Лютня

Мой брат приходил каждый день. Когда мне надоедали учёные, он просил их уйти. Я обнаружил, что мой фонарь действительно остался там. Мы всегда видели, как крепко люди сжимают их в руках; мы считали, что люди их любят. Нам и в голову не приходило, что это могут быть простые предметы, которые легко выбросить, когда тьма перестанет угрожать. Если я хотел уничтожить Воздушный Затвор, мне пришлось бы найти и вывести из строя механизм, ответственный за него.

Мой брат был мне не помощник. Он презирал жизнь в Редуте. Он был приверженцем старого уклада. Он целыми днями читал древние тексты и играл на забытых инструментах. У него были романтические представления о Великой Тьме. Наши родители погибли в авиакатастрофе. "Я", то есть Мадлен, отреагировала на эту катастрофу тем, что стала одной из членов Воздушной Корпорации. Он стал кем-то вроде "поэта". Он попросил меня взять имя Мадлен, а сам выбрал Родерика. Эти имена пришли из древнего компьютера, в котором хранились записи до Третьей Атомной Эры, хотя Родерик говорил, что они появились за миллионы лет до этого. Он нашёл древнюю историю о нарушении табу и решил воплотить её в жизнь. Мой Народ не придумывают истории о неудачах, и не перенимает их; это потому, что наш мозг не пропускает такую информацию. Мы не понимаем, что такое "трагедия" или "комедия", — Родерик сказал, что и то, и другое было судьбой и сценарием человечества после того, как был создан Редут.

Я также узнал о его преступлении. О их преступлении. Инцест. Человеческий запрет на сексуальные отношения между родственниками. Боясь разоблачения, Мэдлин отреклась от него и сбежала в экспедицию на дирижабле, чтобы найти останки их родителей, которые, по её мнению, почитались в каком-то нечеловеческом храме. Она не могла представить себе расу без религии. Конечно, мама и папа были её богами. Так отвратительно не есть мёртвых. Мы едим даже ужасных людей.

Пока я выздоравливал, я попросил у Родерика лампу, которая показывала бы весь спектр. Я сказал, что в темноте полюбил свет. Он нашёл такую игрушку — маленькую сферу, которая переливалась всеми цветами радуги. Однажды ночью я сказал медсестре, что хочу побыть один. Я смотрел на девять человеческих цветов. Ульфир. Красный. Оранжевый, жёлтый. Зелёный. Синий. Индиго, фиолетовый, джейл. Когда-то у них было всего семь цветов, и они были ещё более уродливым видом, ограниченным во многих отношениях. Мне потребовалось много времени, чтобы войти в транс из-за грусти, которую я испытывал из-за отсутствия нужных цветов. Но в конце концов я призвал на помощь мудрость своих предков. Я надеялся, что какой-нибудь человек знает, что мне нужно сделать, чтобы уничтожить Воздушный Затвор.

То, что я нашла, сильно отличалось от этого. Я нашла Родерика. Он был моим мужем в Марсианской колонии в Четвёртую Атомную Эру. Чувства, которые он испытывал ко мне, были не извращёнными чувствами, осуждаемыми нашим временем, а воспоминаниями о том, что было.

И когда я вышел из транса, я тоже почувствовал все это.

Если я не могла открыть мир для своего Народа, я могла принять прошлое, которое соответствовало моему нынешнему миру. Я любила Родерика. Я училась любить свет. Я была бы человеком. Я никогда не смогла бы стать обычным человеком, но я могла бы жить с Родериком в его фантазиях о прошлом. Пока мне не придётся произнести Великое Слово, я буду в безопасности.

— Через несколько часов меня выпустят из этой комнаты, — сказала я, — и я хочу сделать тебя счастливым. Я больше не буду говорить о Великой Тьме, потому что я поняла, что ты был прав и нам суждено быть вместе. Мы не похожи на существ из этого шумного мира. Но смогут ли наши разумы когда-нибудь стать единым целым?

— Моя сестра, моя Мэдлин, я знал, что ты вернулась по этой причине. Мне приснилось, что, когда "Альтея" разбилась, ты умерла и спала в пещере-гробнице, которую охраняли маленькие Нелюди. И мне приснилось, что они наложили на тебя заклятие, чтобы ты восстала и снова увидела меня, как написано в древних хранилищах данных. Мы можем быть едины. Я научу тебя Великому Слову, и твой разум откроется моему.

О, радость! Я снова стану собой. За этот долгий день многое из того, что было во мне Другим, ушло. Возможно, я смогу выучить их Слово. Сначала они использовали его для изгнания бесов, оно было фильтром для Порядка. Я приняла много Порядка. Я больше не тосковала по Играм, не испытывала желания слизывать сок с Алвана, я хотела своего мужа-брата. Я хотела свой новый народ. Я хотела тепла и света. Я знала, что если бы я не смогла взорвать бомбу в течение часа после того, как вошла в Редут, то не захотела бы этого потом, ибо во мне пробудилось человеколюбие. Кровь Мадлен просочилась в мои соки, и мои чувства были ограничены узким спектром, как человеческое зрение.

Медсестра отпустила меня, и я пошла сквозь огромное море людей, живущих в Редуте. Я и представить себе не могла, что существует такая огромная толпа. Их нечёткий разум создавал яркий, размытый и тёплый мир. Скоро он станет моим.

Мой муж-брат отвёл меня в свою квартиру на 297-м этаже. Дверь открылась, и он перевёл меня через порог. Комната была увешана старинными инструментами, а вокруг были сложены копии книг. Он предложил мне сесть и налил бокал бренди.

— Готова ли ты, любовь моя, полностью вернуться к человеческой жизни?

— Да, я готова.

Он наклонился ближе и произнёс Слово в моё правое ухо. Оно состояло из трёх коротких слогов. Они вписали его в свои нуклеотиды, обернули вокруг него свою ДНК. Это было на пике их науки, когда она была неотличима от магии. Я не могла избавиться от него, оно оживляло человеческую плоть и терзало плоть моего Отца-Матери.

Это была сама СИММЕТРИЯ. Это были прямые углы, разрывающие грибковые волокна моего разума. Это был чистый белый огонь и совершенная чёрная боль. Я с трудом поднялась, чтобы выплюнуть Великое Слово из своего существа. Это было всё, от чего бежали мои предки-люди. Это была Сила, которая сдерживала Наблюдателей. Она закрывала Дыры. Это был ПОРЯДОК, СВЕТ и ГАРМОНИЯ. Это изгнало мои нечеловеческие эмоции, я чувствовала, как они улетали из моего тела в огромную тьму. Это разорвало нити, которые связывали меня с прошлым. Я знала, что из моего рта хлынула красная кровь и зелёный ихор. Родерик выкрикнул моё имя, хватаясь за моё умирающее тело. Я чувствовала, как плоть Мадлен отделяется от моей, когда я падала.

И неподвижный я упал во Тьму, чтобы больше никогда не подняться.