Дочери своих отцов.

— Пять месяцев назад отец дал мне имя Миранда. Я создана, чтобы быть вам старшей сестрой. Однажды так и будет, но пока — я еще дитя. Хотя Император назвал меня и моих сестер копиями — это не совсем верное определение. Каждая из нас похожа на своего отца — но будущее переменчиво, и сложно сказать, сохранится ли это сходство или различия возьмут верх. Сегодня я впервые приветствую вас, братья, как Миранда, дочь Магнуса Красного.

Примарх улыбался с гордостью, но внимательно оглядывал своих сынов, наблюдая за их реакцией на столь неординарное событие, как появление среди них сестры.

Семнадцатый.

Восемь месяцев спустя, "Де Профундис".

Лоргар наблюдал, как дочь неуверенно выводит на пергаменте символы колхидской клинописи. За восемь месяцев возвращения с Терры Вера подросла достаточно, чтобы быть самостоятельной, но по-прежнему старалась держаться рядом с отцом, чувствуя себя неуютно в его отсутствие. Но мысли Семнадцатого Сына были далеки от текста, который переписывала дочь. Он не желал ставить в известность первого капитана и первого капеллана о том, что за дар преподнес ему Анафема, но сомневался в своей способности скрыть это. И еще были кустодии. Кустодии, которые могли знать — а могли и не знать. Анафема ни слова не сказал о них. Да и проницательность малышки его порой нервировала. Каждый раз, когда он о чем-то умалчивал, отвечая на её вопросы — она замечала это. Дочь не требовала ответов, но констатировала факт:

— Папа, ты сказал мне не всё.

И всё же, Лоргар решил попытаться скрыть её истинную личность.

— Ты рождена в нелегкие времена. И я хотел бы скрыть тебя от опасностей войны, пока ты не вырастешь достаточно, чтобы идти в бой рядом со мной.

— Я понимаю, папа. Но если война везде, то как ты укроешь меня?

— Никто не знает, кто ты на самом деле. И в этом наше преимущество. На кораблях моего флота много смертных и маленькая девочка не привлечет внимания. Я расскажу о тебе только двоим — тем, кто, я уверен, сумеет сохранить эту тайну. Одна из них — женщина, Благословенная Леди. И появлению среди её окружения еще одной девочки никого не удивит. Ты ещё слишком мала, чтобы принять участие в том, что планируется.

— Да, папа, — она соглашалась с отцом всегда, но было в её серых глазках что-то укоризненное. Словно она знала всё, что скрывает отец.

— Я не оставляю тебя, Вера, — он понял эту укоризну по своему, — Благодаря нашей связи ты всегда сможешь поговорить со мной.

— Конечно, папа, — строчка за строчкой неровная клинопись ложилась на пергамент.

Шестой.

Три года спустя.

Если спросить любого волка из стаи Онн о Фрейе, волчонке Всеотца — он ответил бы, что уже сейчас очевидно: Фрейя не отличается от отца. И этот ответ был бы лжив. Разница между ними была лишь в том, что волчица была создана хранить и оберегать свою стаю. А к своей стае она, безусловно, причисляла своих сестер. Она не скрывала это — её не спрашивали, она не говорила. Отец и волки из Онн не говорили ей о том, что Руссу уже приходилось карать братьев, а она не спрашивала, не в силах даже предположить возможность такого.

Но однажды она застала отца за передачей очередной жалобы Императору на Магнуса. Фрейя доверяла своим предчувствиям. А в этот раз она ощущала грядущее зло.

— Зачем ты жалуешься отцу на брата?

— Он зашел слишком далеко.

— Что ты имеешь ввиду?

— Его колдовство.

— Опять?!

— Не начинай, Фрейя. Ты не понимаешь.

— Да, конечно, я маленький глупый волчонок и ничего не понимаю. В особенности не понимаю, почему вместо того, чтобы защищать брата, ты обвиняешь его.

— Потому что он — виновен.

