|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Сокровенное.
Мужчины все-таки совершенно невыносимые существа! В этом не может быть никакого сомнения. Марита осмотрела заполненную людьми и телами комнату и фыркнула, найдя к своему высказыванию наглядные аргументы.
Да, она не скоро забудет этот день... и в особенности эту ночь.
Начиналось все просто и отчасти даже мило: Тир и Дан отправились "в разведку". Архант-Ри принес весть уже о третьей рухнувшей крепости, и юношам, разумеется, хотелось знать о причинах такой странной эпидемии, а главное, что Орден собирается в связи с этим предпринять. А поскольку Тир по-прежнему беспокоился за свою семью, узнавать решено было в Алте. Два "луча" воззвали к Марите о помощи в маскировке их внешности, доблестно претерпели ее издевательства над своими лицами и прическами, с заметным отвращением покосились друг на друга и отправились шокировать дракона.
Последнее у них, впрочем, не получилось — драконы видят не только внешность человека, но и его "энергетическую структуру", если верить Аркату. Так что Архант-Ри только фыркнул, узрев своих будущих пассажиров, и бестрепетно подставил крыло.
Все было хорошо.
Они с Латкой даже нашли время "почистить перышки", и Марита наконец получила долгожданную возможность привести в порядок внешность дорогой подруги. Если Дан и на это не среагирует, то он безнадежен! Сама Марита в нарядах была крайне умеренна — Син и так смотрел на нее, как на воплощение богини, а девушке хотелось не только преклонения, но и...
— Марита, у тебя перья есть? — послышалось из-за спины.
— Какие перь... — начала девушка... и замерла, осознав сразу три страшные вещи. Во-первых, голос принадлежит Ансельмо, то есть мужчине! Во-вторых, мужчина сейчас в их с Латой комнате. И в-третьих, она, Марита, в отличие от дорогой подруги, не облачена сейчас не то что в платье, а даже не в сорочку!
И сейчас, в эту пушинку, оный мужчина имеет полную возможность разглядывать ее... ее...
— Перья есть? — нетерпеливо повторил "оный мужчина", не отводя взляда — не иначе как надеясь обнаружить нужные перья прямо на девушке. — Хотя бы куриные...
Злишевы козни!
До сих пор столько возмущения Марита обрушивала только на серое чудовище, таскавшее у нее ленты. Она уже успела схватить со стола ткань и прикрыться, Лата — принести водички, а на голову бывшего орденского архивиста все еще сыпались "безобразие", "кошмарная невоспитанность" и обещания лично выучить этикету в кратчайшие сроки.
Ансельмо терпеливо подождал окончания обещаний, не дождался.
— Так перьев у тебя нет? — кротко вопросил он на третьем "безобразии". — Ладно, а если чешуя?
Подозрения в наличии чешуи заставили Мариту поперхнуться на полуслове. Но Ансельмо уже испарился.
Чтобы успокоиться и даже посмеяться над чересчур увлеченными энье, дижонке понадобилось пять нитяниц и Латкин чай. Девушки даже успели обсудить, кем их представляют со-творцы — курицами, певчими скворушками, а может, роскошным цветохвостом? Или ящерками? И сделали вывод: сердиться на мальчишек совершенно бесполезно, они все равно сейчас не поймут — за что. Да и действительно почти не за что. Если их представитель не смог отличить девушку от птички, то в таком состоянии они вряд ли увидел, что предполагаемая "пташка" без "перышек".
Но платье Марита все-таки надела. И не зря, потому что еще через нитяницу в их комнату ворвалось уже три мага в невменяемом состоянии.
Ни слова не говоря, троица Клод-Аркат-Ансельмо сцапала Латку и, невзирая на робкое сопротивление, нацепила ей на руку браслет, сплетенный чуть ли не из прутьев (но с перышками!).
— Колдуй! — выдохнул Клод.
— Чего?!
— Ну вырасти что-нибудь! Или высуши! Или... вон, пусть этот бутончик расцветет!
— Он же шелковый! — Латка жалостливо смотрела на переучившихся магов. — Ребята, давайте я вам чая налью, а? Успокоительного. Виданное ли дело столько читать...
— Колдуй!!! — потребовала троица так решительно, что бедная Латка дрогнула. Она робко двинула рукой — в одном из ящичков из земли проклюнулись и потянулись, кудрявясь и густея, тонкие ростки... по комнате поплыл незнакомый горьковато-нежный запах...
