Племя вихреногих-3

Глава первая:

встречи в пути

Мы от песен отрядных своих

Зажигаем зарю на рассвете.

Сто дорог впереди,

И на каждой их них

Мы друзей обязательно встретим.

Опять мы на поверке,

Опять в пути сейчас.

Характер пионерский,

Характер пионерский

Товарищи, у нас!

Нам страницы прочитанных книг

Часто кажутся крыльями чаек.

Манят вдаль за собой,

И у нас, у самих,

Будто крылья растут за плечами!

Беспокойные ветры зовут

Нас в поход за мечтой и за счастьем.

Будет солнце и дождь,

Будет песня и труд -

На дорогах, распахнутых настежь.

Музыка: С. Соснин. Слова: К. Ибряев.

Вокруг было темно — непроницаемая, в плывущих лиловых разводах чернота, но не бездонная, пугающая, а... замкнутая, какая-то... уютная? Холодные мокрые камни под босыми ногами казались другой реальностью. Холодный сырой воздух мягко обтекал обнаженное тело, и все волоски на нём встали дыбом, словно вытягиваясь во все стороны. Света здесь не было совсем, но Антон всё же видел Ирису — только смутно, словно тоже проступающую из какой-то иной реальности. Он не очень понимал, как может её сейчас видеть, да это не очень его и волновало. На девчонке тоже ничего не было, и то, как она беззвучно скользила в темноте, как изящно переступала ровными босыми ногами, заставляло сердце мальчишки замирать...

По шороху потревоженных камешков он понял, что они в пещере. Но впереди вдруг возник свет, и они, как-то сразу, вышли к нему. Подземелье было похоже на большую комнату с ровным полом, засыпанным мягким песком. В передней стене зияла широкая расселина. Расширяясь, она превращалась в ущелье, стиснутое чудовищными массивами утёсов.

Уже занималась заря. Зеленовато-серебристое, туманное сияние стояло над восточным горизонтом. Ущелье выходило на восток — откуда приходят души, чтобы быть рождёнными, и при мысли, ЧТО ему предстоит здесь сделать, сердце мальчишки, казалось, остановилось совсем...

Не чувствуя ног, он подошёл к расщелине и замер, глядя на бесконечно далёкий горизонт, от которого порывами налетал ветер. Сырой, холодный воздух был на удивление свежим. Сердце всё ещё замирало — сладко-сладко — и Антон медленно повернулся к Ирисе. Её грациозное тело было совершенно, прекрасно. В сиянии рассвета он видел его уже совершенно отчётливо — и при одном взгляде на него начинала кружиться голова...

Взглянув на мальчишку, Ириса улыбнулась, царственно изогнув нагой стан. Его сердце отчетливо ёкнуло, когда он осознал, ЧТО всё это значит, — и ёкнуло ещё раз, когда Ириса, выпрямившись, шагнула к нему.

Сейчас, подумал Антон, чувствуя, что словно стремительно летит куда-то. Прямо вот сейчас...

Он протянул к ней руки — и проснулся.

Какое-то время Антон сонно смотрел на лениво колыхавшийся над головой океан сплетённых крон, потом зашипел от досады — угораздило же его проснуться именно сейчас! Когда между ним и Ирисой должно было произойти что-то такое... такое... после чего весь мир открылся бы ему, и...

Мальчишка изо всех сил зажмурился, пытаясь вспомнить сон, но тот, как почти всегда бывало, ускользнул с издевательской легкостью. Осталось лишь ощущение душевного трепета перед неизбежностью чего-то потрясающего и невероятного — но вот добраться до этого невероятного ему никак не удавалось. Он никак не мог его представить — и каждый раз из сна его словно выталкивало...

Возмущённо фыркнув, Антон сел — и тут же замер. Ириса сидела у весело потрескивающего костра, на котором пеклось (разогревалось, скорее) добытое и поджаренное вчера мясо — и смотрела. Прямо на него. Так внимательно, словно видела всё, что ему снилось!..

