во главе с раздувающимся от самодовольства Фаджем покинули Большой зал, уводя с собой арестованного директора. Никому из них и в голову не пришло выяснять, как лишился руки Дамблдор и как был обезврежен феникс. Каждый подумал на другого, ситуация была экстремальная, а результат был слишком хорош, чтобы вникать в подробности.

Остаток обеда прошёл в похоронной атмосфере. Все ученики были напуганы — как те, кто за Дамблдора, так и те, кто против. Весь преподавательский состав тоже выглядел слишком уж притихшим и подавленным.

Поразмыслив, я догадался, почему.

Они не считали Министерство силой. Дамблдора считали, а Министерство не считали. Они были уверены, что аврорат их ни к чему не принудит, потому что с ними не справится. А сейчас, у них на глазах, Министерство в считанные секунды разделалось с мятежным директором.

В считанные секунды. С Дамблдором.

Неудивительно, что их мир полностью перевернулся.

24.

Уже на следующий день после ареста Дамблдора на пост директора была назначена Амбридж. Очередной урок трансфигурации у нас начался с сообщения МакГонаголл, что директорский кабинет, к сожалению, не открылся перед представительницей Министерства, поэтому профессор Амбридж — только исполняющая административные директорские обязанности. А поскольку мадам Амбридж еще не вошла в курс дела, по административным вопросам можно обращаться к заместителю директора.

Эту скупую речь МакГонаголл произнесла, тщательно подчеркнув между слов, что Хогвартс не принял Амбридж как директора. От прямых высказываний она воздержалась, но постаралась донести до учеников, что Амбридж здесь никто, а настоящим директором школы по-прежнему является Дамблдор.

Сам факт назначения Амбридж Министерством однозначно демонстрировал, что Хогвартс — государственная собственность, а не частная лавочка директора. Но все преподаватели, а особенно Макгонаголл, всё еще надеялись на возвращение Дамблдора и саботировали назначение. Из-за этого Амбридж не смогла попасть в директорские апартаменты и вынужденно оставалась в кабинете ЗоТИ, но не унывала, считая доступ туда делом ближайшего будущего.

Не теряя времени, она занялась инспекцией качества преподавания. Это было бы безусловно нужным и полезным делом, если бы мадам хоть сколько-то разбиралась в школьных науках. Насколько Амбридж была сильна в колдовстве, я не мог судить, при мне она не колдовала, но если учесть, что Фадж при задержании Дамблдора ссылался на неё как на боевую силу, кое-какие навыки у неё, видимо, имелись. Но её знания со всей очевидностью хромали.

Грех было попрекать Амбридж невежеством, потому что в своё время она училась в том же Хогвартсе, который и был рассадником невежества, с какой стороны ни посмотри. Тем не менее даже её знаний хватило, чтобы определить Трелони как никудышного специалиста. Очкастая гадалка вылетела из Хогвартса в двадцать четыре часа, прорицания как предмет были упразднены.

Флитвика Амбридж оставила в покое. Маленький полугоблин подчёркнуто держался вдали от политики, занимаясь только преподаванием, и на данный момент это её устроило. Под МакГонаголл она попыталась подкопаться, но безуспешно — школьную программу та знала хорошо, классную дисциплину держала ещё лучше. Они погрызлись по поводу укрывательства деканом гриффиндорских хулиганов и вольнодумцев, но из-за отсутствия явных фактов Амбридж ничего не смогла доказать и отступила.

Со Снейпом Амбридж здорово не поладила. Неудивительно, если учесть, что из всего Хогвартса с ним ладил только Дамблдор, и то благодаря шантажу. В отличие от Трелони, чёрное пугало вылетело из школы только через три дня, которые понадобились новой директрисе, чтобы найти и уговорить вернуться прежнего слизеринского декана. Гораций Слагхорн оказался скользким и угодливым типом, этот точно подстроится под любое начальство, зельеварение он знал ничуть не хуже Снейпа, а преподавал лучше.

Я прикинул, не стоит ли под шумок развоплотить профессора Бинза, поскольку он тоже был никудышным преподавателем, но по здравом размышлении отказался от этой идеи. История — всегда насквозь политизированный предмет, одно из важных средств пропаганды действующего правительства. Значит, на место Бинза возьмут министерского агитатора, а призрак всего лишь поддерживает рознь между людьми и гоблинами, но не стравливает людей друг с другом.

Все, кто рассчитывал, что я буду смутьянствовать и вести себя вызывающе, здорово обломались. Я не заявлял о воскрешении злодея, не корчил из себя обиженного и вообще никак не выделялся над массовкой. Вместе со всеми дремал на истории магии и прикидывался на ЗоТИ, что прилежно читаю одобренный Министерством учебник. Под руководством Слагхорна варил неплохие зелья — в самом деле, что трудного в том, чтобы сварить супчик точно по рецепту? Из-за отмены прорицаний ученикам было разрешено поменять факультативы, и теперь я посещал нумерологию и руны. Впрочем, и то и другое недалеко ушло от прорицаний, потому что предназначалось в первую очередь для гадания.

Амбридж при встречах злобно сверлила меня взглядом, но сейчас у неё появились другие первоочередные заботы. Сейчас она копала под МакГонаголл и ради этого создала инспекционную дружину из законопослушных школьников, которыми — сюрприз! — почему-то оказались слизеринцы. Предназначением дружины было следить за порядком в школе и отлавливать нарушителей, а главными нарушителями здесь были кто? Правильно, гриффиндорцы.

Члены инспекционной дружины нацепили нашивки с серебряной буквой "И", свидетельствовавшие об их расширенных правах казнить и миловать. Старшим в ней был назначен Драко Малфой, дравший из-за этого нос к потолку. Кое в чём они с Роном Уизли были одинаковы: оба были уверены, что власть существует только для того, чтобы злоупотреблять ею, а уж сводить с её помощью счёты для обоих было святое.

Как я понял, прежний Гарри был глупым и дёрганым, он легко вёлся на любую, даже самую примитивную подначку. Этим вовсю пользовался Малфой, выставляя своего недруга агрессивным дураком, но теперь в дураках регулярно оказывался он сам. Он всячески пытался задеть меня и укусить, я отвечал ему так, что потом над ним смеялся весь Хогвартс. Себе в заслугу я это не ставил, нет ничего сложного в том, чтобы быть остроумнее и находчивее недалёкого пятнадцатилетнего подростка. Я всего лишь защищался.

Милли тоже стала членом слизеринской инспекционной дружины — а точнее, равнодушно присутствовала в ней. Я видел, что никакого удовольствия ей это не доставляло, но положение обязывало её поддерживать Министерство. Для меня её членство было даже плюсом, потому что теперь она ходила с компанией Малфоя, а тот с завидным постоянством докапывался до меня, давая мне возможность лицезреть её вблизи. Во время наших перепалок она смотрела на нас с одинаковой отчуждённостью, и это, как ни странно, меня обнадёживало. Ведь она не поддерживала Малфоя.

