Снова кино

Лючия Смоленцева. Москва, 1954.

Фильм про "перестройку" на основе русской классики. По роману Тургенева "Накануне".Я смотрела обе экранизации иной истории, 1959 и 1985 года. Первая мне понравилась больше — лиричностью, музыкой, да и актриса на мой взгляд, больше в образ попала. Возможно, я ошибаюсь. И то, что делаем мы здесь — не будет похоже ни на один из них, хотя возьмет их лучшие черты. Как это нам удалось — судить зрителю.

По словам товарищей с "Воронежа" вполне можно было перенести действие в год 1980й. Стахов, отец Елены — номенклатура среднего звена. Шубин и Берсенев — интеллегенты, ищущие ответы на вечные российские вопросы "что делать" и "кто виноват". Курнатовский — пробивной и перспективный второй секретарь, скоро станет первым. Зоя, обычная советская студентка, "замуж хочу, чтоб семья, дети и дом полная чаша". Инсаров, это революционер-барбудос из какой-нибудь борящейся за свободу страны, приехал в СССР учиться. Ну а Елена, это дочка высокопоставленного товарища, кто не омещанилась, а искренне тяготится скукой застоя и ищет высшую цель жизни.

И наверное бы, вышел неплохой фильм? Однако, как заметил Пономаренко, у нас пока не застой, и дай бог чтоб его не было. К тому же я мечтала сыграть именно классическую героиню. Так что у нас время действия, в соответствии с автором, 1853 год. Последнее мирное лето — Россия еще овеяна тенью победы над Наполеоном, почивая на лаврах иного застоя (и ведь интервал такой же, чуть меньше сорока лет). Вот-вот начнется гроза — в итоге, проигранная война, и перемены в обществе, свобода капитализма вместо "командно-административной системы" Николая Первого — а пока, люди рассуждают о смысле бытия, никуда не спеша, им кажется, что все будет длиться вечно. Дворянские гнезда, вишневые сады — или же, засыпает синий Зурбаган, а за горизонтом ураган (образ восьмидесятых из того СССР).

Отец Елены, бывший боевой офицер, герой войны 1812 года, в молодости — как поручик Ржевский из "Гусарской баллады" (здесь еще не снят, но собираются). Выйдя в отставку, в душе остается тем же рубакой-гусаром, "там было настоящее, а тут, просто существование". Потому пьянки, карты, любовница-немца — к чему стремиться и о чем жалеть? Но именно послушав то, что осталось в его мечтах, он в конце отпускает дочь с Инсаровым — не свою слабость показав, а увидев, что она нашла в жизни настоящее, чего сам он уже не увидит никогда.

Шубин, Берсенев — прожигатели жизни? Нет, зачем тогда первому наука, а второму, ваяние? Они тоже ищут (может, и не осознавая), как сделать то, что оценю не один я, за что меня будут любить. И путь это может и хорош — но требует воли, самоотречения (чего например, у Шубина нет — раз он образование бросил). И лично творцу подходит — а той, кто стала бы ему не просто женой, а близкой по духу, по цели?

Курнатовский — хотя по сюжету русский, изображен типичным американцем, "нравственно то, что успешно" и успех это и есть высшая Цель, к которому можно и должно идти по трупам, по головам. Мне показалось, что у Тургенева он скорее "немцем" показан, для которого орднунг это высшая добродетель, а "я следую порядку", это костыль во всех моральных обстоятельствах. Но утвердили так, на злобу дня.

Мать Елены — видит свою Цель в служении семье. Как сейчас офицерские жены, быть крепким тылом. Ради этого прощает мужу измены, и обеспечивает порядок в доме, не покладая рук. За собой следит, поскольку так принято, не может жена дворянина Стахова выглядеть замарашкой — но страсти к нарядам у нее нет.

Зоя — тип тот же. Но поскольку еще не замужем и молодая, весьма заботится о внешнем — платья, украшения. Искренне считает своей ближайшей целью — удачно выйти замуж, то есть за богатого, в чинах, а если при этом еще и не старик и не грубиян, то это предел желаний. Но даже в ней мелькает что-то, хотя бы в виде отрицания — "зачем задумываться, живем только один раз". То есть хотя бы понимает, что у кого-то высшая цель — есть?

