На всех парусах!

— Вы, Владимир, человек бывалый, вот скажите мне: далеко ли до ближайшего острова? — спросила я, глядя в глаза моряку.

— Миль двадцать пять до Сент-Люсии, это очень далеко, самый близкий берег это все еще Мартиника, — не моргнув, ответил он.

— А на шлюпке можно туда добраться?

— На моторной можно.

— А на весельной?

— На вёсельной сложнее.

— А на 'Тёмной Лошадке' моторные есть? — я очень близко подошла к своей задумке, и теперь мне было тревожно: получится ли?

— Как не быть... — нахмурившись, подтвердил Самохин.

— А вы можете спустить её на воду, — осторожно спросила я, — предположим в вечернее время, когда стемнеет?

— К вечеру мы будем чуть дальше на несколько миль, — бросил моряк, и тут же предупредил меня: — ты не представляешь, детка, как это опасно.

— А что в нашей жизни не опасно?

— Опасность опасности рознь! Эта из категории смертельных, — из его уст фраза прозвучала очень убедительно. — Неужели так противен капитан?

— Не то чтобы противен... — призналась я, — просто я не собираюсь спать с ним, а терпеть унижения до самого Барбадоса мне неохота. К тому же отпуск мой скоро закончится, а на Барбадосе у меня не будет ни паспорта, ни денег, и я полностью буду зависима от капитана Грега Олсена. По-моему, сбежать на шлюпке предпочтительней.

— Приключений ищете, дамочка? Будут вам приключения, — со злостью произнес Самохин, толкая дверь каюты, и мне показалось, что в этот раз она точно не выдержит. — И откуда на мою голову свалилась такая дура?

Стемнело слишком быстро. Словно мы в кинотеатре, начался сеанс, и киномеханик вырубил свет. От Самохина весточки не было, давным-давно закончилась его вахта, а он пропал — ни пены, ни пузыря. Я пыталась представить, что сейчас делает Олсен — стоит ли на капитанском мостике, обдуваемый прохладным морским ветром, или зажигает свечи на убранном цветами столе своей каюты, готовясь к романтическому свиданию. Хотя откуда цветы, ведь капитан говорил, что рейс грузовой... А может их заботливо припасли для Моник Гассельблат? Участь моя была незавидной. С другой стороны можно было предположить, что... Нет! Но вдруг... вдруг Грег окажется великолепным любовником, и я стану мечтать о тех минутах, когда он будет покидать рубку и возвращаться в нашу постель?

В дверь вежливо постучали. Как много воды пронеслось под килем 'Тёмной Лошадки' с тех пор, как в мою каюту вежливо постучались в первый раз. Мой философский настрой сменился унынием, как я не старалась, но 'произвол судьбы' не хотел оборачиваться нечаянным везением. На пороге стоял русский моряк, и громко, так что все матросы шхуны слышали, объявил:

— Капитан приглашает вас на ужин, миледи!

— Что-то ты меня повысил до миледи, в дамочки уже не гожусь?— с обидой сказала я, пеняя на трусость Самохина.

Владимир хитро подмигнул мне и, понизив голос, сказал по-русски:

— Сейчас судно будет менять галс, команде есть чем заняться. Иди вдоль правого борта до кормы, там увидишь шлюпбалку. Прыгай в шлюпку и жди, пока опущу!

Я ни черта не поняла, кроме того, что надо идти по правому борту, и что там найду шлюпку. Ай, да Самохин!

Быстро сняв туфельки, я понеслась к шлюпбалке, и, задрав платье до середины бедер, перепрыгнула через высокий борт. Шлюпка находилась вровень с бортом шхуны, но в полутьме я не могла разглядеть точное место для прыжка, поэтому крепко ударилась о поперечную балку, и чуть не закричала от боли. Глаза мои постепенно привыкли к темноте, и стоя на коленях на дне шлюпки я нащупала пакет и какое-то одеяло. Постаралась укрыться им так, чтобы меня не было видно, как говорил один мой школьный товарищ: прикинулась ветошью. Сидя под шерстяным одеялом, я сначала слышала только плеск воды и тихое поскрипывание канатов. Потом меня стала одолевать чесотка, шерсть одеяла оказалась колючей, и не проходило и минуты, как мне смертельно хотелось поскрести то коленку, то нос. Одеяло сползало, и я снова пыталась в него завернуться, и с каждым моим движением я слышала, как трещит по швам мое несчастное платье. В очередную вылазку 'на почесание' луч фонарика пробил тонкую шерсть, и я услышала:

— Здесь!

