Черная рысь-1. Искусство выживания

Екатерина Егорова

Черная Рысь — 1. Искусство выживания

Аннотация:

Есть всего несколько правил для девушки-оборотня, на которую объявили охоту. Первое: сбежать в Вечный город на семи холмах и затеряться среди его руин. Второе: любой ценой скрывать свою сущность, дабы остаться для окружающих обычной официанткой, превозмогая боль, животные порывы и леденящий холод синих глаз. И третье: влюбить в себя своего потенциального убийцу, который всеми силами пытается докопаться до правды и найти основания для черной работы. Здесь главное не промахнуться и самой не клюнуть на удочку симпатичного клиента из кафе. Но противостояние стай ничто по сравнению с влечением и отчаянным желанием раскрыть карты партнера. Временная защита взамен на помощь в поимке мнимого оборотня, насколько равны условия негласного соглашения? Осторожно, ищейки не дремлют.

Пролог

"Дейли Ньюз", Нью-Йорк

среда, 17 августа

...Во вторник ночью в редакцию поступил анонимный звонок с сообщением об убийстве тридцатидвухлетней Рейвел Харди, который сразу же был перенаправлен в Федеральное Бюро Расследований. Напоминаем, что это уже второе убийство на этой неделе. На месте преступления полиция не обнаружила следов нападения и объясняет произошедшее событие как несчастный случай. За неимением подозреваемых и показаний свидетелей Суд признает дело о таинственной череде убийств закрытым.

Результаты экспертизы ДНК показывают: в клетках погибших обнаружены чужеродные структуры. При дальнейшем исследовании было также выяснено, что клетки, взятые для анализа, имеют сходство в строении с клетками представителей отряда Хищные. Феномен остается загадкой как для ученых, так и для журналистов.

Поступающие в редакцию письма с подозрениями доказывают теорию о том, что случайные жертвы на улицах Нью-Йорка — действие организованной преступной группировки, мотивы которой не определены — погибших не удается классифицировать ни по расовой принадлежности, ни по возрастной категории. В одном мнения властей и населения сошлись: волна международного террора обрушилась на демократические страны Северной Америки и в меньшей степени на страны Западной Европы и Россию.

Настоятельно рекомендуем быть бдительными, сохранять спокойствие и в случае возникновения подозрительных ситуаций немедленно обращаться в правоохранительные органы по следующему телефону...

Глава 1

Италия меркла в сумерках уходящего дня. Покой окутывал спальные районы города на семи холмах, огибая суетный вне зависимости от времени суток вокзал Термини. По тихим улочкам дрейфовал транспорт. Резвые мотоциклисты обгоняли авто, водители которых не привыкли стоять часами в пробках. Молодежь стремилась в центр, в ночь, бодрствуя под теряющиеся в переулках звуки тарантеллы.

Автобус остановился на перекрестке. Сквозь темную дымку прорывались яркие огни ночного города. Переключив песню в плеере, я повернулась лицом к окну, запотевшему от перепада температур. Стекло тут же украсил витиеватый узор, который я начертила пальцем, не удержавшись от соблазна увековечить свое творческое "Я". Узор расползся в веселую рожицу, ничего пошлого: я ведь девушка, как-никак. Снова откинулась в неудобном пассажирском сидении и поймала неодобрительный взгляд соседки. Пожилая женщина в полосатом пальто для своих немалых лет выглядела ухоженно и привлекательно, сапфиры в золотых серьгах блестели под кудрявыми седыми волосами. Она безразлично перелистнула страницу книги с видом, ясно говорящим: "Ох уж эта деградирующая молодежь".

Вечерние лекции отнимали гораздо больше времени, чем утренние. Вставать мне приходилось ни свет ни заря в любом случае, а за те часы, что я проводила в аудитории, на мой счет могли бы капать центы. Но уж на образование грех жаловаться. Университет Джона Кабота — единственное учебное заведение, в котором занятия проводились на английском языке, а не на итальянском. Минусы, безусловно, имелись. Например, напрягал факт, что часть семейных сбережений пошла на оплату моего обучения. Теперь мне приходилось работать как вол, лишь бы поскорее покрыть эти расходы и освободиться от гнета долгов. Странная позиция, согласна, но моя семья — далеко не лучший пример идеальной. Я слишком рано стала самостоятельной. Приходилось впопыхах учиться не только итальянскому, но и бытовой жизни как таковой. Насколько проще было бы остаться в родном городе, а не мчаться сломя голову в чужую страну.

— Синьорина,— незнакомец подергал меня по плечу. Я с удивлением обнаружила, что заснула. Музыка давно сменилась, и теперь из наушников доносились яростные ритмы хард-рока. Мой музыкальный вкус был целиком и полностью подвластен функции случайной записи: не ограничивался ни жанром, ни ритмом, ни временем создания композиции. Порой я даже удивлялась тому, с какой легкостью некоторые меломаны делили музыку на мужскую и женскую.— Ваша остановка.

Я выглянула в окно. Незнакомец прав: автобус завернул на широкую улочку. В одном из ее домов я снимала квартиру. На углу — моя любимая булочная с лучшими в мире багетами, в которой полнощекий пекарь дарил мне складочки на боках, а заодно предлагал провести с ним вечер в его же пекарне, свободной от посетителей. Рядом с булочной — магазин для взрослых с вопиющей вывеской, открытый почему-то только в утренние часы. Чуть поодаль — "черный подвал", подъезд, кажется, третий по счету, где собирались накурившиеся подростки и устраивали оргии. Возмущенные жители исправно вызывали пожарных, которые приезжали настолько часто, что я многих узнавала в лицо. Далее элитный бар для местных аристократишек, чей так называемый аристократизм лез наружу после первой распитой бутылки "Джека Дэниэлса". Бармен — мой знакомый с факультета геологии — по моей наводке принимал гостей. Он нередко угощал меня в благодарность.

— Откуда вы знаете?— спросила я, освобождая место. Мужчина кивнул и, дождавшись пока я отойду, занял сидение.

— Это несложно, синьорина,— вкрадчиво пояснил он,— я каждый день вас встречаю.

Я поблагодарила его за напоминание, после чего он кивнул, поправив на носу круглые очки, и отвернулся.

На улице заметно похолодало. Свойственные средиземноморскому климату перепады температур иногда сказывались на моем здоровье. Я бы скорее выбрала холод и оделась бы теплее, нежели стояла сейчас перед массивной входной дверью и набирала код заледеневшими пальцами, чувствуя, как щупальца ветра заползают под короткую куртку.

В подъезде лампочки давно приказали долго жить, и добираться до лифта приходилось на ощупь. Но за полгода я успела освоиться и без спотыканий взобралась на свой этаж. Владелец дома раньше сдавал все квартиры как отельные номера, над входной дверью висел светящийся логотип компании. Но отель народ не жаловал, поэтому теперь за каких-то пятьсот евро в месяц предприимчивый дядечка сдавал бедным студентам. Мне и вовсе повезло — вот уж не знаю, что мужчина сорока с хвостиком лет нашел в непримечательной официантке, хоть и приятной наружности. Мои длинными русые волосы по обыкновению собраны высоко на голове в пучок; плечи по привычке бывшей танцовщицы бара расправлены; стиль одежды спортивный, ни капли не вульгарный; манеры поведения чуть хуже, чем в институте благородных девиц, но при этом слишком правильны для образа жизни распутницы. Я бы даже назвала себя прилежной католичкой, если бы была набожна и объясняла все недавние происшествия божьей карой. Наверное, улыбка манящая или глаза красивые, раз вместо обещанных пятисот сходят с рук четыреста евро. Мелочь, а приятно!

Закинув сумку в дальний угол и задев при этом прикроватную лампу, я включила свет. Старенький телевизор на тумбе покоился в центре комнаты. Да, не плазма, но вечерок в одиночной пьянке скоротать можно. Иногда итальянское телевидение транслировало хорошие программы, треть которых я таки понимала на слух. Подойдя к столику у окна, я соскребла мелочь в ладошку и, запрятав ее в карман, вновь отправилась к выходу. До десяти часов оставалось всего двадцать минут, и мне стоило поторопиться, чтобы успеть до закрытия.

Интернет-центр, к счастью, спрятался между подъездов неподалеку, на параллельной улице. В целом мой район довольно многолюден, особенно в летние месяцы и на Рождество: вверх по проспекту Трестевере туристы находят себе временный приют. Я частенько меняла квартиры, во многих из них не был проведен кабель, на подключение безлимитного интернета в телефоне я жадничала. Да и Skype здорово экономил на междугородных звонках, чем плохо? Первое время такой изнеженной горожанке, как я, было трудно без лишних денег, а привезенные с собой я быстро профукала. Теперь действовал строгий режим: никаких новых шмоток, никаких дорогих ресторанов, продуктовым магазинам предпочитаю рынки и вдобавок еще и самостоятельно пересчитываю сумму, чтобы продавцы не содрали лишнее. Представляю, какой нудной скрягой я казалась со стороны, но это лишь на первый взгляд. Все было не так плохо: я сильна в самоубеждении, да и Италия — мечта артиста.

Поздоровавшись на ходу с хозяином центра, шустрым старикашкой с рассеянным взглядом, я оставила на его прилавке монетку и выбрала компьютер в самом углу крохотного душного помещения. К слову, это был последний свободный компьютер: здешние жители и приезжие тоже не прочь порыскать по всемирной паутине. Нашлась и другая причина, почему я предпочитала Skype: обычный телефон легко отслеживался спутниками и навороченными навигациями, хотя я и не скрывалась от полиции, а вот интернет с многомиллионными пользователями, сотнями ежеминутных звонков из разных точек мира, было крайне сложно отследить, к тому же сигнал поступал из забытого района. Ищейки замучаются взламывать аккаунты и проводить между ними параллели. Я быстро загрузила программу и нашла в списке вечно зеленый контакт.

На экране всплыло нечеткое изображение молодой, но испорченной страданиями женщины со скандинавскими чертами лица. Голубой халатик под цвет глаз накинут наспех на отощавшие плечи. Ее растрепанные волосы небрежно свисали на грудь, прикрывая округлый подбородок. Как же она запустила свою жизнь, если у нее, вечной модницы и первой красавицы, пропала тяга к роскоши. Женщина обеспокоенно вглядывалась камеру, пока не догадалась посмотреть на экран своего компьютера.

— Привет,— я поднесла микрофон ко рту, сглотнув слюну от волнения, прежде чем продолжила,— Кейтлин.

Широкая, но слабая улыбка на миг озарила лицо собеседницы. Уже через секунду собеседница подавила ее и напустила ложной серьезности.

— Ты одна?— донеслось из наушников. Я сделала вид, что потянулась, украдкой окидывая взглядом центр. Наконец, кивнула.

— Но я не буду рисковать,— предупредила я как можно тише.

— Умница моя,— ответила она так же негромко,— как твои дела? Как учеба?

— Хорошо. Все что надо сдала.

— А деньги?— казалось, этот вопрос волновал ее больше всего.

— Появятся,— уверенно заявила я,— обязательно появятся, ма... Кейтлин. Пока что живая, как видишь.

Вымученная улыбка вновь появилась на ее лице.

— Не шути так, ладно?

— Хорошо,— повторила я. Это все, что я могла ей ответить.— Как обстановка в городе?

— Не улучшилась. Но скоро, скоро я заберу тебя.

— Зачем? Нет, я действительно справляюсь. Мои накопления скоро принесут проценты, и я все перечислю на твой счет, ладно? Через месяц или два.

Я не хотела зависеть от человека, который с трудом справляется с собой. Уверена, сестра с ее волевым характером лишь засмеялась бы на предложение вернуться назад.

— Я верю. Но отправлять тебя в Рим было наихудшим решением.

— Наихудшим было бы оставаться под обстрелом,— возразила я.— Ты все сделала правильно.

— Я никудышная мать,— голос ее сорвался, а я прикрыла наушники рукой, только бы не слышать этих слов и случайно не поддакнуть. Моя мама — удивительная женщина, на протяжении двадцати пяти лет она хранила семейный очаг, достойно воспитывала двоих детей, и в одночасье превратилась в мумию с вековым мучением в глазах и тлеющим интересом к жизни. В момент кризиса оказалось, что у нее не было ничего кроме нас с сестрой и верности мужу, давно утратившему это понятие. Женской мудрости, видимо, также не было. В ее возрасте можно уйти в разврат, а можно вывести бизнес за границу, вместо того чтобы ложиться ровненько и руки по швам.

— У нас все спокойно,— нарушила я тишину фразой невпопад.— По крайней мере, газеты молчат.

— Они могут недоговаривать,— она не отступала. Связь прерывалась.

— Кейтлин!

Не знаю как Мария, но я не могла простить ей требований называть ее исключительно по имени. Оскорбительно это, не по-матерински.

Хозяин обошел всех посетителей и предупредил об истечении времени. Я вновь восстановила окно, которое скрыла от старикашки, и растянула перед камерой губы. Это подействовало на собеседницу — ее напряженное лицо разгладилось.

— Я верю тебе. Но если вдруг что...

— Никаких "но",— вновь прервала я,— все под контролем! И мне надо идти,— и шепотом добавила,— я люблю тебя.

— И я тебя. Анна, запомни, как молитву: ни под какими пытками...

— Знаю.

— ... что бы ни произошло, не давай зверю вырваться наружу.

— Знаю!— рявкнула я, но мама успела закончить предложение и отключилась. Вряд ли за все время, проведенное в Риме, я завоевала к своей скромной персоне пристальное внимание, но если же это произошло, то одна лишь догадка ищеек поставит на карту новую метку. Теперь оставалось скрестить пальцы на удачу и впредь быть осторожнее. Хотя кого я обманываю? У мамы отменная интуиция — вскоре появится лазутчик, вшивая шавка с пытливым носом, которая просунет голову в двери моего тихого, мирного жилища. "Не дам, мама,— прибавила я мысленно, выходя на вечернюю улицу и направляясь обратно к старому отелю,— обещаю".

Домой я добралась быстро. Прибавила шагу и, слившись с тенью зданий, срезала путь. Повесила на крючок куртку, стянула сапоги и повалилась на кровать в том виде, каком была, не раздеваясь. Сон моментально смекнул, что это его шанс заволочь мой разум дремой и приковать к подушке,— пришел быстро, не принимая возражений.

Но пробуждение мое обратно пропорционально отбою: чем быстрее и легче я засыпала, тем сложнее было двум будильникам вызволить меня из кровати. Первый из утренних помощников прозвенел ровно в половину седьмого, едва лишь солнце выпустило первый лучик за горизонт. Перевернувшись на другой бок, я благополучно проигнорировала песню на телефоне, что раньше числилась в списке "любимых", но вскоре перекочевала в раздел "ненавистных", с которыми ассоциировалось утро. Ага, оно не бывает добрым — верно люди говорят.

Второй будильник — мой сосед с верхнего этажа. В семь часов без опозданий по трубе прошлась волна ударов и разнеслась по всему дому. Этого звука для моих барабанных перепонок и расшатанных нервов было достаточно, чтобы я разлепила глаза и сползла с кровати. В соревнованиях с зомби по скорости я бы взяла золотую медаль, это точно. Ответные три удара об батарею алюминиевой чайной ложкой вернулись к первоисточнику шума, и сосед успокоился, получив мой сигнал. Такая перекличка повторялась каждый вторник и четверг. Альфредо с радостью помогал мне с утренними подъемами, и, наверное, это занятие его, бывшего барабанщика школьной рок-группы, вводило в экстаз.

Блузка помялась за ночь. Я стянула ее, оставшись в нижнем белье, и бросила на стул к одежде из прачечной. Кухонька по размерам несильно отличалась от спальни-прихожей и вмещала в себя только газовую плиту на стойке, приближенной к стене, детский столик для рисования, за которым я уплетала обеды крайне редко — предпочитала есть в университете или в кафе за счет заведения — и холодильник высотой в половину моего роста без морозильной камеры. Холодильник был забит ровно на четверть, а молоко в пакетиках наверняка прокисло за две недели. Я потянулась за банкой кофе, забытой на холодильнике, и вернулась к кофеварке. Кофеварка — то изобретение, на которое я потратила сто евро, но не пожалела ни цента. Незаменимая вещь в домашнем быту. Я обожаю кофе! Могу различить молотый от растворимого по запаху, арабику от робусты по форме зерен, и, как ни странно, из двух сортов выбираю последний, ведь он содержит больше кофеина и лучше прогоняет сон, хотя арабика намного ароматнее. Меня можно назвать кофеманом, но без этого вредного для здоровья напитка не проходит ни одно утро, а уж глаза и подавно отказываются раскрываться. Иногда трубка, вреднейшая из всех человеческих пороков для организма молодого оборотня, составляла компанию кофе. Я ее не курила, мне нравился лишь ароматный шлейф кубинского табака, который напоминал мне о древней пассии.

