Мужчины все-таки совершенно невыносимые существа! В этом не может быть никакого сомнения. Марита осмотрела заполненную людьми и телами комнату и фыркнула, найдя к своему высказыванию наглядные аргументы.

Да, она не скоро забудет этот день... и в особенности эту ночь.

Начиналось все просто и отчасти даже мило: Тир и Дан отправились "в разведку". Архант-Ри принес весть уже о третьей рухнувшей крепости, и юношам, разумеется, хотелось знать о причинах такой странной эпидемии, а главное, что Орден собирается в связи с этим предпринять. А поскольку Тир по-прежнему беспокоился за свою семью, узнавать решено было в Алте. Два "луча" воззвали к Марите о помощи в маскировке их внешности, доблестно претерпели ее издевательства над своими лицами и прическами, с заметным отвращением покосились друг на друга и отправились шокировать дракона.

Последнее у них, впрочем, не получилось — драконы видят не только внешность человека, но и его "энергетическую структуру", если верить Аркату. Так что Архант-Ри только фыркнул, узрев своих будущих пассажиров, и бестрепетно подставил крыло.

Все было хорошо.

Они с Латкой даже нашли время "почистить перышки", и Марита наконец получила долгожданную возможность привести в порядок внешность дорогой подруги. Если Дан и на это не среагирует, то он безнадежен! Сама Марита в нарядах была крайне умеренна — Син и так смотрел на нее, как на воплощение богини, а девушке хотелось не только преклонения, но и...

— Марита, у тебя перья есть? — послышалось из-за спины.

— Какие перь... — начала девушка... и замерла, осознав сразу три страшные вещи. Во-первых, голос принадлежит Ансельмо, то есть мужчине! Во-вторых, мужчина сейчас в их с Латой комнате. И в-третьих, она, Марита, в отличие от дорогой подруги, не облачена сейчас не то что в платье, а даже не в сорочку!

И сейчас, в эту пушинку, оный мужчина имеет полную возможность разглядывать ее... ее...

— Перья есть? — нетерпеливо повторил "оный мужчина", не отводя взляда — не иначе как надеясь обнаружить нужные перья прямо на девушке. — Хотя бы куриные...

Злишевы козни!

До сих пор столько возмущения Марита обрушивала только на серое чудовище, таскавшее у нее ленты. Она уже успела схватить со стола ткань и прикрыться, Лата — принести водички, а на голову бывшего орденского архивиста все еще сыпались "безобразие", "кошмарная невоспитанность" и обещания лично выучить этикету в кратчайшие сроки.

Ансельмо терпеливо подождал окончания обещаний, не дождался.

— Так перьев у тебя нет? — кротко вопросил он на третьем "безобразии". — Ладно, а если чешуя?

Подозрения в наличии чешуи заставили Мариту поперхнуться на полуслове. Но Ансельмо уже испарился.

Чтобы успокоиться и даже посмеяться над чересчур увлеченными энье, дижонке понадобилось пять нитяниц и Латкин чай. Девушки даже успели обсудить, кем их представляют со-творцы — курицами, певчими скворушками, а может, роскошным цветохвостом? Или ящерками? И сделали вывод: сердиться на мальчишек совершенно бесполезно, они все равно сейчас не поймут — за что. Да и действительно почти не за что. Если их представитель не смог отличить девушку от птички, то в таком состоянии они вряд ли увидел, что предполагаемая "пташка" без "перышек".

Но платье Марита все-таки надела. И не зря, потому что еще через нитяницу в их комнату ворвалось уже три мага в невменяемом состоянии.

Ни слова не говоря, троица Клод-Аркат-Ансельмо сцапала Латку и, невзирая на робкое сопротивление, нацепила ей на руку браслет, сплетенный чуть ли не из прутьев (но с перышками!).

— Колдуй! — выдохнул Клод.

— Чего?!

— Ну вырасти что-нибудь! Или высуши! Или... вон, пусть этот бутончик расцветет!

