Небо вдребезги

Мы — цыплёнок. Мир — наше яйцо.

Если не разбить скорлупу мира, то мы умрём, не родившись.

Разобьём же скорлупу мира!

Во имя мировой революции!

Shoujo Kakumei Utena

Вокзальный перрон встретил Джонни Трентиньяка чудовищным гулом и несусветной толчеей. В Сен-Дье он не видел столько народу даже во время осенней ярмарки, когда к тамошнему озеру съезжались все обитатели окрестных деревень. К тому же на традиционном ярмарочном лугу было столько места, что никому не приходилось толкаться, сбивать с ног или орать. А узкие каменные змеи перронов Монпара, стоило только спуститься с подножки вагона, оглушили Джонни протяжными криками носильщиков, свистом пара, грохотом отходящих поездов, сварливой руганью опаздывающего семейства гномов, зазывных воплей гоблинов, разносящих все от жареных крыс до свежих газет. Ах, кого только не было в этом бурлящем, ошеломившем деревенского парнишку море горожан всех мастей. Ну разве что эльфов Джонни не приметил. Да разве станут перворожденные пользоваться какой-то чадящей гномьей громыхалкой?

Из толпы доносились обрывки чужих разговоров. Городские жители говорили быстро, отрывисто и порой просто непонятно, и оттого речь их приобретала загадочный оттенок. Вихри чужих слов завладели разумом Джонни и он окунулся в них с головой, вклинившись в живой поток.

Но не успел мальчишка сделать и пары шагов, как над стеклянной крышей, укрывающей платформы от непогоды, ударил гром, разом перекрывший весь вокзальный шум. Джонни вжал голову в плечи, ожидая неминуемого дождя из бритвенно-острых осколков лопнувших стекол навеса, но тут же сообразил, что непогода здесь не при чем. Летнее небо еще на подъезде к Монпару слепило сияющей голубизной. И от спускающейся с него жары не спасали даже распахнутые настежь окна в вагоне. Разразившаяся же гроза оказалась боем нависающих над платформами часов, размером раз в пять больше тех, что двести лет назад установили на ратуше близлежащего к Сен-Дье Нанси. На черном обсидиановом диске по кругу располагались золотые знаки всех двенадцать сфер мироздания, а вместо стрелок извивались две бронзовые крылатые змеи.

Засмотревшись на удивительный механизм, Джонни как-то забыл, что он уже не дома, и к реальности его вернул грубый тычок в спину. Покрытый мхом злющий каменный тролль едва не размазал Джонни по стенке вагона просто проходя мимо. Вообще-то, появись такая зараза в Сен-Дье, ее тут же закидали бы саламандрами, а потом окатили ледяной водичкой из колодца, чтобы разнесло в песок... Да отец еще перед отъездом предупредил Джонни, что в Монпаре и не таких типов повстречать можно, а потому глядеть надо в оба. Большие города, говорил он, большие беды. Там даже упыря никто не тронет, пока он в глотку какому-нибудь бедолаге не вцепится при свидетелях. Говорят, их даже в Звездную палату пустили. Совсем эти горожане дикие. А еще лет пятьсот назад с вурдалаком разговор короткий был — осиновый кол в грудину да стрела с серебряным наконечником в лоб.

Джонни проводил тролля не самым ласковым взглядом, потому как от тролльего локтя бока теперь ой как ныли. Но и с места решил больше не двигаться. Монпар город большой, незнакомый. Заблудиться и пропасть — раз плюнуть, а значит надо стоять и ждать, пока за ним придут. Ведь обещали же встретить.

— Эй, что ли ты Джонни Трентиньяк будешь? — раздался под ногами у Джонни насмешливый голосок.

Джонни скосил взгляд вниз. М-да, вот уж на кого-кого, а на гремлинов он с детства нагляделся. Мелких ушастых тварей в деревне было едва ли не больше чем амбарных крыс, а уж по сообразительности они тех давно позади оставили. И Джонни легко мог представить, как гремлина можно раскормить, чтобы он вырос ему почти по пояс. Но вот чтобы они говорили...

— Что ли глухой ты, дите человека? — зеленое личико гремлина исказила потешная гримаса.

