Дочери своих отцов.

Начало.

После Улланора прошло всего два года, когда Император призвал на Терру своих сынов. Его приказ прозвучал весьма странно и загадочно — он звал примархов явиться лично, и обязательно всех, но их воины должны были продолжать поход по мере сил. Многие восприняли это как знак того, что Крестовый Поход скоро окончится. Другие увидели в этом весть о том, что после событий на Терре Император вернется и вновь возглавит завоевание галактики. Истина была неведома никому — Император хорошо позаботился о том, чтобы никто не узнал раньше времени о его планах. И вот восемнадцать братьев собрались во дворце.

Двенадцатый.

Ангрон пребывал в раздраженном недоумении. Зачем Император собрал всех примархов на Терре? Бездельники и слабаки вроде Лоргара наверное рады, но у него есть дела, есть война. Ради каких таких важных дело его оторвали от новых завоеваний? Злость приносила боль. Примарх втянул носом кровь, силой воли унял дрожь в ноющих от безделья руках и вошел в тронный зал Дворца. Большинство братьев уже были здесь. Альфарий и Омегон пришли последними, и двери захлопнулись за ними. Дальняя часть зала была скрыта за занавесью, из-за которой и появился Император.

— Сыновья мои. Сегодня каждый из вас получит одно из самых важных заданий в вашей жизни. Многие из вас обвиняют меня в том, что я не стал вам хорошим отцом...

"Ты вообще не стал мне отцом" — мрачно подумал Двенадцатый примарх, — "Ты стал ненавистным, но уважаемым командиром — и не более."

— ... Узрите же мой дар вам, сыновья мои, — по мановению руки Императора занавесь поднялась, открывая взглядам восемнадцать капсул. На лицах примархов отчетливо проявилось недоумение, а их отец подошел к первой капсуле и изъял из неё... младенца.

— Это твоя копия, твоя дочь, Лев Эль'Джонсон, — Император подошел к Первому сыну и протянул ему младенца, завернутого в темно-зеленое одеяло, — Как ты назовешь её?

Лев взял младенца на руки очень осторожно, словно хрупкий бокал, посмотрел в её глазки и медленно произнес:

— Лира. Лира Ла'Лев.

Император кивнул и вернулся к капсулам, продолжая раздавать малышек.

"Он хочет, чтобы мы воспитали маленьких девочек? С младенчества?! Он что, сошел с ума?" — судорожно размышлял Ангрон, — "Что, черт подери, я буду делать с малявкой? Её еще и назвать надо?!.. Хотя..." — он вспомнил свою жизнь до того, как Император нашел его. Он вспомнил нескольких женщин-гладиаторов, достаточно сильных и достойных на придирчивый взгляд Ангрона. Когда отец протянул ему младенца в белом одеяле, примарх грубовато взял девочку на руки и посмотрел в её маленькие, но уже злобные глазки. "Она уже все понимает" — пронеслось в его разуме.

— Фурия, — жесткое слово упало, словно удар топора.

Император отошел. Ангрон поднес руку к лицу малышки, думая коснуться её щеки. Девочка дернулась и укусила отца за палец латной перчатки, но недовольно скривилась. Кажется, металл ей не понравился на вкус. Улыбка, словно очередной шрам, пересекла лицо Ангрона. "Моя дочь, значит? Хорошо. Надеюсь, ты быстро вырастешь достаточно, чтобы держать топор."

Тринадцатый.

Робаут Жиллиман во всем придерживался единого мнения: "Если отец считает, что так — надо, значит так надо". Эта точка зрения сделала его одним из любимчиков отца, но он не гордился этим.

— Многие из вас обвиняют меня в том, что я не стал вам хорошим отцом... — произнес Император, и Робаут спокойно перевел в своих мыслях: "Те, кто слишком своенравны...". Ничто не колебало его спокойствия. Когда на примере Льва Император намекнул остальным обдумать имя для дочери, он перебрал в мыслях женские имена и сделал свой выбор.

— Как ты назовешь её? — спросил у него отец, передавая девочку в синем одеяле.

— Роберта Жиллиман, — спокойно ответил он, заслужив одобрительную улыбку отца. Девочка спокойно лежала у него на руках. Она не спала, но маленькое личико было серьезным. А он уже обдумывал, кому можно будет поручить присмотр за ней, кому обучение, прикидывал, сколько времени потребуется, чтобы девочка повзрослела достаточно, чтобы следить за собой самостоятельно и не нуждаться в постоянном присутствии няньки с учетом того, что примархи растут быстрее людей. Он уже сейчас думал о том, что можно будет поручить дочери, как и когда представить её легиону. Он был рад этому дару и был уверен: в будущем она станет достойным командиром самого большого легиона.

Пятнадцатый.

На уровне шестого чувства всё заливал золотой свет, слишком яркий, чтобы разглядеть что-то за ним. Это несколько раздражало Магнуса, и он видел, что многие из братьев откровенно хмурятся. Никто не любит понимать, что от него что-то скрывают. А то, что их всех оторвали от войны и исследований — раздражало. Но едва увидев капсулы, Магнус сменил свое мнение. У Императора действительно была важная причина.

Он едва дождался своей очереди. Любопытство прочно заняло место в его мыслях. "Моя дочь. Моя копия. Какой она окажется? Она — женщина. Чем она будет отличаться от меня? Между нами должно быть больше различий, чем просто строение тела. Смогу ли я поговорить с ней или она слишком мала, чтобы понять меня?"

Магнус почти пропустил момент, когда Император открыл её капсулу и взял её на руки, но пропустить мягкое касание к своему разуму не смог. Время замедлилось для него. Нить психической связи протянулась между ним и малышкой на руках его отца.

- Папа? — голос девочки был тонким и мягким.

— Ты понимаешь?

— Что понимаю? Золотой говорил, что скоро отдаст меня тебе. И ты дашь мне имя,— любопытство, предвкушение и доверие сплетались в единый комочек ощущений, пришедший по нити связи.

— Всё понимаешь, - он улыбнулся, но ощущал некоторую растерянность. Он не знал, с чего начать — слишком многим он хотел поделиться с ней, но не знал — чем делиться рано, а чем — уже нет.

— Как ты назовешь меня?

— Миранда.

— ... Хорошо. Мне нравится!

...

— Как ты назовешь свою дочь, Магнус?

— Миранда, — его внимание было приковано к девочке. Алая ткань, алая кожа, алые волосы сливались в единое пятно, на котором блестели любопытством золотистые глазки, внимательно рассматривающие его лицо. Он бережно взял её на руки, не обращая внимания ни на что вокруг. Связь стала прочнее и он почувствовал биение крошечного сердечка в своих руках. Это принесло с собой новое, странное чувство. Магнус любил своих сыновей, но то, что он ощутил сейчас — было иным. На мгновение ему показалось, что он и малышка — одно целое и единого мгновения хватило ему, чтобы полюбить её как часть самого себя.

А она не стала лежать спокойно. Девочка вынула ладошку из одеяла и потянулась к скарабею на нагрудной пластине доспеха, провела по нему крошечным пальчиком и отдернула его от холодного камня.

- Холодный. Что это?

И Магнус начал рассказ о символе легиона, стараясь облечь свои мысли в наиболее простую форму.

Семнадцатый.

Лоргар был гранитно спокоен и внешне, и внутренне. Его планы этот неожиданный приказ отца не нарушал ни в коей мере. Эреб и Кор отлично справятся и без него пока что. А многие другие флотилии и ранее обходились без его присутствия. Вид капсул насторожил его, а речь отца расколола гранит спокойствия.

"Дочери? Копии? Зачем? Почему именно сейчас?" — тысячи вопросов терзали разум золотого примарха, отстраненно наблюдающего за тем, как Анафема дарит его братьям маленьких девочек. И даже так Лоргар видел — уже в младенчестве они все разные. Двенадцатая попыталась укусить отца. Пятнадцатая тянется вокруг себя шестым чувством — он ощутил её прикосновение к своему разуму сразу же, как только её капсула открылась. Тринадцатая не спит, но неестественно для младенца серьезна. Третья вертится на руках отца, сияя детской улыбкой. Шестая что-то лепечет и смеется. Девятая тянется к отцу крошечными крылышками. "Они по-своему копируют нас, не зная о нас ничего? Как странно..."

Анафема подошел. Протянул ему сверток гранитно-серого одеяла, из которого на Лоргара смотрели маленькие серые глазки. Кожа ребенка была светлой, её волосы и ресницы, младенчески светлые, едва начали темнеть.

— Как ты назовешь её, Лоргар?

— Вера, — произнес золотой примарх, улыбаясь в лицо Анафеме, чье лицо слегка дернулось, но он отвернулся и отошел. /*п.а.: Девочку назвали Faith — но я использую перевод, а не транскрипцию. Так же, как и со Львом, который Lion. */

Семнадцатая дочь тихо лежала на руках отца и едва заметно улыбалась. Здесь, в сиянии света Анафемы, Лоргар не мог понять, о чем она думает. Но он ощущал тонкую нить психической связи, сковавшей его с девочкой в тот момент, когда он взял её на руки.

"Интересно, как отреагирует на эту новость легион. Второй примарх... Она младенец, но она вырастет. И... Как эти малышки могут повлиять на мои планы?"

А тем временем Император передал Альфарию и Омегону близняшек, которых братья с хитрыми улыбками нарекли Альфарией и Омеган, и, повернувшись так, чтобы видеть всех своих сыновей, произнес.

— Помните: каждая из этих девочек — дочь своего отца. И только от вас зависит, какими они станут в будущем: помехой или опорой. А теперь — возвращайтесь к своим экспедициям. Я должен еще некоторое время задержаться на Терре.

Они улетали, каждый к своей экспедиции, забирая с собой дочерей. Но цепь событий, ведущих к краху Империума, уже давно началась. Император наблюдал за сыновьями в волнах варпа. Он не знал, сможет ли его дар им остановить или хотя бы замедлить события, безжалостно приближающие его гибель. Успеет ли он завершить исследования паутины? Или он последовал совету Сигиллита слишком поздно и Дочери будут слишком малы, чтобы на что-то повлиять, и просто пойдут за отцами? Он не знал ответов на эти вопросы, и знал, что варп, в глубинах которого смеются над ним демоны, не даст ответ.

* * *

Третий.

Три месяца спустя, "Гордость Императора".

Фулгрим сошел с трапа громовой птицы. За месяцы пути к Терре он успел соскучиться по роскоши своего флагмана. Корабль, выбранный им для полета к отцу был самым быстроходным в его флотилии, но небольшим и лишенным привычной примарху роскоши. Лорды-командиры Эйдолон и Веспасиан встречали своего примарха у подножия трапа. За их спинами гвардейцы Феникса образовали коридор почетного караула. Они гордо улыбались — даже в отсутствие примарха кампания шла хорошо. Но гордость на их лицах сменилась удивлением. Рядом с отцом неуверенным шагом едва научившегося ходить ребенка шла маленькая девочка в пурпурном платье.

— Эйдолон, Веспасиан, — поприветствовал лордов-командиров примарх, — Рад видеть вас снова.

— Господин, — почтительно поклонились оба, — Мы рады вашему возвращению.

— Отец не просто так вызывал меня на Терру. Он преподнес всему нашему легиону великий дар, — Фулгрим опустился на колено, подхватывая девочку на руки, и снова поднялся. Та удобно устроилась, придерживаясь за край наплечника примарха.

— Позвольте представить вам: Виктория, моя дочь. Второй примарх нашего легиона, — Фулгрим наслаждался произведенным эффектом и шоком на лицах сыновей. Девочка неуверенно улыбнулась, и прижалась к нагруднику отца. Присутствие такого количества астартес слегка пугало её.

— Она прекрасна, мой господин, — угодливо улыбнулся Эйдолон.

— Прекрасный ребенок, — кивнул Веспасиан, — И я верю, когда она подрастет — она будет достойна своего отца.

Фулгрим гордо улыбнулся, уходя в свои покои. Дочь прикрыла глазки и задремала у него на руках. В мыслях примарха витали идеи, настоятельно требующие воплощения.

"Что точнее передаст её красоту, портрет или скульптура? Нет, я никому не могу доверить портрет моего маленького сокровища. Значит, скульптура, и я сделаю её сам" — он снова посмотрел на спящую девочку, — "Какая же она маленькая! Но она выросла за эти три месяца. В день, когда отец даровал её мне — она почти помещалась у меня в ладони. А сейчас почти достает в росте до колена. Скорее бы она научилась говорить," — он нежно провел кончиками пальцев по белоснежным волосам крохи, любуясь ей. На краю сознания витала назойливая мысль о том, что нужно возвращаться к планированию дальнейших завоеваний. Примарх вздохнул, и оставив дочь в своих покоях, ушел перечитывать отчеты о том, что происходило в легионе во время его отсутствия и готовиться к совету.

Двенадцатый.

Три месяца спустя, "Завоеватель".

Капитан Лотара Саррин краем глаза наблюдала за примархом и его дочерью. Примарх вернулся к легиону месяц назад, но за этот месяц малышка успела довести до истерики десяток женщин, пытавшихся о ней позаботиться. Ангрона это не волновало. Скорее наоборот — он ухмылялся, когда слышал об очередной няньке, пытавшейся воспринимать Фурию как маленькую девочку, а обнаруживавшей маленького звереныша, бросающегося на всех, кроме отца. Недавно маленькая бестия научилась ходить — и прибавлять проблем нянькам, сбежав куда-нибудь, где интересно. Но сейчас Фурия сидела на наплечнике отца, вцепившись в него обеими ладошками, и с любопытством оглядывалась — на мостике она была впервые. Вот малышка обратила взгляд на капитана. В её взгляде была игривая злоба. С таким взглядом крошка, прикидываясь непонимающей последствия своих поступков, ломала нянькам пальцы и грызла игрушки, которые ей пытались предложить. Игрушек она не признавала, тут же пытаясь их сломать или разорвать, что ей обычно и удавалось. Но стоило ей оказаться рядом с отцом — и она становилась на удивление милым ребенком. А Лотара пыталась представить, что будет, когда Ангрон отдаст приказ имплантировать дочери Гвозди Мясника.

Кхарн тоже наблюдал за девочкой. Если Ангрона выходки дочери забавляли, то Кхарн их попросту не понимал. И размышлял, насколько дочь Ангрона действительно осознает, что делает, а насколько действует из каких-то странных инстинктов.

Пятнадцатый.

Пять месяцев спустя, "Фотеп".

Едва вернувшись с Терры к легиону, Магнус созвал Рехахти. Едва Ариман вошел в шатер примарха, он ощутил нежное психическое касание к своему разуму. Главный библиарий вздрогнул, закрывая свой разум, но касание исчезло не сразу. Он занял своё место и поднял взгляд на примарха. На руках стоящего на золотом солнце Магнуса сидел ребенок в платье цвета слоновой кости, чья алая кожа и переливающиеся от золота к зелени глаза копировали примарха. Ребенок поймал взгляд Аримана и улыбнулся ему. Все члены Рехахти собрались и, следуя ритуалу, Магнус укрыл святилище символом Тутмоса, опустив ребенка на пол. Ребенок, теперь стоящий перед Магнусом, отчетливо поморщился, когда святилище оказалось отрезано от варпа. Ариману на мгновение показалось, что ребенок сейчас заплачет.

— Мы все собрались, — объявил Ариман, когда все капитаны назвали свои имена.

— И нет никого лишнего, — добавил капитан Девятого братства.

Магнус кивнул и, убрав посох, вновь поднял ребенка на руки. Примарх улыбался.

— Я долго отсутствовал, сыны мои. Император призывал меня на Терру. В своем дворце он собрал всех своих сыновей и преподнес нам величайший дар, равного которому не знала история. Он проделал огромную работу и создал почти точную копию каждого из своих сыновей. На Терре Император даровал нам Дочерей, — Магнус опустил дочь, и она встала перед ним, снова оглядывая девятерых капитанов, и, по знаку отца, заговорила.

— Пять месяцев назад отец дал мне имя Миранда. Я создана, чтобы быть вам старшей сестрой. Однажды так и будет, но пока — я еще дитя. Хотя Император назвал меня и моих сестер копиями — это не совсем верное определение. Каждая из нас похожа на своего отца — но будущее переменчиво, и сложно сказать, сохранится ли это сходство или различия возьмут верх. Сегодня я впервые приветствую вас, братья, как Миранда, дочь Магнуса Красного.

Примарх улыбался с гордостью, но внимательно оглядывал своих сынов, наблюдая за их реакцией на столь неординарное событие, как появление среди них сестры.

Семнадцатый.

Восемь месяцев спустя, "Де Профундис".

Лоргар наблюдал, как дочь неуверенно выводит на пергаменте символы колхидской клинописи. За восемь месяцев возвращения с Терры Вера подросла достаточно, чтобы быть самостоятельной, но по-прежнему старалась держаться рядом с отцом, чувствуя себя неуютно в его отсутствие. Но мысли Семнадцатого Сына были далеки от текста, который переписывала дочь. Он не желал ставить в известность первого капитана и первого капеллана о том, что за дар преподнес ему Анафема, но сомневался в своей способности скрыть это. И еще были кустодии. Кустодии, которые могли знать — а могли и не знать. Анафема ни слова не сказал о них. Да и проницательность малышки его порой нервировала. Каждый раз, когда он о чем-то умалчивал, отвечая на её вопросы — она замечала это. Дочь не требовала ответов, но констатировала факт:

— Папа, ты сказал мне не всё.

И всё же, Лоргар решил попытаться скрыть её истинную личность.

— Ты рождена в нелегкие времена. И я хотел бы скрыть тебя от опасностей войны, пока ты не вырастешь достаточно, чтобы идти в бой рядом со мной.

— Я понимаю, папа. Но если война везде, то как ты укроешь меня?

— Никто не знает, кто ты на самом деле. И в этом наше преимущество. На кораблях моего флота много смертных и маленькая девочка не привлечет внимания. Я расскажу о тебе только двоим — тем, кто, я уверен, сумеет сохранить эту тайну. Одна из них — женщина, Благословенная Леди. И появлению среди её окружения еще одной девочки никого не удивит. Ты ещё слишком мала, чтобы принять участие в том, что планируется.

— Да, папа, — она соглашалась с отцом всегда, но было в её серых глазках что-то укоризненное. Словно она знала всё, что скрывает отец.

— Я не оставляю тебя, Вера, — он понял эту укоризну по своему, — Благодаря нашей связи ты всегда сможешь поговорить со мной.

— Конечно, папа, — строчка за строчкой неровная клинопись ложилась на пергамент.

Шестой.

Три года спустя.

Если спросить любого волка из стаи Онн о Фрейе, волчонке Всеотца — он ответил бы, что уже сейчас очевидно: Фрейя не отличается от отца. И этот ответ был бы лжив. Разница между ними была лишь в том, что волчица была создана хранить и оберегать свою стаю. А к своей стае она, безусловно, причисляла своих сестер. Она не скрывала это — её не спрашивали, она не говорила. Отец и волки из Онн не говорили ей о том, что Руссу уже приходилось карать братьев, а она не спрашивала, не в силах даже предположить возможность такого.

Но однажды она застала отца за передачей очередной жалобы Императору на Магнуса. Фрейя доверяла своим предчувствиям. А в этот раз она ощущала грядущее зло.

— Зачем ты жалуешься отцу на брата?

— Он зашел слишком далеко.

— Что ты имеешь ввиду?

— Его колдовство.

— Опять?!

— Не начинай, Фрейя. Ты не понимаешь.

— Да, конечно, я маленький глупый волчонок и ничего не понимаю. В особенности не понимаю, почему вместо того, чтобы защищать брата, ты обвиняешь его.

— Потому что он — виновен.

— В чем? Я разговаривала с Охтхере, я разговаривала с другими жрецами — ни один не объяснил мне, чем их действия отличаются от того, что делают Тысяча Сынов. Они говорят о контроле, говорят о том, что Тысяча Сынов переходят грань — и ни один не в силах объяснить, где эта грань. Что можно, а что нельзя. Если они не понимают этого сами — какое право они имеют обвинять? Охтхере повторяет одно и то же — 'Моя сила берет начало в естественном цикле рождений и смертей Фенриса. Я Сын Шторма и у меня нет ничего общего с колдунами Тысячи Сынов'. Но его колдовство пахнет точно так же, как и их колдовство. Разве ты не чувствуешь этого сам?

— Фрейя, Магнус перешагнул грань дозволенного. Рунные жрецы никогда не перешагивают эту грань.

— Ты-то откуда знаешь, что он это сделал? Ты псайкер, чтобы читать в душе брата?

— Я чувствую.

— Хорошо. Но где она, эта грань? Объясни мне. Если ни ты, ни рунные жрецы не в силах пояснить, где грань дозволенного — почему вы обвиняете кого-то в её нарушении?

— Потому что я видел, как Тысяча Сынов мутируют.

— Хорошо. Значит, те, кто перешел грань — становятся мутантами. Что сделали Тысяча Сынов со своим мутировавшим братом?

— Они убили его.

— Тогда я всё равно не понимаю. Из твоих слов следует, что они сами очищают свои ряды от тех, кто не в силах удержаться от шага за грань.

— Они заслали к нам шпиона.

— Отличный довод, — Фрейя скрестила руки под грудью. Она уже равнялась ростом и силой с астартес, и эта поза придавала ей упрямый и неприступный вид, — Ты бы еще Альфа Легион в этом упрекнул.

— Я вообще не понимаю, почему ты их защищаешь, — Русс недовольно нахмурился. Он не понимал, где допустил ошибку. Сочетание ЕГО волчонка и слов в защиту колдовства не укладывалось в его разуме.

— Потому, что ты обвиняешь отца моей сестры. Ты обвиняешь своего брата. А я не вижу за ними вины. Император создал их псайкерами. Император дал им их силы. Император обучил Магнуса использовать эти силы. А теперь ты упрекаешь его в том, что он ими пользуется?

— Я упрекаю его не в том, что он ими пользуется. А в том, что он стремится знать слишком много.

— А я упрекаю тебя в том, что ты берешься судить, когда начинается 'слишком много', но не в силах дать четкую грань — это допустимо, а вот это — слишком много. Ну и меня раздражает голословность заявлений жрецов о том, что они не такие, как 'проклятые колдуны с Просперо'. Ответить на вопрос, почему их магия пахнет так же, как магия 'проклятых колдунов' они не могут.

— Ты называешь наших жрецов лжецами?

— Я не понимаю, кому они лгут: только мне или самим себе тоже. Но ложь я чую.

Русс наклонился к дочери, положив ладони ей на плечи.

— Рунные жрецы не лгут. Запомни это, волчонок. Подрастешь — поймешь.

Четырнадцатый.

Мортарион к дару Императора отнесся безразлично. Дочь виделась ему исключительно как помеха. Обязанности по уходу за Мортицией взяла на себя одна из служанок, помогавших апотекариям легиона, и Мортарион был этим доволен — в апотекарионе он все равно не появлялся. До судьбы ребенка ему дела не было. Мортиция была тихим, спокойным ребенком, но приемная мать избегала смотреть в её глаза, отражавшие бездну одиночества. Девочка быстро подросла и стала сначала наблюдать за работой апотекариев, задавать вопросы, а после и помогать им. Апотекарий Седьмой роты Мерик Войен заменил ей и отца, и наставника, обучая девочку всему, что знал сам. А она платила ему любовью и привязанностью, тихой, незаметной, но проявляющейся в те часы, когда она помогала ему с ранеными братьями. Воины седьмой роты знали, что примарх бросил дочь как ненужную обузу, но не могли согласиться с ним, видя тонкую фигурку, молча работающую над очередным раненым братом или над своими исследованиями. Апотекарион имел немало бесценного оборудования, а у Мортиции порой было немало времени. Она исследовала генокод астартес и свой генокод, мечтая проникнуть в его тайны, мечтая понять: как она появилась на свет? Как появился на свет отец? Его братья, её сестры? Если очередная разгаданная тайна могла принести пользу в исцелении раненых — она делилась ей с Войеном. Если нет — она хранила её в своей памяти.

