Дохляк ударил ножом по горлу монстра. Тот попытался отойти, но не смог из-за того, что он вцепился в плащ. "Архаровец" захрипел. Дохляк ударил снова. Что-то хрустнуло.
Готов! Теперь прочь из кладовки.
Резкий холодный ветер ударил в лицо. Словно сказал, что впереди ждали одни неприятности.
Дохляк осторожно выглянул в коридор.
Никого.
Легче не стало. Мало того: он понял, что ему конец.
Он в западне.
Наверняка твари поджидали на лестничной площадке.
Дохляк сел на пол.
Из улицы донеслась песня "Темная ночь". Голос певца то усиливался, то ослабевал. Нельзя было сказать точно, как далеко "архаровцы" оставили свой граммофон.
— Темная ночь...
Может быть, стоило выпрыгнуть из окна? Но ведь пятый этаж...
— Только пули летят по степи...
Дохляк заметил, что кожа на правой ладони порвалась до самой кости. Из раны стекала густая, как варенье, кровь. Он подумал: забавно. Если удастся выжить, то ему нужно будет найти иголку с нитками и зашить руку.
— Только ветер гудит в проводах...
Последний раз Дохляк окинул взглядом свое уже бывшее жилище. Окна щерились острыми зубами выбитых стекол, обои за давностью лет потускнели, лишь с трудом можно было разглядеть, что на них изображалось (пальмы, белый песок, жгучее солнце). Линолеум был грязен: валялись банки из-под лимонада, газеты, полиэтиленовые пакетики; возле окна растекалась небольшая мутная лужа.
— Тускло звезды мерцают...
Мертвяку хотелось заплакать, но вот только слез больше не было. Он подумал: парадокс. Он мог ощущать боль, радость, злость, обиду, горе, но не получалось плакать. Несправедливо.
Дохляк поднялся и пошел в коридор. Будь у него сердце, то оно бы сейчас билось с бешенной скоростью.
Вот только не билось оно.
И ему было не страшно. Лишь самую малость.
— В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь...
Дохляк вышел на лестничную площадку, но никого не увидел. Он посмотрел на выбитую дверь своей квартиры и попрощался с прошлым. Естественно, он больше не мог здесь оставаться.
Он сжал крепче рукоятку ножа.
Тихо скулил ветер, шумел дождь, громко играл граммофон.
Раздался грохот, от которого вздрогнул пол. Из квартиры Дохляка выбежал "архаровец".
— И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь...
Тварь прыгнула на него, вцепилась руками в раненную ладонь и начала рвать кожу. Казалось, прошли века и эпохи, пока он всаживал нож в грудь "архаровцу". Но тот как будто не почувствовал боли и продолжал кромсать руку.
Дохляк попытался оттолкнуть тварь, но ничего не получилось. Голова начала гудеть, а мысли — вязнуть.
От истерзанной руки начали исходить волны тепла. Дохляк с ужасом понял, что ему нравится, как "архаровец" сдирает кожу.
Мертвяк хотел сказать, чтобы он прекратил.
Мертвяк хотел вновь залезть в свою кладовку и вспоминать прошлую жизнь.
Мертвяк хотел...
Волны тепла сменились резкой болью.
Тварь задрожала. В руках она держала его кожу. Дохляк посмотрел на раненную руку и обомлел. Кожи и мяса больше не было — лишь голые кости, испачканные в крови и гное.
По его лицу пробежала тень. Глаза расширились от ужаса.
Наверное, стоило уже сдохнуть и плюнуть на ту жизнь после смерти, что он вел. Хватит кукол. Хватит помоек. Может, он снова оживет в другом, лучшем мире. Где больше не будет ничего чувствовать. Еще лучше было бы, если сотрутся и воспоминания. Давно пора ему забыть дочь и жену. Их больше нет. В принципе, как и его.
Дохляк машинально потянулся к рукоятке ножа, торчавшей из груди "архаровца", но вытащить оружие так и не смог. Его покинули силы.
С самого начала его борьба против этих тварей казалась бесполезной. Убить "архаровца" можно, но их так много...
И сколько он прожил в кладовке? Год? Месяц? День? Иногда казалось, что очень долго, а иногда — очень мало. Время здесь текло иначе.