Он поднял костлявую лапку, увешанную браслетами из разноцветных бисерин, и почесал ухо. Ухо в десятке мест пронизывали весело звеневшие металлические кольца. Да и вообще, в отличие от сельских родственников, этот был одет — в безрукавку и короткие штаны с распущенной бахромой. Буквально каждый дюйм гремлинской одежды украшали бусы, подвешенные на нитки гайки, детские колечки, а то и вовсе какая-то причудливая вышивка.

— Э-э... — протянул Джонни, рассматривая выкрашенный во все цвета радуги хохолок на голове гремлина. — А-а...

— Что ли еще и немой, — вздохнул гремлин.

— Сам ты немой и глухой, — не преминул обидеться Джонни. — Да еще и слова коверкаешь!

Рожа гремлина расплылась в довольной улыбке.

— Джонни Трентиньяк, — с уверенностью в голосе произнес он. — Однако мастер Кингсли тебя ждет, сам прийти не смог, прислал меня.

Гремлин протянул было руку, но, вдруг, опасливо покосился на нее, одернул и вытер о штаны, а затем снова подал Джонни.

— Буду Бузо, подмастерье хозяина Кингсли. Мастер занят, послал тебя к нему привести.

— Джонни, э-э... Трентиньяк, — пробормотал Джонни, понимая, что, вообще-то, выглядит он глупо. Будь он дома, засмеяли бы за то, что он с гремлином как с человеком якшается.

Тонкая костлявая лапка гремлина на ощупь оказалась горячей и сухой.

— Будем к Кингсли добираться конкой, — сообщил гремлин, тряся руку Джонни. — За мной иди, не отставай.

Легко сказать "не отставай". Бузо чувствовал себя в вокзальной толчее как рыба в воде, а вот деревенскому мальчишке доставалось. Он был бы и рад поглазеть на красоты Восточного вокзала, однако поток фейри и людей вынес его из широченных хрустальных дверей на заставленный каретами бульвар Страсбур. Тут Бузо ухватил Джонни за руку и потащил за собой. Не смотря на маленький рост, силы у гремлина было хоть отбавляй. Едва успевая перебирать ногами вслед шустро семенившему Бузо, Джонни успел только заметить, что далеко не все кареты были запряжены лошадьми. Названий тех уродливых зверюг, что стояли в упряжи иных экипажей, он даже не знал.

Бузо затащил его за угол стоящего рядом с вокзалом пятиэтажного дома и остановился. Джонни задрал голову — таких огромных домов он в жизни не видал. А, присмотревшись, еще и обнаружил, что под самой крышей выстроились в ряд самым бесстыжим образом обнаженные каменный каменные девки, да таких прелестных форм, каковых ему за десять лет подглядывания за деревенскими купальщицами ни разу не попадалось.

— Это, что, эльфийки? — спросил он у Бузо, показывая рукой на кариатид.

— Где? — Бузо завертел головой и прижал уши, но тут до него дошло, о ком говорит мальчишка. — Ф-фэх, какие это эльфийки, — сплюнул он. — Потом, время будет, покажу улицу Роз. Эльфиек таких там по пучку за золотой. Какая ж дура из перворожденных раздеваться перед смертным будет?

После этих слов интерес к кариатидам у Джонни угас. Он принялся глазеть по сторонам. Проулок, куда они свернули, был обсажен каштанами, скрывавшими первые этажи домов. Вокзальный шум сюда не долетал, лишь пышная зеленая листва что-то шептала на своем летнем языке. Редкие прохожие брели по тротуару, стараясь придерживаться стороны, на которую падала тень от домов, и лишь там, куда пришли Бузо и Джонни, собралось с полдесятка человек и парочка хобгоблинов с ивовыми коробами за спиной, да мрачный никс, под которым уже набежала целая лужа. От лужи струилась тонкая ниточка воды, сбегавшая между булыжниками мостовой к железным полосам посреди улицы.

Это оказались рельсы.

— Эй, Бузо, а у вас что, поезда и по городу ходят?

— Не поезда, конки — гремлин ухмыльнулся, обнажив набор острых как иголки зубов.

Мостовая под ногами у Джонни вдруг завибрировала, и до его ушей донеслись звон и цоканье копыт. Мгновение спустя из-за поворота показался забитый пассажирами ярко-красный вагон, который тянула пара крепких коренастых лошадок.

