Лесса (общий файл) (заморожено)

В поводу черноволосый держал всхрапывающую буланую кобылу, из-за спины виднелась морда второй лошади и повозка с навесом от дождя.

— Кто вы? И чего вам надобно? — слепо щурясь, она разглядывала нежданных гостей. — Ночь на дворе, мужиков, а уж тем более эльфов, мы не привечаем.

— Если ты, старуха, сейчас же нас не впустишь, я по камешку раскатаю ваше тухлое заведение, — прошипел черноволосый эльф.

Марсия посмотрела, пожевала губами.

— Не пугай. Пуганные. Я тебе не девка на стогу, чтобы на меня зенками лупать. Кто там у вас?

— Та, кому немедленно нужна помощь, — тихо, еле различимо сквозь шум дождя, ответил второй эльф, выбираясь из-под навеса повозки.

Беловолосый, с длинным худым лицом невысокий эльф был ей знаком. Она видела его несколько раз, когда он навещал мать-настоятельницу. Его визиты совершались в обстановке полнейшей секретности, но от Марсии у матери секретов не было. Кому ж ещё доверять, как не ей, вырастившей Ильму с пеленок. Доиграется девка когда-нибудь, чует старое сердце. Отрежут золотые косы и четвертуют роскошное тело на потеху толпе, не допусти Милосердная...

Она выбрала ключ из связки, отперла небольшую дверь рядом с главными воротами и стояла, дрожа на ветру, пока эльфы доставали носилки. В отблеске молнии мелькнуло жуткое лицо. Марсия охнула, засуетилась:

— Это ж надо... Несите в привратницкую, там открыто, а я за матерью.

Подобрав юбки, она засеменила в обитель. Она торопилась, не могла не торопиться, но старое сердце криком кричало, что вместе с эльфами и их страшной ношей в тихую обитель пришла беда.

5

Горел очаг, едва освещая небольшую комнату. Ильма, хмуря золотистые брови, смотрела на эльфийку.

— Зирт, ты уверен, что вы не оставили следов? Вдруг ваши будут искать её? Наследница Дома Шиентоналлей, не фунт изюму...

Эльф, смешивающий зелье, обернулся:

— Не будут. Огонь ярости уничтожает все следы. От родового гнезда остался пепел, даже хоронить некого. Горстайн даст Слово, не верить ему у Совета оснований нет.

"Милосердная Мать, — подумала Ильма, — подари ей долгое забвение". Она вздохнула:

— Я сильно рискую.

Черноволосый отлип от двери, положил пузатый кожаный кошель на стол.

— Здесь на первую пору хватит. Мы скоро вернемся за ней.

Марсия поджала губы:

— Нечего шастать туда-сюда! Не думаю, что она сейчас мужицкие рожи будет рада видеть. Даже знакомцев. Што ж это за война, когда ребятню да женщин мытарите!

Горстайн побелел, синие глаза сверкнули отсветом молнии:

— Ты, старая, сначала думай, потом рот открывай.

— Сестра, командир. Или вы замолчите, или попрошу выйти вон, — отчеканила Ильма.

Эльф коротко склонил голову, нехотя извиняясь. Старуха насупилась:

— Нечего мне рот затыкать! Нежные мы какие! Это они свою пожалели, а мало ли таких они за собой оставили? Я же...

Свист клинка оборвал тираду привратницы. Прижавшись к стене, Марсия побелевшими глазами смотрела на меч, холодивший кожу шеи.

— Горстайн! Марсия! — взъярилась Ильма, лицо заледенело, в голосе послышалась такая сила, что стало ясно — власть Ильме дарована отнюдь не за долгие ночные моления.

Вязкую, гнетущую тишину прервал стон Эллайи. Пересохшие, лопнувшие губы в черных кровоподтеках тихо шевелились, словно пытались что-то сказать.

— Что? Что, малышка? — Горстайн одним движением убрал меч в ножны за спиной, присел на кровать и осторожно коснулся тонкой руки, лежавшей на сером шерстяном одеяле.

— П... Плать...е..., ос... тавь плат..., — прохрипела Эллайа и затихла.

