Пролюбовь 2: Липа в бетонной кадушке

— Мы когда выезжаем? — спросила я.

— А чего тянуть? Сейчас чаю попьём да поедем.

— Мне ещё переодеться надо.

Он равнодушно осмотрел меня с ног до головы, словно догадавшись, что я хочу сменить 'домашнюю' форму для аэробики на много менее подходящее для дороги вызывающее летнее платьице.

— Тогда поспеши.

— А можно мне хотя бы доесть завтрак? — его равнодушие потихоньку выводило меня из себя, и я умышленно выбрала изо всех своих голосов самый грубый тон.

— Нет, Свет, выплюнь, сунь два пальца в рот и беги собираться! — резко ответила мне Аня. — Что ж, до встречи, — продолжила она, обращаясь к нему. — Было очень приятно познакомиться.

— Взаимно, — и он улыбнулся при мне первый раз, пусть даже и улыбка эта была нарисована резиновым клеем на бетоне.

Притащив чемодан на стоянку, я увидела, как он небрежно зашвыривает Катину сумку в багажник.

— Я не опоздала?

— Самое время, — изобразил он довольство и пристроил мой чемодан между канистрой масла и огнетушителем.

— Смотри, паук нас в цепи заковал, как поедем? — нарочно развязно сказала я, указывая на сплетённую между шиной и подкрылком паутину.

Он попробовал отшутиться, но получилось неуклюже, и он оборвал реплику на полуслове, и мне стало неожиданно весело оттого, что сквозь бетон на какое-то мгновение проступило его внутреннее состояние, сонное и похмельное.

Правда, веселье моё быстро испарилось бесследно. Катя довольно-таки нагло, по-хозяйски брякнулась на переднее сиденье, опустила стекло донизу, высунула в окошко руку, нацепила огромные солнцезащитные очки, откинулась на спинку, всем своим видом имитируя развал тела на пляжном шезлонге. Ладно ещё, не закурила прямо в салоне. Зато сказала:

— Адрес в Дмитрове: Калинина, дом номер сорок. Встанешь там где-нибудь поблизости, я быстро.

— Как скажешь, голубка дохлая моя, — вновь без тени иронии отозвался он, запуская двигатель.

Я почему-то ждала резкой виртуозной гонки с ветерком и осталась разочарованной: он обладал вязким стилем вождения, инерционным и надёжным, как бетон, с многочисленными мелкими ошибками, свойственными похмельным водителям.

Светлое майское утро. Мимо нас пробегают чудесно пахнущие свежим листом мелко-кудрявые берёзки. Жарко. Хорошо!

— Поставь мне ещё раз эту вещицу, — попросила Катя, — 'Девушку с жемчужными волосами'.

— Не отвлекай меня, ищи сама. Название начинается на цифры ноль-два.

Катя покопалась в магнитофоне и нашла нужный трек, и вновь откинулась, чуть опустив спинку сиденья и откровенно наслаждаясь моментом.

— Слышно, как не хватает гитаристу техники — соло неуверенное, — никому сказал он, а я подумала: да, пожалуй, эта группа не шибко хуже 'Nightwish'.

— Значит, паркуйся здесь, — показала Катя, — и ждите меня. Я скоро.

— Ага, — подал он бетонный позывной.

Мне стало очень обидно, что он разговаривает с этой кошкой помойной, как с равной, и от обиды я брякнула:

— Ты тоже любишь ездить на ручной коробке?

— Да. Я ж не девочка.

— А я тогда кто?.. Я недавно мужа заставила купить мне машину с механикой. 'Ты просто ещё не замучилась на ней ездить!'. А я говорю: 'Я замучилась ездить на твоём сарае с автомат-коробкой!'. 'Но ты ж блондинка!' — и это с таким удивлением говорит, представляешь?..

Этот монолог я вылила за считанные секунды и хотела было продолжить, как он, изобразив оживление, предложил:

— Испей водицы.

Я уже давно прицеливалась на торчащую в подставке нераспечатанную бутылку минералки, да не осмеливалась попросить, а только обеими руками натягивала на колени задирающуюся юбку.

— Только стакана у меня нет, — состряпал он сожаление цвета протухшего сыра.