— Он же шелковый! — Латка жалостливо смотрела на переучившихся магов. — Ребята, давайте я вам чая налью, а? Успокоительного. Виданное ли дело столько читать...

— Колдуй!!! — потребовала троица так решительно, что бедная Латка дрогнула. Она робко двинула рукой — в одном из ящичков из земли проклюнулись и потянулись, кудрявясь и густея, тонкие ростки... по комнате поплыл незнакомый горьковато-нежный запах...

Троица, уткнувшаяся на протяжении этого деяния в какой-то продолговатый стеклянный диск, восторженно завопила и полезла уже к Марите.

Известие о том, что теперь "разработаны прототипы скрывающих браслетов" пришлось запивать второй чашкой чая. А заодно налить проголодавшимся спасителям. Сейчас Марита готова была отдать им не только все перья, которые найдет в сокровенном и его окрестностях, но и свои небогатые украшения: ленточки и несколько крохотных жемчужин, дареных еще драконами в Глухой долине. Если Орден действительно не сможет больше "чуять" их колдовство... да за такое что угодно не жаль.

Но это было только начало.

Через примерно свечку в сокровенном возник Син, сообщил, что к ним гости, и предъявил одну женщину, двух девушек и мальчишку с такими знакомыми глазами, что Латка оцепенела.

— Дановы родичи, — пояснил зартханец. — Мать, сестры, брат. Он просил пока приютить.

Про брата мог бы не сообщать. Невысокий парнишка на вид двенадцати-тринадцати лет был истинной Дановой копией вплоть до хохолка на русой макушке и манеры вцепляться обеими руками в ремень, изображая спокойствие. У Дана это получалось убедительно, у мальчишки забавно и мило.

Подрастет — и тоже научится ослепительно улыбаться, прикрываясь улыбкой как щитом...

Пока Латка в полной растерянности хлопотала вокруг возможной свекрови и прочих родичей, Син о чем-то перебросился словами с остальными и снова пропал.

Когда гостей удалось кое-как разместить в одной из запасных комнат, наспех приведенной в порядок, и ответить на большинство вопросов (кроме примерно сотни вопросов от шустрого братца, на которые пришлось бы отвечать до завтрашнего утра), Син вернулся — уже с двумя мальчишками. И опять испарился, не успели его даже спросить ни о чем. Это пополнение оказалось братьями уже Тира и тут же потребовало разъяснений, где это они, а еще брата, отца и "немножко покушать... ну, если есть". Последнее — довольно жалобным голосом.

Не успели им выдать по порции каши, Син возник уже с Даном и носилками, на которых лежал незнакомый израненный мужчина. К мужчине, опередив ошалевших мальчишек, сразу кинулся Клод и тут же принялся просить у Латки чистое полотно и отвар трав, а у Арката — приготовить купель.

— Марита, ножницы!

В другое время Марита не преминула бы напомнить лекарю про хоть какую-то вежливость, но при взгляде на незнакомца ей стало плохо. Ледяная лапа вцепилась затылок и рассыпала по телу знобкие иглы, а в животе тяжело заворочалось что-то тошнотно-мерзкое. Комната поплыла куда-то, отгораживаясь от Мариты плывущей пеленой нереальной тишины...

Мир не так прост, девочка из знати...

Я уже не та девчонка!

— ...сибо!

Холод — в ее руках откуда-то взялся холод — выхватили из пальцев.

Ножницы. Она их все-таки принесла.

Хотя не помнит, как это сделала.

А пальцы не дрожат...

Тишина лопнула. Комната — тренировочный зал — вернулась на место. Дан стоял рядом с Клодом, придерживая за плечи всхлипывающих мальчишек и тихо, быстро что-то говорил.

— Клод, Тир очень просил... это его отец. Мы ему сонного зелья дали, чтобы... Тихо, тихо, парни, вы же не планируете задушить родного отца? Он спит, ему сейчас лечиться главное. Вам, кстати, тоже. Ешьте кашу. И если так хочется, сможете обнять брата, когда он появится.