Незадолго до Хеллоуина из Мунго выписали Гермиону, удостоверившись, что надпись на лбу ничем не угрожает её жизни и здоровью. Это был всего лишь несводимый косметический недостаток, с которым можно было жить. Теперь Гермиона густо намазывала лицо специальной пастой, которую факультетские сплетницы называли магловским тональным кремом, отчего всё оно принимало неестественно ровный розово-бежевый оттенок. Большую часть её лба прикрывала лохматая мочалка на её голове, поэтому рельефно выступающие буквы были видны, только если хорошо приглядеться.

Я надеялся, что теперь Гермиона притихнет, но оказалось, что подпорченная внешность не может остановить боевую гриффиндорку на пути к справедливости. Не прошло и двух дней после её возвращения, как она отловила меня после ужина, когда мы выходили из Большого зала.

— Гарри, стой! Нам нужно поговорить! — крикнула она мне издали.

Я остановился, сказав друзьям, что увидимся в общежитии.

— На квиддич не опоздай, — напомнил Энтони.

— Буду, — подтвердил я и повернулся к Гермионе: — Только недолго, у нас через полчаса тренировка.

— Когда же ты наконец станешь серьёзным, Гарри, — стала она меня отчитывать, увлекая за собой. — Вокруг вон что творится, а у тебя один квиддич на уме.

— Уж лучше квиддич, чем твои дурацкие игры в тайное общество, — возразил я, пребывая в уверенности, что она осознала опрометчивость своей затеи.

— Гарри!!! — она резко остановилась, а когда я сделал то же самое, зашла передо мной и гневно уставилась мне в лицо, уперев руки в бока. — Ты же сам сказал, что Сам-Знаешь... э-э... В-волдеморт возродился! Почему ты не хочешь, чтобы мы научились от него защищаться?!

— Потому что очень опасно поднимать оружие на врага, если ты не готов убить его. Это занятие не для детей, а для взрослых людей, специально обученных.

— Но если не уметь защищаться, приспешники В-волдеморта могут схватить любого из нас!

— Могут, но не станут, потому что любой из нас им не нужен.

— Но ты, Гарри! — палец Гермионы упёрся бы в меня, если бы я не отступил назад. — Тебя они обязательно схватят!

— Гермиона, успокойся, у них не получится. Как раз я-то и могу постоять за себя, ты же сама это признала.

— Значит, обучать нас ты не согласен? А я, между прочим, очень надеялась, что ты передумал.

— Гермиона, обучать кого-то — это брать на себя моральную ответственность за всё, что произойдёт с ним из-за этого обучения. Мало ли что с кем случится, если он вообразит, что научился у меня справляться с Волдемортом! С той же Лавандой Браун, например, безобидной и никаким Пожирателям не нужной. А вдруг её убьют, если она в это ввяжется, или её покусает оборотень? Или братья Криви, они же совсем еще дети. Ты думаешь мозгами, когда подстрекаешь их топорщиться против опытных боевиков?

— Но если ты не будешь обучать их, ты возьмёшь моральную ответственность за всё, что произойдёт с ними из-за того, что ты не обучил их!

— Да ни разу, Гермиона. Обучать их — не моя обязанность. Нести моральную ответственность за это будут те, кто развалил образование и не справляется с порядком в стране. Я им всем тут не нянька!

— Ты! — яростно засверкала она глазами. — Правильно говорит Рон, ты — предатель, а я его еще разубедить пыталась!

— Кто я, это еще под вопросом, а вот кто ты, у тебя уже на лбу написано! — выпалил я, выведенный из себя её претензиями. — Настаивала на тайне, а сама первая побежала доносить, да?

— Но Гарри... — она осеклась и машинально потрогала свой лоб, испачкав пальцы в розовой замазке. — Это из-за недостатка формулировки договора... Дамблдор... мы же все за него, он должен быть в курсе... и я подумала, что это не будет разглашением тайны...

— Ладно, пусть недостаток формулировки, — не стал я спорить, потому что договор действительно был составлен кое-как. Гермиона, конечно, очень способная девушка, но шестнадцать лет — слишком мало, чтобы предусмотреть всё. — Но откуда Дамблдор узнал, что в четыре часа дня у меня встреча с Сириусом?

— Он знает всё, что происходит в Хогвартсе, Гарри, — она уставилась в пол. — От него ничего не скроешь.

— Тогда он знал бы, что встреча с Сириусом у меня состоялась в десять утра. А про четыре часа дня я сказал только тебе и Рону.

Гермиона потрясённо воззрилась на меня, её рот сам собой приоткрылся.

— Ты обманул нас?! Мы же твои друзья!

— Нет, Гермиона. Вы друзья Дамблдора, а я у вас подопечный, бычок на верёвочке. Летом вы выдали себя, а теперь я в этом окончательно убедился. Я давал вам шанс, вы его профукали, можешь идти и жаловаться Дамблдору. Или кому ты там стучишь, пока его нет — МакГонаголл?

— Я не... это вовсе не то... это для твоей же безопасности, Гарри, ты должен понимать, — чувство собственной правоты быстро возвращалось к Гермионе. — Ты же вечно во что-то влезаешь, кто-то же должен подстраховывать? И турнир, что бы ты там делал, если бы я не выучила тебя Акцио? И та метла от Сириуса, она же могла оказаться проклятой!

— Ага, и тот люк под цербером, про который мы с Роном и не знали бы, если бы не ты, — подсказал я ей в тон. — И то оборотное зелье, которое мы без тебя не сварили бы. Вечно во что-то влезаю, ну надо же... а не втягивайте, и влезать не буду. Или это не ты недавно пыталась втянуть меня в склоку с Амбридж, а сейчас хочешь зазвать в подозрительную оппозицию действующей власти, которая и без того записала меня в сумасшедшие? Вот с этого Тёмные Лорды и начинаются, кстати.

— Но это же необходимо, Гарри! Как ты не хочешь этого понять?

— А потом сама же скажешь, что я вечно во что-то влезаю. Да я прибыл в Хогвартс невинный как младенец, я никого и ничего здесь не знал, но с тех пор только и делаю, что разбираюсь здесь за других. Драться с Малфоем из-за того, что с ним посрался Рон? А кто, если не Гарри? Спасать его дуру сестру, потому что она не додумалась сдать дневник родителям или преподавателям? Ну конечно же, это должен делать Гарри! Ловить беглого преступника? Гарри, кто же ещё? Участвовать в турнире? На всё наплюём, но Гарри заставим. Нет уж, Гермиона, теперь мы всё выяснили и давай наконец разбежимся. Доверять тебе я уже не смогу, у тебя свои дела, у меня свои.

Я спешил на тренировку, поэтому развернулся и пошёл в общежитие, считая разговор законченным.

— Ты еще об этом пожалеешь! — донеслось мне в спину.

Прежний Гарри наверняка пожалел бы. Будучи по характеру ведомым, он чувствовал бы себя крайне неуютно без двух своих поводырей. Но остатки его личности всё реже напоминали о себе, а после завершения перестройки моего тела вроде бы окончательно исчезли. По крайней мере, никакого чужеродного возмущения по поводу моего нападения на Дамблдора я в себе не заметил.