Увар Иванович, дальний родственник героини — в романе показан совершенно второстепенным персонажем, у нас же он не выписал откуда-то, а пытается изобрести еще невиданный музыкальный инструмент "контрбомбардон", облагодетельствовать человечество. Это стало для него навязчивой идеей — из которой ничего не выходит, так как нет ни образования, ни опыта, ничего кроме желания — но все же это тоже заслуживает лично у меня какого-то уважения, раз человек старается, вместо того чтобы пребывать в лени.

Инсаров — с ним проще всего. Че Гевара (знаю, кто это, читала) в декорациях девятнадцатого века. Человек, для которого нет никакой жизни, пока его родина страдает под чужеземной пятой. Образ вовсе не плакатный — вот я представила, в самом деле, как можно жить, строить свой дом, любить свою семью, когда по улице ходят чужие солдаты, которые могут убить тебя, твою жену, твоих детей, сжечь твой дом, уничтожить все ,что тебе дорого? И в фильме мы еще добавили — когда Инсаров рассказывает Елене, то на экране горящая деревня, хохочущие башибузуки рубят женщин и детей, а толстый паша смотрит на это, изрекая "славянские рабы".

-Вы, русские, не понимаете своего счастья. Жить в сильной стране, где никакой иноземец не посмеет обращаться с вами неподобающе. Не как у нас — когда любой самый уважаемый болгарин, встретив турка, обязан кланяться ему в пояс — иначе будет тут же избит "за непочтение".

Ну а Елена — истинно "тургеневская барышня". Вот не пойму, отчего стало синонимом "кисейных"? Если у меня при прочтении возникает образ большевистских комиссарш, которым лишь родиться преждевременно не повезло. Марианна из "Нови" так и смотрится — в кожанке, красной косынке, с маузером на боку. Ну а мне интересен был процесс, как такими становились? И про любовь, конечно — которая, как в песне, "отважно сквозь бури с тобой пройдет". Вечная же тема — и никогда не исчезнет. Тем более (и этим роман Тургенева выгодно отличается) тут высокое чувство не возникает непонятно откуда, как во всяких там "дамских" романах, "она только увидела его, и у нее ноги подкосились, а сердце забилось в груди" — нет, здесь Елена сначала к Идее потянулась, которую Инсаров нес, "освободить свою Родину — эти слова даже выговорить страшно, как они велики", и лишь после поняла, что любит человека. Ну а дальше уже не остановить, ничто другое не имеет цены в сравнении с Целью ради которой следует жить.

-Так ты пойдешь за мной всюду?

-Всюду, хоть на край земли. Где ты будешь, там и я буду.

Интересно, а если бы Инсаров ради любви предал бы свою Идею? Решил, что хватит с него, осел бы в России, пошел бы служить или торговать, добился бы чина и достатка? Продолжила бы Елена так же его любить? Или потеряла бы к нему интерес — и что тогда, вернулась бы в отчий дом, сломалась, вышла за кого-то вроде Курнатовского? Или пошла бы во все тяжкие, стала бы революционеркой, ходила бы в народ, а затем бросала бомбы в царя? Не знаю.

Тут я подумала, какой счастье, что я родилась в подходящее время! И мне не надо выбирать между Идеей и семьей. У меня есть Цель — но также и любимый и любящий муж, дом, дети, красивые платья. Поскольку мы, не гонимые подпольщики, а граждане великого и победного СССР. Где, я надеюсь, не будет ни застоя, ни перестройки.