Троица, уткнувшаяся на протяжении этого деяния в какой-то продолговатый стеклянный диск, восторженно завопила и полезла уже к Марите.
Известие о том, что теперь "разработаны прототипы скрывающих браслетов" пришлось запивать второй чашкой чая. А заодно налить проголодавшимся спасителям. Сейчас Марита готова была отдать им не только все перья, которые найдет в сокровенном и его окрестностях, но и свои небогатые украшения: ленточки и несколько крохотных жемчужин, дареных еще драконами в Глухой долине. Если Орден действительно не сможет больше "чуять" их колдовство... да за такое что угодно не жаль.
Но это было только начало.
Через примерно свечку в сокровенном возник Син, сообщил, что к ним гости, и предъявил одну женщину, двух девушек и мальчишку с такими знакомыми глазами, что Латка оцепенела.
— Дановы родичи, — пояснил зартханец. — Мать, сестры, брат. Он просил пока приютить.
Про брата мог бы не сообщать. Невысокий парнишка на вид двенадцати-тринадцати лет был истинной Дановой копией вплоть до хохолка на русой макушке и манеры вцепляться обеими руками в ремень, изображая спокойствие. У Дана это получалось убедительно, у мальчишки забавно и мило.
Подрастет — и тоже научится ослепительно улыбаться, прикрываясь улыбкой как щитом...
Пока Латка в полной растерянности хлопотала вокруг возможной свекрови и прочих родичей, Син о чем-то перебросился словами с остальными и снова пропал.
Когда гостей удалось кое-как разместить в одной из запасных комнат, наспех приведенной в порядок, и ответить на большинство вопросов (кроме примерно сотни вопросов от шустрого братца, на которые пришлось бы отвечать до завтрашнего утра), Син вернулся — уже с двумя мальчишками. И опять испарился, не успели его даже спросить ни о чем. Это пополнение оказалось братьями уже Тира и тут же потребовало разъяснений, где это они, а еще брата, отца и "немножко покушать... ну, если есть". Последнее — довольно жалобным голосом.
Не успели им выдать по порции каши, Син возник уже с Даном и носилками, на которых лежал незнакомый израненный мужчина. К мужчине, опередив ошалевших мальчишек, сразу кинулся Клод и тут же принялся просить у Латки чистое полотно и отвар трав, а у Арката — приготовить купель.
— Марита, ножницы!
В другое время Марита не преминула бы напомнить лекарю про хоть какую-то вежливость, но при взгляде на незнакомца ей стало плохо. Ледяная лапа вцепилась затылок и рассыпала по телу знобкие иглы, а в животе тяжело заворочалось что-то тошнотно-мерзкое. Комната поплыла куда-то, отгораживаясь от Мариты плывущей пеленой нереальной тишины...
Мир не так прост, девочка из знати...
Я уже не та девчонка!
— ...сибо!
Холод — в ее руках откуда-то взялся холод — выхватили из пальцев.
Ножницы. Она их все-таки принесла.
Хотя не помнит, как это сделала.
А пальцы не дрожат...
Тишина лопнула. Комната — тренировочный зал — вернулась на место. Дан стоял рядом с Клодом, придерживая за плечи всхлипывающих мальчишек и тихо, быстро что-то говорил.
— Клод, Тир очень просил... это его отец. Мы ему сонного зелья дали, чтобы... Тихо, тихо, парни, вы же не планируете задушить родного отца? Он спит, ему сейчас лечиться главное. Вам, кстати, тоже. Ешьте кашу. И если так хочется, сможете обнять брата, когда он появится.
— А где Тир?!
— Пошел развеяться. А заодно объяснить кое-кому, что такое справедливость, — зеленые глаза шало блестели, точно подсвеченные огнями пожаров. — Стимий, одолжи браслетик, а?
— Зачем?
— Магов половить...
— Рехнулся?!
— После сегодняшнего веселья в Алте даже Провозвестник не добьется правды о том, куда кто подевался из их "ценного имущества". Сбежали, сгорели, украдены, выпиты... кто узнает? Разве что боги спустятся с небес и разъяснят! Как думаешь, много на это шансов? Аркат, ты со мной?
Тот как-то замедленно кивнул:
— В город? Да, я... Да, конечно!