Я жалеть не стану. Мне не интересны ни друзья прежнего Гарри, ни их детские игры в заговорщиков. У него одни обстоятельства, у меня другие.

Наступил Хеллоуин, который меня, признаться, тревожил. Я по-прежнему мало что помнил из прошлого, как своего, так и прежнего Гарри, но по упоминаниям окружающих обнаружил, что в Хеллоуин здесь с ним всегда что-нибудь случалось. Я не был суеверным, но тенденция настораживала.

День начался как обычно, даже занятия не отменили. В обед я заметил, что Малфой с приятелями шушукаются и косятся на меня. Они и прежде не оставляли меня вниманием, особенно Малфой, который упорно старался спровоцировать меня на скандал, но сегодня вели себя так, словно задумали нечто конкретное. Зная Малфоя, следовало ожидать удара в спину, а поскольку совместных занятий у нас со слизеринцами не было, осуществить задуманное они могли только во время праздничного ужина. Я вообще не раззява, но на всякий случай перешёл в режим повышенной бдительности.

Поэтому меня не удивило, когда перед ужином они попались нам на пути ожидающими в коридоре. Не все слизеринские пятикурсники, а только сам Малфой и его ближайшее окружение — неизменные Крэбб с Гойлом, Паркинсон и Забини. Удивило только то, что они дожидались не перед самым Большим залом, а внизу у лестницы, ведущей к равенкловскому общежитию. Значит, они задумали не моё публичное унижение, а что-то другое, чему помешали бы лишние свидетели.

Едва я успел сделать этот вывод, как ощутил позади чьё-то быстрое движение. Моё предчувствие буквально взвыло. Я мгновенно пригнулся, потому что шарахнуться в сторону мешали Энтони с Теренсом — и надо мной пролетел грязно-бурый комок величиной с увесистый мужской кулак, примерно как мой. Это оказалась навозная бомба, которая смачно впечаталась в пол между нами и слизеринцами, забрызгав всех.

Сзади раздался счастливый визг местного полтергейста, известного под кличкой Пивз. Мелкий вредитель, которому было всё равно, кого поливать дерьмом, бурно радовался результату. Тем не менее Пивз напал не на кого-нибудь, а на меня, и его наверняка подговорили слизеринцы.

— Ах ты, тварь! — развернулся я к нему, одновременно выпрямляясь — и едва успел уклониться от второй навозной бомбы, летящей прямо в лицо. Она пролетела мимо моего уха и взорвалась рядом с первой, окоропив нас навозным душем.

— Потти, Потти, Потти вонючка!!! — проорал этот наглый кусок эктоплазмы, вытаскивая откуда-то из себя третью бомбу. Я чисто на рефлексах выставил перед собой левую ладонь и сжал в кулак, подкрепляя магическим посылом.

Эктоплазменный гадёныш лопнул, словно воздушный шарик. С места, где он зависал, выпали еще две бомбы и взорвались при соприкосновении с полом. Мы втроём оказались по уши в навозе под злорадный хохот слизеринцев, и это взбесило меня окончательно. По движению моей ладони весь навоз собрался в тучу и отправился бы в рожу Малфою, если бы в мою руку не вцепился Энтони.

— Стой! — крикнул он. — Баллы!

Я посмотрел на него, как на ненормального, но руку задержал.

— Какие баллы?

— Они подговорили Пивза, а ты хочешь измазать их сам. — Голдстейн не выпускал мою руку, хотя всё его лицо было в вонючих коричневых кляксах. — Поэтому их факультет не накажут, а наш накажут.

— Вот это самообладание... — уважительно констатировал я, принуждая себя расслабиться. Навозная туча шлёпнулась обратно на пол и разлетелась мелкими брызгами.

— Чистить — можешь? — Энтони не столько спрашивал, сколько внушал мне, что нужно сделать.

— Могу, — я обмахнул его, себя и Терри, затем пол вокруг нас. Всё засверкало чистотой, кроме компании Малфоя, при виде такого колдовства разом переставшей веселиться. — Идём, что ли, дальше?

— Идём, — мы, идеально чистые и ничем не пахнущие, прошли мимо притихших, забрызганных навозом слизеринцев. — Научишь?

— Научу, не жалко. Только место бы найти для учёбы, а то здесь нигде колдовать нельзя.

— А что ты сделал с Пивзом? — полюбопытствовал Терри.

— Хм... — я вдруг осознал, что, не задумываясь, прибил эту тварь на месте. — А это была здешняя ценность, охраняемая законом?

— Нет, наверное, — озадачился Бут, которому и в голову не приходило посмотреть на Пивза под таким углом.

— Вот и хорошо, — обрадовался я. — Эти эктоплазменные сущности такие хлипкие.

— Так ты убил его?

— Даже и не знаю, можно ли это так назвать, — я задумчиво хмыкнул. — Существование Пивза прекратилось, но считать ли это убийством... Существо не развивающееся, не размножающееся, только имитирующее некоторую низменную часть человеческого поведения — можно ли считать его живым, и насколько? Как по-твоему, это вопрос научный или философский?

Остаток пути до Большого зала мы спорили о статусе псевдожизни, но к окончательному мнению так и не пришли. К ужину весь зал был разукрашен в стиле "тыквы-мыши-свечи-страшно-аж-жуть", угрюмое ночное небо вместо потолка завершало унылую кладбищенскую картину. В воздухе стоял густой приторный запах тыквы — обыденной еды нищего средневекового крестьянства, у маглов почти вышедшей из употребления наряду с репой по причине недостаточной съедобности. Мы уселись за свой стол лицом к слизеринцам, посмотреть и позлорадствовать, когда малфоевская компания отмоется от навоза и явится на ужин. И они, действительно, опоздали почти на полчаса.

На директорском троне теперь сидела Амбридж, из-за небольшого роста едва видневшаяся над столом, словно жаба над болотом. Но когда большая часть учеников поела, говорить стала не она, а замдиректора. Сухопарая Мак-Гонаголл встала и строго оглядела зал, дожидаясь тишины.

— А сейчас мы посмотрим выступление призраков, — со скупой улыбкой объявила она, когда ученики прекратили разговоры.

Все настроились на загробное шоу, но минуты шли, а призраки не появлялись. Наконец один из них, Почти Безголовый Ник, наполовину вынырнул из стола прямо перед Мак-Гонаголл. Призрак стал что-то говорить ей тихим сиплым шёпотом, почти не слышным в зале. Судя по изменившемуся лицу и выкаченным глазам Мак-кошки, это было нечто шокирующее.

Призрак нырнул обратно в стол, а замдиректора снова поднялась с места. Её обвиняющий взгляд устремился к нашему столу и отыскал меня.

— Мистер Поттер! — грозно сказала она. — Почти Безголовый Ник утверждает, что вы уничтожили Пивза, поэтому призраки боятся выступать здесь. Вы действительно это сделали?

