Сказка 1. Сердце рождающего мрак

Часть 1. Сердце рождающего мрак

1. И я видел, что Агнец снял первую из седми печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри.

2. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.

"Откровение Святого Иоанна Богослова". Глава 6

В четырнадцатый день второго времени года в белом длинном полотняном переднике и леопардовой шкуре, переброшенной через левое плечо, после утреннего омовения, Тотнахт, верховный жрец Горизонта Тота, одиноко сидел на каменных ступенях у священного бассейна. Первый начальник мастеров был охвачен размышлениями, тяготившими его с того часа, как кровавая Сопдет появилась над горизонтом.

Мысли водами благоуханного Хапи текли неторопливо. Великий патерик бога мудрости вновь думал о странных видениях. Сон или явь, галлюцинации или реальность — для него так и осталось загадкой. Но, будучи первым служителем Трижды Величайшего, он не мог, не имел права забыть, отбросить их как старый, никчемный, полуистлевший папирус.

Тотнахт с явным усилием приподнял тщательно выбритую голову и глянул в даль, где за саманной стеной голубым полотном простирался Владыка силы. Разлив уже закончился, вода начала отступать, обнажая черные квадраты полей, напоминая земледельцам о приближении времени сева. Кое-где виднелись тростниковые лодки рыбаков, охотившихся на оксиринхов. Женщины на мелководье собирали цветы лотоса, а обнаженные рабы вели заготовку даров реки. Зелень садов и виноградников, рощи сикомор и акаций, блеянье коз, мычание коров, крики ослов и погонщиков действовали гипнотически. Старый жрец, едва не погрузился в сон, но быстро пришел в себя, ход мыслей вновь приобрел прежнее направление.

Память воскрешала образы двух молодых людей, чьи души уже находились в объятиях Усири. Воин и крестьянин, отобранные им лично, не оправдали надежд служителей Тота, а бог, хоть милостив и мудр, все же не мог допустить, чтобы незнающие вещей безнаказанно проникли в его сокровенные тайны, недоступные ранее и Великому патерику. Те двое не прошли испытаний и поплатились за это жизнью. Такова воля Владыки времени.

На какое-то мгновение чувство жалости к ничтожным смертным посетило сердце старика, но тут же исчезло речным туманом, развеянным дыханием северного ветра, словно отвращающий лицо перед ликом Властелина правды.

Порой, после очередного дневного сна, жрец ловил себя на мысли о том, что ничего не случилось. Но как объяснить странные видения и смерть двух несчастных? Что не давало покоя уставшей душе? Ночной кошмар или веление бога, служению которому отдана вся жизнь? Избран ли он? Если да, то готов ли осознать величие и значение собственного предназначения? Кто он тогда? Нет, он уже не просто человек, и даже не верховный жрец покровителя Унут. Он — помощник демиурга, творящего мир и новых богов. Он сам полубог.

Невиданная тяжесть опустилась на костлявые старческие плечи. Морщины глубже избороздили лоб, нос заострился, как у покойника, взгляд стал тяжелым и зловещим, приводя в ужас младших жрецов.

Великий Ра на священной Ладье Миллионов Лет все выше и выше поднимался над горизонтом. Жрец чувствовал, как течение мыслей замедляется, как они тяжелеют, и он, хранитель знаний тех, чьи души покоятся на не гибнущих звездах, с огромным трудом справлялся с ними, словно раб в каменоломне, изможденный непосильной работой.

Жара усиливалась. Бритая голова пылала ячменной лепешкой, снятой с печи. В памяти всплыло то утро, когда он в сопровождении нескольких помощников и херихеба — знатока священных текстов, спустился в подземный лабиринт Горизонта Тота, где по указанию Молчаливого Существа обнаружил сорок два свитка, в которых бог магии и письма собственноручно изложил всю мудрость мира. Величайший среди философов, величайший из жрецов, величайший из царей вложил в руки Тотнахта главную тайну Вселенной — секрет бессмертия.