— В чем? Я разговаривала с Охтхере, я разговаривала с другими жрецами — ни один не объяснил мне, чем их действия отличаются от того, что делают Тысяча Сынов. Они говорят о контроле, говорят о том, что Тысяча Сынов переходят грань — и ни один не в силах объяснить, где эта грань. Что можно, а что нельзя. Если они не понимают этого сами — какое право они имеют обвинять? Охтхере повторяет одно и то же — 'Моя сила берет начало в естественном цикле рождений и смертей Фенриса. Я Сын Шторма и у меня нет ничего общего с колдунами Тысячи Сынов'. Но его колдовство пахнет точно так же, как и их колдовство. Разве ты не чувствуешь этого сам?

— Фрейя, Магнус перешагнул грань дозволенного. Рунные жрецы никогда не перешагивают эту грань.

— Ты-то откуда знаешь, что он это сделал? Ты псайкер, чтобы читать в душе брата?

— Я чувствую.

— Хорошо. Но где она, эта грань? Объясни мне. Если ни ты, ни рунные жрецы не в силах пояснить, где грань дозволенного — почему вы обвиняете кого-то в её нарушении?

— Потому что я видел, как Тысяча Сынов мутируют.

— Хорошо. Значит, те, кто перешел грань — становятся мутантами. Что сделали Тысяча Сынов со своим мутировавшим братом?

— Они убили его.

— Тогда я всё равно не понимаю. Из твоих слов следует, что они сами очищают свои ряды от тех, кто не в силах удержаться от шага за грань.

— Они заслали к нам шпиона.

— Отличный довод, — Фрейя скрестила руки под грудью. Она уже равнялась ростом и силой с астартес, и эта поза придавала ей упрямый и неприступный вид, — Ты бы еще Альфа Легион в этом упрекнул.

— Я вообще не понимаю, почему ты их защищаешь, — Русс недовольно нахмурился. Он не понимал, где допустил ошибку. Сочетание ЕГО волчонка и слов в защиту колдовства не укладывалось в его разуме.

— Потому, что ты обвиняешь отца моей сестры. Ты обвиняешь своего брата. А я не вижу за ними вины. Император создал их псайкерами. Император дал им их силы. Император обучил Магнуса использовать эти силы. А теперь ты упрекаешь его в том, что он ими пользуется?

— Я упрекаю его не в том, что он ими пользуется. А в том, что он стремится знать слишком много.

— А я упрекаю тебя в том, что ты берешься судить, когда начинается 'слишком много', но не в силах дать четкую грань — это допустимо, а вот это — слишком много. Ну и меня раздражает голословность заявлений жрецов о том, что они не такие, как 'проклятые колдуны с Просперо'. Ответить на вопрос, почему их магия пахнет так же, как магия 'проклятых колдунов' они не могут.

— Ты называешь наших жрецов лжецами?

— Я не понимаю, кому они лгут: только мне или самим себе тоже. Но ложь я чую.

Русс наклонился к дочери, положив ладони ей на плечи.

— Рунные жрецы не лгут. Запомни это, волчонок. Подрастешь — поймешь.

Четырнадцатый.

Мортарион к дару Императора отнесся безразлично. Дочь виделась ему исключительно как помеха. Обязанности по уходу за Мортицией взяла на себя одна из служанок, помогавших апотекариям легиона, и Мортарион был этим доволен — в апотекарионе он все равно не появлялся. До судьбы ребенка ему дела не было. Мортиция была тихим, спокойным ребенком, но приемная мать избегала смотреть в её глаза, отражавшие бездну одиночества. Девочка быстро подросла и стала сначала наблюдать за работой апотекариев, задавать вопросы, а после и помогать им. Апотекарий Седьмой роты Мерик Войен заменил ей и отца, и наставника, обучая девочку всему, что знал сам. А она платила ему любовью и привязанностью, тихой, незаметной, но проявляющейся в те часы, когда она помогала ему с ранеными братьями. Воины седьмой роты знали, что примарх бросил дочь как ненужную обузу, но не могли согласиться с ним, видя тонкую фигурку, молча работающую над очередным раненым братом или над своими исследованиями. Апотекарион имел немало бесценного оборудования, а у Мортиции порой было немало времени. Она исследовала генокод астартес и свой генокод, мечтая проникнуть в его тайны, мечтая понять: как она появилась на свет? Как появился на свет отец? Его братья, её сестры? Если очередная разгаданная тайна могла принести пользу в исцелении раненых — она делилась ей с Войеном. Если нет — она хранила её в своей памяти.

