Минус восемнадцатый век

Твою мать! Говорили мне всегда: свяжешься с вояками — хлопот не оберёшься. Не поверил! Да хрен бы с ней, с подготовкой к дню рождения. Всё равно придёт человек пять: дети (если заняты не будут), Димка, соседка тётя Настя да Лизка заскочит на пять минут, чтобы её благоверный от ревности дуба не дал. Ну, опоздал на свой рейс, ну, завтра бы улетел. Нет же, повёлся на провокацию случайно встреченного одноклассника Женьки (пардон, полковника Евгения Ивановича Золотухина), который воспользовался своими погонами и впихнул меня на этот грёбаный попутный борт. Лучше бы с ним по поллитре вечерком раздавили, про жизнь после школы покалякали! Он же сам предлагал. Нет, упёрся, как баран: 'к дню рождения надо подготовиться...'

Бортинженер проверил, как я застегнул парашют, хлопнул по плечу, показал поднятый вверх палец и проорал на ухо:

-Запомни: кольцо дёрнешь только через секунд пять после того, как с трапа спрыгнешь. И парашют постарайся отцепить сразу, как на земле окажешься.

Я кивнул и крикнул в ответ:

-Может, ещё всё обойдётся?

-Может, и обойдётся!

И бортинженер отправился в сторону молоденького пацана-срочника, сопровождающего свою БМД-3, за каким-то хреном срочно перебрасываемую из Ленинградского военного округа в Приволжско-Уральский. У того на груди уже красовался значок 'Парашютист', ему прыгать уже доводилось, а вот мне в свои сорок без двух дней, такое сомнительное удовольствие, как колыхание между небом и землёй, предстояло впервые. Правда, бортинженер ещё не потерял надежды, что всё обойдётся.

Впрочем, наш грузовой Ил-76М швыряло всё сильнее, и надежды обойтись без экстремального приземления таяли на глазах. Опять что-то шваркнуло по обшивке, и самолёт заметно накренился. Что значит 'неожиданный ураган'? У нас что, во втором десятилетии двадцать первого века спутники погоды перевелись? Предсказывать последствия чрезвычайных по силе вспышек на солнце они, блин, не умеют! Давно уже пора научиться!

Ого! Самолёт тряхнуло так, что и я, и солдатик, и бортинженер кубарем покатились по полу, а боевая машина десанта, заскрипела гусеницами по металлу, пытаясь вырваться из креплений. А сквозь иллюминаторы с частотой блицев фотокамер при встрече какой-нибудь звезды засверкали вспышки молний. Кое-как добравшись до своего откидного сиденья, я глянул сквозь стекло.

Это было нечто! Стрелы молний окружили самолёт, пронизывая воздух, кажется, через каждый метр. Если мне придётся писать материал об этом жутком полёте, то так и напишу: 'мы летели в сплошном кольце из молний'.

Накаркал, блин! Дольше рассказывать, чем видеть. Молнии действительно слились в одно сплошное электрическое кольцо, сжимающееся вокруг нас. Самолёт резко опустил нос, и БМД снова заскрипела гусеницами, накренилась стоящая за ним груда зелёных ящиков, туго перетянутых крепёжными стропами, а я вцепился в первую попавшуюся неровность борта. И лишь спустя минуту до меня дошло: хрен мне, а не сороковой день рождения! При пикировании на таких скоростях от удара о землю никто не выживает!

Как я ни рвал глотку, поливая матом экипаж, меня не услышал даже посерьёзневший солдатик возле противоположного борта. Но пикирование прекратилось, самолёт задрал нос, гася набранную скорость, и меня вжало в моё хлипкое сиденьице. То ли оно не было рассчитано на мой центнер живого веса, утяжелённый парашютом, то ли пилот допустил чрезмерную перегрузку, но сиденье хрястнуло, и я кубарем покатился в хвост. Удивительно, но солдатик катился следом по другому борту. А потом был удар головой обо что-то твёрдое...