— Ничего, мы не гордые!

Я схватила бутылку и с удовольствием напилась из горлышка. Пусть тёплая!.. Пусть газированная!.. Но как же точно он выбрал момент — всю дорогу до Дмитрова ловил мои вожделенные взгляды на бутылку с водой и разрешил попить только сейчас, когда посторонних можно не стесняться, и можно закрыть глаза и счастливо улыбнуться, прижавшись затылком к подголовнику!..

Да что ж такое со мной происходит-то?! Это ж всего-навсего бутылка с водой! Ну и что, что жара, ну и что, что жажда! Почему майское утро внезапно стало восприниматься много острее, чем вчера, и теперь чувствуешь каждое шевеление каждого зубчика каждого липового листа? И каждая дорожная пылинка нынче как родная, сверкает на солнце и лезет знакомиться? И тошнотворная липкая вода освежает, как колодезная?

Да не те слова я говорю! Ах, что же со мной?

И я почувствовала, как от жары у меня закружилась голова, и сквозь вату в ушах услышала:

— Извини, кондиционера у меня нет. Потерпи, на трассу выедем, на сквозняке полегче будет.

Мне было плевать на всё, я балдела от жары и головокружения. Он сказал:

— 'Nightwish' нет, послушай это — это лучше, чем 'Nightwish'.

— Кому как, — томно отозвалась я, решив не мучиться, думая о том, откуда он узнал о моих любимых группах.

И он погнал какую-то группу, названия которой я, естественно, не запомнила, а запомнила лишь то, что там было много тяжёлой гитары и органа, и барабанщик молотил, словно псих. И, пожалуй, да, это было лучше 'Nightwish'.

— Света! Света! — услышала я Катин голос. Я открыла глаза: я мчалась уже по Калужскому шоссе.

— Поехали отсюда напрямик на море! — предложил он, на миг отвлёкшись от дороги, обернувшись ко мне.

— Поехали! — крикнула я. — Только заедем в город, человека из сада заберём!

— А, чёрт! — нарисовал он синевато-фиолетовую грусть. — Жалко. Если в город заедем — обратно уже не вырвемся!

И подавая мне чемодан у подъезда, он сказал:

— Предлагаю дружить домами.

— Ага, — ответила я, стремясь быстрее убежать к скучной домашней рутине и завлечься ею с головой. Я понадеялась, что он крикнет что-нибудь мне в спину на прощанье, но — зря.

— Свет, как съездила?

— Хорошо.

— Как выступила?

— Чего там выступать со старым-то докладом? Нормально выступила.

— Вопросов много задавали?

— Нет, немного. Похоже, никто ничего не понял.

— Много народу всего выступало?

— В нашей секции — человек сорок.

— А отдохнула как?

— Отлично.

— А что там есть, в этом профилактории?

— Подожди, у меня телефон звонит! Алло?

— Светлана, здравствуй, это сосед с шестого этажа, ты меня затапливаешь! — он первый и пока единственный раз назвал меня по имени, причём по полному имени — как мне всегда нравилось.

— А... привет! — я чуть было не запаниковала от его звонка. Все чувства смешались в кучу: и удивление, и радость, и робость, и даже примешивающаяся обида на его манеру шутить с бетонным равнодушием.

— Я собираюсь ехать в бухгалтерию отчитываться за командировку. Давай мне свои документы, я их сдам. Чтоб тебе не мотаться.

— А... это... ты знаешь, у нас экономист там. Пока на нём. На больничном, вот. Выйдет, подпишет командировки... — замямлила я, пытаясь перебороть себя и говорить связно, но ещё сильнее путаясь.

— Ясно. Что ж, я один поеду.

— Пока, — ляпнула я и тут же мысленно обозвала себя дурой: даже не поблагодарила за предложенную помощь!

Вечером я спросила у мужа:

— Андрюш, а ты не знаешь, в какой срок я должна отчитаться за командировку?

Муж, тыча пробником в розетку, лениво произнёс:

— В течение трёх рабочих дней.

— Это завтра ж — последний день!

— Чего ты тянешь?

— Да экономист на больничном.