— Ребята, вы как, согласны?
Клод, не отрываясь от лечения, пожал плечами — мол, ясно же все, чего спрашивать? Постепенно оживающая Марита кивнула, мысленно прикидывая, что стоит нагреть побольше воды, да и еды приготовить. Легкой... И постели! С ума сойти, сколько впереди хлопот. Постели она найдет. А вот где брать одежду? Вернувшаяся Латка охнула: "Я сейчас им кисельку наварю, бедолагам".
Словом, идея воровства магов у Ордена встретила у Звезды полное и единодушное одобрение. Некоторое сомнение выразил только Стимий:
— Куда ты их денешь, шальной?! Сюда же нельзя.
— На время можно! А потом — придумаем! Даешь браслетик?
Бывший поводырь вздохнул:
— Ты и Судьбиню уговоришь на это самое! Держи... э, нет! Я с вами! А то натворите дел, непутевые...
Дан расхохотался, подбросил браслет — тот неярко блеснул на свету — и группа растаяла в переносе Сина.
Марита сдвинулась с места с некоторым усилием — подгибающиеся ноги до сих пор были как чужие. И очень старалась не смотреть на герцога и на руки Клода. Но голос ее не дрожал:
— Клод, помощь нужна?
— Ага. Если можешь, сними вот эту повязку, пока я с горлом разбираюсь? Только осторожно, там, похоже, ожог...
Как раз когда Клод справился с ранами герцога Соброна, Син доставил первого мага. И началось...
Башня Опоры. Провозвестник Дисок.
Герцог исчез. Вместе с супругой. Его сыновья, если верить охранцам, сгорели в пожаре. На улицах Алты идут бои с королевскими солдатами. На окраине видели дракона.
Что, проклятье на все ваши судьбы, происходит?
Последний раз земля так качалась под ногами в ночь Звездного Дождя. В проклятую ночь проклятого Дождя, о котором решил промолчать проклятый Михел! Мажий выродок, напоследок решивший не то покаяться, не то просто подсунуть братьям по Ордену свинью покрупнее. А может, и то, и другое вместе... и третье — облегчить себе Дорогу за Порог. Или во что он там веровал? В последние годы Михел будто забыл, что сам выдумал когда-то и систему троебожия, и все эти якобы божьи заветы. Всерьез заговаривал о том воздаянии, что каждый получает, перешагнув Порог. Перестал подпитываться от орденских магов, таскать к себе этого бывшего Луча. Взял в привычку общаться с послушниками и рядовыми, подолгу расспрашивая их, зачем они пришли в Орден и на что готовы ради достижения своих целей. Уверены ли они, что хотят именно этого, готовы ли принять последствия... идиот старый. Сколько молодежи из-за него пришлось под нож пустить, из-за его стариковских бредней. Слишком уж красиво говорил, его слушали.
— Представь, чадо, что похлебку готовишь...
— Мясную, отче? — с готовностью откликается послушник. Остальные хохочут, и недаром — этот будущий защитник веры, по слухам, проявлял куда больше усердия и таланта в деле поглощения колбас (а также их изготовления), и крайне мало — в тренировках.
— Допустим, — Михел тоже улыбается. — И перед тобой тушка петуха...
— Лучше гуся! Ох, простите отче...
Поздно. Замечтавшегося поглотителя колбас глушит хохот, и он сконфуженно смолкает, мечтая уже не о гусе, о о том, чтоб куда-то провалиться — куда угодно, только чтоб сию же пушинку! Михел терпеливо ждет, пока младшие отсмеются, он вообще странно терпелив в этих беседах — даже сидит не в кресле, а как все, на земле. Разве что вместо соломенной плетенки — пуховая подушка. Но ее никто не замечает. Как же, Провозвестник возжелал поговорить, да они бы сейчас три перины не заметили бы! И не помешаешь... во всяком случае, пока.
— Хорошо. Допустим, перед тобой гусь. И девять одинаковых банок — белых, непрозрачных, лишь с несколькими дырочками там, откуда высыпается порошок. В трех из них — нужные приправы, без которых гусь не будет вкусен, еще в трех — медовый порошок, синеголовник и пышник, кои лишние при готовке мяса... а еще в трех — яды, способные убить и тебя, и тех, кого ты думаешь угостить. Что ты будешь делать?
