Черная рысь-1. Искусство выживания

Блузка помялась за ночь. Я стянула ее, оставшись в нижнем белье, и бросила на стул к одежде из прачечной. Кухонька по размерам несильно отличалась от спальни-прихожей и вмещала в себя только газовую плиту на стойке, приближенной к стене, детский столик для рисования, за которым я уплетала обеды крайне редко — предпочитала есть в университете или в кафе за счет заведения — и холодильник высотой в половину моего роста без морозильной камеры. Холодильник был забит ровно на четверть, а молоко в пакетиках наверняка прокисло за две недели. Я потянулась за банкой кофе, забытой на холодильнике, и вернулась к кофеварке. Кофеварка — то изобретение, на которое я потратила сто евро, но не пожалела ни цента. Незаменимая вещь в домашнем быту. Я обожаю кофе! Могу различить молотый от растворимого по запаху, арабику от робусты по форме зерен, и, как ни странно, из двух сортов выбираю последний, ведь он содержит больше кофеина и лучше прогоняет сон, хотя арабика намного ароматнее. Меня можно назвать кофеманом, но без этого вредного для здоровья напитка не проходит ни одно утро, а уж глаза и подавно отказываются раскрываться. Иногда трубка, вреднейшая из всех человеческих пороков для организма молодого оборотня, составляла компанию кофе. Я ее не курила, мне нравился лишь ароматный шлейф кубинского табака, который напоминал мне о древней пассии.

Наслаждаясь тем, как горячая смесь обжигает горло и разливает тепло по телу, а квартира пропитывается дымом, я смотрела в окно и наблюдала за проезжающими авто. В ходу были небольшие машинки ярких радужных и белых окрасок. Черный внедорожник стал бы такой же редкостью, как Феррари в Сибири. Я ни разу не была в Сибири, даже на ее юге, но, по словам отца, там красиво. Чем-то пейзаж напоминал Канаду: широколиственные леса, нагорья, вьющиеся полноводные реки. В Италии в основном камни, камни, камни, изнеженные лучами, испускающие горячий пар. Кладовые античности и средневековья в центральной части полуострова. Приморские города с лазурными побережьями подобны отдельным миркам, созданным исключительно для уединения и праздной жизни с бокалом вина в шумном семейном ресторанчике, под задорные национальные танцы или пение несостоявшейся звезды оперы. Сознаюсь, что из Рима я практически не вылезала, паслась в четырех стенах, работала по выходным, а по ночам мне мерещились руины с Палатина.

Пары начинались в полдевятого, и я как обычно не укладывалась в рассчитанные минутки. Оставив чашку на столе, что объяснила самой себе как отличный повод вместо мытья погадать на гуще, я натянула мятую блузку, прикрыв ее пиджаком сверху, схватила сумку и выбежала из дома. До автобусной остановки добиралась чуть ли не бегом, но транспорт как назло не торопился показываться из-за поворота. Нервно приплясывая на месте, я придумывала извинение для преподавателя. В нашем университете всех учеников знали поименно, следили за каждым появлением, которое фиксировали в журнале посещаемости, да и среди малого числа учащихся очень просто выслеживали лентяев. Нас не отчисляли, нет, ведь мы платили за обучение, но обязательно извещали родителей. Я прослыла в народе как "Eternal persona tardi", что в переводе "Вечно опаздывающая особа". Обидно немного, но такой я человек непунктуальный.

Таксист запросил десятку, а езды было минут пятнадцать на машине. Делать нечего — заплатила, чтобы только довез вовремя и прямо к главному входу. Университет Джона Кабота — трехэтажное здание, выложенное снаружи белым и рыжим камнем, и находился на пересечении двух улиц. В целом, милое заведение, хотя вопреки убеждениям, что все мы есть "одна большая семья", коллективы складывались внутри каждой группы. Так и я особо ни с кем не познакомилась. Но приветливые и открытые миру итальянцы, не спеша вкушающие жизнь по капле, смогли найти подход даже к сдержанной в эмоциях, холодной канадке.

