Джолонах проснулся с жалким криком, его белье и подушки промокли от пота. Даже сейчас, в ярком свете клетки, звуки и запахи и картины сна были отчетливей, чем тени стальных прутьев на фоне настенных ламп. Огромная, полная тьмы пещера, освещенная лишь огненно-красными сполохами, яма, бесконечно уходящая в кроваво-красное свечение глубины, вместившая все зловоние мира. Хор бесконечно гниющих страдальцев воет и скулит о крайней муке. И пронизывающей всё, оглушительный рев глубокого, бесконечного голода, от которого сама Вселенная сжималась в ужасе, втягивая весь свой свет, когда он падал всё глубже и глубже в алчно разгоравшуюся пропасть...

Как всегда, Джолонах вздохнул с облегчением, благодарно вернувшись в мир живых людей, пусть и тюремных охранников. Реальность была здесь. Пусть в ней не было уверенности, не было справедливости, в ней есть жизнь и смерть, и нет никакой двусмысленности. Нет загробной жизни, успокаивал он себя. Нет дьявола. Ад не существует. Сон не реален. Это не более чем бред. Сегодня утром я умру, и всё это будет закончено. Мои страдания, мой ужас умрут вместе со мной, переходя в мирное, безболезненное забвение.

Но Джолонах продолжал содрогаться, когда он повторял свои мысли в отчаянных поисках надежды. Этот кошмар повторялся уже сотни раз в его жизни — каждый раз один и тот же кошмар. Единственно возможным путем он смог преодолеть свой страх перед смертью — представив для контраста что-то бесконечно худшее. В отличие от крестьян в его поместье, Джолонах был богат и образован достаточно, чтобы следовать своим собственным убеждениям до тех пор, пока он держал их при себе.

Он вскочил снова, когда начальник тюрьмы и охранники вошли в подвальный коридор.

— Я рад, что не придется марать о тебя руки, — сказал начальник. — Кое-кто выкупил твою гнусную жизнь. Ты свободный человек, по крайней мере в этом мире. — Он широко улыбнулся, когда один из охранников открыл дверь клетки. — Они платят бешеные бабки для выкупа таких, как ты, но, клянусь Господом, я бы отдал всё, что у меня есть, лишь бы ты попал в их руки.

Джолонах вышел из клетки, позволив охранникам сковать его запястья и лодыжки. После того, как они поднялись в тюремную контору и заставили его подписать все бумаги о его якобы "освобождении", они привели его в открытый двор, где его ожидали покупатели. Здесь он застыл на месте, дрожа всем телом и с ужасом вспоминая, что в мире живых тоже есть свои кошмары.

Мужчина, стоящий в центре трио, выглядел как записной пират: сухощавая, твердая фигура, затянутая в черный кожаный костюм, красивое лицо, мужественность которого подчеркивала двухдневная щетина и падавшая на лоб жесткая челка. На его плече висела большая винтовка, гладкая и обтекаемая, как скульптура из полированной кости. Но ни этот человек, ни его оружие заставили Джолонаха задохнуться от ужаса. Это были его товарищи.

Слева от мужчины стояла женщина — стройная, высокая женщина, одетая в красный шелк с V-образным вырезом, вызывающе открывающем грудь. Джолонах возможно, восхищался бы ею, не была ее кожа покрыта пятнистым мехом и не сиди на ее великолепных плечах голова леопарда.

Справа от мужчины стояла еще более внушительная фигура. Выше его на голову, лишь наполовину человеческое существо было двуногим львом, могучие мускулы которого не мог скрыть даже металл облегающей его брони. Его золотая грива блестела под лампами, его взгляд обжигал, хотя он стоял неподвижно, как статуя из гранита.

Нарслиан, думал Джолонах, вспоминая, что год назад нанял местных бандитов, чтобы убить семейство нарслианских туристов. Знает ли это могучее существо, кто наказал его планету, его народ? Почему он участвует в освобождении одного из самых ненавистных заключенных на Тайлансии?