— Подпиши у другого, который дела того ведёт, — раздражённо посоветовал муж.

— А бухгалтерия в какие часы принимает документы, не помнишь?

— С четырнадцати до шестнадцати.

— Точно?

Муж вспылил:

— Я недавно совсем за Москву отчитывался, чего ты у меня переспрашиваешь?

На следующее утро я притащилась в экономический отдел.

— Почему ж вы сразу не сказали, что вам командировку надо сделать? — отчитывала меня Ольга Евгеньевна, заполняя таблицу какими-то своими пометками. — А то заходите и спрашиваете: где Аверина? А Аверина-то на больничном, а вы и не говорите, зачем она вам!

Плавно подходило обеденное время. Я одной рукой расставляла в компиляторе точки останова, а другую держала на телефонной трубке. Уже полчаса держала, и никак не могла пересилить себя и набрать нужный номер.

— Света! — раздался голос из соседнего кабинета.

— Что, Марин?

— Ты сейчас поедешь в бухгалтерию?

Я подумала и сказала:

— Не знаю ещё. А что?

— Купи мне сигарет!

— Тебе срочно?

— Желательно до обеда.

Была не была!

— Подожди, я выясню, когда там приём документов! Алло? Привет, это Света! Ты... это... ты не помнишь... когда в бухгалтерии приём документов? С двух до четырёх? Спасибо! А тебе туда не надо? А, вчера отчитался... Понятно. Ладно, пока! Марина, там с двух окошко работает!

— Ну и чёрт с ними, сама схожу. Пошли со мной прямо сейчас, пообедаем заодно, а?

Мерзкая пятница.

Страшно охота домой, настроение вообще не рабочее. Компилятор глючит по-чёрному, отказывается работать в режиме дебаггинга, а до окончания компиляции под релизом я, видимо, успею сгорбиться, поседеть и подохнуть от старости.

И телефон этот ещё все нервы мне оборвал.

— Алло?

— Здравствуй.

— Привет!

— Проясни мне, пожалуйста, один вопрос.

— Слушаю тебя.

— Я вчера чистил телефон от мусора и хохмы ради запросил историю вызовов твоего номера. И выяснилось, что мы с тобой связывались двадцатого марта.

— Что, правда?

— И беседовали аж минуту и сорок девять секунд.

— Ну, не знаю... Может, ты сдавал гуманитарную помощь в детдом?

— Нет.

— Или беженцам? Я же участвую в волонтёрских программах, и мои контакты раскиданы по всему интернету...

— Нет. Я сдаю помощь по другим каналам.

— Тогда не знаю. Слушай, чтоб эфир не занимать, поставь себе 'аську', будем переписываться!

— Хорошо. Как руки дойдут — сразу же займусь.

И он положил трубку. И когда же его руки докуда-нибудь дойдут?

Придумал он эту историю со звонком или нет? Вряд ли, такое нарочно не выдумаешь. Скорее всего, в телефоне глюк образовался.

И как-то от этих мыслей работа сразу у меня попёрла веселее.

Первое сообщение от него я получила в воскресенье, когда притащилась отрабатывать несколько часов прогула, а датировано оно было поздним вечером пятницы:

— Пойдём в понедельник в парк на праздник, посвящённый Дню защиты детей. Не знаю, что там будет, на месте выясним.

Я отправила в ответ:

— Спасибо, что написал, не знала про праздник. Я с мужем поговорю. Свяжемся завтра.

И только по дороге домой я сообразила, что писать надо было СМС на телефон, потому что до понедельника он всё равно сообщение моё не прочитает, и его планы могут расстроиться. Чёрт подери, телефон-то дома остался!

Муж стоял на балконе и задумчиво глядел на обрешётку, уложенную на балконную стену.

— Привет. Что ты делаешь?

— Выравниваю обрешётку.

Я пригляделась.

— Так она ж ровно прикручена!

— Перепад миллиметра три, надо переделывать.

— Три миллиметра?! На такую стену? Хватит ерундой страдать, прибивай вагонку, и чёрт с ним! Это ж балкон!

— Нет, — ответил муж и взялся за шуруповёрт. — Криво всё, — и грязно выбранился.

