Артур-ролевик. Лич 3

— О, пополнение пришло! — радостно воскликнул один из них. — Семеныч, ты слышишь?

— Слышу, — отозвался второй, у которого левая рука была до самой шеи замотана гипсом. — И вижу. С чем пожаловал в эту юдоль скорби, парень?

— Сам не знаю, — честно признался я. — Вчера едва ноги волочил — в лесу переночевал и такой неприятный результат вышел. Приятель вызвал 'скорую' и меня привезли сюда. Но сейчас я себя чувствую вполне нормально.

— Бывает, — кивнул первый из пациентов, по которому трудно было определить, чем он страдает. — Организм на какие только хитрости не идет, лишь бы подальше от врачей с их уколами, клизмами и прочими процедурами. Кстати, как зовут? Я — Степан Михайлович, сосед — Виктор Семеновыч. Оба спокойно отзываемся на Михалыча и Семеныча.

— Артур, — представился я.

— Отлично, — потер ладони Михалыч. — Можно и обмыть наше знакомство за обедом... стаканом компота.

И довольно засмеялся, видя гримасу недовольства на лице своего травмированного соседа.

— Ты не обращай внимания, Артур, на этого человека, — проговорил Семеныч, — любит он пошутить на эту тему, даром, что недавно закодирован по новейшей методике. Ладно, занимай шконарь возле окна и кидай вещи в тумбочку.

Пара тусклых синих неровных наколок на запястье здоровой руки и вырвавшееся мимоходом слово, позволили мне сделать предположение о наличии судимости. В прочем, для меня это было не важно. С виду Семеныч неприятным человеком не выглядел. Разложив средства гигиены по тумбочке и часть белья, я оставил остальную одежду в сумке, поменяв только свою нынешнюю одежду на спортивный костюм. А потом уселся за шахматы, которые Семеныч достал из своей тумбочки. Первую партию я продул меньше, чем за десять минут. Сказалось долгое отсутствие практике, вторая продлилась дольше, но закончить ее не дал Михалыч, который сообщил, что наступило время обеда.

— Собирайтесь, игроки, — проговорил он, соскакивая с постели, — и топайте за мною для принятия пищи. В прочем, если не хотите есть, то отдадите свои порции мне.

— Куда ты их засунешь, — не понятно для меня хмыкнул Семеныч, убирая фигурки в доску и засовывая последнюю на полку тумбочки. — Ты все равно проиграл, а бросать их неохота — не люблю беспорядок.

При выходе из палаты, я едва не столкнулся с молодым мужчиной, которому на вид было лет двадцать восемь-тридцать. Недовольно скорчив гримасу на лице, он попытался наброситься на меня в словесном запале:

— Куда прешь, урод, не видишь, что люди ходят? Не будь я болен, но мигом свернул...

Дальнейшему словесному поносу не дал излиться Семеныч, который вышел следом за мной. Услышав слова грубияна, он потемнел лицом и попытался наскочить на того, сжав здоровую руку в кулак. Помешал этому Михалыч, ухвативший своего соседа по палате за шиворот больничной пижамы:

— Оставь его, не стоит он нервов.

Пробурчав что-то неразборчивое, незнакомец поспешил скрыться, оставив меня с новыми знакомцами возле дверей своей комнаты.

— Как таких только земля носит, — зло посмотрел вслед удалившемуся Семеныч. — Будь моя воля, то давил бы их сразу на месте преступления, где их поймал. Ладно, пошли трескать, а то все столики займут.

В столовой собралось человек шестьдесят народу, расположившиеся по двое-трое за столами. Недавний выскочка, только что отошел от раздачи с подносом и направился в сторону стола, где уже сидели двое. Я же со своими соседями по палате занял стол возле окна, выгрузив на него тарелки с порциями. Порцию Семеныча, у которого были некоторые проблемы с транспортировкой крупногабаритных предметов, мы взяли на себя пополам с Михалычем, уложив на подносы.