Предательское одеяло было сдернуто, и я предстала перед рассерженными сыщиками. В порванном платье, прижимая к груди туфли, съёжившись под слепящим лучом. Наверное, жалкое зрелище.

— Казлы, — в сердцах по-русски бросила я. И странно, они меня будто поняли!

— Да чего с ней возиться?! За борт ее!

— Зачем же за борт? Нам пару недель гнить на этой галере, а цыпочка скрасит наши будни.

— Где русский? — отважилась спросить я.

— Глянь, ей нас мало! — заржали матросы.

Оглушительный свист раздался над головами, нависающими надо мной. Так залихватски прервал намечающийся суд Линча красавчик метросексуал. От удивления я вытаращила глаза.

— Мадемуазель, — обратился ко мне Олсен, — мне чрезвычайно жаль, что вы побрезговали нашим гостеприимством.

При этом он прищелкнул пальцами и дюжие морячки, ощутимо подхватив меня под руки, втянули на борт 'Темной Лошадки'.

— Ко мне в каюту, — приказал капитан, и мои гонители повиновались. Удивительно, но красавец умел управлять этим сбродом.

В его каюте не было ни свеч, ни цветов, ни даже малейшего намека на ужин. Видно в наказание решил уморить меня голодом. Не спрашивая разрешения, я села в кресло. Грег стоял у двери, наверное, для того чтобы не дать мне сбежать снова, правда через пару минут нашего молчания я услышала за ней сухое покашливание. Охрану приставил. Милый, куда ж я теперь побегу? Мы посреди моря, и Мартиника всё дальше и дальше...

— Ваш сообщник арестован, — объявил грозный капитан.

— Куда вы его дели? Неужто на борту есть тюрьма? — с неискренним удивлением спросила я.

— Трюм не лучше тюрьмы.

— Трюм... у меня ассоциируется с крысами, — поёжилась я.

— Считаю не самым страшным наказанием за его проступок, — гнев придавал ему шарма, я поняла, что, несмотря на лоск, он способен даже на убийство.

— А что он такого сделал? Подумаешь... — я попыталась защитить незадачливого помощника.

— Вы могли погибнуть, и он об этом знал!

— Самохин не виноват, — начала объяснять я. — Сама его попросила.

— Вы солгали мне, мадемуазель, — презрительно скривив губы, напомнил Олсен. — Самхайн — русский, вы тоже.

— Я не лгала. Просто не сказала правды, да вы и не спрашивали, — отбивалась я от нападок шведа. — К тому же национальность не важна, считайте меня гражданкой мира.

— А что это было? 'Грег, вы не американец!' — передразнил меня он. — Да и сказка про Мэй Уэст...

— По-английски меня действительно зовут Мэй, так что никакого обмана, — поставила точку я, и предложила мировую: — Грег, раз я здесь, то, может быть, мы поужинаем, как намечалось, а?

— Сначала вы мне расскажете, почему рисковали жизнью, чтобы избежать того что, как вы говорите, 'намечалось'.

Я замолчала. Не знаю почему, но язык не поворачивался сказать правду.

— Ну что ж, — прервал затянувшееся молчание капитан. — Не хотите, не говорите. И так всё ясно.

Он подошел к двери, открыл, и сказал находящемуся за ней:

— Проводите даму.

Несмотря на то, что меня пугала перспектива оказаться вместе с сообщником в трюме 'Тёмной лошадки', я все равно спросила Грега:

— А можно будет навестить арестованного?

— Нет.

Меня проводили в каюту, и, принеся скудный ужин, ключом закрыли дверь снаружи. Вот и я в темнице, хотя мне еще повезло, не в трюме с крысами, как товарищ мой, Самохин... 'Характер показывает', — после ужина решила я, обдумав поступок капитана, и провалилась в сон.