Болело всё: руки, ноги, спина, грудь. Ну, и понятное дело, моя многострадальная башка. Почему-то было темно и... сыро. Ну, снизу понятно, там лужа. А сверху почему каплет? Тьфу ты! Да это же дождь. И только после того, как до меня дошло, что я лежу в луже, а на меня каплет дождик, я понял: Я ЖИВ!!! Я УЦЕЛЕЛ!!!

Коллеги из отдела экстремальной журналистики учили: если после переделки пришёл в себя, не вскакивай сразу. Сначала проверь, целы ли руки-ноги. Вроде целы. И даже голова поднимается. А в темноте какие-то силуэты вижу. Вон там — вроде деревья проглядывают. Там — то ли куст, то ли камень.

Закружилась голова, и снова пришлось ткнуться мордой в грязь. Хорошо хоть не в реку какую-нибудь шлёпнулся! Захлебнулся бы, как не хрен делать, пока без сознания валялся. Ничего, к утру оклемаюсь, а там с рассветом и спасательные работы начнутся: как-никак, летели над густонаселённой частью России, найдут быстро.

Правду мне говорила бабушка: во сне человек выздоравливает. Даже если спит мордой в луже.

Нет, руки-ноги болеть после сна меньше не стали, а вот голова прояснилась. Да и желание шевелиться появилось. Которым я сразу и воспользовался, попробовав сначала сесть, а потом и встать.

Последнее упражнение далось с трудом, но всё же удалось. И, поднявшись на ноги, я сделал массу открытий. Во-первых, всё обошлось без переломов. Количеством ссадин и гематом, конечно, я мог бы легко посостязаться с количеством блох на дворняге, но это, слава богу, быстро заживёт. Во-вторых, своей жизнью я обязан огромному прегустому кусту, смятому мной, как бумажный стаканчик гусеницами трактора. Причём, летел я в него практически вертикально вниз. В-третьих, нахожусь я всего метрах в тридцати от опушки небольшой рощицы, зацепившейся за подножье холма. В-четвёртых, где-то неподалёку журчит ручеёк, так что от жажды я не погибну. Да и с голоду не помру, буду жрать вон те плоды со сломанного куста, похожие на орехи. Ну и что, что я не знаю их названия. Я — технарь по образованию, а не ботаник. Не отравлюсь!

Для начала неплохо было бы забраться на холм и осмотреться. Вдруг деревня какая поблизости, так что ни голодать, ни напрягать спасателей поисками своей драгоценной особы не придётся. Но сначала — снять этот чёртов парашют, который так и не понадобился.

Я бросил его прямо под спасший мне жизнь куст с торчащими, как у пальмы, длинными заострёнными листьями и поплёлся в горку, раздвигая достигающую мне пояса густую жёсткую траву, цепляющуюся крошечными крючочками за мои драные камуфляжные 'ментовские' штаны. Такой я никогда раньше не видел: прямые, как копья, широкие плоские стебли, увенчанные наверху зонтиком трубочек с острыми крючьями на конце. Но самым непривычным был её цвет: зелёно-синяя, какой когда-то была моя гордость, семейный автомобиль 'Соболь' цвета 'мурена'. Впрочем, я уже говорил, что я технарь, а не ботаник, и мало ли чего из растительного мира я никогда не видел раньше.

Вершина холма оказалось лысой, как макушка полковника Золотухина. Правда, не сияла в лучах солнца (поскольку небо было затянуто серыми облаками), а шелушилась, как псориазная, выходами серого плитняка, пересыпанного серой же намокшей от ночного дождя землёй. Расцвечивал эту серость фиолетовый лишайник, прилепившийся к камням.

Удивительно, но я не запыхался, поднимаясь в гору. Дышать, конечно, стал чаще, но прежнего 'лошадиного' дыхания от такого подъёма не было. Правда, приходилось останавливаться по другой причине: несколько глубоких вдохов, и от кислородного переобогащения начинала кружиться голова. Вот что значит долгое время не выезжать на природу!

Опаньки! А на вершине меня уже ждали. Ярко-оранжевая в чёрную полоску ящерка сантиметров сорока длиной пристально наблюдала за моим подъёмом, жадно облизываясь, словно кот на кусок говяжьей отбивной. Я, конечно, из мяса сделан, но тебе, красавица, несмотря на то, что ты коронована костяным наростом по всей голове, не по зубам. Великоват несколько.