— Да, мэм, — ответил я, тоже встав, как требовала вежливость.

— Я просто не могу поверить этому, Гарри! Как ты мог?!

— Это было не так уж сложно, мэм.

— Ты же убил Пивза!

— Мэм? — недоуменно произнёс я. — Развоплощение сгустка эктоплазмы, обладающего примитивным псевдоразумом, никак не может считаться убийством.

— Но, Гарри! Зачем ты это сделал?!

— Он стал кидать в меня навозные бомбы. По-вашему, это в порядке вещей?

С полминуты мы мерялись взглядами под пристальным вниманием зала.

— Ты поступил жестоко, Гарри, — заявила наконец она. — Ты очень разочаровал меня.

— Я как раз слишком мирный и терпеливый, мэм. Наверное, поэтому за последний год развелось слишком много желающих кинуть в меня дерьмом. И мне это надоело, мэм.

— Но так же нельзя, Гарри. — МакГонаголл укоризненно покачала головой. — Тебе следовало пристыдить Пивза, но не убивать его.

— Я здесь не педагог, мэм. Стыдить здесь — это ваша работа, и вам давно уже следовало бы пристыдить этого Пивза, да и кое-кого ещё. А я, пользуясь случаем, хочу сделать заявление, — выдержав паузу, я возвысил голос и оглядел зал: — Моё терпение закончилось, и теперь я развоплощу каждого, кто начнёт кидать в меня дерьмом. Это касается не только полтергейстов, но и газетчиков, и волдемортовских жополизов, и недоумков, у которых хватит наглости опробовать на мне свои ослиные шуточки. И будьте уверены, — я упёрся взглядом в побледневшего Малфоя, — после исполнителей я непременно дойду и до заказчиков. Первым я не кусаюсь, кто нарвётся — сам виноват. Благодарю за внимание.

Я сел на место, не дожидаясь разрешения. МакГонаголл потеряла дар речи, сверля меня взглядом и хватая воздух ртом. Зато с места вскочила Амбридж, раскрасневшаяся, ощеренная, как никогда похожая на жабу.

— Минус сто баллов с Равенкло за уничтожение школьного имущества, мистер Поттер! — взвизгнула она. — И ещё минус сто за ваше недопустимо грубое поведение!

Песочные часы Равенкло обеднели сразу на двести сапфиров. Бедняга Энтони, он так боролся за сохранение факультетских вознаграждений, а я таки спустил их. Печалька...

— Протестую. Минус двести баллов с преподавательского штата за произвол, злоупотребления и пренебрежение должностными обязанностями, — жёстко отпарировал я, разозлившись. Вырвалось само собой и тут же вспомнилось, что так у нас в Академии работала система магической верификации наказаний.

И тут случилось неожиданное. Факультетские песочные часы располагались на втором ярусе противоположной от преподавателей стены — слева Гриффиндор и Хаффлпафф, справа Равенкло и Слизерин — а место по центру стены, над входом в зал, до сих пор пустовало. Но сейчас там проявились пятые часы, из полупрозрачного стекла, белого в верхней половине песочной колбы и плавно переходящего в чёрный к её низу. Нижняя половина колбы поначалу была заполнена чёрными кристаллами, но затем две сотни кристаллов с лёгким перезвоном покинули её, привлекая всеобщее внимание.

Перезвон повторился, и в колбу часов Равенкло вернулись только что потерянные двести сапфиров. По залу пронесся изумлённый гул.

— Протест принят, — ошеломлённо констатировал Энтони, глядя на часы.

Преподаватели были изумлены ничуть не меньше, чем ученики. Все они уставились на новые часы, Амбридж так и осталась стоять, выпучив на них глаза.

— Что это значит, Поттер? — раздался наконец её тонкий визгливый голос.

— Это значит, что когда центральная колба опустеет, лицо, ответственное за качество преподавания, лишится доступа в замок, — сымпровизировал я.

Не помню, как это было у нас в Академии, но по уму я так и сделал бы. А как это реализовано здесь, время покажет.

В зале между тем царила неразбериха. Мало того, что некий Мальчик-Который-Выжил прилюдно заявил о своём намерении сурово сквитаться с оскорбителями, так ещё при этом возникло загадочное магическое явление, которое явно было на его стороне. И оно, по всем признакам, давало возможность защититься от несправедливости школьного руководства, махровым цветом разросшейся при Амбридж. Разумеется, в изобретательных подростковых умах сразу же закопошились способы его изучения и применения.

Впрочем, преподаватели довольно скоро опомнились и разогнали подопечных по общежитиям. Только вернувшись в свою комнату, я обнаружил, что чехол от моей палочки пуст, а ведь я точно помнил, что она там была, когда мы уходили на ужин. Бесполезная вещь, я не следил за ней, хоть и делал вид, что колдую ею на уроках, поэтому и пропустил момент, когда она пропала. Скорее всего, мою палочку стянула компания Малфоя во время нападения Пивза, но я слишком поздно хватился её, чтобы что-то утверждать наверняка.

Может, и к лучшему, что она пропала.

25.

Не прошло и недели, как ученики разобрались с функционированием новых часов. Кристаллы исчезали оттуда только в случае требования оштрафовать команду преподавателей на количество баллов, равное несправедливому приговору, в том числе и от старост. Простое вычитание баллов с преподавателей не срабатывало, а в случае необоснованного протеста кристаллы, наоборот, вычитались с факультета жалобщика. Преподавательский штат можно было и поощрить, если причина была обоснованной, а поощрение адекватным. При этом фраза должна была начинаться со слова "поощряю".

Нужно ли говорить, с каким энтузиазмом ученики стали эксплуатировать усовершенствованную систему поощрений и наказаний? Поначалу они теряли на ней больше, чем приобретали, но очень скоро приспособились. В целом преподаватели поощряли и наказывали честно — жалко, что Снейпа уже не было в Хогвартсе, он за неделю спустил бы преподавательский рейтинг до дна — но слабым местом школьной администрации оказалась слизеринская инспекционная дружина. Даже если её члены наказывали за дело, они любили завышать наказания, а это уже было поводом к обоснованному протесту.

Отряд Дамблдора был забыт. Окрылённые возможностью выкинуть Амбридж из Хогвартса посредством магического приговора, ученики использовали каждую мелочь, чтобы уронить преподавательский рейтинг. Количество чёрных кристаллов в центральных песочных часах то повышалось, то снова понижалось, но еще ни разу не поднялось в верхнюю половину колбы.

Моя репутация в Хогвартсе взлетела до невиданных высот популярности. Теперь я был здесь не столько Мальчиком-Который-Выжил, сколько Мальчиком-Который-Всё-Это-Устроил, а всего-то и надо было активизировать хогвартскую систему контроля администрации для предотвращения преподавательского произвола. Я даже размечтался, а не имеется ли в Министерстве такая же, пока не вспомнил, когда строили Министерство, а когда Хогвартс.

