Чаганов: После войны

Чаганов: После войны.

Глава 1.

Североуральск, коттедж Чаганова. 15 августа 1946 года, 20:30.

'Отвальная' уже пересекла свой 'экватор', солнце стало клонится к вершинам сопок у горизонта и наступило время 'сурьёзных' тостов и удивительных историй.

— А помните,— раскатистый бас директора Комбината Славского влёгкую заглушает голоса гостей,— когда мы в июне 42-го фундамент под реакторы залили, по такому случаю митинг замастрячили, товарищ Берия и Алексей Сергеич на одной машине приехали...

— Это ты про плащ что ли?— Смеётся Курчатов.— Байка это, никто его у товарища Берия не 'подрезал', у шофёра этот плащ украли, когда тот заснул...

— Тебе 'Борода', конечно, виднее,— хмыкает бледный Ванников,— у тебя взгляд на чужую одёжу намётанный. Не ты ли тот плащ умыкнул?...

Взрыв смеха заглушает последние слова начальника Первого главного управления, потирающего желудок.

'Шуточки, конечно, у Игоря Васильевича на грани — додумался же галоши Ванникова к полу гвоздями прибить'.

— Так, товарищи, чей на самом деле плащ-то был?— Наигранно строгим голосом спрашивает представитель Берии на Объекте Мешик, доставая из кармана блокнот.

— Мой плащ,— успеваю ответить я, пока новый взрыв смеха едва не обрушивает потолок,— жена до сих пор его вспоминает... Предупреждаю, в доме не курить!

Смеющиеся гости с удовольствием выходят на террасу откуда открывается чудесный вид на озерцо, окружённое густым сосновым бором.

— Алексей Сергеевич,— в двери, ведущей к кухне, возникает стройная фигурка молодой подавальщицы,— когда воду на пельмени ставить будем?

— Погоди, Катенька,— шутливо приобнимаю девушку за талию и чмокаю её в щёчку,— ещё по одной выпьем и тогда уж ставь...

— Как скажете, Алексей Сергеевич,— зарделась она, испуганно глядя в сторону террасы, но не пытаясь высвободиться.

Звонок по ВЧ в кабинете прерывает идиллию.

— Чаганов слушает,— срываю телефонную трубку и падаю в стоящее рядом с письменным столом кресло.

— Товарищ Чаганов, вам надлежит прибыть на Ближнюю дачу,— голос Поскрёбышева, как всегда, не окрашен никакими эмоциями,— не позднее 16:00 17 августа.

'Странно, на это время назначено заседание политбюро в Кремле... Ну на Ближнюю дачу, так на Ближнюю дачу'...

Подымаюсь и иду на террасу, где Курчатов уже собрал вокруг себя кружок слушателей.

— ... Заходим мы с Алексеем Сергеевичем, значит, в кабинет к товарищу Сталину,— доносится из-за спин гостей прокуренный голос 'Бороды',— а у меня аж ноги подкашиваются. Я прямо с вокзала, с корабля — на бал. Не успел ещё доложить Алексею Сергеевичу о нашем ЧП, а нас уже, думаю, к самому товарищу Сталину на ковёр...

— Которое ЧП-то?— Басит Александров, на голову возвышаясь над всеми.

— ... Когда в 43-ем году мы 'расчётные материалы' на второе и третье 'изделие' про-е ...

Слушатели загудели и сокрушённо замотали головами.

'Было... помню. Первые бомбы были по сути экспериментальными, так как отличались по физическому и химическому составу делящегося материала — его плотности, изотопному составу, примесям, немного отличалась взрывчатка, имелись технологические допуски. Смотрели как все эти отклонения влияют на конечный результат. В общем, 'расчётные материалы' — это важнейшая часть обязательного отчётного механизма ядерного производства, который на Комбинате контролировали две независимые службы. После двойной проверки они посылали материалы в Москву... а тут — контролёры вовремя не забрали подготовленный 'расчётный материал', а секретарь Славского по инструкции с наступлением новых суток сожгла его. Контролёры боялись доложить Берии, который и за меньшее мог 'башку снести', я был в Москве, решили, что доложит Курчатов, которого тоже вызвали в Москву' ...