Мортиция не участвовала в боях. У неё не было ни брони, ни оружия — и никого, кто мог бы позаботиться об этом. Оружие не было проблемой — в оружейной седьмой роты нашлись бы меч и болтер ей по руке. Настоящей проблемой была броня. По долетавшим до неё слухам, некоторые примархи сами выковали доспех для своих дочерей, некоторые — заставили оружейников легионов сделать это. Но оружейные сервиторы седьмой роты были способны лишь на ремонт доспехов, не на создание. Капитан Гарро предложил обратиться с просьбой к примарху, но Мортиция отказалась.

— Зачем, брат? Отец ясно дал понять, что не желает иметь со мной ничего общего. Но если роте недостаточно той пользы, что я приношу в стенах апотекариона — конечно, обратись.

Её фраза прозвучала так, словно Гарро требовал от неё помощи роте, и это смутило капитана достаточно, чтобы он более не обращался к Мортиции с этой просьбой.

Но неучастие в боях не означало неосведомленности. Мортиция великолепно научилась слушать и прятаться. Это не было свойственно её отцу и от неё никто этого не ждал, чем она и пользовалась. Она слушала, о чем говорят раненые и те, кто их навещает. О чем говорят слуги. Она знала о Ложе, бывала на её собраниях и знала о готовящемся мятеже. Но эту информацию Мортиция держала при себе. Она собиралась предать отца, а это следовало делать очень и очень осторожно. Большая часть легиона останется на стороне Мортариона, а значит в поворотный момент ей придется бежать с горсткой верных Императору. И к этому моменту она будет готова.

Шестой.

Четыре года спустя. /*п.а. на всякий случай — это время, прошедшее с момента создания дочерей*/

Три роты Космических Волков собирались на планете Никея. Когда отец отказался сказать дочери, зачем собирать три роты на давно покоренной планете — Фрейя заподозрила грядущие проблемы. А потому по прибытии она отправилась выяснять, что же здесь творится. И результаты её не порадовали. Конечно, приятно было встретиться с сестрами — Мортицией, Викторией, Мирандой, Анжелой — но суть грядущего совета её злила. И вот они впятером стояли у перил, собравшись в пустой ложе. Внизу в амфитеатре сидел лично Император. Совет еще не начался, но готов был начаться.

— Если Охтхере опять будет говорить ту же ерунду, что говорил мне — я ему точно шею сверну, — ворчала Фрейя.

— А что он тебе говорил? Я кое-что слышала о нем от Азека... Ему он показался вменяемым, — поинтересовалась Миранда.

— 'Моя сила берет начало в естественном цикле рождений и смертей Фенриса. Я Сын Шторма и у меня нет ничего общего с колдунами Тысячи Сынов', — процитировала Фрейя, — За дуру меня держит. Я то чую, что его магия и ваша магия пахнет одинаково.

— Не ожидала от тебя понимания, — удивилась Миранда.

— И ты меня за дуру держишь, — слегка обиделась Фрейя, — А меня достало требовать у отца, постоянно обвиняющего твоего отца в нарушении границ дозволенного, пояснить — где они, эти гребаные границы, и как он, не будучи псайкером, знает о их нарушении.

— Ты хотя бы у отца потребовать что-то можешь, — проворчала Мортиция, — А меня он вообще бросил. Я его и вижу-то только издалека. Но если честно — век бы не видела.

Анжела, дочь Сангвиния, повела плечами, завернулась в крылья.

— Мне жаль, что не все из нас нужны отцам.

— Не стоит жалеть, Анжи, — криво улыбнулась Мортиция, — Благодаря этому я медик, а не воин — и это тоже неплохо. Других медиков среди дочерей нет.

Виктория не обращала на сестер внимания, теребя кулон на точеной шейке.

— Вика, а ты что думаешь? Вика? — обратилась к ней Миранда, — Виктория... Что это за кулон? Откуда он у тебя? — её голос стал напряженным.

— Что? Мири? Кулон? М-м, он мой... Он всегда у меня был... Мне его подарил Фабий... Говорит, трофей с Лаэрана... — рассеянно пробормотала Виктория, не отрывая взгляда от кулона. Вопросительные взгляды трех сестер обратились к Миранде.

— Виктория, а можно мне посмотреть его? — осторожно спросила дочь Магнуса.

— Он мой! — зашипела Виктория, сжимая кулон в кулачок. Но взгляд её глаз был словно затуманен.

— Что с тобой? — удивилась Анжела, положила ладонь на плечо сестре. Виктория резко дернулась, сбрасывая ладонь.

— Подержите её пожалуйста, — обратилась Миранда к сестрам. Те, понимая, что имеют дело с колдовством, в котором никто из них, кроме Миранды, не разбирается, втроем едва удержали Третью сестру, позволяя Миранде сорвать с неё кулон. Как только цепочка порвалась и кулон оказался в ладони Миранды, Виктория тихо повисла на руках удерживающих её сестер, потеряв сознание. Миранда же бросила кулон на пол. Он притягивал взгляды, просил взять его, надеть. Но сестры были достаточно напуганы состоянием Виктории и не поддались.

— Разбейте его кто нибудь, — попросила Миранда, — В нем сущность Океана Душ. Когда вы разобьете его — я смогу изгнать её обратно.

Фрейя не медля ударила кулон мечом со всей своей немалой силой. Кулон раскололся и из обломков пошел сиреневатый дымок. Миранда сосредоточилась и дымок пропал. Останки кулона выглядели безобидно.

— Что, во имя Терры, это было? — выдохнула Анжела.

— В кулоне была сущность Океана Душ. Она подчинила себе нашу сестру. И хорошо, если только её, а не весь Третий легион, — пояснила Миранда.

— Я видела таких одержимых... Но наша сестра... Мы так уязвимы перед этим?! Но если бы не Миранда — Виктории никто не смог бы помочь, никто бы не понял, в чем именно дело... — Фрейя поёжилась, словно дочь Шестого могла испытывать холод. Сестры переглянулись. Их пугала эта неизведанная сила. Виктория со стоном открыла глаза.

— Где я? Анжела? Сестры? Что происходит?

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо поинтересовалась Фрейя.

— Голова кружится. Всё помню очень смутно.

— Что помнишь последним? — поинтересовалась Мортиция.

— Фабий, наш главный апотекарий, подарил мне кулон... Мне часто дарили всякие украшения, всегда рассыпаясь в комплиментах, — Виктория чуть порозовела и хихикнула, — Но этот кулон был странный. Но он мне очень нравился. Я стала слышать голос... И я плохо помню, что было дальше.

— Ты была одержима сущностью варпа, — повторила Миранда уже для Виктории, — Ты пыталась наброситься на меня, когда я попросила посмотреть его.

— Брыкалась так, что мы втроем тебя еле удержали, — прокомментировала Фрейя.

— Но вы уничтожили его? — в голосе Виктории прозвучал страх.

— Да. Не волнуйся, — Фрейя улыбнулась сестре.

— Но... но... Папа!

— Что 'папа'? — почти хором спросили сестры.

— Теперь я вспомнила. Ему подарили меч, а мне — кулон. И... Может быть, он — тоже?

Сестры переглянулись.

— М-да. Фулгрима мы не удержим, а объяснять отцам, что происходит, я что-то не хочу, — подавленно проговорила Анжела.

— Знаете, мне всё это не нравится, — выдала Мортиция, — Весь этот гребаный совет, одержимость Вики, заседания Ложи, гребаные Несущие Слово, чуть ли не открыто поклоняющиеся сущностям варпа... Вам ничего тут не кажется странным?

— Таааааааак.... — протянула Миранда, — Давай поподробнее.

— Итак. Капеллан Несущих Слово Эреб — вроде бы первый капеллан — на заседаниях Ложи в моем легионе чуть ли не открыто призывает к поклонению сущностям варпа и мятежу против Императора. И его внимательно слушают и поддерживают. Виктория и наверняка её отец одержимы сущностями варпа. А единственных, кто в силах нас спасти — Пятнадцатый легион — сегодня как пить дать осудят и урежут возможности, а то и вовсе колдовать запретят. Как вам эта картина? — поинтересовалась Мортиция.

— Хьолда... — выразила фенриссийским ругательством общее мнение Фрейя, — но что мы можем? Отцы-то нас за маленьких дур держат...

— Есть предложение, — произнесла Мортиция, — Я и так планировала в конечном счете спасти часть своего легиона — тех, кто лоялен Императору — и увести их на Терру после того, как предательство остальных станет очевидным. Но если так сделаю не я одна — или, может быть, с вашей помощью нам удастся подавить мятеж своими силами... Но это требует знания обстановки в Третьем Легионе. Виктория, постарайся выяснить кто из твоих братьев больше лоялен Императору, нежели твоему отцу. — Хорошо. Одного я знаю — лорд-командир Веспасиан. Я поговорю с ним и сообщу тебе, — кивнула Виктория.

Из соседней ложи послышались странные голоса. Миранда поманила сестер, прошептав:

— Я чувствую там присутствие еще одного демона.

Девушки прокрались в соседнюю ложу и застали великолепную картину. Бьярн из стаи Тра, скальд Тра — которого Русс считал шпионом Тысячи Сынов, кустодий Амон Тауромахиан и демон в обличье Амона, капитана Девятого братства Тысячи Сынов, советника и главы разведки Магнуса.

Демон контролировал кустодия и разговаривал со скальдом. Бьярн пытался напасть на демона, но не слишком успешно. Миранда по воксу подозвала настоящего Амона и вдвоем им удалось пленить демона и сорвать с него обличье. Волки наблюдали за этим, но взгляд Фрейи и красноречиво легшая на рукоять меча ладонь удержали их от действий. Анжела, Виктория и Мортиция наблюдали за происходящим.

— Отец зовет тебя шпионом Тысячи Сынов, скальд, — медленно произнесла Фрейя, — Но что-то мне кажется, что ты создан иными силами. Теми, которые 'за гранью'. И его обличье подтверждает: силы за гранью хотят подставить Тысячу Сынов перед нами. Перед теми, кто не распознает обмана и сообщит о нем Императору. Но мы не пойдем у них на поводу.

Она говорила это и для Волков и для Амона из Тысячи Сынов, в меньшей степени — для сестер.

— Иди, Бьярн. Уведи скальда, и позаботься о нем, — Волк сначала хотел возразить — но Фрейя уже не была ребенком, который потерпел бы возражения.

А внизу, в амфитеатре, Император поднялся с трона. И произнес вердикт.

Миранда пошатнулась.

— Всё-таки это случилось... Нас осудили. Фрейя.

— Да, сестра?

Миранда глубоко вздохнула и заговорила.

— Если я не смогу удержать отца от нарушения этого эдикта — а скорее всего я не смогу — то твой легион пошлют на Просперо. Карать. Я соберу вокруг себя тех, кто готов покориться Императору. А ты позаботься вот о чем: мне было несколько видений о том, как твоего отца подтолкнут вместо исполнения приказа Императора забрать моего отца на Терру — убить его и уничтожить легион. Если не сможешь удержать отца — хотя бы забери меня и тех, кто останется верен. Таких будет мало, очень мало. Возможно — не будет вовсе. Но ты должна будешь успеть раньше твоих братьев, что придут убивать.

— Я сделаю всё, что в моих силах. Клянусь, — Фрейя приложила кулак к сердцу, — Я — волчица. Мой долг — защищать мою стаю. Защищать вас, сестры. И я это сделаю.

— Спасибо тебе. Я и не надеялась на такой исход, — повторила Миранда жест Фрейи, — Теперь же... Каждой из нас время вернуться в свой легион. Если мы не можем предотвратить катастрофу — мы хотя бы ослабим её последствия.

Восьмой.

Четыре года спустя, 'Сумрак'.

Келли удобно устроилась на высокой горизонтальной балке в темном коридоре 'Сумрака'. Она смотрела вниз на первого капитана. Ему приходилось стоять на противоположном краю коридора, чтобы видеть её лицо, не задирая головы.

— Что сидишь на жердочке, Хэлл? — он всегда называл её именно так, и это имя ей нравилось больше прочих.

— Скучаю. Отец опять таро раскладывает.

— Разложит и вернется. Радуйся, что тебя не мучают видения — это только его бремя.

— Ничего нового он там не увидит. Никогда не видел.

— Он надеется, что можно что-то изменить.

— Ну и ладно. Мне всё равно скучно. Мы второй месяц плывем в пустоте не пойми куда.

— Коготочки чешутся? — усмехнулся он.

— Чешутся, а почесать не об кого. А тебя я уже наизусть знаю, скучно же...

— Скучно ей, — передразнил её интонацию Сиватар, — Мало значит я тебя гонял?

— А что, ты всё еще не гонял меня в полную силу? — заинтересовалась Келли. Ростом и силой она уже превзошла астартес, но опыта ей не хватало и в бою это было заметно.

— Завтра узнаешь, — хмыкнул он, — Тебе давно спать пора.

— Я вообще могу неделями не спать, — отозвалась она.

— Отец сказал проследить, чтобы четыре часа минимум его малышка Келли спала, — капитан ухмылялся. Он отлично знал, насколько Келли не любит, когда её считают ребенком и заставляют соблюдать режим дня, и очень любил над ней подшучивать по этому поводу.

— Я не малышка! — предсказуемо возмутилась девушка, но заметила ухмылку брата, — Ах ты ....! — она спрыгнула со своей 'жердочки', обхватывая первого капитана за шею. В идеальном исполнении этот прыжок мог сломать ему шею — но сейчас это была попытка обнять и повалить, а не убить. Впрочем, поскольку она на 'Сумраке' доспехов не носила, то повалить брата в полном терминаторском доспехе ей не удалось: он просто поймал её за талию.

— Попалась, — фыркнул он.

— Вот и держи меня теперь!

— Отнести малышку Хэлл в люльку?

— Еще раз назовешь меня малышкой — получишь почетный титул плюшевого медведя.

— Я не плюшевый и тем более не медведь, — он перехватил её поудобнее, и скептически покосился на ухмыляющуюся девушку.

— А меня это волнует? — Келли устроилась на руках у брата, приобнимая его за шею. В её глазах сверкали лукавые искорки.

— Хулиганка, — одобрительно проворчал брат. Держать Келли ему было не тяжело — что такое полторы сотни килограмм для астартес в полном терминаторском доспехе? Тяжелыми шагами Сиватар направился в сторону личных покоев Келли.

— А если серьезно — с одной стороны, я радуюсь, что отец не бросил меня, как Мортарион свою дочь, но я завидую Виктории и Анжеле, от которых отцы ни на шаг не отходят. Хотя если хорошенько подумать, в этом есть свои минусы.

— Вроде невозможности хулиганить?

— Да хотя бы и это. И... Даже когда отец занят, у меня есть ты. Сколько я себя помню, ты всегда со мной возился. А почему?

— Да. Почему? Потому что ты, Хэлл, моя маленькая сестренка. Может ты и подросла и больше не нуждаешься в защите — ты одна из двоих, кому я могу доверять.

— Второй — папа?

— Именно. Хотя, пожалуй, тебе я доверяю больше.

— Потому что отец не любит вас всех, считает себя — благородным мстителем, а вас — подлыми бандитами? Хотя сам же такой легион и набирал...

— Ты всё понимаешь, Хэлл. Но что бы ты там ни думала, ты еще ребенок. Ты еще не разучилась шутить и веселиться. И мне это нравится. Вот вырастешь — и шутить будет не с кем.

Она лукаво улыбалась и смотрела на него. Темно-синие глаза поблескивали во мраке.

— А всё-таки, куда мы направляемся?

— На Нострамо, Хэлл. Мы возвращаемся домой.

Семнадцатый.

Четыре года спустя, 'Де Профундис'.

Вера наблюдала, как пальцы Кирены порхают над клавиатурой. Мерный стук клавиш не мешал размышлениям Семнадцатой Дочери.

'Долгие три года вдали от отца. Воины Аргел Тала умеют хранить тайны, я вижу в их двойственных душах, что они так никому и не сказали обо мне. Многие считают, что отец бросил меня, как бросил свою дочь Четырнадцатый — но они ошибаются. Отец со мной. Он по-прежнему многое пытается скрыть, но я вижу корни этой скрытности. Лоргар Аврелиан боится неодобрения от меня и это странно. Он, видевший истину, боится, что я не пойму и не приму её. Но Кирена и Аргел многое поведали мне. Я знаю. И в своих медитациях я видела подтверждения их слов. Но я видела и будущее, видела пламя гражданской войны... И победу Империума. Наше создание сильно увеличило количество вариантов, где Империум побеждает. И я стою перед выбором. Не позже чем через два года начнется открытая война. И мой отец не может не восстать против Императора. Но мои сестры — многие из них — останутся верными. Я должна найти компромисс. Силы варпа могущественны. Они не лгут, говоря, что они — результат жизни. И они действительно не желают уничтожения человечества. Но под их властью не останется мира в галактике. Будет только вечная война. Я женщина, и не могу увидеть привлекательности в вечной войне. Я мечтаю о мире. Император — тоже не тот, кто нужен человечеству. Что мне делать?'

Она погружается в медитацию, душа покидает тело. Она просматривает тысячи тысяч будущих и ищет среди них приемлемый вариант. Но не видит — в тех, где будущее приемлемо, ей придется предать отца. А она не уверена, что может позволить себе такую сделку с совестью. Но в тех, где она остается на стороне отца — или будущее мрачно, или сестры отвернулись от неё. Она ищет иные пути — и находит. Лишь один. Одна тончайшая тропка, которая позволит ей не предавать отца, но сохранить расположение сестер. Но на этой тропке ей придется переубеждать отца. Пока Лоргар не принял новую веру в свое сердце, ей придется убедить его, что силы варпа не заслуживают поклонения. И тогда, возможно, мятеж свергнет Императора, но потерпит поражение в остальном. И тогда на троне окажется одна из сестер — и это будет приемлемым итогом. Но в этом плане самое слабое место — почти нулевые шансы переубедить отца. Только один момент. Только один шанс. И если она ошибется — ей придется решить, кто для неё дороже, отец или сестры.

Она возвращается из медитации и осознает, что Кирена уже некоторое время зовет её. — Прости, я медитировала и не слышала, что ты говорила. Что случилось? — интересуется Вера, но тут же качает головой, признавая бессмысленность вопроса: за дверями звенит сталь оружия. Дверь с грохотом рухнула на пол и комната наполнилась гулом активированной силовой брони.

— Аквиллон, — констатировала факт Кирена. Я знала, что ты при...

— Замолкни, вероломная шлюха. Несущих Слово здесь нет... — начал кустодий.

— Правда? — мягко поинтересовалась Вера, поднимаясь и поворачиваясь к кустодию, — Ты выбрал неудачное время, чтобы оскорблять Благословенную Леди.

— Вера, — кустодий скривился, — Тебе нечего здесь делать. Уходи, или пострадаешь вместе с ней. Вера была без брони и оружия, но её это не волновало.

— Ты угрожаешь примарху, кустодий? Опрометчиво с твоей стороны. Что тебе нужно здесь и почему ты оскорбляешь верную служительницу моего Легиона?

— Она скрывала от нас...

— Тайны Легиона, не касающиеся кустодес Императора. Несущие Слово достаточно вытерпели оскорблений от него и от вас. Вы — нежеланные гости, и ведете себя бесцеремонно.

— И то, что ни одно наше донесение Императору до него не дошло, тоже не касается кустодес?! — возмутился Аквиллон.

Вера усмехнулась.

— Император получал донесения кустодес. Вы четко и скупо констатировали факт: Лоргар осознал свою ошибку и исправил её. Безупречный сын, безупречный легион.

— Мы не...

— Вы делали. Так об этом думает Император.

— Ложь! — взревел Аквиллон, бросаясь вперед. Но Вера не зря оттачивала свои психические силы. Кустодес не добежали. Пали, парализованные, на пол кельи Кирены.

— Император заслужил сполна это предательство, кустодий. И поэтому ныне ты умрешь. За то, что попытался помешать мне. За то, что оскорбил Благословенную Леди, которую ваш Император лишил родины, — Вера говорила неторопливо и размеренно. Договорив, она психическим касанием сожгла разумы неудачливым воинам Императора и активировала бусину вокса в ухе, — Аргел. Кустодес узнали. Они сейчас у Кирены. Когда вернетесь на корабль — сможете забрать их тела и похоронить, если будет желание. Или апотекариям сдать на опыты. Эреб хотел получить их живыми? Какая жалость. Я сообщу отцу о гибели кустодес сама.

Пятнадцатая.

Четыре года спустя, вскоре после Никейского совета. "Фотеп".

Миранда сидела напротив Аримана, внимательно оглядывая первого библиария.

— Намерены ли мы покориться Никейскому эдикту? — Миранда криво улыбнулась. Она и так знала, что ответит друг и наставник.

— Тебе самой не смешно такое спрашивать? Конечно нет.

— То есть Тысяча Сынов без псайкерских талантов — ничто? — подняла бровь девушка.

— К чему ты клонишь? Наши способности — врожденные. Мы не можем от них избавиться. И эти способности — то, что отличает нас от других легионов. То, что делает нас Тысячей Сынов.

— Амон рассказывал тебе о том, что произошло на Никейском совете, пока ты прохлаждался рядом с отцом?

— Амон рассказал? — скептически поинтересовался Ариман, — Молчание — его обязанность.

— Об этом я просила его рассказать тебе и отцу. Во время совета одна из сущностей Великого Океана, кем-то материализованная, приняла облик Амона и напала на кустодия Амона Тауромахиана и Бьярна из стаи Тра, а до этого разговаривала со скальдом стаи Тра, которого волки считали нашим шпионом. Осознаешь масштабы подставы?

Ариман промолчал, сузив глаза.

— Хорошо, что я оказалась рядом. Это нам все-таки не припишут, Фрейя проследит. Но и без этого... Империум даже не стоит на краю, он уже падает в пропасть. Мортиция утверждает, что капеллан Несущих Слово Эреб — знаешь такого? — Миранда сделала паузу, дожидаясь ответа.

— Знаю. Единственный мой друг среди них. Он — первый капеллан.

— Вот как? Так вот, Мортиция утверждает, что Эреб создал Ложу в Гвардии Смерти. А в этой ложе чуть ли не открытым текстом проповедует поклонение сущностям Великого Океана.

— А ты уверена?

— Мортиция доверяет мне настолько, что открыла мне свою память и разделила воспоминания о заседаниях Ложи. Она не врет и не ошибается. А еще — Виктория была одержима еще одной сущностью. И есть подозрение, что её отец тоже одержим. И на фоне всего этого — нам запрещают использовать наши силы. Это чистейшая провокация. Кто-то хочет, чтобы мы нарушили Никейский эдикт и навлекли на себя гнев Императора.

— Миранда, девочка моя, — Ариман встал и обошел стол, положив ладонь на плечо сестре, — Ты же не хочешь, чтобы легион соблюдал этот бессмысленный и унизительный эдикт?

Девушка сцепила ладони в замок.

— Не хочу. Но что, если это — единственный путь, позволяющий легиону выжить? Что ты скажешь на это? Изменить судьбу? Когда ты последний раз мог предсказать будущее хотя бы на месяц вперед? Без Корвидов легион ослеп. А я вижу предвестники бури, которая потрясет весь Империум, и не вижу возможностей её остановить, потому что мои предупреждения игнорируются!

— По-моему, ты слишком переживаешь. Ты говорила об этом с отцом?

— Говорила.

— И что же он тебе ответил?

— Что у него всё под контролем. А я чувствую себя Кассандрой. Я Вижу гибель Просперо, я Вижу, как Русс ломает отцу хребет, Вижу, как полыхает в огне войны сама Терра — а мне говорят "Все под контролем", "Ты слишком переживаешь", — тут она передразнила интонации Азека, — Но ни один из вас не задумывается — что, если я права? Если нарушение этого проклятого эдикта погубит наш легион? — Миранда не заметила, как повысила голос. Она слишком не хотела, чтобы Фрейе пришлось сдержать данное на Никее обещание.

— Ни один легион не разделит более судьбы Второго и Одиннадцатого. И не стоит думать, что наш будет следующим. И успокойся. Обратись к Исчислениям. Ты действительно слишком переживаешь.

— Хорошо, — ответила она, и сама удивилась тому, насколько обреченно прозвучало согласие, — Я-то успокоюсь. Но лично я буду соблюдать эдикт... По крайней мере пока что.

Ариман пожал плечами. Он доверял отцу и считал, что раз Магнус утверждает, что всё нормально — значит, так и есть.

Шестнадцатый.