Навстречу мне зашагала, лихо виляя бедрами, Джема Коста, уроженка Италии, но упорно считающая себя американкой, потому что шестнадцать лет прожила в Талсе. На тот же американский манер мы звали ее Джей, по первой букве имени. Кареглазой брюнетке с длинными прямыми волосами, достающими до поясницы, даже льстило такое обращение, и, да, она читала рэп лучше афро, одеваясь при этом в Prada и щеголяя на высокой шпильке.

— Хай,— пропела Джема, целуя меня в щеку. Голливудские звезды позавидовали бы идеальной улыбке девушки, похожей на Пенелопу Круз.— Я как раз тебя искала. Марти снова взъелся!

Девушка недовольно поджала губы, размазывая красную помаду.

— Что на этот раз?— подхватила я тему. Марти — наш искусствовед, прибывший из Штатов, почему и считал себя самой образованной личностью в университете, при этом не имея научной степени — не знаю, как только его приняли на работу. Перелетев через океан, он считал себя важной птицей, будто заново открыл Австралию. Самодовольный, высокомерный, с завышенной оценкой своих педагогических способностей, по совместительству наш куратор. Неизменно ходил в твидовом пиджачке с заплатками на локтях и в хлопковых бриджах, не подходящих Мартину ни по стилю, ни по возрасту. Уверена, не все американцы такие, но нам попался исключительный экземпляр. Все бы стерпели бедные студенты, если бы Марти не валил нещадно на экзаменах.

— Завтрашние пары перенесли на следующую неделю, ведь ты помнишь — у нас делегация, надо все вычистить, привести в порядок. Так Марти пошел разбираться, представляешь? Мол, что это без его ведома лекции отметили, давайте все назад!

Джема параллельно переводила английский на язык глухонемых, выражая ручками свое недовольство.

— Вот псих!— поддержала я подругу, пока мы шли вдоль коридора с белоснежными больничными стенами, разве что нафталином у нас не пахло. Мода пошла у архитекторов на больничные стены, особо полета фантазии не требует. Аудитория находилась на втором этаже. Свалился же на мою голову самый малочисленный факультет искусств! Будь у меня выбор, пошла бы на политологию или юридический, но год перед поступлением выдался не из легких. Теперь вот что ни реферат, то бред сумасшедшего. Не имея формул, законов и прочих ограничений, мы пороли чушь с умным видом, что сходило за видение прекрасного. Такой расклад устраивал до поры до времени, и я тешила себя мыслью, что обязательно накоплю на второе высшее, пока буду водить по городу экскурсии и готовиться к открытию турагентства.— И что же в итоге решили?

Джема развела руками и довольно ухмыльнулась.

— Феррер, умничка, все уладил. Видела бы ты, с каким видом Марти вылетел из его кабинета! Будто таракана проглотил,— подруга хихикнула, открывая дверь. Почти вся группа уже была в аудитории. Мы с Джемой по обыкновению заняли последнюю парту. Для меня — идеальное спальное ложе, для нее — точка с лучшей акустикой.

— Представляю.

— Так что завтра отдыхаем, Эй,— сладко протянула девушка, представляя, вероятно, как проведет внеплановый выходной. Называть себя Эй я позволяла только Джеме. Остальные любители прозвищ честно проигрывали мне во взаимообмене кличками.— Какие идеи?

— Идеи? Не думала еще. А вообще-то, ты знаешь, мне только дай волю — двадцать часов подряд просплю.

— Это верно,— засмеялась девушка, отчего шелковая блузка ее распахнулась на особо выдающихся частях тела. В сторону Джемы тут же посыпались многозначительные взгляды.— Куда уставился?!

Абдалрахман, сынишка арабского шейха, вздрогнул, когда Джема злобно воззрилась на него, и поспешил отвернуться. Ума не приложу, каким ветром его занесло в наш университет. Подруга перекинула волосы набок.

— Достали,— пробурчала она.