— Она бредит. И слава Матери, — Ильма взяла кошель со стола, прошла к двери и, помедлив в проеме, бросила:

— Я сейчас всех подниму на молитву, чтобы не шастали, и вы без помех могли отнести Эллайу в комнату. Ты, Марсия, готовь все, что нужно, ты, Зирт, присмотри пока за несчастной. И попрошу боле не размахивать мечами в этих стенах, иначе вход в обитель моей властью будет заказан.

Ильма ушла, Марсия просеменила следом, поджав губы. Горстайн так и сидел, разглядывая изувеченные сапогами пальцы.

— Надо ехать, — тихо сказал Зирт, вливая очередную крохотную порцию зелья в рот больной.

— Там развилка на четыре стороны... Он мог скрыться куда угодно, — процедил Горстайн.

— Ничего, найдем. Из-под земли Соловья достанем, и перья повыдергиваем, — уверенно сказал целитель, промокая губы Эллайи влажным рушником.

— Время против нас.

— Думаю, рта открывать он не будет. Дело грязное. Скорее всего, заказчик уже идет по его следу, наемник не может этого не понимать. Да и... Чем больше он будет трепать языком, тем больше пятаков будет звенеть в карманах могильщиков, — прищурил серые глаза Зирестиль.

Горстайн невесело улыбнулся:

— Ты же лекарь, Зирт.

Эльф откинул белые пряди с лица, глянул на командира:

— Я борюсь с лихорадкой, сращиваю и выпрямляю кости, штопаю раны и дарю удар милосердия, если моё искусство бессильно. В нашем случае верно последнее. Бешеных собак уничтожают.

— Ты прав. Ждать не будем, у Холлеендира были дружки. Они могут что-то знать. А если не знают, то помоги им Мать. Не верю я, что у этого huddiessima достало бы наглости и злотых решиться на преступление против семьи без поддержки кого-то из высокородных.

— Ты думаешь, князь?

Лицо Горстайна потемнело.

— Думать я могу, что угодно. Вряд ли Лорриентиэль пойдет на прямое уничтожение. Ветвь Шиентоналлей имела право на трон, но они не лезли во власть... Никому не мешали. Без мага, причем мага из высших, здесь не обошлось.

— Мешать можно уже только тем, что дышишь воздухом, — Зирт произнес вслух то, о чем Горстайн подумал. Нет, он не верил, не мог поверить, что князь... Время покажет. И меч.

Огонь в камине полыхнул, осветил лица эльфов и угас. Ресницы Эллайи дрогнули, но ни Горстайн, ни Зирестиль этого не заметили, как не заметили вспыхнувших глаз Марсии, когда эльфийка шептала в бреду.

В ночи гулко звонил колокол, созывая монахинь на молитву. Густой, сочный звук плыл над полем, полосой тракта, масляно сиявшего в свете молний, провожая всадников. Царила тьма, в небе громыхало, стена дождя скрыла две черные фигуры, закутанные в плащи. Ведомые жаждой мести, эльфы рысью двигались к замку Крыло ворона, где мирно почивали похмельным сном закадычные дружки предателя, братья Норвилли.

6

Близился рассвет. Дождь перестал, ветер по небу гнал тучи. На востоке небо засветлело алым, серп месяца, выглядывающий из-за туч, бледнел на глазах. Всадники спешились, привязали лошадей и пробрались сквозь мокрый кустарник к стене замка. Зирестиль подставил руки, Горстайн повис на бортике, подал руку и втащил друга на стену. Две тени скользнули по мокрым булыжникам двора и замерли у дремавшего, опершись о стену замка, стражника. Сон был вечным. Кровь уже не бежала, застыв черным пятном на брусчатке двора. Безусый юнец так и не успел понять, что мертв. Располосованное одним точным ударом горло зияло страшной раной, лицо навек застыло в изумлении. Горстайн и Зирестиль, не сговариваясь, подняли головы. Из окна третьего яруса свисало тело, черные волосы трепал ветер. В комнате за спиной мертвеца было темно и тихо, словно в склепе. Эльфы, переглянувшись, обнажили мечи и вошли в замок.