Наслаждаясь тем, как горячая смесь обжигает горло и разливает тепло по телу, а квартира пропитывается дымом, я смотрела в окно и наблюдала за проезжающими авто. В ходу были небольшие машинки ярких радужных и белых окрасок. Черный внедорожник стал бы такой же редкостью, как Феррари в Сибири. Я ни разу не была в Сибири, даже на ее юге, но, по словам отца, там красиво. Чем-то пейзаж напоминал Канаду: широколиственные леса, нагорья, вьющиеся полноводные реки. В Италии в основном камни, камни, камни, изнеженные лучами, испускающие горячий пар. Кладовые античности и средневековья в центральной части полуострова. Приморские города с лазурными побережьями подобны отдельным миркам, созданным исключительно для уединения и праздной жизни с бокалом вина в шумном семейном ресторанчике, под задорные национальные танцы или пение несостоявшейся звезды оперы. Сознаюсь, что из Рима я практически не вылезала, паслась в четырех стенах, работала по выходным, а по ночам мне мерещились руины с Палатина.

Пары начинались в полдевятого, и я как обычно не укладывалась в рассчитанные минутки. Оставив чашку на столе, что объяснила самой себе как отличный повод вместо мытья погадать на гуще, я натянула мятую блузку, прикрыв ее пиджаком сверху, схватила сумку и выбежала из дома. До автобусной остановки добиралась чуть ли не бегом, но транспорт как назло не торопился показываться из-за поворота. Нервно приплясывая на месте, я придумывала извинение для преподавателя. В нашем университете всех учеников знали поименно, следили за каждым появлением, которое фиксировали в журнале посещаемости, да и среди малого числа учащихся очень просто выслеживали лентяев. Нас не отчисляли, нет, ведь мы платили за обучение, но обязательно извещали родителей. Я прослыла в народе как "Eternal persona tardi", что в переводе "Вечно опаздывающая особа". Обидно немного, но такой я человек непунктуальный.

Таксист запросил десятку, а езды было минут пятнадцать на машине. Делать нечего — заплатила, чтобы только довез вовремя и прямо к главному входу. Университет Джона Кабота — трехэтажное здание, выложенное снаружи белым и рыжим камнем, и находился на пересечении двух улиц. В целом, милое заведение, хотя вопреки убеждениям, что все мы есть "одна большая семья", коллективы складывались внутри каждой группы. Так и я особо ни с кем не познакомилась. Но приветливые и открытые миру итальянцы, не спеша вкушающие жизнь по капле, смогли найти подход даже к сдержанной в эмоциях, холодной канадке.

Навстречу мне зашагала, лихо виляя бедрами, Джема Коста, уроженка Италии, но упорно считающая себя американкой, потому что шестнадцать лет прожила в Талсе. На тот же американский манер мы звали ее Джей, по первой букве имени. Кареглазой брюнетке с длинными прямыми волосами, достающими до поясницы, даже льстило такое обращение, и, да, она читала рэп лучше афро, одеваясь при этом в Prada и щеголяя на высокой шпильке.

— Хай,— пропела Джема, целуя меня в щеку. Голливудские звезды позавидовали бы идеальной улыбке девушки, похожей на Пенелопу Круз.— Я как раз тебя искала. Марти снова взъелся!

Девушка недовольно поджала губы, размазывая красную помаду.

— Что на этот раз?— подхватила я тему. Марти — наш искусствовед, прибывший из Штатов, почему и считал себя самой образованной личностью в университете, при этом не имея научной степени — не знаю, как только его приняли на работу. Перелетев через океан, он считал себя важной птицей, будто заново открыл Австралию. Самодовольный, высокомерный, с завышенной оценкой своих педагогических способностей, по совместительству наш куратор. Неизменно ходил в твидовом пиджачке с заплатками на локтях и в хлопковых бриджах, не подходящих Мартину ни по стилю, ни по возрасту. Уверена, не все американцы такие, но нам попался исключительный экземпляр. Все бы стерпели бедные студенты, если бы Марти не валил нещадно на экзаменах.

— Завтрашние пары перенесли на следующую неделю, ведь ты помнишь — у нас делегация, надо все вычистить, привести в порядок. Так Марти пошел разбираться, представляешь? Мол, что это без его ведома лекции отметили, давайте все назад!

Джема параллельно переводила английский на язык глухонемых, выражая ручками свое недовольство.

— Вот псих!— поддержала я подругу, пока мы шли вдоль коридора с белоснежными больничными стенами, разве что нафталином у нас не пахло. Мода пошла у архитекторов на больничные стены, особо полета фантазии не требует. Аудитория находилась на втором этаже. Свалился же на мою голову самый малочисленный факультет искусств! Будь у меня выбор, пошла бы на политологию или юридический, но год перед поступлением выдался не из легких. Теперь вот что ни реферат, то бред сумасшедшего. Не имея формул, законов и прочих ограничений, мы пороли чушь с умным видом, что сходило за видение прекрасного. Такой расклад устраивал до поры до времени, и я тешила себя мыслью, что обязательно накоплю на второе высшее, пока буду водить по городу экскурсии и готовиться к открытию турагентства.— И что же в итоге решили?

Джема развела руками и довольно ухмыльнулась.

— Феррер, умничка, все уладил. Видела бы ты, с каким видом Марти вылетел из его кабинета! Будто таракана проглотил,— подруга хихикнула, открывая дверь. Почти вся группа уже была в аудитории. Мы с Джемой по обыкновению заняли последнюю парту. Для меня — идеальное спальное ложе, для нее — точка с лучшей акустикой.

— Представляю.

— Так что завтра отдыхаем, Эй,— сладко протянула девушка, представляя, вероятно, как проведет внеплановый выходной. Называть себя Эй я позволяла только Джеме. Остальные любители прозвищ честно проигрывали мне во взаимообмене кличками.— Какие идеи?

— Идеи? Не думала еще. А вообще-то, ты знаешь, мне только дай волю — двадцать часов подряд просплю.

— Это верно,— засмеялась девушка, отчего шелковая блузка ее распахнулась на особо выдающихся частях тела. В сторону Джемы тут же посыпались многозначительные взгляды.— Куда уставился?!

Абдалрахман, сынишка арабского шейха, вздрогнул, когда Джема злобно воззрилась на него, и поспешил отвернуться. Ума не приложу, каким ветром его занесло в наш университет. Подруга перекинула волосы набок.

— Достали,— пробурчала она.

Дверь открылась. В проем сначала влезла голова с проплешиной, а потом и во всей своей неописуемой красе Мартин Коллинз появился в аудитории. Говор прекратился. Маленькие глазки бегло прошлись по каждому из нас. Профессор вошел за трибуну и призвал к тишине постукиванием указки. Все-таки в настойчивости Марти были свои плюсы — так он отвоевал у ректора большую комнату для занятий, обосновав это тем, что в группе нашей свыше тридцати учеников и на обыкновенных партах мы не помещаемся. На самом же деле лекции посещало человек пятнадцать, не больше. Джема утверждала, что ей действительно нравилось искусство, но я была уверена: она, как и все остальные, просто-напросто скучала дома без компанейский сокурсников.

— Обращаясь к величеству и незыблемости римской архитектуры, о которой пойдет речь в сегодняшней лекции, попытаемся ответить на один простой вопрос: какими тремя словами, точными и лаконичными, ее можно охарактеризовать? Для ответа обратимся к древнейшей цивилизации, мудрости и чувству могущества ее создателей. Предположим, лишь только предположим, что величайшие творцы, минуя пространственную пропасть, оказались в недрах своего детища в настоящем времени...— плавная, однотонная речь Коллинза усыпляла. Я скрестила руки перед собой и положила на них голову, предвкушая крепкий и здоровый сон, которого мне так не хватало ночью. Перед тем, как прикрыть глаза и погрузиться в дрему, я пробормотала:

— В недра чего?

Джема недовольно на меня шикнула и пнула ногой под столом. Я поймала взгляд Коллинза, не перестающего загружать наши мозги своим высоким литературным слогом, и восприняла его слова как личный вызов, нацарапала на бумаге: "Старая, полуразрушенная, античная". Во многом я утрирую, ведь в центре столицы встречались новые сооружения, пяти-шестиэтажные домики, схожие по стилю и удачно вписывавшиеся между памятников архитектуры. Зачеркнула первые два слова и добавила "величайшая" — как любимое словечко Мартина — и "вечная". Он, будто чувствовал, что я ни черта не знаю, и назвал мое имя. Пришлось зачитывать. Краем глаза я заметила, как однокурсники вычеркивают из своих тетрадей слова, чтобы не повторяться.

— Садись,— позволил Марти, нахмурившись,— кто добавит?

Рука Джемы взлетела вверх, побрякивая золотым браслетом.

Две пары Мартина Коллинза подряд — это наказание, это садизм чистой воды, вдобавок Джема, пресытившись половиной лекции, всю ее оставшуюся часть трещала о своем бывшем. Даже когда мы с облегчением вывалились в коридор, она продолжала:

— И тут такая ностальгия! Он выхватил у меня телефон, стал просматривать смс. Как в старые добрые времена. Да и что меня больше всего удивило — он помнит мой пароль! Немыслимо, чтобы парень запоминал такие мелочи. Как думаешь, Эй, у нас еще может что-нибудь получиться? Иногда я ловлю таки-и-и-е взгляды, что мама не горюй! Ну, и как ты после этого скажешь, что я ему не нравлюсь? И потом он такой заявил: "У тебя же никого лучше после меня не было, что ты врешь?" И я раскраснелась, представляешь?

Я пожала плечами, поправив сумку. Мы вышли на улицу и пошли вместе до перекрестка, где должны были разминуться. Джема не уставала снабжать меня подробностями личной жизни. В такие моменты я успевала продумать план на день, мысленно спеть новую песенку собственного сочинения и посетовать на одиночество.

— А я-то думала, что он бездушная скотина! Ох, Эй, я совсем запуталась... Совсем-совсем... Наверное, мне стоит обратиться к психологу.

— Обратись к Реми, он тебе быстро мозги вправит,— посоветовала я. Реми с факультета психологии когда-то давно положил на меня глаз. Позже выяснилось, что он самую малость извращенец, но эта малость очень пугала. Джема округлила глаза.

— Нет! Что ты? Он же лучший друг моего Миро. Тьфу, я сказала "моего"? Я не то имела в виду, просто мы так давно знакомы...

Я бросила взгляд на часы, пока Джема была увлечена беседой с собой. Когда не надо, автобусы колесят по всему Риму не переставая. Но опаздывая, ни одного не дождешься.

— Ты сейчас куда?— спросила Джема, собираясь на подоспевший автобус. Разумеется, иного маршрута.

— В "Di Rienzo", конечно.

— Ой, как мне тебя жаль, Эй! Удачи,— на прощание Джей чмокнула меня в щеку и вскарабкалась на своих ходулях в автобус.

Глава 2

Я повернула в сторону от остановки и пошла пешком по направлению к площади Ротонда, пересекая мост через Тибр. Фитнес и глоток атмосферы: два в одном. В относительно чистом, для центра города, воздухе разливался весенний аромат манДаринов и роз. По легенде, когда в былые времена канализация сводилась к улицам, амбре от нее здорово отбивал запах цитрусовых и цветов. Конечно, не самая романтическая легенда, и, тем не менее, сейчас розы дополняли не только исторический облик Рима, но и в целом пахли приятно.

В общей сложности, прогулка до Пантеона заняла минут сорок ходьбы, и в кои-то веки я добралась вовремя — это мой маленький прогресс.

"Di Rienzo" — уютная забегаловка для туристов, не жалеющих денег, и для завсегдатаев кафе, которые настроены перекусить качественной, как они втирают шефу, пищей. Не знаю насчет качества, ведь редко навещала кухню, но посетители не жаловались — и это также заслуга хозяина, а, может, и его криминального авторитета.

Владелец данного заведения вблизи единственной древнеримской постройки, сохранившей первозданный вид, носил довольно распространенное в Италии имя Роберто и говорящую фамилию Бассо, то есть "коротышка" в переводе, которая соответствовала его росту. Это был мужчина лет сорока пяти, полноватого телосложения, и он же был по совместительству шеф-поваром. Руководил не только финансами, но и приготовлением блюд. Как ни странно, успевал еще разгонять официантов и в свободное время болтать с постоянными клиентами. Внешностью Роберто не выделялся на фоне остальных итальянцев — типичный представителем своего народа. Черные волосы пропускали редкие седые пряди, которые Роберто прятал под высоким белым колпаком, обязательным атрибутом хорошего повара. Надо отдать должное, Бассо за каких-то пару лет сумел поставить кафе-ресторан на ноги, а прибыль в разы превышала арендную плату, цифра которой поистине пугала. Ведь место Роберто выбрал не абы какое, а около Пантеона, где щедрые посетители нередко оставляли приличные чаевые.

В начале марта уже начинали заполняться столики, выставленные на уличной веранде. Глаз радовал не только "Храм всех богов", но и фонтан с обелиском, вздымающийся концом к небу. Я прошла через площадь, не останавливаясь перед достопримечательностями. Роберто как раз в этот момент вышел из ресторана, уперев руки в боки, и напоминал белоснежного быка. Босс заметил меня, и взгляд его стал на редкость строгим, когда я подошла ближе и поздоровалась.

— Bellezza, Bellezza, il tempo e denaro (с ит. Красавица, время — деньги). Где тебя дьявол носить?— спросил он, смешав итальянский с английским. Я старалась отвечать на его языке, но если не знала нужных слов, добавляла иностранные.

— С учебы,— ответила я нарочито с виноватой интонацией,— автобус долго не прибывал, пришлось пешком идти.

— Ho capito (с ит. Я понял),— Роберто снова перешел на свой язык и хмуро напомнил,— у нас есть метро. Bellezza, приступать к работе! Три столика ждать официантки.

Я кивнула и прошмыгнула в главный зал кафе. Оставила сумку в служебном помещении. Помыв руки, накинула на шею передник французской горничной и вышла обратно к посетителям. Половина зала была свободной. В четверг не так много посетителей, но в конце марта, когда у европейских школьников каникулы, наше кафе забивалось до отказа: родители привозили на экскурсии своих маленьких чад-обжор и не скупились на дорогие блюда. Обычно Роберто набрасывал проценты сверху, а летом повышал цены вдвое, а то и втрое.

Первым моим клиентом стала ухоженная дама с курчавыми рыжими волосами. Лицо ее было осыпано мелкими веснушками, а тускло-зеленые глаза подчеркивали черные тени для век. Изящная фигурка танцовщицы, длинные ноги в стильных босоножках на ремешках отлично подходили по высоким требованиям местного кабаре. Уж я-то знаю, сама туда пробивалась, пока не махнула рукой и не влезла на стойку недорогого, но популярного бара, где меня и нашел Роберто, позвав к себе официанткой.

— Добрый день, синьора, что будете заказывать?

Дама подняла на меня глаза, раздраженно разведя руками.

— Я не вижу меню,— съязвила она. Я сбегала за папкой и положила ее перед дамой. Двумя пальцами она брезгливо перевернула листы, разглядывая изображения. На картинках блюда выглядели намного аппетитнее, чем были на самом деле. Спасибо Photoshop-дел мастеру.

— У вас есть фондю?— осведомилась она. "Фондю, фондю...— думала я,— что-то знакомое, но никак не могу вспомнить. Фондю. Как же не хватает Википедии под рукой". Когда принимали на работу, меня заставили вызубрить все названия блюд, их описания, внешний вид и вдобавок главные ингредиенты. Хоть убейте, я не помнила, что такое фондю и с чем его едят.

— У нас итальянская кухня,— брякнула я стандартную фразу, что выручала меня в ситуациях подобных этой. "Фондю, ударение на последний слог. Наверное, родом прямо из Парижа, и, если это действительно так, то я гений и выкрутилась, при этом не соврав".

— Я каждый раз беру у вас фондю,— не отступала мадам. Не синьора, нет, именно мадам. Иногда у меня получалось распознавать национальности. И, кажется, раньше примечала ее вычурные шляпки, но ее обслуживал кто-то из мужской половины персонала.

— Минутку, я посмотрю на кухне. Возможно, вам не придется ждать долго, если повар его уже приготовил.

С этими словами я оставила клиентку в одиночестве, проскользнув в стерильное помещение. Нет, вряд ли наш повар угадывал мысли посетителей, но некоторые блюда у нас оставались с прошлого вечера или были заготовлены с утра целой партией, а потом для сохранности поставлены в холодильник. Под руку попался Диего, мой коллега-официант. Молодой человек, как и я, подрабатывал в кафе, а учился в Ла-Сапиенца на химика. Владел несколькими языками, в том числе международным, что упрощало наше общение. Парень чуть не врезался в меня, выходя из кухни в общий зал.

— Погоди,— я остановила Диего, подхватив под руку.— Там одна дамочка спрашивает про фондю. Что это?!

"Стыд, какой стыд! Я должна это знать не как официантка, а как образованная персона",— корила я себя, удерживая на лице умное выражение, будто спрашивала формулу Эйлера.

