Дочери своих отцов.

Начало.

После Улланора прошло всего два года, когда Император призвал на Терру своих сынов. Его приказ прозвучал весьма странно и загадочно — он звал примархов явиться лично, и обязательно всех, но их воины должны были продолжать поход по мере сил. Многие восприняли это как знак того, что Крестовый Поход скоро окончится. Другие увидели в этом весть о том, что после событий на Терре Император вернется и вновь возглавит завоевание галактики. Истина была неведома никому — Император хорошо позаботился о том, чтобы никто не узнал раньше времени о его планах. И вот восемнадцать братьев собрались во дворце.

Двенадцатый.

Ангрон пребывал в раздраженном недоумении. Зачем Император собрал всех примархов на Терре? Бездельники и слабаки вроде Лоргара наверное рады, но у него есть дела, есть война. Ради каких таких важных дело его оторвали от новых завоеваний? Злость приносила боль. Примарх втянул носом кровь, силой воли унял дрожь в ноющих от безделья руках и вошел в тронный зал Дворца. Большинство братьев уже были здесь. Альфарий и Омегон пришли последними, и двери захлопнулись за ними. Дальняя часть зала была скрыта за занавесью, из-за которой и появился Император.

— Сыновья мои. Сегодня каждый из вас получит одно из самых важных заданий в вашей жизни. Многие из вас обвиняют меня в том, что я не стал вам хорошим отцом...

"Ты вообще не стал мне отцом" — мрачно подумал Двенадцатый примарх, — "Ты стал ненавистным, но уважаемым командиром — и не более."

— ... Узрите же мой дар вам, сыновья мои, — по мановению руки Императора занавесь поднялась, открывая взглядам восемнадцать капсул. На лицах примархов отчетливо проявилось недоумение, а их отец подошел к первой капсуле и изъял из неё... младенца.

— Это твоя копия, твоя дочь, Лев Эль'Джонсон, — Император подошел к Первому сыну и протянул ему младенца, завернутого в темно-зеленое одеяло, — Как ты назовешь её?

Лев взял младенца на руки очень осторожно, словно хрупкий бокал, посмотрел в её глазки и медленно произнес:

— Лира. Лира Ла'Лев.

Император кивнул и вернулся к капсулам, продолжая раздавать малышек.

"Он хочет, чтобы мы воспитали маленьких девочек? С младенчества?! Он что, сошел с ума?" — судорожно размышлял Ангрон, — "Что, черт подери, я буду делать с малявкой? Её еще и назвать надо?!.. Хотя..." — он вспомнил свою жизнь до того, как Император нашел его. Он вспомнил нескольких женщин-гладиаторов, достаточно сильных и достойных на придирчивый взгляд Ангрона. Когда отец протянул ему младенца в белом одеяле, примарх грубовато взял девочку на руки и посмотрел в её маленькие, но уже злобные глазки. "Она уже все понимает" — пронеслось в его разуме.

— Фурия, — жесткое слово упало, словно удар топора.

Император отошел. Ангрон поднес руку к лицу малышки, думая коснуться её щеки. Девочка дернулась и укусила отца за палец латной перчатки, но недовольно скривилась. Кажется, металл ей не понравился на вкус. Улыбка, словно очередной шрам, пересекла лицо Ангрона. "Моя дочь, значит? Хорошо. Надеюсь, ты быстро вырастешь достаточно, чтобы держать топор."

Тринадцатый.

Робаут Жиллиман во всем придерживался единого мнения: "Если отец считает, что так — надо, значит так надо". Эта точка зрения сделала его одним из любимчиков отца, но он не гордился этим.

— Многие из вас обвиняют меня в том, что я не стал вам хорошим отцом... — произнес Император, и Робаут спокойно перевел в своих мыслях: "Те, кто слишком своенравны...". Ничто не колебало его спокойствия. Когда на примере Льва Император намекнул остальным обдумать имя для дочери, он перебрал в мыслях женские имена и сделал свой выбор.

— Как ты назовешь её? — спросил у него отец, передавая девочку в синем одеяле.