Мальчишку обдало мощной волной тепла, и он понял, что не только уши и щёки, но даже грудь у него покраснела. И она, конечно, это видит! Черт бы побрал её, черт бы побрал его с его глупым любопытством!..

Антон уже в тысячный раз пожалел, что вообще попал на ту полянку — и увидел там то, чего никак не должен был видеть. Глупое стечение обстоятельств. Которые стеклись почти случайно. Тогда, два дня назад, когда их застала ночь, Файму постаралась накормить парней до отвала — чтобы они заснули, словно суслики. Антон, однако, заснуть никак не мог — нудно болела рука, которую он вечером обжёг об какую-то зловредную местную крапиву. Да и постель была, честно сказать, вовсе не самая удобная. Крутясь на ней, он неожиданно заметил на нижних ветках деревьев отблеск огня — кто-то поблизости развёл в лесу костёр!..

Антон вскочил... и тут же обнаружил, что девчонок в лагере нет. Это по идее должно было напугать его — но он почему-то не стал будить спящих друзей, а начал пробираться к костру. Сам толком не зная, зачем...

То, что он там увидел, едва не вышибло из него дух. Девчонки танцевали. Вернее, танцевала Ириса, а другие, сев в кружок, молча смотрели на неё. И она... она...

Обычно Ириса ходила с переплетенными тугими ремнями ступнями (вроде сандалий, но без подошв), в легком пояске и браслетах из пёстрого меха, ну и ещё в прицепленной к этому пояску юбочке из травы. Сейчас же на ней ничего этого не было. Правду говоря, не было вообще ничего. И она...

Она плавно поворачивалась то в одну, то в другую сторону, изящно переступая босыми ногами, изящными и ровными. Её ладошки были сомкнуты, вытянутые вперед руки и сильные бедра двигались, как волны. Она насмешливо посматривала то вправо, то влево, на её губах застыла задумчивая улыбка. Мерцающий свет костра струился по её гладкой, темно-золотой коже, словно нарочно задерживаясь на её нагой груди, на подвижной плоскости впалого живота, на выпуклых, дерзких и твердых изгибах её узкой талии...

Антон замер, удивлённо приоткрыв рот. Ничего подобного он раньше не то, что не видел, а просто не мог себе представить. При каждом движении волосы девчонки взметались, словно черное пламя, её гибкое, сильное тело казалось невесомым, а лицо было задумчивым и вдохновенным...

Мальчишка не знал, что с ним сталось бы, смотри он на всё это дальше — наверное, свихнулся бы или просто помер на месте — но Файму, сидевшая как раз напротив, заметила его и шикнула подругам...

О дальнейшем Антону вспоминать не хотелось. Все девчонки вскочили, глядя на него — и их взгляды не обещали ему ничего, кроме немедленной ужасной смерти. Он бросился бежать, тут же споткнулся об какую-то ветку и упал. Девчонки настигли его, начали драть ухи, таскать за волосы, щипать — а Файму крепко зажимала ему рот, так что вся зверская экзекуция совершалась почти что беззвучно.

Раньше Антон и представить не мог, что руки у девчонок такие сильные, цепкие и беспощадные. Потом они всё же отпустили его, и полуживой мальчишка кое-как сумел сесть. Девчонки, пересмеиваясь, вернулись на полянку, но Ириса, однако, осталась. Она смотрела в сторону. Антон, не в силах отвести глаз, рассматривал её удивительно стройное, тонкое в профиль тело. Тяжелая грива густых, золотисто-черных волос в красивом беспорядке рассыпалась по её спине, её лохматые пряди слабо отблескивали, обрамляя широкое, с твердыми и чёткими чертами лицо. Чувственный рот, длинные глаза, опушённые густыми и длинными ресницами, постоянно подрагивающими, словно их касались чьи-то легкие пальцы... всё это он уже видел раньше, но сейчас, в зыбком, трепещущем свете костра ему вдруг показалось, что он видит это в первый раз...

— Отвернись, — наконец сказала Ириса.