После мучительного непонимания (очевидно, понятия "невкусный" и "гусь" в сознании послушника совместились с трудом) чадо все-таки поразмыслило над вопросом. И выдало:
— Я... я понюхаю...
— Тогда гуся готовить будет некому, — комментирует взъерошенный юнец с неотмытыми чернильными пятнами на пальцах.
— Почему?
— Отравишься. У ядов-то даже запах опасен.
— А что бы сделал ты? Чадо... — Михель смотрит на взъерошенного с интересом, словно подбадривая. Хотя тот особо в ободрениях не нуждается.
— Галинт, отче, послушник Галинт. Лекарский круг... — какая у него самоуверенная улыбочка... непростительно для рядового. — Да посмотрел бы. Открыл банки и посмотрел.
— А если ты не опознаешь яды? Не будешь готовить или рискнешь наудачу?
— Что я, дурак, что ли?
— Послушник Галинт!
— Оставь, Митрес. Юноша всего лишь говорит что думает. Я же сам спросил.
— Простите, отче. Я хотел сказать, что понимаю в ядах и не спутал бы полезное с вредным.
— Не спутал бы? — глаза старого Провозвестника смотрят пристально. — А если бы яд попался незнакомый? Или казался полезным?
— Я бы все равно использовал только то, что знаю, отче. Особенно если хочу угостить друзей.
Он и не понимает, почему Провозвестник в этот миг выглядит так, словно его ударили, и самоуверенная улыбка на усыпанном веснушками лице вянет... но Михел уже выпрямляется — и разве что взгляд чуть холодней:
— А как же эксперименты? Так ведь можно многое упустить, если не будешь пробовать новое.
— Отче... Эксперименты же ставят начала на малом?
— Ты прав... — печально улыбается Провозвестник. — Ох, как ты прав, чадо. Слышали? Вот так и надо поступать. Причем не только с гусем. Если ты чего-то хочешь, и если ты готов действовать ради исполнения своего желания, прими меры, чтобы знать, что творишь. И будь готов принять и следствия своих деяний... ведь у всего есть следствия. Верно?
Послушники — сегодня их всего человек тридцать — переглядываются, но не слишком удивленно. Странности Михела уже месяца два как стали притчей во языцех всего Ордена.
— Так что что же, что-то делать имеет право только тот, кто все знает?
— Это сколько ж учиться-то...
— Да кто может знать все?
— А воля богов как же?
— Да подожди ты с волей... А как можно знать, что будет от твоих действий, отче? Умению готовить обучают, искусству ваятеля тоже, и даже на башмачника учатся годы! А как постичь, что проистечет из твоих действий? Кто может научить этому?
— Интересно, а многие ли из нашей Вышней знати догадываются, что они, оказываются, должны знать, как править своими землями.
— Да им-то что, за них все посадники делают!
— Мне кажется, что и другое важно... — взъерошенный старательно рассматривает свои чернильные пальцы, но его голос почему-то слышней других, — многие ли готовы признать, что они не знают, к чему их поступки приведут? А если и знают, что они вредны, то отступятся ли? Если это выгодно им. Отче? Вам плохо?
Плохо ему... Поздновато каяться решил, поздновато... еще лет сто назад у магов был шанс... даже лет семьдесят... и даже пятьдесят...
Но сейчас поздно, поздно, поздно!
Ничего не вернется, он не позволит! Ныне он Провозвестник, и никто не смеет...
— Отче...
Что? Ах, да. Тишак.
Проводник с усилием сплел дрожащие пальцы в благословляющий жест:
— Милость богов с тобой, чадо.
Что же делать? Проклятье всем богам, что сейчас делать?!
Сокровенное.
А Звезда снова, как многие вечера до того, собралась вместе. Вместо костра теперь была лампа на потолке, вместо охапок травы и ряднины — мягкий диван и не менее мягкие подушки. А вместо грубых глиняных чашек с самодельной росписью — изящные чашки с инеистым узором. Но отвар трав, как всегда заваренных Латкой, был по-прежнему вкусным и горячим. И по-прежнему хорошо им было вместе — и говорилось вместе, и молчалось.
Сегодня — особенно хорошо.
Они уже не просто беглецы от Ордена — нет, в этом поединке наконец-то можно засчитать себе первую, пусть и невеликую пока, победу.
