Всадник на сером скакуне (главы 1,2)

Пролог.

Он появился рано утром, когда солнце только всходило над вершинами туманных гор. Всадник на сером скакуне, скрывающий лицо под капюшоном плаща. Он появился под шелест травы и щебетание птиц. Ещё только брезжил рассвет.

В место посреди ручьёв и посевных полей его привело печальное известие. Купец, встретившийся ему на пути, рассказал, что видел дым со стороны леса. Голос дрожал, но глаза не лгали, и всадник поскакал туда немедля. Теперь, когда он своими глазами увидел сожженные дотла дома и безжизненные тела селян, его лицо, скрытое под чёрным капюшоном, оставалось неизменным, не выражающим ничего, словно принадлежало вовсе человеку.

Всадник спешился, медленно прошёлся по улице между едва чадящими буграми пепла, обступая труппы, и остановился ровно посередине дороги.

Он появлялся и уходил всегда, сколько себя помнил. Вечный странник, всадник на сером скакуне, Бродяга, как его прозвали люди. И ему нравилось это прозвище. Ведь он появлялся и уходил, сколько себя помнил. Появлялся везде, уходил всегда. И, уходя или появляясь, задавался вечным вопросом: что такое добро и что такое зло?

Даже в эти секунды он не переставал думать над этим. Он всегда искал ответ на этот вопрос, искал и сейчас, среди трупов и сожженных домов. Но, как и всегда, не нашёл ровным счётом ничего.

Он развернулся и зашагал к своему коню, размышляя над причиной случившегося. Враги, орки, или же несчастный случай... оставалось только угадывать истинную причину уничтожения деревни. Пусть это было не очень сложно, оставалось только угадывать.

"Что ж, — подумал Бродяга. — Значит так предначертано судьбой!".

Он верил в судьбу. Жил и верил, что о том, как всё сложиться в дальнейшем, кто-то знает. Что кто-то уже придумал, что будет спустя день или год с ним, с всадником на сером скакуне, и всем остальным миром. Дорога его судьбы привела его к этой деревне, куда она приведёт его в дальнейшем — он не знал. И знать не желал.

Всадник двинул коня на юг. Теперь ему предстояло ехать к другой деревне. Он боялся обнаружить её в таких же руинах, но знал, что, если откажется, никогда себе этого не простит. Рано или поздно он всё равно окажется на невысоком пригорке перед стройными рядами домов, чтобы потом вновь уйти, и задаться вечным вопросом: что такое добро и что такое зло.

* * *

Утонув в пёстром зареве заката, солнце оставило на небе тусклое пламенное мерцание. Стемнело. В долине, окружённой кряжем скал и редким лесом, ещё никогда не было так темно. По крайней мере, Партегон не помнил ни одной подобной ночи. Маг стоял на склоне невысокой горы, осматривая мерцающий вдали огонёк, который венчал высокую каменную башню на голом холме. Этот огонёк испускал во тьму свой единственный луч, освещая округу белым магическим светом. Партегон спустился со склона и направился сквозь тёмный недружелюбный лес, ориентируясь на ослепительно белое свечение.

Он шёл, не оборачиваясь, не глядя по сторонам на голые, почти высохшие деревья, на ночных зверьков, прытко скрывающихся от него, кидаясь в заросли вереска, на птиц, неподвижно сидящих по ветвям мёртвых крон. Шёл, не обращая внимания на гомон этих птиц, пока за его спиной не раздался крик ворона. Маг остановился, резко обернулся через левое плечо и уставился на птицу мёртвым глазом, обезображенным длинной полосой шрама, начинающейся у правой брови и заканчивающейся возле левой скулы. Маг смотрел на ворона пронзительно, не моргая, так, что ворон не выдержал подобного взгляда и улетел, хлопнув на прощание крыльями. Ещё немного постояв во мраке леса, волшебник продолжил свой путь.