Антон неохотно подчинился. Скосив глаза из-под падающих на них волос, он заметил, как она надевает свой весьма небогатый наряд. Тем не менее, сердце мальчишки часто билось. Он уже понимал, что то, что он увидел тут, на этой полянке, будет вспоминаться ему до самой его смерти — а может, и существенно дольше...

— Я тебе нравлюсь? — наконец спросила Ириса, закончив наряжаться.

— Да, — буркнул Антон, отвернувшись. Он очень хотел сказать �нет!� — но после того, как он, разинув рот, на неё пялился, это выставило бы его круглым дураком.

— Хочешь быть со мной?

— Э? — Антон как-то запоздало понял, что опять глупо приоткрыл рот. Он не вполне понимал, о чём она ведёт речь.

— Ну, быть со мной, с нами, вступить в племя, — нетерпеливо пояснила Ириса.

— А можно? — ляпнул Антон.

— Почему нет? — удивилась она. — Матвей же вступил.

— А он разве того... этого... э-э-э... — Антон захлопнул рот, поняв, что из него летит какая-то совсем уже дикая чушь. В голове у него всё перемешалось — ещё больше, хотя это, казалось, было уже невозможно. Мысль о том, что он сможет быть с Ирисой и ныне, и присно, и до конца дней буквально захватывала дух. Вдохновляла. Но...

Но он же любил Ирку! Её, а вовсе не Ирису! И бросить её, бросить друзей — сама эта идея была совершенно немыслима. Но...

Но Ирка вовсе не такая вот... эффектная, подумал вдруг мальчишка. И она не станет щеголять в таком вот... э-э-э... наряде. И точно не станет танцевать нагишом у костра. Тем более, танцевать ТАК. Так, что начинает кружиться голова и сердце подкатывает к горлу. И самое главное — она не дочь другого мира, о котором ему так много хочется узнать...

Недовольно помотав головой, Антон всё же поднялся, изо всех сил потягиваясь и стараясь не смотреть на Ирису. Он совсем не представлял, чем кончилась бы та встреча у костра — вернее, боялся представить — но сопение и возня девчонок всё же разбудила друзей, и явившийся к костру зевающий Сергей положил конец мероприятию. С тех пор Файму посматривала на него несколько косо, а Ириса тоже посматривала на Антона — но уже совершенно иначе... и в голове у мальчишки разразилась бесконечная битва. Он боялся смотреть на неё — но, словно против воли, его глаза возвращались к ней снова и снова. Антон не раз ловил себя на том, что глядя на неё он глупо улыбается, а когда она улыбалась ЕМУ, его сердце ёкало и ухало. От мыслей о том, что могло бы случиться и просто от счастья. И от страха. Перед тем, что он всё же бросит Ирку — и не сможет простить себя за это до самого конца своих бесконечных тут дней...

Проще говоря, в голове у мальчишки творился жуткий кавардак. Временами ему хотелось всё бросить и с воплями убежать в лес — и удерживало его от этого лишь понимание, что от самого себя-то не убежишь! И просвета впереди видно не было. Антон даже понятия не имел, сколько им придеться таскаться по миру в поисках этого проклятого всеми богами восприимца в компании Маахисов вообще и Ирисы в частности. Пару раз он даже заводил с друзьями разговор, что было бы неплохо расстаться с этим не в меру активным племенем, но Серый только хмурился, сжимая в кулаке бусины Ключа, а Андрей, казалось, вообще не понимал, о чём идёт речь. Он откровенно пялился на другую девчонку Маахисов, на Ириа, — и Антон подозревал, что и его подкосила та же зараза...

К счастью, времени на все эти размышления у него было немного. Утро есть утро — сначала мальчишке пришлось наведаться в кусты, потом к ручью для умывания, а там пришло и время завтрака. Всё же, такая орава девчонок — это совсем неплохо, подумал Антон, за обе щеки уплетая поджаристое, истекающее горячим соком мясо. По крайней мере, голодать парням не приходилось — стоит только им что-нибудь добыть и разделать, как добычу приготовят в лучшем виде и натурально подадут к столу, пусть даже никакого стола тут и нет...

