Сны осени

Едва проснувшись, Йаати понял, что лето кончилось. За окном висели низкие серые тучи, а врывавшийся в форточку сырой холодный ветер рассеял последние сомнения. Точно по календарю, подумал он. Смешно...

Вспомнив, что сегодня — первое сентября, Йаати упруго вскочил, отбросив одеяло. И тут же вспомнил, что школа для него закончилась. Навсегда и бесповоротно. Она заняла восемь лет — больше половины его жизни — и казалась просто вечной. Теперь же она осталась за спиной, и это было неожиданно и грустно...

Наконец, Йаати вспомнил, что завтра его день рождения. Вожделенные пятнадцать лет, которые, казалось, никогда не наступят. Однако же, уже завтра ему торжественно вручат паспорт — и он официально станет вполне взрослым. Ещё не настолько, чтобы вступить в армию, купить дом или жениться — но вполне достаточно, чтобы купить билет и поехать в Тай-Линну. Поступать в Художественную Академию. Казалось бы, он должен был прыгать от радости до потолка — но ему стало вдруг очень грустно.

Йис вчера уехал в Суонику, вспомнил Йаати. В литературное училище. Йинс, ещё раньше — в Талзу. Ву — вообще в Сурней... Йюн ещё неделю назад отбыл в Тай-Линну. Родителей отправили в экспедицию в Суру — неожиданно и неприятно... Один я тут. И меня даже с днем рождения поздравить некому...

Нет, родители, конечно, оставили ему подарок и письмо с поздравлениями (и то, и другое Йаати твердо решил открыть завтра в полдень, в который и родился) и даже дали денег на торт (он едва ли не всю жизнь мечтал лично купить торт — и вот, завтра и эта мечта сбудется) — но жрать его одному, в пустой квартире, было уже как-то совсем грустно...

День рожденья — грустный праздник, впервые, наверное, подумал Йаати. Последний, блин, день детства. Ребенком я быть уже перестал, а взрослым мне быть ещё рано. И вся моя жизнь (моя детская жизнь, поправился он) — вообще-то закончена. Закончена школа, закончены игры с друзьями, закончена история всей их компании. Да и вся его жизнь в Лахоле в общем-то закончена. Всего через два дня он поедет в столицу — и кто знает, когда ему выпадет вернуться домой?..

Глядя на родную комнату, Йаати ощутил вдруг тоску, такую острую, что даже испугался. Но он видел эти стены едва ли не с рождения — и мысль о том, что он вернется сюда хорошо если через год и ненадолго, уже как чужак, откровенно пугала. А мысль о том, что и с родителями он, в общем-то, расстанется, пугала ещё больше. Пять лет учебы в Академии, подумал Йаати. А потом, если мне повезет с отличием её закончить, я пойду работать в Центр Мультипликации — и буду работать в нем до пенсии, а может, и вообще до самой смерти. И жить, разумеется, буду в столице. А сюда приезжать только в отпуск и эта вот комната, в которой прошло моё детство, будет стоять нежилой и никому, в сущности, уже не нужной...

От этой мысли Йаати стало совсем уже грустно и он недовольно помотал головой. Грустить ему совершенно не нравилось. Можно ведь и не уезжать отсюда, подумал он. Здесь, в Лахоле, тоже есть художественное училище, я могу его закончить и уже потом поехать в столицу...

Но это была мысль, порожденная трусостью, и он вновь недовольно мотнул головой. Остаться здесь, один, он тоже не мог. Да и поехать в столицу он мечтал лет, наверное, с пяти, и эта мечта стала едва ли не стержнем его жизни. Йаати твердо был уверен, что там его ждет нечто волнующее и невероятное. Может быть, даже некая дева, которая падет в его объятия и обхватит его не только руками, но и ногами...

При этой мысли Йаати покраснел, и, вздохнув, бодро отправился в ванную.

..............................................................................................

Привычный с раннего детства холодный душ, как всегда, добавил ему бодрости. Йаати отфыркался, растерся полотенцем и сразу захотел жрать. С этим никаких проблем не возникло — ещё вчера он купил килограмм пельменей с утятиной, часть которых сейчас и сварил. Лопая их, он задумался о планах на день. Грустить, лежа на диване, ему определенно не хотелось. Сидеть дома, собственно, тоже. Йаати вздохнул и пошел одеваться.

...............................................................................................

Едва он распахнул дверь подъезда, в лицо ему ударил сырой, холодный ветер, без слов говоря, что лето в самом деле кончилось. Над головой ползли тяжелые серые тучи. Дождь не шел, но асфальт кое-где был ещё мокрым и Йаати подумал, что дождь может пойти вновь. Сейчас, впрочем, это мало волновало его. Впереди, может, метрах в пятидесяти, между двумя пятиэтажками, виднелась густая полоса темно-зеленых деревьев — вдоль неё стояли огромные, темные, двухэтажные сараи родного детского сада. Эту картину он видел тысячи, тысячи раз — но этот был уже одним из последних...

.............................................................................................