Джолонах судорожно дышал, стоя как вкопанный. Он боялся "звереголовых" с самого детства. Родители говорили ему, что если он будет непослушным, звереголовые придут в своих космических кораблях и заберут его, чтобы зарезать его и покрошить в суп. Сказка превратилась в непрестанный кошмар, который запятнал его детство, но отошел на второй план, когда пришли кошмары его взрослой жизни. Но это были не просто звереголовые — это были кошачьи звереголовые.

Как он ненавидел кошек! Он ненавидел их так, что готов был своими руками удавить их всех до единой — они все так смотрели на него, как если бы знали все его тайны, все его грехи.

— Мы возьмем его сейчас, — сказал мужчина, он говорил на Сави-Тайла свободно, несмотря на акцент.

Охранники и начальник тюрьмы отступили с явным облегчением — они нервничали почти так же, как сам Джолонах. Мужчина подошел к нему и повел его вперед, кошачьи воины шли по бокам от него, — они шли к крылатому серебристому шаттлу на дальнем краю огромной территории тюрьмы.

— Меня зовут капитан Крайслек, — сказал мужчина. — Парень с гривой — Тарконон, девушка с пятнами — Вайла.

— А ... а я, что случится со мной? — осторожно спросил Джолонах.

Крайслек взглянул на товарищей, которые, казалось, отражают его усмешку в больших ртах.

— Ну, мы, вероятно, не будем казнить вас. Это не наша первоочередная задача.

— Значит, вы хотите, чтобы я стал одним из вас? — наглый тон Джолонаха не мог замаскировать его вновь обретенного страха.

На этот раз он был встречен смехом. Смех кошачьих воинов поразил его — музыкальный визг Вайлы и глубокое рычание Тарконона.

— Нет, — сказала женщина-леопард. — Мы определенно не хотим, чтобы вы присоединились к нашей команде. Неужели вы хоть на миг поверили, что мы считаем вас равным нам в навыках и смелости? Музейные воры, идейные убийцы могут быть достойными кандидатами. Но вы? Вы не вызываете у нас ничего, кроме ярости и отвращения. Никакая культура в Галактике, какой бы порочной и варварской она не была, не сможет оправдать ваши... поступки, а тем более романтизировать их. Нет, вы вне закона. Теперь вы жертва, безнадежная, обреченная, вечная жертва.

Джолонах вздрогнул, его страх вернулся.

— Вы не посмеете похитить меня, — выдохнул он. — Я — высокорожденный стедхолдер, как только свободная пресса узнает об этой... возмутительной... сделке... у вас будут проблемы! Большие проблемы!

— Журналисты ничего не знают об этом, — весело сказала Вайла. — И никогда не узнают. Им сообщат лишь, что военный корабль приземлился и вылетел из этих мрачных стен... и что вы казнены сегодня утром, как планировалось.

— Ваша планета похожа на набитый дерьмом дом, — сказал Крайслек, — но есть одна вещь, которой я восхищаюсь — вашей системой правосудия. Она всегда сохраняет худших для худшего.

— Самых худших, — прорычал Тарконон, — для самого худшего.

Лунный свет сверкнул на его огромных клыках, оскаленных в ужасной усмешке.

— Ч... кто вы такие? — промямлил Джолонах.

— Давайте просто скажем, что мы разделяем веру в духе, — ухмыльнулся Крайслек. — Будь вы добрым человеком, вы бы ничего не узнали о нас. Только высокие чиновники в правительстве знают, что наше существование больше, чем просто легенда. Они никогда не подтверждали это на публике, потому что достаточно слухов. Если бы они это сделали, если бы ваши люди узнали, кому и чем мы служим, началась бы массовая паника, подобной которой ваш мир никогда не видел.

— Кому же вы служите? — дрожащим голосом спросил Джолонах.

— Ох, давайте не будем портить сюрприз, — промурлыкала Вайла.

— Вы отправите меня в колонию?

Группа остановилась перед посадочной рампой шаттла.