Утром я поняла, что мне нечего надеть. Открытие вполне привычное для женщины, но у меня был другой случай — белье и платье требовали срочной чистки и ремонта. Удручающая картина, платье порвано, да и бант где-то утерян, подозреваю, что болтается на каком-нибудь гвозде шлюпки. От карнавального шика остался только пшик — одна корона. И зачем мне она посреди моря? Надев на себя атласные в пятнах лохмотья, я постучала в дверь. Та распахнулась, и я увидела приставленного охранять меня матроса.

— Чего тебе? — спросил он, приоткрывая глаз и зевая. Спал на посту! Ну и команда у Грега Олсена...

— Позови капитана, скажи, дело есть, — велела ему я.

Матрос не кинулся исполнять мою просьбу, а просто крикнул, обращая лицо наверх:

— Вахтенный! Дамочка хочет капитана!

Далась им эта 'дамочка'...

— Не хочет, а просит придти, — поправила я матроса, стараясь мило улыбаться. Если честно, то получалось криво.

— Капитан велел — пусть сама идет! — крикнули сверху, и мой страж чуть не потерял берет, так высоко запрокинул голову, слушая ответ. Потом также громко прокричал мне:

— Капитан велел — пусть сама...

— Слышала, — хмуро перебила я.

— Провожу, — строго сказал мой охранник.

Бросив в каюте надоевшие шпильки, я босиком поднялась на палубу. В глаза ярко слепило солнце. На море полный штиль, ни ветерка. Хоть в этом повезло, моё рваньё не будет плескаться на ветру, обращая на себя внимание. Матрос отстал, остановился переброситься парой слов с коллегой. Видно всю ночь протоптался у моей двери, и сейчас выпрашивал себе смену. В руках моих все еще была карнавальная корона, она показалась мне настолько чуждой здесь, и вызывающей острое чувство горечи по утраченному празднику, что у меня возникло огромное желание выбросить ее в эту спокойную карибскую лужу. Но тут, почти у капитанской каюты, я увидела странный латунный прибор, так подходящий по цвету моей побрякушке, что не удержалась и насадила корону на него. Получилось красиво. Стражник догнал меня, внимательно оглядел, не задумала ли чего? Задумала, а как же!

— Слушай, а где тут у вас трюм? — спросила я, жалостливо заглядывая ему в глаза.

— Иди, давай.

— Может окошко какое есть, или дырка там...

— Тебе зачем?

— С товарищем поговорить хочу, поддержать.

Он хмыкнул, с удивлением посмотрел на меня, вроде я зверушка какая, а вот, поди ж ты, человеческое во мне проснулось.

— Он не в трюме, уже... В каюте заперт, — признался страж.

— А где его каюта? Умоляю, скажите! — даже ладошки сложила, будто в 'намасте'. Надо заканчивать смотреть телевизор, и индийские кулинарные шоу в частности, — подумала я. И причем здесь телевизор? Мысли скакали, как блохи, а самая крупная, звеня подковами, мучила меня вопросом — как же так случилось, что капитан разгадал нашу затею с побегом?

На мою мольбу страж заморгал обоими глазами, и вдруг резко скосил их вправо. Я проследила за его взглядом. У деревянного люка, ведущего в трюм, была небольшая лестница в матросский кубрик.

— Спасибо, друг! — широко улыбнулась ему я, и уверенно постучалась в дверь каюты Грега Олсена.

— Войдите, — милостиво разрешил последний.

Я вошла, остановилась в проеме. Картинку себе представила — девичий силуэт, освещенный солнцем на фоне бирюзовой волны. Но Грег не оценил, равнодушно мазнув по мне взглядом. Я оглянулась. Все ясно — вместо бирюзовой волны за моей спиной маячил мой охранник. Неудавшаяся попытка привлечь внимание ничуть не огорчила меня, и даже раззадорила — раз Олсен дал поблажку Самохину, то и мне что-нибудь перепадет.

— Доброе утро, Грег, — начала я, приветливо улыбаясь.

— Кофе хотите?

