Алтарь Святовита

'Ага, значит, Гаврюша благополучно добрался до Новгорода, раз подобная амуниция появилась в этих местах', ― подумал я и поприветствовал подходящего ко мне человека: ― здравствуйте! Алексей Николаевич меня зовут. Я дядя Нюры Пахомовны.

В этот момент ветерок расправил флаг на мачте, и самолвянин, признав герб, поклонился.

― И тебе здравствовать. Меня Захар Захарычем кличут. Выдобщик я здесь. Говорили, что появиться ты должен (озвучивать информацию, что меня опознал Натан, он не стал), милости просим.

Не особо вдаваясь в подробности, которых невместно избежать при шапочном знакомстве, как то: хорош ли урожай, отсутствия болезней и милость капризов природы; я вскоре перешёл к делу.

― Гюнтер уже приехал?

― Князь-то? Тута.

Захарыч посмотрел мне за спину, скривился от вида лодки и задал вопрос:

― А ладья где?

― Какая ладья?

― Как же ты на этом, ― староста указал пальцем на лодку, ― с Ладоги добирался?

― А я не с Ладоги. Тут, по соседству с вами живу.

Захар прищурился, посмотрев на меня с подозрением.

― Вот как? Ну да, ну да. Сынко, ― мановенно взмахнув рукой, ― прими поклажу у путника, ― приказал сопровождающему его юноше, прятавшемуся во время разговора за сосенками, нести мой рюкзак, а сам сопроводил меня до деревни.

Идти пришлось метров семьсот. Мы поднялись на холм, обошли ржаное поле вдоль реки и вышли к новой пристани, у которой ютились штук шесть рыбацких лодок да несколько женщин, полоскавших какие-то тряпки. С левой стороны уже отчётливо был виден каменный пояс строящихся зданий, достигший полутораметровой, а кое-где и трёхметровой высоты. На этом фоне архетектурных достижений особо бросалась в глаза законченная арка ворот и огромная куча булыжников разнообразного размера, где особой статью выделялись отёсанные кубы и параллелепипеды известняка, сложенные в сторонке возле четвёрки мужичков с молотками и троянками.

― Князь дом строит, ― поведал Захар.

― И как успехи?

― Да какие там успехи, мужики за известью поехали, а каменных дел мастера, вон, под рябиной брюхо греют. Кыяне... Тьфу! Не выговоришь. Пахом Ильич их прислал.

Строящийся в Самолве дом для Гюнтера и Нюры назвать замком можно было с большой натяжкой. По крайней мере, для меня. Круглая башня донжона соединялась с коробкой прямоугольного каменного здания через воротную арку и смотрела фасадом на дорогу. Тыльная сторона состояла из строящейся конюшни, вытянутой метров на тридцать, и участков стены, выложенной из крупных булыжников в основании, замыкающих периметр. Каждое сооружение своей наружной частью выполняло функцию крепостной стены, что являлось несомненным ущербом при обороне, так как не могло эффективно использоваться, и немалой экономией строительного материала на зубцы и прочие штучки. Весь архитектурный комплекс размещался на одной чети, то есть на площадке в полгектара и, судя по темпам, не будет завершён даже к концу года. Если рассуждать с практической точки зрения, то со стороны владельца, являлось крайне неразумно, нырять в сей омут забот, предварительно не оценив всей глубины и не взвесив все 'за' и 'против'. Даже учитывая политическую нестабильность региона, представив всё в завершённом виде, сооружение выглядело избыточным для этих мест. Строили бы просто бург, давно бы праздновали новоселье, а так... какая-то гигантомания: побольше, потолще. Что бы там ни было, раз обещал, ― придётся помочь, ибо 'бумажное' княжество является на данный момент визитной карточкой нашей операции в Моравии. Обходя стройку по кругу и попутно общаясь с Захаром Захарычем, мы быстро нашли общий язык. О моём приезде он был предупреждён лично князем, так что на просьбу повременить с докладом о прибытии гостя, просто кивнул, вследствии чего, дальнейшее общение стало похоже на экскурсию. Староста рассказывал, а я внимательно слушал, шаг за шагом подходя к месту встречи.