Диего задержал на мне взгляд черных, как сама бездна, глаз.

— Фондю — мягкое, эластичное плие, семейство швейцарских блюд,— отчеканил он, как по учебнику. В общем-то, у Диего — феноменальная память, помогающая ему в дни сессии, он запоминал все, что видел! "Швейцарских, ну конечно!"

— У нас оно есть?

— Приготовим,— Диего пожал плечами,— а какое нужно?

— А их много?!

— Вообще-то, да. Немецкое рыбное, бургундское с сыром. А если швейцарское, то можем сделать с овощами и чесночными сухариками.

"Боже!"— вздохнула я и с наигранным пониманием покачала головой.

— Слушай, а можешь меня подменить? Эта мадам меня с потрохами съест, а вот Роберто, когда узнает...

Видно, эффект "щенячьи глазки" безотказно подействовал на Диего, потому что парень кивнул и, достав блокнот из кармана передника, направился к клиентке.

— Обслужи пока десятый,— крикнул он на ходу. Дама подняла голову и расплылась в слащавой улыбочке. Диего, конечно, лапочка, этого не отнять. Заигрывать с клиентами нам категорически запрещалось, но пока Роберто красовался на пороге, Диего применял все свои чары. Уверена, свою долю чаевых он получит, а вот мне еще придется попотеть.

За десятым столиком у окна сидела парочка, какие я по доброте душевной звала тошнотворно-сладкими. Не только по доброте, конечно. Как и любая одинокая девушка в период ее наибольшей активности, оказавшись свидетелем всех этих ахов-вздохов, прикосновений и слезливых комплиментов, я остро реагировала на чужое счастье. Парочка не заметила, как я подошла к их столику. Парень гладил девочку по руке, а их визуальный контакт укрепился до такой степени, что можно было бы провести между ними невидимый трос. Я прокашлялась в манере благородного сэра.

— Простите, вы будете заказывать?

Девочка — обыкновенная школьница, не дурна собой, но и не красавица, с жиденькими косичками и тонким ободком на голове, в простом вязаном свитере. Явно страдала комплексом маленькой груди, о чем говорили опущенные плечи и мешковатая одежда. Она повернулась и посмотрела на блокнот в моих руках. Неуверенный взгляд прошелся по мне, остановился на лице в сравнении, в оценке. Она только начала ходить по публичным местам, еще не знала, как себя вести в мужском обществе, как поддерживать беседу, но все же держалась стойко. Я приготовилась записывать.

— Позволишь?— прежде чем сделать заказ, она обратилась к своему ухажеру. "Еще немного, и над столиком полетят бабочки и амурчики, а цветы из вазы они догадаются забрать с собой, не оставив мне ни цента",— мелькнула в голове мыслишка. Именно так и поступают подростки — нельзя ждать чаевых от тех, кто не зарабатывает, а только тратит.

— Конечно, дорогая,— ворковал в ответ долговязый паренек чуть старше подружки по возрасту, но не внушающий доверия. Возможно уже студент. Он был бы довольно приятным на вид, если бы не походил на "сына улиц", далекого от киношного образца, по которому девушки сходят с ума.

Обслуживающий персонал от скуки изучает людей — это довольно занятно, но быстро надоедает. Внешне я излучала само радушие, не расставаясь с любезной улыбкой, одинаковой для всех посетителей.

— Стейк из куриного филе, салат греческий и на десерт мороженое. Какое у вас есть?

— Любое,— ответила я, подразумевая, что один из наших свободных посыльных успеет сбегать в ближайший продуктовый. Принесут его поварятам, которые в свою очередь разморозят мороженое и выложат на сливках Сикстинскую капеллу из фруктов,— шоколадное, ванильное, клубничное, вишневое, фисташковое...

— Поняла,— прервала девушка.— Давайте клубничное.

— Сколько шариков?

— Два.

Я сделала пометку в блокноте.

— А для вас?

Парень еще долго изучал меню. "Как сыр в лавке выбирает",— думала я скучая.

— Общую тарелку морепродуктов,— наконец сказал он,— и бутылку красного полусладкого.

Вино я не занесла в бланк заказа.

— А вам есть двадцать один год?— прищурилась я, играя в "плохого копа".

— Разумеется!— парень пытался ответить уверенно, но детский голосок, только-только начинающий ломаться, дрогнул. Н-да, моя студенческая параллель как-то иначе смотрелась на людях.

— Документы есть?

— Мы не обязаны таскать с собой документы!— встряла девчушка. Хоть я и выглядела старше нее, рассуждала так, словно была пресытившейся жизнью старой девой с десятком кошек на коленях, мне бы и самой не продали спиртное. Маленькая еще.

— Напротив. Без документов я не имею права продавать вам алкоголь. Таковы правила.

— Я буду жаловаться вашему менеджеру!— взвился парень. Я не дрогнула: лицо оставалось каменным с застывшими в подобии улыбки губами.

— Позвать ее?— предложила я. Шенна задолжала мне вечер, когда я подменяла ее в тайне от босса. Свои люди — сочтемся. Девушка кинула на своего спутника испуганный взгляд. Краем глаза я заметила, как Роберто возвращается на кухню: если услышит разговор, вот будет шоу! Уж он-то не особо любит разбирательства.

— Мы поищем другое место,— бросила она, вытягивая парня за руку из-за стола.

— До свидания. Приходите снова.

Парочка выбежала из кафе и скрылась из виду. Опустевший столик я протерла тряпкой, стряхнув крошки в лоток, поправила красные тюльпаны в вазочке и сложила салфетки веером.

Больше от меня никто не сбегал. Я принимала заказы, разносила еду и иногда ловила одобрение Роберто, а клиенты оставались довольны быстрым обслуживанием. Так проходили все мои рабочие дни. Когда утро, а когда и вечер приходилось проводить в "Di Rienzo" с подносом в руках, растаскивая тарелки по столикам и общаясь с посетителями, которые далеко не всегда компетентны — и это полбеды, как-никак компетентность требуется скорее мне и поварам, нежели им. Все бы ничего, если бы правила хорошего тона хоть изредка соблюдались.

Вот и сейчас грозный старичок, который весь вечер не расставался с тростью, тыкал мне в лицо ложкой, перед этим повозив ею в салате — сама видела! Но сказать боялась, с недоверием поглядывая на его магический жезл, трость с рукояткой в виде серебряного дракона.

— Дорогуша, я требую,— пыхтя от злости, жаловался он,— требую, чтобы немедленно заменили эту ложку чистой! Я только взял ее и сразу увидел разводы от слюны! Это возмутительно!

Старик грубо всунул мне в руки эту несчастную ложку. Но не закончил.

— А здесь,— он поднял тарелку с самим салатом,— здесь был длинный черный волос! У вас тут соблюдают гигиену?

— Конечно, синьор, ресторан соответствует строгим санитарным нормам, а все наши повара проходят...

— Проверку!— старикашка так голосил, что на его вопли оборачивались остальные посетители и перешептывались между собой.— Какое жалкое местечко! Принесите мне заявление или книгу для жалоб! А лучше позовите сюда хозяина — поговорю с ним лично!

Ухватившись за шанс сбежать от обиженного жизнью старикана, я развернулась на каблуках и проскользнула на кухню. Роберто создавал видимость, что занимается крайне важным для человечества делом, раскладывая листья салата с краю тарелки. Не успела я сообщить о старике в зале, как поваренок Изиде поймал меня за плечо и вложил в раскрытые ладони глубокую тарелку с супом.

— За пятый,— скомандовал он. В нашем кафе даже поварята имели полномочия руководить официантами, что не могло меня не бесить. Огреть бы этого Изиде по тыковке его же тарелкой! После шести часов на ногах я мечтала только об одном — оказаться в кровати, накрыться с головой одеялом и проспать весь следующий день. Ноги изнывали от усталости, но до двенадцати я должна была доработать. И вернулась в зал, чтобы исполнить поручение Изиде. Женщина в берете поблагодарила меня за скорость и принялась за еду.

К вечеру ресторан заполнился до отказа. Люди ждали у дверей кафе, пока освободятся столики. Помощники Роберто вертелись вьюном, угождая каждому клиенту.

— Переходи на улицу,— позволил один из них, притормозив подле меня,— Кэрролл и Грета тебя сменят.

Ночные фонари по периметру освещали площадь, по которой неспешно прогуливались после трудового дня горожане и неутомимые туристы. Как светлячки, золотые лампочки кафе выделялись на черном покрывале домов, придавая обстановке заведения романтических, интимных ноток. Уличные музыканты облюбовали местечко неподалеку "Di Rienzo", присев на мраморной чаше фонтана. Пальцы летали по клавишам, из аккордеона, которому вторила виолончель, лились приятные звуки старинной неаполитанской мелодии "O sole mio", что смешивались с итальянским говором: скачущей тональностью и непрерывным потоком речи.

Наверное, моя интуиция забраковала идею самозащиты; наверное, судьба у меня такая — напороться на неприятности в самые трудные часы работы. Не секрет, что именно в тот тяжелый день я столкнулась с виновником моих бед, но по опрометчивости, или по наивности, приняла его за вполне пригодный объект для девичьих мечтаний.

За крайним столиком сидел мужчина в черном шерстяном пальто, закинув ноги на соседний стул. Из-под воротника пальто выглядывал край белой офисной рубашки. Как видно, он чувствовал себя свободно и не считал одиночество неприятностью, наслаждаясь атмосферой вечернего Рима. Я решила взять у него заказ, пока не подоспела какая-нибудь длинноногая Нина, лучшая официантка и бывшая модель. В стране, где через некоторое время южный тип мужчины — излюбленный северными женщинами — темпераментного, экспрессивного и горячего, успел мне настолько приесться, что я стала обращать внимание на иностранцев с родной и привычной внешностью, клиент сыграл на моих слабостях, замаячил красной тряпкой перед глазами в руках умелого Матадора.

— Buonasera,— подстроилась я под музыку, сделав голос мягче,— вы будете что-нибудь заказывать? У вас нет меню! Простите, поздно заметила. Я мигом!

— Погодите, синьорина,— клиент остановил меня, когда я собиралась уходить. Завораживающий ирландский акцент.— Я его наизусть знаю.

Он оказался моложе, чем я ожидала, и, сказать по правде, красавчик. Не смазливый греческий божок, а скорее кельтский воин. Отросшие каштановые волосы скрывали угловатость его вытянутого лица с узким подбородком и высокими скулами. Чуть смуглая кожа, не темная, скорее слегка загоревшая при осмотре крепости, или что там у них, кельтов, заведено. Интересными я нашла глаза. Темно-синие с яркой голубой окантовкой. Неужто гипнотизер? Да нет, вряд ли, такой кадр я бы узнала. Но если он колдун, скрывающий сущность, тогда эта аномалия объяснима. Колдуны они такие, с причудами. Я бы дала ему лет двадцать пять — двадцать шесть, хотя он мог быть и старше, лет трехсот. Законсервированные вампиры не стареют, заразы бессмертные, а некоторые типы колдунов умело принимают на себя чужой облик или молодят свой.

Клиент поднял голову, встречаясь со мной взглядом. Никогда прежде не испытывала такого чувства, лишь посмотрев на незнакомого человека. Ледяная волна окатила с головы до ног и продолжала растекаться по телу, покрывая его мелкими мурашками. Пока он сканировал меня на прочность, окунал в безграничный Южный океан, ледники которого втыкались тысячами мелких осколков в конечности, мне свело мышцы, перехватило дыхание. Пару секунд я стояла, вслушиваясь в глухое биение сердца, но вода мгновенно отхлынула, когда незнакомец вернулся к изучению моего лица, и наступила легкость, похожая на парирование в невесомости. Но земля быстро притянула всю массу тела к себе, вернула к чувству реальности. На губах мужчины нарисовалась ленивая полуулыбка.

— Постоянный посетитель?— догадалась я, немного отойдя от шока, и постаралась скрыть свое потрясение за невозмутимостью. "Что, черт возьми, было? Этот гад, колдунчик, без спроса влез ко мне в голову? Ну, держись, наглец, я тебе в супчик плюну и порчу наведу отменную, пожизненную. Рассказывай мне тут про постоянных клиентов". Хотя не исключено, что он и вправду забредал в "Ди-Эр", ведь меня выпускали работать на открытом воздухе крайне редко.

— Именно,— подтвердил молодой человек. — А вы, случаем, не англичанка?— предположил он, пока я молчала. "Как? Как он узнал? Мой итальянский замечательный — никто не жаловался! Да я могла бы спокойно натаскивать ребятишек, репетиторством заниматься",— возмутилась я, гордясь своим уровнем языка. Его слова, можно сказать, задели за живое.

— Я говорю по-английски,— уклонилась я. Улыбка его стала смелее.

— Отлично,— он перешел на мой родной язык,— так проще, если вы не против.

— Конечно, как вам удобнее,— я перелистнула страницу в блокноте.— Итак. Что будете заказывать?

— Латте, стандартный.

— Это все?— удивилась я. "Почему же не пиво? Хотя он не похож на типичный "пивной животик" — зуб даю, спортсмен. Или сторонник ЗОЖ."

— Пока что, да.

"Все так все. Сразу ясно, что кроме латте больше у нас ничего не пробовал",— я занесла название в бланк.

— Что такое?

Я подняла на него глаза. На лице читалось явное недоумение.

— Простите?

— Вы поморщились,— произнес он, наблюдая за мной.

— Неправда, синьор.

— Правда.

Поморщилась. Как ценитель кофе я недолюбливала латте, к тому же видела, как оно у нас готовится.

— Скажите мне, в чем дело,— настаивал он все с той же легкой улыбкой. Красивой улыбкой, трогающей за душу. Я не могла удержаться и улыбнулась в ответ. Конец. Теперь рот не заткнешь — язык не завяжешь.

— Хорошо,— сказала я, наклоняясь к нему, будто посвящая в великую тайну,— будем считать, что вы спросили моего профессионального совета, идет? Может, латте и вкусный сам по себе, но здесь он... не очень. Понимаете, пропорции молока и кофе не соблюдаются, в итоге вы переплачиваете за продукт, себестоимость которого гораздо ниже.

Я точно знала, что делала: играла на руку коммерческой деятельности Роберто, поэтому даже не волновалась за свою голову. Ответ прост, как два цента. Капучино стоил дороже латте, следовательно, чаевые от процентного округления выше. К тому же клиенты ценят "дружеские советы на ушко". Как и ожидалось, ему такие откровения пришлись по душе, глаза загорелись. Я поспешно добавила:

— Оставим это нашей маленькой тайной?

— Не беспокойтесь, я никому скажу,— заверил он, как мне показалось, искренне.— Честно говоря, я бы и не догадался об этом. Вы знаток кофе.

— Помешанная на нем,— согласилась я.

— Так что вы можете посоветовать взамен?

— Эм... с молоком мы делаем вкусный мокко, с примесью горячего шоколада, что делает его слаще. Но лично я люблю без добавок, поэтому беру в перерывах эспрессо, но иногда делаю исключение для капучино. В Италии он лучший!

— Впечатляет,— усмехнулся он, спуская ноги на землю и подаваясь вперед. Я все еще склонялась над столиком, как обычно делала, чтобы настроить клиента на дружеский, доверительный лад, поэтому мы стали ближе. Ветер принес мне ноты его дорого одеколона.— Тогда я доверюсь эксперту.

— Капучино?

— Эспрессо. Двойной. И без всяких примесей, вроде корицы, идет?

— Сию минуту,— я быстро удалилась, проходя в главный зал к стойке заказов. Набрала на компьютере сумму и распечатала чек. Принесла его бармену. Через пару минут забрала чашечку и понесла ее на улицу. Клиент терпеливо ждал, устремив взор на фонтан, около которого фотографировались счастливые японцы.

— Ваш эспрессо,— я поставила чашку на блюдечко, а блюдечко на салфетку.

— Какая скорость,— изумился он. Не впервые за тот день слышала.

— Если не понравится кофе, принесу вам новый. За счет заведения.

"Какого еще заведения? За мой счет! Сумму вычтут из моей скромной зарплаты! Ладно, больше не буду подзуживать клиентов, поделом мне".

— Знаете, синьорина,— он осторожно сделал глоток, попробовал на вкус капучино, затем повторил действие со знанием дела и толка,— а мне нравится. Великолепный напиток, спасибо.

Умело врал. Пожалуй, он брал эспрессо всегда, но по неведомым причинам поначалу заказал латте. Проверял на реакцию что ли — я уже ничему не удивлялась, от этого странного типа чего угодно можно ждать, хоть звезды с неба, хоть копья в спину.

— Пожалуйста,— я расплылась в улыбке и поймала себя на мысли, что незаметно понизила голос, как это делают соблазнительницы в кинофильмах,— но Роберто ни слова.

— Наш с вами секрет, синьорина,— подмигнул он. Как-то странно он стал вглядываться в зону моего декольте. Вот-вот с губ слетели бы слова Джемы, но он не закончил,— простите, не знаю вашего имени.