— Чем хороша больничная еда, так тем, что с нее никогда не будет ожирения и готовить самому не надо, — разглагольствовал Михалыч, уплетая за обе щеки гречневую кашу с мясной подливой. — С другой стороны она вкусная... порою. Вот в армии нас бикусом кормили и нечего — живые и довольные ходили.

— Бикус? — заинтересовался я. — Что это за штука, просто сам не служил и от знакомых ничего похожего не слышал.

— О-о, бикус — это самая жестокая штука, что может встретиться в рационе солдата, — воздел вверх руку, вооруженную ложкой в капельках жира собеседник. — Вареная квашеная капуста. Вот только не надо путать этот продукт с тем, что готовят для себя и хранят в подвалах. Армейская капуста хоть и полезна — наверное — но организму на вкус совершенно не нравиться. Немногим лучше усваивается мясо белого медведя. Вот только это только для хохлов и на любителя.

Получив объяснения по первому незнакомому для меня слову, я открыл рот, собираясь узнать про место службы знакомого. В голове не укладывалось, что солдат кормили мясом полярных медведей. Если мне не изменяет память, то в одной из передач про природу, сообщали и редкости этих животных и суровых карательных мер в случае их убийства. А тут солдат ими кормят! Скорее поверю, что их начальники-командиры баловали себя разнообразием мясного рациона.

— Мясо белого медведя, — опять использовав свою ложку для величественности жеста, произнес Михалыч, — это самое просто вареное сало. Без мясных прожилок: голый кусок подкожного жира порося. Учитывая то, что оно не соленое и варилось всегда с минимум приправ, трескать его можно было только от голодухи. Первый раз идет ничего, на второй тоже уплетается со смаком, особенно при хорошем аппетите, нагулянным марш-броском. После третьего от него идет изжога.

— А как же соль, там, перцы-приправы всякие? — спросил я у собеседника и указал на маленькие баночки с горчицей, перцем и солонку, что стояли на нашем столе. — Или в армии не дают их?

— Дают, — кивнул мне Михалыч, доедая кашу, что уже стала покрываться тоненькой корочкой жирка, понемногу остывая. — Вот только ставят эти приправы на столы перед самым обедом и достаются те первым подразделениям, что заходят в столовую. Обычно, в начале идет разведрота или разведвзвот, а следом столуется первая рота первого батальона. После этих гавриков прочим подразделениям остаются пустые солонки-перечницы. Вот так.

Наша неторопливая беседа подзатянула принятие пищи. Точнее, мы с Михалычем допивали свой компот намного позже, чем то же самое проделал Семеныч. Последний с угрюмым взглядом проводил, уносящего поднос с пустой посудой неприятного типка, с которым я столкнулся возле своей палаты. Все это не смогло ускользнуть от моего взгляда. Для себя я решил при первом случае поинтересоваться у Михалыча этой странной неприязнью.

— Ладно, — произнес Семеныч, когда мы покинули столовую и неторопливо шли по коридору, — я покурю схожу, а вы топайте в палату.

— Не накуривайся много, — посоветовал ему Михалыч. В палате, как только прихлопнул за собою дверь, я немедленно решил прояснить обстановку.

— Михалыч, — спросил я у знакомца, который завалился на свою кровать с довольным вздохом, — а что так Семеныч ерепенится, когда нашего соседа из соседней палаты видит?

— Понимаешь, — недовольно нахмурился мой собеседник, — тут такое дело...

Из последующего рассказа я понял вот что. Тот самый неприятный мужчина оказался виновником аварии, в которой пострадал и Семеныч. Рейсовый 'ПАЗик', возвращающийся в боксы поздно вечером столкнулся с автомобилем Воронцова (фамилия типка). 'Жип широкий' , как выразился мой собеседник, ослепил водителя автобуса. Мало того, еще и выскочил на встречку. Пытаясь вывернуть, водила автобуса крутанул руль влево, но не справился с управлением в темноте и, ослепленный, влетел в придорожный кювет, где столкнулся со столбом. Воронцов тоже не сумел избежать неприятностей на дороге, самую малость задев автобус, помогая еще больше принять неустойчиво положение.