"Дух мщения"

Возвращение Хоруса с Терры было долгим. Прошел год, прежде чем Воитель вернулся в Шестьдесят Третью экспедицию. И он вернулся не один. На первое же совещание после своего возвращения он привел дочь. Годовалая Исис в белом платье рядом с отцом выглядела вполне пропорциональной маленькой дочкой, но рядом со смертными становилось очевидным — она дочь гиганта.

— Друзья мои, — начал речь Воитель, — Формальности соблюдены. Поднимайтесь.

— Друзья, — заговорил Хорус, и его голос был одновременно сладким, как мед, крепким, как сталь, и легким, как шепот, — Мои дорогие друзья и товарищи по Шестьдесят третьей экспедиции, неужели снова пришло это время?

Вокруг помоста и с верхней галереи послышался сдержанный смех.

— Время совещаний, — усмехнулся Хорус, — Я приветствую вас и благодарю за то, что вы собрались и готовы вынести скуку еще одного заседания. Обещаю не задерживать вас дольше, чем это потребуется, но сначала... Сначала я хочу представить вам дар, преподнесенный мне отцом. Моя копия. Моя дочь. Моя Исис, — он подхватил девочку на руки, легко сажая её к себе на правое плечо. Судя по тому, как ловко сверкающая улыбкой девочка ухватилась за край отцовского наплечника — этот фокус примарх проделывал далеко не в первый раз. Собравшиеся — и в особенности Морниваль — внимательно осмотрели малышку. Её личико было похожим на лицо отца — но куда миниатюрнее и по-детски мягкое. Впрочем, в обаянии Исис, дочери Воителя, отказать было нельзя. Она, как маленький ангелочек, наблюдала за высоким собранием с плеча отца и улыбалась каждому. Она знала их всех с рассказов отца, и ей было приятно увидеть их вживую. И пусть пока она немного понимала в происходящем, отец находил немножко времени после совещаний, чтобы объяснить ей и ответить на её вопросы.

Отношение астартес к ней было различным. Абаддон ревновал, хотя и пытался неуклюже это скрыть — словно его место любимого сына Воителя заняла очень быстро подрастающая Исис. Торгаддон воспринял её как младшую сестренку, и не упускал случая подшутить над ней. Девочка, впрочем, очень быстро научилась отшучиваться. Локен относился к ней со спокойным уважением, принимая факт её существования как данность. Ей же его прямота и честность внушали определенное уважение. Не каждый осмелится высказать свое мнение в лицо примарху. Аксиманд же относился к ней с присущим ему безразличием. А потому неудивительно, что из четверки Морниваля более всех Исис привязалась к Тарику Торгаддону. Именно шутливо-дружеское отношение она хотела видеть от братьев, и даже когда выросла — продолжала воспринимать как друга только Тарика. Остальные были ей братьями, но теплых чувств к ним она не питала.

К летописцам она отнеслась, как к противной необходимости. Они стремились урвать толику её внимания, наивно полагая, что у маленькой девочки есть свободное время. Исис свободным временем не располагала. Отец сказал ей, что всего лет через пять-шесть она станет полностью взрослой. И к этому моменту, считала Исис, она должна стать равной отцу. Эти честолюбивые замыслы побуждали её каждую секунду тратить на тренировки тела и разума, а эти назойливые летописцы, прыгавшие вокруг, желая урвать кадр получше или фразу покрасивее, Исис раздражали и в кратком детстве, и в чуть более долгой юности.

О Ложе она знала, но не придавала ей особенного значения. Хотят братья пообщаться без рангов — пусть общаются, ей-то что? Став постарше, она пару раз появилась на собраниях, но не заметила там ничего для себя интересного и сочла дальнейшее — пустой тратой времени.

Третий.

Четыре с половиной года спустя, "Гордое Сердце".

— Лорд-командир, господа капитаны, — Виктория оперлась на сцепленные руки, — Кровавые Ангелы запросили помощь и мы оказались достаточно близко, чтобы помочь. Но это не повод действовать опрометчиво. Кровавые Ангелы потеряли на поверхности три роты. У нас же одна рота, и не думаю, что отец одобрит её бесславную гибель. Также нам известно, что сюда идут силы Воителя и его Лунных Волков. От Кровавых Ангелов мы знаем, что штормовые щиты не позволяют связаться с теми, кто находится на поверхности. Каковы ваши предложения?

— Леди, возможно наиболее разумным будет дождаться подхода сил Воителя? — осторожно высказался капитан Тарвиц.

— Ждать помощи? Дети Императора достаточно сильны, чтобы справиться с любым противником! — возмутился лорд-командир Эйдолон, — Мы должны десантироваться немедленно и помочь нашим братьям из Кровавых Ангелов.

— Не лучшее решение, — покачала головой Виктория, — Мы не знаем природу штормовых щитов и что их создает. Сначала надо разобраться с этим. Пока штормовые щиты стоят — массовое десантирование будет просто массовым самоубийством без всяческой цели. Две-три небольших штурмовых группы, которые постараются найти источник силы щитов и уничтожить его. Если им это не удастся — наиболее разумным будет дождаться сил Воителя.

— Леди, — мягко заявил Эйдолон, — Отец послал Вас с нами, чтобы Вы учились на примерах лучших. Поверьте, нам вполне хватит сил, чтобы помочь нашим братьям. И нет нужды делить эту славу с Лунными Волками.

— Что ж, лорд Эйдолон, — покачала головой Виктория, — Вы, конечно, можете поступить и так. Мне пригодится урок того, как не следует поступать.

Щеки Эйдолона слегка порозовели от гнева, но он сдержался и отдал приказ о немедленном десантировании всех сил. Виктория скептически за этим наблюдала.

Шестнадцатый.

Совет собрался на стратегической палубе "Мизерикорда" — в массивной ротонде, расположенной позади капитанского мостика. Воитель занял место во главе длинного стола, а морнивальцы вместе с прибывшей с "Гордого Сердца" Викторией, Августом, Эшкеррусом и девятью старшими офицерами флота и армии расселись по обе стороны от него. Остальные Лунные Волки заняли места в отделанной панелями галерее над основным залом.

Для наглядного сопровождения своего короткого доклада мастер Август включил гололитические изображения. Хорус внимательно рассматривал каждое из них и дважды попросил Августа вернуться назад, чтобы изучить все детали.

— Значит, вы сбросили в этот смертельный капкан все силы, которые имелись в вашем распоряжении? — спокойно начал Торгаддон, как только Август закончил свою речь.

Август вздрогнул, словно от пощечины.

— Сэр, я поступил, как...

Воитель поднял руку:

— Тарик, это слишком сурово, слишком жестко. Мастер Август просто делал так, как советовал ему капитан Фром.

— Мои извинения, сэр, — сказал Торгаддон. — Я не настаиваю на ответе.

— А я не считаю, что Тарик неправ, — отрезал Абаддон. — Это колоссальное распыление живой силы. Целых три роты? Не считая отрядов армии...

— Будь я на его месте, такого бы не случилось, — пробормотал Торгаддон.

Август быстро-быстро заморгал. Было очевидно, что он еле сдерживается.

— Это непростительно, — заметил Аксиманд. — Просто непростительно.

— И все же мы его простим, — сказал Хорус.

— Разве можно такое простить, мой господин? — спросил Локен.

— Мне случалось расстреливать людей и за меньшие ошибки, — сказал Абаддон.

— Прошу вас, — воскликнул мгновенно побледневший Август и вскочил на ноги. — Я заслуживаю наказания. Я умоляю вас...

— Он не стоит болтерного заряда, — проворчал Аксиманд.

— Достаточно, — успокоил их Хорус. — Матануил совершил ошибку. Ошибку командира. Так, Матануил?

— Да, сэр, наверно, так.

— Он спускал свои силы по капле в опасную зону, пока они не иссякли, — продолжал Хорус. — Это печально. Иногда такое случается. Но теперь мы здесь, и этим все сказано. Мы исправим ситуацию.

— А что было с Детьми Императора? — вставил Локен. — Неужели они не могли подождать?

— А чего им было ждать? — воскликнул Эшкеррус.

— Нас, — с улыбкой ответил Аксиманд.

— Угроза нависла над всей экспедицией, — ответил Эшкеррус, прищурив глаза. — Мы первыми оказались на месте. В критической ситуации. Мы бросились вслед за Кровавыми Ангелами, чтобы...

— Чтобы — что? Тоже погибнуть? — спросил Торгаддон.

— Но три роты Кровавых Ангелов уже...

— Возможно, уже погибли, — вмешался Аксиманд. — Они показали, что за ловушка ожидает вас на поверхности. Вы просто шагнули в нее.

— Мы... — не сдавался Эшкеррус.

— Или лорд Эйдолон так сильно стремился к славе? — не дал ему договорить Торгаддон.

Эшкеррус вскочил со своего места и уперся взглядом в Торгаддона.

— Капитан, вы оскорбили честь Детей Императора.

— Да, возможно, — небрежно бросил Торгаддон.

— Тогда вы подлец, и ваше происхождение...

— Советник Эшкеррус, — остановил его Локен. — Больше всего мы ценим в Торгаддоне способность говорить правду. И сейчас он проявляет ее в большей степени, чем обычно.

— Успокойтесь, — поднялась со своего места Исис, — Советник Эшкеррус, меня сейчас более всего удивляет молчание моей сестры. Виктория, что ты скажешь по поводу произошедшего?

— Что я скажу, сестра? Что я предупредила лорда-командира о необоснованной поспешности решения о десантировании всех сил, и предлагала сначала выяснить природу штормовых щитов, возможно — отправить несколько небольших групп из лучших воинов для этой задачи, но он счел мое мнение недостаточно компетентным, — с ядовитой улыбкой ответила Виктория, заставляя Эшкерруса побледнеть.

Воитель мягко покачал головой и постарался сгладить впечатление. А Исис задумалась над тем, насколько же отец ей доверяет, позволяя решать часть проблем за него, и ей не приходится, как сейчас Виктории, ядовито улыбаться своим воинам, не последовавшим её совету и опозорившимся.

Когда появился участок, свободный от шторма, Торгаддон убедил Воителя отправить его туда с штурмовой группой. Перед высадкой Виктория подошла к Торгаддону.

— Капитан.

— Леди Виктория?

— Если там остались в живых Дети Императора — знайте, действительно заслуживает доверия среди них капитан Саул Тарвиц, десятая рота. Он чересчур дипломатичен, когда речь заходит о его командирах, но в остальном его тактические решения обычно наиболее удачны. Остальные же... — Виктория покачала головой.

— Спасибо за совет, леди. Но мне странно видеть, что Вы так отзываетесь о своем легионе.

— У меня есть на то определенные причины, капитан. Возможно, моя сестра расскажет вам о них, если сочтет, что вы поймете. К сожалению, я недостаточно о вас знаю.

Пока Лунные Волки воевали внизу, Исис подошла к Виктории.

— Ты очень строга к своему легиону, — заметила дочь Воителя.

— Не более, чем они заслужили.

— Виктория... Я чувствую, что что-то не так. Ты напряжена, и... Мы встречались с тобой, когда были детьми — и ты не была настолько строгой. Ты показалась мне рассеянно-жизнерадостной.

— Исис. Насколько я знаю, сюда направляются Сангвиний и Анжела, верно?

— Да, но при чем здесь они?

— Если уж я начну рассказывать тебе, мне потребуется свидетель, которой мы обе доверяем, и которая знает о правдивости моих слов. Если тебе интересен момент перемены — он произошел недавно. Никейский совет.

— Но как он связан с тобой? Там осудили Пятнадцатых...

— Всё взаимосвязано, сестра. Потерпи немного. То, что происходит с большей частью Детей Императора и моим отцом — не естественный ход событий.

Исис едва дождалась прилета Анжелы. Стоило Анжеле прибыть в систему, как сестры, презрев приличия и пожелания отцов, собрались втроем в покоях Виктории на "Гордом Сердце".

— Вика, как ты себя чувствуешь? — заботливо спросила Анжела, — После... Ну, ты понимаешь.

— Паршиво. Я столького не замечала, что теперь всё это — слишком неприятные сюрпризы. Ну и я наконец-то заметила, что нужна отцу как красивая кукла, чтобы позировать ему и украшать собой приёмы. И, Анжи, я хочу рассказать об этом Исис. И не только об этом, но обо всем, о чем мы говорили на Никее.

Анжела задумчиво посмотрела на Викторию, потом на Исис, после медленно кивнула.

— Мы должны доверять друг другу. Но это... Пойми, Ис. Эту информацию я не доверяю даже отцу. Тебе придется хранить эту тайну, — взгляд ангелицы стал испытующим.

— Я понимаю. Вика, это твоя личная тайна?

— Нет. Это тайна многих сестер. Я, Миранда, Мортиция, Фрейя, Анжела. А теперь, возможно, и ты.

— Рассказывайте, — решительно заявила дочь Воителя.

За время рассказа Исис не раз пожалела о том, что согласилась выслушать. Это было... слишком страшно.

— Значит, Миранда уверена, что это — влияние варпа? — уточнила она.

— Да, — кивнула Виктория.

— И варп может повлиять даже на нас. Мы уязвимы перед ним и мне нужно быть осторожной, и стараться не допустить, чтобы варп повлиял на отца. М-даа... Задачка, — почесала в затылке Исис, — Вика, а что ты вообще собираешься делать с отцом?

— Я с ним ничего не могу сделать. Морти уверена, что грядет мятеж против Императора. И в этом мятеже, надеюсь, дед отца или пришибет, или избавит от одержимости. А я забочусь о том, чтобы оградить от влияния отца тех, кто всё еще более верен Терре, чем ему. У меня это лорд-командир Веспасиан и вторая рота капитана Деметра. Капитан Тарвиц — сомнителен. Вроде бы неплох, но его дипломатичность по отношению к Эйдолону да и любому высшему командованию меня настораживает.

— А в моем легионе, слава Терре, ничего такого нет, но я слежу, — добавила к рассказу Виктории Анжела.

— А вот у меня всё не так радужно, — протянула задумавшаяся Исис, — Но у меня есть доступ в Ложу Лунных Волков. Если Морти права и готовится мятеж — я постараюсь до последнего играть роль послушной дочери, но в решающий момент мы все вместе должны действовать и действовать слаженно. У Мортиции, как я вас поняла, есть одна рота, у тебя, Вика, тоже одна рота. Я еще выясню, сколько сил я смогу, если понадобится, повернуть на сторону Императора... Но мне тяжело даже думать об этом. Я буду надеяться, что здравомыслие отца превысит его доверие к Несущим Слово.

На том совет сестер и расстался. Каждая вернулась к отцу. А через две недели в число советников Хоруса вошел Эреб и Исис это насторожило. Она стала появляться на собраниях Ложи — и обнаружила, что Мортиция не ошибалась. Речи велись завуалированно и тонко, но несомненно велись.

А после срыва переговоров с интерексами, другой ветвью человечества, с которыми Воитель так хотел наладить дружеские связи, и утверждения интерексов о том, что кто-то из окружения Воителя похитил "анафэм" — некое оружие — Исис ощутила странное чувство. Ей показалось, что за этим есть скрытый смысл, что "анафэм" еще появится и сделает свое дело. И ей казалось это невероятно важным, но никакой логики она не замечала. И очень боялась заметить логику только когда станет слишком поздно.

Восьмой.

Пять лет спустя, 'Сумрак'.

Келли молча наблюдала за гибелью Нострамо. Отец, стоящий рядом с ней, выглядел на удивление спокойным. Сиватар, напротив, наблюдал за гибелью родной планеты с заметной напряженностью.

'Сложно сказать, было ли решение отца — необходимым или единственно верным. Но оно... В его стиле. Можно было бы спуститься на поверхность. Запугать всех до того, чтобы даже мысль о нас вызывала дрожь... Но мы уйдем снова. И через несколько поколений все вернется на круги своя. Когда отец впервые сказал мне, что править людьми нужно страхом — я усомнилась. Я видела примеры людей и обществ, которые не нуждались в страхе для поддержания порядка. Но Нострамо... Отец позволил мне провести пару недель там, внизу. Нострамо не может поддержать порядок без Ночного Охотника. Этому миру нужен живой и вечно бдящий надсмотрщик. Иначе — все будет так, как теперь. А это... нерационально. Если кто-то не может покориться — его следует убить. Мир не смог покориться — и отец убил мир. Свой родной мир. Сиватар напряжен. Нострамо — и его родина. Интересно, почему он наблюдает за его гибелью с таким напряжением: потому, что не согласен с решением отца или просто потому, что ему тяжело наблюдать за гибелью родины?'

Мир умер. Разлетелся на осколки астероидного пояса. Корабли Восьмого легиона направились в космос. Рядом с планетой разверзлись врата варпа, из которых врывался в реальное пространство флот Дорна, в обиде и ярости погнавшегося за Ночным Охотником. Поздно. Темно-синие хищные корабли Восьмого легко ускользнули в варп. Келли видела, как отец улыбается. Он редко улыбался, и его улыбка не была доброй или радостной. Это была улыбка облегчения, словно какой-то груз свалился с его плеч. Дочь молча обняла отца. Она редко проявляла чувства при нем, оставляя эмоции на долю брата — но сейчас чувствовала необходимым показать отцу своё понимание и поддержку его решения. Его когти сомкнулись на её талии, притягивая её к отцу. Он оценил понимание дочери по достоинству.

— Что теперь, отец? — спросила она его, не поднимая глаз, пряча лицо на груди отца.

— Теперь, ммм? Мы свободны. Мы отринули Империум и Императора. Я уничтожил Нострамо. Больше никто не станет указывать нам, как вести войну.

— И с кем мы будем воевать теперь? — спросила дочь. Отец поднял голову и улыбнулся.

— Мы поможем Воителю свергнуть Императора.

— Мятеж среди астартес... Мятеж среди примархов... Как жутко. Мне нравится, — Келли подняла взгляд на отца, отвечая ему улыбкой на улыбку.

Шестнадцатый.

Перед высадкой на луну Давина Исис зашла к Локену. — Капитан Локен.

— Исис? Что-то случилось? Разве ты не должна быть рядом с отцом и готовиться к битве?

— Я готова, Гарвель. Я пришла спросить тебя и надеюсь услышать честный ответ. Что ты думаешь об Эребе?

Локен замялся.

— Хорошо, я вижу ты сомневаешься, стоит ли говорить мне о твоих подозрениях. Тогда я скажу сама. Варп, Гарвель, очень опасен, и Виктория с Анжелой на Убийце передали мне предупреждение Миранды: в варпе есть разумные существа. И даже примархи перед ними очень уязвимы. Виктория уже пострадала от этих существ. Миранда смогла ей помочь, но теперь силы Пятнадцатой скованы Никейским эдиктом. А потому представление, устроенное Эребом на военном совете на Давине, мне категорически не понравилось. И я прошу тебя: ты уже сталкивался с этим на Шестьдесят три — Девятнадцать, в Шепчущих вершинах. Если здесь начнет творится что-то подобное — сообщи об этом мне.

— Разумные существа в варпе... Эреб отрицал их существование, но я чувствовал — он лжет. Я обязательно сообщу вам, Исис.

— Спасибо. Я не хочу, чтобы Воитель разделил судьбу Джубала. Это будет катастрофой для Империума. И ещё. Не делись этим разговором ни с кем, пока я не прикажу обратного, — она взяла принесенные с собой лист бумаги и перо, и, набросав слова клятвы, протянула лист Локену. Тот принял его и принес клятву.

Слова дочери Воителя встревожили десятого капитана еще сильнее. И когда после входа в ионосферу спутника Давина в динамиках раздался слезливый шепчущий голос, первым делом Локен обратился не к Морнивалю, а к Исис.

— Да, я тоже слышу, — пришел ответ, — Это ловушка. Несомненно ловушка. Отцу можешь даже не сообщать — не поверит. Он даже мне в этом не верит. Я не должна знать страха, капитан, — последние слова прозвучали едва-едва слышно в закрытом вокс-канале, — Но я боюсь за отца.

Они шли по гниющей земле.

— Здесь всё гниет, — услышал Локен задумчивый голос дочери Воителя, — А ты утверждал, что Джубал после первой смерти встал постаревшим и гниющим, но невероятно сильным. Хотела бы я, чтобы Пятнадцатая была хотя бы в радиусе досягаемости вокса сейчас...

Они теряли братьев под натиском живых мертвецов. Но из мыслей Локена не уходила фраза Исис 'и даже примархи перед ними очень уязвимы'.

Он попытался отговорить Воителя лезть первым в корабль, но не преуспел. А Исис молчала, но в её взгляде была боль. Она, как и Локен, и Торгаддон, чувствовала — это ловушка. Все попытки отговорить Воителя лишь укрепляли его решимость. Воитель жаждал славы. Жаждал битвы. И ничто не остановило его.

Они пошли на корабль, когда Хорус слишком долго не возвращался.

— Локен, — зашептал Аксиманд. — Я боюсь того, что мы можем обнаружить впереди. Надо хорошенько приготовиться.

— Нет, — ответил Локен. — Я понимаю, о чем ты говоришь, но не хочу об этом думать. Я не могу. — Мы должны быть готовы к худшему.

— Нет, — повторил Локен громче, чем хотел. — Мы бы знали, если бы...

— Если бы — что? — спросил Торгаддон.

— Если бы Воитель погиб, — наконец решился Локен.

Возникло напряженное молчание. Такую ужасную вероятность никто не хотел даже обдумывать.

— Локен прав, — сказал Абаддон. — Если бы Воитель был мертв, мы бы об этом знали. Вы и сами это понимаете. А ты, Маленький Хорус, почувствовал бы это первым.

— Надеюсь, ты прав, Эзекиль.

— Хватит расстраиваться раньше времени, — подхватил Торгаддон. — Какие могут быть разговоры о смерти, если мы до сих пор не обнаружили ни тела, ни даже волоска с головы Воителя. Мы все знаем: если бы Воитель погиб, небо упало бы нам на головы, не так ли?

Его слова несколько подняли их настроение, но Исис знала: жизнь отца — не доказательство того, что он не пострадал. Воины продолжали путь по центральному проходу корабля через противовзрывной люк и по коридору с мерцающими фонарями, пока не подошли к бронированным дверям, ведущим на капитанский мостик.

Исис вела их, Локен и Абаддон шагнули вперед, за ними последовали Аксиманд, Торгаддон и Седирэ. Внутри было почти темно, лишь с разрушенной галереи пробивался неяркий свет. Воитель сидел спиной к ним, его превосходные доспехи были заляпаны грязью и поцарапаны, а рядом лежала огромная раздутая туша. Дочь сразу же бросилась к отцу. Локен подошел ближе и не мог не поморщиться при виде неестественно распухшей человеческой головы, лежащей на коленях командира. В нагрудной пластине доспехов зияла глубокая прореха, а из колотой раны на плече все еще текла кровь.

— Сэр? — окликнул он Хоруса. — С вами все в порядке?

— Отец, — тихо позвала Исис, — Как ты себя чувствуешь?

— Я потерял его, — сказал Хорус. — Я потерял их всех. Я должен был выслушать его, но не сделал этого, а теперь они все мертвы. Это слишком тяжело.

— Сэр, мы должны вывести вас отсюда. Ходячие трупы прекратили атаки, но мы не знаем, сколько продлится это затишье. Надо уйти из этого места и перегруппироваться.

Хорус медленно покачал головой:

— Они больше не нападут. Темба мертв, а кабель подачи вокс-сигнала я разрубил. Не могу сказать, как именно, но эти передачи были частью управления несчастными душами.

Абаддон отвел Локена в сторону.

— Надо увести его отсюда, — прошипел он. — Нельзя, чтобы кто-то еще увидел его в таком состоянии. Локен знал, что Абаддон прав. Плачевный вид Воителя мог сломить дух любого воина Астартес. Хорус был для них непобедимым богом войны, легендарным великаном, которого ничто не могло сокрушить. Показать его таким, как сейчас, значило нанести тяжелый удар по боевому духу всей Шестьдесят третьей экспедиции.

Исис помогла отцу подняться, и поддержала его. Он с трудом пошел на выход. С трудом — но сам. Он вышел и к нему начала приставать с вопросами его личный летописец, Петронелла Вивар.

— А вы говорили с ним до того, как его убили? Что он сказал?