Возраст священных папирусов насчитывал множество веков, но херихебу все же удалось разобрать послание Проводника душ умерших. Письмена тщательно скопировали и спрятали в надежном месте. Мрачное подземелье сохранит страшное знание надежнее самого стойкого из смертных.

И это вовсе не старческая фантазия или мираж, рожденный зноем западной пустыни, а непостижимая реальность, постоянно угнетавшая верховного жреца.

С не меньшей силой его беспокоило и пророчество, услышанное из уст Дважды Великого. Еще свежи в памяти Тотнахта недавние смуты, когда Север восстал против Великого Дома. Беспорядки, резня, тысячи трупов, уносимых Хапи, причитания женщин и плач детей... А что готовит будущее? Вновь Черная Земля погрузится в объятия страшного, необъяснимого, безжалостного Нуна. Бесконечность, Ничто, Нигде и Мрак поглотят Та-Кем. Несметные полчища варваров вновь вторгнутся в долину Великой реки, сметая и уничтожая все живое на пути. Люди уподобятся черным ибисам. Страна покроется грязью, никто не сохранит белыми одежды. Стар и млад возжелают смерти, а дети проклянут родителей, давших им жизнь, полную боли и страданий. Младенцам размозжат головы об стены, а уцелевших пожрут собственные матери. Мир перевернется!

Разве такова воля богов? Неужто отвернулись их лики от многострадальных сынов Берегов Гора? Возможно, боги бессильны изменить будущее и, предупредив о неизбежных бедствиях, призвали Тотнахта в помощники? Кто он перед ними? Жалкий червь? Но именно в его уши вложили страшные вести, и он услышит. Не из страха перед создателями мира, а ради сохранения великого равновесия. Так почему он? Разве в Та-Кем не нашлось достойных? Но вдруг он лишь один из избранных?

Жрец на мгновение отвлекся от размышлений, встал и спустился вниз. Набрал воды в ладони, омыл лицо, бритую голову, вновь сел и прислонился к стене, еще не отдавшей раскаленному воздуху ночную прохладу.

Неторопливая вереница мыслей, образов, странных картин, караваном, следующим в далекий сказочный Пунт, проплывала перед утомленным взором. Тотнахт постоянно задавал себе вопрос: почему Защитником будет не он, а неведомый ему, возможно никчемный, ничтожный житель Возлюбленной Земли? Ритуалы служат лишь незначительным препятствием для непосвященных, но любой сильный пройдет испытания. Видимо, он слишком стар. Кости его стали серебром, а члены — золотом. Да, он немощен и скоро отправится в страну Запада, а тот, другой, переживет его на сотни, тысячи лет. Соблазн велик, но воля Тота непреклонна. Человеку не дано обмануть Шаи — владыку судеб. Хотя, не все так безнадежно. Жрецы Повелителя небес могут теперь безмерно увеличить собственную власть и богатство, усилить влияние на Великий Дом, и, если то угодно богам, лишить престола самого Санахта. Новый правитель успокоит страну и воскресит блаженные времена Нармера. Избранник служителей Властелина ночного светила не станет насиловать девиц, не обидит сирот, не сгонит крестьян с земли, не прогонит пастухов с пастбищ. При нем не будет нуждающихся и голодных. Когда же настанет неурожайный год, по его приказу вспашут все земли от севера до юга, людей снабдят продовольствием, вдовы получат столько же, сколько и замужние женщины. Исчезнут различия между большими и малыми. Мир и спокойствие воцарятся в Та-Кем, и ни один чужеземный воин не посмеет вступить в долину.

Жрец испугался собственных фантазий, встрепенулся, опасаясь недружественных взглядов тайных соглядатаев. Но вокруг никого не было. Покой и тишина объяли Горизонт Тота.

Раздраженный назойливой крамольной мыслью, что так настойчиво он гнал от себя, Тотнахт встал, шаркающей старческой походкой поднялся во двор храма и трижды хлопнул в ладоши. На зов явился уже немолодой служитель в таком же белом полотняном переднике, как и у его начальника.