Штауфена я отыскал фехтующим с Нюрой на палках с баклером под пристальным взглядом Павлика, державшего в руке длинное полотенце и отгонявшего веткой от столика мух, на котором стояли поднос с пирогом и большой кувшин. Два стеклянных стаканчика, наполовину заполненных красной жидкостью, сиротливо размещались с края стола. Действо происходило на окраине поселения, возле песчаного бережка, где в зарослях камыша были заметны несколько пар глаз местных мальчишек, подсматривающих за ходом тренировки. Уж больно привлекательна была девушка в обтягивающих, подчёркивающих изящность ног чёрных лосинах и белоснежной, просторной шёлковой сорочке, особенно, когда ветер прислонял влажную ткань к груди воительницы.

Бах! Бах! ― Раздавались удары палок.

Гюнтер резко пошёл навстречу, поддел свою палку под Нюрину и, как змея обвивает толстую ветку, совершил вращательное движение своим оружием, лишая жену тренировочного инвентаря.

― Ой! ― Удивлённый возглас вырвался из уст Нюры. ― Я же потянула на себя. Почему не получилось?

― Надо было схватиться второй рукой за рукоять. Снова забыла?

― Не успела. А разве в бою так может получиться?

― В бою? ― Гюнтер на секунду задумался, ― всё возможно, но это один случай из ста. Сражаясь, задача воина ранить или убить оппонента. По одному и тому же противнику, если позволит, ты сможешь нанести два, может три удара. Все они будут по открытым участкам тела, то есть, по рукам, ногам и голове. А это... так, для развлечения.

― Добрый день. ― Поприветствовал участников тренировки, обращая на себя внимание.

― Алексий, дядя Лексей, ― два голоса слились воедино.

― Вот, решил навестить вас. Проходил мимо, думаю, дай загляну.

Павел в это время подбежал к Нюре, протянул белый плащ, ошибочно принятый мною за полотенце и метнулся обратно к столику, возле которого, в траве, лежала корзина. И уже оттуда извлёк два махровых полотенца с изображением олимпийского мишки, которые Нюра оставила за собой, когда посещала крепость у камня под Смоленском.

Спустя час мы уже сидели за дубовым столом, поставленным прямо на улице, под защитой натянутого на столбиках полосатого тента, старого паруса с пахомовой ладьи. Годовалый кабанчик ещё крутился на вертеле, дразня аппетит великолепным ароматом поджаривающегося мяса, а Нюра демонстрировала мне изделия самолвенских женщин. Посмотреть было на что. На стол были выставлены мягкие игрушки, некоторые из которых выполненные практически один к одному с размерами оригиналов щенячьего возраста. Причём шкурки легко узнаваемых зверей явно были сняты с настоящих лисиц, зайцев и белок. Ну, а дизайн, он был просто скопирован с моих подарков. Кто ж знал, что плюшевый хаски с медвежонком дадут такой творческий старт.

― Первую партию продали за один день, ― мимоходом сообщила Нюра, показывая мне серого волка со смешной мордочкой, ― на днях ещё продадим, только не в Пскове, а тут. Купец сюда за товаром приедет и к ливонцам повезёт.

― Красиво. А чем ещё торгуете?

― В основном рыбой. Я на неё уже смотреть не могу. Утром ― рыба, днём ― рыба, вечером ― тоже рыба. Скоро плавники вырастут, ― Гюнтер рассмеялся, ― или чешуя появится. В округе с едой тяжко и вяленую снетку берут охотно.

― С торговлей понятно. Нюра, как ты смотришь на то, чтобы ткацкую мастерскую здесь поставить?

― Это можно, да только ни льна, ни конопли в нужном количестве тут не растёт, а из крапивы одежда не ноская.