— Он сказал... что только у меня есть силы... предотвратить будущее, — произнес Воитель внезапно севшим и глухим голосом, словно доносившимся с дальнего конца тоннеля.

Петронелла озадаченно подняла голову и вдруг увидела, что глаза Воителя закатились, а ноги подогнулись. Она закричала и, протянув вперед руки, бросилась к нему, заранее зная, что не сможет помочь, но и не в силах смотреть на его падение. Словно медлительная лавина, начинающая бег с вершины горы, Воитель осел бы на землю, если бы дочь не подхватила его. Исис не хватило сил удержать отца и он просто потерял сознание у неё на руках, в то время как она упала в грядь на колени, не находя в себе сил ничего сделать.

Мнемоперо задвигалось в руке, запечатлевая мысли, и Петронелла прочла сквозь слезы: 'Я была там, когда Хорус пал...'

Оцепенение, сковавшее Астартес, совершенно не коснулось Петронеллы. Стоя на коленях в грязи рядом с Воителем, она с плачем и стонами пыталась его поднять. Тот факт, что командир упал и смертная женщина отреагировала быстрее, чем кто-либо из Сынов Хоруса, зажег в душе Локена стыд и заставил его действовать. Он опустился на одно колено и наклонился к Хорусу и Исис.

— Апотекарии! — крикнул Локен, и звук его голоса словно заставил время снова идти с привычной скоростью.

Морнивальцы опустились рядом с ним на землю.

— Что случилось? — спросил Абаддон.

— Командир! — воскликнул Торгаддон.

— Луперкаль! — выкрикнул Аксиманд.

Локен постарался не обращать на них внимания и сосредоточился.

'Это боевое ранение, и я должен поступать так, как обычно делается в таких случаях', — подумал он. Он осмотрел тело Воителя, а все остальные, оттолкнув летописца, протянули к Хорусу руки, стараясь привести его в чувство. Завидев так много протянутых и мешающих друг другу рук, да и Исис не шевелилась, крепко прижимая к себе отца, Локен закричал:

— Прекратите! Отойдите назад!

Доспехи Воителя во многих местах были поцарапаны и помяты, но он не нашел других видимых повреждений, кроме пореза на плече, где была сорвана одна из пластин брони, и открытой колотой раны на груди.

— Помогите мне снять с него доспехи! — крикнул Локен. Этот крик расшевелил наконец и дочь Воителя. Она подняла голову и вместе с Морнивалем освободила отца от нагрудника и поврежденных наплечников. Локен, сорвав с головы шлем, отбросил его в сторону и прижал ухо к груди Воителя. Он услышал очень медленное биение его сердец.

— Он еще жив! — крикнул Локен.

— Освободите дорогу! — раздался чей-то резкий голос, и Локен уже приготовился одернуть дерзкого нахала, но заметил на доспехах символ — кадуцей.

Вслед за первым апотекарием подбежали остальные, в тело Воителя воткнули шипящие иглы и морнивальцев бесцеремонно отодвинули в сторону. Отстранить от Воителя дочь они не смогли, но она им и не мешала. Её глаза заметно покраснели.

Локен беспомощно наблюдал за усилиями апотекариев стабилизировать состояние Воителя. На глаза навернулись слезы, и он оглянулся по сторонам, тщетно пытаясь найти себе дело, чтобы оказаться полезным. Ничего не придумав, он почувствовал, что готов сетовать на небеса за то, что его сотворили таким могучим и таким бессильным. Абаддон открыто плакал, и вид Первого капитана в таком состоянии лишь усилил страх Локена за жизнь Воителя. Аксиманд с угрюмым стоицизмом наблюдал за работой апотекариев, а Торгаддон, прикусив нижнюю губу, удерживал летописца от попыток подойти ближе.

Кожа Воителя приобрела пепельно-серый оттенок, губы посинели, а конечности стали твердыми; Локен решил, что он должен уничтожить силу, которая сокрушила Хоруса. Повернувшись, он решительно зашагал к 'Славе Терры', намереваясь, если потребуется, разобрать зараженный гнилью корабль на молекулы.

— Капитан! — окликнул его один из апотекариев, воин по имени Ваддон. — Немедленно вызовите штурмкатер. Надо как можно скорее доставить Воителя на борт 'Духа мщения'.

Локен остановился, разрываясь между жаждой мести и своим долгом перед Воителем.

— Скорее, капитан! — поторопил его апотекарий, и сомнения мгновенно развеялись.

Локен молча кивнул и настроился на канал капитанов штурмкатеров, радуясь, что в этой суматохе у него появилась хоть какая-то цель. Через несколько мгновений один из медицинских катеров подтвердил получение вызова, а Локен, словно загипнотизированный, продолжал смотреть, как апотекарий борются за жизнь Воителя.

Судя по их лихорадочным движениям, битва была нелегкой. Жужжащий нартециум обрабатывал кровь в миниатюрных центрифугах и выдавал лоскутки синтетической кожи для обработки ран. Апотекарий, не понижая голосов, разговаривали между собой, но Локен улавливал только отдельные знакомые слова.

— Элементы Ларрамана не справляются...

— Гипоксическое отравление...

К Локену подошел Аксиманд и положил руку на его плечо.

— Ничего не говори, Маленький Хорус, — предостерег его Локен.

— Я и не собирался, — проворчал Аксиманд. — Он поправится. В этом месте нет ничего такого, что могло бы надолго вывести Воителя из строя, Гарвель.

— Откуда ты знаешь? — срывающимся голосом спросил Локен.

— Просто знаю, и все. Я верю в него.

— Веришь?

— Да, — ответил Аксиманд. — Верю, что Воитель слишком силен и слишком упрям, чтобы поддаться тому, что случилось. Ты и опомниться не успеешь, как мы снова станем его боевыми псами.

Локен кивнул, и в это время воздух, взвихренный двигателями снижающегося штурмкатера, лишил их возможности говорить. Корабль с воем покружил над головами, расплескивая болотную жижу, но вот полозья коснулись земли, и судно совершило посадку, обдав всех брызгами мутной воды.

Еще до того как катер окончательно замер, морнивальцы вместе с Исис и апотекариями подняли тело Воителя и подбежали к кораблю в тот момент, когда трап едва коснулся земли. Не успели они уложить раненого на медицинскую каталку, как двигатели снова взвыли, поднимая катер с поверхности спутника Давина. Трап с треском захлопнулся за ними, и Локен заметил, как накренился катер, направляемый пилотом почти отвесно вверх. Апотекарии тотчас присоединили Воителя к медицинским приборам, в вены воткнули толстые иглы и трубки, а рот и нос закрыли маской для подачи кислорода.

Внезапно почувствовав себя лишним, Локен упал на одно из сидений в корме катера и уронил голову на руки. Остальные морнивальцы сделали то же самое. Исис напротив, сидела прямо, словно каменная статуя.

Исис стояла в углу апотекариона, наблюдая как суетятся апотекарии. Абаддон сорвался на апотекарии Ваддоне, но вытянул информацию: яд. Яд для примарха. Морниваль отправился искать образец яда, а Исис отправилась на собрание ложи.

И слушая Эреба она понимала: если Ложа соглашается на предложение Эреба — отец-то может и выживет, но яд варпа останется в его разуме. Он и так слишком много слушал первого капеллана. Двое из четырех Морнивальцев сослались на неё и Ложа спросила её мнения. 'Меня в любом случае проклянут за этот день. Или я позволю отцу умереть, или позволю Эребу подчинить его силам варпа. Интересно, что хуже?' — думала дочь Хоруса, но Исис была женщиной. И позволить умереть близкому, зная, что может не допустить его смерти, она так и не смогла.

— Мы не можем позволить Воителю умереть, зная что у нас есть шанс его спасти, — тяжело произнесла она, — Мне не нравится метод, который ты предлагаешь, Несущий Слово. И я уверена, что твоя госпожа тоже его не одобрила бы, будь она здесь. Две из моих сестер могли бы помочь Воителю. Эта зараза, поразившая его, явно связана с варпом. Как и в Шепчущих Вершинах. Астропат Инг предупредила меня, что грань между варпом и материальным миром снова истончилась — совсем как тогда. Но Миранде и её отцу Никейский эдикт запретил использовать свои силы. И, в любом случае, у нас нет времени ждать ни её, ни Мортицию, проникшую в тайны генокода примархов. Если Воитель умрет — в этом обвинят нас. У нас нет выбора.

Эреб улыбнулся её словам. Решение было принято.

Локен и Торгаддон пришли слишком поздно. И на все их возражения она ответила одно: — Простите, братья мои. Император мог бы помочь отцу, но Император — на Терре. Простите мне мою слабость, но если есть хоть малейшая надежда — я не могу позволить отцу медленно умирать в апотекарионе 'Духа Мщения'. Может быть, мы все пожалеем об этом дне. Может быть, это ничем не поможет... Но я не смогла смотреть, как умирает мой отец.

— Мы нашли Анафем, — сказал Локен, — Именно им ранили Воителя и только Эреб мог похитить его у интерексов и принести туда.

— Братья. Тарик, Гарвель, — Исис выглядела опечаленной, — Сестры предупреждали меня о странных намерениях Эреба. И там, за этими дверьми, Эреб не только лечит Воителя, но и льет в его уши сладкую ложь. Я не знаю, что он наговорит отцу. И надеюсь лишь на то, что отец отличит ложь от истины. А если нет — то мы сможем помочь ему. Но отец должен выжить. Любой ценой.

Девять дней спустя.

Из глубины Дельфоса вышел Хорус в развевающемся алом плаще и с высоко поднятым над головой золотым мечом. В центре груди рдело алое око, и лавровый венок венчал прекрасное и устрашающее в своем совершенстве лицо. Перед ними стоял Воитель, живой и несгибаемый. Его мощь была такой очевидной, что все присутствующие лишились дара речи.

— Я очень рад вас видеть, сыны мои и дочь моя, — с улыбкой произнес Хорус.

Торгаддон в восторге вскинул вверх сжатый кулак.

— Луперкаль! — закричал он.

А потом он рассмеялся и кинулся к Воителю, разрушив овладевшее всеми оцепенение. Морнивальцы устремились к своему господину и повелителю, радостные крики 'Луперкаль!' вырвались из горла каждого Астартес, боевой клич прокатился по рядам и был подхвачен в толпе вокруг храма. Паломники под стенами Дельфоса прекратили свои молитвы, и вскоре с десятков тысяч губ срывалось имя Воителя. Исис улыбалась, словно и не было этих девяти дней, проведенных в сильнейшем эмоциональном напряжении.

— Луперкаль! Луперкаль! Луперкаль!

От бурного ликования, продолжавшегося до глубокой ночи, дрожали склоны кратера.

Радость Исис от того, что отец жив, и, как ей показалось, совсем не изменился, развеяла все подозрения. Дружелюбия к Эребу в ней не прибавилось, но она даже забыла расспросить отца, что же произошло в храме Давина.

Но радость её и спокойствие длились до тех пор, пока она не услышала план отца: избавиться от неугодного поэта и от Гарвеля Локена разом. И тогда она наконец расспросила отца об услышанном. И задала ему один вопрос.

— Я не впервые слышу эти речи, отец. Ещё на Никее мы с сестрами обсуждали это. И я заметила сейчас: ты описал статуи Императора, Сангвиния, Дорна, Хана, Жиллимана, Русса, Вулкана, Коракса, Льва. Кто же там отсутствовал? Лоргар, принявший покровительство богов варпа. Ты, усомнившийся в отце настолько, что готов поднять мятеж. Ангрон и Кёрз, недовольные Императором давно и прочно, Магнус, нарушивший приказ о неиспользовании психических сил. Фулгрим, тоже, мм... принявший покровительство сил варпа. Пертурабо, оскорбленный тем, что Император предпочитает ему Дорна. И Альфарий с Омегоном. Не видишь закономерности? Что, если ты видел то будущее, которое станет результатом твоего восстания? И именно потому, что тебя запомнят как предателя и мятежника, твои заслуги в этом походе будут забыты. Колдун Магнус пытался тебя предупредить об этом.

Но отец услышал совсем не то, что она хотела ему сказать.

— Значит, Фулгрим тоже? А Пертурабо, Ангрон и Кёрз поддержат меня в этом мятеже, я смогу сыграть на их недовольстве... И Лоргар... И Магнус... Альфарий тоже мой близкий друг... Половина. Половина примархов, Исис. И... Черт с ним, с будущим. Прошлое! Отец позволил нам разлететься по всей галактике! Мог помешать, но не стал! А с такими силами мы при должном планировании сумеем взять саму Терру! — вдохновленный властолюбивыми мечтами, Хорус зашагал по своим покоям, — Разве тебе не польстило бы место Императрицы, Исис?

Исис отвернулась, не ответив отцу.

Третий.

Возвращаясь на 'Гордость Императора' с Убийцы, Виктория была довольна. Она уже знала, что сказать отцу, чтобы если и не сместить Эйдолона с должности лорда-командира, то обеспечить ему немало неприятных минут при всем легионе. Её мстительность пела в предвкушении.

После рассказа Эйдолона, содержавшего немало лжи, Виктория поднялась со своего места.

— Лорд-командир — превосходный рассказчик, но его рассказ не поясняет разочарования Воителя действиями нашего легиона на Убийце. Вы ничего не хотите добавить к рассказу, лорд Эйдолон? — она мило улыбнулась.

— О чем вы, леди? — удивился Эйдолон, но по его виду было заметно — он нервничает.

— Например о том, что вы позволили себе оскорбить меня, лорд-командир, заявив своему примарху о некомпетентности, — Виктория улыбнулась практически нежно, — О том, что вы присвоили себе заслуги капитана Тарвица. О том, что только прибытие четырех рот под командованием капитана Торгаддона спасло вас от гибели, но даже после этого вы оскорбили капитана братского легиона. Ваши действия, лорд-командир, опозорили наш легион, и перед Воителем, и перед Сангвинием.

Фулгрим прослушал её речь кроме первых фраз, и Виктория это знала. Отцу за глаза хватило фразы о том, что Эйдолон посмел заявить ей о её некомпетентности. Фулгрим был абсолютно уверен: только он имел право сказать подобное своей дочери, но никак не один из воинов легиона. А остальная часть её речи предназначалась второму лорду-командиру. Она хорошо знала, что Веспасиан сочтет позором для легиона — и обратила внимание именно на это. В целом же всего высказанного ею хватило, чтобы собрание взорвалось. Виктория с трудом удержала на лице более-менее серьезное выражение. Злость Фулгрима ощущалась кожей, и Веспасиан решил уточнить у единственного неупомянутого капитана, бывшего свидетелем событий на Убийце.

— Это правда, капитан Люций?

Люций не стал медлить. Он, при всем своем честолюбии, не был дураком, и понимал — уже первой фразы Виктории — абсолютно истинной — вполне хватает, чтобы утопить Эйдолона.

— Абсолютная, лорд-командир, но мы с капитаном Тарвицем не посмели оспорить видение событий лордом-командиром Эйдолоном, поскольку он выше нас по званию, — тринадцатый капитан хорошо почувствовал на Убийце: леди Виктории надоела роль первой красавицы при отце и она намерена принимать более деятельное участие в жизни легиона. А поддержать её сейчас означало заполучить некоторую благосклонность со стороны обоих примархов и второго лорда-командира, что куда ценнее благосклонности Эйдолона.

Фулгрим же, услышав такой ответ, с трудом удержался от убийства, но голос в разуме шептал ему: оскорбление дочери — это оскорбление тебя самого. В результате структура легиона претерпела некоторые изменения. Новым лордом-командиром стал первый капитан Юлий Каэсорон, а Эйдолона отстранили от командования 'пока он не докажет соответствие занимаемой прежде должности'.

Виктория очень сомневалась, что Каэсорон, ранее бывший другом Эйдолона, но ничуть не менее честолюбивый, теперь позволит ему вернуть пост. Впрочем, кардинально ситуации это не меняло, лишь еще немного затягивало исследования главного апотекария Фабия Байла. А исследования Фабия над органами Лаэров, хоть и получили одобрение Фулгрима, Викторию не радовали.

Но дальше в своих странствиях по галактике, Дети Императора обнаружили очень красивый мир... И не стали его захватывать. И еще один. И еще...

Наконец, после того, как Дети Императора отправились восвояси с орбиты четвертого по счету мира, не назначив планетарного губернатора и не высадив подразделения Имперской Армии, Соломон Деметр, капитан второй роты, не выдержал и разыскал лорд-командира Веспасиана.

Десантники встретились в Галерее Клинков, величавой колоннаде, где воплощенные в мраморе давным-давно погибшие герои Легиона сурово взирали на преемников их славы. Галерея шла по центральной оси 'Андроники', второго по значению корабля в Экспедиции, и в ней всегда можно было увидеть нескольких Детей Императора, ищущих краткого покоя или нового вдохновения рядом со статуями великих предшественников.

Веспасиан ждал Второго Капитана у памятника лорд-командиру Ильесу, воину, сражавшемуся бок о бок с Фулгримом против враждебных техноварварских племен Хемоса, а после того помогавшему Фениксу в превращении своей родины из адского мира смерти и страданий в очаг культуры и науки.

Они пожали друг другу руки, и Соломон радостно приветствовал Веспасиана:

— Как же приятно видеть лицо друга! Особенно после всего этого...

Кивнув, лорд-командир заметил:

— Ты и сам натворил немало дел, друг мой.

— Я старался быть честным во всем. И со всеми.

— Иногда разумнее промолчать... — неопределенно заметил Веспасиан.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты знаешь, — потер глаза Веспасиан. — Ладно, давай не будем ходить вокруг да около, и поговорим начистоту, хорошо?

— Конечно, — кивнул Соломон. — На иное я и не рассчитывал.

— Тогда начну я и буду говорить прямо, как с братом по оружию, которому полностью доверяю. Итак, я боюсь, что со многими воинами нашего Легиона произошло нечто страшное. Они стали высокомерными, эгоистичными, они уделяют слишком много внимания вещам, совершенно неважным для истинных Астартес. — Да, — согласился Деметр. — Новые, опасные идеи захватили умы боевых братьев. От слишком многих из них я слышу о нашем якобы 'превосходстве' над другими Астартес.

— Есть идеи, откуда это пошло?

Деметер пожал плечами.

— Несомненно, что-то изменилось после кампании на Лаэре.

— Именно, — Веспасиан знаком попросил Соломона пройтись с ним вдоль галереи, заметив, что в дальнем конце появился кто-то из десантников. Друзья остановились у широкой лестницы, ведущий в один из корабельных апотекарионов, и лорд-командир продолжил:

— Ты прав, но, если честно, я не могу представить, что могло вызвать столь быстрые и страшные изменения.

— Побывавшие на Лаэре много рассказывали о Храме, захваченном Первой Ротой, — начал размышлять вслух Деметр. — Вдруг внутри оказалось что-то опасное, вроде вируса или пси-оружия, изменившее наших братьев? Что, если вся цивилизация Лаэра, поклонявшаяся каким-то 'силам', скрытым в том Храме, уже испытала на себе их действие, а теперь это разложение затронуло Детей Императора?

— Не многовато ли допущений, Соломон? — недоверчиво спросил Веспасиан.

— Пусть так, но ответь, ты видел, что сейчас творится в 'Ла Фениче'?

— Нет.

— Так вот, хоть я и не был в Храме Лаэра, но по услышанным описаниям могу сказать, что 'Ла Фениче' превращается в его точную копию. И происходит это, похоже, по приказу Фулгрима.

— Но с чего бы лорду Фулгриму воссоздавать храм, и, что вдвойне недопустимо, ксеносский храм на борту Имперского корабля? Корабля, что носит имя Императора?

— Спроси его. Ты же лорд-командир, это твое право, — посоветовал Соломон.

— Так и сделаю, причем как можно скорее. Правда, я все ещё не верю в эту твою идею насчет какой-то заразы с Лаэра. И при чем здесь всё-таки Храм?

— Может, как раз при том, что это Храм?

Веспасиан скептически взглянул на Второго Капитана.

— То есть, ты хочешь сказать, что какая-то 'сила их 'богов' могла повлиять на наших воинов? Извини, но я не желаю говорить здесь о подобной варварской чепухе. Это оскорбит павших героев Империума, отдавших свои жизни за то, чтобы человечество навсегда избавилось от предрассудков и страхов перед несуществующим.

— Нет, нет, — тут же отступил Деметр. — Я вовсе не имел в виду никаких богов, но ведь все мы знаем о том, что порой из варпа, сквозь Врата Эмпиреев, в наш мир прорывается... нечто. Храм мог оказаться местом, где граница между реальностью и варпом тоньше обычной, и разложение, долгие века поражавшее лаэран, охватило наших братьев.

— Он не мог, он оказался, — раздался тихий голос рядом с ними, заставив их обоих вздрогнуть. — Леди Виктория? — повернулся на голос Веспасиан, только сейчас заметив примарха, стоящую в тени статуи. Виктория была не в привычном пурпуре с золотом — её длинное и строгое платье льдисто-голубого оттенка делало её похожей на скульптуру из льда и холодного мрамора.

— Лорд-командир. Галерея Мечей — не место для подобных разговоров. Идемте со мной. И вы, Второй Капитан. Мне есть что сказать вам по поводу ваших подозрений.

Она увела их в свои покои на 'Андронике'. Второй Капитан никогда не был там и поразился строгости её комнат.

— Вы очень изменились после Никейского совета, леди Виктория, — дипломатично заметил Веспасиан, — Это как-то связано с происходящим в легионе?

— Да. Присаживайтесь и послушайте. На Никейском совете моя сестра Миранда заметила моё необычное поведение. Помните ли вы подарок, сделанный мне апотекарием Фабием, когда отец только представил меня легиону несколько лет назад?

— Кулон из Лаэрского храма, — подтвердил Веспасиан, — Кулон для Вас, и меч для Вашего отца. — Миранда утверждает: в кулоне была заточена сущность варпа. И эта сущность влияла на мой разум настолько, что практически руководила моими действиями. Мои сестры смогли снять с меня кулон и уничтожить его — вчетвером у них это едва получилось. Проанализировав свои ощущения, я стала замечать оговорки отца и его поведение. Я полагаю, что в мече из Лаэрского храма заточена вторая сущность. И что она влияет на отца — может быть меньше, чем на меня, ведь я была ребенком. Но со временем влияние усиливается. Поэтому говорить с отцом бессмысленно. Эта сущность кажется внутренним голосом, словно ты сам говоришь себе. Эта сущность... Не меняет ни человека, ни астартес, ни примарха — но вытаскивает наружу все уже имеющиеся пороки. Нашу гордыню и самовлюбленность в частности. По крайней мере так сказала Миранда, а у меня нет оснований не доверять ей. Именно это и происходило со мной. Эти вести... напугали меня, но еще более тяжело понимать: это не случайность.

— Не случайность?! — воскликнул Деметр, шокированно смотря на Викторию, — Но...

— Мортиция утверждает: в Гвардии Смерти капеллан Несущих Слово в разговорах намекает на мятеж против Императора. Никейский совет осудил Тысячу Сынов. Но я была там, и видела, как мы, пятеро сестер, стали свидетелями попытки подставить Тысячу Сынов перед Космическими волками, когда сущность варпа приняла облик начальника разведки Магнуса и атаковала кустодия. Это выглядит слишком опасной закономерностью. Мы ничего не можем сделать, чтобы спасти Фулгрима. Но мы можем сохранить легион. И я прошу вашей помощи. Соберите тех, кто согласен с вами. И будьте готовы покинуть легион и бежать на Терру. Или — воевать против братьев. Именно это грядет во мраке ближайшего будущего. Я не знаю, и не уверена, что хочу узнать, чей разум может спланировать такое. И я прошу вас лишь быть готовыми к тому, что братья предадут вас. Прошу вас быть сильными и стойкими, и не поддаваться этой заразе.

В комнате повисло молчание, но ненадолго.

— Мы — на стороне Императора, леди Виктория, — наконец сказал Веспасиан, — И если лорд Фулгрим пойдет против Императора... Мы не пойдем за ним.

— Спасибо. Можете идти.

Слушая эльдарского провидца Виктория сохраняла бесстрастное выражение. И когда тот заговорил о Воителе, о Хаосе, о лжи — девушка мягко покачала головой, но промолчала. А Деметр сидел рядом и думал, что эльдар говорит о том же, о чем ему говорила Виктория. Но когда провидец напал на примарха — они оба бросились защищать его. Виктория сражалась с безупречным изяществом, но этот бой не приносил ей удовольствия или радости. В глубине души Виктория надеялась на гибель отца, или хотя бы на уничтожение меча, но меч в руке Фулгрима словно жил своей жизнью, придавая владельцу невероятную даже для примарха силу. Виктория молча наблюдала за боем, легко избавляясь от своих противников. И бой с Аватаром эльдар дал Виктории маленькую надежду. Она увидела, как отец потерял меч. И как меч вонзился в землю строго вертикально. И Виктория, якобы стремясь защитить оставшегося без оружия примарха, подошла ближе и слегка, незаметно для взглядов Детей Императора, подтолкнула тушу Аватара. Он упал точно на Лаэрский клинок и скрыл его от взгляда Фулгрима. Но примарх поднялся, оглядываясь.

— Виктория, где мой меч?

— Я не заметила, куда он упал, отец. Меня больше волновало, чтобы это чудовище не разорвало тебя на куски, — улыбнулась дочь, надеясь, что отец вернется на корабль. И... чудо произошло. Фулгрим в тоске вернулся на корабль, позволил забрать себя в апотекарион, и отдал приказ о вирусной бомбардировке мира. Веспасиан попытался возразить, но примарх рявкнул на него, приказав выполнять сказанное.

Но возвращаясь на корабль Виктория заметила, как провидец, прежде чем уйти в арку портала, улыбнулся её поступку.

Потеря меча ввергла примарха в тоску, которая никак не хотела развеиваться. Ничто не радовало его, и Фулгрим ходил вечно злой и раздраженный. Он уничтожил все произведения искусства, украшавшие его покои. Он больше не видел в них красоты. Дочь с искусством лучшей из актрис сочувствовала его потере и мягко, ненавязчиво, но упорно находила отцу маленькие радости, ненадолго развеивавшие его грусть. Он рассказал заботливой дочери об увиденном в момент гибели Аватара рождении Бога.

— Я ощущаю его зов. Это так странно... Я не должен его ощущать. Он зовет. Он говорит со мной. Обещает наслаждение и совершенство. Обещает величие. Я не уверен, моя милая, стоит ли его слушать, но это так.. заманчиво. А еще и этот проклятый администратор с просьбой пошпионить за Воителем! Ха! Мы встретимся с Шестьдесят Третьей экспедицией, милая. Ты ведь рада будешь увидеть Исис?

— Конечно, отец. Я всегда рада встрече с сестрами.

— Вы в последний раз виделись на Убийце, да? О, конечно да, что за чушь я несу. Я не видел её с того дня, как Император даровал нам вас. Какая она, маленькая Воительница?

— Она достойная дочь своего отца.

— Хорошо, хорошо. Нет, ну какую же наглую ложь сказал тот ксенос! Чтобы Воитель предал Императора? Ха! Хорус не пойдет на такое, он мой брат!

— Конечно не пойдет, отец, — соглашалась дочь, думая совершенно иное.

Встреча с Шестьдесят Третьей экспедицией была теплой, но вот разговор с Исис Викторию не обрадовал. Сестра была подавлена и зачем-то пригласила на встречу двух из четырех Морнивальцев.

— Всё, о чем вы говорили на Никее, свершилось, Вика. Всё. Отец предал Императора. Он готовит мятеж. А твой отец сейчас внимает ему. Он же, ты говорила, одержим.

— Уже нет, но... Он в тоске. Он слышит зов варпа, даже после того как избавился от меча. Я вижу некоторые улучшения в его состоянии, он больше не видит красоты там, где её нет. Но он по-прежнему друг твоему отцу. И, боюсь, Воитель найдет что ему сказать.

— Я... Я не смогла, Вика. Я не могу, как ты и Морти, хладнокровно планировать восстание против отца и раскол легиона, — губы Исис чуть дрожали, когда она говорила это сестре, — Твое платье тебе так идет, ты знаешь? Когда из пурпурно-золотого оно стало льдисто-голубым, Вика? Не тогда ли, когда пламя в твоем сердце покрылось льдом мыслей об убийстве собственного отца? Я не могу предать Хоруса, сестра. Прости меня. Простите меня вы все, оставшиеся верными Императору.

Виктория обняла сестру, прижимая к себе.

— Я понимаю. Нам всем нелегко. И... Мы простим тебя. Но и ты прости нам нашу верность Имперским Истинам.

— Конечно. И... Ты уже знакома с капитаном Локеном и капитаном Торгаддоном?

— Слегка.

— Эти двое — верны Императору.

— Ты хочешь, чтобы я забрала их — и их роты с собой?

— Да. Отец одобрил это решение. Я намекнула ему на ситуацию с твоим отцом и, похоже, он решил, что среди Детей Императора эти двое или проникнутся мятежом, или будут убиты.

Капитаны выглядели шокированными до глубины души. Они не понимали происходящего.

— Они не понимают тебя, — улыбнулась Виктория.

— Да. Но я устала объяснять этим двоим, что отца я люблю куда сильнее, чем создателя-Императора.

— Но почему ты отдаешь их мне?

— Я люблю отца и своих братьев. Они — тоже мои братья, и я не желаю им гибели от ножа в спину или вирусной бомбардировки.

— Вирусной бомбардировки?

— Да. Так их хочет уничтожить отец. Послать в миротворческую миссию на планету и разбомбить её с орбиты. Думаю, твой отец согласится с этим решением. Ангрон уже согласился.

— Понятно. А что Фурия?

— Что ей будет... Вся в отца. Лишь бы убивать — кого, где, когда ей без разницы.

— Значит, она на вашей стороне.

— Да. Я не хочу знать, как ты с Мортицией собираешься уводить верных Императору, когда и куда — просто уведи туда же этих двоих и их роты.

— Леди, — тихо-тихо подал голос Локен, едва осознающий смысл разговора, — Йактон Круз тоже безукоризненно верен Императору и помнит еще времена, когда Воителя не было с легионом...

— Гарвель? — чуть рассеянно отозвалась Исис, — Ах да, старик Круз... Конечно. Совсем забыла о нем. Видишь, как всё хорошо, Виктория? Три роты я отдаю тебе. Спаси их. Ради нерушимости сестринских уз.

— Я сделаю, — кивнула Виктория, — Значит, Гарвель Локен, Тарик Торгаддон и Йактон Круз. Мы отправимся на 'Андронику'. С некоторых пор этот корабль под моим командованием и там вы будете в безопасности. Фулгрим ничего не заподозрит до поры до времени. А после... Будет после. Соберите своих воинов и отправляйтесь. Вас примут. Сестра... Прощай. Надеюсь, мы не увидимся более, пока длится этот мятеж.

— Ах да, Виктория! — окликнула Исис уже собравшуюся уходить Третью, — Ты знаешь о Магнусе? Приказ Императора — доставить его на Терру, но отец убедил Русса, что доставить Магнуса проще всего мертвым. Миранда... Провалила свою часть и теперь вся её надежда только на Фрейю. Я не хочу её гибели. Знаю, ты вряд ли что-то сможешь тут сделать, но все равно.

Пятнадцатый.

Миранда не нашла в себе сил возразить отцу, когда тот принял решение попытаться спасти брата. И даже поддержала его, на возражения Аримана, ужаснувшегося желанием Магнуса пренебречь жизнями рабов, ответив, что жизни сотен рабов — ничто по сравнению с тем, сколько невинных погибнет, если Воитель восстанет против отца.

Через девять дней после начала ритуала, Магнус открыл глаз, атейм выскочил из его тела, и лезвие, едва соприкоснувшись с воздухом, рассыпалось в пыль. Ариман со вздохом облегчения увидел, как примарх приподнялся, спустил ноги с белой плиты и энергично заморгал, вглядываясь в сумрак. Пещеру освещало только слабое сияние стен. Из тысячи рабов остались в живых только восемнадцать.

— Мой лорд, — заговорил Амон, подавая примарху кубок с водой, — мы очень рады снова тебя видеть.

— Твое странствие не было напрасным? — спросил Ариман, — Ты добился успеха?

— Нет, Азек, я думаю, что ничего не добился, — ответил Магнус, — Когда я появился, чтобы спасти брата от бездны, другие уже стояли наготове, чтобы его подтолкнуть.

— Другие?! — воскликнул Аурамагма, — Кто это?

— Эреб, — ответила за отца Миранда, — Да?

Магнус лишь кивнул.

— Ты знала, дочь?

— Я предупреждала, — поджала губы Миранда, — Я ещё надеюсь на Исис, но не уверена, что она сможет переубедить отца.

— Что же мы теперь будем делать? — спросил Утизаар, — Я уверен, что мы должны предупредить Императора.

Магнус немного помолчал, затем медленно кивнул.

— Да, должны, — сказал он, — Если мой отец будет извещен, он сумеет принять меры против Хоруса, пока не станет слишком поздно.

— Но разве он нам поверит? — усомнился Ариман, — У нас нет доказательств.

— Теперь у меня есть доказательства, — устало произнес Магнус.

— Они и раньше были, — добавила Миранда, — Но имеет значение не факт предупреждения Императора, а то, как мы это сделаем и как обоснуем свои доказательства. Стоит Императору узнать, что мы нарушили Никейский эдикт — и он спустит на нас Волков. Ариман, — обратилась она к первому библиарию, — Ты всё еще считаешь, что я "слишком переживаю"? Полгода назад я говорила тебе и отцу, — она кивнула на Магнуса,— о предвестниках бури. И вот она разразилась. Все под контролем, да, отец? — в её голосе прозвучала невольная язвительность.

— Миранда, — одернул её отец, — Следи за тем что ты говоришь, пожалуйста.

Она склонила голову признавая его правоту, и сказала:

— Если ты воспользуешься колдовством, чтобы предупредить Императора — ты погубишь нас всех.

Отец кивнул, но не послушал её совета.

Две недели спустя.

Миранда стояла на окраине Тизки, выжидая. Вокруг неё собралось около тысячи детей. Мальчиков 12-14 лет. Ещё не астартес, но уже начавших обучение у Тысячи Сынов. Просперо горел под бомбардировкой Волков. Кайн-щит над Тизкой еще держался, и лишь Познающему известно, сколько усилий прикладывала дочь Магнуса, чтобы сковать свои силы и не помочь братьям. Она слышала в разуме голос Аримана. Он призывал её и её отца своим колдовством прийти на помощь Тизке.

— Тебе стоило поверить мне раньше, Азек. Теперь — уже поздно.

Шестой.

Фрейя была в ярости. Она убеждала, увещевала, ссылалась на приказ Императора — но бесполезно. Отец предпочел послушать Хоруса и Вальдора. Проклятый кустодий! Вальдор даже стал избегать её, справедливо опасаясь — если она увидит его еще раз, то просто свернет ему шею, наплевав на то, что он начальник охраны Императора. Она едва не убила собственного отца в последней попытке хотя бы силой заставить его отказаться от идеи уничтожить Просперо вместо того, чтобы просто забрать Магнуса на Терру. Но всё бесполезно. Впрочем, у Волчицы была поддержка одной-единственной стаи. И эта стая сейчас шла с ней. Она должна отыскать сестру раньше, чем это сделает кто-то другой. Раньше, чем кто-то другой вынудит сестру защищаться и убивать верных Императору. Но ярость основательно мешала ясности мыслей Фрейи. Ненависть к отцу сжигала её изнутри, и только желание спасти сестру удерживало её безрассудное желание убивать своих же братьев просто за то, что они напали на братский легион.

Фрейя успела почти вовремя. Стая Тра прорвалась к тому месту, где выстроили свои ряды те дети, что нашли в Миранде свою мать. Они вынудили Миранду вступить в бой, но дочь Магнуса, словно издеваясь над Волками, использовала лишь болтер и меч. В узком проходе меж зданиями ей удавалось сдерживать их пока что, но было очевидно — очень скоро Волки просто обойдут её и уничтожат тех, кого она стремилась защитить.

— Миранда! — окликнула её сестра.

— Ну наконец-то, — устало улыбнулась колдунья.

— Тра! — рявкнула Фрейя на стаю, — Вы тоже нарушаете приказ Императора, предпочитая ему свое мнение и мнение Русса? Чем вы, варп вас забери, лучше Тысячи Сынов, которые тоже сочли, что знают лучше, чем Император?!

Кто-то остановился и опустил оружие, осознав смысл упрека своего примарха. Миранда лишь защищалась, не трогая тех, кто не атаковал её и скрывающихся неподалеку детей. Кто-то не послушался и был убит сестрами.

— Идем, — наконец выдохнула Фрейя, когда рядом не осталось враждебно настроенных Волков, — Кого тебе удалось спасти?

— Тысячу Сынов, — горько улыбнулась Миранда, выводя мальчишек из укрытий, — Мою Тысячу Сынов.

Фрейя понимала, что действовать надо быстро, иначе отец успеет задумать и реализовать еще что-нибудь неприятное в первую очередь для Миранды, но и для неё тоже. А потому с поверхности Просперо стая Фрейи убралась в рекордно короткие сроки. В том, что Тра доложит отцу о её намерениях, Фрейя не слишком сомневалась — Тра не поддержала её, когда она пыталась объяснить отцу изначальную пагубность его желания убить всех проклятых колдунов, и теперь они, по мнению Фрейи, могли остановиться просто чтобы не атаковать её, но не из согласия с её решением.

А потому, стоило последней "Грозовой Птице" вернуться на борт подконтрольных Фрейе кораблей, как её часть флота поднялась с стоянки на орбите и максимально быстро ушла в варп, держа курс на Терру.

* * *

"— Так вот, я оказываю тебе любезность. Как брат брату. Я даю тебе отсрочку, которую не предоставил бы ни одному из врагов. Уладь все свои дела. Эвакуируй жителей городов. Отключи системы обороны. А сам вместе с Тысячей Сынов выйди навстречу и приготовься сдаться, как только я прибуду. Прошу тебя, Магнус. Против тебя спущены Волки Фенриса. Только ты сможешь предотвратить кровопролитие. Примарх поднялся на ноги. — Магнус, пожалуйста. Прошу тебя."

Эти слова, обращенные к шпиону, глазами которого, Русс был уверен, Магнус следит за ними, примарху Космических Волков вспомнились ещё не раз. Дочь, вечно непокорная и заступающаяся — не столько за Пятнадцатый, сколько за свою сестру, тогда в кои-то веки согласилась с ним и поблагодарила его за эту отсрочку.

Магнус не принял этого предложения, и кто знает, услышал ли он его вообще? Дочь утверждала, что видела подтверждения тому, что скальд Тра — не шпион Пятнадцатого, но Русс не верил вещам, которые не видел своими глазами. Тем более, что рунный жрец о том случае на Никейском Совете отвечал что-то совсем мутное и расплывчатое, на требование более точных свидетельств отвечая, что и сам не понял, что произошло. Если рунный жрец не понял, что за колдовство там вершилось — как понять это его волчонку? Только поверить сестре-колдунье. А кто мешал колдунье соврать?

Магнус не принял предложения, и все, кто остались на Просперо, должны погибнуть. Но доклад от Тра, от той же Тра и того же скальда, сопровождаемого парой воинов, о том, что Фрейя встретилась с сестрой и забрала её — и около тысячи учеников — еще не астартес, уже колдунов — на орбиту. Едва услышав это, Русс поднял взгляд в небо. Часть флота поднималась вверх с высокой орбиты.

— Фрейя-Фрейя, ну зачем всё это? — раздраженно думал Русс, — В кого ты такая своенравная? Уж не в меня точно. Почему же ты так веришь колдунье? Со мной подралась — да, победила. Хьолда, я и не думал, что ты уже настолько выросла. Тебе пять лет, волчонок. Эти проклятые маленькие колдуны, которых ты забрала с собой, старше тебя вдвое. Сейчас меня ждет брат — но потом не надейся избежать разговора. Твоё своенравие мне уже надоело.

Он после боя с братом, в равной мере разозленный и опечаленный, вернулся на флагман и приказал астропатам связаться с Террой и передать им сообщение с докладом о случившемся. Ответ отца был краток.

— Твоя дочь поступила правильно. Магнус и его дочь нужны были мне на Терре живыми. Продолжай поход, сын мой, и не беспокойся о судьбе дочери — она скоро вернется к тебе.

Русс, услышав ответ, недовольно скривился. Верность отцу для него была превыше всего, и раз отец считает, что волчонок права... Наверное именно он ошибся. Но он этого так не оставит! Вот вернется Фрейя к экспедиции...

Третий.

Отец приказал ей взять лорда-командира Веспасиана, вторую и десятую роты и отправиться в систему Истваан III для помощи силам Воителя. Виктория, как покорная и любящая дочь, согласилась с отцом. И лишь вернувшись в свои покои на 'Андронике', девушка позволила себе рассмеяться в голос — впервые с Никейского Совета.

— Отец... Ты даже не представляешь, какую услугу ты мне оказал! Ты даже не представляешь...

Астартес собрались в совещательном зале. Все и каждый из двух рот Детей Императора, и все и каждый из трех рот Лунных Волков, не пожелавших становиться Сынами Хоруса-предателя.

— Братья. Фулгрим направил нас в систему Истваан III. Официально — для подавления мятежа и помощи в этом Воителю. Неофициально — чтобы убить нас всех. Стоит нам спуститься на планету — и вирусная бомбардировка уничтожит всех. А потому — мы уйдем в варп. И направимся на Терру. Мы предупредим Императора, расскажем ему обо всем, что видели. Это — то, что мы должны сделать. Мы — Дети Императора. И мы сделаем всё, что должны — во славу Его. Лунные Волки. У вас есть приказ Исис. Ваши капитаны слышали наш с нею последний разговор. Каждый в эти нелегкие времена делает свой выбор. Отец или Император. Здесь собрались все те, кто выбрал Императора. И мы его не подведем.

Слова Виктории были встречены тяжелым, но уверенным молчанием.

— Ведите нас, леди, — негромко отозвался лорд-командир Веспасиан, и пять присутствующих капитанов поддержали его.

Четырнадцатый.

Мортиция провела на ногах последние две недели без отдыха и перерывов. Она была занята. Она знала о плане отца уничтожить всех лояльных Императору космодесантников четырех легионов вирусной бомбардировкой. И она видела только один путь этому помешать. У неё был образец вируса и она была намерена создать лекарство. И вот, две недели спустя, когда флот Гвардии Смерти прибыл в систему Истваан III, у неё наконец-то получилось.

— Да... — выдохнула она, садясь на пол лаборатории апотекариона, снимая перчатки и закрывая лицо руками. Мерик Войен подошел к ней, опустившись на одно колено и приобнимая названую дочь за плечи. — У тебя получилось, девочка моя?

— Да, отец. Я сделала это.

Слабая улыбка осветила неприветливое лицо Гвардейца Смерти.

— Хорошо. Я позабочусь о том, чтобы лекарство попало каждому верному, кто спустится на Истваан III. Отдохни.

— Мне надо встретиться с Исис, Фурией и Викторией.

— Детей Императора здесь нет. А леди Исис передала через астропатов послание для тебя.

— Послание?

Апотекарий передал Мортиции свиток. Та развернула его.

'Сестра.

Прости меня. Я не могу предать своего отца. Как и Фурия. Я отдала всех верных Императору из своего легиона под командование Виктории. Она спасет их. Я верю в неё. Её нет здесь, и не появится — она уже в пути на Терру. Беги. Беги вслед за Викторией, расскажи обо всем Императору. Верных Императору Пожирателей Миров уже не спасти. Фурия не хочет этого. Я вижу это по её словам и делам, по её поведению. Она не умеет притворяться. Сохрани хотя бы часть своего легиона. И знай: я никогда не посмею винить тебя в верности Императору.

Исис.'

Мортиция зачитала послание вслух. — Есть те, кто верит нам, но не желает бежать. Я передам им лекарство, и пусть они попытаются сделать всё, что смогут, — тихо сказал апотекарий.

— Спасибо.

— Иди и отдохни, Мортиция. Тебе еще понадобятся силы.

В этот момент в апотекарион зашел капитан Гарро.

— Войен, миледи, нашу роту переводят на фрегат 'Эйзенштейн'. Приказ Мортариона. И, миледи, ваш отец хотел вас видеть.

— Конечно, Натаниэль. Я скоро вернусь. Ждите меня, — кивнула Мортиция, с некоторым трудом поднимаясь с пола.

В комнатах Мортариона царил полумрак.

— Дочь, — кивнул он вошедшей девушке.

— Отец, — вежливо кивнула ему Мортиция, но взгляд её был холоден, — Что заставило тебя столь неожиданно вспомнить о моем существовании?

— Грядут большие перемены, Мортиция, — голос её отца звучал необычайно мягко, и девушка моментально поняла, о чем с ней будет говорить отец, — Я знаю, ты стремишься познать тайны жизни и смерти. Время, проведенное в апотекарионе, привило тебе любовь к медицине, и ты не хуже меня знаешь — медики смертельно опасны, ведь зная, как исцелить — они знают и как убить наверняка...

Отец читал ей практически проповедь. Она кивала и соглашалась. И он отдал ей первый приказ.

— Отправляйся с седьмой ротой на 'Эйзенштейн' и проследи, чтобы Игнациус Грульгор выполнил моё поручение и начал вирусную бомбардировку. И постарайся убедить капитана Гарро принять нашу сторону.

— Разумеется, отец. Я буду счастлива выполнить ваше поручение. Я надеюсь, вам никогда не придется пожалеть о том, что вы вспомнили обо мне, — девушка поклонилась отцу и вышла. Она не знала, поверил ли ей отец, но это было не важно. Она направилась на 'Эйзенштейн'.

'Эйзенштейну' чудом удалось бежать в варп. Они презрели приказ о бомбардировке, и нейтрализовали вирус. Они убили всех воинов второй роты и их капитана Грульгора. Мортиция не следила за этим. Она, по прибытии на фрегат, пришла в апотекарион только чтобы тихо сесть в углу и заснуть сидя, совсем как в раннем детстве, когда в её возможность помочь еще никто не верил.

* * *

Войен разбудил её, когда фрегат вышел из варпа, и кратко рассказал о захватчиках и чуме. Мортиция тяжело поднялась на ноги.

— Показывай, отец. Предстоит много работы.

Войен был недоволен решениями Гарро, но когда он упомянул об этом при Мортиции, она лишь тихо сказала:

— У него не было других вариантов. На его месте я сделала бы то же самое. Гарро командовал ими, как и всегда. Мортиция, как и всегда, молчала и работала. Наблюдая за ней, Войен думал, что дочь Мортариона никогда не станет примархом в полном смысле этого слова. Эта девушка была его дочерью в куда большей степени — и не воспринимала себя командиром. Гарро мог сколько угодно звать её 'миледи', но она сама считала себя апотекарием и ученым.

Мортиция вновь, как и в период работы над лекарством от 'истребителя жизни', доводила себя до истощения, но на этот раз — трудясь над раненым воином. Это была её битва. Болезнь мутировала, изменялась, ускользала, но медленно-медленно сдавала позиции. Её никто не смел отвлекать, а 'Эйзенштейн' тем временем висел в пустоте.

Гарро отдал приказ о перегрузке и выбросе варп-двигателей, надеясь привлечь внимание к 'Эйзенштейну'. Но Мортиция узнала об этом только когда из варпа вышла 'Андроника'.

Третий.

Шесть капитанов, лорд-командир и Виктория собрались в зале совещаний 'Андроники'. Мортиция осталась в апотекарионе, просто перенеся свои исследования в куда лучше оборудованные лаборатории 'Андроники'.

— Господа. К нам присоединилась еще одна рота. Капитан Гарро и седьмая рота Гвардии Смерти, — Виктория говорила негромко, но её было отчетливо слышно, — Мы и не надеялись, что удастся спасти стольких. И настало время еще раз обсудить, что мы планируем делать дальше.

— Разве наши планы изменились, леди? — столь же негромко ответил ей лорд-командир, — Сообщить Императору, восстановить численность и принять посильное участие в подавлении мятежа.

— Есть один ключевой момент: мы не знаем, что решит Император, — горько улыбнулась женщина, — Что если он нам... не поверит?

— Поверит, — голос только подошедшей Мортиции прозвучал жестко, — У нас достаточно неопровержимых доказательств. Но вот помешает ли это ему попрятать нас по тайным подвалам дворца за то, что подвели его, не удержав отцов и сестер от мятежа — это отдельный большой вопрос.

Виктория вздрогнула, словно от пощечины. Мортиция же привычно села на пол, устало пряча лицо в скрещенных руках.

— Леди? — окликнул её капитан Локен. Гарро покачал головой.

— Миледи за последние полтора месяца отдыхала хорошо если пару суток. Даже силы примарха небезграничны.

Мортиция не поднимая головы дополнила

— Это стоило того. Вакцина против 'Пожирателя Жизни' могла спасти кого-то на Истваане. И может спасти еще множество жизней, если попадет в правильные руки. И, Натаниэль... Мне удалось спасти Дециуса. Его раны все еще тяжелы, но жизнь вне опасности. Эту заразу варпа можно исцелить.

— Заразу варпа? — не понял Торгаддон и остальные его поддержали в его непонимании. Гарро четко и кратко рассказал им о том, с чем столкнулся Эйзенштейн, войдя в варп.

— Шепчущие Вершины... — пробормотал Локен, — Джубал... То же самое... И луна Давина... Клинок, которым ранили Воителя... Проклятье!

Тарвиц, Деметр, Веспасиан и Гарро озадаченно на Локена покосились. Локен и Торгаддон, недовольно хмурясь, пересказали присутствующим историю ранения Воителя.

— Еще раз, сколько времени было у Воителя? — поинтересовалась Мортиция.

— Три дня он лежал в апотекарионе и ничем ему не могли помочь. Потом его отнесли в храм и еще десять дней он провел там.

— Натаниэль, сколько я провозилась с Дециусом?

— Семнадцать дней, миледи.

— Семнадцать дней. И неизвестно сколько на связь и дорогу. У Исис действительно не было иного выхода, если она хотела спасти отца. А зная её...

— Сестра не могла поступить иначе, — горько покачала головой Виктория, — И это ты еще не видела, с каким лицом она передавала мне своих воинов.

— Ладно. Давайте пока закроем тему Исис и её поступков. Мы дожны четко представлять себе, что мы собираемся делать, когда Император скажет 'Хорошо, я вам верю, идите сидеть на попе ровно где-нибудь в цитадели Сомнус', — проворчала Мортиция, все еще не поднимая головы. Выглядело это, мягко говоря, странно, но ей самой было наплевать.

— Если, — голос Виктории прозвучал твердо, но она побледнела. Это сложно было заметить с её и без того светлой кожей, но возможно.

— Когда, сестренка. Когда, — Мортиция встала, но по ней было видно — она уже едва держалась на ногах. Полтора месяца практически без сна в колоссальном напряжении всех умственных и моральных сил — почти непосильная тяжесть даже для примарха, — Я пойду обратно в апотекарион. Если что — ищи меня там. Подумай над моими словами.

Гарро молча подал ей руку — не столько опора, сколько моральная поддержка — и представители Гвардии Смерти ушли. Им требовалось хорошо отдохнуть от напряжения побега из под Истваана.

— Госпожа, — начал Веспасиан, — Вы же не думаете, что...

— А почему нет, лорд-командир? — спросила Виктория, устало опускаясь в кресло, — Почему нет?

Десятый.

Фарах в тысячный раз перечитывала послания от сестер, не зная, как рассказать о них отцу. Разрывающее сердце отчаяние Исис, ледяная решимость Виктории. Восстание против Императора. Железнорукая лишь надеялась, что сестры ошибаются. Металл в её пальцах легко принимал нужную форму, но мысли Десятой были далеки от работы. Она злилась на себя за сомнения и нерешительность. Сегодня они встретят гостей из Третьего легиона. Сегодня она узнает правду.

Огромные черные врата Анвилария 'Железной Длани' распахнулись, и Фулгрим в своей отороченной мехом накидке, развевающейся от потоков горячего воздуха кузниц, шагнул вперед. Виктории рядом с ним не было. Только Юлий Каэсорон и десять гвардецйев Феникса. Фарах стояла справа от отца. Слева от Ферруса Мануса стоял первый капитан Габриэль Сантар. Чуть помедлив, Третий примарх вступил в жаркий и сухой зал Анвилария. Гвардия Феникса разошлась по периметру, встав рядом с охранявшими зал морлоками. Фулгрим и Каэсорон прошли вперед.

— Феррус! — воскликнул Фулгрим, открывая объятия, — Мое сердце радуется нашей новой встрече. Феррус Манус обнял его, похлопал серебряной рукой по меховой накидке, и отступил на шаг, окидывая Фулгрима взглядом с головы до ног.

— Малышка Фарах, — примарх Детей Императора повернулся к Десятой и наткнулся на жесткий и подозрительный взгляд, — Ты так выросла, — продолжил он с улыбкой, хлопнув девушку по плечу.

— Дядюшка Фулгрим, — кивнула она, надеясь, что в её тоне не прозвучало слишком много негатива.

— Своим приездом ты доставил мне неожиданную радость, брат мой, — начал Феррус, — Что привело тебя в систему Каллиниды? Или, по мнению Воителя, мы недостаточно быстро расправляемся с врагами?

— Напротив, — широко улыбнулся Фулгрим, — Воитель лично шлет тебе свою похвалу и предоставил мне честь отметить быстроту твоих завоеваний.

— Вы слышали, братья? — воскликнул Феррус Манус, — Воитель удостоил нас своей похвалой! Слава Десятому Легиону!

— Слава Десятому Легиону! — откликнулись Железные Руки и Фарах вместе с ними.

— Ну же, братец! Кроме удовольствия передать одобрение Воителя, что еще привело тебя к нам?

— Ты прав, Феррус, я хочу поговорить еще кое о чем, но это касается лишь нас двоих. Речь пойдет о будущем Великого Крестового Похода.

— Все, касающееся отца, касается и меня, — довольно резко заявила Фарах и её отец кивнул. Фулгрим едва заметно поморщился, похоже присутствие девушки не входило в его планы, но согласно кивнул и трое примархов ушли в Железную Кузницу — личное святилище Ферруса Мануса.

Братья шли, осматривая оружие. Фарах отошла к наковальне. Тяжелый доспех не сковывал её движений, а оружие за спиной придавало уверенности. Девушка наблюдала за отцом и дядей. Они остановились у ружья удивительно искусной работы.

— Я сделал его для Вулкана две сотни лет назад, — сказал Феррус, — Еще до того, как он повел свой легион к созвездию Мордант.

— А почему же оно все еще здесь?

— Ты же знаешь Вулкана, он любит работать с металлом и не признает того, что было создано без помощи молота и жара горна. Я думаю, ему не по нраву то, что я могу обрабатывать металл без огня и молота. Сто лет назад он вернул мне ружье, сказав, что оно должно оставаться здесь, рядом со своим создателем. Кажется, суеверия еще не совсем забыты, как ни старается брат заверить нас в обратном.

Фарах знала, что отец прав. Но у неё с Венерой не было таких разногласий. Вспомнив о Восемнадцатой, Фарах коснулась металлическими пальцами заколки с цветком камелии, удерживающей пряди волос от спадания на лицо. Венера тогда сказала, что они — девочки, и могут позволить себе подарить друг другу не оружие, но милую безделушку. Точно такая же заколка удерживала черные волосы дочери Вулкана — и делать цветок было, к удивлению Фарах, куда интереснее, чем очередной меч или молот.

Задумавшись, Фарах пропустила часть разговора отцов.

— Когда ты в последний раз видел Императора? — спросил Фулгрим, и Фарах поняла, что сестры не ошибались.

— Императора? Какое это имеет значение? — не понял Феррус Манус.

— Прошу, ответь мне. Когда это было?

— Давно, — признал Феррус, — Когда он отдал нам Дочерей.

— Да. Счастливый, но второй из самых печальных моментов в моей жизни, — кивнул Фулгрим, приближаясь к огромной наковальне и постукивая пальцами по холодному металлу, — Мы умоляли его вернуться к походу... Но он от нас отвернулся, — неожиданно жестко завершил фразу Третий.

— Ты говоришь так, словно он нас бросил, — сосредоточенно прищурил глаза Феррус Манус.

— Именно так оно и было, — горько подтвердил Фулгрим, — Так и есть.

— Я понятия не имею, к чему ты клонишь, Фулгрим, — упавшим голосом сказал Феррус Манус, постепенно осознавая важность слов брата, — Что ты имел ввиду, говоря о втором самом печальном моменте в твоей жизни? Что может быть еще печальнее?

— Что может быть печальнее? День, когда Хорус сказал, что отец нас предал, что он собирается бросить нас в своем стремлении к божественности, — глубоко вдохнув, произнес Фулгрим.

— Фулгрим! — закричал Феррус, — Во имя Терры, что с тобой случилось? Предательство? Божественность? О чем ты толкуешь?

Фулгрим хотел подойти к Феррусу, но клинок девушки уперся в его грудь.

— Исис рассказала мне, что кошмары варпа свели с ума её отца, но я надеялась, что она ошибается. Где Виктория, Фулгрим? Ты действительно думаешь, что она разделила ваше безумие и отправилась на Истваан убивать своих братьев?

Третий примарх отшатнулся.

— Фарах?! Ты знала?! — в голосе отца прозвучала отчетливая угроза. Она не обернулась, не отвела взгляда от Фулгрима.

— Я надеялась, что Исис и Виктория ошиблись.

— Фарах, я уверен, ты все не так поняла. Позволь мне рассказать, — мягко, но настойчиво возразил ей Фулгрим, — Хорус у открылось истинное положение вещей. Император уже покинул нас и теперь строит планы своего апофеоза. Он создал вас, чтобы отвлечь нас от его дел. Он лгал нам всем. Мы были для него лишь инструментами для возвращения галактики под его власть, для подготовки его обожествления. Он представлялся образцом совершенства, а оказался лжецом! Другие уже осознали эту истину и встают на сторону Воителя. Мы нанесем удар прежде, чем Император узнает, что его замыслы открылись. Хорус возвратит галактику тем, кто проливал кровь ради её завоевания.

— Ты — предатель, — слова упали, словно молот на наковальню, и сказала их не девушка, но её отец, — А для предателей уготована только одна участь.

— И вы... собираетесь меня убить? — поинтересовался Фулгрим, но рука его уже легла на рукоять меча, — Я твой брат, и я поклялся никогда тебе не лгать.

— Я знаю, что ты не лжешь, Фулгрим. И потому ты должен умереть, — ответил ему Феррус Манус.

Бой примархов был долгим. Но если Фулгрим и Феррус не были настроены убивать изначально — Фарах была к этому готова. Она отдала по воксу команду Сантару и морлокам уничтожить гвардейцев Феникса и Юлия Каэсорона. И отец, услышав её слова, подтвердил приказ. В Анвиларии завязался бой. Дети Императора рассчитывали нанести предательский удар, но получили его сами.

Они не убили Фулгрима, но тяжело ранили его. Третий примарх оглушенный лежал на полу Железной Кузницы, а Десятые стояли над ним, глядя друг на друга. Феррус забрал у Фулгрима его клинок, Разящий Огонь, и одним взглядом отправил дочь подальше. Ему требовалось время обдумать произошедшее и сковать брата так, чтобы тот не смог вырваться. Дочь все поняла правильно и приказала уничтожить корабли Третьего легиона, меж тем направившись к себе, принести и показать отцу письма сестер.

Шестнадцатый.

Шесть лет спустя. Истваан-V.

На совет примархов собрались пятеро. Хорус, Мортарион, Ангрон, Исис и Фурия. Воитель начал говорить, и слова его были безрадостны и жестоки.

— Уничтожать нас идут семь легионов, четыре из которых — наши союзники. Мы подготовимся к встрече как должно. Но нас здесь должно было собраться десять. Фулгрим провалил свою миссию убедить Ферруса Мануса и его дочь. Он не смог даже убедить свою дочь примкнуть к нам. Но это укор не только ему, но и тебе, Исис. Ты заверяла меня, что Виктория справится с задачей уничтожить Локена, Торгаддона и Круза. Я полагал, что ты достаточно подросла, чтобы я мог доверять тебе, но похоже я ошибался.

Дочь низко опустила голову, выслушивая упрек отца. Со стороны казалось, что она стыдится своей ошибки. Но Исис стыдилась иного. Она стыдилась того, что ей не хватило сил принять тот же путь и отринуть мятеж. А теперь — уже поздно. И пусть сестра клялась ей, что не посмеет винить её в этом предательстве — она сама винила себя, и это тяготило. Рядом громко фыркнула Фурия. Двенадцатая дочь не сомневалась ни секунды. Ей было все равно, кого убивать.

— И ты, Мортарион, тоже разочаровал меня. Твоя дочь обманула тебя и бежала вместе с твоей седьмой ротой.

Двенадцатые ухмыльнулись еще шире. Они чувствовали себя нужными. Чувствовали себя добившимися успеха.

— Надеюсь, в грядущей битве вы меня не подведете, — заключил Воитель, — Наши планы таковы... Исис слушала отца невнимательно и это не осталось незамеченным. А потому после собрания Воитель призвал дочь к себе.

— Лоргар в подтверждение своей верности нашему делу отправил к нам свою дочь. Вера прибудет завтра. Позаботься о ней и найди ей достойное дело. И учти, это твой последний шанс доказать, что тебе можно доверять, — отец был холоден с дочерью и та отлично знала, что виновата в этом. От Исис не укрылся и подтекст приказа: Семнадцатая будет следить за ней и, несомненно, докладывать. Огонек раздражения затеплился в душе дочери Хоруса. Она найдет способ поставить эту выскочку на место. Как легко она приняла это восстание! Как легко дочь проклятого святоши решилась предать сестер и Императора! Веру приставили к ней, чтобы направить на верный путь? Они увидят этот верный путь.

Так думала Исис, вежливо кивая отцу. И ко встрече сестры она была готова. Парадный доспех поблескивал в лучах прожекторов ангара. И сестра в строгом и скромном гранитно-сером одеянии, тихо шелестящим при её шагах, с выражением смирения на прекрасном лице была совсем не тем, что ожидала увидеть Исис.

Семнадцатый.

Вера смотрела на звезды и размышляла о грядущем.

'Я не смогла. Отец принял Новое Слово всем сердцем. Как и я. И я, как и он, не могу отказаться нести человечеству Истину. Я — его дочь. Его копия. Такой создал меня Император. Но узы сестринства дрожат и рвутся во всех вариантах грядущего. И это печалит меня. Но теперь, когда я сделала свой выбор, мне открылись иные пути в лабиринтах Тысячи Тысяч Будущих. Сестринство распадется, чтобы объединиться вновь. Может быть и не полностью... Но все же. Отец желает, чтобы я показала сомневающейся Исис Истину. Воитель заметил сомнения дочери и не рад им. Но им рада я. Эти сомнения стоит почетче показать нашим лояльным сестрам. Они не должны погибнуть в готовящейся мясорубке Истваана. Но нужно сделать так, чтобы ни отцы, ни Фурия об этом не узнали. Непросто, но выполнимо.'

Телохранитель окликает её, вырывая из размышлений.

— Госпожа, мы на месте. Громовой ястреб ждет вас.

— Конечно, Керидан. Идем.

Она спускается по трапу с выражением смирения на лице. Сестра ждет её. Рядом с дочерью Воителя в парадном доспехе её гранитно-серое платье выглядит монашеским одеянием. Злость и мрачное предвкушение сестры бьет по нервам Веры. Исис подходит к ней и сестры обнимаются. — Вера. Рада приветствовать тебя на Духе Мщения.

— Исис. Это честь для меня, — она слегка склоняет голову. Сестра не рада ей, но смирение выбивает дочь Воителя из колеи.

— Идем, — тон голоса не оставляет сомнений — это приказ. Вера игнорирует откровенное хамство. Душа сестры перед ней как на ладони: Исис видит в ней надзирательницу. Но дочь Воителя жаждет власти, особенно власти над той, что должна следить за ней. И формально у Исис есть эта власть. Вера могла бы отказать сестре, но ей несложно выполнить приказ, и даже любопытно, что родится из злобы и беспокойства сестры.

Сестра проводит её по кораблю быстро, явно торопится выполнить неприятную обязанность. Вера спокойна и её спокойствие бесит Исис. Шестнадцатая пытается вывести её из духовного равновесия. Столкнуть в пропасть сомнений и неуверенности. Или просто пытается выбраться сама? Это важная тонкость, но Вера не знает ответа. Керидан, идущий за ней, уже начинает нервничать. Его раздражает резкость Исис. Вера отсылает его, чувствуя, что сестра вот-вот сорвется. Она почти видит, как в мыслях сестры рождается безумная идея. Они как раз дошли до комнат, приготовленных Вере на время её пребывания на Духе Мщения. Они остаются наедине, замок на двери захлопывается. Исис прижимает сестру к металлической стене.

'Это надо пережить,' — тихо думает Вера, — 'Сестра слишком взволнована. Пусть насладится своей властью, прокричится, попытается ударить — что еще она может выдумать? Успокоится — тогда и можно будет с ней поговорить.'

— Как легко далось тебе предательство, Семнадцатая, — практически шипит Исис, — Сестры для тебя — ничто? Верность тому, кто создал нас — пустой звук?

— Разве ты знаешь о моих мотивах достаточно, чтобы обвинять меня, Исис? — голос Веры звучит тихо и почти шелестяще.

— Тебя прислали сюда, чтобы следить за каждым моим шагом. И не смей мне лгать, я знаю, что это так, — Исис злится. Она ждала иного и хочет заставить Веру сбросить маску, абсолютно уверенная в своей правоте.

— Ты знаешь, чего хотят от меня отцы. Но ты ничего не знаешь о том, что я думаю по этому поводу. Ты вспыльчива, моя Воительница, и неудивительно, что твой отец заметил твои сомнения... — Вера не договорила, едва успев перехватить руку сестры.

— Мои сомнения?! Какие тут могут быть сомнения? — Исис отошла от сестры, вырвав свою руку из её руки. Вера шагнула за ней.

— Все мы любим своих отцов и этого не изменить. Мы любим своих сестер. Мы уважаем Императора, создавшего нас. Но в эти тяжелые времена семья раскалывается и каждой предстоит выбор. И ты сделала свой, оставшись с отцом, но ты сомневаешься в его правильности. Я не виню тебя и никогда не посмею винить. Ни тебя, ни сделавших иной выбор.

— Сестры должны жить. Все до единой, — Исис схватила сестру за плечи, — И не пытайся мне в этом помешать.

— Напротив, моя Воительница. Я могу тебе в этом помочь. То, что я не сомневаюсь в Слове, еще не значит, что я хочу сестрам смерти.

— Какая ты двуличная, — прищурилась Исис.

— Я — верю, — Вера коснулась ладонью своей груди, — Но узы сестринства значат для меня многое.

Восьмой.

На борту Фиделитас Лекс состоялся военный совет. Почти все примархи четырех легионов. Не хватало лишь Омегона с дочерью. Впрочем, из Альфа легиона на публике всегда появлялся только один примарх и только одна дочь. Отцы стояли у голопроектора. Вокруг столпились капитаны всех четырех легионов. Дочери тесным кружком стояли в углу. Они не слушали речь Лоргара, они тихо перешептывались о своем.

— Сегодня мы будем убивать астартес, — Келли облизнула губы, словно уже чувствовала вкус крови.

— Пришло время великой битвы, — согласно кивнула Петра, — но величайшая будет — за Терру.

— Ты уже мечтаешь о ней, сестра? — чуть язвительно улыбнулась Альфария, — Хочешь взять штурмом величайшие укрепления в галактике?

— Конечно, — отмахнулась Петра.

— У каждой из нас своя мечта, — мягко заметила Вера, — И своя цель в этой войне. Но наши цели не противоречат друг другу. Наши отцы решили предать своих братьев, но значит ли это, что мы должны предать своих сестер?

Келли сощурилась, внимательно оглядывая Семнадцатую сестру. В то время, как она жаждала битвы, Вера плела какие-то интриги. Хэлл хотела бы сойтись в бою с сестрами и убить их. Увидеть в их глазах страх и осознание своей смертности. Но сестричка-монашка хотела сохранить им жизнь. Зачем? Неужели...

— Хочешь подготовить возможность отступления, а, Вера? — Келли ухмыляется и смотрит на сестру, чье гранитное спокойствие осталось нерушимым.

— Истина, открывшаяся мне и моему отцу, заключается в том, что во мраке будущего есть лишь война и смех жаждущих крови Богов, — задумчиво произнесла Вера, — Но угодна Богам лишь та война, в которой противник достоин тебя. Сохранение жизни сестер усложнит задачу, но не сделает её невыполнимой.

Келли уж было решила, что сейчас услышит тонны религиозного бреда, но сказанное сестрой имело свой смысл. Рвать когтями астартес будет весело, но слишком просто. О, она сразится с сестрами... Посмотрит им в глаза. И, как надеялась Хэлл, увидит в них животный ужас. Страх смерти. Страх неудачи. Но вот убить их можно лишь один раз. Если она убьет их сегодня — она лишит себя радости встретиться с ними вновь. И вновь посмотреть в их глаза. Стать их ночным кошмаром, иногда становящимся явью. Это — достойное испытание и достойная цель.

— Кое в чем я с тобой соглашусь, сестричка-монашка, — улыбка Келли обнажила острые зубы, — Если мы убьем их сегодня — мы больше не встретимся с ними. А я хочу еще увидеть результат своих сегодняшних стараний в виде первобытного ужаса в их глазах... И особенно в глазах Вороненка.

Петра кивнула, соглашаясь со словами Келли.

— Не знаю, чем тебе так не угодила Кора... Но если отпустить их сегодня — они сделают битву за Терру еще интереснее, сложнее и достойнее.

Альфария промолчала. Вера лишь мягко улыбнулась. Хэлл погрузилась в мечты о том, как будет рвать когтями Вороненка. Из приятных мечтаний её вырвал голос Сиватара:

— Смерть Лже-Императору!

Астартес вокруг подхватили клич, и Келли, засмеявшись, подхватила его вместе с ними. Она заметила одобрительную и жестокую улыбку отца и это дарило то ощущение отцовской любви, которой ей так часто не хватало. Отцы принялись обсуждать планы на грядущую битву, и дочери повернулись наконец к гололиту. Следовало знать планы на будущее.

Четвертый.

Петра стояла на укреплениях, наблюдая за ходом битвы с едва заметной улыбкой. Силы Саламандр и Гвардии Ворона отступали четко в ловушку, а Железные Руки, во главе с примархом, отступать не желали, тратя силы в битве с Пожирателями Миров. Любой вариант был математически просчитан, и в любом варианте у трех легионов не было шансов выжить. Некстати Петре вспомнились слова Веры и её желание сохранить жизни сестрам. Она сомневалась, что Семнадцатую пугает возможность убить их сестер-примархов, но и ответ, данный Верой Келли, тоже не был до конца правдивым. Она согласилась с ними, в основном потому, что не чувствовала к сестрам ничего. Ни особой привязанности, ни ненависти. Впрочем, Петра знала — там, на поле боя, она скоро увидит ответ на свои вопросы.

Там, в гуще битвы, Коракс убивал Лоргара. Семнадцатый пытался сражаться, и небезуспешно, но Коракс был быстрее и сильнее. Но убить брата Ворон все равно не решался, тратя непростительно много времени на разговоры. И когда появился Кёрз, Ворону пришлось бежать, чтобы не быть убитым.

Петра не слышала их разговора, но могла себе представить. Ей было слегка любопытно, зачем Кёрз, столь явно презирающий Лоргара, все же помог ему. Она отвела взгляд от поднимающегося на ноги Несущего Слово и нашла взглядом Келли и Кору. Они были похожи. Очень похожи. И в их движениях скользила ненависть, родившаяся с первого взгляда. Быть может, их схожесть и была причиной этой ненависти, так же, как ненависть отца к Дорну. Петра знала, но никогда не говорила вслух: Дорну удалось слишком многое из того, что не удалось её отцу, но чего он страстно желал, и в том был корень ненависти. Вечное желание унизить Имперского Кулака и его воинов. Она плохо знала Кору и Келли, но предполагала, что корень их взаимной ненависти может быть таким же.