Дверь открылась. В проем сначала влезла голова с проплешиной, а потом и во всей своей неописуемой красе Мартин Коллинз появился в аудитории. Говор прекратился. Маленькие глазки бегло прошлись по каждому из нас. Профессор вошел за трибуну и призвал к тишине постукиванием указки. Все-таки в настойчивости Марти были свои плюсы — так он отвоевал у ректора большую комнату для занятий, обосновав это тем, что в группе нашей свыше тридцати учеников и на обыкновенных партах мы не помещаемся. На самом же деле лекции посещало человек пятнадцать, не больше. Джема утверждала, что ей действительно нравилось искусство, но я была уверена: она, как и все остальные, просто-напросто скучала дома без компанейский сокурсников.

— Обращаясь к величеству и незыблемости римской архитектуры, о которой пойдет речь в сегодняшней лекции, попытаемся ответить на один простой вопрос: какими тремя словами, точными и лаконичными, ее можно охарактеризовать? Для ответа обратимся к древнейшей цивилизации, мудрости и чувству могущества ее создателей. Предположим, лишь только предположим, что величайшие творцы, минуя пространственную пропасть, оказались в недрах своего детища в настоящем времени...— плавная, однотонная речь Коллинза усыпляла. Я скрестила руки перед собой и положила на них голову, предвкушая крепкий и здоровый сон, которого мне так не хватало ночью. Перед тем, как прикрыть глаза и погрузиться в дрему, я пробормотала:

— В недра чего?

Джема недовольно на меня шикнула и пнула ногой под столом. Я поймала взгляд Коллинза, не перестающего загружать наши мозги своим высоким литературным слогом, и восприняла его слова как личный вызов, нацарапала на бумаге: "Старая, полуразрушенная, античная". Во многом я утрирую, ведь в центре столицы встречались новые сооружения, пяти-шестиэтажные домики, схожие по стилю и удачно вписывавшиеся между памятников архитектуры. Зачеркнула первые два слова и добавила "величайшая" — как любимое словечко Мартина — и "вечная". Он, будто чувствовал, что я ни черта не знаю, и назвал мое имя. Пришлось зачитывать. Краем глаза я заметила, как однокурсники вычеркивают из своих тетрадей слова, чтобы не повторяться.

— Садись,— позволил Марти, нахмурившись,— кто добавит?

Рука Джемы взлетела вверх, побрякивая золотым браслетом.

Две пары Мартина Коллинза подряд — это наказание, это садизм чистой воды, вдобавок Джема, пресытившись половиной лекции, всю ее оставшуюся часть трещала о своем бывшем. Даже когда мы с облегчением вывалились в коридор, она продолжала:

— И тут такая ностальгия! Он выхватил у меня телефон, стал просматривать смс. Как в старые добрые времена. Да и что меня больше всего удивило — он помнит мой пароль! Немыслимо, чтобы парень запоминал такие мелочи. Как думаешь, Эй, у нас еще может что-нибудь получиться? Иногда я ловлю таки-и-и-е взгляды, что мама не горюй! Ну, и как ты после этого скажешь, что я ему не нравлюсь? И потом он такой заявил: "У тебя же никого лучше после меня не было, что ты врешь?" И я раскраснелась, представляешь?

Я пожала плечами, поправив сумку. Мы вышли на улицу и пошли вместе до перекрестка, где должны были разминуться. Джема не уставала снабжать меня подробностями личной жизни. В такие моменты я успевала продумать план на день, мысленно спеть новую песенку собственного сочинения и посетовать на одиночество.

— А я-то думала, что он бездушная скотина! Ох, Эй, я совсем запуталась... Совсем-совсем... Наверное, мне стоит обратиться к психологу.

— Обратись к Реми, он тебе быстро мозги вправит,— посоветовала я. Реми с факультета психологии когда-то давно положил на меня глаз. Позже выяснилось, что он самую малость извращенец, но эта малость очень пугала. Джема округлила глаза.

— Нет! Что ты? Он же лучший друг моего Миро. Тьфу, я сказала "моего"? Я не то имела в виду, просто мы так давно знакомы...