И волноваться, что к столу пожалуют незваные гости, уже не приходилось тоже. Антон с удивлением узнал, что ещё до эпической битвы с Хорунами они пересекли границу Ойкумены, а значит, змееволки и другая мерзкая живность их уже не потревожит. И Хорунов тоже не... потревожит. Не помешает им счастливо догнить, утратить всё человеческое...

При этой мысли Антон досадливо поморщился. Угораздило же его вспомнить об этом именно в это вот утро! После такого прекрасного, несмотря на всё, сна!..

Но чудесное ощущение близости чего-то необычного, какого-то невероятного счастья исчезло. И уже не вернется — если не вернется сам сон. Обидно...

Тем не менее, Антон был отчасти благодарен неожиданно прорвавшемуся воспоминанию. По крайней мере, оно отвлекло его от бесконечных сравнений Ирки и Ирисы, от которых он порой начинал чувствовать себя пресловутым ослом между двумя охапками сена. И несколько отдалило от него её манящий образ, хотя в том памятном... мероприятии она участия не принимала. О нём Антон никак не мог забыть — хотя, правду говоря, и старался. Но воспоминания прорывались вновь и вновь, иногда в самые неожиданные моменты, и радости отнюдь не доставляли. Хотя сам Антон, в общем, и сам не участвовал в нём, разве что помогал Файму дотащить до поляны тяжеленных пленников. Тем не менее, Хоруны, похоже, сочли его организатором всего... процесса, и при этой мысли мальчишке становилось нехорошо. Не то, чтобы он сожалел о случившемся — он до сих пор не представлял, как тут можно было поступить иначе — но жутковато было думать о встрече с кем-то из них. И... стыдно — словно он виноват в том, что не смог придумать ничего иного...

Но, какие бы переживания не терзали Антона, на его аппетите это никак не отражалось — хотя ему порой казалось, что переживает один парень, а лопает вовсю совсем другой. На других ребятах, если они вообще переживали, это тоже никак не отражалось, и завтрак, как обычно, прошёл в деловой обстановке — проще говоря, трескали все усердно и молча. Потом Файму наконец поднялась на ноги, окинула взглядом наличное население и сообщила:

— Если мы сегодня поспешим, то уже к вечеру выйдем из леса.

Это объявление вызвало радостный шум — и не только у землян. Лес всем надоел до чертиков. Ещё больше надоели обитатели леса. Антон до сих пор не знал, дошли бы они хоть куда-нибудь, не будь с ними Маахисов. Но здесь, в пределах Ойкумены, оказалось ещё хуже. Каждую ночь в лесу что-то жутко завывало, стонало и ухало. Из темноты на свет костра метко летели шишки и ветки, кто-то возмущенно сопел и топтался за зыбкой границей отброшенного костром света — порой мальчишке казалось, что вокруг лагеря бродит целое стадо одышливых слонов. Или кого как похуже...

Когда Файму сообщила землянам, что это самые натуральные лешие, Антон ей просто не поверил. Но потом, когда Серый, доведенный до белого каления выходками лесной нечисти, запустил далеко в заросли пылающей головней, Антон успел заметить в её свете... существо. Очень странное существо — не больше метра, наверное, ростом, с похожим на чурбан телом, так густо заросшим бурым волосом, что нельзя понять было, где кончаются собственно волосы и начинается спутанная борода. Среди волос сверкали золотом жёлтые глазищи — похожие на совиные, но больше наверно раза в три. Антон успел разглядеть торчащий, похожий на сучок нос и голые узловатые руки, похожие на ветки — трёхпалые! Длиной они были, наверное, с само существо, и мальчишку передёрнуло — на человека это было уже совершенно не похоже. Поверить, что и он может стать таким же, было совершенно невозможно, и только это помогло Антону не испугаться, наверное, до смерти...