— Хет! — приветствовал Тотнахта младший жрец и сгорбился в почтительном поклоне.

— Да будет, — лениво ответил старик.

— Уши Нефера открыты для приказаний Великого патерика Прекрасного из ночи. — В голосе подчиненного Тотнахт уловил явные нотки лести.

— Возьми людей и ступай в Дом жизни, — все также флегматично и неторопливо вел речь верховный служитель Тота. — Найди там писца именем Ихетнефрет. Скажешь, что твой и его господин велит ему прийти сегодня после дневного сна. Пусть свершится предначертанное судьбой и угодное богам.

— Твое приказание будет исполнено, источающий мудрость. — Нефер вновь согнулся и, пятясь, удалился.

Сон витал над землей. Жрец, деревья, вода в бассейне, пестрые флаги на флагштоках при входе в храм — все находилось в каком-то неестественном оцепенении, будто в ожидании чего-то неведомого и враждебного...

Картины прошлого вновь оживали в сознании Тотнахта. Подобно речному туману его захватил образ Ихетнефрета, сотканный из тысяч разноцветных пятен, стоявших перед глазами дрожащим пламенем масляного светильника в затхлом воздухе заброшенного подземелья.

Писец Дома жизни едва достиг тридцати лет от роду. Отец его — выходец из скотоводческих племен запада, служил наемником в войске Хасесехемуи и погиб во время одного из походов в страну Иэртет. От него сыну досталась светлая кожа, голубые глаза и узкий прямой нос. Волосы его были темны, но не имели той малой доли синевы, какова присуща сынам Та-Кем. Сила жизни и молодости наполняла тело, играя мускулами под казавшейся слишком тонкой кожей. Отец успел передать ему некоторые секреты воинского искусства, и сын хорошо усвоил их. Но наследство матери — разум, рассудительность и тяга к познанию тайн мира взяли верх.

Эти качества проявились в нем, когда он еще учился в школе при храме. Быстро овладев премудростями письма, юноша под руководством местных жрецов углубился в изучение священных текстов и прочих наук, но по настоянию отца стал младшим писцом в Доме жизни — центре управления и учета всего происходившего в землях и водах Начальника канала — правителя Заячьего сепа.

Вскоре он получил второе имя — Джед-Тот-иуф-анкх — означавшее "Сказал Тот: он будет жить". Когда же старый жрец осматривал Ихетнефрета, то на его правой ягодице обнаружил священную метку — маленькое родимое пятно, напоминавшее скарабея. Сердце Ра давал недвусмысленную подсказку. Великий патерик Владыки истины окончательно укрепился в собственных мыслях. К тому же, молодой писец, как и требовал властелин Унут, родился в то время, когда силы мрака начали истощаться, а силы света прирастать с каждым днем, когда священная Ладья Миллионов Лет все выше и выше поднималась над горизонтом, когда зерна дали первые всходы.

Знамения вселяли в жреца надежду. И возможно, Бык среди звезд вознаградит сполна за нелегкую работу. Однако, что-то все же угнетало его. Наверное, это старость, ощущение близкого конца жизни, оказавшейся лишь мгновением перед ликом великих богов. Новое чувство крепло в Тотнахте. Оно не могло сравниться с припадками меланхолии, все чаще одолевавшими жреца. Что-то вселилось в ослабевший разум и не давало покоя. Зависть, тщеславие или страх перед неведомым и непостижимым? И во сне он не находил успокоения. Странные, пугающие образы лишали даже временного забвения. Огромные снопы искр, огненные ленты... Воины, оседлавшие невиданных животных, мчались среди пустынных пространств, поросших высокими изумрудными травами... Все кончалось появлением духа Смерти, резней, криками несчастных, раздавленных трупами соплеменников и захлебывавшихся собственной кровью. Тотнахт не знал названия подобным ужасам. Хотя мудрецы Черной Земли и утверждали, будто всякая существующая вещь имеет имя, а вещь, не имеющая такового, не существует, старик догадывался, что это продолжение реальности, ее обратная сторона, отражение в зеркале или болезненное, фантасмагорическое преломление в кристалле неведомого колдовства.