В обстановке всеобщего ажиотажа Энтони снова продемонстрировал, что самоконтроль у него на высоте. Сразу же после праздника он напомнил, что я обещал его научить. Мы тогда не уточнили, чему именно, поэтому он захотел обучиться развоплощению полтергейстов, управлению полужидкой субстанцией и мгновенной очистке окружения — фактически трём большим разделам магических искусств, о чём я ему и сообщил. И этот умелец только обрадовался.

Разумеется, того же самого захотел и Терри, который был с нами. Оба они нацелились бежать и заниматься, но я напомнил, что сначала нужно найти место для занятий, укромное и безопасное. Закоулки Хогвартса я знал не особо — память Гарри откликалась только на то, что я уже увидел, а исследовать замок самому было некогда — но я вспомнил, что здесь имеется Добби, который выполняет мои приказы. Не все приказы, с оговорками, но выполняет, а замок он должен знать досконально, как и положено обслуге.

Поздно вечером, у себя в комнате, я позвал эльфа.

— Добби здесь, Гарри Поттер сэр! — выскочило передо мной несуразное ушастое существо в разноцветных носках и в пирамиде из вязаных шапочек.

— Добби, мне нужно место для занятий магией. Такое, чтобы меня там случайно не нашли и чтобы никто не почувствовал, как я колдую. Ты поможешь мне найти такое место?

— Сам великий Гарри Поттер сэр попросил у Добби помощи! — уши эльфа взметнулись кверху. — Добби знает, что делать, Добби спросит!

Домовый эльф исчез. Появился он, когда я уже стал сомневаться, что он вернётся.

— Добби нашёл! — оглушил он меня радостным криком. — Добби спросил, Добби узнал, Добби нашёл!

— Что нашёл Добби? — прервал я поток его излияний.

— Добби недавно работает в Хогвартсе, Добби мало знает, но Добби спросил! В Хогвартсе есть Выручай-комната, никто не почувствует, если там колдуют, — зачастил эльф. — Надо пойти на седьмой этаж, ходить мимо картины с троллями и думать о комнате, пока не появится дверь!

— Стоп, Добби, давай по порядку, — я затряс головой, потому что от воплей эльфа у меня звенело в ушах. — Какая дверь, где ходить, о чём думать?

Мало-помалу я вытянул из него, что такое Выручай-комната, для чего её используют и как в неё попасть. Наконец у меня остался только один вопрос.

— Добби, а почему о такой важной и полезной комнате никто не знает?

— Добби не знает. Добби спросит.

Не успел я раскрыть рот, как эльф исчез. Несколько минут спустя он появился снова.

— Добби спросил, Добби узнал, — бодро затараторил он. — Два века назад новый директор заклял Выручай-комнату Большим Забвением и сам о ней из-за этого тоже забыл. Когда он умер, заклятие развеялось, а он прожил долго, поэтому не осталось никого из колдунов, кто помнил бы о ней. Вспомнили её только старые призраки и старые эльфы.

Судя по стилю, Добби слово в слово пересказал мне чужую речь.

— Кто тебе это рассказал? — полюбопытствовал я.

— Хэнки старый эльф, он всё знает в Хогвартсе.

— Значит, эльфы всё время знали об этой комнате? Тогда почему они никому не рассказали?

— Их не спрашивали. И у них не было приказа напомнить.

— Спасибо, Добби, ты был очень полезен.

— Сам великий Гарри Поттер сэр похвалил Добби! — пронзительно завопил он.

— Всё, свободен, — поспешил я отослать крикуна.

Он аппарировал, а я задумался. Всё-таки удивляют меня местные колдуны. Народец наивный, невежественный, ни на что не годный без своих деревяшек, да и с ними не особо... но иногда такое выдадут! Что характерно, сами они не имеют ни малейшего понятия, как это работает — но ведь работает же.

Интуиты.

Это когда под влиянием воображения мага сила преобразуется сразу в конечный результат, минуя анализ и поэтапное конструирование. Такой результат возможно повторить, только если убедить себя и окружающих, что выполнение последовательности некоторых специальных действий даёт вполне конкретный выход. Интуитивный метод, который держится исключительно на вере, что это работает, в котором обучение заклинанию основано на установлении веры в конкретное сочетание слов плюс движений палочкой.

Вера горы двигает, но для этого нужно захотеть их сдвинуть. А на что направлено воображение здешних колдунов? Заставить блевать слизнями, превратить голову в тыкву, отрастить своему ближнему нос, уши, язык, зубы и прочие органы, включая репродуктивные — и для чего? А чтобы позабавиться! Вот уж где стрельба из пушек по воробьям во всей своей красе. Трепещут перед Авадой Кедаврой, тогда как достаточно крохотного волевого усилия, чтобы остановить человеку сердце, парализовать дыхание, устроить кровоизлияние в мозг или закупорку сосудов, стимулировать мгновенное мочеиспускание или дефекацию. Они даже помыслить об этом боятся — и это, пожалуй, к лучшему, при таком-то воображении.

И вот теперь Выручай-комната. Конформируемое выделенное пространство, высшая магия. Кому-то понадобилась комната, подстраивающаяся под его желания, и для чего? А чтобы хранить в ней всякий хлам. Я бы полгода её рассчитывал, а он посидел перед дверью, помечтал — и вот она, пользуйся.

Посмотрим, как она работает, есть у меня кое-какие идеи.

Но сначала нужно было разобраться с потерянной палочкой. У нас было аж целых два предмета, на которых она требовалась — трансфигурация и чары — а вне уроков колдовать всё равно запрещалось, поэтому вряд ли преподаватели скоро заметят, что у меня её нет. Несколько дней уж точно, но в конце концов заметят, и что тогда?

Я определённо поспешил обрадоваться, что она пропала.

Можно было заколдовать какую-нибудь ветку, чтобы она выглядела, как моя палочка. Мне, в общем-то, без разницы, все эти колдующие деревяшки ничем не отличаются для меня от веток. Но если её стащили, тогда воры будут знать, что у меня не она, и могут устроить мне проблему. Даже если она просто потерялась, её могут найти и отдать преподавателям. Не отбрешешься.

Значит, нужно вести себя так, словно я не мыслю жизни без палочки. То есть немедленно заявить декану о пропаже.

Наутро я поймал Флитвика перед входом в Большой зал и сообщил ему о потере палочки. За завтраком он сделал объявление, что нашедший чужую палочку пусть вернёт её декану Равенкло, а я с чистой совестью отправился на занятия без неё.

Едва дождавшись их окончания, я поспешил в Выручай-комнату. Помещение для занятий — само собой, но сначала мне не терпелось увидеть кое-что поважнее. Я стал ходить туда-сюда мимо картины с танцующими троллями, тщательно удерживая в воображении последнее, что я помнил из прошлой жизни. Выделенный мне зал в крыле для опасных экспериментов за секунды до взрыва портала — без Нимпи, конечно, и без ослепительно-бесцветной вспышки, которой закончилась моя прошлая жизнь.