Захотелось есть. Прожаренное мясо с кровью, яичница на сале, мандарины, апельсины, яблоки, рыба... Вот только проблема — он забыл, как сглатывать. Его убьет нормальная еда. Он потеряет драгоценную кожу. Потеряет человеческий вид.
"Архаровец" схватил его за щеку и потянул ее на себя. Затрещала кожа. Боль сменилась радостью.
Мертвяк хотел сказать монстру: не трогай лицо.
Но не мог. Язык давно распух и еле вмещался во рту.
Дохляку оставалось чуть-чуть до смерти. Он не хотел больше прятаться и драться. Он знал, что всё закончится именно так.
Первый
Небо постепенно темнело, переходя от синевы дня к фиолетовым сумеркам.
Сергей продирался сквозь заросли крапивы и матерился из-за того, что решил срезать. Он надел ветровку, чтобы не обжечься жгучкой, но руки всё равно горели. Тропов остановился, чтобы собраться с силами. Сумка сильно давила на плечи. В голове вертелась лишь одна шальная мысль: поскорее бы избавиться от своей ноши. Вдобавок ко всему слезились глаза.
Казалось, он никогда не дойдет, что вконец заблудился и умрет от голода и усталости. Но Тропов разглядел впереди костер и двинулся на свет. Их палатка в сумерках походила на большого зеленого червя. Анжела сидела на самодельной скамейке, наблюдая за огнем. Наверное, думает как меня попилить, решил Тропов. Он скинул сумку и рухнул прямо на землю.
Анжела даже не бросила на него взгляд. В ее голубых глазах отражались пляшущие огоньки костра.
— Живой? — Голос Бурой казался безжизненным. От него так и тянуло космическим холодом.
— Как видишь, — ответил Сергей.
— Что с домами?
Тропов не успел ответить: из палатки выскочила Таня. Она кинулась к Сергею, крепко его обняла, задержалась так на миг.
— Что с домами? — как робот повторила Анжела.
— Все отлично, — сказал Сергей.
— Мы сегодня ночуем в поселке? — поинтересовалась Таня.
Тропов помотал головой.
— Нет. Придется потерпеть. Я не успел проверить все дома. Вот завтра, возможно, переселимся...
Он поднялся и, пошатываясь, направился к костру.
Бурая закатила глаза и запричитала:
— Тропов, ты каждый день кормишь нас "завтраками". Что ты вечно бздишь на пустом месте? Я не могу больше спать в этой ссаной палатке, не могу больше умываться вонючей водой, не могу срать на улице и подтираться лопухами, не могу! Я хочу спать на мягкой кровати, хочу помыться!
Сергей плюхнулся на пень. В данный момент он бы не отказался от пульта, который смог бы подавить все звуки, вырывающиеся изо рта этой крикливой стервы.
Анжела распалялась:
— Перестань быть размазней! Ты же мужик. А ты ноешь над каждым синяком. Да тебе, Тропов, нельзя ничего доверить — всё испоганишь. Все потому, что руки растут из жопы!
Он зайка-бояка, заметил внутренний голос. Настал черед Сергея пялиться на костер. Он не понимал, почему не может заехать Бурой по челюсти, чтобы заткнуть идиотку. Не может и всё. Может, всему виной хорошее воспитание или... Трусость.
Тропов зажмурился.
— Бурая, хватит его пилить, — сказала Таня. Девушка уперла кулачки в бока.
Сергей мысленно поблагодарил её.
— Заткнись, малолетка, — ответила Анжела. Она вскочила со скамейки и продолжила: — Если ты ссышь, интеллигент хренов, то я возьму — опять! — все в свои руки.
Каждое ее слово вбивалось в череп Тропову, будто гвоздь. Первый раз, когда он ее встретил, она показалась умной и надежной. Он не заставлял Бурую идти с ним, девушка пошла по своей воле. Надо было ее прихлопнуть или отдать на съедение мертвякам. Какой же он дурак!
— Но Сережа ради нас старается! — сказала Татьяна. — Он бы мог тебя давно бросить.