Рассвет приносил избавление от холодящих душу видений, но страх перед будущим заполнял самые удаленные уголки сознания, рождая желание скорее покончить с наваждением. И сегодня, в четырнадцатый день второго времени года, задуманное свершится, да сохранят его боги. И пусть после тяжкой дороги, длиною в жизнь, на пороге Запада, обнимет он детей своих и успокоится в гробнице, и выпустит его из невидимых объятий чудовищный ликом Бебан, и освободится он от власти хозяев пустынь и мрака.

* * *

Нефер, отбивая поклоны и пятясь назад, исчез за углом Горизонта Тота и сразу преобразился, выпрямился, придавая походке важность и многозначительность. Мелкие глазки судорожно забегали во впавших глазницах, бросая острые взоры на все окружающее. Он уподобился маленькому хищному ихневмону, вышедшему на охоту.

Пройдя мимо ряда сикомор, финиковых пальм и цветочных клумб, он оказался у просторной полуземлянки, выложенной саманным кирпичом и крытой тростниковым навесом. Здесь готовили пищу для священнослужителей и рабов храмового хозяйства.

Спускаясь по ступеням вниз, Нефер пнул ногой кошку. Та, жадно урча, вцепилась в украденный кусок мяса. Едва не споткнувшись о животное, жрец зацепил вязку репчатого лука, висевшую на стене.

Внизу царила суета. Несколько рабов разделывали антилоп-ориксов, ощипывали птицу. Один из них, сидя на корточках, держал над углями деревянную палку с нанизанным на нее гусем и тростниковым веером раздувал жар. Другой подвешивал бычью ногу. Кругом стояли плетеные корзины, полные свежего чеснока, редьки, фиников, огурцов и дынь. На деревянных помостах, крытых стеблями папируса и соломой, ждали своей очереди десяток безжизненных утиных тел. Двое уабу, занимавших самое низшее место в жреческой иерархии, колдовали над медным котлом, источавшим клубы густого ароматного пара, тут же исчезавшего в тростниковой крыше. Один из служителей Тота долго пытался с помощью заостренного крюка выловить кусок мяса. Когда же ему это удалось, он начал с усердием дуть на него.

Завидев Нефера, работники на мгновенье оставили свои занятия и отвесили в сторону помощника Тотнахта смиренные поклоны.

— Эй, Схеменебр, и ты, Хемнеф, — скомандовал жрец, — бросьте дела и идите за мной.

Уабу подошли к Неферу. Он жестом подозвал к себе седого, сморщенного раба, по всей видимости, азиата, разрезавшего птицу, и ткнул ему указательным пальцем в грудь.

— Этот баку останется старшим на время отсутствия чистых, — голосом, не терпящим возражений, произнес Нефер.

Рабы молча поклонились и вернулись к прерванной работе.

Слуги Дважды Великого быстро покинули кухню и оказались во дворе храма. Спутники Нефера, не проронив ни слова, следовали за ним. Пройдя подворье, они вышли к воротам, обогнули стену, пересекли несколько рядов финиковых пальм и оказались на улице гончаров. Грязные, унылые, одноэтажные жилища, сложенные из спрессованного речного ила, тянулись в сторону пристани. Улицу заполнили крики, гусиный гогот, дым от примитивных печей. Изредка до ушей служителей Тота доносился звонкий женский смех. То полуобнаженные жены горшечников перетирали на гранитных зернотерках прошлогоднее зерно и обсуждали последние уличные новости.

Вскоре посланники Тотнахта свернули направо, очутившись в переулке, где безраздельно господствовали мастера обработки кож. Жрецы безучастно глядели на то, как одни ремесленники мяли кожи, другие развешивали их, кто-то уже работал над парой новых сандалий. Тут же хозяин мастерской, яростно жестикулируя, никак не мог сойтись в цене с заезжим торговцем на шкуру леопарда.