"Ах, теперь ясно!"— я забыла надеть бейдж.

— Оно вам не понадобится, я же официантка.

— И номер телефона не оставите?

— Запрещено,— я кокетливо стрельнула глазами. Интерес к нему непроизвольно выдал меня с головой. Теперь уже не как к мужчине, а как к объекту лабораторного изучения. Впредь я старалась следить за своими манерами.

— Я ведь все равно узнаю, не верите?— похоже, он понял мои неловкие намерения и склонил голову так, чтобы я не смогла избежать его настойчивости во взгляде. Признаюсь, он начинал меня пугать.

— Верю. Но сейчас я на работе.

— А после?

Я пожала плечами.

— Кто знает?

— Хорошо, тогда я буду ждать, синьорина. Будьте добры принести счет.

Я забрала пустую чашку и унесла ее на стойку грязной посуды на кухне, положив сверху всей груды. Остаток вечера я носилась между столиков, выставленных на уличной веранде, переходящей в площадь. Посетителей по-прежнему было много, а площадь заполнялась новыми гуляющими парочками, многодетными семьями, туристами с рюкзаками, больше них раза в два. Я не переставала чувствовать на себе взгляд пронзительных синих глаз, и пугал тот факт, что я не могла сосредоточиться на работе, постоянно оглядываясь через плечо, чтобы улыбнуться в ответ, скромно опустить глаза, отвернуться с поддельной занятостью. Нет, пока что я не влюбилась, но с нетерпением ждала окончания смены. Нетерпение? Оно было в новинку. Каждой нормальной девушке льстит внимание парней, так или иначе это не может быть неприятно, а самооценка моментально взлетает до небес. И для того, чтобы подпитать ее, как изголодавшегося питомца, я медленно прошлась вдоль крайних столиков с подносом в одной руке. Пожилая пара ждала своего заказа уже минут десять, и я наконец-то принесла им овощной суп, котлеты и одну большую тарелку салата с нарезанными помидорами среди кусочков пармезана.

— Благодарю, дочка,— сказала бабушка, с предвкушением глядя на тарелку, что я поставила перед ней. Пребывая в наилучшем расположении духа, я была любезна и с клиентами, от чего и еда казалась им вкуснее.

— А принеси-ка чайку, будь золотцем,— добавил дедушка и запустил руку в салат, вытаскивая кусочек огурца.

— Конечно, сейчас принесу. Черный, зеленый?

— А нам все равно, на твое усмотрение.

Приятно было видеть, как счастливы эти двое вместе, несмотря на все невзгоды и разногласия, вот уже много лет подряд. Я задавалась вопросом, появится ли когда-нибудь такой человек, с которым через полвека я буду проводить вечера в кафе, попивая чай и любуясь Пантеоном. Сентиментальный настрой, по-видимому, передался от музыкантов. С такими мыслями я отправилась на кухню, на автомате дополнила заказ и вскоре вернулась на веранду с чайником и двумя чашками.

— Ваш чай,— оповестила я. Резко в сознание ворвался звонок, обычный телефонный звонок, но с моим острым слухом он отозвался в голове гулким эхом, и целиком и полностью приковал мое внимание к разговору. Подслушивала я по трем причинам. Первая — телефон прозвонил у клиента, с которым я собиралась провести вечер или как минимум познакомиться. Вторая — "Любопытство сгубило кошку", а я часто подвергалась его всепоглощающему воздействию, то бишь любопытства. И третья — животная интуиция, представляемая крохотным зверьком в глубине моей сущности, приказала слушать, а она подводила редко.

— Да, Эдгар,— незнакомец за столиком поднял трубку. Голос его был напряжен, испарилась та игривость, с которой он обращался ко мне,— связь прекрасная, говори тише... Мне плевать, что ты на нервах, зато у меня выходной, чтоб тебя! Говори по делу...

Пока мужчина молчал, вникая объяснениям шумного Эдгара, я взяла чайник и принялась подливать чай. Слух, настроенный на одну волну, что исходила от абонента, уловил шумный вздох, и я вздрогнула от неожиданности.

— Погоди, что?! Черная рысь? Это что, кличка такая?— смешок, который издал мужчина, лезвием прошелся по моему телу, перерезая его на две ровные половины. Смысл жизненно важных слов имел привычку доходить уже после того, как угроза возникала. Меня пригвоздило к земле тысячью маленьких иголочек. Тем временем он продолжал.— Нет, Эдгар, она не может быть в городе! Мы бы обязательно засекли ее появление... Нет, я сказал, что это ошибка — перепроверьте... Эд, заткнись! Я сейчас в Риме, прямо сейчас, понимаешь? И если бы я ее заметил...

Внезапная пауза. Неведомая сила дернула меня убедиться в том, что разговор окончен. И я обернулась. Прожигающие насквозь синие глаза смотрели прямо и безотрывно. Воды Атлантики снова окатили меня под одеждой, отчего дыхание перехватило, как обычно случается при прыжке в прорубь. Холод растекся быстрее, чем возник. Незнакомец виновато улыбнулся, жестом давая "отбой" и показав на телефон около уха, мол, все из-за собеседника.

— Дорогая, ты льешь мимо чашки!— ахнула бабушка под боком, возвращая меня к реальности. Я посмотрела на стол. Чай наполнил блюдечко, переливаясь через край.

— Простите,— я поспешила вытереть салфеткой стол, но старушка остановила меня.

— Не стоит, ничего страшного.

— Наверное, ей понравился тот юноша,— решил дедок, без стеснений показывая пальцем на незнакомца. Его жена проследила, естественно, и развеселилась.

— А помнишь, Клайв, как мы с тобой познакомились?

Пока она рассказывала, я вновь переключилась на парня, машинально протирая стол.

-... я люблю диких кошечек, Эд, и ты знаешь это,— шутил он, но для меня слова звучали как приговор,— эта детка принесла нам много хлопот, но не волнуйся — я вычислю ее сразу, как только она высунет нос. Позвони, если перехватишь. Буду на связи.

Когда я поняла, что тишина заполняет все пространство между мной и тем местом, где сидел ищейка, я решила пройтись вдоль веранды к входу и скрыться в общем зале. Роберто не дал отсидеться и прогнал меня на место. Я осторожно вышла, но крайний столик пустовал. Повертела головой, я так и не обнаружила шатена в пальто среди посетителей. Под солонкой лежали две купюры по десять евро, и половину суммы составляли мои чаевые. "Не хило так!"— я засунула деньги в задний карман джинсов и, опустившись на свободный стул, прикрыла лицо руками.

"О. Мой. Бог. Они в городе. Ищейки в городе. В Риме. И, похоже, мне посчастливилось наткнуться на профи. Спокойно, дыши, только не забывай дышать... Самое время залечь на дно. Загадка: как ищейки смогли меня вычислить среди трех миллионов человек, населения Рима, и семи миллиардов, населения Земли, если при этом я не подавала специфических сигналов, которые исходят от оборотней в пик активности, например, при перевоплощении? Вот и я не знаю! Допустим, за день они не успеют вычислить мое ПМЖ. Тому незнакомцу, что сразу вызвал подозрения, потребуется ночь, чтобы представить простую любезную официантку в роли убийцы, опытной и беспощадной Черной Рыси. Сегодня сбиваю след, завтра — ночую в другом месте. Пора бы заранее подумать, где и с кем провести ночь, да побезопаснее".

И начальник ищеек — а он, несомненно, был начальником, которому отзванивались все остальные поисковые собачки — не стал последним сюрпризом за тот день. Роберто поклонился последней семейке с малолетними детишками, закрыв за ней дверь ресторана и перевернув табличку на "Chiuso". Работники уже сменили униформу на повседневную одежду, а мне только и стоило, что повесить фартук на крючок.

— Завтра всем без исключения быть здесь в пять!— Роберто обвел шеренгу указательным пальцем.— Вы все! Без задержек где бы то ни было! В любой момент к нам может нагрянуть комиссия, поэтому без халатности, отнеситесь к работе серьезно, иначе попрощаетесь с ней! И я не шучу.

Роберто слушал, как мы наперебой сообщаем, что все поняли, и открыл дверь, придерживая ее.

— И не забудьте: завтра пятница, и к вечеру прибудет народ. Наденьте лучшие свои маски и излучайте великодушие. Если все пройдет удачно — повышу премию каждому в конце месяца.

Домой я заявилась около полуночи. По пути заскочила в единственный магазинчик в округе, открытый в позднее время суток, да и он был бы закрыт, но хозяйка, не расстающаяся с мятым чепчиком, нуждалась в деньгах даже больше моего. На чаевые, полученные от щедрого незнакомца, который хотел и планировал меня убить, я купила чипсы, страшно вредную подкормку для голодного желудка, и суп быстрого приготовления. Десятки также хватило на новый пакетик "Нескафе", бутылки молока взамен прокисшему в холодильнике и буханки свежего хлеба.

Всю дорогу от кафе до дома я оглядывалась по сторонам и мчалась, не думая об усталости, быстрее олимпийских бегунов. Огни фар скользили по мокрому от поливающих машин асфальту. Сердце билось в учащенном темпе, что не могло не сказаться на дыхании — оно начало сбиваться, а в школе, к своему стыду, я прогуливала уроки физкультуры.

Не для того я бежала в Рим, чтобы быть пойманной. В Европе, боже мой! В Европе! Надо было ехать в Африку. Точно! Какая же я глупая, надеялась, что скроюсь среди руин и заброшенных построек дохристианской эры. А могла бы сейчас угощать племя каннибалов шашлычком из собачатинки.

Ищейки бесшумные, как ночные хищники, небесные коршуны, вороны с иссиня-черными крыльями. Они незаметно подкрадываются сзади, укладывают тебя на лопатки, и поминай как звали. Затем охотники бесследно испаряются, и никто даже не знает об их существовании. Никто из тех, кого не предупреждали заранее, кого не учили быть осторожным и у кого не было повода прятаться.

Притормозив на площадке перед входной дверью, я набрала код и вошла в дом. Темнота перестала быть всего лишь мрачным, но спокойным уголком с почтовыми ящиками. Теперь это был монстр с акульей пастью, готовый ухватить любого, кто пересечет черту и пододвинется слишком близко. В любой момент из пасти могло вырваться ядовитое пламя, утягивающее в свои глубины беспечных новичков. Из-за бурной фантазии я превратилась в параноика, но основания были, еще какие! Я проскользнула к лестнице, стараясь не разбудить безмолвного Цербера, и поднялась на свой этаж.

Я закрыла дверь на засов, повернула ключ несколько раз, потом обошла шкафчик с вешалками для верхней одежды и навалилась на него, пододвинув к двери так, чтобы край выступал за наличники. Надежда на преимущество во времени придала спокойствия. Да, я попала по-крупному, но, авось, пронесет. Ох уж эти корни, ох уж это "авось"...

Глава 3

"Ах, чтоб тебя",— взвизгнула я от звонкого дребезжания батареи, от раскатистого, подобного колоколу, грома, проносящегося вниз по трубам. Трубы, трубы... Соседи часто жаловались на странный грохот, что доносится по утрам. Как я забыла об Альфредо? Перекатившись на кровати к ее краю, я сползла на пол, еле дотянулась рукой до длинной палки, которой задергивала болотного цвета шторы, и постучала по железу. Шум спал. С закрытыми глазами я вскарабкалась обратно в кровать и стала мысленно рисовать круги, но сон, как пугливая пташка, забился в клетке и выпорхнул в проем. Вскоре мне все же удалось поймать непослушного Оле Лукойе за зонт и проспать до намеченного времени.

Протерев рукавом глаза, я достала телефон с тумбочки, выключила музыку и обнаружила, что пропустила несколько звонков от Джемы и один от Диего, коллеги из кафе. С подругой все было понятно, наверняка хотела вытащить меня по магазинам, да не тут-то было! Я отправила ей сообщение, что работаю сегодня. А вот номер Диего набрала. Итальянский мачо, каким его считали почти все официантки не только "Di Rienzo", но и всех ресторанчиков на площади перед Пантеоном, звонил нечасто. Насколько я знала, у себя в университете он также был звездой, но вот парадокс — оба раза, что он предлагал мне встречаться, я отказывалась, хоть и находила его довольно милым. Джема часто обзывалась на тот счет, что меня не интересовало большинство парней: на ее памяти я не ходила на свидания.

— Привет,— заспанным голосом протянула я, когда гудки прекратились. Диего взял трубку,— ты звонил?

— Ciao, Anna! Mi dispiace di averti svegliato (с ит. Привет, Анна! Прости, что разбудил тебя),— говорил он быстро, будто опаздывал на трансляцию матча.— Я хотел напомнить, что в пять мы собираемся в "DR" при полном параде. Только, дорогая, будь вовремя. Я запарился оправдываться вместо тебя перед Роберто.

— Ладно, я постараюсь изо всех сил,— ответила я, подавляя зевок.

— Хорошо. Тогда, наверное, тебе уже следует собираться?

Я взглянула на часы. Ровно два после полудня. "Он издевается? За три часа я... да, Диего прав, я не успею, если сейчас же не побегу в ванную комнату!"

— Что там намечается?— спросила я, прижимая телефон плечом к уху, и одновременно включила воду, чтобы почистить зубы.

— Понятия не имею. Какие-то друзья Роберто, как я понял, хотят пожрать на халяву, а мы прислуживаем на задних лапках. Но что поделать? Такова наша участь. Я вот думаю, не прихватить ли кислоты на всякий пожарный?

Я чуть не подавилась зубной пастой. Было дело, что Диего подмешал снотворного одному нашему клиенту. К счастью, тот списал внезапный приступ сна на сердечную недостаточность.

— Чего? Какой еще кислоты? Слушай, химик, ты с катушек слетаешь. Давай без фокусов.

Диего засмеялся в трубку.

— Шучу я, не ясно? Но видела бы ты этих типов, и не такое прихватила. Толстые, потные и с сальными волосами. Когда они приходят, наш "DR" превращается в кабак. И берегись — они любят приставать к официанткам.

— Вот блин.

— Ага. Так что надевай брюки. И не забудь эту штуковину на голову.

Дополнением образа французской горничной были также манжеты и повязки на шею. У меня сложилось мнение, что у Роберто пунктик по поводу внешнего вида официанток: идеи он явно подцепил из фильмов "+18", а затем отоварился для всего состава. Парням повезло больше — с них хватило черного передника, который не выделялся на фоне повседневной одежды, а по праздникам они надевали накрахмаленные рубашки.

— Спасибо, Ди, так и сделаю. Alle cinque? (с ит. В пять?).

— Vero. Ciao!

Свободные три часа я провела с пользой. Приготовила бутерброд из вчерашнего хлеба и масла, впопыхах сварила кофе и высыпала полбанки на стол, случайно задев ее локтем. Не ощутив вкуса еды, я проглотила завтрак и вернулась в ванную. На полке под круглым навесным зеркалом в белой рамке стояла коробочка с цветными линзами. Смесь желтого и голубого давала зеленый, натуральный оттенок глаз, и только поэтому я надевала линзы, имея стопроцентное зрение. Накрасившись, я щипцами завила волосы, чтобы не выглядеть совсем уж дурой с повязкой на голове. Последний раз бросила на себя взгляд в зеркало. Результат вышел неплохой, даже, можно сказать, на редкость хороший. "Порадую старых извращенцев у Роберто".

Униформу надела сразу: манжеты, передник на черную водолазку под горло, и, как советовал Диего, узкие прямые брюки из переливающегося атласа. Все это чудо спрятала под палевым приталенным плащом до колен. Времени было достаточно, чтобы доехать автобусом. Я отодвинула шкаф, защищавший мою обитель ночью, прикрыла дверь и сбежала по ступенькам, пересекая подъезд и выходя из дома.

Погода выдалась омерзительная: дождь крупными каплями колотил по дороге, а солнце скрылось за тоннами серого волокна, называемого тучами. Я вытащила из сумочки с пометкой "LV" складной зонтик, раскрыла его и направилась к переходу. Да-да, сумочка — подделка, но сделана настолько качественно, что от оригинала отличалась разве что ценой.

Душный транспорт подоспел через четверть часа, не дав мне промокнуть под водопадом до нитки. Я с облегчением забралась в автобус и, присев на крайнее сидение у окна, принялась сушиться. Капли стекали с подола плаща, образовав подо мной лужу, отчего стало неловко перед другими пассажирами, мало ли, подумали б чего.

С горем пополам добралась до "Di Rienzo". Зонтик выгибался под порывом ветра, и я волновалась, как бы дождь не размазал по лицу тщательно наложенный макияж. И, конечно же, закон подлости был в силе: как только я приблизилась к площади и вышла к Пантеону, тучи расступились, пропуская слабые лучи светила, и стихия мало-помалу угомонилась. Из укрытий высыпали туристы, и площадь моментально заполнилась бездельниками-гуляками, фотогеничными китайцами и прочими любителями побродить по улицам Рима после дождя.