Мортиция не участвовала в боях. У неё не было ни брони, ни оружия — и никого, кто мог бы позаботиться об этом. Оружие не было проблемой — в оружейной седьмой роты нашлись бы меч и болтер ей по руке. Настоящей проблемой была броня. По долетавшим до неё слухам, некоторые примархи сами выковали доспех для своих дочерей, некоторые — заставили оружейников легионов сделать это. Но оружейные сервиторы седьмой роты были способны лишь на ремонт доспехов, не на создание. Капитан Гарро предложил обратиться с просьбой к примарху, но Мортиция отказалась.

— Зачем, брат? Отец ясно дал понять, что не желает иметь со мной ничего общего. Но если роте недостаточно той пользы, что я приношу в стенах апотекариона — конечно, обратись.

Её фраза прозвучала так, словно Гарро требовал от неё помощи роте, и это смутило капитана достаточно, чтобы он более не обращался к Мортиции с этой просьбой.

Но неучастие в боях не означало неосведомленности. Мортиция великолепно научилась слушать и прятаться. Это не было свойственно её отцу и от неё никто этого не ждал, чем она и пользовалась. Она слушала, о чем говорят раненые и те, кто их навещает. О чем говорят слуги. Она знала о Ложе, бывала на её собраниях и знала о готовящемся мятеже. Но эту информацию Мортиция держала при себе. Она собиралась предать отца, а это следовало делать очень и очень осторожно. Большая часть легиона останется на стороне Мортариона, а значит в поворотный момент ей придется бежать с горсткой верных Императору. И к этому моменту она будет готова.

Шестой.

Четыре года спустя. /*п.а. на всякий случай — это время, прошедшее с момента создания дочерей*/

Три роты Космических Волков собирались на планете Никея. Когда отец отказался сказать дочери, зачем собирать три роты на давно покоренной планете — Фрейя заподозрила грядущие проблемы. А потому по прибытии она отправилась выяснять, что же здесь творится. И результаты её не порадовали. Конечно, приятно было встретиться с сестрами — Мортицией, Викторией, Мирандой, Анжелой — но суть грядущего совета её злила. И вот они впятером стояли у перил, собравшись в пустой ложе. Внизу в амфитеатре сидел лично Император. Совет еще не начался, но готов был начаться.

— Если Охтхере опять будет говорить ту же ерунду, что говорил мне — я ему точно шею сверну, — ворчала Фрейя.

— А что он тебе говорил? Я кое-что слышала о нем от Азека... Ему он показался вменяемым, — поинтересовалась Миранда.

— 'Моя сила берет начало в естественном цикле рождений и смертей Фенриса. Я Сын Шторма и у меня нет ничего общего с колдунами Тысячи Сынов', — процитировала Фрейя, — За дуру меня держит. Я то чую, что его магия и ваша магия пахнет одинаково.

— Не ожидала от тебя понимания, — удивилась Миранда.

— И ты меня за дуру держишь, — слегка обиделась Фрейя, — А меня достало требовать у отца, постоянно обвиняющего твоего отца в нарушении границ дозволенного, пояснить — где они, эти гребаные границы, и как он, не будучи псайкером, знает о их нарушении.

— Ты хотя бы у отца потребовать что-то можешь, — проворчала Мортиция, — А меня он вообще бросил. Я его и вижу-то только издалека. Но если честно — век бы не видела.

Анжела, дочь Сангвиния, повела плечами, завернулась в крылья.

— Мне жаль, что не все из нас нужны отцам.

— Не стоит жалеть, Анжи, — криво улыбнулась Мортиция, — Благодаря этому я медик, а не воин — и это тоже неплохо. Других медиков среди дочерей нет.

Виктория не обращала на сестер внимания, теребя кулон на точеной шейке.

— Вика, а ты что думаешь? Вика? — обратилась к ней Миранда, — Виктория... Что это за кулон? Откуда он у тебя? — её голос стал напряженным.

— Что? Мири? Кулон? М-м, он мой... Он всегда у меня был... Мне его подарил Фабий... Говорит, трофей с Лаэрана... — рассеянно пробормотала Виктория, не отрывая взгляда от кулона. Вопросительные взгляды трех сестер обратились к Миранде.