Когда в стене напротив картины вдруг появилась дверь, я не мог заставить себя войти туда. Сердце стучало как бешеное, было страшно. А вдруг там... ничего?

Резко, решительно выдохнув, я шагнул внутрь.

Это был тот самый зал. Довольно-таки просторный, но меньше, чем я ожидал. Портал стоял в дальнем конце зала на невысоком круглом возвышении с парой ступенек по периметру, пространство вокруг него занимало примерно треть помещения. Ближняя часть зала была отведена под лабораторию, вдоль одной её стороны стояли стеллажи с артефактами и два рабочих места — письменный стол и продвинутый аналог здешних компьютерных пультов, с креслами лицом к противоположной стене. Всю противоположную стену занимала визор-панель с экранами: главным, самым большим, по центру напротив пульта и окружающими его вспомогательными. Посреди лаборатории валялся портальный щуп... да, припоминаю, я держал его в правой руке, когда левой посылал файрболл бесёнку в задницу.

За что же это я его так? Я подошёл у щупу и снова огляделся. Точно, Нимпи уронил на пол хроноюстировщик, который я велел ему взять со стеллажа. Вот он, лежит на полу, а квазиструктрированные магокристаллы крайне чувствительны к сотрясениям. Ректор мне голову за этот артефакт оторвёт... вернее, оторвал бы.

Я поднял щуп, машинально нажал на кнопку, выдвигавшую его пробник на полную длину, и уставился на панель рядом с рукоятью, где должны были сохраниться пространственно-временные координаты исследуемого слоя. Координатное табло было тёмным, мини-экран тоже не светился. Тут до меня дошло, что и пробник остался полуторафутовым, а не развернулся до пятифутовой длины.

Артефакт не работал. Он только выглядел как щуп.

Что ещё печальнее, прежние единицы измерения я не помню.

Походу положив его на стол, я подошёл к ближайшему стеллажу и стал разглядывать остальные магоустройства. Калибратор стыковки слоёв... стабилизатор резонансных возмущений... хронодиагност... усилитель межвременного прокола... все они были мёртвыми, неработающими. Это были простые болванки, которые только выглядели, как знакомые мне исследовательские артефакты.

Но не ждал же я слишком многого от этой Выручай-комнаты? Я же не надеялся, что она сможет воспроизвести работающие магоустройства, совершенно чуждые этому миру?

Подавив приступ острого разочарования, я заставил себя собраться и вспомнил, что есть нечто такое, что Выручай-комната может полностью взять из моей головы. Мои лабораторные записи.

Я уселся за компьютерный пульт — он, как и всё остальное, не работал — а затем пересел за письменный стол. В ящиках стола лежала кое-какая артефактная мелочёвка и планшет для графического ввода — всё тоже нерабочее. Там не было ничего похожего на блокноты или тетради.

А почему я вообще решил, что у нас писали в тетрадях, если тексты можно вводить в магокомпьютер с клавиатуры, а рисунки с планшета?

Поразмыслив ещё, я вспомнил из ответов Добби, что отдельную вещь можно запросить у комнаты прямо изнутри. И я запросил свои лабораторные записи, оформленные в виде рукописного журнала. Сосредотачивался я со всем прилежанием, даже не заметив, долго ли над этим просидел, пока передо мной не возник требуемый журнал.

Откинув твёрдую обложку, я с возрастающим разочарованием стал перелистывать плотные пергаментные страницы. Везде было одно и то же: беспорядочно разбросанные по страницам предлоги, союзы, наречия, а также ничего не говорящие прилагательные вроде "стандартный" или "условно-статический". Ни одного глагола, ни одного существительного — и всё на английском языке.

Я по натуре оптимист, но сегодня впервые в этом мире ощутил, что такое -отчаяние. Неужели я полностью утратил знание родного языка?

Но нет, я поторопился с выводами. Возможно, наши языки слишком различаются, поэтому волшебство Выручай-комнаты не справилось с переводом. Возможно, я еще всё вспомню, когда уберу чужеродную структуру из своей головы. Рано еще отчаиваться.

Тем не менее удар был слишком силён, он убил моё желание продолжать сегодняшний эксперимент. Я банально побоялся узнать, что ещё такого плохого случилось с моей памятью, и решил отложить эксперименты с ней на потом. Сначала нужно было смириться с тем, что уже открылось, и хорошо подумать, в чём и как разбираться дальше.

Мне было не по себе. Впервые за время пребывания в этом мире пришлось допустить мысль, что я могу навсегда остаться здесь. До этого я был уверен, что рано или поздно вернусь в родной мир, сколько бы я здесь ни пробыл. Понятия "невозможно" не существовало для меня, но научный склад ума требовал признать, что возможен любой исход. Даже такой.

Дикий мирок. Не совсем дикарский, но на одной из ранних исторических стадий становления планетарного социума, хуже были бы только племена и шаманы с бубнами. Пора было присмотреться к нему и поискать, что в нём есть хорошего и как его улучшить в свою пользу. Не то чтобы я не верил в свою способность вернуться домой, но так, на всякий случай.

Одно хорошее здесь точно было. Здесь была Милли.

Да и с Блэками мне повезло, вполне приличная база для начала. Главное, ничего не просрать, а то вон Сириус спустил в одно рыло всё, что тысячелетиями наживали его предки. Но то, что делается запросто у пустоголового свистуна и недоучки, совсем не годится для уважающего себя магоконструктора, магистра и декана кафедры темпоральной магии, привыкшего не просирать, а достигать и созидать.

Если имеется ненулевая вероятность остаться здесь навсегда, придётся учитывать её в своих планах.

Парней с Равенкло придётся учить, мне понадобятся умные друзья и союзники. И от змеелицего террориста придётся избавляться — постепенно и публично, чтобы британское магическое общество основательно прониклось мыслью, кому оно обязано спасением. Если уж Дамблдор до такой стратегии додумался, то я как минимум не глупее.

Зал для отработки заклинаний я получил со второй попытки, после того, как уточнил запрос. Сначала Выручай-комната предоставила мне учебный полигон Академии, выглядевший слишком чуждо для местных жителей. Проблему в обучении составляло отсутствие у них магического восприятия, но с азами можно было справиться и без него, а в дальнейшем я собирался изготовить для друзей артефактные очки расширенного зрения.

Помнится, была у нас такая разработка для магически слепых, несложная в изготовлении. И изучали её рано, чуть ли не в школе... точно, на первом году Академии. Значит, и у нас имелись колдуны без магического восприятия, которые тоже что-то могли, но память, к сожалению, быстро выдохлась и не пожелала сообщить, много ли их было и какие у них были ограничения. Вспомнилось только, что для магоконструктора наличие магического зрения было обязательным, но уже не вспомнилось, почему.

Я не стал брать клятву о неразглашении с Энтони и Теренса. Ограничился просьбой держать место наших занятий в секрете и добавил, что если они захотят в нашу компанию кого-то ещё, пусть скажут сначала мне и только потом ему. Заодно и узнаю, насколько им можно доверять.