Ордену не скоро удастся успокоить Алту... Когда Дан и Син в последний раз покидали мятежный город, на улицах никто не стеснялся кричать о гневе божьем, павшем на "синерясых". Ночные пожары, уничтожившие орденские храмы и крепость, были наглядными свидетельствами божьего гнева. А Тир и прозрачный дракон... да кто их заметит?!
А потом рухнула и башня.
Та самая, которая высится в каждом большом городе — символ Опоры, кою являет собой Орден, проводя в мир божью волю. Рухнул символ так же, как те крепости, о которых уже несколько дней ходили упорные слухи...
Дальнейших знамений народ ждать не стал — и четвертый храм (почему-то не удостоенный в ту ночь внимания Тира) запалил уже самостоятельно.
Несколько дней орденцам будет не до пропавших магов. А там разберемся...
— Как они?
— Кто? — Клод трет усталые глаза. — Хотя не важно. Все равно спят все. И маги, и немаги... Непросто будет.
Дан ловит намек на лету:
— С магами? Погорячился я малость, конечно... но раз подвернулась такая возможность, как тут мимо пройдешь?
— И ничего не погорячился! — тут же кидается на защиту Латка. — Любая помощь Дару на отдачу, а им, бедным, и так терпеть пришлось долго. Если б не ты... если б не вы...
Девчонка вдруг встает, одним движением перебрасывает за спину слегка растрепанную косу и, прежде чем Дан успевает опомниться, неловко целует его в щеку. И спокойненько, будто и не полыхают у нее щеки, пристраивается рядышком. Даже голос не дрожит. Почти.
— Вот, — решительно заявляет этот голос. Но до конца выдержать характер и "выражать достоинство и невозмутимость" у нее, конечно, не вышло, иначе какая бы она была Латка? — А... ну... Кому еще чаю?
Но чаю Звезда решительно не хочет — слишком интересно смотреть сейчас на смущенную Латку и порядком ошеломленного Дана. А те сейчас ничего не видят и не слышат — пушинка за пушинкой, сгорающие в пламени времени, принадлежат только им, только им двоим.
А потом златоградец неловко улыбается — и как же это непохоже на его обычную ослепительную улыбку! И берет руку девушки в свои...
— Вот... — отзывается он. — Вот так.
Кажется, слова у Дана — завзятого шутника, никогда не лезущего в карман за этими самыми словами, вдруг взяли и кончились. Неожиданно.
Марита только вздыхает. Дорогая подруга неисправима. Ну вот кто так признается, а? Хотя жизнь не романсеро, и если Дану нравится... а ведь нравится, видно же. И хотя пара всего лишь держится за руки, от них хочется отвести взгляд. То, что сейчас между этими двумя — не для всех.
— Я тоже согласен, что освобождение магов было хоть и не запланированным, но правильным, — милосердно отвлекает внимание на себя понимающий Клод. — Физически их вылечить довольно просто. Вот с тем, что в душе, будет нелегко. Но если получится воссоздать то, что вылечило Арката... Аркат, ты как, попробуешь?
Бывший безымянный сидит на полу, привалившись к дивану — отчего-то именно здесь ему уютней всего. Марита махнула рукой на этикет, и теперь его чашку с блюдцем просто пристраивает поближе к краю стола, чтоб легче было достать.
— Попробуем. Способность настраивать технику... ну, амулеты... должна прорезаться у кого-то из нас в ближайшее время. Скорей всего, у тебя. А копировать эту технику мы и сейчас можем начать.
— Решено, — кивает очнувшийся Дан, и отчего-то перед глазами Звезды встает длинная-длинная вереница пленных магов, которым явно угрожает скорое освобождение в лице одного очень серьезно настроенного златоградца. — Подождем этой способности. А потом?
— Потом будем пробовать лечить.
— Нет, я вообще. Что делать будем, Звезда?
Тон был легкий и шутливый, но даже Ансельмо уже успел понять, что маг из Златоградья привык легко говорить о трудном. А о самом трудном — шутя.
— Помогать? — полуспросила-полуответила Латка.
— Конечно, солнышко. А еще?
Короткое молчание обдает холодком и негромко падает в это молчание одно слово:
— Орден.
— Ему пока не до нас, — несколько отстраненно замечает Аркат. — Крепости — раз. Недовольство людей — два. И еще внутренние разборки.
— Это ненадолго!