Когда он поднимался по склону к неприступной громаде башни, воронам уже не требовался пристальный взгляд, чтобы улетать с голых деревьев, стоящих у подножия холма. Они порхали где-то в вышине, криками заставляя мага нервничать. Партегон старался не слушать их гомон, он взбирался по холму к башне, смотря себе под ноги, но всё равно постоянно ловил себя на том, что думает об этих птицах. Как только та долгожданная, приветливая тень неширокого отверстия — вход в башню — оказалась совсем рядом, он не колебался ни секунды, шагнул туда, позволяя мраку поглотить себя целиком.

Маг шёл в полной темноте, бегая взглядом единственного целого глаза по углам и коридорам башни. Прекрасно видящий во тьме, он нашёл лестницу, спиралью взвивающуюся вверх, к самой вершине постройки, и стал подниматься по ней. Он не торопился, не перешагивал через ступени, поднимался медленно, занятый мыслями. Когда маг проходил мимо небольшого окна в стене, очередная ступень вдруг обломилась, ушла из-под его ступни. Партегон чудом не упал вниз. Он грозно глянул в окно, встретившись глазами с пепельно-чёрным вороном. Птица, не долго думая, сорвалась вниз и скрылась в ночи.

Наверху волшебника кто-то ждал. Партегон почувствовал это, когда до конца лестницы оставались считанные ступени. Появившись из-за изгиба стены, словно воспаряя вверх, он увидел его — того, кто его ждал. В дальнем конце смотровой площадки, большая часть которой была занята фонарём, опёршись на стену, стоял молодой парень. Не прошло и нескольких секунд, как он, словно ужаленный, вскочил с места и со всех ног бросился к Партегону.

— Учитель! — ещё издали крикнул он отчаянным голосом. — Учитель, как? Как всё прошло? Что сказали жители подземного мира?

Маг посмотрел на своего ученика единственным глазом.

— Ничего существенного. Сказали, что в ближайшее столетие сожгут этот мир.

— Ффух, — выдохнул тот. — Как всегда. Значит, нам нет повода для беспокойства?

— Да. Если эти жалкие существа всего лишь раскидываются пустыми обещаниями, значит всё повториться, как и в прошлый раз. Мы разобьём их ещё одним заклинанием.

Партегон замолчал, посмотрел на горизонт и его лицо, освещённое пламенем фонаря, приняло задумчивый вид.

— Но я же вижу, что тебя что-то беспокоит. Расскажи мне, учитель.

— Ты почувствовал это? — спросил маг, не теряя хладнокровие в голосе. — Почувствовал своей магией?

— Да. Пока тебя не было, я всё время работал над своими способностями. Нужно признать... Учитель, не переводи разговор на другую тему. Не обязательно быть магом, чтобы понять, что ты чем-то взволнован. Это видно по твоему лицу и можно услышать из твоего голоса.

— Да, — едва заметно кивнул Партегон. — Таралон, мой ученик, ты станешь хорошим волшебником, если продолжишь учиться в таком духе. А что касается моих волнений, то ты прав. Есть вещи, мысли о которых не хотят выходить из моей головы.

Ученик посмотрел туда, куда смотрел учитель.

— Это вороны? Ты беспокоишься из-за воронов?

— Так и есть, — признался тот. — Меня на самом деле волнует их появление в этих краях. В краях, где воронов не замечали со времён сотворения мира.

— Что бы это могло значить?

— Я обязан полагать, что это послание от наших врагов. Это знак. Знак, говорящий ужасные вещи.

Он простёр руку в сторону фонаря и магией повернул линзу, освещая площадь под башней. Огромное число воронов, сидящих на ветвях кустарников и деревьев, взмыло в воздух, не выдержав яркого света.

— Вот оно. Зло. В самом неизменном виде. Первозданное зло, чёрное, как бездна, неусыпное и жестокое!

— О чём ты, учитель? Какое зло ты имеешь в виду?

— Подумай, и ты сам найдёшь ответ, — шепнул Партегон.

Его ученик задумался. Мысль, внезапно озарившая его ум — ответ на вопрос — заставила Таралона перейти на крик.