— ... Короче,— повышает голос 'Борода', чтобы перекричать слушателей,— нас в кабинете встречает Сталин в маршальском мундире, я его в первый раз таким видел. Здоровается за руку и подводит к карте Германии и отдельно рядом карта Берлина лежит с какими-то пометками. Вот, говорит, Ставка планирует нанести весной следующего, то есть 1944-го года, по логову фашистского зверя несколько атомных ударов. Вы понимаете, у нас в активе лишь единственное испытание, правда полностью успешное, да и то на полигоне с башни, а тут вижу на карте восемь отметок — две в Берлине, три — неподалёку от него, ещё три — не пойму где. Мало того, что их ещё изготовить надо, так из-за ЧП надо будет два испытания повторить. Вы, говорит, с товарищем Чагановым посоветуйтесь и дайте предварительный ответ — какие намеченные цели лучше всего подойдут под наши бомбы? В том смысле, что они должны полностью цель уничтожить и нанести минимальный вред мирному населению. У меня после этих слов перед глазами всё и поплыло ...

'Признаться, я тоже тогда почувствовал себя не в своей тарелке. В самом деле, мало того, что гитлеровская пропаганда на все лады обвиняет Советский союз в агрессии, то теперь мы станем первыми, кто применит ядерное оружие по городу с миллионным населением. Эти два факта — особенно последний — надолго, если не навсегда отравят отношения между нашими народами. Об этом точно позаботятся наши мимолётные союзники на Западе, которые способны превратить нашу послевоенную оккупацию Германии в кошмар без конца? Неужели Сталин этого не понимает? Не может быть, всё он понимает, но сознательно идёт на это. Почему?... Хотя стоп, пример японцев в моей истории говорит строго об обратном... Но может быть это связано с национальными особенностями народа... В любом случае вождь о послевоенной судьбе японцев ничего знать не может'.

— ... На лице Алексея Сергеевича, когда я ему доложил о ЧП,— выждав драматическую паузу, продолжает Курчатов,— ни один мускул не дрогнул. Говорит мне строго — никому об этом ни слова, ключевые параметры я знаю назубок, так как прошлый месяц я был на объекте, и вся текущая документация проходила через меня. Сегодня же ночью всё восстановим.... А там ведь тысячи и тысячи разных числовых значений! Нет, я, конечно, знал, что 'ЧАС'— гений, как никак мы с ним плотно работаем с 35-го года, но о таких его возможностях до того момента даже не догадывался. Уму не постижимо, я ведь тоже все эти документы читал, представляю весь этот объём...

— Да ЧАС — голова. Вот у меня был случай с ним...— Начинает кто-то, но его тут же зашикали. — Дальше-дальше-то что?

'Почему... Потому, наверное, что на фронте к осени 43-го сложилась непростая ситуация. Сопротивление вермахта после падения Кенигсберга отнюдь не ослабевало, наши потери росли, а до Берлина ещё 200 километров. Союзники, не торопясь, готовились к высадке летом 44-го во Франции, а мы продолжали с трудом прогрызать немецкую оборону на 2000-километровом фронте. Над нами нависла серьёзная угроза того, что плодами нашей победы в Европе воспользуются американцы. Что делать? Самое логичное — нанести обезглавливающий удар по противнику, дезорганизовать и сломить его волю к сопротивлению. Отсюда и эти красные крестики на Рейхсконцелярии, Главном управлении имперской безопасности, Генеральном штабе Сухопутных войск, Министерстве Авиации, стратегических узлах связи в Вюрцбурге, Цоссеене и Цеззене'.

— ... Дальше?— Не торопится рассказчик, задумываясь.— Ну прикинули мы с Алексеем Сергеевичем сколько изделий нам по силам собрать к сроку, сколько нужно ещё провести испытаний... Смотрю, а в кабинете кроме нас уже и начальник Генерального штаба с заместителем, и командующий ВВС начальником своего штаба собрались — на нас с нетерпением поглядывают. Подходим мы, значит, к столу с картами и понеслось ...