— Там так получилось, что все они оказались на левой стороне, — зло выдохнул Михалыч. — Когда приехало ГАИ, то инспекторы закрыли глаза на следы от покрышек, запротоколировав, что оба автомобиля были на одной полосе, причем именно автобус расположился на встречной. По ним выходило, что тот и стал виновником аварии.

— Как так? — удивился я. — Неужели водитель автобуса не объяснил в чем дело? Воронцов, скорее всего, был пьян — знаю я таких людей и возраст тут не имеет сильной разницы.

— Тут такое дело, — почесал волосы Михалыч, — и водила автобуса и кондукторша, что сидела рядом с ним, погибли. Семеныч уцелел только потому, что в этот момент был на задних сиденьях, где перевозил другие вещи. А больше пассажиров там и не было. Оно и к лучшему — смертей не прибавилось. У Воронцова оказались хорошие подвязки среди администрации и милиции, благодаря которым все повесили на покойного водилу 'пазика'. А Воронцову слегка ребра помяло и внутренности ушибло. Обещался вскоре переехать от нас в частную клинику, как только сможет созвониться со своими знакомыми. Так будет и лучше, а то приятель и так волком смотрит.

М-да, вот так у нас и везде. Наглые и вороватые правы во всем. Вплоть до убийства окружающих. Два человека погибло, а Воронцову ничего не сделали. Еще уверен, что он первым делом осмотрел свой джип и возмутился полученными повреждениями. Возвратившийся после перекура Семеныч, благоухая свежим запахом сгоревшего табака, немедленно завалился на свою койку. Про партию в шахматы он заикаться не стал, сведя все объяснения в одну фразу:

— Поели — надо поспать.

— Ты еще позабыл упомянуть про сигарету, — лениво сказал Михалыч. — Кстати, ты знаешь, во всех папиросах-сигаретах настоящего табака очень мало? В основном там находиться солома и табачная труха, пропитанные никотиновой выжимкой.

— Плевать, — отмахнулся от его слова Семеныч. — Главное, что моему организму подходит. После сытного обеда нужна вкусная сигарета!

Через десять минут оба моих товарища по больничной комнате спали, аккуратно и безмятежно сопя. А вечером мне вновь стало плохо. Я то проваливался в нечто среднее между сном и пьяным угаром с 'вертолетиками', то вновь бодрствовал. Сильно мучила жажда, казалось, что язык высох до состояния дубленой кожи — твердый, жесткий и впитывает всю слюну, не давая той проскочить по пищеводу дальше и хоть чуть-чуть утолить жажду. Дважды выходил, чтобы напиться из-под крана и в последний раз столкнулся с Воронцовым. Виновник в смерти двух человек явно был навеселе, о чем красноречиво говорило красное лицо и резкий свежий запах алкоголя. Уверен, что в ближайшее время принимал на грудь горячительные напитки и в весьма нескромных количествах. Наша встреча произошла в дверях коридора, делившая последний на две части: я ее тянул на себя, а Воронцов в тот самый момент пытался толкнуть. И так вышло, что я на долю секунды опередил, а у оппонента не хватило сноровки, подтупленной водкой, чтобы правильно среагировать. Мужчина буквально вывалился на меня и чтобы избежать неприятных объятий, я споро сделал шаг в сторону.

— Ах, б...

Воронцов рухнул на колени, едва не приложившись о пол, покрытый толстым с вытертыми сотнями ног линолеумом, едва-едва успев выставить руки. Поза, в которой застыл он, вышла на удивление характерной и смешной, отчего я не сдержал негромкое хеканье.

— Ты чего ржешь, урод, — резко взбеленился Воронцов и неуклюже поднялся на ноги, сжимая кулаки. Но рассмотрев возле себя высокого и с не самой дружелюбной внешностью верзилу, тот быстро сдал назад. Воронцов принадлежал к той категории выскочек, что готовы раздавить любого, кто слабее себя — физически или социально. Но когда напротив стоит некто здоровее, а до друзей из милицейской своры и администрации далеко, резко меняется, пытаясь казаться тише воды и ниже травы. Вот как сейчас. И все бы прошло тихо, случись этот эпизод несколькими днями ранее, когда мой характер еще не изменился под воздействием болезни. Но именно сейчас я взбесился... иными словами описать мое состояние было просто невозможно.