— А где Тир?!

— Пошел развеяться. А заодно объяснить кое-кому, что такое справедливость, — зеленые глаза шало блестели, точно подсвеченные огнями пожаров. — Стимий, одолжи браслетик, а?

— Зачем?

— Магов половить...

— Рехнулся?!

— После сегодняшнего веселья в Алте даже Провозвестник не добьется правды о том, куда кто подевался из их "ценного имущества". Сбежали, сгорели, украдены, выпиты... кто узнает? Разве что боги спустятся с небес и разъяснят! Как думаешь, много на это шансов? Аркат, ты со мной?

Тот как-то замедленно кивнул:

— В город? Да, я... Да, конечно!

— Ребята, вы как, согласны?

Клод, не отрываясь от лечения, пожал плечами — мол, ясно же все, чего спрашивать? Постепенно оживающая Марита кивнула, мысленно прикидывая, что стоит нагреть побольше воды, да и еды приготовить. Легкой... И постели! С ума сойти, сколько впереди хлопот. Постели она найдет. А вот где брать одежду? Вернувшаяся Латка охнула: "Я сейчас им кисельку наварю, бедолагам".

Словом, идея воровства магов у Ордена встретила у Звезды полное и единодушное одобрение. Некоторое сомнение выразил только Стимий:

— Куда ты их денешь, шальной?! Сюда же нельзя.

— На время можно! А потом — придумаем! Даешь браслетик?

Бывший поводырь вздохнул:

— Ты и Судьбиню уговоришь на это самое! Держи... э, нет! Я с вами! А то натворите дел, непутевые...

Дан расхохотался, подбросил браслет — тот неярко блеснул на свету — и группа растаяла в переносе Сина.

Марита сдвинулась с места с некоторым усилием — подгибающиеся ноги до сих пор были как чужие. И очень старалась не смотреть на герцога и на руки Клода. Но голос ее не дрожал:

— Клод, помощь нужна?

— Ага. Если можешь, сними вот эту повязку, пока я с горлом разбираюсь? Только осторожно, там, похоже, ожог...

Как раз когда Клод справился с ранами герцога Соброна, Син доставил первого мага. И началось...

Башня Опоры. Провозвестник Дисок.

Герцог исчез. Вместе с супругой. Его сыновья, если верить охранцам, сгорели в пожаре. На улицах Алты идут бои с королевскими солдатами. На окраине видели дракона.

Что, проклятье на все ваши судьбы, происходит?

Последний раз земля так качалась под ногами в ночь Звездного Дождя. В проклятую ночь проклятого Дождя, о котором решил промолчать проклятый Михел! Мажий выродок, напоследок решивший не то покаяться, не то просто подсунуть братьям по Ордену свинью покрупнее. А может, и то, и другое вместе... и третье — облегчить себе Дорогу за Порог. Или во что он там веровал? В последние годы Михел будто забыл, что сам выдумал когда-то и систему троебожия, и все эти якобы божьи заветы. Всерьез заговаривал о том воздаянии, что каждый получает, перешагнув Порог. Перестал подпитываться от орденских магов, таскать к себе этого бывшего Луча. Взял в привычку общаться с послушниками и рядовыми, подолгу расспрашивая их, зачем они пришли в Орден и на что готовы ради достижения своих целей. Уверены ли они, что хотят именно этого, готовы ли принять последствия... идиот старый. Сколько молодежи из-за него пришлось под нож пустить, из-за его стариковских бредней. Слишком уж красиво говорил, его слушали.

— Представь, чадо, что похлебку готовишь...

— Мясную, отче? — с готовностью откликается послушник. Остальные хохочут, и недаром — этот будущий защитник веры, по слухам, проявлял куда больше усердия и таланта в деле поглощения колбас (а также их изготовления), и крайне мало — в тренировках.

— Допустим, — Михел тоже улыбается. — И перед тобой тушка петуха...