— Роберта Жиллиман, — спокойно ответил он, заслужив одобрительную улыбку отца. Девочка спокойно лежала у него на руках. Она не спала, но маленькое личико было серьезным. А он уже обдумывал, кому можно будет поручить присмотр за ней, кому обучение, прикидывал, сколько времени потребуется, чтобы девочка повзрослела достаточно, чтобы следить за собой самостоятельно и не нуждаться в постоянном присутствии няньки с учетом того, что примархи растут быстрее людей. Он уже сейчас думал о том, что можно будет поручить дочери, как и когда представить её легиону. Он был рад этому дару и был уверен: в будущем она станет достойным командиром самого большого легиона.

Пятнадцатый.

На уровне шестого чувства всё заливал золотой свет, слишком яркий, чтобы разглядеть что-то за ним. Это несколько раздражало Магнуса, и он видел, что многие из братьев откровенно хмурятся. Никто не любит понимать, что от него что-то скрывают. А то, что их всех оторвали от войны и исследований — раздражало. Но едва увидев капсулы, Магнус сменил свое мнение. У Императора действительно была важная причина.

Он едва дождался своей очереди. Любопытство прочно заняло место в его мыслях. "Моя дочь. Моя копия. Какой она окажется? Она — женщина. Чем она будет отличаться от меня? Между нами должно быть больше различий, чем просто строение тела. Смогу ли я поговорить с ней или она слишком мала, чтобы понять меня?"

Магнус почти пропустил момент, когда Император открыл её капсулу и взял её на руки, но пропустить мягкое касание к своему разуму не смог. Время замедлилось для него. Нить психической связи протянулась между ним и малышкой на руках его отца.

- Папа? — голос девочки был тонким и мягким.

— Ты понимаешь?

— Что понимаю? Золотой говорил, что скоро отдаст меня тебе. И ты дашь мне имя,— любопытство, предвкушение и доверие сплетались в единый комочек ощущений, пришедший по нити связи.

— Всё понимаешь, - он улыбнулся, но ощущал некоторую растерянность. Он не знал, с чего начать — слишком многим он хотел поделиться с ней, но не знал — чем делиться рано, а чем — уже нет.

— Как ты назовешь меня?

...

— Как ты назовешь свою дочь, Магнус?

— Миранда, — его внимание было приковано к девочке. Алая ткань, алая кожа, алые волосы сливались в единое пятно, на котором блестели любопытством золотистые глазки, внимательно рассматривающие его лицо. Он бережно взял её на руки, не обращая внимания ни на что вокруг. Связь стала прочнее и он почувствовал биение крошечного сердечка в своих руках. Это принесло с собой новое, странное чувство. Магнус любил своих сыновей, но то, что он ощутил сейчас — было иным. На мгновение ему показалось, что он и малышка — одно целое и единого мгновения хватило ему, чтобы полюбить её как часть самого себя.

А она не стала лежать спокойно. Девочка вынула ладошку из одеяла и потянулась к скарабею на нагрудной пластине доспеха, провела по нему крошечным пальчиком и отдернула его от холодного камня.

- Холодный. Что это?

И Магнус начал рассказ о символе легиона, стараясь облечь свои мысли в наиболее простую форму.

Семнадцатый.

Лоргар был гранитно спокоен и внешне, и внутренне. Его планы этот неожиданный приказ отца не нарушал ни в коей мере. Эреб и Кор отлично справятся и без него пока что. А многие другие флотилии и ранее обходились без его присутствия. Вид капсул насторожил его, а речь отца расколола гранит спокойствия.

"Дочери? Копии? Зачем? Почему именно сейчас?" — тысячи вопросов терзали разум золотого примарха, отстраненно наблюдающего за тем, как Анафема дарит его братьям маленьких девочек. И даже так Лоргар видел — уже в младенчестве они все разные. Двенадцатая попыталась укусить отца. Пятнадцатая тянется вокруг себя шестым чувством — он ощутил её прикосновение к своему разуму сразу же, как только её капсула открылась. Тринадцатая не спит, но неестественно для младенца серьезна. Третья вертится на руках отца, сияя детской улыбкой. Шестая что-то лепечет и смеется. Девятая тянется к отцу крошечными крылышками. "Они по-своему копируют нас, не зная о нас ничего? Как странно..."