Роберто стоял в проеме двери, придерживая ее полной рукой.

— Bellezza, Bellezza,— привычно начал он, растягивая "ц". Такое чувство, что он просто не помнил моего имени, поэтому и пользовался шаблонным обращением и ко мне, и к посетительницам с пухлыми кошельками.— Ты почти вовремя, проходи.

Я стряхнула воду с зонта и прошла прямиком в служебное помещение, где и оставила сумку и мокрый плащ, а зонт раскрытым на полу. На деле оказалось не все так плохо, как я предполагала. Косметика не растеклась, волосы от влажности еще больше закрутились в кудряшки. Я вернулась в главный зал. Роберто построил всех работников в шеренгу, как он делал каждый раз, играя в Майора Пейна с итальянскими корнями.

-... ведите себя непринужденно, будто знать не знаете об особых гостях, поняли?

Мы кивнули, и Роберто довольно похлопал себя по пузику.

— Так, теперь слушайте сюда. Киара,— девушка выступила вперед, когда босс назвал ее,— с первого по пятый твои. Вратарь, как там тебя,— парень-официант ростом под два метра получил эту кличку от Роберто по той же причине, что и я "Bellezza",— с шестого по десятый. Диего, давай-ка на улицу с пятнадцатого по двадцатый, а ты,— мужчина повернулся ко мне,— попеременно будешь то в зале на подхвате, то меняться с Милой на улице с десятого по пятнадцатый столиками. Свободны, открываем.

Диего в качестве любимчика Роберто отворил главную дверь в заведение и впустил первых клиентов, проводя их к свободному столику. Роберто отвел поварят на кухню, где продолжил отдавать команды, а мы, официанты, принялись за свою работу. Шенна, менеджер "Di Rienzo", приветствовала посетителей лучезарной лыбой, а пока я была свободна, поправила салфетки на столиках и смахнула в ладонь воображаемые куски пищи.

За час кафе приняло привычный вид одного из самых посещаемых на площади Ротонда. Своих клиентов я делила на несколько категорий. Первая: школьники и студенты, обычно без денег, поэтому не оставляли чаевых, а это значило, что перед ними можно было не лебезить и не торопиться, обслуживая в порядке очереди. Они редко жаловались, а точнее почти никогда не жаловались, и в еде разбирались так же хорошо, как я в винах — никак! Иногда я оплошала, путая соусы для рыбы и для мяса, но это не сказывалось на общем впечатлении от кафе.

Вторая категория: пенсионеры. Они в принципе не знали о таком понятии, как "благодарность за хорошее обслуживание", и вспоминали о нем, если знали, крайне нечасто, залюбовавшись вечерними огнями Пантеона. Половина таких клиентов вечно ворчали по поводу и без, вторая половина в целом меня устраивала и потому получала еду вовремя.

Третья категория: большие дружные семьи и состоявшиеся пары, которые были достаточно состоятельны, чтобы прибавить пару евро к счету, заказывали всегда много и вели себя подобающим образом.

Четвертая, моя любимая, основывалась на всех родах свиданий, начиная от романтических, заканчивая интимными. Разумеется, отношения посетителей не были моим делом, но обычно мужчины всеми силами пытались показаться щедрыми, заказывали для своих дам изысканные блюда и дорогие напитки, а потом требуемые традициями десять процентов отправлялись ко мне в сумочку в виде чека или наличных.

За этот вечер мне попались представители всех четырех категорий, и при этом я ни разу не вышла на веранду, занятая пятью столиками в самом "DR". Все было довольно спокойно, события текли в привычном русле, пока река не вышла из берегов.

Волнение пробежало по лицу Шенны, и она замерла с идеальной осанкой, растянув губы до ушей. Я выглянула в окно. У порога топталась тройка мужчин лет хороших так за сорок, все трое были далеко не спортсменами и любили пивасик. Как и сам Роберто, рост их еле натягивал до метра с кепкой, но это не мешало мужчинам своевольно проходиться вдоль веранды и осматривать кафе как свои владения. Ручка двери дернулась, и под бряканье звонка тройка вошла в зал.

Первым делом белобрысый отделился от друзей и вальяжно направился в сторону моих столиков. Я сделала вид, что убираю посуду, а сама следила за его действиями. Мужчина остановился у пары молодых людей за седьмым и наклонился к ним. Навострив уши, я разобрала обрывки фраз.

— И как вам здесь? Все ли устраивает? Хороша ли еда?

— Очень вкусно,— замявшись, ответила девушка. Парень ее тоже не до конца понимал, что за мужик решил испортить им вечер.

— Правда?— донимался белобрысый пухляк.— И обслуживание вас устраивает?

— Ну, да,— снова девушка посмотрела на него, как на клоуна.— Замечательное обслуживание, и весь ресторан замечательный.

— И у вас не найдется жалоб?

Этот малый начал бесить и меня. Еще немного, и я бы попросила его оставить клиентов в покое.

— Найдется одна жалоба,— вдруг произнес парень, прищурив на толстяка глаза.— Знаете, когда я приглашал сюда Мэри, никак не думал, что к нам будут лезть незнакомые синьоры с назойливыми вопросами.

— О, простите,— толстяк захрюкал, как будто бы только что очень удачно пошутил,— я, наверное, вас раздражаю своим любопытством,— когда парочка наплюнула на его извинения, он добавил,— приятного вечера.

Мужик повернулся в мою сторону и заметил, что я безотрывно смотрю на него. Противная ухмылка мелькнула среди нависших над губами щек, и он двинулся ко мне. Попала.

— Новенькая? Я тебя раньше не видел.

Я скромно кивнула, потупив взор, и продолжила встряхивание соринок.

— Красивая малышка,— пробасил мужик, как-то слишком похотливо осматривая меня. А ведь Ди предупреждал...— Сколько тебе лет?

— Я на работе, сэр,— по привычке брякнула я и поправилась,— синьор.

Такой же противный, как и улыбка, смех прорезал воздух.

— Для дядюшки Пабло у тебя будет время.

И с этими словами он звучно прошелся потной ладонью по моей заднице. Я подскочила от неожиданности, и из горла непроизвольно вырвалось хищное шипение. Белобрысого это только подначивало.

— Какая кошечка, р-р-р, сделай так еще разок!

Он занес руку для повторного хлопка, но мои условные рефлексы сработали быстрее. В мозгу зажглась красная мигалка "Тревога", и рука, не подчиняясь разуму, сжала кем-то оставленный стакан с водой и выплеснула жидкость прямо в пятак нахалу.

— О-о,— только и выдавил мужик, протирая глазки рукавом. По залу прокатилось грубое "На улицу", и Роберто показал мне указательным пальцем на дверь. "Вот черт! Теперь я останусь без гроша, это точно. Роберто меня уволит... Он не потерпит подобного обращения к... своим друзьям, да. Очень влиятельным особам".

Я поставила стакан на стол и выбежала на веранду. Мое место тут же заняла Мила, кинув на меня тревожный взгляд по дороге. Я не терплю хамов! Ненавижу их, и чихать хотела на их социальный статус и материальное положение. Не будь он знаком с моим боссом, его щеку бы украсили ровные кровавые колеи от моих когтей.

Выдохнув и подняв высоко голову, будто ничего не произошло, я приглядела столик номер шестнадцать, на котором осталась пустая тарелка, отодвинутая на край, но так и встала на полпути.

"Господи, опять он здесь! За тем же крайним столиком,— у меня началась паника, дрожь подкатила к горлу и комом застряла в нем, блокируя доступ кислороду.— Видел меня? Вроде бы, нет". Как и вчера, он отвернулся лицом к фонтану. Я быстренько сделала ноги, обогнув столики и поймав Диего за локоть.

— Слушай, давай махнемся, пожалуйста,— умоляюще просила я. Ди посмотрел на меня, как на умалишенную.

— Второй раз за два дня?

— Пожалуйста! Вопрос жизни и смерти!

Парень закатил карие глаза, прицыкнув языком.

— Что на этот раз?

— Э-э... произошел инцидент с другом Роберто, и я не хочу, чтобы он меня видел из окна,— на одной ноте проблеяла я, быстро собрав мысли в кучу. Ложь во спасение!

— Я же говорил тебе, Анна! Что ты с ним сделала?— Диего благополучно слопал наживку.

— Он распускал руки.

— И?

— Я вылила на него чью-то воду.

— О, нет,— протянул Диего, подталкивая меня в правую от входа сторону ко своим столикам,— вот же тебя угораздило. Давай, иди, я подменю.

Роберто смотрел на наши перестановки сквозь пальцы. Его главное кредо: "Делай работу хорошо, а остальное неважно". В этот раз хозяин "DR" был занят на кухне, а в перерывах развлекал тройку мужланов. И все шло отлично, я брала заказы и быстро их приносила, но голова забилась настырными мыслишками.

"Зачем он вернулся? Я обзавелась фанатичным маньяком? Что за глупости, он просто привык ужинать в нашем кафе. Или наведался сюда ради меня? Блин, блин, блин... Не ради меня, а за мной! Наверняка учуял подозрительные нотки моих духов, феромоны или какие-нибудь экзотические кошачьи флюиды, черт его знает, что еще!"

— Анна,— я чуть не выронила чайник из рук, когда Диего окликнул меня.— Можно тебя на секунду?

— Конечно,— я поставила чайник заказчику и вернулась к другу,— что?

— Тебя там один парень спрашивает.

Сердце ухнуло вниз.

— Что?— повторила я бездумно.

— Ну, Дарин, знаешь его?

Я помотала головой.

— Как так? Он постоянно тут ошивается. Ладно, спрашивал твое имя и давно ли ты работаешь.

— А ты что?— слова прозвучали слишком испуганно — Диего мог меня заподозрить в чувствах или чем-то еще, чего не было. Черт возьми, руки тряслись, как у старого деда.

— Ответил как есть. А что, не надо было? Ты это... извини, если я ляпнул чего лишнего. Не подумал, что у тебя будет такая реакция.

Диего сделал акцент на слове "такая".

— Да все супер, я в порядке. Просто в следующий раз... спроси сначала у меня, о`кей?

— Нет проблем,— парень равнодушно дернул головой,— я и сам не особо жалую роль свахи. Но ты ему приглянулась, это точно.

— С чего ты взял?— а голос все же дрожал, и я откашлялась.

— Он удивился, что не видел "девушки-с-кофе" сегодня. Не понял, если честно, к чему это. Поэтому можем махнуться столиками обратно.

— А как, говоришь, он часто сюда приходит?

— Всю осень в конце каждой недели приходил. Потом долго пропадал, и вот, в марте, вернулся. Прикольный чувак, кстати, лично знаком с Роберто. Да ты не бойся, ишь какая испуганная! Как говорят официантки, он порядочный, по крайней мере, еще никто не жаловался, заискивающе подмигнул Диего, поддернув мой подбородок.— Пойдешь?

— Пойду,— ответила я, забрав поднос из его рук.

Глупая экстремалка, не хватало приключений? Неискушенная мужским вниманием, клюнула на... ищейку. Осталась с таким же глупым планом: прикидываться обычной, невинной студенткой перед опытным ловцом. С другой стороны, что еще я могла сделать, не вызывая подозрений? Уж точно не бежать из окруженного города.

Виляя между столиков и стараясь не зацепиться за угол, я приблизилась к нему со стороны, пока он меня не заметил сам. Все та же своевольная поза заставила меня секунду колебаться. В отличие от него я не держала ситуацию под контролем и была уязвима в чужом городе. По-хорошему, мне бы взять билеты на поезд и отсидеться на берегу моря пару месяцев. Но вместо этого я выдохнула и сделала шаг вперед. В конце концов, теперь на меня было легко составить фоторобот и отправиться по следам.

— Ciao,— выдавила я, растянув губы в улыбке. Позже она стала появляться сама собой.— И мне снова не обязательно приносить меню, да?

Дарин, так его звали, обернулся на мой голос, взгляд медленно прошелся вдоль тела, обдавая привычным, ставшим привычным, холодом. Странное приветствие, если честно, но я начинала привыкать к ледяному волнению, исчезающему через мгновение. Уголок рта его приподнялся — не зря говорят, что мужчины любят глазами. Будь вместо строгих брюк юбка, я выглядела бы вызывающе, но его и такое зрелище, как видно, порадовало.

— Eccoti, la ragazza con il cafe! (с ит. А вот и Вы, Девушка-с-кофе!) — обрадовался он, освобождая стул напротив, при этом смешно говоря на итальянском. Смешно, но правильно,— составите мне компанию?

— Я на работе,— который раз напомнила я. Судя по лицу, он не принимал возражений, поэтому я присела на краешек стула.— И к чему такие церемонии? Вы же узнали мое имя.

— Как и говорил,— он пожал плечами, будто подобные поступки входили в его привычку. Кстати, так оно и было.— Но я бы, конечно, хотел дождаться вашего ответа.

— Может, для начала перейдем на "ты"?— "выканье" всегда вносило смуту, и я начинала зазнаваться, словно какая-нибудь герцогиня или бабушка с десятком внуков.

— Я только "за",— ответил он, протягивая мне руку,— Дарин.

— Анна.

Я пожала его руку, на удивление теплую, что совсем не соотносилось с его глазами, пронизывающими холодом. Уверенное, твердое рукопожатие. Но Дарин не торопился выпускать мою кисть, поднеся ее к губам. "О Боже",— я почувствовала, как кровь приливает к щекам, делая их в тон помаде. Нет, ему не триста, ему миллиард лет!

— Этого не стоило...— я запнулась, поймав укоризненный взгляд. Дарин не торопился оправдываться, но все же внес ясность:

— Анна, Анна, того требуют хорошие манеры. Но я смотрю, ты не привыкла к подобному обращению.

— Послушайте... Э-э, послушай, привыкла я или нет, не имеет значения, я всего лишь живу в двадцать первом веке.

Дарин усмехнулся, опустив мою руку.

— Как скажешь, я постараюсь быть менее старомодным.

Отлично, я не умела поддерживать беседу. Пауза затянулась, и ни один из нас не проронил ни слова, только Дарин продолжал сканировать меня, отчего возникла еще и неловкость. Какая я, должно быть, скучная и замкнутая собеседница.

— У вас сегодня аншлаг,— он первым нарушил молчание, вдруг перейдя на английский и не расставаясь с обаятельной улыбкой,— что-то грандиозное?

— Не то слово,— фыркнула я, припоминая происшествие в зале.— Какие-то друзья Роберто, из комиссии, решили навести нам визит. Ходят по кафе, как павлины, распугивают клиентов...

— И официанток,— догадался он и понимающе кивнул. Я уставилась на Дарина в неверии. "Вот опять, откуда он это взял?"

— В общем-то, да. Среди них был один белобрысый доходяга,— мне снова будто язык развязали, когда речь зашла о вещах, о которых следовало молчать,— и я плеснула в него из стаканчика.

— Да ладно?— удивился Дарин. Хм, никогда бы не подумала, что глупый лепет сможет вызвать в нем интерес.— В Пабло?

— Я не знаю, как его зовут. Но на вид он предерзкий!

— Анна, этому человеку принадлежит четверть кафе. А официантки тащатся, когда он к ним лезет. Я ведь не в первый раз здесь ужинаю. К тому же они не из комиссии, они акционеры, инвесторы, и имеют право на частичное вмешательство.

— Нда,— скривилась я,— тогда неудивительно, что до меня никто не давал ему отпор.

— Смелость похвальна,— заметил Дарин, с трудом сдерживая смех,— но опасна в твоем положении. И как же сильно ты его обмо... оскорбила?

— Не так уж и сильно. Ему повезло, что мне под руку попалась вода, а не соус, к тому же я действовала на рефлексах, на-ка,— я взяла воображаемый стакан и продемонстрировала наглядно. Это маленькое шоу заставило нас обоих рассмеяться. Меня, от осознания значимости своей проблемы. Его, наверное, от ее смехотворности и мелочности. На тот момент меня и вправду заботило, вышибет ли меня Роберто или оставит позориться всю оставшуюся часть карьеры.

— Молодец,— похвалил Дарин, отсмеявшись,— нет, правда. Я как раз думал, что надо бы с ним разобраться, если не отстанет от девушек. Но опять же, до тебя всем нравилось.

— Черт возьми, Дарин,— трос между мирами дернул обратно в реальность,— меня же теперь уволят!

Совсем забыв, кому решила довериться, я поставила локти на стол и обхватила голову руками.

— Не уволят.

Я подняла на него глаза, удивившись той уверенности, с которой он говорил.

— Откуда тебе знать?

— Роберто не расшвыривается работниками направо и налево. Ценными работниками. Но это при одном условии...

— Каком?— не вытерпела я.

— Надеюсь, что ты не рассказывала им про латте.

Одной этой фразой Дарин моментально разрядил обстановку. Все-таки я была до ужаса безбашенной. Сидела напротив ищейки, улыбалась во все тридцать два, и наотрез отказывалась верить своим ушам. Каким образом этот молодой человек, как любила выражаться мама, без стеснений заигрывающий со мной, мог оказаться убийцей? Наверняка Шерлок Холмс из меня такой же, как балерина. Но я не торопилась ссылаться на старческую глухоту: чем-чем, а слухом я гордилась.