Анжела засмеялась, показав ровные, но немного желтоватые зубы:
— Ага, щас! Тропов размазня, Танечка. Чтобы кого-то бросить, нужна сила воли, которой у него не было и не будет никогда. В общем, мне надоело трындеть — я ухожу в поселок.
Сергея словно ошпарили кипятком.
— Куда ты пойдешь на ночь глядя? — спросил он. — Там небезопасно. Я проверил только один дом.
Бурая улыбнулась. От ее злого прищуренного взгляда захотелось спрятаться в палатке:
— Меня сможете найти в одном из прекрасных особняков. А вам разрешаю ночевать на свежем воздухе и трахаться, трахаться, трахаться!
Когда Анжела уходила в темноту леса, Сергей невольно проводил взглядом ее подтянутый округлый зад.
Костер трещал, гудел, даже рычал, почти заглушая мысли Тропова. Таня села на скамейку, взяла его ладонь. От неожиданности он задержал дыхание.
— Надо привести обратно Анжелу.
— Да забудь ты про нее. Пусть ее сожрут мертвяки, — Таня матюгнулась. — Нам будет только хорошо, если эту проклятую бабу кто-нибудь поймает. Давно напрашивается на неприятности.
Девчонка была права — догонять Бурую не хотелось. Сергей помассировал виски.
— Голова болит?
Он кивнул и почувствовал, что роднее Тани у него никого не осталось. Тропов взглянул в открытое веснушчатое лицо девчонки. Его последняя связь с миром. Хотя Таня тоже порой чудила и пыталась походить на Анжелу. Но Сергей сводил всё к возрасту. Шестнадцать лет — время начала взросления. И чтобы не говорила Бурая, он относился к Тане как к сестре. У него даже в мыслях не было утащить этого ребенка в постель.
— Возможно, крикливая дура права — я размазня, — сказал Сергей. — Нам надо идти в поселок. Поспим на нормальной кровати и даже помоемся.
Таня растянула губы в улыбке:
— Я бы очень хотела полежать в теплой ванне. Но ты же сказал...
— Мы рискнем, — перебил Тропов. — На крайний случай у меня есть револьвер. Только давай я быстро перекушу, а потом соберем палатку.
* * *
Под ногами хрустели сосновые иголки и сухие ветки. Иногда в лесу вскрикивал коростель.
Сергей поправил ремень рюкзака с палаткой и смахнул пот со лба. Он с трудом дышал, ноги словно забили ватой. Тропов хотел вытащить бутылку с водой, но не решался из-за укоризненных взглядов Тани. Они шли приблизительно около часа, но так и не вышли к поселку.
Тропов готов был провалиться сквозь землю. Мало того, что устал — он не соображал, куда шел.
Ухнула сова. Казалось, что тьма в лесу с каждой минутой сгущалась сильнее.
Таня остановилась:
— Мы заблудились.
Сказала как отрезала. Тропов не ответил девчонке — это ничего бы не изменило. Поэтому он лишь хмыкнул и растянул губы в веселой улыбке идиота, которому на все наплевать, кроме собственных козявок.
Сергей не сдержался, полез в боковой карман рюкзака за водой, но как назло порвалась лямка. Он чертыхнулся и врезал кулаком по дереву.
Тишину леса нарушил смех Тани. Она хохотала не зло, от души. И Тропов облегченно выдохнул. Считала ли Танечка его неудачником? Похоже, что нет. Может быть, чуть-чуть невезучим и от того очень забавным.
Смех прогнал и страх, и плохие мысли. Тропов скинул рюкзак на землю, чтобы приделать как-нибудь лямку, и остолбенел — в нескольких шагах от Тани стоял зомби. Откуда он взялся, Сергей не понимал: мертвяк материализовался точно из воздуха.
Глаза зомби блестели в темноте. Глаза хищника. Тропов помотал головой, прогоняя наваждение, но тварь не исчезла.
Таня же смотрела на мужчину, продолжая хохотать.
Сергей потянулся к большому карману джинсов, чтобы вытащить револьвер. Ему показалось, что рука слишком медленно шла к оружию. Но он наконец обхватил рукоятку Курносого, кожу сразу кольнул холод металла. Успеет или нет? Сердце гулко забилось в груди.