'Да уж, помню каждое слово':

* * *

— Какова планируемая мощность одного заряда?— Спрашивает Захаров.

— 15-20 тысяч тонн в тротиловом эквиваленте?— Быстро отвечаю я.

— Радиус поражения?— Летит вдогонку новый вопрос.

— Зависит от многих причин, основная — высота детонации заряда. Ну и, конечно, у каждого поражающего фактора свой радиус. Если выбрать воздушный подрыв, который минимизирует радиоактивное заражение местности. Дело в том, что наземный взрыв поднимает в воздух огромное количество пыли, которая становится радиоактивной и выпадает на громадной территории в виде 'хвоста' по направлению ветра. Поэтому предлагаю воздушный подрыв на высоте 60 метров. В этом случае круг полного поражения будет иметь радиус примерно 200 метров; круг тяжелых разрушений капитальных зданий — 350 метров; затем пойдёт круг радиационного заражения — 500 метров; круг средних разрушений — 1700 метров, где большинство гражданских зданий обрушится; серьёзные ожоги до 3-ей степени могут получить люди на расстоянии до 1900 метров от точки взрыва; ну а стёкла полетят на расстоянии до 4-х с половиной километров...

Начальник оперативного отдела генерал Василевский и его помощник начинают колдовать над картой Берлина.

— Похоже, что можно обойтись одним зарядом по центру Берлина,— замечает Захаров, почёсывая скулу,— так как все намеченные объекты находятся на расстоянии не более километра друг от друга. Если, конечно, точно попасть в точку прицеливания.

— Как у нас обстоят дела с носителем, товарищ Голованов?— Перекатывается с пятки на носок вождь.

— Если мне подтвердят массо-габаритные параметры изделия, товарищ Сталин,— подбирается командующий ВВС,— то это определённо будет ТБ-7. Особый отдельный полк из 15 машин уже завершает курс подготовки экипажей по ночному высотному до 9 тысяч метров бомбометанию на полигоне, используя радиолокационный прицел. Большинство из них — с оценкой отлично...

— Что это значит?

— Попадают в круг диаметром до 50 метров в условиях полного отсутствия видимости цели, товарищ Сталин.

— Подтверждаете размеры, товарищ Чаганов? — Поморщившись, всем корпусом разворачивается ко мне вождь.

— Подтверждаю, товарищ Сталин,— киваю я,— масса не более 3 тонн...

'Чего удалось добиться почти исключительно за счёт за счёт перепроектирования 'фокусирующей системы', а если проще, то изменением формы и уменьшением веса взрывчатого вещества, которое обжимает плутоний и составляла на первом изделии половину его массы. Более радикальное изменение конструкции бомбы, которое бы позволило довести вес и размеры изделия до 1000 килограммовой фугасной бомбы решили оставить на потом — риск неудачи был слишком высок'.

— ... Диаметр тела бомбы — 86 сантиметров, размах стабилизаторов — 96 сантиметров. Длина — 360 сантиметров. Но есть ограничения по её применению...

— Что за ограничения?— Хмурится вождь.

— ... Окончательная сборка изделия может проводиться в хорошо оборудованном помещении, лучше неподалёку от аэродрома, но не ближе трёх километров от него, и может занимать до трёх суток. После этого бомба будет находиться в боевой готовности 10 суток, это вызвано перегревом ядра, причём аккумуляторные батареи будут требовать подзарядки через каждые трое суток. Идеально если бы аэродром находился неподалёку от Москвы...

— А вы не боитесь, товарищ Чаганов,— в голосе голос вождя появляется металл,— устроить атомный взрыв под Москвой?

— ... Мы рассматривали возможность случайной детонации, товарищ Сталин. Полноценный атомный взрыв маловероятен. Скорее, в худшем случае, произойдёт 'хлопок' мощностью в несколько десятков тонн. Ущерб от него, особенно в малонаселённой местности, будет невелик. Главная опасность кроется в потоке проникающей радиации во время 'хлопка'. От дозы облучения, вызванной им, могут погибнуть или серьёзно пострадать люди, находящиеся в круге с радиусом до 500 метров.