— Ну, сами они никуда не денутся, это точно! Вопрос — нам-то что делать? У кого есть идеи?
— У меня, — Клод греет руки о чашку. — Думаю, как раз та, на которую ты, Дан, хочешь нас навести. Если я, конечно, не ошибся.
— Ну-ка?
— Учиться.
И снова тишина, которой очень не хватает треска веток у ночного костра. И непонимающие взгляды. Кажется, Клод не ошибся, но как же это нежданно! Учиться? Они ведь уже дрались, вступили в бой, у них первая победа! Крепости Ордена рушатся, магов, как выяснилось, можно попросту выкрадывать. Они, наверное, могли бы победить Орден прямо сейчас, в ближайшие дни или недели...
Ведь смогли бы?
— Воровать магов трудно, но поставить их на ноги — еще трудней, — пояснил свою мысль Клод. — А что они сами по себе, вот такие, могут натворить — объяснять надо?
Объяснять было не надо. Первый аргумент в защиту учебы лег на чашу весов.
— Мы еще даже не закончили формирование как Звезда, — Аркат, как всегда, старался говорить очень ровно и спокойно. — У вас не прорезались сопутствующие дары. Син, например, скорее всего будет способен летать. У Латы вслед за растениями может прийти талант договариваться с птицами и зверями.
— Ой! Я еще и про растения не все выучила! — испуганно ахает Латка. — Со зверями...
— Так она уже умеет! — фыркает Дан. — Лата, солнышко, у тебя же единственной есть боевое животное вида кот серый, домашний.
— Мррррряу!!!
— Прости, старик, не хотел обидеть. Кот серый, боевой. Так сойдет?
— Муррр.
Лучи хихикают, наблюдая эту дивную беседу, и "серому, боевому" перепадает пара кусочков сыра, печенье и копченая рыбка, попавшая в сокровенное какими-то неведомыми путями... а переговорщику шутливый подзатыльник, но он перехватывает занесенную руку и обезоруживает агрессора поцелуем в запястье...
— Короче, Лата тоже за учебу, да?
— Ага.
— Син?
Бывший раб хитрить не умел и не хотел.
— Мне не понравились горящие дома в твоем городе, Тир. Гнилое надо уничтожать, чтоб не заразилось здоровое, но плохо, когда огонь трогает и то, что не должно было умереть. Я бы хотел знать, как делать правильно.
— Я согласна с Сином, — чуть быстрее, чем ждали, ответила Марита. И она действительно была согласна. Он прав. А еще... у него так светится лицо, когда он видит ее поддержку...
Взгляды лучей скрестились на Тире. Тот усмехнулся:
— Еще недавно я больше всего на свете мечтал уничтожить Орден. Каждого синерясого, каждого черняка! Но Орден — это не только такие, как Лисий, Вешент или — прости, Аркат! — отче Мустафир. Это еще такие, как Стимий и Ансельмо. Так что... мне бы тоже не хотелось, чтобы "огонь трогал то, что не должно было умереть", правильно говоришь, Син. Если есть такая наука, Аркат, я бы выучил.
— Есть. Только их несколько.
— Значит, выучим несколько. Дан, а не скажешь, с чего тебя-то обуяла страсть к учебе? Да такая, что ты и нас решил, как выражается Клод, "навести на мысль".
Тот запускает пальцы за ремень. Потом отпускает ремень и ерошит волосы... и Звезда с изумлением понимает, что Дан смущен!
— Ладно, получай страшную тайну. Я... испугался.
— Чтоооо?!
— Ты?!
— Ха!
— Мне не понравилось то, что рассказал Аркат. Я правда испугался. Получается, что весь прежний мир уничтожил один дурак-идеалист с недоученными мозгами — Михел-Михель. Да, ему помогли потом, орден этот сформировался из ошалевших от безнаказанности ублюдков... но начал-то он! И он реально хотел хорошего, по его понятиям, а не плохого, только не знал, к чему эти его намерения приведут. И знаете, ребята, мне что-то не захотелось быть таким Михелом...
— Ну что, ж, Звезда. Похоже... нас ждет много работы?
— Приводить в порядок магов!
— Пристроить наши семьи в безопасное место!
— Следить за Орденом!
— Осваивать "технику"!
— И...
— ... учиться! — дружный хор голосов.
— Принято!
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