Но ящерка, похоже, посчитала иначе. Она упорно пыталась перехватить мой взгляд, мерно раскачивая хвостом, будто метрономом. Тик-так, тик-так, тик-так. В такт этим покачиваниям хвоста расширившиеся глаза ящерицы стали плавно, от зрачков к краям, переливаться разноцветными кольцами. 'Ни хрена себе!' -мелькнуло в голове, и я замер, боясь спугнуть это чудо природы. Тем временем пресмыкающееся, ещё с полминуты помахав хвостом и построив мне глазки, снова облизнулось и по-деловому двинулось в мою сторону.

Одна моя знакомая, люто ненавидящая собак, делила их на хороших и плохих. Причём, хорошими она считала тех, которые хорошо летают, если их пнуть, как следует. Если бы встретившееся мне существо было собакой, она бы отнесла его к хорошим собакам, потому что отлетела длиннохвостая нахалка метров на пятнадцать. Но только после того, как, оскалив пасть, мигом вскарабкалась по моей ноге на грудь и явно прицелилась впиться в лицо. Сбив её с себя, я от всей души отвесил гадине славного пенделя своим командировочным берцем.

Проследив траекторию и отметив низкую высоту полёта твари, я сделал вывод, что снова будет дождь. Ну, а теперь можно было и осмотреться.

Местность оказалась холмистой с широкими долинами и небольшими рощицами преимущественно в ложбинках, где, похоже, было побольше воды. Остальное пространство занимала травянистая степная растительность с различной примесью голубого в зелени. Где-то на горизонте проглядывали то ли более высокие возвышенности, то ли невысокие горы. Но, самое неприятное, никаких признаков цивилизации: ни дорог, ни троп, ни линий электропередач. Не говоря уже о жилье. Куда ж это меня занесло?

Стоп-стоп! А это что? По склону соседнего холма, примерно в километре от меня, что-то двигалось. Чуть более светлое на фоне сине-зелёной травы пятнышко медленно продвигалось вперёд, оставляя за собой полоску примятой травы.

-Эге-ге-гей! -заорал я, сколь было сил, и закашлялся от боли в рёбрах.

Пятнышко спустя несколько секунд остановилось, и я разглядел в нём человека, принявшегося махать мне руками.

-Эй-эй-эй! -донёсся его слабый голос.

Я тоже помахал руками, и мы двинулись навстречу друг другу.

Ещё метров с двухсот я различил шустро шагавшего ко мне десантника, с которым мы летели на злосчастном борту. Приблизившись, я рассмотрел, что выглядит он намного приличнее меня. Хоть десантный камуфляж и порван в паре мест, но не висит клочьями.

-Жив, значит, попутчик! -радостно протянул руку парень. -А я думал, что кирдык тебе, когда ты сквозь дыру в фюзеляже вывалился. Тоже парашют успел открыть?

Но когда боец узнал, что я рухнул на землю, так и не успев воспользоваться парашютом, он внимательно осмотрел меня и снова протянул ладошку:

-Слушай, я всего пару случаев знаю, когда человек без парашюта падал с такой высоты и оставался невредим! Поздравляю: считай, что ты заново родился! Как зовут-то тебя, пресса?

Ну, да. Моя журналистская 'разгрузка' с надписью PRESS во всю спину и на всю грудь — самое первое, что бросается в глаза.

-Владимир Васильевич Строгачёв, специальный корреспондент газеты 'Комсомольская правда — Екатеринбург'.

-Так ты и есть Владимир Строгачёв? Класс! Я же, пока в армию не загремел, постоянно твои статьи читал! И восхищался: умеют же люди доступными словами объяснить сложные проблемы! А я — Ренат. Велкам!

Видно, поторопился я посчитать, что парень при падении пострадал меньше моего...

Ренат заметил мой настороженный взгляд и пояснил.

-Да не поехал я крышей! Это фамилия у меня такая: Велкам. Дедушка маленький был, когда их пароходик в Белом море немцы торпедировали. Ну, а подобрали его из моря, еле живого, американцы с одного из союзнических конвоев. Вот он и решил поменять свою фамилию Гиндулин на первое слово, услышанное на американском эсминце. В знак благодарности.