— Что? Нет! Этого не может быть! Ты не можешь видеть всё...

— Пускай у меня вполовину меньше глаз, чем у тебя, вижу я гораздо большее, — перебил его маг.

— Я не это имел в виду, учитель. Ты же знаешь! Просто, то, о чём ты говоришь, невозможно!

— Почему? Ты думаешь, не могло сложиться так, что из тысячи лет хаос выбрал именно годы твоей жизни? Ты просто боишься, что это окажется правдой. Запомни, Таралон. Свет не может существовать без тьмы, добро не может существовать без зла, мир не может существовать без войны. Всегда найдутся те, кто желает чего-то большего, чем то, что у них имеется. Те, кто не ценит мир и покой. Те, кто тёмен душой и телом. Так было всегда, Таралон. Так есть и сейчас. Я чувствую: что-то тёмное надвигается на этот мир. И я не могу пока понять, что именно.

Над башней повисла полная тишина. Лишь трескучие звуки костра, доносящиеся со стороны фонаря, витали в воздухе.

— Что насчёт того шара, что ты принёс с собой из подземелья много лет назад? — Первым нарушил молчание Таралон.

— Хм... — задумался волшебник. — Возможно, ты прав. Самое время воспользоваться им.

Он развернулся и зашагал обратно к лестнице.

Они спустились вниз, к самому основанию постройки. Туман здесь витал беспрепятственно, а холод пробивал до костей. Партегон коснулся правой рукой каменной поверхности стены, и та, издав грохот, исчезла, словно утренняя дымка. Волшебник спрятал руку обратно под плащ и ступил в темноту открывшегося прохода. Его спутник двинулся следом.

Таралон понимал, что сейчас он находится в самом секретном месте магической башни — в потайном лабиринте, где веками хранятся секреты магов Великого Совета, самых могущественных волшебников мира. Партегон шагал по длинным тоннелям, пропуская повороты и поспешно выбирая направление, словно не боясь ошибиться и заблудиться навсегда. Таралон следовал за ним, стараясь не отставать. Вскоре темнота, царившая в лабиринте, стала кромешной, непроглядной, и Таралон перестал видеть спину своего учителя. Лишь звуки шагов, эхом бродившие между стенами, не позволяли ему отстать.

Наконец, вдали показался тусклый свет. Дойдя до конца коридора, Партегон и Таралон оказались в округлой комнате, освещённой вечными факелами, которыми было уставлено помещение. В центре на невысоком подиуме стоял огромный стеклянный шар, сверкающий отполированной поверхностью.

— Орк меня побери! Как ты его сюда приволок? — удивился Таралон.

Партегон не ответил, подошёл к шару поближе, выждал минуту, а потом прикоснулся к нему обеими руками. В мыслях он молил предмет показать будущее, небольшой отрывок наступающего времени.

Ум волшебника погрузился в иную реальность, руки задрожали. Вскоре его тело, едва видимое, словно дым, очутилось в прекрасном месте, на утёсе горы. Солнце, висевшее посреди безоблачной синевы неба, освещало пологий берег моря, видимый внизу. Погода стояла прекрасная. Но никто ей не радовался. Маг обнаружил, что стоит в самом центре битвы, разгоревшейся между хентами* и монстрами, не имеющими плоти.

Партегон осматривался вокруг, стараясь понять, в каком времени и где оказался. Место не было ему знакомо. Вдруг сквозь мага прошёл некто в блестящем доспехе, с надетым на голове шлемом, забрало которого было опущено. Он командовал хентами, иногда давал приказы тем, кто бился внизу, над утёсом, сам же изредка пронзал мечом, имеющим довольно оригинальную рукоять, одиночных монстров, посмевших подобраться к нему ближе.