— Понятно,— вождь раскуривает папиросу,— товарищ Голованов, чем вызван ваш выбор ТБ-7 в качестве носителя бомбы? Чем вас не устраивает Боинг? Помнится, вы планировали его как основной носитель, а ТБ-7 в качестве подстраховки. Что изменилось?

— Б-17, товарищ Сталин, отличная машина и вполне может быть использован как носитель атомной бомбы. И тот, и другой являются машинами одного поколения, имеют вместительный бомболюк, схожую грузоподъёмность, высотность и дальность. Вернее, до недавнего времени они такими являлись. Но с появлением форсированного М-82 с программируемым непосредственным впрыском всё поменялось. У ТБ-7 с М82ФПН увеличился поток до 10 тысяч метров, поднялась скорость, энерговооружённость...

— Но увеличился расход топлива, а следовательно, уменьшилась дальность,— прерывает его вождь.

— Всё верно, товарищ Сталин, но незначительно. Боевой радиус уменьшился всего на 100 километров до 2200. От Москвы до Берлина около 1800 километров, к тому же отбомбившиеся машина не обязаны сразу возвращаться на базу — они могут сделать промежуточную посадку где-нибудь на аэродромах в Белоруссии или на Украине.

'Получается зря мы затевались в 1941-ом с обменом урановой руды на бомберы, авианосец и прочую машинерию? А как угадать? Знал бы прикуп... Хорошо ещё, что американцы тогда наотрез отказались передавать нам лицензию на новейшие Б-29 и 'Эссекс', что позволило нам без потери лица отозвать своё предложение о продаже урановой руды. Те поначалу 'закусили удила', но в итоге в 1942-ом, когда мы окружили Кенигсберг, сменили гнев на милость согласились поставить по ленд-лизу 1000 штук Б-17, которые хорошо подняли усилили удары Авиации Дальнего Действия по врагу'.

* * *

— Так что дальше-то было?— Теребят слушатели опять замолчавшего Курчатова.

— Дальше,— улыбается тот,— ну дальше вы сами всё знаете. Гитлера, Гейдриха и весь их Генеральный штаб наши РДС заживо похоронили в их бункерах. Германская армия без руководства и связи дрогнула и побежала, а Красная Армия дожидалась Союзные войска на границе Голландии, Бельгии и Франции. Тут и сказочке конец — а кто слушал молодец!

Москва, Старая площадь д.4,

ЦК ВКП (б), кабинет Маленкова.

16 августа 1946 года 10:00.

— Доброе утро, Виктор Семёнович,— на начинающем оплывать круглом лице секретаря ЦК появляется дежурная улыбка, которая совсем не сочетается с маленькими колючими глазками, напряжённо осматривающими бравую фигуру молодого генерал-полковника,— прошу сюда...

Абакумов тонет в одном из двух низких кожаных кресел в углу кабинета, между которыми едва помещался круглый кофейный столик карельской берёзы.

— ... Бьюсь об заклад, что вы ещё не успели позавтракать,— старательно играет гостеприимного хозяина Маленков, откидывая белую салфетку, из-под которой, как у фокусника, появляются тарелки с свежеиспечёнными булочками, маслом, порезанным сыром и колбасой, высокий белый фарфоровый кофейник и чашки,— добавить вам, Виктор Семёнович, пару капель коньяка в кофе. Всю ночь, я вижу, глаз не смыкали?

— Пожалуй отдельно будет лучше,— кивает генерал,— взбодриться надо.

— Понимаю,— на столе сами собой появляются пузатая бутылка французского коньяка и две серебряные рюмочки,— для всех нас это будет уроком. Товарищу Сталину надо больше отдыхать, всё-таки уже седьмой десяток разменял. Его здоровье для нас, да и всей страны самая главная ценность. Как его самочувствие, как прошла ночь, вам что-то известно?

— Не пускает меня к Хозяину Власик, говорит, что доктора запрещают.