Сунув руки в карманы, он зашагал, куда глаза глядят. Они, как оказалось, глядели на берег озера, сейчас пустой и безлюдный в такую погоду. Под ветром на нем разгулялись волны, на пляж накатывался вполне морской прибой. Вода под тучами казалась свинцовой, но этот хмурый простор Йаати нравился. Он остановился на гребне берегового склона, глядя на едва заметный в хмурой мгле далекий западный берег. Точнее, на возвышавшиеся за ним поросшие лесом холмы — сейчас они казались призрачными.

Как всегда, ему захотелось полететь туда, и Йаати вздохнул. Летать ему удавалось лишь во сне и это тоже было грустно...

...............................................................................................

Справа катился глухой, мощный шум, и Йаати невольно повернул голову. Под ветром шумела роща древних, могучих тополей. Их листва ещё не начала желтеть и казалась очень темной. Её шум и пробегавшие по ней от ветра волны ещё с раннего детства завораживали Йаати — казалось, что он смотрит на странное вертикальное море. Тогда, впрочем, его завораживало любое природное движение — плывущие облака, качание веток, даже просто рябь на луже. Любое самовольное движение неживых предметов казалось ему необъяснимым и потому даже пугающим...

Рядом с рощей стояла лахольская детская крепость. Её серые кирпичные стены казались очень светлыми на фоне потемневших от времени дощатых крыш башен — квадратных и круглых, островерхих, увенчанных флюгерами. Ему, определенно, повезло жить рядом с этим сакральным для всех детей Лахолы и её окрестностей местом — и Йаати, усмехнувшись, отправился в ту сторону.

..............................................................................................

Хотя крепость и называлась детской, она всегда казалась Йаати вполне настоящей — стена её была сплошной, высотой метра два с половиной, а арка ворот и вовсе поднималась метра на четыре. Сами эти ворота — закругленные сверху, массивные, из сбитых наискось в два слоя, крашеных зеленым досок — сейчас были закрыты. Более того — в честь начала учебного года с них свисал амбарного вида замок. В обед крепость, разумеется, откроют для страждущего поколения — но ждать так долго Йаати не хотелось. Воровато оглянувшись — сторожа рядом видно не было — он разбежался, подпрыгнул, упершись ногой в стену, и ухватился за её край. Ещё миг — и он перекатился через парапет, а потом быстро поднялся, осматриваясь.

Всё это Йаати проделывал уже далеко не в первый раз, но всё равно его охватило смешенное чувство: радость от собственной ловкости и стыд за то, что он всё же нарушает правила. Маячить на виду не стоило, так что он перемахнул через внутреннее, трубчатое ограждение стены, повис на руках, а потом мягко спрыгнул во двор. Вновь осмотрелся — но здесь, конечно, никого сейчас не было...

Сама по себе крепость имела довольно хитроумный вид — стена её была в форме улитки, то есть делала два полных оборота, сбегая к центру. Сходство дополнялось разделявшими двор поперечными стенами, попутно игравшими роль мостиков. Сами стены были толщиной метра в полтора — но, конечно же, не монолитными. В них были устроены галереи с узкими вертикальными окошками-амбразурами, где так весело было бегать, играть в догонялки и в пятнашки...

Вздохнув, он побрел по маленьким, утоптанным дворикам. Под двойными арками мостов были устроены входы в башни — и он, толкнув закругленную сверху зеленую дверь, сбитую из тех же досок, вошел в Сонную башню — так она, по крайней мере, называлась. Вдоль стен круглого, метра в три диаметром помещения стояли скамейки. Бесконечно долгими летними вечерами было очень здорово набиваться сюда всей толпой, травить анекдоты и страшные истории, да и просто сидеть, глядя друг на друга в таинственном полумраке...

Сейчас полутемное помещение оказалось сырым и неуютным, каким-то чужим. Тем не менее, Йаати плюхнулся на "своё" место у узкого вертикального окна — летними вечерами из него открывался роскошный вид на бесконечный закат за холмами. Сейчас из него была видна, в основном, висящая над озером хмарь и Йаати вновь вздохнул. Когда-то, страшно давно (лет восемь, наверное) назад он, сидя на этом самом месте, представлял, как будет сидеть тут, став уже взрослым — и в какой-то миг ему показалось, что он как-то попал сюда из того детства, а эти восемь лет ему просто приснились...

Он недовольно мотнул головой. Тогда ему казалось, что взрослым он никогда не станет, ведь время почти что не идет и каждый день он видит в зеркале одну и ту же мальчишескую физию. И вот, он словно чудом перенесся в будущее — и эта мысль удивляла и даже, пожалуй, тревожила... как удивляли и тревожили сны в совсем раннем детстве, когда стены невероятно огромных тогда комнат его родной квартиры становились вдруг фасадами зданий или даже здания занимали место мебели — и он мог спокойно входить в них, не замечая никакой разницы в размерах...