— Андрюш, слушай, меня приглашают на праздник завтрашний, в парке.

— Сходи.

— Так я с человеком пойду.

— С человеком иди.

— А ты?

— А я не пойду. Что там делать?

— Ну, не знаю... Шариков накупим, мороженого поедим. Идём, а?

— Ты видишь, сколько мне ещё тут с этими дровами маяться?!

— Андрюша, мы ж с тобой не ходим никуда никогда. Сидим дома, как сычи.

— У меня дел полно. Мотоцикл ещё сломался, как специально!

— Так, хватит. У тебя сейчас главное дело — выгулять меня и ребёнка на празднике. Потому что мне по барабану твоя вагонка, хоть ребром её лепи! И твой мотоцикл пусть катится к лешему! Если мотоцикл важнее — убирайся с ним в гараж, там и живите!

Я так разозлилась, что даже забыла написать ему СМС.

Он пришёл в парк с дочерью, похожей на него как две капли воды, приехавшей на роскошной коляске классической довоенной немецкой конструкции цвета 'Спартак — чемпион!', и женою.

Едва мы поздоровались, как я сразу поняла, что ни о какой дружбе домами речи идти не может.

Муж мой демонстративно смотрел в сторону — разумеется, частично это было вызвано некоторой стеснительностью, муж у меня застенчивый, а он, несколько раз пронзив мужа взглядом, поглядел на меня, как бы говоря: 'Ну, что? Мы же взрослые люди, а контакт налаживать не хотим? Да ради бога, мне начхать'.

Я чуть не зарычала. От ярости я напала на его жену и принялась жёстко раскачивать её разговорами. Она, не выдержав натиска, смутилась и замкнулась ещё сильнее.

Мы толкались туда-сюда по центральной аллее парка. Помимо шаров и мороженого здесь было много чем поживиться детям, и мой человек то исчезал, то появлялся вновь, на что муж дежурно окрикивал:

— Мила, не отставай!

В конце концов, муж взял человека под мышку и поволок куда-то за пределы парка.

— Тут шумно, пойдём к фонтану, — предложила его жена.

— Андрюш, мы к фонтану! — крикнула я.

К фонтану муж принёс кислородные коктейли и мороженое — себе, мне и человеку. О нём с женой вроде как забыл. На это он выудил из коляски пару бутылок 'Тархуна' и пару пачек 'Честного пионерского' мороженого.

— У вас — кислородный, а у меня — диоксидоуглеродный! — объявил он, проглотив первую бутылку двумя глотками. Муж отвернулся и уставился на облако. Я с трудом подавила смех.

Я продолжала качать его жену, муж глазел в небо, Мила носилась по клумбам, а он таскался с дочкой, заставляя её ходить, держась только за одну руку. Мне стало ясно, что пора окончательно скомкать вечер и разбежаться восвояси. Я кинула на него короткий взгляд — он смотрел мне прямо в глаза и едва заметно опустил веки, будто кивнув.

— Мила! — позвала я. — Кто быстрее до машины?

Мы не созванивались и не списывались два дня.

На третий день я не выдержала и, придя с обеда, написала:

— Привет! Ты как к тортикам относишься?

— Сугубо положительно, —

по своему обыкновению, без приветствий, будто мы и не расставались, сухо и бетонно ответил он.

— Мне сегодня подписали приказ, так что я теперь м.н.с.

— Поздравляю. А почему как поздно? Из-за декрета?

— Разумеется.

— Прекрасно.

— Приходи на торт.

— У меня нет пропуска в ваш зал.

— А я тебя проведу. У нас с этим нестрого.

— Ты на первом этаже или на цокольном?

— На цокольном.

— Кружка найдётся?

— Конечно.

— Тогда встреть меня у выхода из здания.

— Ок.

— Я уже спускаюсь.

Я принесла из холодильника остатки вчерашнего угощения и с трудом нашла чистые ложечки. Сейчас самое главное — чтобы коллеги не налетели. А впрочем, пошли они все к чёрту — вчера жрали, хватит с них.

— Вода за углом. Хочешь — холодная, хочешь — горячая, — сказала я, вручая ему рыжую чашку с легкомысленным зайчиком.