— Внимательно посмотрите вокруг, — сказала Вайла. — Не только в вашем мире, но и на ночном небе каждой планеты полно сверкающих звезд. Там, куда мы вас доставим, звезд нет. Только боль и тьма.

Часть II: Посетитель

Джолонах сидел в углу своей мягкой клетки, страдая от тяжести, хотя ускорение корабля составляло лишь половину привычной ему гравитации. Они были еще на пути к принадлежащей Кетер червоточине в миллионах километров от Тайлансии, — той, которая пропускала туристов и высокопоставленных лиц из соседней системы Довинка на границе Доминиона Кетер, а затем, как сказал Крайслек, через три "кротовых норы" они прибудут к домашней системе этих пиратов или наемников или дружинников или кем они там были.

Даже сейчас, когда с него сняли оковы, он всё ещё дрожал. Что они собираются с ним делать? Бить его? Пытать его?

Джолонах панически боялся боли. Он помнил, как сильно он всегда боялся идти к дантисту. Вид выступающей на коже крови повергал его в животный ужас. Даже когда у него просто брали анализы, он не мог смотреть на шприц, который, казалось, высасывал все его тело через иглу. А потом была медуза, которая обожгла нижнюю сторону руки во время купания. Ожоги оставили зловещие распухшие следы, он плакал и хныкал и жаловался своей матери, что обезболивающая мазь не помогает.

Его похитители знали всё о нем — это было очевидно. Они знали его преступления, его забавы, и неизбежно ненавидели его за это, как предателя самой жизни. Что бы они не могли сделать с ним, они будут это делать.

Что, если они используют... пытки в виртуальной реальности? подумал он, с дрожью вспоминая свои ужасные фантазии. Боль физического мира имела пределы, имела правила, в нем была смерть как конец всех вещей. Но виртуальная среда... Тайлансианские военные использовали ВР для имитации боевой обстановке как можно более реалистично. Крайслек и его экипаж явно были намного более продвинутыми. Какие возможности они имели? Есть ли у них передовые нанотехнологии? Ультратех? Могли ли они вскрыть его ум и откопать его худшие опасения, его кошмары? Заставить его вечно пить яд, заполнить его кишки кислотой, или...

Он посмотрел на двери трюма — невероятно высокие, широкие двойные двери, которые поднимались вплоть до потолка и занимали половину стены. Почему их сделали такими огромными? Даже Нарслианы были лишь немного больше, чем люди. Что еще они держат здесь? Тираннозавров?

Джолонах изо всех сил старался не останавливаться на таких мыслях. Он имел уже более чем достаточно поводов для страха.

Однако в середине его кошмара, его ожидания, его голова потяжелела... он опустил веки... позволил себе погрузиться в утешительную темноту... в красную темноту... в падение... крик множества истерзанных впивался в уши, как будто воздух превратился в яд, сама земля стонала вокруг, как сумасшедший кит...

Он дернулся, очнувшись. Когда это закончится? Сможет ли он когда-нибудь отдохнуть в покое?

Через решетку в гигантской двери донеслись чьи-то шаги по мягкой обивке пола. Джолонах надеялся, что это Крайслек идет к нему и ни одна из кошек. Возможно, Вайла смогла бы только выбить его из колеи, но могучий Тарконон был слишком страшен, чтобы остаться с ним наедине, особенно в закрытом помещении.

Шаги остановились.

Джолонах уставился на гигантскую дверь, вжимая потные плечи в мягкий угол клетки.

Двери открылись.

Джолонах посмотрел... и его сердце едва не остановилось навсегда.

...Стоя там, она заполняла всю высоту и ширину огромной двери, ее сапфировые глаза горели на ее царственно полосатом и усатом лице — лице достигшей полного расцвета женщины расы сибероо.

Джолонах глубже вжался в мягкий угол, тщетно желая скрыться от массивной, двуногой сумчатой кошки, которая смотрела на него сверху вниз, как будто он превратился в восхитительную маленькую мышь. Его легкие и позвоночник от страха смерзлись в сплошную глыбу льда.