Платья, кстати, у наших героинь были великолепные. Похожие на "Унесенных ветром", тем более что эпоха (и моды) близки. И для каждого эпизода — отдельный наряд (заодно и реклама РИМу — "русско-итальянской моде"). Правда, по секрету скажу, что сходство с девятнадцатым веком было лишь внешнее — начнем с того, что ткань была самая легкая, чтобы нам такую тяжесть (почти два метра в диаметре по подолу) не таскать. И под платьями у нас было все современное — что там носили в девятнадцатом веке, это просто ужас, орудие пытки! Никаких корсетов, у меня талия тонкая и так — и лишь единственная нижняя юбка, к которой обручи пришиты (чтобы ткань платья не растягивать). В итоге, я могла в этом платье даже бегать почти без стеснения, лишь у кустов надо было следить, чтобы не цеплялся подол. Вряд ли в реальной жизни у небогатой московской дворянки (а тем более, у ее компаньонки) могло быть столько роскошных нарядов — и даже если были, как бы трепать такую красоту по грязи, по навозу, по колючкам. Но тут уже была установка, "покажем красивых героинь, чем мы хуже Маргарет Митчелл".

Также — и все остальное (что на виду). Поверх платьев наши героини накидывают эффектные яркие плащи из чего-то легкого, летящего, шуршащего, это ощущается даже при взгляде на экран! Верно, тогда женщины носили накидки, а не пальто с рукавами (как бы их надевать на кринолин), и кстати, оказывается был уже и "летящий" фасон, а не только классика с прорезями для рук. Однако прогулочная одежда обычно шилась из простой некрашенной ткани, шерсти или даже сукна, как солдатская шинель — а такие плащи из легкой тафты (они даже звались по-особому, "тютюрлю") надевали исключительно поверх бального или вечернего наряда, отправляясь в театр, на бал, на прием, но никак не на прогулку на природе в окрестностях своего имения. Но откуда современному зрителю знать эти тонкости моды — так что "пусть будет красиво". И на головах у нас тоже, вместо крохотных "кибиток" похожих на детские чепчики (что соответствовало бы эпохе), широкополые соломенные шляпки, как в другом фильме про "иветтту, жанетту, жоржетту", украшенные шелковыми цветами, лентами, вуалью (такие тоже тогда носили, но в Италии и на юге Франции — а не на севере Европы и не в России). Кстати, другие фильмы из будущего, показывающие былые века, также грешат еще большей недостоверностью, когда показывают героиню, британку или француженку, на улице и без головного убора — в жизни тогда это считалось крайним неприличием и подобало лишь женщинам легкого поведения. И зонтики у нас в руках были — не крохотные "парасольки", а обычные большие "трости" с яркими куполами, обшитыми по краю кружевом, чтоб стилизовать под эпоху.

Нравственно ли показывать такую роскошь, с классово-коммунистической точки зрения? Да — если рассматривать ее как долг, который надо отдать обществу, народу, стране. Именно так я ответила одному товарищу, выразившему свое мнение. Наверное, и настоящие революционеры, которые в подавляющем большинстве не были ни крестьянами от сохи, ни пролетариями от станка, думали так же. Потому что (возможно, я ошибаюсь) лишь образованный человек может задумываться о высокодуховном и глобальном. В фильме есть эпизод, как Елена с Инсаровым идут по деревенской улице, и попавшиеся навстречу крестьяне кланяются, снимая шапки. Я спрашиваю кого-то, доволен ли он — и слышу ответ:

-День прошел, и ладно, все живы, сыты и веселы, что еще рабу божьему надо? Спасибо вам, добрая барышня, за заботу.

Инсаров после замечает, что эти крестьяне живут в счастье, по сравнению с его соотечественниками. Потому что над ними нет иноземцев, кто могут безнаказанно ограбить, унизить, и даже убить — "как тот проклятый паша обесчестил и убил мою мать". И что в его жизни теперь нет иной цели, кроме освобождения своей страны. Тогда я и произношу — "освободить свою Родину, это даже выговорить страшно, настолько эти слова велики".