Вагон подкатился к стоящим у обочины и лошади как по команде встали.

— Остановка "Восточный вокзал" — заорал кучер, одетый в зеленый камзол прямо на голое тело. — Эй, ты, никс! Я тебе в вагон не пущу, ты мне всех пассажиров перемочишь!

Никс, уже ухватившийся за перила, зашипел, злобно сверкнул глазами и спрыгнул с подножки.

— Пойдем, — Бузо потянул Джонни за рукав рубашки. — Монеты беречь надо, так?

Пока кучер ругался с никсом, гремлин затащил Джонни за вагон. Там он уселся на приделанную сзади площадку для багажа и похлопал ладонью рядом с собой.

— Что ли садись. До мастера Кингсли пять остановок, пешком ноги, однако, устанут.

— А как же заплатить? — Джонни вытаращился на гремлина.

— Ешки-коняшки, вот понаехало неразумлей, — гремлин вырвал из рук Джонни его котомку и плюхнул себе на колени. — Садись, говорят кому, набегаешься еще на своих двоих.

Зазвенел колокольчик, конка дернулась, и Джонни ничего больше не оставалось кроме как запрыгнуть на багажную площадку рядом с Бузо.

— Хорошо, сразу так надо, — гремлин зажмурился на солнце и протянул Джонни котомку. — За две недели настоящего городыша сделаю.

Покачиваясь и ритмично отстукивая колесами стыки рельсов, конка выползла из тенистого тихого проулка на шумный Страсбур, оставив позади лишь обозленного никса, от которого на солнце поднимался пар. Бульвар, шириной с отцовское поле картошки, убегал в обе стороны рекой лошадей, повозок и прохожих. Их неспешные потоки текли между берегов из богато украшенных лепниной и скульптурами домов. Но толком рассмотреть столичную жизнь Джонни не успел — обменявшись парой крепких слов с возницей выскочившей прямо перед конкой телеги с бочками, кучер пришпорил лошадок, и конка съехала в очередной тихий проулок.

Дальнейшая дорога до дома дяди Кингсли проходила по каким-то сонным переулкам и улочкам. Большинство из них мало отличались от таких же в Нанси, куда семейство Трентиньяк частенько выезжало по выходным. Справа и слева тянулись утопающие в пыльной зелени посудные, хлебные, скобяные и книжные лавки, каковых в любом самом провинциальном городишке было навалом.

А на одном из перекрестков они едва не попались. Безбилетников заметил привалившийся к своей будке богл, рядом с которым на земле стояла кираса. Жара разморила толстяка-богла, но прищуренные глазища стражника тем не менее углядели гремлина и мальчишку на багажнике конки. Он раскрыл было рот, чтобы сунуть в него свисток, да только тот оказался на манер аксельбанта приделан к кирасе, а наклоняться было лень... Богл погрозил Джонни кулаком, отчего тот сразу почувствовал себя страшно виноватым. А Бузо даже не открыл глаз.

— Внимания не обращай, — пробормотал он, почувствовав, как завертелся мальчишка. — Что ли скорее станцует на столе в кабаке королева Гвендолен, чем зад Хролло оторвется от его будки.

Через несколько остановок Бузо открыл один глаз.

— Что ли слезай, приехали, — он зевнул и спрыгнул прямо на ходу. — Кингсли дом будет.

Джонни последовал за гремлином, но забыл свою котомку и бросился догонять уползающий вагон. Пока он за ним бегал, гремлин боролся с зевотой.

— Растяпа, — ухмыльнулся он, когда взмокший Джонни вернулся. — Не бери в город большой сумки. Карманников много.

Они стояли перед выкрашенными в красный цвет деревянными воротами, из-за которых доносился металлический грохот. Такой же, как из деревенской кузницы, от владельца которой, гнома-полукровки Снгуррди, Джонни впервые узнал, как рождается живое железо.

— Что ли пойдем, — гремлин толкнул калитку в воротах, пропуская Джонни вперед.