Я бросила взгляд на часы, пока Джема была увлечена беседой с собой. Когда не надо, автобусы колесят по всему Риму не переставая. Но опаздывая, ни одного не дождешься.

— Ты сейчас куда?— спросила Джема, собираясь на подоспевший автобус. Разумеется, иного маршрута.

— В "Di Rienzo", конечно.

— Ой, как мне тебя жаль, Эй! Удачи,— на прощание Джей чмокнула меня в щеку и вскарабкалась на своих ходулях в автобус.

Глава 2

Я повернула в сторону от остановки и пошла пешком по направлению к площади Ротонда, пересекая мост через Тибр. Фитнес и глоток атмосферы: два в одном. В относительно чистом, для центра города, воздухе разливался весенний аромат манДаринов и роз. По легенде, когда в былые времена канализация сводилась к улицам, амбре от нее здорово отбивал запах цитрусовых и цветов. Конечно, не самая романтическая легенда, и, тем не менее, сейчас розы дополняли не только исторический облик Рима, но и в целом пахли приятно.

В общей сложности, прогулка до Пантеона заняла минут сорок ходьбы, и в кои-то веки я добралась вовремя — это мой маленький прогресс.

"Di Rienzo" — уютная забегаловка для туристов, не жалеющих денег, и для завсегдатаев кафе, которые настроены перекусить качественной, как они втирают шефу, пищей. Не знаю насчет качества, ведь редко навещала кухню, но посетители не жаловались — и это также заслуга хозяина, а, может, и его криминального авторитета.

Владелец данного заведения вблизи единственной древнеримской постройки, сохранившей первозданный вид, носил довольно распространенное в Италии имя Роберто и говорящую фамилию Бассо, то есть "коротышка" в переводе, которая соответствовала его росту. Это был мужчина лет сорока пяти, полноватого телосложения, и он же был по совместительству шеф-поваром. Руководил не только финансами, но и приготовлением блюд. Как ни странно, успевал еще разгонять официантов и в свободное время болтать с постоянными клиентами. Внешностью Роберто не выделялся на фоне остальных итальянцев — типичный представителем своего народа. Черные волосы пропускали редкие седые пряди, которые Роберто прятал под высоким белым колпаком, обязательным атрибутом хорошего повара. Надо отдать должное, Бассо за каких-то пару лет сумел поставить кафе-ресторан на ноги, а прибыль в разы превышала арендную плату, цифра которой поистине пугала. Ведь место Роберто выбрал не абы какое, а около Пантеона, где щедрые посетители нередко оставляли приличные чаевые.

В начале марта уже начинали заполняться столики, выставленные на уличной веранде. Глаз радовал не только "Храм всех богов", но и фонтан с обелиском, вздымающийся концом к небу. Я прошла через площадь, не останавливаясь перед достопримечательностями. Роберто как раз в этот момент вышел из ресторана, уперев руки в боки, и напоминал белоснежного быка. Босс заметил меня, и взгляд его стал на редкость строгим, когда я подошла ближе и поздоровалась.

— Bellezza, Bellezza, il tempo e denaro (с ит. Красавица, время — деньги). Где тебя дьявол носить?— спросил он, смешав итальянский с английским. Я старалась отвечать на его языке, но если не знала нужных слов, добавляла иностранные.

— С учебы,— ответила я нарочито с виноватой интонацией,— автобус долго не прибывал, пришлось пешком идти.

— Ho capito (с ит. Я понял),— Роберто снова перешел на свой язык и хмуро напомнил,— у нас есть метро. Bellezza, приступать к работе! Три столика ждать официантки.

Я кивнула и прошмыгнула в главный зал кафе. Оставила сумку в служебном помещении. Помыв руки, накинула на шею передник французской горничной и вышла обратно к посетителям. Половина зала была свободной. В четверг не так много посетителей, но в конце марта, когда у европейских школьников каникулы, наше кафе забивалось до отказа: родители привозили на экскурсии своих маленьких чад-обжор и не скупились на дорогие блюда. Обычно Роберто набрасывал проценты сверху, а летом повышал цены вдвое, а то и втрое.