Трупы были повсюду. В коридорах, в комнатах, в столовой и в парадной зале. Было видно, где шли неизвестные убийцы. Тут и там лежали, висели и полусидели, опершись о стены, изуродованные тела. Кровь заливала полы, ковры и стены, хлюпала под сапогами. Кровавые полосы раскрасили стены, исчертили мрамор полов. Эхо шагов скорбным гимном провожало путь эльфов, чадившие факелы освещали картины бойни, торопясь догореть. Эльфы шли открыто, не таясь. Неизвестные, сделав свое дело, исчезли, обостренное чувство опасности не могло подвести воинов, побывавших не в одной передряге. Остановившись у двери комнаты, из которой пытался выскочить в окно мертвец, Горстайн толкнул створку. Поздно. Слишком поздно... Что, впрочем, было ясно сразу, как только они увидали труп на стене. Теперь вся надежда на друга. Оставался последний, крохотный шанс узнать хоть что-то о нападении на Шиентоналлей. Судьба братьев Норвиллей и их домочадцев его не волновала.

— Как ты думаешь, чья это работа? — тихо спросил он Зирта, разглядывая голову одного из братьев, лежавшую в ногах мертвой девицы, распростертой на постели. Открытый в крике рот, черные впадины обезумевших глаз. Несчастная оказалась, на свою беду, помехой на пути убийц. Обнаженное тело второго брата, так и не выпустив меча из сведенных смертной судорогой пальцев, лежало на полу, сияя в бледном предутреннем свете ягодицами. В комнате тошнотворно пахло страхом, потом и дерьмом, даже ветер, врывавшийся в открытое окно, не мог развеять запах смерти.

Зирт пошел по комнате, перешагивая черные лужи и пристально всматриваясь в пол, покрытый кровавыми следами неизвестных.

— Судя по ранам, они и опомниться не успели, как получили смертельный удар. Резали, как баранов. Это месть. И убийца идет по следу, как и мы. Он один. Кто, кому это было нужно, кроме нас? Нет, Горстайн, я здесь бессилен. Поднимать мертвецов бесполезно, глотки перерезаны. Похоже на эльфийскую работу. Но кто?

Горстайн задумался:

— Кассетиэль последнее время темнил... Мне доложили о клетке с чужими почтовыми голубями, но лорде молчал, а я не спрашивал, — на лицо воина набежала тень. — Как я мог? Почему не настоял, не спросил, не вмешался?

— Ничто не предвещало беду. Никто и подумать не мог, что Холлеендир решится на предательство. Одно дело — мечтать, о чем на его роже было написано, и совсем другое — пустить кровь рода, рискуя навлечь на себя смертное проклятие.

Горстайн отлип от стены, вогнал меч в ножны и глухо бросил:

— Жаль, птицы разговаривать не умеют. Мы бы знали, с кем Кассетиэль вел переговоры. Пошли, нам здесь больше делать нечего. Я думаю, следы ведут к князю. Больше мстить некому... Может, это только для отвода глаз, а, может, и правда, месть.

— Не уверен, — Зирт догнал друга. — Слишком быстро, слишком скоро. Кто-то был на месте резни, кто-то, кто совсем немного опоздал, но понял, что произошло. Заметать следы преступления, вырезав целый замок, глупо и не рационально. Я уверен, это месть. И предупреждение.

Горстайн кивнул, и они двинулись дальше, по следу неизвестного помощника. Или врага. Время покажет.

7

Они прошли мимо мертвого охранника, полной грудью вдохнув прохладный чистый воздух, напоенный свежестью ночного ливня. Горстайну на миг показалось, что смрад смерти, трупы в замке и убийство семьи были всего лишь страшным сном, а нарождающийся день разгонит ночной кошмар, и все будет, как прежде. "Прежде" — значит, никогда. Они, уже не таясь, прошли по брусчатке к воротам и зашагали по траве, щедро покрытой росой. Влага смыла кровь с сапог, плащей, но она не могла смыть кровь с рук убийц. Им с Зирестилем оставалось только идти по следу.

Светало. Первые трели птиц заполнили лес, взмыли к небу. Раскрывались бутоны дикого хмеля, подставляли зеленые ладошки под солнечные лучи малина и смородина, питая ягоды земными соками. Лес жил, не замечая в своей вечности суеты и грязи, которую творили разумные существа. Уже сейчас на месте насилия и смерти пробивается трава, поют птицы, крохотные черви принялись за работу, торопясь уничтожить тела на поляне, чтобы вновь из праха победоносно возродилась жизнь. Размышления Горстайна прервал тихий звук, чуждый лесному шуму. Он остановился, вытащил меч и, крадучись, двинулся по высокой влажной траве. Зирт неслышно шел следом.