— Виктория, а можно мне посмотреть его? — осторожно спросила дочь Магнуса.

— Он мой! — зашипела Виктория, сжимая кулон в кулачок. Но взгляд её глаз был словно затуманен.

— Что с тобой? — удивилась Анжела, положила ладонь на плечо сестре. Виктория резко дернулась, сбрасывая ладонь.

— Подержите её пожалуйста, — обратилась Миранда к сестрам. Те, понимая, что имеют дело с колдовством, в котором никто из них, кроме Миранды, не разбирается, втроем едва удержали Третью сестру, позволяя Миранде сорвать с неё кулон. Как только цепочка порвалась и кулон оказался в ладони Миранды, Виктория тихо повисла на руках удерживающих её сестер, потеряв сознание. Миранда же бросила кулон на пол. Он притягивал взгляды, просил взять его, надеть. Но сестры были достаточно напуганы состоянием Виктории и не поддались.

— Разбейте его кто нибудь, — попросила Миранда, — В нем сущность Океана Душ. Когда вы разобьете его — я смогу изгнать её обратно.

Фрейя не медля ударила кулон мечом со всей своей немалой силой. Кулон раскололся и из обломков пошел сиреневатый дымок. Миранда сосредоточилась и дымок пропал. Останки кулона выглядели безобидно.

— Что, во имя Терры, это было? — выдохнула Анжела.

— В кулоне была сущность Океана Душ. Она подчинила себе нашу сестру. И хорошо, если только её, а не весь Третий легион, — пояснила Миранда.

— Я видела таких одержимых... Но наша сестра... Мы так уязвимы перед этим?! Но если бы не Миранда — Виктории никто не смог бы помочь, никто бы не понял, в чем именно дело... — Фрейя поёжилась, словно дочь Шестого могла испытывать холод. Сестры переглянулись. Их пугала эта неизведанная сила. Виктория со стоном открыла глаза.

— Где я? Анжела? Сестры? Что происходит?

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо поинтересовалась Фрейя.

— Голова кружится. Всё помню очень смутно.

— Что помнишь последним? — поинтересовалась Мортиция.

— Фабий, наш главный апотекарий, подарил мне кулон... Мне часто дарили всякие украшения, всегда рассыпаясь в комплиментах, — Виктория чуть порозовела и хихикнула, — Но этот кулон был странный. Но он мне очень нравился. Я стала слышать голос... И я плохо помню, что было дальше.

— Ты была одержима сущностью варпа, — повторила Миранда уже для Виктории, — Ты пыталась наброситься на меня, когда я попросила посмотреть его.

— Брыкалась так, что мы втроем тебя еле удержали, — прокомментировала Фрейя.

— Но вы уничтожили его? — в голосе Виктории прозвучал страх.

— Да. Не волнуйся, — Фрейя улыбнулась сестре.

— Но... но... Папа!

— Что 'папа'? — почти хором спросили сестры.

— Теперь я вспомнила. Ему подарили меч, а мне — кулон. И... Может быть, он — тоже?

Сестры переглянулись.

— М-да. Фулгрима мы не удержим, а объяснять отцам, что происходит, я что-то не хочу, — подавленно проговорила Анжела.

— Знаете, мне всё это не нравится, — выдала Мортиция, — Весь этот гребаный совет, одержимость Вики, заседания Ложи, гребаные Несущие Слово, чуть ли не открыто поклоняющиеся сущностям варпа... Вам ничего тут не кажется странным?

— Таааааааак.... — протянула Миранда, — Давай поподробнее.

— Итак. Капеллан Несущих Слово Эреб — вроде бы первый капеллан — на заседаниях Ложи в моем легионе чуть ли не открыто призывает к поклонению сущностям варпа и мятежу против Императора. И его внимательно слушают и поддерживают. Виктория и наверняка её отец одержимы сущностями варпа. А единственных, кто в силах нас спасти — Пятнадцатый легион — сегодня как пить дать осудят и урежут возможности, а то и вовсе колдовать запретят. Как вам эта картина? — поинтересовалась Мортиция.