Эльфантина. Отравленная кровь

Глиняная кружка выскользнула из пальцев, разбилась об пол. Марика шла по черепкам, не слыша, как они хрустят под ногами. Одно из окон было распахнуто настежь. Занавесь летела параллельно полу от ветра, со свистом врывающегося в помещение. Марика замерла в метре от окна. Никак не могла заставить себя подойти.

Прошла вечность, прежде чем она решилась. Подоконник под пальцами был ледяной. В каменных стенах монастыря всегда холодно, несмотря на то, что расположен он в горах близ южного полюса. Южнее только Гелиополь.

Марика перевесилась через подоконник, глянула вниз. Третий этаж. Высоко. Под окно земля твердая как алмаз. И на ней, раскинув руки, словно птица крылья, лицом вниз лежала Эрия. Вокруг ее головы была лужа крови. Она все ширилась и ширилась. Распускалась, как алый цветок. Марика точно завороженная следила за ней, недоумевая, откуда в человеке столько крови.

В день, когда Эрию и Рема похоронили на монастырском кладбище, Марика дала себе клятву — никогда никого не любить. Не ради себя, а ради того, кому могла отдать сердце. В жизни дишканди нет места любви, в ней только смерть.

Глава 2. Знай свое место

После демонстрации нового воплощения Богини прошла неделя. Все это время Эль заученно выполняла роль. Шла, куда скажут. Делала, что велят. Обязанностей было не так много: красиво стоять, красиво сидеть, красиво ходить. Быть прекрасной и обворожительной. А говорить ни к чему. Это лишнее. Улыбаться тоже не обязательно. Эль ощущала себя статуей.

Она даже расчесаться не могла самостоятельно. За нее все делали служанки. Ей ни в чем не отказывали — драгоценности, наряды, ароматические масла, еда, вещи. Все лучшее, самое дорогое. Но хотелось не этого. Выбежать бы в сад, прогуляться босиком по траве, да кто ж позволит. Она — Богиня. Живое олицетворение изящества и достоинства. Приходилось соответствовать.

Но когда ее позвали на сейм жрецов, сердце сладко заныло. Неужели позволят принять участие в совещании? Хотя почему нет? Место Богини во главе сейма. Жрецы ее верные слуги. Вот он шанс на полноценную жизнь. Если докажет, что чего-то стоит, к ней начнут прислушиваться. Политика всегда ее интересовала.

Только немного страшно, что явится император. Он последний, кого Эль хотела видеть. Но в длинном как тело змеи зале, где собрались жрецы, его не было. Императорское величество больше заботили наложницы, чем дела государства.

В зале вместо одной стены — бесконечный балкон с колоннами. Легкие занавеси колыхались от ветра. Эль шла в сопровождении свиты из служанок. Жрецы почтительно расступались, склоняли головы, но поглядывали исподлобья на полуобнаженное тело. Во рту пересохло, и она нервно облизала губы. Никак не привыкнуть к подобным взглядам.

Эль миновала стол со стульями — места жрецов — и поднялась на возвышение. Ее кресло было отлито из золота. Такова традиция — этот металл символизирует Богиню. Попробовали бы они голыми ягодицами посидеть на холодном и жестком золоте. Тело вмиг затекло. Хоть бы подушку подложили! И ведь нельзя ерзать, выдавать, что тебе неудобно. Богине чуждо земное. Хорошо хоть кормят.

Служанки заняли места за спинкой кресла и по бокам. Кто-то стоял, кто-то пристроился на ступенях. В их окружении, Эль чувствовала себя уверенней. Теперь ее тело было не так легко рассмотреть. Грудь прикрывали нити бус, сплетенные из того же золота, ноги — юбка, больше похожая на набедренную повязку. Сидя, Эль ощущала себя практически одетой.

Верховный жрец — лысый и сухой, точно мертвое дерево — объявил повестку дня, стоя спиной к Эль. Все делали вид, будто ее нет в зале. Словно она и правда скульптура. Полюбовались, пора и делами заняться. Это больно ударило по самолюбию. Она не позволит так с собой обращаться!