От высоченной сосны отделилась тень, замерла посреди небольшой прогалины. Эльфы вросли в землю.

— Я — Рейн, из рода Дэминиэллей. Кто вы и что вам было нужно в замке Норвиллей? — спросила тень.

Горстайн молчал, вглядываясь в расплывчатую фигуру. Человеческому взгляду было не под силу разглядеть чужака, но острое эльфийское зрение морок обмануть был не в силах.

— С невидимками переговоров не ведем, — вмешался Зирт, став рядом с Горстайном. В руке лекарь держал взведенный арбалет.

Горстайн ждал. Если невидимка не напал сразу, то сию секунду нападения ждать нужды не было. Вступив в разговор, незнакомец выказал мирное намерение. Пока мирное. Воздух так и искрился от напряжения.

— Вы правы, лесные. Я ждал вас, — помолчав, ответила тень. И материализовалась.

Зирт плюнул.

— Приветствую тебя, темный. Твоя работа, в замке? — Горстайн сверлил взглядом давнего врага. Не личного, кровного, а представителя проклятой расы предателей и убийц.

Беловолосый, тонкий, словно меч, эльф стоял посреди травы. В черной кожаной куртке и штанах, с казавшимися крыльями рукоятями мечей за спиной и руками, сложенными крест-накрест на груди, он походил за змею. Черную, ядовитую и стремительную, которая не оставляет жертве ни единого шанса на спасение. Кожа на первый взгляд казалась загорелой до черноты, но её сероватый оттенок говорил, что это не загар, а естественный цвет. Яркие синие глаза выделялись на смуглой коже, словно драгоценные камни на образе, потемневшем от времени. Горстайн шагнул вперед. Теперь все встало на свои места. И одного дроу хватит, чтобы вырезать отряд человеческих воинов.

— Ты был в замке? — повторил командир.

— Это знак. Знак, что на нашем пути вставать нельзя, — незнакомец не шевелился, лишь глаза следили за руками эльфов.

— Знак кому?

— Лорриентиэль разрушил наши планы. Разрушил надежды на мир.

— Ты... ты хочешь сказать..., — прошептал Зирт, опуская арбалет.

— Хочу. Кассетиэль дал согласие на брак с нашей династией. Первый брак в этом тысячелетии. Лорриентиэль не мог допустить усиления ветви Шиентоналлей, — помолчав, он тихо добавил:

— Мы предполагали, что будут интриги. Но то, что он решится на убийство, используя Холлеендира, выродка, мы не могли. Мы думали, успеем до того, когда часы перевернутся. Мы ошиблись. Князь опередил нас, ударил подло, исподтишка, осквернив свой род. Вчера мы с лорде Кассетиэлем должны были договориться о дне помолвки. Я опоздал.

— Как и все мы, — глухо проронил Горстайн, прошел к поваленному дереву, сел и закрыл глаза.

Мир, его такой привычный и устоявшийся мир разлетелся на осколки. Он был зеркалом, зеркалом кривым и уродливым, в которое он смотрел и видел одну ложь. И сейчас оно разбилось, оставив после себя бездну. Страшную, бесконечную и ненасытную, сожравшую душу. Кассетиэль был ещё молод. Горяч и наивен. А отвечать за его ошибки теперь будет дочь. Как он мог? Лорде вел переговоры за его спиной со смертельным врагом. Темные. Дроу. Один звук этих слов рождал ненависть в душе каждого лесного. Начитавшись книжонок, которые пишут мечтатели не от мира сего, проведшие жизнь в стенах академий и не смотревших в лицо смерти, не терявших друзей и родных от рук дроу, Кассетиэль витал в облаках. За свою короткую, по меркам эльфов, жизнь, его друг верил в то, что тысячелетнюю вражду и пролитую кровь может смыть протянутая в жесте мира рука. И погиб. Погибли все. Он моргнул, прогоняя предательскую влагу, защипавшую глаза. Диалайна, его тайная и несбыточная страсть, которая так и останется незаживающей раной... Эллайа. Изувеченная душой и телом... О династическом браке можно забыть. Она теперь просто мусор. Тень. Прах. Растоптанная ногами сильных.