Оба они сразу же оценили возможности Выручай-комнаты и первым делом спросили, можно ли использовать её помимо занятий. Я честно ответил, что не могу этого запретить, потому что комната принадлежит Хогвартсу, а не мне, но напомнил, что в наших же интересах не болтать об её существовании. Они радостно согласились со мной, и я начал первый урок:

— Основа беспалочкового колдовства кроется в управлении собственной магоэнергетикой, а это невозможно без знания структуры и функционирования магического тела. Поэтому первое, что мы изучим — строение магического тела колдуна и управление токами магии в нём...

Несмотря на моё сопротивление, Энтони и Теренс уломали меня заниматься ежедневно. Это были умные парни с дисциплинированным рассудком, с развитой магоэнергетикой, унаследованной от многих поколений чистокровных предков, они схватывали всё на лету. Да и базовые методики из моей прежней жизни, отложившиеся во мне на уровне подсознания, были эффективными и способствовали быстрому обучению.

Парни не задавали ненужных вопросов наподобие "откуда я всё это знаю". Если они и собирались потрясти меня насчёт этого, то не сейчас, а пока им были важнее новые знания. Они увлеклись всерьёз и использовали каждую свободную минуту, чтобы уточнить у меня что-нибудь, спросить, попробовать. Я уже не рад был, что связался, но и не жалел. Рано или поздно, с теми или с другими, через это всё равно придётся пройти.

Нехватки палочки я не ощущал. На уроках Флитвика я колдовал без палочки, и если бы не МагГонагалл, второе занятие напоминавшая мне о ней, я вообще о ней забыл бы. Но другие помнили, и через несколько дней после пропажи хогвартский домовик передал мне перед ужином записку.

"Если тебе нужна твоя палочка, приходи сегодня за час до отбоя в коридор справа от библиотеки."

И всё. Ни адресата, ни подписи. Почерк крупный, ровный, резкий. Незнакомый, но знакомы мне были только почерки Гермионы и Рона, да ещё Дамблдора, ведь ту записку про мантию наверняка написал он. Непонятно, почему нельзя было просто подойти и отдать палочку мне — наверное, опять какая-нибудь засада. Но прийти всё равно было надо, главное, обойтись без жертв.

Я предупредил парней, что занятие сегодня отменяется, потому что палочка нашлась и мне нужно за ней сходить. Они отправились в Выручай-комнату практиковаться самостоятельно, а я дождался назначенного времени и пошёл к назначенному месту. Коридор справа от библиотеки был малолюдным, потому что главная лестница подходила к нему слева и почти все ученики шли в библиотеку оттуда. На правой стороне я еще ни разу не был, но если прикинуть, коридор вёл от библиотеки на балкон вокруг замка. Значит, меня ждали где-то там.

— Эй, Поттер, — негромко окликнули меня.

Я остановился, как вкопанный. Возглас был неожиданным, до конца коридора было еще далеко. Вокруг никого не было.

— Поттер! — раздалось громче и нетерпеливее.

Я определил, что голос шёл от голема в нише, оформленного в виде десятифутовой статуи мужчины в доспехах. Голос почему-то был женским, с характерными рокочущими нотками. Не свихнулся же я, если мне везде мерещится Милли?

— Поттер, хватит уже тупить! — из-за статуи в нише выглянула — седьмые небеса! — и вправду она. — Быстро лезь сюда, пока никого нет!

Я мгновенно очутился рядом с ней. Ниша была просторной, за големом хватало места даже для такой крупной парочки, как мы.

— Ми... — я успел проглотить окончание слова, она точно не оценит, если я назову её Милли. — Мисс Булстроуд...

Милли сердилась. Я стоял столбом и смотрел на неё, как дурак. А она стояла и смотрела на меня с досадой и раздражением. Как на дурака.

— Просто Булстроуд, мы же в школе, — в её голосе слышалось недовольство, что она должна разжёвывать мне такую элементарщину. — Я принесла твою палочку, держи.

Милли сунула палочку мне в руку. Я, не сводя глаз с её лица, машинально убрал палочку в чехол.

— Давно бы отдала её, но ты никогда не бываешь один, — снизошла она до объяснения. — А теперь, Поттер, проваливай отсюда. Что такое "спасибо", тебя, похоже не научили.

Так оставить я этого не мог. Не хватало еще, чтобы Милли считала меня неблагодарным. Не успела она шевельнуться, как я прижал её ладонь к своим губам.

— Я бесконечно... благодарен... тебе... Милли... — выговаривал я в промежутках между поцелуями. — Моя... благодарность... не знает... предела...

— Булстр-роуд... — зарычала она и безуспешно попыталась высвободить свою руку. Наконец она угодила локтем по статуе, отозвавшейся глухим металлическим гулом.

Милли вздрогнула и замерла, оглянувшись на коридор, но там никого не было. Она облегчённо перевела дух.

— Прекрати, Поттер... — понизила она голос почти до шёпота.

— Меня никто и никогда еще не считал неблагодарным, — ответил я так же тихо, не выпуская её ладонь.

— Очень хорошо, считай, что ты поблагодарил меня. А теперь вали отсюда, пока там никого нет.

— Но я должен узнать, как к тебе попала моя палочка.

— Обойдёшься.

— Ты же не хочешь, чтобы я считал, что ты стащила её у меня, чтобы назначить свидание?

— Убью, Поттер-р, — прорычала она с чистейшей, незамутнённой яростью.

— Но ты сама должна понимать, как это выглядит, — проговорил я извиняющимся тоном, продолжая удерживать её руку. — Тем более, что ты не хочешь ничего говорить.

— Только не воображай лишнее, — огрызнулась она. — Твою палочку стащил Забини по поручению Малфоя, пока тебя отвлекал Пивз. Они этим хвастались в общежитии.

— И зачем? — не понял я. — Палочки без проблем покупаются у Олливандера, а я, если что, и без палочки могу.

— Ты всё-таки дурак, Поттер. Они могли поколдовать твоей палочкой и оставить её на месте преступления. Представь себе, что аврорат опознает её, а в ней следы запрещённых заклинаний. Ты же в жизни не оправдаешься, у нас и за меньшее сажают.

Да, такой вариант я как-то упустил из вида.

— Но они же этого не сделали?

— Не успели. Я в ту же ночь забралась к ним в комнату и выкрала твою палочку. Это я отдать тебе её долго не могла, всё искала случай, а случая не было.

— Так ты выкрала у них палочку ради меня?!

— Ну... — Милли смешалась. — Просто назло им. Этот Малфой давно уже меня бесит, — добавила она, словно оправдываясь.

Воспользовавшись тем, что я отвлёкся на её слова, она быстро выдернула свою ладонь из моей руки и попятилась к боковине ниши. Но тут совсем рядом в коридоре послышался чей-то голос, и Милли шарахнулась обратно за статую, угодив прямо в мои объятия.