Эль терпеливо молчала, слушала. Но едва объявили приход послов из Эльфантины, чуть не подорвалась с кресла им навстречу. Лишь усилием воли заставила себя сидеть, как ни в чем не бывало. Только подрагивающие пальцы выдавали волнение. Она сжала кулаки, пока никто не заметил. Напомнила себе — ты в Атноре столице Иллари. Здесь любой промах может стоить жизни. Отец учил скрывать свои слабости, иначе их обязательно используют против тебя. Хоть Эль и живое воплощение Богини, но сколько сотен мечтает занять ее место. Этим дурехам не понять, быть Богиней не привилегия, а пытка.

Послы, раскланявшись, косились на Эль. Им было неловко от ее наготы. Она же почти равнодушно воспринимала их внимание. Куда больше ее заботила причина их приезда. Вряд ли дело касалось торговли. Ради такого пустяка сейм не созывают.

И точно — речь зашла о войне. Эль жадно ловила слова. Даже наклонилась вперед, забывшись на мгновение. Легкое прикосновение к лодыжке вернуло ее в реальность. Служанка вытирала пальцы, убирая с них следы порошка ишару. Эль подарила ей в благодарность улыбку. Спасибо, не дала опозориться. И отметин на коже почти не оставила. Можно подумать, служанок специально учат прикасаться так, чтобы не стереть порошок.

— Эльфантина на пороге войны с морейцами, — сказал посол — высокий статный мужчина. — Снежные совсем обнаглели. Участили набеги, заглядываются на города, чего раньше себе не позволяли. Если не утихомирить их сейчас, дальше будет только хуже.

Верховный жрец Квист кивнул. Вроде благосклонно, но Эль даже по спине видела, как ему скучно.

— Чем ваши дела со снежными важны для нас? — спросил Квист у посла. — Благословенные Великой Богиней острова Иллари распложены так, что не имеют отношения к северу. Мы ближе к южному полюсу. Так какое нам дело до северных лесов?

— Война затронет всех, — пробурчал полос.

Эль едва сдержалась, чтобы не покачать головой. Посол сказал глупость. У снежных нет кораблей, им не пересечь океан, не добраться до островов. Даже если они захватят Эльфантину вместе с ее кораблями, что им делать в Иллари? Вот если бы он что-то пообещал. Знает ведь, на островах хватает проблем. Те же волки океании. Посулил бы помощь в борьбе с ними.

— Иллари ваши войны не страшны, — ответил жрец. Без сомнений он думал так же, как Эль.

— Нас выгодно иметь в союзниках, — произнес посол. — Города сильны, как никогда.

— Тогда вы в состоянии справиться со снежными. Мы слышали, ваши умельцы учатся делать мечи из стального льда. Если у них выйдет, победа вам гарантирована. Мы же в свою очередь с удовольствием приобретем у вас это чудесное оружие.

Посол замялся. Видимо, успехи со стальным льдом не так велики, как говорят. Эль не выдержала. Расправив плечи, сказала:

— Уважаемый посол Гвинц, вы просите Иллари о помощи, ничего не предлагая взамен. А, между тем, волки океании наша общая беда. Они топят и ваши корабли. Сделаем договор обоюдно выгодным.

Голос Эль еще летел по залу, когда она заметила взгляд верховного жреца. Квист буквально припечатал ее к креслу. По телу разлился холод, сковывая по рукам и ногам, как если бы те самые снежные окружили ее со всех сторон. Но разве она не имела права высказаться? Разве ее предложение не разумно?

Жрецы притворились, что ничего не произошло. Словно она молчала. До конца сейма Эль сидела сама не своя. Посол был не против обсудить ее предложение, но верховный жрец сменил тему. От обиды на глазах навернулись слезы. Эль терпела изо всех сил. Не хватало еще разрыдаться при всех. Опять же порошок смоется. Вот будет позор.