Кто играл роли? Стахова-старшего — Борис Ливанов, тот же, кто в фильме 1959 года, заслуженный мэтр, имеющий в своем багаже несколько десятков сыгранных ролей, здраво решили, что там справился, сыграет и здесь, с учетом вышесказанных изменений. Берсенева сыграл Георгий Вицин — вполне драматический актер, к которому еще не прилипла маска гайдаевского персонажа. И на мой взгляд, у него получилось гораздо лучше, чем у того, кто был в иной истории — интеллегент, страстно желающий осчастливить человечество открытием, и не его вина, что выбранный им предмет, древнегерманская история и право, уж очень для узкого круга — человек, такой трогательный в своем старании, и жаждущий, чтобы его оценили. Могла ли моя героиня полюбить его — нет, потому что любовь из жалости будет унизительной. Ему бы найти такую, как Зоя, но чуть менее нацеленную на богатство, "чтобы муж был в чинах и с деньгами" — и способную если не понять, то хотя бы восхищаться научным занятием мужа, чтобы стать ему женой и домохозяйкой. А я на такое не способна — мне нужна собственная мечта, которой я могла бы служить.

На роль Шубина позвали молодого Олега Табакова (игравшего в фильме 1959 года). Что вызывало сомнения — если Вицин, будучи старше, уже имел за плечами работы в кино, то Табаков всего лишь год отучился в школе-студии МХАТ (правда, считался одним из лучших студентов). Решили попробовать, что выйдет — в общем, остались довольны. Хотя получилось — на мой взгляд, ординарно.

Зою в том фильме играла эстонка Эва Киви — которой сейчас всего шестнадцать лет. Так же не подходил какой-то болгарин в роли Инсарова — хотя бы потому, что в этой истории фильм был не советско-болгарским, а советско-итальянским. Режиссером в той истории был Владимир Петров, мастер экранизации русской классики — однако же сейчас требовалось нечто большее, мы хотели, чтобы зритель увидел жизнь и проблемы не только прошлого века. И у нас этот фильм стал режиссерским дебютом великого Марио Бавы (до того известного как гениальный оператор и мастер "спецэффектов", если можно так назвать, он виртуозно умел играть со светом и ракурсом). Ну а Зоя... вот не ожидала, что эта роль, вовсе не первого плана, заинтересует саму Софи Ладзаро (уже не Шиколоне, но еще не Лорен). Мы были знакомы с моего приезда в Рим летом прошлого года. И юмор в том, что я знаю, кем она станет, а сама она, еще нет — и оттого, смотрит на меня с таким же восторгом, как я на Анну Лазареву смотрю. Узнав, что синьор Бава собирается в Москву, чтобы работать с "самой Смоленцевой", Софи развила такую же бурную деятельность, как я десять лет назад, когда в итоге сам Папа Римский просил товарища Сталина разрешить мне за моего рыцаря выйти замуж. И добилась своего.

-Софи, но ведь эта роль вовсе не героическая. И даже, не слишком положительная.

-Не бывает плохих ролей — есть плохие актеры!

И ведь получилось! Я немного боялась, что она будет затенять меня — но вышло как раз в меру. Зоя в ее исполнении смотрелась — как я, но лишенная поиска высшей цели, ради здравого смысла и вечного инстинкта женщины — муж, дом, дети. Хотя в остальном на немку (кем Зоя была по книге) она совершенно не похоже, скорее на француженку, если не на итальянку. Но фильм от того лишь выиграл!

Мне было интересно в этом фильме примерить на себя историю любви героев. По иронии судьбы, у меня с моим рыцарем случилось как раз "в один момент", в тот день в Риме в феврале сорок четвертого, когда мой герой у меня на глазах убил двух немцев, и я решила, что другого мужа мне не надо. Но там была война, случай особый, а как в мирное время? Выслушав меня, Софи ответила:

-Вы к одному стремились, у вас цели совпали, вы вместе пошли, поддерживая друг друга. Ну а моя героиня, наоборот — я вижу ее совсем не дурой, не без таланта, с характером, однако же, готова на горло себе наступить, став тенью мужа, поскольку для нее это статус, и "так принято". Хотя ей это не совсем нравится — но выхода не видит. У тебя роль героическая, у меня трагическая. Потому и хочу такую сыграть — чтобы разницу почувствовать с нашим порядком, когда женщина, это тоже личность, человек!