О да, запах у кофе был убийственный, душу можно продать за такой аромат! Если учесть, что в последний раз я пила кофе за завтраком в отеле, то это было как в другой жизни. Олсен разлил напиток из медной джезвы в чашку величиной с наперсток, и протянул мне.

— Чем обязан столь раннему визиту? — спросил он, глядя, как я пытаюсь растянуть удовольствие.

— Божественно... — не могла я не восхититься, жалея, что кофе всего один глоток.

— Сорт 'Мартиника', наш груз, кстати, как и ром, — пояснил капитан, и все же вернул меня к начальной цели: — Вы хотели со мной поговорить?

Попробовала печально вздохнуть, но вдруг поняла, что роль жертвы у меня не получится. Тогда я подхватила руками рваный подол, обнажив при этом колени.

— Вот, — предъявила я прорехи капитану.

— Не понял... — Грег был обескуражен, он смотрел на мои ноги.

Я пошевелила пальчиками. Аккуратные ноготки, покрытые лаком алого цвета, похоже, загипнотизировали капитана. Смотри, смотри, к концу нашего плавания от педикюра останется такой же пшик, как и от моего карнавального костюма. Я со страхом подумала об эпиляции... Хотя, у душки Грега наверняка найдется станок и парочка лезвий, а если не захочет делиться, то я пойду и на воровство и на 'чик по горлу'.

— Видите ли, уважаемый капитан, — решила внести ясность, — платье мое пришло в негодность.

— Ах, вот оно что, — сказал он, отводя глаза от моих ног. — Увы, на 'Тёмной Лошадке' нет белошвеек.

— Но и ваша заключенная не из белоручек, сама залатаю, — поддела я его, — и все-таки на время мне нужна какая-нибудь одежда... и обувь.

— Кстати, об аресте, — прищелкнул пальцами капитан. Я еще вчера заметила у него этот жест. — Прошу простить, погорячился. Обдумав все, я пришел к выводу, что вы меньше всего виноваты в том, что произошло. С этого момента вы свободны.

— Голая и свободная, — ухмыльнулась я.

— С одеждой что-нибудь придумаем, — пообещал он. — Ведь вы, надеюсь, не рассчитываете на женскую?

— Да мне все равно что, хоть робу матросскую!

— Ну, тогда все гораздо проще.

Капитан удалился за перегородку. Я слышала звуки и пыталась угадать, что делает Олсен. Вот он открывает шкаф, о котором слагают легенды матросы Карибского моря, одну из них мне поведал Самохин. Вот он выбирает для меня тельняшку от Жана Поля Готье, и она мне длинна настолько, что выглядит как мини-платье, и я совершенно в ней неотразима. Мои мечтания прервало появление капитана. Его выбор был намного обычнее — белая рубашка, на плечиках петля для лычек, и бежевые льняные брючки. Для поддержки штанов предлагался кожаный ремень, который просто подстегнул мое воображение. Вроде и солнцем не напекло, что ж меня так забрасывает-то?

— Надеюсь, подойдет.

— Примерить можно? — спросила я, и, не дожидаясь ответа, юркнула за перегородку. Показное равнодушие Грега толкало меня на провокацию. Не поведется ли он на 'легкую добычу'?

— Э...эх, — донеслось вслед.

Там я скинула платье, и не торопясь надела вещи Грега. Они мне были велики, но рубашку я завязала узлом на животе, а брюки стянула ремнем. Отлично! Я обернулась и посмотрела на постель. Ворох белья, второпях выброшенного из шкафа капитаном, создавал иллюзию беспорядка, словно здесь боролись, или любили... Так вот к чему относилось его 'Э...эх', не хотел, чтобы видела. 'Чистоплюй', — высказалась по-русски, и это было почти любовно, ведь пока я вертелась перед его зеркалами, он даже шага не сделал в сторону спальни.

— Выбор хорош, — довольно заявила я, представ перед Олсеном. Думалось мне, что в штанах простого матроса я бы чувствовала себя не столь комфортно. — Спасибо, Грег.

— Пожалуйста, — ответил он, разглядывая меня. Я поняла, что ему понравилось увиденное.