Мимо нашего укрытия прошла парочка старшекурсников, направлявшаяся из библиотеки на балкон. Даже если бы не мои чары отвлечения внимания, которые я сразу же накинул, эти двое были слишком заняты собой, чтобы глазеть по сторонам, но Милли всё равно перепугалась насмерть. Когда они прошли мимо, я почувствовал, что у неё от облегчения подкосились ноги.

— Ну я и дура, — произнесла она с отчаянием, даже не заметив, что я обнимаю и поддерживаю её. — Если меня увидят здесь, я погибла.

— Как погибла? — встревожился я. — Я могу чем-нибудь помочь?

— Ты можешь только всё испортить. Если меня увидят в этой нише с тобой, моя репутация будет безвозвратно уничтожена. Я уже не сделаю приличную партию, и хорошо, если родители не отлучат меня от рода.

— Не беда, — я бережно прижал её к себе. — Я всё равно на тебе женюсь, а конкурентам так и передай, что им ничего не светит.

— Издеваешься, Поттер, — она вздохнула устало и обречённо.

— Да никогда в жизни! — запротестовал я. — Я не такая отмороженная скотина, чтобы издеваться над самой красивой девушкой в мире!

— Поттер-р! — она снова начала сердиться, и это было лучше, чем усталая обречённость. — Я знаю, как я выгляжу!

— Ты изумительно выглядишь, Милли, — я легонько поцеловал её, куда дотянулся, это оказался висок. — Ты великолепна, роскошна, потрясающа — да что я говорю, ты просто божественна! Когда ты появляешься, я глаз не могу отвести, меня удивляет, как другие могут быть такими слепыми!

— Где красавицы, а где я... — я обнял её покрепче, она не сопротивлялась. — Мне известно, Поттер, что я в два раза крупнее любой красавицы и что лицо у меня — совсем не эталон красоты.

— Ну и дурацкий же у вас эталон красоты, — я пренебрежительно фыркнул. — Это всё из-за поэтов, которые воспевают такую же дохлятину, как они сами, а настоящий мужчина не станет писать про любимую рифмованное нытьё. Он просто скажет ей — доверься мне, и ты никогда об этом не пожалеешь. И, что немаловажно, сдержит своё обещание.

— И где их взять, этих настоящих мужчин? — с нескрываемой иронией спросила она.

— Один из них прямо перед тобой, и он без ума от тебя. Доверься мне, Милли, и ты никогда об этом не пожалеешь. Тебе нечего бояться, у меня самые серьёзные намерения.

— Как будто кому-то есть дело до твоих намерений, Поттер. — Милли упёрлась мне ладонями в грудь, чтобы высвободиться, но я и не думал отпускать её. — Какими бы они ни были, я выйду за того, на кого укажут родители, а на тебя они не укажут. Забыл, кто я, а кто ты?

— И кто я, по-вашему? — в ответ на её сопротивление я только крепче прижимал её к себе. Бывают ситуации, когда девушку лучше отпустить, но бывают и ситуации, когда её нужно удержать. — Если я сын своей матери, так у меня и отец есть.

— Хватит уже лапать меня, Поттер! — возмутилась она.

— Нет, ты сначала ответь. Проблема в моём происхождении?

— Это как раз не такая уж и проблема, — она наконец смирилась с тем, что придётся отвечать, и перестала вырываться. — До Статута о Секретности маглорожденных брали в семьи — не без оговорок, но брали, потому что жизнь и воспитание тогда у всех были сходными. Их в родословной нет разве что у Блэков, а так они даже у Малфоев найдутся, а в семьях попроще так и вообще через одного. А сейчас у них и воспитание другое, и мировоззрение, и запросы до небес. Первое, что они делают, войдя в семью — — начинают возмущаться, почему у нас всё по-другому, ведь у них же лучше. Даже если супруг согласен терпеть их, остальным-то за что?

— Ммм... — трудно было не согласиться с аргументом "остальным-то за что". — И что, совсем никак?

— Женщину еще можно ввести в семью, женщины приспосабливаются лучше. А мужчины не такие, они сами себе хозяева, так что да, с ними никак. Стоит взглянуть на Мэри Прюэтт, чтобы сразу же расхотелось идти против воли родителей. Мне говорили, что она была приличной девушкой, пока не связалась с Артуром Уизли, а сейчас? Грязная, крикливая магловская баба, с которой не здоровается никто из наших.

— Так... — в отличие от прежнего Гарри, я был воспитан иначе и его воспитание мне не нравилось. — А если это преодолимо? Если я научусь вести себя, как принято у вас?

— Ты всё равно останешься Мальчиком-Который-Выжил, выкормышем Дамблдора, знаменем грязнокровок всех сортов — а если и этого мало, ещё и мальчиком-самоубийцей. Ты здесь год за годом влезаешь в такое... ни для кого не секрет, что до сих пор ты жив по чистейшей случайности. Я не хочу остаться вдовой, не успев завести даже одного ребёнка.

— С Дамблдором я, считай, порвал, грязнокровки пусть ищут другое знамя, про осторожность я вспомнил и собираюсь жить долго и счастливо. Быть Мальчиком-Который-Выжил — это как, приемлемо?

— Семья, в которую войдёт этот мальчик, окажется первой целью Тёмного Лорда. Ты же не думаешь, что я так подставлю своих родных?

А вот это уже серьёзно. Выходит, от змеелицего придётся избавляться как можно скорее, а не так, как я собирался — постепенно и публично.

— Милли... — она больше не настаивала, чтобы я звал её по фамилии, и это радовало. — Милли, я скоро прикончу этого вашего Лорда. Мне всё равно когда-нибудь придётся его прикончить, но если от этого зависит наша с тобой будущая жизнь, я потороплюсь. Ты только уговори родителей подождать с твоей помолвкой до лета, ладно?

Сначала она ничего не ответила, только безрадостно потупилась. Я молча и терпеливо ждал, давая понять, что ей не уйти от ответа.

— Он убьёт тебя, Поттер, — прошептала она едва слышно.

— Нет, Милли. И это не пустые слова, я на самом деле сильнее. Но если вдруг... значит я не достоин тебя, только и всего. Давай не будем думать о худшем, а посчитаем, что всё сложится по-нашему. Ты ничем не рискуешь, полгода отсрочки для вашей семьи ничего не значат. Главное, чтобы ты была согласна — сама-то ты как?

— Я вернула тебе палочку, — тем же шёпотом ответила она. — Мне пришлось украсть её из мужской спальни. Неужели этого мало, чтобы не спрашивать?

— Значит, договорились?

Она решительно перевела дух и посмотрела мне в лицо.

— Я поговорю с родителями, Гарри. Я попробую довериться тебе — и надеюсь, что не пожалею об этом.

— Милли!!! — я обнял её покрепче и попытался поцеловать в губы, но она отвернула лицо, и поцелуй пришёлся в щёку.

— Тише же, заметят, — прошипела она, испуганно покосившись в коридор.

— Не заметят, я наложил на голема отвлекающие чары.

— И когда это ты успел?

— Да почти сразу, как влез сюда.

— Поттер-р-р....