В распахнувшийся проем вылетело густое облако гари. Джонни окутали привычные запахи раскаленных металлов, сдобренные ударами кузнечного молота и громогласная ругань. Оную издавала возвышающаяся посреди дыма и огня чернющая фигура в кожаных штанах, замасленном фартуке и прожженной рубахе из грубой ткани. В правой руке демон держал реторту, источающую те самые облака дыма. Однако когда он повернулся лицом к вошедшим, то оказался человеком.

— Ба, никак племяшка приехал! — Исаак Кингсли содрал с закопченного лица очки, обнажив круги бледной кожи вокруг глаз. — Сейчас мы и проверим, насколько прав был старик Левепен, расхваливая тебя. А ну скажи мне, что у меня в руке?

Джонни принюхался.

— Судя по всему, дядя Исаак, один из ваших подмастерьев варил лунное серебро по старому рецепту. Для этого нужно было взять две части олова, добавить треть ртути для образования амальгамы. После чего раздробить ее на мраморе, пропитать крепким уксусом и соленой водой, и так повторить до того момента, пока субстанция не впитает такую воду полностью. Потом получившийся слиток пропитывают водой квасцов, получившееся тесто перегонять трижды. Вот только он забыл, что лунное серебро существует только в лунных лучах, а днем обращается в пепел и дым. Таким кобольды простаков дурачат на поздних ярмарках.

— А ведь верно, — Кингсли радостно заулыбался. — Эй, Жорж, еще раз сжульничаешь, я твои уши на опыты с земными токами пущу!

Он повернулся к Джонни и переминающемуся с ноги на ногу Бузо.

— А у тебя, племянничек, котелок варит. Похоже, из тебя выйдет толк. Думаю через год-другой тебя, в отличие от этого телепня Жоржа, можно будет подпустить к трансмутации.

— Джонни-и-и-и!!! Подожди меня! — Луи, надоедливый младший брат, несся через поле, придерживая спадающие штаны.

— Тебе что сказали! — Джонни бросил продолбленное насквозь полено на землю. — Отец уши надерет, если узнает, что ты за мной увязался.

— А я ему расскажу, как ты селитру сушил! — запыхавшийся Луи, наконец, нагнал брата и принялся вытирать рукавом нос.

Отпущенные штаны тут же свалились оземь.

— Чтоб тебя, — в сердцах выругался Джонни. — Ладно, пошли. Но учти, проболтаешься — натравлю на тебя маров из брошенного дома Зиблей. Поспишь тогда у меня...

Луи насупился, поднял штаны, но промолчал. Джонни на весь Сен-Дье слыл алхимиком и, по слухам, якшался со всякой нечистью. Хотя сам Луи ни разу не видел брата в обществе даже самого захудалого духа, в эти слухи он верил не меньше остальных. И выходки Джонни, вроде запущенного в небо картофельного мешка или самобеглой игрушечной лошадки на пружинках, как и большинство обитателей Сен-Дье относил к проказам фейри. И еще он хорошо помнил, как за то, что как-то раз Джонни покрасил в ярко-голубой цвет воду в деревенском фонтане — гордости всего Сен-Дье, ибо фонтаны не во всяком окрестном городе были — его едва не вздернули на грабе. Отец в тот день был в отъезде, и лишь вмешательство деревенского учителя, господина Левепена, который объяснил, что его горе-ученик всего-навсего добавил в воду медный купорос, спасло Джонии от веревки. Впрочем, Левепен всегда возился с ним больше всех и сквозь пальцы смотрел на расколотые реторты, прожженные кислотами столы и безобразную вонищу, приключавшуюся от экспериментов Джонни с трансмутацией.

— А это у тебя что? Опять хлопушка? — Луи семенил за братом не отставая.

— Вот еще, — при воспоминании о том, как хлопушка для салютов едва не подпалила коровник и как он был за это порот отцом, Джонни передернуло. — Хочу камень в небо запустить.

— А зачем?

— Чтобы ты спросил, — огрызнулся Джонни.

Хотя вопрос был справедливым — и ответа у него на этот вопрос не было. А вот захотелось ему и все! Не зря же он вычитал в истрепанной книге рецепт огненного порошка, переведенный с чинского. Переводчик, как оказалось, сам не шибко рубил в алхимии, и первые несколько порций получившегося порошка лишь дурно воняли, стоило их поджечь. Однако теперь Джонни был уверен в том, что все получится.