В той же мере, в какой сибероо была величественной, она была страшной — совершенное сочетание твердости и скульптурной пышной мягкости. Ее мех был мелко-полосатым, голубовато-серым, с нежными оттенками между цветами, отчего она казалась почти жидкой. Она стояла на могучих задних лапах, с плотно округлыми бедрами почти такой же ширины, как размах рук Джолонаха. Ее сумка выпучились под ней, слегка трепеща от движений какого-то невидимого пассажира.

— Джолонах, — сказала сибероо, ее глубокий голос звучал совершенно свободно и женственно. — Меня зовут Скалосак. Я — владелец корабля. Я надеюсь, что они кормят вас хорошо.

Джолонах слегка кивнул.

— Я рада слышать это. Вы должны сохранять свою энергию и живость до самого конца пути.

Исправительная колония, подтвердил ликующий ум Джолонаха. Они оказались работорговцами в конце концов.

— Вы не возражаете, если я посижу с вами?

Джолонах чувствовал, что его голова и шея окаменели, он был не в состоянии двигаться, даже дергаться. Идея была настолько пугающей, что он, возможно, предпочел бы, чтобы она сразу сожрала его.

— Не беспокойтесь, — сказала Скалосак. — Я только что съела мое любимое жаркое из зебры, с базиликом и другими редкими травами.

Она встала на четвереньки и поползла к нему, громоздкая, как гиппопотам, но с бесконечно большим изяществом, затем остановилась в метре перед ним и осторожно села на задние лапы, стараясь не задеть содержимое сумки. Ее передние лапы возвышались над ним, как полосатые пушистые колонны. С пальцами, распластанными на мягком полу, они тревожно напоминали гигантские человеческие руки.

— У вас нет потомства, — сказала Скалосак.

Дрожа всем телом, немой от ужаса, Джолонах рывками покачал головой.

— И вы считаете, что это хорошо. — Гигантская кошка нахмурилась, пристально глядя на него. — На этом корабле только я имела потомство. У меня был сын. Рантрелака. Мудрый и сильный, и красивый образец своего вида, даже в детстве. Он и его друзья часто играли грубо, как и все сибероо, но всегда с честью и взаимным уважением. Он приходил ко мне со множеством царапин, но ничего страшного. Ничто, что несколько хороших движений моего языка и отдых в сумке не могли исправить.

Она смотрела на него молча много секунд. Тот же взгляд Джолонах видел десятки раз в глазах намного меньших кошек: взгляд осуждения.

— Произошел несчастный случай, — добавила она. — Он был капитаном корабля, реактор которого взорвался. Корабль разнесло на атомы. Его могила — в тусклом облаке пара, постоянно расширяющемся в пространстве НоКоЗа, далеко от дома.

Повисло молчание. На этот раз её глаза были опущенными, ничего не отражающими.

— С этого дня я молилась всем богам, которые желали слушать. Я молилась за всех родителей всех видов, когда-либо потерявших потомство.

Её огненный взор впился в его глаза, и Джолонах отвернулся со страхом, зная точно, к чему этот разговор шел.

— У меня есть ритуал. Личный, торжественный ритуал. Когда очередного убийцу настигает возмездие, я оставляю след когтя на стене своего дома в память родителей его жертв. Этих следов уже так много, что стен моего дома не хватает для них!

Последнее слово утонуло в бесчеловечном рычании. Джолонах начал хныкать.

— Когда я увидела то, что вы сделали, Джолонах, когда я увидела фотографии, когда я увидела инструменты, которые вы использовали, я разорвала свои стены на куски. Я разнесла свою мебель в клочья и полосы. Я хотела, чтобы вы страдали, я хотела нарушить обет, который я взяла, чтобы услышать визг, который вырвется из вашего жалкого маленького горла, когда мои когти будут полосовать ваши икроножные мышцы, отдирая их от костей, когда мои зубы...