Ты что сказал, УРРОД? — прохрипел я, выделив последнее слово особенно отчетливо. — Здесь тебе...

Нашу свару прервала дежурная медсестра, которая дремала за стойкой и которую разбудил первый громкий выкрик Воронцова. Чуть ли не с матюками, но очень тихо, она разогнала нас по палатам. Уже лежа в кровати и ворочаясь, я мысленно представлял, чтобы сделал с Воронцовым, окажись мы один на один в коридоре или в темном переулке, в лесу... или в пещере распиная мерзавца на алтаре... Последняя мысль проскочила уже в состоянии дремы. Я даже толком не стал ее обдумывать и решать: пришла после моей недавней роли в ролевке или тихонько съезжает крыша.

* * *

Проснулся в замечательном состоянии, словно вчерашняя порция таблеток, прогревания и пара уколов разом вывели всю дрянь из организма.

— Доброе утро, товарищи сополатники! — радостно поприветствовал я Михалыча с Семенычем, которые поднялись ранее меня и сейчас о чем-то тихонько шушукались на кровати у Михалыча.

— И тебе того же самого, — кивнул головой в ответ мой вчерашний соперник по шахматам. Судя по твоей довольной улыбке и блеску глаз, выздоровление не за горами?

— Да я уже здоров, — рассмеялся я и энергично отбросил одеяло в сторону. — Во, глядите.

Прямо в трусах я плюхнулся на пол и принялся в темпе отжиматься. На сороковом разгибании громко выдохнул и резко поднялся.

— Видали?

— Ну, прямо десантник, — похвалил меня Семеныч. — Надо будет военкому за тебя словечко замолвить, когда на следующих выходных поедем на рыбалку. Так прямо и скажу: Василий Петрович, есть у меня парнишка знакомый, которого прямо хоть сию минуту в спецназ.

— Эй, эй, — торопливо произнес я, одновременно со словами натягивая на себя пижаму, — это еще зачем? Не нужна мне твоя, Семеныч, протекция. Уж сам как-нибудь.

— Ну, сам так сам, — развел руками собеседник и рассмеялся. Следом тихонько захихикал второй сосед по палате. Веселье мужчин меня немного озадачило, что-то настроение у нас прямо-таки замечательное, позитив так и прет из всех щелей. Уж не вина ли в этом местных лекарств?

— Что с вами, на вчерашних дедов совсем не похожи? — настороженно поинтересовался я, усаживаясь на кровать, заправить которую еще не дошли руки.

— Сам ты дед, — показательно сердито нахмурил брови Михалыч. — Юнец сопливый.

— Воронцов сегодня умер в своей палате. Видимо, сердечко не выдержало, вот и двинул он кони, — почти одновременно со своим товарищем сообщил мне новость Семеныч. — Хоть и грех радоваться чужому горю, да еще такому, но ничего поделать не можем. Дрянь человечишко был туда ему и дорога. Бог шельму метит.

— Как умер? — удивился я. — Только ночью его видел, когда ходил к крану воду пить. Выглядел он здоровым и умирать не собирался. Пьяный, конечно, но не так чтобы в коматозе, когда только капельница поможет не умереть.

— Так я и говорю, — сопроводил кивком головы свои слова Михалыч, — сердечко подвело. Видимо, допился до чертей и не выдюжил моторчик. Его товарищ увидел по палате, с кем вместе вечером пили. Встал рано утром, вдруг смотрит — Воронцов с открытыми глазами лежит, рот щерит, словно кричать собирается и морда вся перекошена. А еще руками так в одеяло вцепился, как будто спрятаться за ним хотел. Никак души умерших ночью пришли за своим убийцей.