— О, нет, что ты? Мне хватило одного раза.

— Иногда и одного раза достаточно, чтобы пожалеть.

Несмотря на шутливую форму, слова подействовали на меня как вытрезвитель. Наверное, я переменилась в лице, потому что Дарин вдруг нахмурился, вглядываясь мне в глаза.

— Что?— переспросила я хрипло, после чего прочистила горло в кулак.

— Я имею в виду, что с понравившейся девушкой бываю навязчив, но только дай понять — сразу отстану. А ты что подумала?

— А-а, ну... это...

Ничего вразумительного на ум не приходило. Я впала в ступор.

— Что я маньяк какой-нибудь?— Дарин приподнял брови; улыбка его ослабла в то время, как моя вовсе превратилась в прямую линию плотно сжатых губ. Вчерашний разговор вновь всплыл в памяти.

Он угадал, но вслух я промычала: "Неа",— сердце застряло где-то в печенках.

— Брось, Анна, я просто неудачно пошутил. Скажу тебе честно,— Дарин наклонился ближе, пока я испуганно смотрела на него,— в знакомствах я полный профан. Серьезно! Как сморожу глупость, выгляжу совершеннейшим идиотом. Забудь, ладно? Давай начнем сначала. Я Дарин.

— Нет-нет, все в порядке. Я даже не знаю, что на меня нашло.

Да конечно, не знала. Все я знала! Это была не шутка, а скрытое предупреждение. Выросши на детективах, я научилась распознавать такие шифры.

Рингтон отвлек Дарина от умасливания моего бедного девичьего тщеславия, и он потянулся к карману пальто. Неплохие у него были часы, чуть ли не Rolex, но я в них не разбираюсь.

— Извини, я должен ответить. Ты не против?

Я покачала головой, ведь уже догадалась, кто ему звонил. В подтверждение этому Дарин поприветствовал собеседника.

— Да, Эдгар?

Мужчина на том конце заголосил:

"Дэр, мы знаем, где она! Головой отвечаю, это точно Рысь, сомнений просто быть не может, Стив уточнил по..."

— Подожди, Эд,— прервал его Дарин, прислонив руку к телефону, но я все равно заметила, что до конца он динамик не закрыл, обратившись ко мне.— Анна, прости, я буквально на минуту. Звонит мой коллега по работе, он на переговорах с представительством немецкой компании. У этих чопорных немцев снова возникли сомнения насчет некоторых пунктов договора.

— Конечно.

"Ты не один?"— не унимался Эдгар и понизил голос так, что даже мой слух перестал улавливать слова. Человек бы никогда не услышал и той малой доли правды, которая открылась мне. Дарин поднялся из-за стола и отошел на пару метров к ограждению с висящими на нем горшками красных бегоний.

— Вполне возможно, что вы нашли ее,— я продолжала подслушивать, разглядывая крошки от пирожного,— но не предпринимай ничего, понял? Скинь мне адрес, и я буду там и сам разберусь Рысь это или... Нет, Эдгар,— Дарин стал жесток,— я сказал нет, значит, нет! Не смей и пальцем ее трогать, пока не будешь уверен в ее... Скрывать? Сомневаюсь, что после тебя наши зверушки что-то скрывают... Хорошо, выведи ее на чистую воду любым способом, но ошибка будет на твоей совести... Гм, Эд, моей совести ничто не страшно, поверь... Тогда договорились. Ты все понял?... До встречи, меня ждет девушка, поэтому все приготовления бери на себя.

Дарин отключился. Маленький человечек с молоточком в голове хорошенько пристукнул нервные окончания. Если до этого телефонного разговора я была не до конца уверена, что Дарин — ищейка, то больше сомнений не оставалось. Я вскочила с места и на немой вопрос бросила, пронесшись мимо:

— Я пойду, пожалуй. Клиенты заждались.

Он успел остановить меня за руку и тут же одернул ее, вспомнив о своих "джентльменских манерах".

— Так скоро? Может, уделишь мне еще минутку?

— Точно не могу. Давай позже, о`кей?

— И снова я выпущу тебя из виду,— пожаловался Дарин, но позволил мне уйти.

"Соберись, дурочка, соберись! Нашла время крутить шашни с малознакомыми и крайне опасными мужчинами, хоть и, не буду кривить душой, привлекательными даже для таких приверед, как ты".

Я вернулась из левой части кафе в правую и сразу налетела на Диего.

— Ди, давай назад меняться.

— Что опять? Не понравился Дарин?— сказал парень с интонацией, с которой обычно произносят "Чува-ак" ("Aw, Man!"— на амер. сленге) в ситуации, выходящей из ряда вон. Хотя его несколько ревнивый тон подменила скрытая радость.

— Да нет, очень милый, мы поболтали,— друг не понимал, в чем же тогда проблема.— Так мы поменяемся?

— Ну, если ты хочешь,— итальянец выдернул лист из своего блокнота и передал его мне. Я сделала то же самое, хотя за все это время взяла только два заказа и так и не донесла их до кухни.— Принеси салат на двадцатый и остерегайся девицы с парео на плечах.

— Спасибо, Ди, я у тебя в долгу.

— Не стоит,— отмахнулся парень,— мне несложно.

Не успела я оглянуться, как на Рим опустилась тьма, прожигаемая огоньками фонарей и мелких лампочек. Я старательно избегала Пабло и его дружков, включая Роберто, разносила еду быстро и без лишнего шума. В конце рабочего дня, когда зал опустел и последние посетители расплачивались за ужин, шеф-повар по традиции построил нас в линию. Нутро тревожно сжалось: я предвидела близкое увольнение, и страх за будущее накатывал как волна. Роберто осмотрел шеренгу, и взгляд его всегда веселых черных глаз остановился на мне.

— Вы меня уволите?— вырвалось настолько быстро, что только после я поняла, кому принадлежал тонкий, жалобный голосок.

Роберто скрестил руки на груди, подойдя ближе, чтобы лучше меня рассмотреть.

— Нет,— наконец ответил он,— не сегодня. Bella donna, ты зацепила Пабло, и работаешь хорошо. Но предупреждаю: повторишь свою выходку — вылетишь беспрекословно.

— Я поняла,— выдавила я виновато,— спасибо.

Роберто поверил мне на слово и широким шагом вернулся к остальным работникам. "Неужели обошлось? Какое облегчение!"

— Tutto per oggi (Все на сегодня). Вы молодцы, постарались. И за день на вас не поступило ни одной жалобы. Встретимся завтра с теми, у кого субботняя смена. Buonanotte.

Бассо подошел к двери и ждал, пока мы выйдем, закрыв ее за Диего.

Предварительно выклянчив у Бассо премиальные, я уже составила план побега: нечего больше тянуть. Для начала длинной дорогой добираюсь до любого сносного отеля, заказываю оттуда такси, еду к вокзалу Термини, снимаю деньги в банкомате и сажусь на первый же поезд, хоть до Вены, хоть до Мадрида. Укутавшись в пальто и опустив голову, я семенила по площади, стараясь держаться освещенных участков земли.

— Анна!— Дарин нагнал меня на повороте. Его длинное черное пальто, застегнутое на все пуговицы, даже не колыхалось за спиной, когда он шел.— Снова сбегаешь?

— Не думала, что ты здесь,— сказала я, останавливаясь.

— Жаль, уже поздно. Я хотел больше пообщаться с тобой.

В свете фонарей синие глаза Дарина приобрели сапфировый блеск. Опасный, манящий блеск.

— Поздно,— подтвердила я и вполне серьезно предложила,— приходи завтра в "Ди-Эр". Хотя в субботу и не моя смена.

И вряд ли бы мы когда-либо встретились снова, если бы я села той ночью в такси.

— С удовольствием,— просиял он,— тогда, может, променяем "Di Rienzo" на приличный ресторан?

Я начинала паниковать, снова, в присутствии Дарина. Редко соглашалась на свидания — а тут еще и особый экземпляр попался — я так близка была к тому, чтобы ударить лицом в грязь! Я не знала как себя вести с ним. Невозмутимость должна была заверить Дарина в том, что я только и делаю, что расхаживаю по ресторанам с самыми разными мужчинами. Но затем я вспомнила о своем плане, и он придал энергии.

— Я не против. Давай встретимся у Пантеона.

— Когда тебе удобно?

— В пять, думаю, успею.

— Оставишь свой номер?— попросил Дарин, доставая мобильный. Плохо различимые черты лица разгладились, когда я продиктовала ему телефон.

— Тогда до завтра.

— Спокойной ночи,— улыбнулся он зеркально на мою улыбку.— Погоди, на улице темно, тебя не подвести? Моя машина недалеко.

Я обернулась, не успев далеко отойти. Довести Дарина до дома, чтобы он знал, где я живу? Не хватало только поманить ключами и пригласить на чай его друзей-ищеек. Безумие даже для меня.

— Спасибо, не стоит. Я поймаю такси.

— В такое время?

— Все в порядке, Дарин. Не привыкать.

— Ладно,— кивнул он,— тебе виднее. Но я предложил.

Я рассмеялась напоследок.

— Спасибо еще раз. У Пантеона.

— В пять,— подмигнул он и направился в противоположную сторону. Я убедилась, что он завернул за угол, и перебежала улицу, вытянув руку с поднятым большим пальцем. Не было времени заплетать следы длинной дорогой, плутая по переулкам и разыскивая второсортный отель. Попытки тщетны: улицы смолкли. Я ускорила шаг, не опуская руки, и ноги сами принесли меня по знакомой дороге до дома, где я снимала свою самую первую однокомнатную квартиру.

Ищейки могли отслеживать меня от самого Пантеона, я не исключала этот вариант, но из двух зол выбирают меньшее: раз уж я в любом случае нахожусь в опасности, хотя бы отведу подальше от нынешнего дома. В случае если выживу, при мне останется надежное укрытие, запасной аэродром.

Дом терялся среди однотипных низеньких зданий, и я до сих пор помнила код от замка на входной двери. В подъезде я планировала безбоязненно достать мобильный и вызвать-таки такси. На крайний случай, оставалась надежда на бывшего соседа, который не раз звал меня к себе в одинокие субботние вечера на просмотр романтических комедий.

Вдоль серых стен к нужному входу лежала туманная дорожка. Отблеск фонаря расплывался на ней, создавая поля для танцев теней. Достигнув подъезда, я замерла. Незваный гость шевельнулся, поднял голову и встал на ноги. Он преградил мне путь. Губы исказила дерзкая, враждебная усмешка. Ищейка узнал меня.

Глава 4

Будто в подтверждение и без того нарастающего чувства страха, последний фонарь около подъезда дрогнул, и моя тень покачнулась на асфальте, сливаясь в единое темное пятно. Недолго думая, я отступила назад, попятилась, не выпуская гостя из виду. Все-таки выследили, гады, не удалось запутать след. Ухмылка его стала оскалообразной. Он, похоже, не торопился нападать на меня, хотел развлечься напоследок, пес блохастый.

Тогда я кинулась вниз по улице, но так и замерла, когда из-за угла высунулись еще двое преследователей. Говорят, под действием стрессовой ситуации в кровь выделяется столько адреналина, что человек способен свернуть горы и сам этого не заметить. Что очередной раз подтверждало: правила на меня не распространяются. Ведь я идеальная железная леди, не только внутри, но и снаружи. Не отрывая взгляда от мужчин, что размеренно приближались ко мне, я пыталась заставить ноги двигаться. Я влипла. Я так влипла, что в глубине души знала: куда бы ни приехала, они бы все равно меня нашли, двинулись в любую часть света и даже под маской человека ищейки считали бы на мне метку, оставленную годами жизни в крупном городе за океаном.

— Наконец-то,— пробасил мерзкий тип справа. Он был выше своего напарника и, как видно, наглее. "Одним убийством дело не станется",— прочла я на его зрелом лице, какое бывает у людей, что пережили много и теперь их внешность опережает настоящий возраст.

— Долго же мы за тобой бегали,— вторил другой, подкинув своих пять центов в общую кучу.

Заморозка прошла, и я резко развернулась в сторону подъезда, прибавляя шагу. Впереди на тротуаре уже поджидал первый ищейка, постукивая остроконечным ботинком по бордюру. Для эффектности картины он развел руки и приглашал меня в свои стальные объятия.

В такие моменты чувства и эмоции отключались полностью, и за руль садился холодный расчет и точные представления о противнике. Дернувшись в сторону, я перебежала дорогу. Как назло она пустовала, будто все водители пересели на подземные поезда, а с обоих концов улицу перекрыли шлагбаумы. Вероятно, так оно и было.

"Что я имею? Тише, без паники. Трех рослых мужиков, которые одним пальцем уложат меня на лопатки, пока я в облике слабой двадцатилетней девочки. Один из них довольно неуклюж и прихрамывает на правую ногу, следовательно, его слабые места — колени и левое бедро. Второй слишком высок по сравнению со всеми остальными, поэтому вряд ли он возьмется меня допрашивать, а предпочтет остаться на страже, — по каменной морде я бы предположила, что он не блистал умом, а потому был доверчивым, опираясь на шаблоны и действиями, и мыслями. Третий, тот, что ждал меня под дверью, был самым опасный из трио, а потому именно его и приходилось держаться подальше.— И последнее, девочка, не забывай слова своей матери, которая подарила тебе этот переломный момент, не вовремя раскрыв рот".

Всего размышления заняли пару секунд, пока я перебегала дорогу и собиралась двинуться на этот раз вверх к перекрестку, но ищейка оказался проворнее. Он был наготове, перекрыв путь к отступлению. Обернувшись, я вздрогнула, встретившись вплотную с язвительно-злым взглядом твердолоба.

— Ну-ка, стой!— мужик выбросил вперед короткую ручонку, направив ее прямо мне в грудь. Не ожидала я такого выпада, но быстро сориентировалась и отпрыгнула к стене. Картонные лица, скопированные явно с одной обертки, надвигались с трех сторон; ищейки так ловко загнали меня в угол, прижали спиной к стене, так быстро даже для человека с хваленой реакцией, что не оставляли сомнений — это их далеко не первый захват.

— Что вам надо?— выдавила я с напускной уверенностью, как в тот момент, когда соглашалась на свидание с Дарином.

— Ты, кошечка,— пропел главарь, подходя ближе

— Отойди от меня!— вскрикнула я, не замечая за собой дерзости. "Без того проблем мало, так решила вызвать в нем гнев. Умничка, Анна, так держать!"

— Ох, какая. С характером, мне это нравится,— несвежее дыхание выбивало кислород. Мужик навис надо мной, как грозовая туча. А где же король вечеринки? Когда прибудет на празднество в своем лимузине, или вертолете с мигалками?

— Отойди,— повторила я, и в слова вторгся горловое рычание, непроизвольно, и лучше бы оно застряло на полпути, не вырываясь наружу.

— А не то что?— поддел он. Перед глазами проплыла его широкая ладонь, готовая накрыть мое лицо. Это еще что за ухищрения? Ловким движением я перехватила его руку, вывернув ее в плече и блокировав за спиной. В таком положении я с размаху врезала противнику ногой в живот так, что он шумно выдохнул. К сожалению, на этом мой черный пояс и завязался.

Осыпав меня трехэтажным итальянским матом, помощники тут же отпихнули меня назад к стене.

— Совсем сдурела?— ревел Хромой, с силой дернув меня за волосы.— Тебе показать, каково это?

В ту же секунду он занес кулак и, если бы не мой хиленький пресс, наверняка выбил бы все внутренности. От боли потемнело в глазах, или поплыло, я не особо разбиралась в эпитетах, пытаясь сделать глоток воздуха.

— Чего ждешь, крыса? Повторить? Обращайся давай!

Очередной удар пришелся по ребрам. "Скотина",— выплюнула я из последних сил, боясь, что кровь выплеснется изо рта. Обратиться? Да я бы с радостью обратилась и вспорола им животы, вывернула внутренности одним махом когтей! Свернула бы шеи одним лишь рваным укусом, выдернула позвоночник челюстями! Но я не могла обратиться. На это способны только зрелые оборотни, а я всего лишь его подобие, воющее на луну и безвольно перекидывающееся в полнолуние.

— Обращайся, кому говорю!— грубый пинок сопроводил его ругательства, и вскоре я с трудом поняла, что к Хромому присоединился Главарь.

Впившись зубами в нижнюю губу, я молилась всем известным богам, чтобы до извергов с крошечным, размером с грецкий орех, мозгом, дошло: они спутали меня с той, кто им нужен. Я не убийца, я не Черная Рысь, я не опасна даже для мухи на заплесневелом кусочке сыра в холодильнике. Но, конечно же, вероятность их ошибки равнялась нулю, и они это знали. Сознание не торопилось меня покидать, давая великолепную возможность наслаждаться насилием.