Зомби угрожающе рыкнул. Таня вздрогнула, в миг всё поняла и инстинктивно рванулась к Сергею. Тропов надавил на спусковой крючок, но лишь щелкнул барабан. Вот тут его сковал страх: он совсем забыл, что револьвер не стрелял еще в поселке.
Мертвяк бросился на него. Это оказался тот жирный боров с фотографии в золотой рамке — ублюдок с рытвинами на лице и тремя подбородками. Зомби схватил Сергея за плечи — легонько, казалось, что можно без проблем освободиться от рук мертвяка, но на деле его поймали в тиски.
Сергей закричал. В один страшный миг почудилось, что он сейчас не выдержит и позволит себя укусить. Боров глянул ему в глаза. Колени подогнулись, и Тропов попытался потянуть зомби к себе, чтобы повалить наземь.
У него получилось — они рухнули на сухие ветки и листья. Сергею ударило в грудь, врезало прямо в солнечное сплетение, выбив воздух и заткнув глотку невидимой пробкой. Хотелось жить. Кусаться, ломать ногти, зубы, кости, но — чтобы жить. Слишком мало сделано, слишком рано уходить. Гнев накатывал с силой горного оползня.
Мертвяк нависал над ним. И его проклятый глаз, затянутый белой пленкой, улавливал малейшие движения. Сергей сдерживал зомби, но мышцы были напряжены на пределе — сказывался голод.
Он ударил правой рукой в челюсть, попытался столкнуть с себя, но с таким же успехом можно толкать танк. В груди жгло, туша зомби выдавливала последние крохи воздуха.
Тело Сергея становилось чужим, едва слушалось, а белесый глаз опускался все ближе к лицу. Необратимо наступал конец.
Зомби потянулся к его шее. Прежде, чем Сергей осознал, что делает, он нащупал камень с острыми краями. Жить! Он хотел жить! И никакой слюнявый ублюдок не укусит его! Вырвав камень из земли, Тропов шмякнул им что есть силы о лоб мертвяка.
Хрустнуло! Из дырки в черепе брызнула кровь.
Белый глаз зомби расширился, может быть, от боли, а может быть, от удивления. Давление ослабло. Сергей попытался скинуть с себя труп, но ничего не получилось — руки дрожали, не слушались.
Таня стащила с него мертвяка.
Тропов с наслаждением втянул воздух, расслабился. В поселке были зомби! Он знал, он чувствовал! А это значит — в дома опасно заселяться.
Сергей нащупал Курносого в листьях.
— Вот это мне повезло, — вырвалось у него.
— Он тебя укусил?
Сергей не был в этом уверен, но помотал головой. Боль в левом предплечье расцветала. Прокатывалась с каждый ударом пульса по руке...
Пятый
Дохляк с трудом открыл глаза. Хотелось есть.
По правой щеке расползались паучки боли, руки дрожали. Мертвяк попытался приподняться, но его словно пригвоздили к полу.
К полу... Грязный линолеум с бесконечными ромбиками и треугольниками. Дохляк видел линолеум! Он жив!
Эта мысль обрадовала, вселила надежду, что удастся выбраться.
Капли дождя стекали с подоконника на неизвестно откуда взявшийся черный пакет. Поразила вязкая тишина, в которой без эха тонул любой звук: молчал граммофон, "архаровцы"... Где "архаровцы"?
Живот скрутило. Надо поесть. Надо поесть. Господи, он совсем не соображал!
Дохляк собрался с силами — чтобы встать, чтобы посмотреть на руку.
Раз, два, три — и ничего не произошло.
Взгляд по-прежнему упирался в грязный линолеум.
Вернулся слух. За окном принялся завывать ветер, начал гудеть на разные голоса — от жалобного до угрожающего, зашелестел пакет.
Надо собраться.
С огромным трудом удалось посмотреть на руки. Одна — грязная, пухлая, с черными полосками под ногтями. Другая... Другой не было. Месиво из костей, кожи и крови.
Страх придал силы: Дохляк сел. Медленно-медленно. Он оглянулся: "архаровцев" нигде не было. Возможно, они поджидали его на... Дохляка осенило, что он вновь оказался в комнате, а не на лестничной площадке.