― Я не про полотно хотел поговорить. Этого добра в каждом городе более чем достаточно. Речь идёт о коврах. Зимы в этих местах суровые, думаю, спрос на ворсистые половички будет. По крайней мере, на рынках Пскова и Дерпта проблем с реализацией не возникнет. На первое время шерсть у меня возьмёте, а дальше, либо овец разводите, либо покупайте. Пару станков и всё, что связано с ремеслом, можно привезти хоть завтра. Помимо этого, можно наладить выпуск лоскутных одеял из остатков шерсти и обрезков ситца. Как говорят венецианцы: себестоимость пикколо, зато на выходе полновесный матапан.

― Я же говорил, что ладья неподалёку, ― сказал Гюнтер Нюре и продолжил, обращаясь ко мне, ― а железо есть? Ворота надо закончить. Мы шкурок для оплаты подкопили.

― Есть железо, не переживай. Кстати, что-то я Трюггви с его бойцами не наблюдаю?

― В Пнёво сидит, Воинота с переселенцами поджидает. Договаривались на начало лета, да, видимо, что-то случилось, раз нет до сих пор.

В это время к Нюре подошёл Павлик и что-то сообщил ей на ухо. Девушка в ответ кивнула головой, подозвала к себе девчушку лет восьми, которая приносила игрушки и, приказав ей забрать изделия промысла, забарабанила пальцами по столу. Через минуту на дубовых досках лежал деревянный поднос с ещё шипящим от жара кабанчиком. Учитывая, что с мясом в Самолве не ахти, хозяева выставили на стол самое лучшее.

На следующее утро, когда диск солнца ещё не показался из-за горизонта, но небо уже начинало светлеть, самая большая рыбацкая долблёнка с нашитыми бортами отчалила от пристани, таща за собой на буксире серо-зелёный плот с округлыми боками. Из волочившегося на верёвке судёнышка торчали подошвы ботинок, а если прислушаться, то можно было различить тихое посапывание спящего человека. Игнат поставил парус, как только лодка миновала старую пристань, и расположился на корме. Два его сына погодки: пятнадцатилетний Улеб и Сулев, которому неделю назад исполнилось четырнадцать, управляли парусом и посматривали по сторонам.

― Бать, может, покуда гость по острову шляться будет, мы новым неводом рыбки половим?

― Нет, сын, Захар просил гостя слушаться, а он ясно сказал: сидеть на берегу, а если потребуется, то вещи в лодку снести.

― Жаль, здесь сиг жирнющий, так и просится в сети.

― На твой век ещё хватит, ― Игнат провёл ладонью по бороде, как заправский философ, ― лучше на воду смотри, плавун не пропусти.

Достигнув заметного с воды ориентира, рыбак подтянул на себя верёвку, подтаскивая надувную лодку к своей, и разбудил меня, похлопав по ботинку.

― Просыпайся, на месте уже, вон, скала из белого камня. Только не вспомню никак, вроде в прошлом году её не было. Куда теперь?

― Там, чуть правее, место, где причалить можно. ― Спросонья ответил я, протирая глаза.

― Волхва коса? Знаю. Сынки, давайте за вёсла.

Вскоре семейство Игната, как выяснилось, мастера на все руки, рубило для плота жерди толщиной с ногу взрослого мужчины. Любой русский человек, а возможно, даже и поживший некоторое время у нас иностранец, сумеет изготовить плот из автомобильных камер. Главное, их иметь и знать несколько нюансов. Ещё лучше, заранее ознакомиться с брошюрой товарища Потёмкина, ибо кто знает, как оно в жизни обернётся. Центр тяжести плота на камерах находится несколько выше, чем у деревянного. Посему, необходимая остойчивость достигается увеличением эффективной ширины плота. А если камеры несколько выступают за обводы рамы, то для остойчивости это только лучше. Такой плотик при длине в семь, а ширине три аршина может принять до двухсот пудов, если груз размещается в центре и у подгребиц. Фактически, как показывает опыт, останется на плаву с известным немецким кубическим внедорожником и пятью мордатыми пассажирами внутри. С устойчивостью, правда, не всё ладно. Лобовое сопротивление камер слишком высоко, но в данной ситуации, когда объём груза решает всё, и плыть приходится не по течению реки, а по озеру ― можно смириться. Плот хорошо всходит на волну и обладает достаточной стойкостью к валу при развороте лагом, так что перевернуться на нём, шансов мало. Надув камеры от грузовика, и положив сверху готовую решётку из жердей, мы зафиксировали все крепления тросами. Дело оставалось за малым. От башни до Волхва косы как бы триста шагов. О том, чтобы подвести плот к порталу и вести погрузку на воде, даже речи не велось. Любой острый камушек погубит всю работу. Пришлось выкатывать тележку, работа с которой при отсутствии ровной дороги ― адский труд. К счастью, наличие молодых помошников избавило от этих неудобств. Улеб и Сулев меняясь по очереди, перетаскивали мешки, пока мы с Игнатом обсуждали возможности береговой ловли и средневекового сейнера .