— Какая упорная,— насмехался Хромой и вдруг перестал меня бить. Я приоткрыла глаза: ищейки обменялись согласием, и Главарь обернулся ко второму своему другану, который все это время оставался в стороне, не собравшись с духом поднять на меня руку.

— Доставай артрагилит. Перейдем к крайним мерам.

"Крайним мерам? Я не ослышалась?" Головоломка складывалась, но как-то неправильно. "Дарин им приказал не убивать меня, верно? Делать все, чтобы я раскрылась и показала природные коготки. Нет, представления не будет",— хотя вряд ли я успела бы справиться с тремя здоровенными мужланами прежде, чем они ввели этот "артрагилит" мне в кровь. Впрочем, меня даже не интересовало это выдуманное лекарство.

— Э-э... чуваки... она не очень-то похожа на...— промямлил третий, с сомнением осматривая девушку, стоящую коленями на тротуаре с разбитыми в кровь ладонями. Да и я уверена, что выглядела ничтожно.

— Похожа!— прервал его Хромой.— Доставай!

Верзила не смог отказать и полез в карман. Соображала я туго, но и в таком жалком состоянии заметила, как сверкнула в слабом свете фонаря тонкая игла. "Вот черт!"

— И все же, может, стоит дождаться...

— Нет!— взвился Хромой, вдруг заняв пост главаря шайки.— Вливай немедленно, иначе эта дура никогда не обратится.

Он напоследок ткнул в меня ботинком и отошел в сторону. Верзила неуверенно подошел и присел на корточки. Волосы упали на мое лицо, но я отлично видела, как дрожали его руки. Что было в шприце? Вирус Гипатита-С, шифрующийся под "артрагилит"? Я не сильна в терминологии. Решив, что во мне сил недостаточно для ответа, Верзила поднес иглу к шее, и жидкость стала потихоньку подниматься вверх под действием вакуума.

Была не была! Я вскинула руку, полоснув его острыми лезвиями ногтей. Длинная полоса протянулась вдоль массивной шеи Верзилы и налилась красным. Он выронил шприц, и тот покатился к канализационному люку.

Дорогу осветили фары приближающегося автомобиля. На подгибающихся ногах я кое-как поднялась, пока ищейки суматошно решали, как меня ловить, и бросилась на капот. Водитель ударил по тормозам. Ситуация до смехотворного напоминала американский фильм. Я протянула было руку, чтобы открыть дверь, но кто-то дернул меня за плечо, повалив на землю. Хлопнула водительская дверца. Поздновато боги получили весточку, но лучше поздно, чем никогда...

— Вы здесь что, совсем охренели?

Рука мгновенно отпустила меня. Отзвук знакомого голоса холодком пробежал по измученному телу. Дарин. Мой бесславный финал.

— Дэр, мы ее нашли.

Перед глазами так и встала широкая самодовольная харя Главаря.

— Кретины, это не она!

Я приподняла голову, забившись у колеса машины. Казалось, мощные волны ярости затапливали весь Рим, погружая его на ненавистное дно. Радостная рожа троих напарников вдруг приобрела сконфуженное выражение.

— Да как же не она?— не понял Хромой.— Все сходится, Дэр. Или ты не чуешь?

— Что чую, Эдгар? Какие же вы тупоголовые: не можете даже Рыси от кошки отличить!

— Точно Рысь, Дэр! След вел прямо к....

— Хватит, олухи!— заткнул ищеек Дарин, сцепив руки за спиной так сильно, будто душил льва.— Вам кого велено искать? Северянку! А от нее,— не оборачиваясь, он кивнул головой в мою сторону,— за километр веет... западом с какой-то тухлой примесью!

— Э-э, похоже, Дэр прав,— вставил Верзила, прижимая к раненной шее воротник куртки,— я еще по дороге подумал, что она не та...

— Ты-то подумал?— передразнил Главарь.— Ниче ты не подумал, а подумал — так сказал бы!

— Я говорил!

— Хватит!— снова Дарин вернул себе трон.— Какие дебилы, я же велел не прикасаться к ней!

— Вообще-то,— попытался возразить Эдгар, он же Хромой, но Дарин поднял руку, мол, еще не закончил.

— Вы не лучше шавок из Южного, готовы резать всех подряд без разбора. Надеюсь, не вводили ей...?

— Не успели.

— Хорошо. Хотя что там хорошего? Кретины, как вас только на работу взяли? Идите и ищите настоящую Рысь!

— Поняли, сэр,— ответил за всех Главарь. Три взрослых мужика, двум из которых было прилично за тридцать, совсем недавно использовавшие меня вместо боксерской груши, сейчас напоминали провинившихся школьников.

— Ладно,— Дарин понизил голос, потирая переносицу,— все вон.

Мужчины обменялись непонимающими взглядами и снова воззрились на босса. Ни мигалок, ни вертолета, ни лимузина я не увидела, но Дарин чем-то до смерти запугивал здоровых лбов, и мне до смерти хотелось узнать, чем именно.

— Вы не поняли? Я сказал, вон! Убирайтесь! И не смейте больше... Черт, не знаю, что вам еще говорить. Просто испаритесь,— когда те послушно закивали и направились прочь, он прибавил,— а с тобой, Эд, у меня будет разговор.

Эдгар молчал. Похоже, что эти двое за время совместной "работы" научились разговаривать без слов.

— Как скажешь, Дэр,— наконец произнес он.— Простите.

Я так и не поняла, к кому из нас относились извинения, потому что Эдгар на секунду посмотрел на меня и отправился догонять остальных ищеек.

Дарин не шевелился, устремив взгляд синих глаз на серую стену римской постройки. Еще немного, и ее покрыла бы кромка льда. Я ничем не выдавала свое существование, затаившись в луже и вдыхая тошнотворный запах резины. Пошел дождь. Поначалу маленькими капельками изливая осадки на дорогу. Затем эти капельки переросли в крупные капли, почти градины. Вода стекала по моим волосам, теряясь под плащом.

Вдоволь настоявшись и промокнув под дождиком, Дарин словно вспомнил обо мне и удостоил своим вниманием. До меня с трудом доходило, что произошедшее нападение — не ночной кошмар, а не менее кошмарная реальность.

— Анна?

Противно было смотреть на него. Не знаю сама, почему так. Вроде бы Дарин и спас меня, но с другой стороны — его разговор в "Di Rienzo" перенес меня на асфальт. Тягучая боль разливалась в груди и животе, колени ныли от царапин. Я была унижена, морально изнасилована, познакомилась в лицо со своими преследователями и села задом на их крючок.

Дарин настойчиво повторил мое имя. Когда я не ответила, он присел рядом со мной, опуская полы пальто в грязь.

— Ты в порядке?

— А по мне не видно?— огрызнулась я.— В полном! Как там твои немцы с их договором, все уладил?

Мне хватило мужества издеваться. Ай да я, ай да молодец!

— Что они делали?

— Ничего.

— Энн?— Дарин наклонился ко мне.

— Анна,— машинально поправила я. Терпеть не могу, когда коверкают имя на разные лады и языки.

— Покажи свои руки,— попросил он с напором.

— Нет.

— Анна, покажи свои руки.

— Да что ж ты прицепился, как банный лист? Оставь меня, Дарин! Оставьте все меня в покое, черт тебя подери!

По щекам, сливаясь с каплями дождя, потекли слезы, но высыхали, не достигнув подбородка.

— Анна, успокойся. Мне незачем тебе вредить сразу после того, как не дал убить.

— Тоже мне спаситель! Сам организовал, а потом...

Я нервно всхлипнула, не закончив предложение.

— Нет, я не организовывал... То есть, да, но тебя вообще не должно здесь быть. Это сложно, Анна, давай я помогу тебе дойти, а завтра все обсудим.

— Погоди-ка, завтра? Неужели ты думаешь, что после этого я захочу с тобой снова увидеться?

— А у тебя нет выбора.

Его действительно не было. Я приняла его правила игры и теперь старалась подстроить их под свои интересы. Взялась лгать — лги до конца.

— Знаешь ли,— разозлилась я и попыталась подняться, но плюхнулась обратно.

— Давай,— он протянул руку. Но прежде чем помочь встать, перевернул мою кисть ладонью вверх и прошелся пальцем по глубокой царапине. Такие оставляют падения с велосипеда в детстве, и на коленях, наверное, красовались подобные.— Жди здесь, у меня в машине аптечка.

— Эй-эй, не нужны мне твои... Ах, блин,— я посмотрела на ладонь, где кровь перемешалась с грязью. Дарин обогнул машину и открыл багажник, зарывшись в него по пояс. Наконец он извлек чемоданчик, из которого вытащил бутылку этилового спирта, вату и бинты. Со стороны картина выглядела милой; даже я это осознавала, а Дарин в роли врача, волосы которого сексуально намокли, отчего казались длиннее, резко контрастировал с тем парнем, что одним словом остановил троих издевателей.

— Терпи, девочка,— сказал он почти нежно, но с присущей ему иронией, когда накладывал вату на мою руку. Спирт защипал потертую кожу. Я сдержала стон — сегодня и хуже боль выдержала.— Знаешь, я очень даже понимаю тебя. Но в мое время никто не извинялся и не признавал свои ошибки.

— В твое время?

— Это было давно,— он уклонился, обматывая руку бинтом,— но ты должна знать, что я сожалею об этом, хм, происшествии. И чувствую, что на мне висит частичная вина за это.

— Частичная?

— Анна, давай не сейчас? Меняем кафе на самый дорогой ресторан Рима, договорились?

Он точно был гипнотизером. Гипнотизером со стереотипным мышлением, который думал, что словами "дорогой" и "ресторан" сможет меня подкупить. Но ему попался крепкий орешек. Я собиралась следующим вечером танцевать фламенко на площадях Барселоны. Дарин, будто прочел мои мысли, произнес:

— Нам придется взять под контроль выезды из города, чтобы ту, из-за кого ты пострадала, поймали как можно быстрее. Лично я не участвую в операции и хочу провести этот день с тобой, так что же?

— Мне не нужны твои деньги,— отрезала я, сохраняя последние капли самообладания.

— Тогда Колизей?— улыбнулся он.— Хотя искусствоведу, наверное, осточертели эти руины.

— Откуда ты...?

— Диего рассказал.

— Ну, и трепло! Но сознаюсь, что ни разу не была в Колизее.

Понеслась по кочкам и ухабам маленькая каретка лжи. Разумеется, я была в Колизее, сотни раз, я даже разведала черный ход через подпольную раздевалку, где в древние времена гримировали артистов.

— Шутишь?— удивился Дарин.

— Честно. Все руки не доходили: преследования, знаешь ли.

— Тогда я заеду за тобой? Не уверен, что ты захочешь теперь появляться одна на улице.

— Ой, спаситель, не льсти себе,— подыграла я, хотя на самом деле успела пожалеть, что отказалась доехать с ним до дома. Гнев на Дарина постепенно сходил: когда продумываешь план мести, не остается места для гнева.

— Готово,— оповестил Дарин, завязав и вторую руку заодно. Я напоминала мумию с обмотанными по локоть бинтами. По-моему, он перестарался — не так сильно я поранилась, но правой ладонью, кстати, напоролась на острый камушек. Дарин помог мне встать на ноги, поддерживая за локоть. Мало-помалу тело начинало регенерировать, но только дома я могла запустить этот процесс в полной мере.

— Подай, пожалуйста, сумку,— я указала на бедный "LV" около стены.

— Конечно,— он принес мне поклажу,— держи.

Двумя здоровыми пальцами я вытащила ключи.

— Тебе придется многое мне рассказать,— предупредила я перед тем, как зайти в подъезд,— потому что у меня скопилось несчетное количество вопросов.

— Сомневаюсь,— криво улыбнулся Дарин, провожая меня до двери,— девочка, я тебе не смазливый вампиреныш, вываливающий все дерьмо наружу при первой возможности.

— Но я хочу знать!

А точнее, хочу услышать то, что уже сама знаю, но из его уст. Нет ничего страшнее, чем вывернутая наизнанку душа, и кто первый этого добьется — тот выиграл. Азарт так и плескался в крови: я любила соревноваться.

— Анна, все, что тебе надо знать — пока ты помогаешь мне, я спасаю тебя. А остальное... помнишь поговорку? "Меньше знаешь...?"

— Ничего не поняла,— я замотала головой, прикидываясь дурочкой.— Чем помогаю? Я хочу это знать и имею право!

— Хочешь, значит? Сказать тебе, что я хочу?— лицо его приблизилось вплотную к моему, обдавая его горячим дыханием. Нервное трепыхание в груди очнулось после долгого глубокого сна, и я сглотнула. Рано. Дарин прищелкнул языком, улыбнувшись еще шире, удачно поддев мое любопытство.— Спокойной ночи, Анна. Завтра в пять, и не опаздывай.

С этого момента я приняла его игру. Я твердо решила потакать дурацким прихотям Дарина, только чтобы проникнуть в стан врага и стать своей среди чужих. Принимая его правила, я максимально тянула время, завоевывала его доверие, заставляла себе верить. Марионетка в чужих руках, до каких-то пор точно знающая, что она делает и для чего. Я боялась связываться с логикой — она меня подводила, боялась сводить все к банальной интуиции — ей и вовсе нет веры, а, не зная мотивов и планов ищеек, я боялась детального расчета своих действий. Зато старалась изо всех сил. В общем-то, так я и докатилась до того, что согласилась на свидание с дьяволом, зная, что через него открыт путь к источнику моих проблем.

Глава 5

Я дождалась, пока сверкающий чистотой вороновый седан скроется за поворотом, и набрала код. Пересидев в подъезде где-то час или около него, я решилась выглянуть за дверь: за ней никого не было. Тогда я, окончательно ошалев от страха и безумного желания попасть домой, в свой неприступный замок, подхватила с пола сумочку и дала деру по мертвым улочкам Рима.

Не помню, как добралась до квартиры, мало того, когда проснулась утром, этот факт только навеял мысли о том, что кошмары отныне заполняют каждые мои сны. Сквозь занавеску пробивались теплые лучики весеннего солнца, и я блаженно потянулась в кровати, поднося руки к лицу, чтобы откинуть выбившиеся пряди волос. "О Господи! Бинты!"

Я резко села. Не сон. Как в кинофильмах, ей богу. Кисти замотаны в белую марлю несколькими слоями. Распутав узлы у запястий, я осторожно потянула за бинт, освобождая руку. Чистая, без единой царапины, ладонь. На правой заметила крошечную точку, оставшуюся от угла камня. Не более того. Глубоко вздохнув, я поняла также, что ребра, если и были травмированы, за ночь срослись и не давили на грудную клетку, как вечером. Я поднялась с кровати и прошлась вдоль комнаты до окна. Мышцы болели как после долгой тренировки в спортзале, но никак не после стычки с ищейками в темной улочке.

Выглянув в окно, я кинула взгляд на место, похожее один в один на то, где вчера меня подстерегли ищейки. Легкое чувство дежа-вю. Серо-желтые, белые с оттенком розового, каменные дома отливали солнечным светом. Безоблачное небо выгодно подчеркивало старину римских жилищ, перенося обитателей на века в прошлое, в исторический роман. Я словно видела синьорин в вычурных пышных платьях: они вышагивали по брусчатой дороге под кружевными зонтикам в сопровождении синьоров в черных фраках. Овечки, прячущие под вуалью волчьи глаза.

На данный момент улица хоть и была заасфальтирована, и по ней проносились легковые автомобили (где они пропадали вчера?), но антураж римских улиц не оставлял равнодушным ни одного туриста, жителя и заблудшего странника. Сердце Италии много лет привлекало своей неповторимой атмосферой художников, писателей и прочих творческих личностей со всего мира. И я смотрела на город, к которому привыкла, который стал мне родным, навеки пленил сознание. Это притом, что улица перед домом по сравнению с живописными центральными площадями, набережными и цветущими парками казалась блеклой и скучной, идеальной для преступления.

Я вытащила из сумки телефон. Без четверти девять. Никогда так рано не вставала по доброй воле. В квартире было делать совершенно нечего. Уборкой я занималась по выходным. Находясь в четырех стенах, я чувствовала себя ущербной. Даже затертые до дыр "Унесенные ветром" не смогли отвлечь от тяжелых мыслей относительно новых проблем, появившихся в городе вместе с ищейками. И я совсем не думала о предстоящем свидании. Хотя если подумать... У меня все переворачивалось внутри, когда я начинала строить догадки.

В горло ничего кроме кофе не лезло. Против обыкновенного температура поднялась до тридцати восьми — я сверила по градуснику. Так случалось каждый раз, когда организм восстанавливался после серьезных повреждений. И при лихорадках, конечно же. Не страшно, со мной не было бдительного врача, который приковал бы меня к кровати и поставил диагноз без симптомов болезни, поэтому я забросила сумку на плечо, накинула плащ (к счастью, он легко отчищался от грязи тряпкой) и вышла из квартиры.