— Лучше гуся! Ох, простите отче...

Поздно. Замечтавшегося поглотителя колбас глушит хохот, и он сконфуженно смолкает, мечтая уже не о гусе, о о том, чтоб куда-то провалиться — куда угодно, только чтоб сию же пушинку! Михел терпеливо ждет, пока младшие отсмеются, он вообще странно терпелив в этих беседах — даже сидит не в кресле, а как все, на земле. Разве что вместо соломенной плетенки — пуховая подушка. Но ее никто не замечает. Как же, Провозвестник возжелал поговорить, да они бы сейчас три перины не заметили бы! И не помешаешь... во всяком случае, пока.

— Хорошо. Допустим, перед тобой гусь. И девять одинаковых банок — белых, непрозрачных, лишь с несколькими дырочками там, откуда высыпается порошок. В трех из них — нужные приправы, без которых гусь не будет вкусен, еще в трех — медовый порошок, синеголовник и пышник, кои лишние при готовке мяса... а еще в трех — яды, способные убить и тебя, и тех, кого ты думаешь угостить. Что ты будешь делать?

После мучительного непонимания (очевидно, понятия "невкусный" и "гусь" в сознании послушника совместились с трудом) чадо все-таки поразмыслило над вопросом. И выдало:

— Я... я понюхаю...

— Тогда гуся готовить будет некому, — комментирует взъерошенный юнец с неотмытыми чернильными пятнами на пальцах.

— Почему?

— Отравишься. У ядов-то даже запах опасен.

— А что бы сделал ты? Чадо... — Михель смотрит на взъерошенного с интересом, словно подбадривая. Хотя тот особо в ободрениях не нуждается.

— Галинт, отче, послушник Галинт. Лекарский круг... — какая у него самоуверенная улыбочка... непростительно для рядового. — Да посмотрел бы. Открыл банки и посмотрел.

— А если ты не опознаешь яды? Не будешь готовить или рискнешь наудачу?

— Что я, дурак, что ли?

— Послушник Галинт!

— Оставь, Митрес. Юноша всего лишь говорит что думает. Я же сам спросил.

— Простите, отче. Я хотел сказать, что понимаю в ядах и не спутал бы полезное с вредным.

— Не спутал бы? — глаза старого Провозвестника смотрят пристально. — А если бы яд попался незнакомый? Или казался полезным?

— Я бы все равно использовал только то, что знаю, отче. Особенно если хочу угостить друзей.

Он и не понимает, почему Провозвестник в этот миг выглядит так, словно его ударили, и самоуверенная улыбка на усыпанном веснушками лице вянет... но Михел уже выпрямляется — и разве что взгляд чуть холодней:

— А как же эксперименты? Так ведь можно многое упустить, если не будешь пробовать новое.

— Отче... Эксперименты же ставят начала на малом?

— Ты прав... — печально улыбается Провозвестник. — Ох, как ты прав, чадо. Слышали? Вот так и надо поступать. Причем не только с гусем. Если ты чего-то хочешь, и если ты готов действовать ради исполнения своего желания, прими меры, чтобы знать, что творишь. И будь готов принять и следствия своих деяний... ведь у всего есть следствия. Верно?

Послушники — сегодня их всего человек тридцать — переглядываются, но не слишком удивленно. Странности Михела уже месяца два как стали притчей во языцех всего Ордена.

— Так что что же, что-то делать имеет право только тот, кто все знает?

— Это сколько ж учиться-то...

— Да кто может знать все?

— А воля богов как же?

— Да подожди ты с волей... А как можно знать, что будет от твоих действий, отче? Умению готовить обучают, искусству ваятеля тоже, и даже на башмачника учатся годы! А как постичь, что проистечет из твоих действий? Кто может научить этому?

— Интересно, а многие ли из нашей Вышней знати догадываются, что они, оказываются, должны знать, как править своими землями.

— Да им-то что, за них все посадники делают!

↓ Содержание ↓