― Можно и у бережка рыбки натаскать, ― говорил рыбак, ― да только она тиной пахнет. Мой отец всегда на большую воду ходил, и его отец тож. А можно, как Поганкин, что в Подборовье живёт. Он снетку промышляет, когда она на нерест идёт. Но то неправильно. Если не голодаешь ― рыбу, идущую на нерест, ловить нельзя. Два денька она всего нерестится, неужто обождать невмочь?

― Такие люди, как Поганкин, во все времена были. А вот ты, не хочешь на большой лодке рыбу ловить? Сыновья подрастают, они уже славные помощники, а чем судно больше, тем увереннее рыбак на нём себя чувствует, да и уважения односельчан прибавится.

― Не, Лексей, от размера лодки улов не зависит. У нас озеро мелководное, это только в проливе, между Пнёво и Изменкой, глубина в четырнадцать аршин, мне моя лодка в самый раз, не купчишка же я, рыбак. А на счёт уважения, мой труд сам за себя говорит.

― Ну, как знаешь. Улеб вроде последний мешок тащит, пора. Кстати, этот мешок для тебя. Ты его сразу в свою лодку переложи.

Спущенный на воду плот загрузили поклажей. На случай если что-то пойдёт не так Игнат посадил на него Сулева. Накинул на лапы якоря плота петлю, привязанную к только что ввинченному рыму на корме своей лодки, и перебрался в долблёнку. А уже оттуда дал наставление сыну избегать попадания в кильватерную струю при поворотах и, подняв парус, отчалил. Плот немного посопротивлялся, пытаясь остаться как можно дольше на мелководье песчаной косы острова, жердь с тросом затрещала, но выдержала. Самолвянин пошерудил гребью , и вскоре вся конструкция потащилась за буксиром. Через полчаса о рыбацкой лодке напоминал лишь крохотный парус, уходивший на восток.

Как не были бы в своих повседневных трудах заняты самолвинцы, а Игната встречали всем миром. Во-первых, подобного плота на надутых рыбьих пузырях невиданного морского зверя в глаза никогда не видели, и упустить шанс разглядеть всё воочию, просто противоречило укладу жизни. Общество потом не поймёт: как можно не стать участником событий, происходящих единственный раз? Во-вторых, Захар рассказал односельчанам, что привезут какие-то механизмы для изготовления ковров. Опять-таки, новшество. Ну а в завершении ко всему, строители ждали железных цепей, петель и полос для ворот. Тот груз, что сам по себе обладает немалым весом и транспортировать его, желательно большим числом рабочих рук.

― Сначала мешки и короба принимайте, сундуки потом, ― распорядился Игнат, ― Улеб, помоги брату.

Самые тяжёлые ящики с цепями и шестернями подъёмного механизма снимали последними. По поставленным под наклоном брёвнам, их вытащили верёвками, а как разместили на берегу, то осторожно вскрыли. Вскоре Илья, как самый образованный из артельщиков, осматривал втулочную цепь. С увеличенной копией велосипедной цепи мастер столкнулся впервые, посему и уставился на неё с недоумением. Уж почто в Орешке использовали всякие диковины, но сейчас, воистину пришло время удивления. Тем не менее, памятуя, как Пахом Ильич поступал с непонятными предметами, привезёнными из Смоленска, Илья решил действовать сообразно. То есть, поинтересовался сопроводительной документацией, сиречь чертежами и иллюстрациями.