Остаток разговора она пропустила мимо ушей. Голоса жрецов и посла звучали фоном собственных безрадостных мыслей. Никто не ждал от нее участия в сейме. Неужели присутствие Богини всего лишь дань традиции? И ее дело молчать и услаждать собравшихся своим видом? Никому не интересно ее мнение. Будто она не человек, а фон. Как те резные колонны, поддерживающие потолок. У колонн не бывает точки зрения. Не должно быть и у нее.

Посол ушел с пустыми руками, а ведь был готов согласиться с Эль, но жрецам это не нужно. Они тоже постепенно разошлись. В зале остались только Эль со служанками и Квист. Он ждал, пока она встанет. До чего тяжело стоять, когда все тело затекло. Ноги едва держали. Но никто, даже верные служанки не могли помочь. Без крайней нужды они не касались Богини. Наказание за это слишком велико.

Верховный жрец склонил голову. Скорее кивок, а не поклон. В нем ни капли уважения к Богине. Эль покусывала губы от досады, не замечая, что слизывает порошок.

— Госпожа моя, — в голосе жреца не было почтения. Так говорят с зарвавшейся девчонкой, а не с Богиней. — Прошу вас в следующий раз не встревать в обсуждение. Позвольте вашим верным слугам решать, что лучше для вас и островов.

— Но разве я не имею право голоса? — хотела спросить с вызовом, а прозвучало жалобно.

Жрец усмехнулся:

— Дар Богини красота и молодость. Она — символ вечности, надежды и возрождения. Своими перевоплощениями она напоминает, что смерти нет, и мы все однажды вернемся сюда из чертог нежизни.

— Мне все известно о Богине, — перебила Эль. — Ни к чему повторять.

— Тогда, госпожа моя, вам также известно, что мудрость не входит в число достоинств воплощений Богини.

Жрец резко отвернулся, так что его сутана ударила ее по голым ногам, и ушел. Слезы против воли все-таки побежали по щекам, чертя полосы на лице. Эль указали на ее место — сидеть на золотом кресле и помалкивать. Часть ее в этот момент умерла.

И дней таких было не счесть. Вскоре от нее не осталось ничего кроме оболочки. Из Эльмидалы получилась безупречная Богиня. Ни эмоций, ни чувств, ни желаний. Зато она красиво ходила, стояла и сидела. А большего от нее и не требовалось.

Глава 3. Первая кровь

Восемнадцатилетние — день, когда Марике предстояло закончить подготовку. Вместе с ней выпускались еще три девушки из пятидесяти семи, что были поначалу. Другие не справились. Их тела теперь покоились на заднем дворе — кладбище занимало едва ли не половину территории монастыря и постоянно разрасталось.

Тело Марики пропиталось ядом плодов деревьев дишкан, которые специально выращивали в монастыре. Когда они цвели, розовые тугие бутоны источали дивный аромат. В эту пору дерево походило на осыпанный бабочками насест. Но лепестки опадали, им на смену приходили ярко-желтые плоды в коричневую крапинку. Они-то и несли смерть.

Марика уже не нуждалась в подпитке отваром. За одиннадцать лет ежемесячного употребления яда тело научилось жить с ним и даже воспроизводить его. Теперь она сама — плод дерева дишкан.

Ее и других выпускниц ждало первое задание. Старшие сестры давно разъехались по миру, верой и правдой служа матери-настоятельнице и тем, кто ей платил. Но прежде чем отправиться вслед за ними, выпускницам предстояло познать мужчину. Нельзя отпускать их неподготовленными. Теория теорией, но практику ничто не заменит. Мать-настоятельница называла это дефлорацией, а мужчину — дефлоратором. Никакой романтики. Впрочем, одернула себя Марика, она ни к чему.

Она ужасно волновалась. За тринадцать лет в монастыре Марика и парой слов не перекинулась с противоположным полом. Особенно пугала перспектива навредить кому-нибудь. Вдруг противоядие не подействует, и мужчина умрет? Что ей делать с трупом?

Но сперва ее вызвали в кабинет к матери-настоятельнице. Та была с мужчиной. Неужели это он? Марика присмотрелась к незнакомцу. Молодой. Хоть за это спасибо.