Внезапно с другой стороны утёса появился чёрный конь и восседающий на нём всадник в чёрном доспехе. Лошадь и латы сливались, словно составляли единое целое. Чёрный рыцарь двинул коня в сторону хента, отдающего приказы, взмахивая толстым лезвием меча. На месте Партегона любой бы попытался предупредить хента, но волшебник знал, что тот всё равно его не услышит. Здесь, в этой реальности и в этом времени, его не услышит и не увидит никто. Всадник оказался рядом с рыцарем быстро, не успело пройти и нескольких секунд. Неожиданность была на его стороне, и ударом меча чёрный воин сбил своего противника с ног. Тот распластался по земле, выронив меч из рук. Он пытался встать, но из этого ничего не вышло. Всадник за его спиной спешился и медленным размеренным шагом двинулся к своей жертве. Партегон видел, как с каждой секундой его грудь, украшенная красным гербом с неизвестной магу символикой, вздымалась всё чаще.

Чёрный рыцарь остановился в шаге от беспомощного хента, стал глядеть на того сверху вниз, как бы демонстрируя своё превосходство. Несколько минут казалось, что он забылся — стоял, не двигаясь, и его глаза, замершие на уже почти поверженном противнике, не выражали никаких эмоций. Кто-то вскрикнул далеко со стороны, послышался чей-то плач, и только после этого чёрный рыцарь поднял над головой меч и двинул клинок на свою жертву.

Магия вспыхнула, и Партегона прилично откинуло от шара.

— Ты несколько минут стоял без движений, и твои глаза светились, — Таралон не дал ему упасть, подхватив за спину. — Что ты видел?

— Ничего такого, что могло бы пролить свет на грядущее, — печально ответил волшебник, вставая на ноги. — Из увиденного я смог лишь понять, что нам не следует ожидать лучшего от наступающего времени.

— Что же будет? — спросил Таралон.

— Будет то, чему суждено сбыться, — ответил маг, загадочно блеснув глазами. — Я уже сказал, что-то тёмное надвигается на этот мир. Зло не дремлет!

Глава 1. Выгодное предложение.

В начале была борьба между хаосом и порядком. Они боролись за ничто, за пустоту. Затем появился свет, а вместе с ним тьма, и извечное противостояние затянуло их в свою пучину. Так появился мир.

Ночь и день, жизнь и смерть, темнота и свет. Они не могут существовать друг без друга и не могут прекратить борьбу. В битве между добром и злом заключается природа хаоса и порядка, в этой битве заключается мир.

Тот, кто зовётся Бродяга, уже почти высвободил напряжённую тетиву из хватки арбалета, как вдруг заметил какое-то движение рядом со своей целью. Он двинул лишь зрачки, не шелохнувшись больше ни мускулом.

Обойдя товарища по дуге, разбойник зашагал к исполинскому валуну, который высился по другую сторону от зарослей, где прятался Бродяга. Походка была вольной и своеобразной. Бандит, как только подошёл вплотную к камню, потянулся к нему правой рукой и стал ладонью искать на поверхности громады определённое место. Наконец, он нашёл. Раздался душераздирающий треск, и две половины серого исполина стали расходиться в противоположные стороны.

Бродяга ужаснулся от увиденного. Камень служил вратами в лагерь тех, кого он принял за простых разбойников, он был преградой для шальных взглядов. Внутри, в самой бездне открывшегося прохода, Бродяга увидел толпы людей, вооружённых саблями и луками. От скалы к скале были протянуты отвесные мосты, их канаты прогибались и колыхались от постоянных перебежек бандитов.

Бродяга хотел опустить арбалет и пойти прочь, но ему не дали это сделать. Холодное лезвие кривого меча упёрлось ему в горло. Неизвестный схватил его за копну каштановых волос и велел идти вперёд, молча ударив коленом в спину. Они вышли из укрытия. Незнакомец, пленивший Бродягу, не говоря ни слова, вёл своего пленника вперёд, к проходу между камнями. Вокруг из леса выходили десятки разбойников: кто-то нёс ящики с неизвестным никому содержимым, кто-то ходил взад-вперёд толи от безделья, толи из желания показать другим, что он занят, кто-то вовсе стоял, как статуя, наблюдая за работой других. Никто не обращал внимания на бандита и человека, которого он вёл, держа за волосы.