-Ты татарин, что ли?

-Нет, башкир. Точнее, тептярь. Но прадедушку при первой советской переписи башкиром записали, так потом все и писались в анкетах башкирами.

-Слушай, у тебя телефон работает? Мой айфон вдребезги разлетелся при падении.

-Да я его с дуру в укладку БМД положил, чтобы не мешался: всё равно в полёте звонить нельзя. А у тебя курева, случайно, нет? Я своё вытряс, пока кувыркался в воздухе, когда вслед за тобой в дыру в обшивке вывалился.

-Не курю уже лет пять.

-Вот чёрт!

-Меня другое беспокоит. Куда это мы залетели? Ни людей, ни дорог. Трава какая-то... синяя. Ящерицы оранжевые бегают с собаку ростом.

-Это те, у которых глаза переливаются?

-Тоже видел?

-Видел! Уходить не хотела, хвостом махала. Но я в неё камнем попал, и она сбежала. Может, в Китай занесло? Ни в Поволжье, ни в Казахстане таких мест нет.

-Вряд ли. До Китая мы никак не могли долететь. Ни топлива, ни времени не хватило бы. Кстати, а что с самолётом?

Ренат погрустнел.

-Похоже, ему точно кирдык. Я, когда вслед за тобой вывалился, едва успел парашют раскрыть, как уже земля под ногами. Метрах на ста пятидесяти летели. Точнее к земле шли после того, как молнией обшивку пробило и двигатели скисли. Там такое творилось! Я когда выпал, видел, что у самолёта крылья от электрических разрядов сияли. Такие пучки сияния на крыльях, на хвосте, на моторах, на пилотской кабине... Но вспышки от взрыва не было! Я вон в той стороне дымок видел, когда на предыдущий холм поднимался. Километрах, наверное, в пяти отсюда.

Это по шоссе можно протопать пять километров за час. А вот по пересечённой, заросшей травой местности да с двадцатью килограммами лишнего веса мы плелись часа два.

Останки самолёта увидели с ближайшего холма. 'Ил-76' зацепил его опущенным хвостом, после чего хвост отлетел в сторону, а фюзеляж машины, оставив на земле огромную борозду, проехал на пузе добрых полкилометра, разбрасывая в разные стороны клочья обшивки.

Удивительно, но пожара при этом не возникло, а дымилась трава, попавшая на раскалённые турбинные лопасти оборвавшегося от удара о камень правого крайнего двигателя.

Сколько мы ни кричали, подойдя поближе, никто нам не ответил. Поэтому пришлось царапаться внутрь сорокаметровой громадины. Но в живых никого из семи членов экипажа не осталось. Причём, почти все погибли, пока самолёт ещё полз брюхом по земле. Не успело остыть только тело штурмана.

Мы молча курили на одном из разбросанных по вспаханной полосе земли ящиков, которые вместе с БМД вёз самолёт. Сигареты то и дело вспыхивали от глубоких затяжек, но ни Ренат, ни я не проронили ни слова. Просто тушили пламя пальцами и снова затягивались.

-Там, в укладке БМД, лопата есть и ломик. Надо ребят похоронить по-человечески, -наконец проронил десантник.

-А спасатели как же?

-Васильич, когда ещё эти спасатели появятся?!

До конца дня с похоранами управились. Я вырубил зубилом прямоугольный кусок обшивки из обрывка, подобранного на 'посадочной полосе', и выцарапал имена и фамилии членов экипажа, прочитанные в найденных при них документах.

-Когда-то на могилах лётчиков пропеллер устанавливали. -вспомнил Велкам, втыкая в свежую землю обломок штурвала. -Пропеллера нет, придётся обойтись другим самолётным аксессуаром.

-Но прощальный салют мы всё-таки дать сможем, -поднял вверх я ствол пилотского пистолета.

Ренат достал второй пистолет, и мы нестройно по три раза выстрелили в воздух.

Ужинали неприкосновенным запасом, добытым из самолётных глубин шустрым десантником. Поглядев на полагающуюся мне порцию, я скис: