Морская ведьма

Все это время Рисса оттачивала свои новые способности — и самостоятельно и под надзором своих наставниц. От них она усвоила приемы медитации, которым колдуны, шаманы и волхвы Люти научились у служителей Бхайравы во времена меркитского владычества. Научившись сконцентрироваться, выбросить из разума все ненужное, Рисса могла часами стоять на берегу в одиночестве, стремясь "нащупать" сознания морских обитателей, прочувствовать чем они живут, слиться с ними, чтобы самой стать частью Океана. Но были у нее и другие занятия — в иные дни она пропадала среди вассалов отца и суровые воины, ошарашено смотрели, с каким безмятежным видом девочка касается смертоносной стали клинков и копий. Нектон, готовясь к самому худшему, не только не препятствовал ее интересу, но даже поручил обучать ее Эдвину Гуннарсону — опытному воину с узким лицом и холодными глазами убийцы. Он обучал Риссу навыкам тех воинских искусств, что не требуют большой физической силы: стрельбе из лука, метанию ножей и владению легким, тонким, но очень острым мечом, который кузнец Ангрсборга выковал специально для дочери Макморна.

К тому времени Риссе уже исполнилось тринадцать лет и она превратилась в очаровательную девочку с прекрасной фигуркой и длинными золотыми волосами привлекавшей все больший интерес мужского пола. С невинностью она рассталась легко, соблазнив молодого воина из ледунга. Тогда же она обнаружила, что управлять мужчинами значительно легче, если морок насылается во время соития. Насладившись доселе неведомыми ощущениями, она стояла, опершись спиной о холодную стену оружейной комнаты не сводя насмешливого взгляда с растерянного воина, все еще не верившего что он только что "совратил" дочь владыки Готланда. Рисса неспешно вышла из оружейной комнаты, поправляя свое одеяние, а за ее спиной хрипел в предсмертных судорогах злосчастный юноша, упавший по ее приказу на одно из копий. О нем никто не горевал — было решено, что неопытный новобранец случайно наткнулся на копье. Рисса же получила еще оно подтверждение своей возросшей силы. Не опасалась она и нежелательных последствий — незадолго до этого она хитростью выманила у одной из наставниц секрет зелья предохраняющего от нежеланной беременности.

Тем временем с юга доходили все более тревожные слухи. Обрывки фраз и мыслей, хмурые лица отца и его воинов, наконец, собственные хаотичные видения будущего не оставляли у Риссы сомнений — война приближается к Готланду. Но это совсем не пугало Риссу — наоборот предвкушение ужасающей битвы наполняло ее сердце странной радостью. Она с новой силой углубилась в совершенствование своих колдовских навыков, перемежая это с занятиями с луком и ножами. Тогда же умер и старый Эоганан, упившись элем— хотя иные говорили, что в последней чаше, которую он выпил перед сном кто-то подмешал к элю иное зелье. Как бы то ни было, но скопленное им собрание летописей и древних манускриптов досталось Риссе— и только она понимала подлинную цену доставшегося ей сокровища. По ночам, при свете тюленьего жира, горящего в плошке из человеческого черепа, Рисса разбирала древние рукописи, вылавливая оттуда крупицы знания, к которому так тянулась она.

День, когда на горизонте замаячили паруса с Молотом Тора не были неожиданными ни для Риссы, ни для Нектона Макморна, ни для всех его вассалов и жителей Ви. Замок был подготовлен к осаде — забит до отказа припасами, все входы и выходы к нему были перекрыты хитроумными ловушками и заграждениями. Однако Нектон не мог отсиживаться в замке, оставив без защиты главный и единственный город Готланда. Оставив в замке сильный гарнизон, он, взяв самых испытанных бойцов, направился в Ви, чтобы возглавить ледунг. И туда же, вместе с жрицами отправилась и Рисса. Жрицы, к мнению которых прислушивался Нектон, убедили его, что присутствие молодой принцессы подымет боевой дух жителей Ви, а в случае серьезной опасности, Риссу потайным ходом выведут из города в лес и доставят в замок. Точно также собирался покинуть город в случае особой опасности и сам Нектон.

Город также готовился к осаде— крепостные стены спешно укреплялись, все способные держать оружие поднимались на стены. Жрецы вырывали сердца у рабов и возлагали их на алтари, прося помощи у Богини-Змеи и Отца Могил. Те же, кто был слишком стар или болен, чтобы держать оружие, вместе с женщинами и детьми уходили в леса и иные труднодоступные места, также как и бонды живущие в окрестных деревнях.

Будь датчанин один, Нектон не побоялся дать открытый бой, однако он уже знал, что Рейх позаботился о том, чтобы поддержать новоиспеченного союзника. По приказу кайзера Герцог Тюрингии направил пять тысяч своих ландскнехтов и Орден Михаила прислал три тысячи братьев. Вольные города Любек, Штеттин и Волин выделили в поддержку датского флота около сотни кораблей, среди которых были и новейшие фрейкогги, оснащенные бомбардами.

Флагманом вражеского флота стал огромный фрекогг "Сокрушитель идолов", оснащенный десятью орудиями и взявший на борт не менее двухсот солдат. На его же борт взошел и король Дании Свейн, вместе с предводителем ландскнехтов Ингульфом Железным и командором Ордена Михаила Златорогого, Герхардом фон Херсфельдом. Собранный флот был настолько мощен, что Нектон не мог вывести корабли навстречу, уступая врагу по меньшей мере втрое. Оставалось только надеяться выдержать осаду.

Штурм городской стены начался с высадки воинов под прикрытием обстрела с кораблей. Огонь из бомбард обрушившийся на стены города сопровождался стрельбой лучников, арбалетчиков и немногочисленных кулевринеров, засевших в "вороньих гнездах" на вершине мачт. Громоздкие, шумные, часто неточные кулеврины, как и бомбарды, тем не менее, производили большое впечатление на готландцев, многие из которых впервые наблюдали огнестрел в действии. Ядра, пули и стрелы обрушивались смертоносным градом на головы защитников замка, разрушая и убивая, все и вся, что попадалось на их пути. Однако толстые стены замка выдержали приступ, более того, его защитники довольно результативно огрызались — на самых высоких башнях находились специальные площадки под размещение бомбард и метательных орудий. Снаряды сеяли смерть среди имперских воинов, но все равно их было слишком много для того чтобы нанести им серьезный урон. Меж тем, сошедшие на берег воины, прикрываясь стеной щитов, медленно подбирались к стенам города.

Перекрывая грохот бомбард, свист стрел, крики, стоны и проклятия наступавших и оборонявшихся, со стороны "Сокрушителя Идолов" послышался трубный глас — это Герхард, протрубив в рог святого Михаила, отдал приказ войскам идти на штурм. Одна за другой шли на приступ волны закованных в сталь воинов под градом ядер, пуль и стрел из луков и арбалетов защитников замка, под потоками горящей смолы и кипятка, лившихся с крепостных стен.

В этот день Рисса застрелила своего первого врага, который быстро перестал быть единственным — Эдвин Гуннарсон бы порадовался тому, как безошибочно ее стрелы находят уязвимые места в доспехах врагов. Нектон довольно улыбался, видя как мелькает меж его воинов тонкая фигурка в темно-зеленом одеянии — никто так и не сумел найти Риссе достаточно легкую кольчугу. Ее синие глаза радостно блестели, с алых губ то и дело раздавался ликующий смех— как и любой ребенок она не верила в собственную кончину и наслаждалась безумием смерти и крови вокруг нее.

Но ряды защитников Ви редели— слишком неравными были силы противников. Все больше воинов падало со стен с размозженной головой или грудью простреленной пулей или стрелой, все меньше находилось бойцов заступавших на место павших. Осаждавшие готовились к последнему и решительному штурму, который должен был, наконец, принести им победу. После сокрушительной бомбардировки крепости они двинулись вперед, прикрываемые сзади лучниками и арбалетчиками. Вот уже были заброшены лестницы на крепостные стены, а в ворота ударил массивный таран с бараньей головой. Защитники замка сопротивлялись отчаянно, но все новые и новые воины лезли на приступ и сбросить их вниз не представлялось никакой возможности. А ворота уже трещали под ударами тарана и было очевидно, что долго они не продержатся.

Практически все в Ви были уверены, что владычество Макморном доживает последние дни и только жрицы продолжавшие приносить жертвы в святилища Змееногой, сам Нектон и его дочь были спокойны. Незадолго до начала битвы в Ангрсборг прилетел ворон из Моренгарда и принес долгожданную весть о том, что помощь уже в пути.

Ингульф и Герхард уже сошли на берег, чтобы принять участие в битве, однако Свейн еще оставался на корабле— осторожный король не спешил умирать там, где за него это могли делать другие. Он же первый заметил неладное — когда от моря поднялся густой туман, стеной надвигавшийся на корабли флота. В сером небе собирались черные тучи и на корабли упали первые холодные капли.

-Не ко времени это,— буркнул Свейн своему оруженосцу. Тот хотел ответить, когда послышался грохот и дан, качнувшись, тяжело рухнул на спину. В груди его зияла исполинская дыра обнажавшая изуродованные внутренности, текла кровь. Свейн какое-то время смотрел на него, потом поднял глаза и застыл, не в силах поверить глазам.

Из тумана медленно выплывал исполинский черный корабль. Вернее даже три корабля— один впереди и два отстающих по бокам. Скалившие острые зубы драконьи головы венчали носы исполинских драккаров с необычно высокими бортами. Шесть рядов весел, высовывавшихся из уключин с обеих бортов, неустанно погружались в воду. Однако самих гребцов не было видно— поверх кораблей громоздился массивный плот закрепленный на специальных подпорках и огражденный по краям небольшим фальшбортом. Вдоль него стояло множество воинов— лучников, мечников, кулевринеров, тут же на специальных возвышениях напротив огромных бойниц, стояло пять бомбард. В середине плота возвышалась крытая постройка повторяющая форму большого плота, но примерно в три раза меньше его, оснащенная несколькими мачтами с прямыми и косыми парусами, Здесь же развевались флаги с изображением пляшущего скелета на темно-синем фоне — стяг Люти и светло-зеленый стяг с изображением раскинувшей крылья черной гагары — личный флаг князя Ягморта, единоутробного брата княгини Ваммы. Под ним стоял великан в черной кольчуге и устрашающем шлеме, выполненном в виде медвежьей морды, через оскаленную пасть которой смотрели безжалостные глаза.

А потом великан поднял руку и смертоносный дождь из стали и свинца обрушился на корабли данов, разрывая в клочья человеческие тела, разнося в щепки корабли.

Свейну удалось спастись — в горячке всеобщего разрушения, он успел спуститься с гибнущего корабля в один из соседних драккаров. Остальные попытались принять бой, но на кораблях осталось слишком мало людей, чтобы исход этого сражения не был предрешен. А из тумана, вслед за черным исполином, выходили все новые и новые ладьи, драккары, когги. Оттуда разъяряя себя дикими криками уже прыгали на палубы вражеских кораблей эсты, ливы, велеты, свеи.

Бой был жестоким, но не очень долгим — воодушевленные неожиданным подкреплением войска Макморна перешли в наступление, когда берег сходили отряды Ягморта. Лишь немногим данам и германцам удалось прорваться на суда и уйти в море— среди них был и король Свейн. Командир наемников Ингульф пал у стен Ви, зарубленный Нектоном, командор был оглушен и взят в плен. Кровавый каток прокатился несколько раз от ворот Ви к кромке воды и когда он успокоился, на берегу уже не стояло никаких воинов кроме тех, что шли под стягами Ягморта, Нектона, а также Мерсии и Люти.