Поискав взглядом Веру, Петра обнаружила её совсем рядом с Венерой, на месте чьего отца поднималось характерное облако ядерного взрыва. Вулкан не был слабым, но Петра сомневалась, что он сумеет пережить этот взрыв. Дочь рвалась к павшему отцу, но Вера задержала её и сковала боем. Наблюдать за движениями Семнадцатой было приятно. Её удары были скупыми и точными, в них вкладывалось ровно столько силы, сколько требовалось. И Петра отчетливо видела: цель этих ударов — не отнять жизнь, но измотать и оглушить. Холодная логика четвертой дочери не могла найти закономерности в действиях сестры, и это интриговало.

От размышлений о ходе битвы и поведении сестер её оторвал голос отца в воксе шлема.

— Ко мне.

Он говорил по тому каналу вокса, что связывал только отца с дочерью и излишних пояснений не требовалось. Бросив в ответ резкое

— Принято.

Петра спрыгнула с баррикад, направившись туда, где её отец в окружении Железного Круга уничтожал отступающие остатки Железных Рук и Гвардии Ворона.

Феррус Манус уже пал — Ангрон убил его, и теперь остатки его легиона были зажаты между молотом и наковальней. Мимоходом Петра отметила, что Фарах не было на поле боя с самого начала битвы. Десятая, несомненно, догадывалась о ловушке — Виктория предала отца, и наверняка рассказала сестре всё, что знала. Но почему тогда Феррус повел своих воинов на заведомую гибель? Неужели гнев пересилил в нем здравый смысл? Впрочем, он мертв, и его мотивы более не важны.

Астартес не были препятствием для примарха, и очень скоро Петра оказалась рядом с отцом. Коракс, поддерживающий тяжело раненую дочь, уже был в нескольких шагах от громовых птиц своего легиона.

— Они сбегут, — констатировала факт Петра и отец кивнул.

— Ворон и его вороненок сбегут. Но их воины — нет.

С этими словами он быстро пошел вперед и дочь последовала за ним.

Гвардия Ворона почти не пыталась сопротивляться. Они пытались бежать. Но ни то, ни другое им не удалось. Сбежали не более пары десятков воинов, остальные так и остались на пропитанной кровью земле Истваана-5. Из Железных Рук не сбежал никто, но Петра не сомневалась — немалая часть из них осталась где-то не в этой системе под командованием Фарах. Здесь от Железных Рук появилось не более половины легиона.

Вернувшись на орбиту, Петра привычно устроилась в углу большого зала в центре лабиринта, служившего домом её отцу. В отличие от многих других сестер, у неё не было "своих" покоев, и этот громадный зал, одновременно жилище и выставка гигантской коллекции чертежей, миниатюр, оружия и доспехов, отец делил с ней. Пертурабо стоял у гололита, продумывая планы грядущих сражений. Уже сейчас он обдумывал битвы за сегментум Солар, а порой и мечтательно разглядывал проекцию небес Инвита, но чаще все же возвращался мыслями к более близким кампаниям. Дочь не мешала ему. Она тихо обдумывала поведение сестер. Все произошло так, как и хотела Вера. Сестры выжили, но двое из трех "враждебно настроенных дядюшек" — нет. Даже в мыслях Петра не называла оставшихся верными Золотому Трону "лоялистами". Она соглашалась с отцом, что, услышав такое именование, сказал: "Если они — лоялисты, то кто мы? Нет, в этой войне не будет лоялистов и предателей. Будут победители и побежденные." Пока что победителями оказывались они. Останется ли так до самого конца? Петра не знала.

Двенадцатый.

Год спустя после Истваана-V

Фурия с ухмылкой наблюдала за тем, как приближается Фиделитас Лекс. Капитан Саррин убеждала отца не вступать в эту битву с Несущими Слово, и дочь Ангрона хорошо понимала — это не трусость, это благоразумие. Редкое качество в их легионе. Фурия не любила демонстрировать собственное благоразумие, не любила демонстрировать, что её Гвозди приносят ей куда меньше боли, чем её отцу. Её имплантанты были, за неимением иного слова, обычными. Такими же, как и у любого её брата. И они были недостаточно сильны, чтобы влиять на неё так же, как они влияли на легионеров, или как гвозди отца влияли на него. И чем старше она становилась, тем сильнее слабело это влияние. Ей казалось, что это отдаляет её от отца.

Сейчас ей было семь терранских лет. Пять лет назад, когда гвозди только вбили в её голову, когда она впервые пошла в бой рядом с отцом — ни одна схватка не обходилась без падения в безмятежность чистой ярости. Она мало что помнила о тех боях — только несколько лиц, перекошенных ужасом при виде смертной девочки-подростка, которой она выглядела тогда, сражающейся в рядах Пожирателей Миров и ничуть не менее жестокой, чем её братья и отец.

Теперь же, хотя внешне все оставалось по-прежнему, песнь гвоздей становилась все тише и тише. Её организм боролся с ними, и она боялась лишь одного — что настанет день, когда гвозди умолкнут. Когда её организм справится с ними, и она окончательно перестанет понимать отца.

'Кровь не всегда гуще воды', — хмыкнул отец, когда она ребенком спросила его о его братьях, — 'Мои братья и сестры давно мертвы, и я должен был умереть вместе с ними. А эти восемнадцать ублюдков мне не братья'. Так легко было верить отцу и не замечать, что не все примархи так же неприязненно относятся к Ангрону. Но она повзрослела. И чистая ярость больше не могла затмить её разум и принести желанную простоту и безмятежность. И ясность разума казалась ей проклятием, преследующим её, лишающим её приятного чувства единства с отцом и братьями в устремлениях и желаниях. Нечто подобное, как она знала, испытывали библиарии легиона, не имевшие гвоздей в голове, но она не желала становиться изгоем, какими были психически одаренные братья. И сейчас она не считала нужным вмешаться в спор, хотя и заметила взгляды Лотары и Кхарна.

Кхарн и Лотара. Лотара и Кхарн. Эти двое знали её маленькую постыдную тайну. О, она не говорила им, но они были достаточно наблюдательны, чтобы догадаться. И они не понимали её. Несмотря на тихие разговоры о том, что легионеры позволили имплантировать себе гвозди мясника только ради того, чтобы быть ближе к отцу, они не понимали того же желания у неё. Возможно потому, что их собственные надежды обернулись ничем, и они хотели уберечь второго примарха от судьбы её отца.

— Входящее гололитическое сообщение с 'Фиделитас лекс'. Это лорд Аврелиан, — в очередной раз подала голос Лотара.

Ангрон глухо расхохотался:

— Давайте послушаем, что хочет сказать этот змей.

Проекция Лоргара молчала несколько минут, он улыбался, смотря на брата и его дочь.

Фурии не нравился Лоргар. От него нестерпимо пахло колдовством, и одно его присутствие активировало гвозди. Отец презирал его, называя трусом и слабаком. На Истваане-V Фурия видела, как Лоргар едва не погиб. Он действительно был слаб... Как воин. Отец мог не замечать, но Фурия видела — без Лоргара восстания бы не было. Он мог быть трусом и слабаком, но именно он спланировал и подготовил войну — и отошел в тень за плечом Воителя, отдав командование тому, за кем пойдут если не все — то очень, очень многие.

— Почему? — сказал Лоргар после нескольких минут молчания.

Ангрон смерил призрачное изображение пристальным взглядом:

— Я воин, Лоргар. Воины воюют.

Изображение вздрогнуло: гололитический сигнал нарушила помеха.

— Времена воинов прошли, брат, настал век крестоносцев. Вера. Преданность. Дисциплина.

— Ха! У меня другие методы, и они меня еще ни разу не подвели. Я добываю победу лезвием топора, и пусть история судит мои поступки.

Гололитический Лоргар покачал татуированной головой:

— Воитель послал нас сюда не просто так.

— Я буду относиться к тебе серьезнее, если ты перестанешь прикрываться Хорусом.

— Хорошо. *помехи*... привело нас сюда, и мои планы вот-вот сорвутся из-за того, что ты не можешь контролировать свой гнев. Брат, как ты не понимаешь, мы же проиграем эту войну. Вместе мы сможем захватить тронный мир, и Хорус станет новым императором, но по раздельности мы падем. Пока ты всем доволен, но что будет, если мы проиграем? Если история назовет нас еретиками и предателями? Именно такая судьба нас ждет, если сейчас мы ввяжемся в междоусобную войну. — Лоргар помедлил, внимательно изучая брата, словно старался уловить какой-то невысказанный намек. — Ангрон, прошу тебя, не провоцируй этот бой так, как ты спровоцировал многие другие.

Фурии не требовалось даже смотреть на отца, чтобы понимать — аргументы Лоргара его не впечатлили достаточно, чтобы отказаться от драки. Но вырвавшиеся в реальное пространство корабли эльдар отвлекли отца от очередной ссоры с братом.

Семнадцатый.

Год спустя после Истваана-V.

Вера улыбалась, наблюдая за мечущейся в путах сестрой. Обычно, эти адамантиевые цепи не сдержали бы примарха, но она хорошо укрепила их психосилой, и покрытые рунами цепи надежно удерживали Венеру на безопасном расстоянии. Идея держать пленную сестру в своей базилике могла показаться неумной почти любой другой сестре или дяде, равно как и идея надеяться на свои чары на цепях. Но вот уже год, как Венера была бессильна вырваться.

Вера рассказывала сестре о том, что происходит, просматривала при ней доклады командиров о ходе военных действий. И это тоже могло показаться на редкость глупым. Если, конечно, не знать, какие цели преследовала Семнадцатая дочь.

Восемнадцатая же тихо презирала её, раз за разом пыталась вырваться, выбиваясь из сил, но слушала, слушала и слушала, запоминая, анализируя — делая именно то, чего от неё и желала сестра.

— Видишь ли, дорогая сестра, — в который раз с улыбкой повторяла Вера, — С самого начала восстания шанс на полную победу у Хоруса не превышал одного к двум. Верность Виктории, Миранды и Мортиции Императору превратила один к двум в один к трем. Действия Исис и мои действия медленно, но верно ведут этот шанс к одному к четырем. Идеальный для меня вариант, дорогая сестра, это гибель Императора, но поражение Хоруса. Этот идеальный для меня вариант угоден Пантеону более прочих. Просто потому, что Пантеону нужна вечная война, несущая кровопролитие, интриги, отчаяние и наслаждение. Титанические масштабы конфликта, но не окончательная победа одной из сторон. Боги хохочут в темных глубинах варпа, наблюдая за нами. Я знаю, тебе не нравится название, столь отдающее религией. Моим братьям проще воспринимать их так. Но как ни назови — суть не изменится. Сущности варпа, разумные, неизмеримо могучие, питающиеся эмоциями каждого разумного существа в галактике, и имеющие возможность влиять на реальный мир через псайкеров, слушающих их волю, и тех, кто этим псайкерам служит. И чем тоньше грань между варпом и реальностью, тем сильнее они могут влиять на реальность.

Вера, все еще улыбаясь, покачала головой.

— Я не могу охватить разумом и миллионную долю их мотивов и стремлений, столь они многообразны. Понять их — даже сложнее, чем понять Императора. Порой мне кажется, что наш создатель — один из них, только обретший плоть, а оттого ослабший. Но кое-что мне понятно. Они питаются эмоциями. И чем больше разумных испытывают нужные им эмоции — тем сильнее они становятся. Их четверо, четверо сильнейших. Одному нужна кровь и ярость, нужен гнев, злоба, ненависть. Ангрон, Русс и Сангвиний могли бы стать хорошими его слугами. Возможно, кто-то из них и станет его слугой. Другой — Интриган, покровитель колдунов, провидцев, ученых... И всевозможных перемен. Магнус всегда был — его. С того дня, как именно к нему обратился Алый Король, моля об исцелении своих сынов. Рано или поздно, Магнус отбросит самообман и осознанно примет его покровительство. Это уже неизбежно. Это стало неизбежным после событий на Просперо. Третий... Третий питается отчаянием, безысходностью, скорбью — и властвует над жизнью и смертью. Калас Тифон уже присягнул ему, а скоро за ним, скорее всего, последует и весь Четырнадцатый легион. Скорее всего, но еще не предрешено. Четвертый и младший получает свою силу от наслаждения, стремления к совершенству. Фулгрим не отречется от него. Уже нет. Совершенство всегда было целью прекраснейшего из примархов. А за примером своего лидера пошел и его легион... То, что от него осталось после того, как Виктория предала отца. Фарах хорошо постаралась, уничтожая Детей Императора, и еще есть пути, в которых она уничтожит их полностью. Но их мало... Слишком мало.

Обычно Венера не говорила с Верой и не отвечала ей, но в этот раз она решила поспорить.

— Лжешь ты или нет, но даже если нет — Император защитит Человечество от них.

Вера рассмеялась, сложив покрытые татуировками в подражание отцу ладони на груди. Её пальцы почти неосознанно сложились в символ аквиллы.

— Венера, сестра моя! Даже если Человечество не будет осознанно служить им — оно все равно будет питать их. Любой гнев, любое стремление к знанию и власти, любое отчаяние, любое наслаждение питает их. Один человек способен отказаться от всех этих страстей, стать аскетом и не питать Пантеон, но все человечество на это неспособно. Такова сама природа людей. Даже сейчас твоя злость и ненависть питает их, твоё отчаяние питает их. Если ты, одна из примархов, неспособна отказаться от страстей — какая может быть речь обо всем Человечестве? Это — Истина. Истина, заключающаяся в том, что варп и его демоны, которых ты считаешь злом, порождены чувствами людей и ксеносов. Они — не зло, они отражение нашей сути, не более и не менее. Борясь с их проявлениями, ты не более чем разобьешь зеркало оттого, что тебе не по нраву твое отражение. Но разве зеркало виновно в том, что тебе не по вкусу отражение?

Вера не знала, насколько сестра ей поверит. Это было не слишком важно. Если Венера поверит ей — она расскажет другим и, возможно, повысит шансы Империума на победу. Если Венера не поверит — шансы останутся прежними. Но шансы на победу Империума и без того были неплохи. Куда сложнее будет сделать так, чтобы Император не пережил этой победы. А после кульминации, коей станет битва за Дворец, начнется долгая война, которой столь желает Пантеон... Но только если Император умрет.

Семнадцатая Дочь верила в Пантеон. И верила, что Четверо не допустят выживания Императора, и вольют в Воителя достаточно сил для убийства отца. А об остальном они с отцом позаботятся.

Тринадцатый.

Роберта нервничала. Астропаты передали ей зашифрованное сообщение, убежденные, что его источником служил 'Фиделитас Лекс'. Но текст письма Веры заставлял Роберту усомниться в её адекватности. Сестра сообщала ей, что сбор на Калте — ловушка, что Роберта должна предупредить отца, чтобы не допустить гибели своего легиона. Вера писала ей, что Хорус поднял восстание, привлек на свою сторону многие легионы и послал Несущих Слово чтобы уничтожить угрозу, исходящую от Ультрамаринов. Сестра умоляла поверить ей.

Роберта в это время пребывала на Макрагге. Отец счел, что она уже достаточно хорошо разобралась с командованием войсками, и теперь ей нужно научиться править в мирное время. А потому дни Роберты были заняты политикой, экономикой и бюрократами. Управлять государством, даже имея многоопытных советников, готовых прийти на помощь, показалось Роберте куда сложнее, чем направлять воинов на поле боя. Сложнее — но не менее интересно, и не менее необходимо. Великая мечта отца о том, что после войны наступит мир, была близка и ей. Это была красивая мечта о всеобщем процветании.

Слова сестры, если только они окажутся истинны, разрушат эту мечту, обратят в пыль. Роберта не хотела им верить, но... Что, если это действительно отчаянная попытка Веры предупредить её? Роберта не знала Веру настолько хорошо, чтобы делать предположения о её мотивах. Но могла себе представить, что узнав о чудовищном предательстве, сестра могла попытаться сделать хоть что-то. Это объясняло краткость сообщения — вряд ли у неё было много времени на то, чтобы передать сообщение без ведома отца и братьев-предателей. А может быть, это ловушка, и Вера действовала с ведома Лоргара? Множество вопросов — и ни единого ответа. Лишь на следующее утро Роберта все же решилась связаться с отцом и передать ему это послание.

Отец стоял на мостике 'Отваги превыше всего' и выглядел одновременно злым и печальным. Тонкие синие вены расчертили его лицо и шею, он явно был серьезно ранен. Дочь никогда не видела его таким.

— Что происходит? — невольно вырвалось у неё.

— Что ты хотела? Говори быстрее, — резко отозвался отец. У него не было ни времени, ни настроения на вежливость с дочерью, которая, как он полагал, пришла с пустяковым на фоне открывшегося предательства вопросом.

Роберта передала ему сообщение Веры. Он резко стукнул кулаком по передатчику.

— Проклятье... Это предупреждение несколько запоздало. Они уже атаковали нас. Едва не убили меня... Дважды. Но мы уже побеждаем.

— Значит, она не лгала? — Роберта постаралась не выдать эмоций, но безуспешно. Скрыть шок у неё не получилось. Отец покачал головой.

— Несущие Слово действительно предали нас и атаковали. Но даже если бы оно пришло раньше... Я не сразу смог поверить в это даже когда мои корабли начали гибнуть. Собирай войска, дочь. В этой битве Несущим Слово с нами не справиться, но мы погонимся за ними. Я встречусь с Лоргаром лицом к лицу и я спрошу его, как он мог пойти на такое предательство!

— Как прикажешь, отец, — кивнула дочь, не став добавлять ни единого из тех вопросов, что волновали её. У отца были более важные дела, а со своими вопросами она может справиться и сама.

— Хорошо. Когда я пойму, куда они сбежали, я сообщу тебе координаты, куда нам предстоит направиться. Иди, дочь. И знай — пусть они смогли ранить нас, но пока жив хоть один ультрадесантник, Ультрамар будет жить.

Роберта отключила связь, прикрыла глаза на мгновение и отправилась отдавать необходимые приказы. Воля отца будет исполнена.

Семнадцатый.

Отец вернулся с охоты на эльдар весьма довольным. Когда Вера поинтересовалась у него причинами его радости, Лоргар улыбнулся.

— 'Тот, кому предстоит стать сыном Кровавого бога... Орудия боли направляют душу на Восьмеричный путь... Этот путь ведет к Трону Черепов', — процитировал он дочери и Вера улыбнулась в ответ.

— Значит, Ангрон. Хорошо.

— Ты предупредила Роберту? — поинтересовался отец.

— Сообщение было отправлено ей десять часов назад. Примерно за 12 часов до начала прямой атаки Кора Фаэрона на корабли Тринадцатого. Накинь пару часов на её дела, еще пару часов на обдумывание, не сошла ли я с ума, пару часов на связь с отцом, которому тоже потребуется время, чтобы осознать истинность предупреждения... В самом лучшем для Ультрамаринов случае, они 'отобьются с потерями', но солнце Калта все же будет уничтожено, а шторм порожден. Впрочем, ради очищения рядов легиона от некомпетентных командиров ты и затеял все это, не так ли?

Лоргар кивнул, улыбаясь своим мыслям.

— Не самая приятная необходимость, но все же. Будет забавно, если Жиллиманы поверят в то, что ты пытаешься противостоять мне.

— Будет забавно, — согласилась дочь.

— Как себя чувствует Фурия?

— Неуютно. Она обижена, что отец не взял её с собой на охоту за эльдарами. Знаешь, Гвозди почти не властны над ней, хотя она пытается это скрыть.

— Не властны? Но она верна отцу или сомневается?

— Верна. Она боится стать изгоем в своем легионе.

— Будет лучше для всех, если она тоже пойдет по Восьмеричному пути к Трону Черепов. Ты сможешь об этом позаботиться?

— Это будет несложно. Она жаждет чистой ярости, которую дают Гвозди её отцу в битве, но её здравомыслие вопиет о том, что минусы Гвоздей слишком серьезны. Она видит, что отец медленно умирает. Пообещав ей столь желанную чистую ярость, если она присягнет Трону Черепов, мы скажем чистую правду, и она с радостью примет демоничество... Если окажется достаточно сильна для этого, — Вера чуть ухмыльнулась.

— О, полагаю, она справится, — Лоргар произнес эти слова с мягкой улыбкой, — В своё время.

Он сел за стол, подтягивая к себе чистый лист пергамента и продолжая начатую ранее работу. Вера устроилась рядом, наблюдая за его работой и склонив голову на плечо отца, вслушиваясь в первые аккорды Песни варпа, что начинала звучать в Ультрамаре.

Двенадцатый.

Незадолго до Арматуры.

Две дочери сошлись на арене 'Завоевателя'. Посмотреть на этот поединок, как и всегда, сошлись многие Пожиратели Миров и Несущие Слово. Вера принципиально не использовала явное колдовство, лишь боевое предвидение, а потому проигрывала сестре раз за разом в этих поединках до третьей крови. Но Фурия замечала — сестра отчетливо становится сильнее от поединка к поединку.

Их бои никогда не бывали долгими — движения примархов были настолько стремительны, что за минуту-полторы боя они успевали нанести и отразить сотни ударов. И тем не менее, Фурии нравились эти бои. Поначалу она думала, что Вера — такая же слабая и трусливая, как и её отец, но она ошибалась в сестре. Они очень сблизились за время этого похода. Хотя Фурия по-прежнему не слишком доверяла Вере, она начала уважать её. Маленькая серая змейка могла многое скрывать, но она всегда знала, что делает. И она славно дралась, не считая зазорным сыграть честно.

Минута подходила к концу. Для них — казалось, прошел по меньшей мере час. Счет был равен, и последняя царапина должна была решить исход очередного боя. На арене Вера предпочитала меч привычному крозиусу, Фурия на этот раз была с топором. Разойдясь на секунду, они вновь сошлись. Фурия нападала, не думая о защите, и Вере не всегда хватало реакции уклониться. На этот раз третья рана — по ключице к плечу вместо планировавшегося удара выше, в шею, и скользящее попадание по ребрам, порожденное не до конца удачным уклонением от разрубающего пополам удара — были нанесены в единый миг. Сестры замерли на мгновение и разошлись, уже никуда не торопясь. Фурия расхохоталась.

— Смотри-ка, змейка, ты все-таки достала меня и в третий раз.

— Должно же у меня было хоть раз получиться? — несмотря на ровный тон, Вера выглядела вполне довольной. Фурия протянула ей свободную руку, и та ответила сестре на этот знак уважения.

— Что дальше по планам? — поинтересовалась она у Веры, когда они ушли с арены.

— Арматура. Военный мир. Укрепленный мир. Хорошо укрепленный, но недостаточно, чтобы противостоять нашему маленькому сюрпризу.

Фурия ухмыльнулась. Сестричка-змейка любила называть два сверхкорабля своего легиона 'маленьким сюрпризом'.

— Стало быть, ты думаешь, что отец позволит вам разбомбить Арматуру с орбиты вашим 'маленьким сюрпризом'?

— Нет. Нам это и не нужно. Я знаю, ты не любишь задумываться о метафизике, но все же. Население Ультрамара должно стать жертвой Пантеону. А Пантеону приятнее страдающие жертвы. Разбомбить их с орбиты — слишком быстро и слишком просто, так что не думай, что мы лишим вас возможности подраться внизу. Но, как бы там ни было, это не будет легкий бой. Ультрамарины будут защищаться до последней капли отваги и чести, — последние слова Вера произнесла с отчетливой насмешкой, — А 'маленький сюрприз' поможет нам разорвать в клочья их орбитальную оборону.

— Лотаре это не понравится, — хмыкнула Фурия, — Она не любит скучно висеть в пустоте, пока воины легиона дерутся на поверхности. А работы в пустоте ваш 'маленький сюрприз' ей почти не оставит.

— Лотаре мой легион вообще не нравится, — фыркнула Вера, — Но, думаю, она не отказалась бы поруководить кораблем типа 'Бездна'.

— На что ты намекаешь? — моментально среагировала Фурия, в выражении её лица легко читалась подозрительность.

— Она — воин пустоты, — Вера пожала плечами, — Разумеется, ей нравятся столь большие и могучие корабли. Примерно в той же мере, в которой тебе нравится хорошее оружие, пусть и в руках врага или ненадежного союзника.

— Как мило ты признаешь ненадежность союза наших легионов.