Анафема подошел. Протянул ему сверток гранитно-серого одеяла, из которого на Лоргара смотрели маленькие серые глазки. Кожа ребенка была светлой, её волосы и ресницы, младенчески светлые, едва начали темнеть.

— Как ты назовешь её, Лоргар?

— Вера, — произнес золотой примарх, улыбаясь в лицо Анафеме, чье лицо слегка дернулось, но он отвернулся и отошел. /*п.а.: Девочку назвали Faith — но я использую перевод, а не транскрипцию. Так же, как и со Львом, который Lion. */

Семнадцатая дочь тихо лежала на руках отца и едва заметно улыбалась. Здесь, в сиянии света Анафемы, Лоргар не мог понять, о чем она думает. Но он ощущал тонкую нить психической связи, сковавшей его с девочкой в тот момент, когда он взял её на руки.

"Интересно, как отреагирует на эту новость легион. Второй примарх... Она младенец, но она вырастет. И... Как эти малышки могут повлиять на мои планы?"

А тем временем Император передал Альфарию и Омегону близняшек, которых братья с хитрыми улыбками нарекли Альфарией и Омеган, и, повернувшись так, чтобы видеть всех своих сыновей, произнес.

— Помните: каждая из этих девочек — дочь своего отца. И только от вас зависит, какими они станут в будущем: помехой или опорой. А теперь — возвращайтесь к своим экспедициям. Я должен еще некоторое время задержаться на Терре.

Они улетали, каждый к своей экспедиции, забирая с собой дочерей. Но цепь событий, ведущих к краху Империума, уже давно началась. Император наблюдал за сыновьями в волнах варпа. Он не знал, сможет ли его дар им остановить или хотя бы замедлить события, безжалостно приближающие его гибель. Успеет ли он завершить исследования паутины? Или он последовал совету Сигиллита слишком поздно и Дочери будут слишком малы, чтобы на что-то повлиять, и просто пойдут за отцами? Он не знал ответов на эти вопросы, и знал, что варп, в глубинах которого смеются над ним демоны, не даст ответ.

* * *

Третий.

Три месяца спустя, "Гордость Императора".

Фулгрим сошел с трапа громовой птицы. За месяцы пути к Терре он успел соскучиться по роскоши своего флагмана. Корабль, выбранный им для полета к отцу был самым быстроходным в его флотилии, но небольшим и лишенным привычной примарху роскоши. Лорды-командиры Эйдолон и Веспасиан встречали своего примарха у подножия трапа. За их спинами гвардейцы Феникса образовали коридор почетного караула. Они гордо улыбались — даже в отсутствие примарха кампания шла хорошо. Но гордость на их лицах сменилась удивлением. Рядом с отцом неуверенным шагом едва научившегося ходить ребенка шла маленькая девочка в пурпурном платье.

— Эйдолон, Веспасиан, — поприветствовал лордов-командиров примарх, — Рад видеть вас снова.

— Господин, — почтительно поклонились оба, — Мы рады вашему возвращению.

— Отец не просто так вызывал меня на Терру. Он преподнес всему нашему легиону великий дар, — Фулгрим опустился на колено, подхватывая девочку на руки, и снова поднялся. Та удобно устроилась, придерживаясь за край наплечника примарха.

— Позвольте представить вам: Виктория, моя дочь. Второй примарх нашего легиона, — Фулгрим наслаждался произведенным эффектом и шоком на лицах сыновей. Девочка неуверенно улыбнулась, и прижалась к нагруднику отца. Присутствие такого количества астартес слегка пугало её.

— Она прекрасна, мой господин, — угодливо улыбнулся Эйдолон.

— Прекрасный ребенок, — кивнул Веспасиан, — И я верю, когда она подрастет — она будет достойна своего отца.

Фулгрим гордо улыбнулся, уходя в свои покои. Дочь прикрыла глазки и задремала у него на руках. В мыслях примарха витали идеи, настоятельно требующие воплощения.