Снова лилась кровь на алтари Одина и Мары-Хель — на это раз в ознаменование победы над противником. На самых высоких башнях замка, на болотах и в глубине леса полыхали костры, возле которых безумные скальды распевали древние гимны. Под эти зловещие песнопения тела убитых — и врагов и союзников — сбрасывались в море, бурлившее от ударов хвостов акул. Согласно легендам Готланда именно этот способ захоронения был больше всего по нраву Морским Богам. Вместе с морскими чудищами пировали и их двуногие собратья — знать и жрецы праздновали победу в залах замка, все остальные воины — в походных лагерях разбитых на побережье и на кораблях. Крестьяне, вернувшиеся из своих лесных убежищ, не успев обрадоваться окончанию нашествия, тут же были поставлены перед необходимостью отдать часть скота для пира господ. Целые овечьи и телячьи туши жарились на вертелах, приправленные изысканными специями, которые привозили купцы из Карфагена. Господа же вкушали утонченные блюда из разнообразнейших даров моря.

Самый обширный пир проходил в главном зале Ангрсборга, украшенном замысловатыми, хотя и пугающими фресками. Нектон Макморн, владевший богатейшим среди островов северных морей, хотел как следует отблагодарить неожиданного союзника. По правую руку от лорда Готланда сидел князь Ягморт -гигант с белыми волосами и безумным взглядом слегка раскосых серо-стальных глаз разгрызал огромную кость крепкими острыми зубами, запивая мясо глотками вина. Мясо, поданное ему не было свиным или говяжьим — Ягморт, рожденный от мимолетного блуда Невеи и неведомого жреца из колдовской Бьярмии, имел привычки слишком страшные даже для Люти. Перед праздником Нектон приказал зарезать и освежевать жирного барана, а Ягморт порубил его на куски и бросил их в котел— в котором уже варились части тела командора Герхарда, которого Ягморт лично разрубил на несколько частей живьем. О том, что именно лежало на огромном блюде перед князем знали немногие— но и без этого знания Ягморт внушал трепет. Вокруг него, стараясь угодить, сновали молодые рабыни — те, кому посчастливилось пережить осаду. На гибких полуобнаженных телах блестел пот — и вовсе не от того, что в зале было жарко от полыхающего камина и многочисленных факелов освещавших помещение. Девушки изо всех сил старались выглядеть соблазнительно, даруя многообещающие взгляды и улыбки — русоволосые вислянки и словенки, чернявые васконки, раскосые меркитки. То и дело кто-то из воинов барона, разгоряченный вином, выхватывал приглянувшуюся прелестницу, чтобы увлечь ее в один из укромных уголков зала. Однако, несмотря на все ухищрения служанок, князь Ягморт остался безучастным к их уловкам — его глаза неотрывно смотрели на светловолосую дочь лорда. Она была единственной свободной женщиной на этом пиру — как дочь Нектона и еще потому, что она тоже сражалась с войсками противника. Нектон не разрешал своей дочери пить вино, но, захмелев , почти не следил за выполнением этого запрета. То и дело кто-нибудь из вассалов тайком подавал Риссе небольшой кубок, который она быстро выпивала пока отец был отвлечен беседой с князем. Опьянев, дочь Нектона громко смеялась над шутками отцовских дружинников, остроумно отвечала им, похотливо поглаживала приблизившихся рабынь. То и дело она ловила на себе горящий похотью взгляд Ягморта и давала понять, что он ей небезразличен — бросала в его сторону чарующие взгляды, розовым язычком облизывала губки, словно невзначай поправляла накидку так чтобы жадный мужской взор увидел ровно настолько больше положенного, чтобы не спать всю ночь.