— Мы слишком разные. Нет смысла отрицать этого. Несущие Слово в массе не поймут вашей дикой ярости, вы не поймете нашей веры и религиозного рвения. Но возвращаясь к нашей теме — у Лотары будет время повоевать. Сначала флот Арматуры нужно собрать и сковать боем. 'Трисагион' и 'Благословенная леди' появятся не сразу. По текущим планам, разумеется.

— Текущие планы, ха! Как будто они кого-то волнуют в Двенадцатом!

— Кхарна, например. И Лотару. И тебя, как бы ты ни пыталась изобразить безумие Гвоздей, — как бы между прочим заметила Вера, заставив Фурию моментально вскинуться.

— Да-да, это действительно хорошо заметно со стороны, -ответила проповедница на незаданный вопрос, — Мне пора возвращаться на 'Фиделитас Лекс'. Я, конечно, попрошу вас не убегать далеко от наших сил на Арматуре... Но вы, конечно же, проигнорируете мою просьбу.

Фурия не ответила, кивком попрощавшись и направившись в свою каюту.Слова Веры о прозрачности её притворства взволновали Фурию, но она знала и то, что не сумеет притвориться достовернее, чем уже притворяется. А значит, рано или поздно тайное станет явным. Неприятная перспектива.

Семнадцатый.

Перед высадкой Вера навестила Кирену. Слепую исповедницу она чтила, как чтила бы мать, если бы у Веры была мать. В какой-то мере, Кирена и была её матерью — именно Кирена заботилась о ней, пока она была ребенком, и именно Кирена была той единственной женщиной, которой она могла абсолютно доверять. Доверие было редкой роскошью. Кирена и отец — со всеми остальными Вера не была честна до конца, а со многими — не была честна вовсе.

Вот и сейчас она, уже облаченная в боевой доспех, сидела на коленях на полу кельи Кирены, негромко рассказывая хозяйке кельи о последних событиях. Крозиус и шлем лежали рядом. Кирена стояла перед ней, положив тонкие ладони на холодный металл наплечников, и их лица были почти вровень.

Хотя Лоргар и его сила неизменно вызывали в Кирене трепет, она не могла даже взглянуть на него без слез, Вера не оказывала на неё такого эффекта. Немолодая, пусть и молодо выглядящая, исповедница думала, что или примарх скрывает свою силу, чтобы не мешать ей, или то, что Вера росла рядом с ней, привело к этому. Верно было и то, и другое.

— Порой мне кажется, что я теряю себя в бесконечной игре перед сестрами, — негромко говорила Вера, — Каждой своё. Честные драки и прямолинейность для Фурии, покорно-вежливые советы для Исис, отчаяние и страх для Роберты, безумие знающей жуткую истину о мире, в котором мы живем, для Венеры... Часть из этого — чистая ложь. Часть — полуправда. А истина... Истина в том, что я знаю правду о Богах. Что я верю в них и мечтаю просветить Человечество. Я мечтаю о мире, но знаю, что Богам угодна война. Я хотела бы, чтобы сестры были на одной стороне, но знаю, что это невозможно. Уже через час я спущусь на поверхность Арматуры. Мы убьем каждого, кто встанет у нас на пути. И за каждого убитого там, Роберта пожелает отомстить мне. А скоро она получит в свои цепкие ручки Венеру. И никто не поручится, как именно Роберта поступит с той информацией, которую сможет от Венеры получить. Я надеюсь, она поймет, что борьба бессмысленна. Но Роберта слишком благородна. И с неё станется решить, что бессмысленность войны — не повод не воевать. Узы сестринства рвутся. И порой я спрашиваю себя, а были ли они? Что, кроме крови, связывает нас? Некоторых сестер за семь лет моей жизни я не видела ни разу. Так откуда же это подсознательное чувство родства? Какие-то механизмы, заложенные Императором в наши гены?

Вера выдохнула, помолчала немного. Кирена тихо слушала, зная: её эмоции скажут дочери Лоргара куда больше, чем любые слова. Исповедница хорошо ощущала — как бы быстро ни шло физическое и интеллектуальное развитие примарха, ей отчаянно нужно было еще несколько лет, чтобы действительно повзрослеть. Она знала, как должна поступить, чего должна добиться и как это исполнить. Но это её и пугало — Вера подсознательно ощущала, что не должна вчерашняя малышка воевать и плести интриги наравне со взрослыми. Даже если её ум и физические данные позволяли это. Ей хотелось, чтобы жизнь была проще. Чтобы не было гражданской войны. Чтобы она могла позволить себе кусочек беззаботности. Кирене было немного жаль её, но она знала — Вера справится. Исповедница легко коснулась губами лба своей воспитанницы, словно благословляя её. Вера улыбнулась и поднялась на ноги.

— Спасибо, что выслушала меня.

— Это мой долг, — легко улыбнулась Кирена в ответ.

Пятнадцатая.

Терра, Дворец.

Миранда с балкона одной из башен дворца наблюдала за ходом работ по превращению дворца в крепость в краткий десяток минут отдыха. Десяток сестер безмолвия полукругом стояли за её спиной, но к их присутствию она уже почти привыкла. Тихие шаги за спиной оповестили её о приходе сестры.

— Я и не надеялась застать тебя отдыхающей, — слегка улыбнулась Виктория, вставая рядом.

— У меня много дел, — тихо отозвалась Миранда.

— Я знаю. Вы с Мортицией упорно пытаетесь покончить с собой, умерев от усталости.

Раздражение моментально всколыхнулось в душе дочери Магнуса. Она не могла отказаться от того, что считала своим долгом. Но тысяча детей, вывезенных с умирающей планеты, требовали внимания и обучения. Но Император, чьи исследования столь неосторожно нарушил её отец, требовал её помощи в восстановлении щитов дворца. Император издал для неё указ в письменном виде о частичной отмене Никейского Эдикта, который позволил ей обучать детей и помогать в работе с паутиной, но она обязана была доказать, что достойна этого доверия. И несмотря ни на что ограничения оставались серьезными. Никаких самостоятельных исследований, почти постоянное присутствие сестер безмолвия. Даже разрешив ей пользоваться её силами, Император не намеревался повторять ошибку и ослаблять контроль над её действиями.

— Ты ничего не...

— Да-да, я не понимаю твоих долгов перед собой и человечеством. Миранда. Ты когда последний раз видела себя в зеркале? Так к тому моменту, когда Воитель дойдет до Терры, от тебя даже скелета не останется. Мы примархи, но даже у наших тел есть пределы прочности.

— У меня нет времени с тобой спорить.

— Замечательно, — Виктория жестом подозвала пришедшего с ней сервитора, — Значит ты сейчас спокойно сядешь и поешь вместо того, чтобы тратить время на глупые споры.

Колдунья прикрыла глаза, слегка улыбнувшись. Забота Виктории порой становилась слишком навязчивой, но сестра была права: даже у их организмов имелся предел прочности.

— Как ты можешь оставаться жизнерадостной, когда в мире творится такое?

— Не думаю ни о чем плохом, — серьезно ответила Виктория, по возвращении на Терру вновь начавшая одеваться в цвета своего легиона, — Вы все ходите мрачные. И ты, и Мортиция, и Дорн с дочерью. Про Императора я вообще молчу, мне порой кажется, что он и улыбаться-то не умеет. Так вам дай волю, вы и себя, и всех вокруг в могилу сведете мрачностью и отказом от отдыха. Должен же хоть кто-то заставлять вас отдыхать?

— Тебе делать нечего что ли? — скептически поинтересовалась колдунья

— Есть. Но я не считаю себя обязанной взвалить на себя весь груз мира разом. Я тренируюсь сама, слежу за тренировками легионеров и новобранцев во всех шести ротах, которые я привела на Терру. И вот обеды ношу тем, кто не может найти десяток минут на то, чтобы поесть хотя бы раз в день. Ты, например, могла бы лично обучать пару десятков детей и поручить им обучать остальных самим, оставив себе больше времени на отдых и работу в паутине, которой требует от тебя Император.

— Я не могу.

— Вот только не надо сентиментальностей в духе 'это мои сыны'. Геносемя твоего легиона необратимо повреждено и этим детям не стать легионерами. Уже сейчас понятно, что если ты хочешь возродить легион — геносемя придется создавать с нуля. Но у нас до прихода Воителя не более десятилетия, а Император занят и не может тебе в этом помогать. Возрождение твоей Тысячи Сынов — это задача на несколько столетий упорной работы тем составом, которым ты пытаешься её выполнить. Оставь её на 'после победы'. Просто потому, что 'до' — вы не успеете.

Миранда покачала головой.

— Может быть, ты и права. Но я не могу просто так сдаться и отложить это дело на неопределенный срок. И... Ты так уверена в том, что Император одержит победу?

— Дело твое, — вздохнула Виктория, — Но моё мнение ты знаешь. И да, я уверена, что восстание потерпит поражение.

— Почему? Будущее не определено, и у Воителя есть шансы на победу...

— Ему не победить Императора, — с непреклонной уверенностью ответила колдунье сестра.

Миранда вздохнула. Хотела бы она разделять эту уверенность.

Четырнадцатая.

Она тихо улыбалась, занятая своей работой. Если захотеть, всегда можно найти невероятно срочное дело, но по прибытии во дворец искать эти невероятно срочные дела Мортиции совершенно не хотелось. Творение жизни не терпит суеты и спешки.

Вскоре после их прибытия на Терру, Император вызвал к себе сперва Викторию, а потом и её. Они много говорили о её исследованиях и работе, а убедившись в её верности, Император поделился с ней многими знаниями, сложив вместе и дополнив уже имеющиеся у неё кусочки головоломки. Её противоядия и лекарства нашли высочайшее одобрение. До этого дня Мортиция и не подозревала, насколько важно для неё это признание заслуг.

Создатель подарил ей Генотех и его секреты, и Мортиция проводила там дни и ночи, продолжая эксперименты с геносеменем. Она искала способы быстро восстановить численность легионов, переживших Истваан, и, по просьбе Миранды, искала возможности создать стабильное геносемя для её легиона. И если первое было несложной задачей, хотя и занимало немалую часть ресурсов лабораторий, то второе было тем творческим процессом, в котором нашла для себя цель и счастье четырнадцатая дочь.

Впрочем, задачи творения жизни не ограничивались для неё помощью Миранде. Когда Мортиция спросила Императора, почему он создал их женщинами, тот ответил, что причина в различии мышления, что Дочери, по его замыслу, должны были в чем-то дополнять, а в чем-то сдерживать отцов. Впрочем, как заметил тогда Император, этот замысел осуществился лишь частично. Частично, но вполне достаточно для того, чтобы счесть его успешным, и её, Мортиции, присутствие здесь — лишнее тому доказательство.

Тогда Мортиция спросила его — если они женщины, способны ли они к воспроизводству себе подобных? Являются ли примархи полноценным видом, способным к воспроизводству, или же лишь мутантами, неспособными оставить потомство естественным путем? Император был уверен во втором, но уточнил, что не проводил подобных экспериментов. Эта мысль не давала ей покоя. Она не думала о последствиях подобного открытия, ей двигал лишь интерес ученой и желание установить истину. И у неё было несколько фактов, позволяющих считать, что как минимум Дочери способны или могут стать способны родить здорового ребенка, который унаследует не менее половины возможностей матери. Но торопиться с проверкой теории она не желала, зная — жизнь это нечто большее, нежели просто тело.

Двенадцатый.

Арматура.

Фурия привычно держалась рядом с отцом, насколько это вообще было возможно. Как минимум, она старалась не выпускать его из вида. Один, десяток, даже сотня Ультрадесантников не могли сколько-нибудь серьезно навредить ей, но на каждого уходило время. Даже если это были доли секунды на взмах топором. А помимо них были смертные и техника. Миллиард смертных солдат. Танки, артиллерийские установки, Легио титанов... Дочь Ангрона это радовало. Гвозди впивались в мозг, заставляя забывать обо всем, кроме врагов вокруг. Сегодня их песнь была чуть громче, чем обычно, и следовать за отцом было легче.

Резкий грохот и содрогание земли под ногами вырвало её из забытья ярости. Заминированные здания рушились, словно в замедленной съемке, земля под ногами проваливалась вниз. Несколькими прыжками Фурия выскочила из опасной зоны, оглядывая перекресток, на котором только что погибло множество её братьев. Ультрадесант хорошо подготовился к встрече, и они наступали — Фурия осталась практически в одиночестве. Но волновало её сейчас не это — отец остался там, под завалом. Под грудой камня, земли и металла. Он был жив, она чувствовала это, но неожиданно проявившиеся сомнения заставили её остановиться, не бросаться вперед на врага. Не лучше ли будет, если он там и останется? Если она возглавит легион, вернет его к тем временам, о которых порой рассказывали ей древние дредноуты, когда Пожиратели Миров еще были Псами Войны, когда Гвозди не меняли их, когда они воевали куда эффективнее, чем сейчас...

Кхарн окликнул её, и она резко дернула головой, отгоняя странные мысли и возвращаясь в бой. Восьмой капитан подошел вовремя, но его положение, как и вообще положение Пожирателей Миров, было весьма тяжелым. Снайперы Ультрадесанта знали свое дело, а стаи десантно-штурмовых кораблей, вооруженных тяжелыми болтерами, выкашивали ряды астартес. И все же они держались, а в это время небо разрезал зеленый луч телепортации.

Лоргар первым из Несущих Слово появился на Валике. Он шагнул к кратеру, и начал вырывать куски земли психической силой, небрежно отмахиваясь от наступавших Ультрадесантников. Фурия приблизилась к нему, позволяя ему заняться откапыванием его отца и прикрывая повелителя Семнадцатого Легиона от нападавших.

Дрожь земли возвестила о прибытии титанов. Вражеских титанов. Проклятый пес войны Легио Лисанды приближался, и два примарха казались его принцепсу более чем заманчивой целью. Гвозди взвыли в голове, но Фурия, пожалуй впервые в жизни, осознанно подавила их воздействие. Титан не взять грубым бешенством. Её губы искривились в ухмылке, когда она бросилась вперед и вверх по ноге титана, перерубая топором коленное сочленение. Титан, пытавшийся сделать шаг, покачнулся, и едва не упал, а она карабкалась выше, желая добраться до кабины, и сделать это раньше, чем титан успеет выстрелить. Она сомневалась, что Лоргар переживет залп плазменной пушки титана в упор.

Ей почти удалось. Первый выстрел Лоргар принял на психокинетический щит, и Фурия безмолвно поразилась той силе, которую давало ему колдовство. Она чуяла, что без этой магии даже примарх превратился бы в обугленную головешку. Второго выстрела титан сделать не успел. Она спрыгнула в кабину, в доли секунды убив троих членов экипажа. Фурия спрыгнула вниз, на землю, титан пошатнулся и медленно завалился на спину. В это мгновение Ангрон вырвался из-под завала. На краткий миг двенадцатая дочь ощутила укол странного сожаления.

Девятнадцатый.

Сразу после Истваана-V.

Коракс молча вспоминал прошедшую битву и память о том, как она началась, заставила его вздрогнуть. Кёрз. В тот момент Коракс отчетливо ощутил, что они слишком похожи, и что он сам был в шаге от того, чтобы стать таким же, как Конрад. Это понимание ужасало настолько, что он бежал, оставив и Кёрза и недобитого Лоргара. Возможно, он должен был сразиться. Убить их, хотя бы и ценой своей жизни. Но он не смог.

Эти мысли вернули его к размышлениям о дочери. Он привык считать её ребенком, маленьким и беззащитным. И эта битва с одной стороны подтвердила это мнение — она едва не погибла. Но с другой стороны, его Вороненку хватило мужества встретиться со своими страхами, своим темным отражением. Сложно сказать, кто вышел победителем в их схватке. Вороненок едва не погибла, но и её соперница осталась не в лучшем состоянии. Вот только Келли окружали её воины, а Гвардия Ворона отступала, прибегая к излюбленной тактике, и не могла помочь Вороненку. Но он не мог бросить дочь умирать, не мог рискнуть и задержаться, чтобы добить дочь предателя. Он просто забрал Кору и сбежал вместе с ней.

Сейчас дочь, как он думал, тихо сидела там, где он оставил её. Её раны все еще не зажили до конца, и Коракс надеялся, что дочь не станет тревожить их еще сильнее.

Она и не стала. Коре тоже было о чем подумать.

Путь на Терру занял у легиона полгода, и эти полгода прошли в ожидании встречи. Прием был далек от теплого — обыск корабля Имперскими Кулаками, постоянная подозрительность — это было объяснимо, хоть и неприятно. Как только корабли Коракса пропустили к Терре, он не медля направился на поверхность с почетной гвардией ,надеясь на встречу с отцом.

Внизу его встретил регент в окружении кустодианской гвардии. Малкадор приветственно склонил голову и Коракс кивнул в ответ, когда позади него выстроилась почетная гвардия.

— Надеюсь, они здесь только для красоты, — произнес Коракс, бросив пристальный взгляд на вооруженных кустодиев.

— Исключительно для церемониала, — ответил Малкадор. — Прошу прощения за вынужденные формальности, но ты должен понимать, что в подобные времена мы не можем допускать никаких послаблений в вопросах безопасности.

— Видимо, слово примарха уже ничего не стоит, — сказал Коракс и сделал шаг вперед.

Кустодии выстроились в два ряда вокруг Малкадора и него, окружив свиту примарха Гвардии Ворона.

— Только некоторых, — ответил Сигиллит. — Несколько твоих братьев и племянниц остаются верны своим клятвам. Твоя преданность оценена по достоинству.

Примарх рассмеялся, но в выражении лица Сигиллита не было ни намека на веселье. Малкадор продолжал говорить, пока они спускались по трапу.

— Какая интересная формулировка, — заметила Кора, — Не 'братьев и их дочерей'. 'Братьев и племянниц'.

— Не все Дочери столь же солидарны со своими отцами, как ты, Кора, — Малкадор мягко улыбнулся, — И в нашем случае это хорошо.

Кора не ответила, обдумывая услышанное.

'Как может дочь предать своего отца? А Императора? А как сын может предать отца?' — мотивы предателей ей были неизвестны и она не могла представить ни единого повода для столь чудовищного поступка. 'Быть может, увидев предательство отцов, они ужаснулись и отреклись от них ради верности Императору? Да, должно быть, так и было... Но что хуже — предать отца или предать Императора?'

Примархов разместили на отдельной вилле с определенной, непривычной им обоим, роскошью. Отец взялся описывать события Истваана, дочь молча наблюдала за подземным озерцом, размышляя о грядущем.

Третья.

Прибытие Коракса и его дочери обрадовало Викторию, но время для встречи нашлось лишь на следующий день. В чем-то это было даже хорошо — все примархи, присутствующие на Терре, смогли собраться вместе. Все они пришли вместе с Дорнами. Коракс и Кора уже ждали их в Зале Побед.

Виктории нравился символизм этого зала — многие, наверное, сочли бы часть хранящегося здесь мелочами, но Третья Дочь понимала ценность первого шага. Первым тишину нарушил Рогал.

— Брат! — воскликнул он, приветственно подняв руку. Мужчины подошли друг к другу и взялись за запястья. Коракс окинул четверку дочерей долгим взглядом, но кивнул им.

Виктория присела в реверансе, не намеренная менять привычек. Её длинное пурпурное платье тихо шуршало при движениях. Ремилия приветливо улыбнулась. Миранда и Мортиция ограничились кивками.

— Я же обещал, что буду сегодня, — улыбнулся Дорн, стараясь не замечать возникшей напряженности.

Кора подошла к сестрам. Отцы и Малкадор отошли в сторону окна, сестры же ушли в другую сторону, чтобы не мешать им своими разговорами.

— Как такое возможно? — тихо спросила Вороненок, — Мы не понимаем, что могло заставить... — она не договорила, отвела взгляд.

— Ложь и колдовство, — ответила ей Мортиция и Виктория согласно кивнула, — Как бы я ни относилась к колдунам, — тут Мортиция бросила предостерегающий взгляд в сторону Миранды, — Никейский совет стал одним из гвоздей в крышке гроба Императора.

— Не говори так! — хором возмутились Кора и Ремилия.

— Спокойнее, сестры, — вступила в разговор Виктория, — Часть примархов, что предали Императора, попали под влияние сущностей варпа и не вполне контролируют свои действия. Своевременное вмешательство квалифицированных псайкеров могло помочь им... Но, поскольку легионы-предатели по большей части отказались от соблюдения эдикта, верные Императору оказались в невыгодном положении. Мы вынуждены были бежать. Я предупредила Фарах... Кстати, что с ней?

— Не знаю, — покачала головой Кора, — Но на Истваане-V её не было. Только её отец, который... — Кора сглотнула, — Феррус Манус умер. Его убил Ангрон. Убил и отрубил ему голову.

— А Вулкан? Венера? — Ремилия отчетливо побледнела, услышав о смерти примарха.

— Они живы, — ответила ей Мортиция.

— Откуда тебе знать? Я видела, как Вулкан исчез в эпицентре ядерного взрыва... — Удивилась Кора.

— Ах да, ты же не знаешь... — Мортиция улыбнулась, и эта улыбка на её болезненно худом лице смотрелась неестественно, — Император преподнес мне великий дар. Он дал мне знание о том, как были созданы все примархи. И отцы, и мы. И я знаю об особенностях каждого из примархов. Так вот. Вулкан — Вечный, как и его дочь. Их можно убить, все датчики зафиксируют смерть, но некоторое время спустя тело залечит повреждения и примарх оживет. Хотя, возможно, не совсем в здравом уме... Чтобы убить Вечного, нужно присутствие парии, как я полагаю. Я не до конца разобралась в этом механизме, но он явно как-то связан с варпом. Кстати, раз уж я подняла эту тему... Что твой отец планирует дальше, Вороненок?

— Посоветоваться с Императором и броситься в погоню за предателями.

— У вас осталось достаточно воинов для этого? Отец рассчитывает на вашу помощь в обороне, — заметила Ремилия.

— У нас — около тысячи воинов. Но мы можем сражаться и таким числом! — Кора была настроена решительно.

Виктория чуть грустно улыбнулась. Слова Коры так напомнили ей её собственные намерения...

— Император не даст на это своего позволения, Кора. Вам придется задержаться хотя бы на то время, которое потребуется, чтобы восстановить легион, — заметила она.

— У нас нет десятилетий на ожидание, — отрезала Вороненок.

— Десятилетия и не требуются, — мягко осадила её Виктория, — Мортиция, ты ведь сможешь наладить производство еще одного типа геносемени нового поколения?

Кора непонимающе посмотрела на сестер, Мортиция кивнула Виктории.

— Да. Строго говоря, образцы геносемени для ускоренного восстановления у меня есть для всех легионов. На то, чтобы пустить еще один образец в производство у меня уйдет около двух недель. С этим геносеменем во-первых повышаются боевые характеристики астартес, хотя и ненамного, а во-вторых ускоряется процесс преобразования. На преобразование из человека в астартес уходит не шесть-десять лет, а всего два года. Поэтому ваша с Кораксом задача — отобрать подходящих рекрутов двенадцати-шестнадцати лет. Если у вас есть выжившие апотекарии — можете прислать их мне в помощь, это ускорит процесс восстановления легиона.

Кора несколько минут обдумывала сказанное.

— Но если эта возможность попадет в руки предателей... — начала она.

— Не попадет, — отрезала Мортиция, — Я поклялась в этом собственной жизнью. Если придется, я уничтожу технологию и лаборатории, и разделю их гибель. Это знание не должно достаться предателям. Поэтому максимум помощи, который я могу принять от твоих апотекариев — операции вживления. Вы все же — просто знайте о том, что у меня есть это знание. Его тонкости и подробности я не раскрою даже вам.

Кора кивнула. Это стоило обсудить с отцом, но она не сомневалась — он примет эту помощь.

— Когда примете решение остаться, — чуть лукаво улыбнулась Виктория, — Мы можем объединить силы в тренировках. Под моим командованием на Терре две роты Детей Императора, три роты Лунных Волков и рота Гвардии Смерти.

Заметив взгляд Коры, Мортиция чуть ворчливо дополнила слова сестры.

— У меня нет ни времени, ни желания, ни навыков, чтобы командовать астартес. Я никогда не участвовала в боях, и предпочту, чтобы теми, кто остался лоялен из моего легиона, командовал некто... компетентный. А в этом вопросе я Виктории доверяю.