"Что точнее передаст её красоту, портрет или скульптура? Нет, я никому не могу доверить портрет моего маленького сокровища. Значит, скульптура, и я сделаю её сам" — он снова посмотрел на спящую девочку, — "Какая же она маленькая! Но она выросла за эти три месяца. В день, когда отец даровал её мне — она почти помещалась у меня в ладони. А сейчас почти достает в росте до колена. Скорее бы она научилась говорить," — он нежно провел кончиками пальцев по белоснежным волосам крохи, любуясь ей. На краю сознания витала назойливая мысль о том, что нужно возвращаться к планированию дальнейших завоеваний. Примарх вздохнул, и оставив дочь в своих покоях, ушел перечитывать отчеты о том, что происходило в легионе во время его отсутствия и готовиться к совету.

Двенадцатый.

Три месяца спустя, "Завоеватель".

Капитан Лотара Саррин краем глаза наблюдала за примархом и его дочерью. Примарх вернулся к легиону месяц назад, но за этот месяц малышка успела довести до истерики десяток женщин, пытавшихся о ней позаботиться. Ангрона это не волновало. Скорее наоборот — он ухмылялся, когда слышал об очередной няньке, пытавшейся воспринимать Фурию как маленькую девочку, а обнаруживавшей маленького звереныша, бросающегося на всех, кроме отца. Недавно маленькая бестия научилась ходить — и прибавлять проблем нянькам, сбежав куда-нибудь, где интересно. Но сейчас Фурия сидела на наплечнике отца, вцепившись в него обеими ладошками, и с любопытством оглядывалась — на мостике она была впервые. Вот малышка обратила взгляд на капитана. В её взгляде была игривая злоба. С таким взглядом крошка, прикидываясь непонимающей последствия своих поступков, ломала нянькам пальцы и грызла игрушки, которые ей пытались предложить. Игрушек она не признавала, тут же пытаясь их сломать или разорвать, что ей обычно и удавалось. Но стоило ей оказаться рядом с отцом — и она становилась на удивление милым ребенком. А Лотара пыталась представить, что будет, когда Ангрон отдаст приказ имплантировать дочери Гвозди Мясника.

Кхарн тоже наблюдал за девочкой. Если Ангрона выходки дочери забавляли, то Кхарн их попросту не понимал. И размышлял, насколько дочь Ангрона действительно осознает, что делает, а насколько действует из каких-то странных инстинктов.

Пятнадцатый.

Пять месяцев спустя, "Фотеп".

Едва вернувшись с Терры к легиону, Магнус созвал Рехахти. Едва Ариман вошел в шатер примарха, он ощутил нежное психическое касание к своему разуму. Главный библиарий вздрогнул, закрывая свой разум, но касание исчезло не сразу. Он занял своё место и поднял взгляд на примарха. На руках стоящего на золотом солнце Магнуса сидел ребенок в платье цвета слоновой кости, чья алая кожа и переливающиеся от золота к зелени глаза копировали примарха. Ребенок поймал взгляд Аримана и улыбнулся ему. Все члены Рехахти собрались и, следуя ритуалу, Магнус укрыл святилище символом Тутмоса, опустив ребенка на пол. Ребенок, теперь стоящий перед Магнусом, отчетливо поморщился, когда святилище оказалось отрезано от варпа. Ариману на мгновение показалось, что ребенок сейчас заплачет.

— Мы все собрались, — объявил Ариман, когда все капитаны назвали свои имена.

— И нет никого лишнего, — добавил капитан Девятого братства.

Магнус кивнул и, убрав посох, вновь поднял ребенка на руки. Примарх улыбался.

— Я долго отсутствовал, сыны мои. Император призывал меня на Терру. В своем дворце он собрал всех своих сыновей и преподнес нам величайший дар, равного которому не знала история. Он проделал огромную работу и создал почти точную копию каждого из своих сыновей. На Терре Император даровал нам Дочерей, — Магнус опустил дочь, и она встала перед ним, снова оглядывая девятерых капитанов, и, по знаку отца, заговорила.