— Это она? — мужчина оглядел Марику, пока она стояла, скромно опустив голову, посреди кабинета.

— Лучшая выпускница, — похвалила мать-настоятельница. — Скажу по секрету, давно у нас такой красавицы не было.

— Откуда им взяться, красавицам? — фыркнул мужчина. — Вы ж всякий сброд в деревнях подбираете. Какое там наследство. Да и эта далека от идеала. Мордашка симпатичная, конечно, но не более того.

— Крестьянская кровь самая сильная. Ни одна неженка-аристократка не переживет посвящение.

— Тоже верно, — мужчина изучал Марику с интересом. Пощупал толстую косу, заглянул в вырез сарафана. Разве что зубы не посмотрел. — Годится. Я бы и сам ее откупорил, но яд этот ваш жуткая дрянь.

— Зато смертность сто процентная, — заметила мать-настоятельница.

— С этим не поспоришь.

Марике велели возвращаться к себе, но далеко она не ушла. В коридоре было пусто, и она не устояла перед искушением подслушать. Все ж таки первое дело. Оно поважнее первой ночи с мужчиной будет. Хотелось знать, кто ее заказчик, какие у него мотивы. Вдруг есть веская причина для убийства? Существуй она, Марике было бы легче.

Она припала сначала глазом к замочной скважине. Так она видела, что происходит в кабинете, но ничего не слышала. Тогда она приложила к скважине ухо.

— Кто он? — спросила мать-настоятельница. — Назовите имя и должность.

— Имени хватит. Оно говорит само за себя — Валум Здравомыслящий.

Марика вздрогнула. Имя было знакомо даже ей — в монастыре много внимания уделяли образованию. В том числе политическому.

— Чем же вам не угодил первый магистр? — в голосе матери-настоятельницы звучала насмешка. Марика живо представила ее кривую ухмылку.

— Много о себе возомнил. Армию на север повел, столицу без защиты оставил. На площади средь бела дня неугодных ему казнят без суда и следствия.

— Неужели за народ радеете? Или все-таки за себя, уважаемый магистр Проксима? А, может, боитесь, что будете следующим на той самой площади?

— Это не только мое желание. Я лишь посланник.

— О, так это сговор. И сколько же магистров в нем участвуют?

— А вот это уже не ваше дело, — визгливо ответил мужчина.

— Значит, все.

Надо же, магистры хотят убить одного из своих. В мире, где люди так жестоки и злы, у Марики никогда не переведутся заказы. Это открытие опечалило, а тут еще в коридоре послышались чьи-то шаги. Она отпрянула от двери и поторопилась скрыться в своей комнате. Впереди ждала дефлорация.

Никто по доброй воле не согласится переспать с дишканди. Даже чернорабочие из монастыря, что порой заглядывались на девиц, не такие дураки. Поэтому девушек отвозили в ближайший город, не забыв выдать противоядие. Им предоставляли свободу выбора — самой решать, кто будет их первым. Присмотрев кого-то, девушка подмешивала ему противоядие, чтобы не убить. Мужчина так никогда и не узнавал, в какой опасности был и насколько сократил свою жизнь, переспав с дишканди.

Марика долго выбирала среди завсегдатаев кабака, куда забрела наугад. Подобрать того, кто лишит тебя девственности, само по себе не простое дело, так еще все осложняла непривычная обстановка. Это был ее первый выход за стены монастыря. Звуки и запахи кабака оглушали. Она никогда не бывала в столь людном месте. Конечно, в столовой монастыря тоже частенько не протолкнуться, но это несравнимо. Там и окружение иное, и пахнет по другому.

В конце концов, она выделила двух приезжих, опасаясь трогать местных. Один действительно симпатичный. С соломенными волосами и доброй улыбкой. Он был немного старше Марики. Из него выйдет ласковый и терпеливый любовник. Не будь в ее крови яда, она бы, не задумываясь, предпочла его. Но нечестно рисковать жизнью симпатичного парня просто потому, что ей так удобно.