Вспомнив те далекие времена, Йаати вздохнул. Теперь ему казалось, что тогда, в возрасте трех-четырех лет, он жил в каком-то совсем другом, волшебном мире, где даже темнота под тумбочкой таила невероятные глубины. А лет в пять-семь он оказался в совсем новом мире, как-то вдруг открыв, что в нем, оказывается, есть множество других детей, со своими представлениями об этом самом мире. Тогда было страшно интересно обсуждать их — словно он разговаривал с пришельцами с каких-то других планет. Что-то смешило его, что-то злило, что-то казалось страшной ересью — но кое-что заставляло глубоко задуматься. А лет в десять-одиннадцать мир словно распахнулся перед ним, в основном потому, что ему разрешили гулять в одиночестве, — не только в пределах родного двора, куда его отпускали лет с пяти, а вообще по всему городу. Не всегда это кончалось хорошо — многие несознательные личности почему-то считали родные районы своей личной собственностью — но Йаати довольно быстро обнаружил, что меткий удар в ух или в нос часто рассеивает это пагубное заблуждение. Случалось, конечно, и наоборот — но не так часто, как могло бы. Всё же, он был выше и крепче большинства сверстников, да и решительности у него было побольше. К тому же, были и друзья — а пятерых начинающих юношей задирали почему-то гораздо реже, чем одного.

Конечно, не всегда им удавалось совершать экспедиции в полном составе — но обычно даже Йиса и Ву вполне хватало, чтобы свести драку хотя бы вничью — хотя Йис был откровенно трусоват и помогал обычно только громким криком, подбадривая товарищей. Впрочем, и он как-то совершил свой подвиг, оторвав от забора штакетину и треснув по затылку здорового, гораздо старше Йаати парня, который оседлал его и принялся методично бить по морде. Если бы не эта штакетина и не дикий боевой вопль Йиса, он, Йаати, имел все шансы остаться без зубов — а может, и без ещё чего-нибудь...

Вспомнив те веселые годы, Йаати усмехнулся. Теперь, в пятнадцать лет, он превратился в здорового лося, имеющего, к тому же, крайне скверную репутацию в среде любителей чужих часов и денег. Сознавать это было приятно — хотя и время свирепых битв в парке или где-нибудь в чужих дворах тоже подошло к концу. Участвовать в чем-то таком Йаати было уже несолидно — да и просто глупо, почти все "потенциальные противники" были уже младше его и победа над ними не доставила бы ему совершенно никакой радости...

Он вдруг с удивлением понял, что сидеть тут, в сыром холодном полумраке, ему просто наскучило. Вздохнув, Йаати подошел к отвесной деревянной лестнице и поднялся по ней на второй ярус башни — круглую площадку с деревянным полом, обведенную кирпичным парапетом. Над ней, опираясь на мощные, потемневшие от времени столбы, нависал полый конус дощатой крыши, расчерченный внутри балками и поперечинами. Летом он таинственно сиял сотнями щелей и вкусно пах нагретым на солнце пыльным, чуть влажным от дождя деревом. Теперь же в его глубине таилась зловещая даже темнота...

Вздохнув, Йаати вспомнил тот теплый летний вечер, когда мама долго несла его, тогда ещё совсем маленького, на руках. Они возвращались из гостей, с чьей-то дачи, и сперва долго шли через поле, за которым, на фоне алых закатных облаков, таинственно и тоже немного зловеще чернели опоры ЛЭП. Потом тропинка нырнула в темную лесополосу, потом они по узкой деревянной лестнице поднялись на насыпь железной дороги — которая тоже таинственно убегала к закату, а с другой стороны, на востоке, в ещё более таинственной темноте, струились и мерцали далекие-далекие синие огни вокзала. Узкий деревянный мостик вел через заросший по краям камышом ров с непроглядно-черной водой. Дальше, вверх по склону, несколькими маршами вела другая деревянная лестница, втиснутая во что-то вроде небольшого овражка. В нем было бы уже почти совсем темно, но с низких столбов тут свисали голые желтые лампочки. Их свет терялся в зарослях и они поднимались словно бы в таинственной пещере, где Йаати стало бы, наверно, даже страшно, не сиди он на маминых руках...

А потом они вышли на улицу, окруженную старыми деревянными домами, где такие же лампочки горели уже на высоких столбах и их свет таинственно мешался с багровым сиянием заката, и тогда Йаати вдруг — впервые — показалось, что они зашли вдруг в какой-то совершенно другой мир, волнующий и необычный, но какой — он уже никак не мог вспомнить...

..............................................................................................

Вздохнув, он повернулся, глядя на башни внутренней стены. Они были квадратные, двухэтажные, высотой метров в пять, с тоже квадратными островерхими крышами. От внешних башен к их вторым этажам через двор вели стены-мостики, упираясь в зеленые дощатые двери с закругленными под арки верхом. Но на них откровенно висели замки — здесь размещалась полуофициальная резиденция лахольского детского яхт-клуба, всякие "капитанские комнаты" и мелкие мастерские, в которых Йаати страшно любил когда-то бывать. Но в сам клуб он так и не попал — сначала просто потому, что был ещё слишком мал, потом же обнаружил, что для поступления в него надо обладать хорошей успеваемостью и отличным поведением. Но если с успеваемостью у него было ничего так (дураком он всё же не был, что бы про него ни говорили), то до отличного поведения ему было как до солнца пешком.