Жизнь — зебра: черные полосы закатывали меня в рулон, а их белых эквивалентов все никак не было видно. В этом я убедилась снова, наткнувшись на спину Фортуны, когда открывала почтовый ящик, до которого давно не доходили руки. Пальцы сжали письмо, что покоилось на дне, и вытащили его на свет. Я разорвала конверт. Прочитав первые строки, поспешила сесть.

"2, Via Giuseppe Zanardelli

Roma, Italia

15 марта 2012 г.

Анна Фостер,

Уведомляю Вас об истечении срока аренды квартиры по адресу... Продление договора возможно, но ежемесячная палата теперь составляет 500?. Сообщите о своем решении по телефону... В случае отказа прошу освободить квартиру в течение недели.

Cordiali saluti, Alonso Cristobal"

Я согнула листок пополам и спрятала подальше в заднем кармане джинсов. А уже двадцать первое марта! Что же это за наваждение такое? Я могла бы вернуться в бар и танцевать там каждую ночь за лишнюю сотню в месяц. Но это же тупик: в таком случае я не смогу учиться, не получу образования, застряну в "Ди-Эр" официанткой, пока его не прикроют. А через пять лет меня сменит подрастающее поколение — красивое, развратное, свободное — и я останусь на улице или переметнусь к хиппи в фургончик курить травку и жить шведской семьей. Недолго ломаясь, я достала телефон и набрала последний номер в списке.

— Хеллоу,— тонкий девичий голосок донесся из трубки, перекрываемый шумом воды.— Эй, это ты?

— Да, привет. Джей, у меня проблемы...— я пересказала подруге суть в двух словах, но она слушала меня вполуха,— ...ты еще сдаешь комнату?

Джема в деньгах не нуждалась — богатые родители купили ей отдельную квартиру недалеко от торговой улицы и Термини, но жилплощадь казалась девушке слишком большой, чтобы занимать ее одной. Поэтому она время от времени меняла соседей по комнате и потому не скучала по вечерам. Родители ее в основном ни о чем не подозревали, а если заставали незнакомую девушку, хуже — парня (всего у Джемы было два соседа, но их хватило, чтобы ее отец пригрозил продать квартиру), то устраивали жуткий скандал и брали с дочери клятвенное обещание больше не приводить посторонних. Впрочем, Джей не особо волновалась по этому поводу, скрещивала пальцы и устраивала что-то вроде кастинга.

— Эй, не вопрос! Приезжай! Я несколько дней, как призрак, витаю средь голых стен, скоро с ума сойду,— Джема выключила воду, чтобы лучше меня слышать,— когда ты сможешь перебраться?

— А когда можно?

— Хоть сейчас! Дорогая, это отличные новости! Думаю, против тебя даже мама с папой не встанут.

— Джем, тогда на четырех остановимся?

— На четырех чего?— не поняла девушка.

— Сотнях. Просто понимаешь... пять я не потяну.

— Эй, да ты шутишь! Я не возьму с тебя денег!

— Триста, о`кей? И с меня стирка.

— Ерунда, Эй! Сто баксов и хватит, даже не евро.

— Двести пятьдесят, плюс готовка,— поднажала я. Я и так пользовалась дружескими связями, чтобы еще не платить за проживание.— И мне в евро удобнее, снимать без комиссии.

— Уговорила, двести,— засмеялась подруга,— и готовка — я люблю твои блинчики.

— Джей, я тебе так благодарна! Ты сущее золото!

— Уверена, будет весело,— скромно ответила она, пропустив комплимент с золотом, ее любимым металлом.— Тогда я тебя жду.

Джема бескорыстна и добра. Но на сердце у меня остался осадок бедности. Наверное, так всегда бывает, когда богатые друзья помогают материально. Поэтому я решила одновременно поискать подходящее по цене жилье в газете.

Все мое барахло уместилось в один потертый чемодан на колесиках. Кроме продуктов и мелкой утвари я ничего для дома не покупала — пользовалась всем, что предоставлял хозяин. Проверив всю квартиру, не оставила ли на столе или за шкафом чего-нибудь важное, я заправила кровать, задернула шторы и, выкатив чемоданчик в коридор, закрыла на замок дверь, а ключи просунула в щель под ней.

Такси ловила долго и так и не поймала; села на автобус, с трудом подняв багаж по лестнице. Пассажиры сочувственно смотрели на меня, мол, бедная девочка, и помочь некому, а вид-то какой болезненный: лицо бледное, пот стекает по вискам, руки побитые. С одной пересадкой я доехала до дома Джемы, выйдя на остановке перед пятиэтажным зданием. Белый камень выложен по периметру медных вставок; одинаковые окна с бурыми ставнями, характерными для жилых домов Рима. Через закоулок я прошла к входной двери, у которой меня ждала Джема, волоча за собой чемодан.

— Эй!— вскрикнула подруга, поманив меня рукой. Прохожие кинули на нее косые взгляды. На Джеме была только легкая куртка поверх махрового халатика, открывавшего загорелые ноги. В десять градусов тепла это был не лучший ее наряд, но девушка, как видно, не успела замерзнуть.— Давай я тебе помогу.

Вдвоем мы подняли ношу на третий этаж по лестнице, так как лифты в Риме работали только в отелях, а обычные жители привыкли к каждодневной зарядке.

Квартира Джемы представляла собой наглядное пособие для начинающих дизайнеров интерьеров. Выдержанные в модерне комнаты поднимали настроение с первого взгляда: только два цвета преобладали — лимонный и безупречно белый, что поначалу напрягало. Просторная прихожая переходила сразу в гостиную с яркими желтыми стенами под покраску, белоснежными навесными потолками, того же цвета широким кожаным диваном у стены с цыплячьими подушками для украшения. Пол покрывал светлый паркет из бамбука, который подруга выбирала сама при ремонте. Дизайн — тоже ее рук дело; прикрываясь высшим образованием, она убедила родителей довериться профессионалу. От них здесь стояла лишь плазменная панель на специальной стойке перед диваном, а коллекцию дисков, которой позавидовал бы кинопрокат, взяла на себя Джема. Шторы, а ля детская неожиданность, были отдернуты, и из окна открывался прекрасный вид на зеленую лужайку, огороженную тротуаром и низкими арочными конструкциями.

— Пойдем,— предложила Джема, потянув за чемодан,— я покажу тебе твою комнату.

Мы прошли вдоль гостиной, и оказалось, что справа от окна в смежной стене были две двери. Одну из них девушка открыла и провела меня внутрь. Новая комната предстала в нежных розово-сиреневых тонах. Двухместная кровать располагалась по центру рядом с высоким платяным шкафом с резьбой под старину. Перед кроватью висело овальное зеркало в фиолетовой рамке. Однажды я прочитала в журнале, что по Фэн-шуй спящий человек не должен отражаться в зеркале, поэтому попросила Джему его перевесить. Подруга не возражала, хоть и сочла мою просьбу странной.

— Давай я помогу развесить твои шмотки.

Прежде чем я согласилась, Джема расстегнула молнию на чемодане и раскрыла его, ужаснувшись. "Шмотки" были ее нервным тиком, как у меня кофе.

— Что?— не поняла я, когда девушка презрительно оглядывала кучку моего добра, в смысле одежды.

— Это все?

Она достала черный свитер-водолазку, в котором я вчера работала. Джема осмотрела его и закинула на кровать подальше, достав следующую вещь — длинную юбку ниже колен, тоже черную.

— Эй, что за ужас? Ты что, монашка?

— Я ношу ее, когда холодно,— оправдывалась я. Подруга гневно фыркнула на меня.

— Нет! Это хлам, Эй! А это что?

Она извлекла из груды голубую джинсовую куртенку с заклепками, повертела ее в руках и кинула на пол.

— Избавляемся от этого, Анна! У тебя есть что-нибудь нормальное?

— Конечно,— я откинула верхний слой одежды и на дне чемодана нарыла пару кружевных блузок, простые однотонные рубашки и, гвоздь программы, прямая черная юбка от костюма из атласа и такие же брюки — из одного комплекта. Эти вещи незаменимы: комбинируя их между собой, я могла каждый день выглядеть опрятно, прилично и по-деловому. Если еще добавить радужный шелковый платок, каких у меня было предостаточно, и лежали они в боковом кармашке, то образ был новым, но без излишков. Любительницу модных брендов такой подход явно не устраивал.

— Эй, нам срочно нужно по магазинам.

— Как скажешь, подруга,— сказала я с сарказмом и повалилась на кровать,— приодень меня по высшей моде. Вот тебе десятка, подыщи-ка что-нибудь стильненькое.

Склонив набок голову, девушка задумалась.

— Погоди,— сказала она спустя время,— у меня в шкафу есть много вещичек, но они из древней коллекции, поэтому больше мне не нужны. Я их припасла для секонд-хенда. Твой размерчик.

— Это ты меня сейчас обидеть хочешь?— я вложила в голос все свое негодование, выражая им, как неприятно мне было это слышать. Хотя я догадывалась, что так называемый "секонд-хенд" в случае избалованной богатенькой девочки выглядит лучше того, что выставляют на витрины бутиков среднего класса. Мать Джемы — звездный стилист — настаивала на том, чтобы ее дочь всегда выглядела достойно, если вдруг ее снимут папарацци. Вопрос: кому понадобилась дочь стилиста?

— Ладно-ладно,— она подняла вверх руки,— давай разгрузим твою дорожную сумку. Может, мне не понадобится активированный уголь и тазик перед кроватью.— Джема выставила перед собой те самые брюки.— Боже, что с ними? Эй, на тебя в подворотне напали? Посмотри, в каком они состоянии! На коленях выступали нитки, в месте, где недавно мой зад сел в лужу, разлилось грязевое пятно и еще куча маленьких пятнышек, усыпавших ткань, как звезды небо. Под моим укоризненным взглядом она сдула с брюк пылинку и аккуратно повесила в шкаф.

Все оказалось не так плохо: когда-то я носила и юбки разных длин, и платья, и сарафаны под стильные и удобные туфельки, мои блузки и вправду были в хорошем виде, пиджаков хватало. Правда сценические костюмы — корсеты в паетках и короткие "гламурные" шортики — Джему испугали. Она взяла с меня обещание никогда не надевать эту гадость.

— Кофе будешь?— предложила девушка, довольно осмотрев свою работу, развешанное ровными рядами барахло.

— Не откажусь.

Кухня в яркости не уступала гостиной. Пластиковые дверцы нефритового цвета резко выделялись на фоне слоновьей кости, столешницы. Джема показала на барную стойку, и я залезла на высокий стул, пока она заваривала кофе. Телефон упирался в бедро, потому я его и вытащила из кармана, положив на стол перед собой.

— Готово,— Джема поставила передо мной чашку, от которой исходил легкий пар с пряным запахом корицы и шоколадной крошки.— Как твой вчерашний день?

Я поперхнулась кофе, сделав первый глоток.

— Нормально,— прокашлявшись, ответила я. Почти что нормально, не считая того, что меня чуть не убили,— нормально.

— Роберто не шалил?

— Шалили его друзья,— я рассказала о старом извращенце и своем промахе, опустив подробности о Дарине.

— Да ты супер-детка,— засмеялась Джема,— но только если будешь так со всеми мужчинами поступать, они подумают, что ты скучная недотрога.

— Я знаю, Джей,— подруга очень любила давать наставления в плане отношений полов. Порой я сомневалась, что она выбрала верную специальность, психология ей куда ближе.— Но он был такой мерзкий!

Речь мою прервала вибрация мобильного. Наши головы одновременно повернулись к ползущему по стойке ужу. На часах: три после полудня. Джема сдвинула на лбу идеально выщипанные брови, подведенные карандашом, и перехватила мою руку на полпути.

— Дарин,— зачитала она имя, подсвечиваемое экраном телефона,— мне ответить?

— Нет!— вскрикнула я, но поздно. Девушка нажала на зеленую кнопку и поднесла трубку к уху.

— Pronto,— пропела она неестественно высоким голоском, пародируя, видимо, мой.— Конечно, красавчик, можно все в этом мире,— она разразилась смехом, когда я, перегнувшись через стойку, стала выхватывать у нее мобильный.— Она здесь, подождите...— и одними губами спросила меня: "Кто?"

— Я слушаю.

— У тебя веселые подруги,— вместо приветствия сказал Дарин. Джема сложила губы в трубочку и изобразила причмокивания. Я замахала на нее руками, сдерживаясь, чтобы не засмеяться.

— Это Джема, она ненормальная... Ау!— получила пинок под столом.— Ты передумал?

— Ни в коем случае,— ответил собеседник,— я только хотел уточнить, что все еще в силе. Как ты после... вечера?

— Дела хорошо,— увернулась я, чтобы Джема не заподозрила неладное, но Дарин меня понял,— слушай, а ты не против встретиться сразу у Колизея? У меня тут проблемы с квартирой, и я не дома. Пешком будет быстрее.

— Конечно, как скажешь. Уверена, что не надо заезжать?

— Нет-нет-нет, я сама,— засуетилась я, представив на мгновение, что подвергаю риску подругу. Одно дело засветиться перед ищейками в гордом одиночестве, другое — тащить с собой на дно всю лодку с утопающими.

— Тогда в пять,— напомнил Дарин,— у входа. Я буду ждать.

— Или я буду.

— Не уверен в этом,— усмехнулся он, как будто знал о моей способности опаздывать,— давай, до встречи.

— Ciao.

Сбросив вызов, я приготовилась к налету Джемы. Подруга молча изучала мое лицо, губы ее дрожали, пропуская заискивающую улыбку.

— Значит, Дарин,— не дождавшись объяснений, произнесла она.— И кто же это?

— Просто знакомый,— я присосалась к чашке.

— Ну, да, знакомый... как же... И давно ты обзавелась этим... знакомым?

— Позавчера, он сидел в нашем кафе.

— Просто сидел, верно?

— Именно.

Джема чертила круги на салфетке длинным накладным ногтем. Ей не хватало подробностей, которыми она жила и грезила.

— Эй, мне из тебя каждое слово вытягивать или сама расскажешь?

— Я принесла ему эспрессо, мы поболтали, потом он пришел на следующий день и попросил мой номер. Конец истории.

— Я угадала, он красавчик?— в лоб спросила Джема.

— Ну, как сказать...

— Как думаешь,— подруга поправила челку, чтобы лучше меня видеть.

— Ты бы одобрила, может быть,— все парни Джемы смахивали на манекенщиков, но оценить она могла и простых смертных, то есть прохожих.

— Эй, да ты покраснела! У вас уже было...?

— Что? О Господи, Джема, нет! Нет, конечно, нет! Мы от силы два дня знакомы.

— Да тише ты, я пошутила. Вот о чем я говорю — ты даже слышать не можешь о сексе. Эй, детка, твоя девственность — твой главный недостаток, с таким подходом ты отпугиваешь всех нормальных мужчин и отсеиваешь ботаников и зануд.

— Джема, сменим тему,— разозлилась я.

Четыре года назад черт дернул меня за язык, и я выложилась начистоту той самой подруге из колледжа. Девочки же привыкли делиться секретами друг с другом, а после удивляться, отчего это сплетня разлетелась по всему Торонто? Еще месяц я получала приглашения в номера общежития, как последняя на Земле амазонка. С тех пор ни об одной моей встрече, имевшей продолжение, друзья не знали, да и никто не знал.

— Сходим в клуб, навернем Лонг-Айленд? Ты и оглянуться не успеешь, это как анализ крови сдавать: раз и все...

— Джема!— завопила я, вскакивая со стула. Ни капли не смутившись, девушка поплелась за мной в комнату.

— Все, я нема, как рыба. Но ты же не против развратного платья?

— Мы идем в Колизей, а потом... не знаю, посидим где-нибудь. Мне не нужно платье.

— Эй, девушка даже в турпоходе должна выглядеть восхитительно, особенно если хочет привлечь внимание самородка.

— Платье я не надену,— уперлась я бараном.

— Высокие сапоги и короткая юбка, и не упрямься, Анна Фостер, я знаю, о чем говорю.

— У меня нет сапог.

— Пошли,— Джема затащила меня в свою спальню, которая по обстановке напоминала мою, но в ней царили оттенки голубого. Когда девушка приоткрыла шкаф, я поразилась, какими ровными стопками были сложены ее вещи на полках, как прямо висели они на вешалках, а в глубине шкафа высились коробки из-под обуви. Вытащив ту, которая значилась как "Christian Louboutin", Джема отбросила крышку и достала черные замшевые ботфорты на шпильке, по высоте украшенные шнуровкой.

— Будь с ними осторожнее, хорошо? Две с половиной на распродаже отдала.

— Джей, я же не на панель иду,— сказала я, но сапоги приняла,— спасибо.

— И к ним, кстати, подойдет та длинная туника, в которой ты ходила в массовку к Вуди Аллену. Разнообразишь черное бежевым пояском и плащом. Все в тему.

Режиссера мы так и не увидели. Помимо нас в тот день собралось полгорода на площади Испании, но в съемки "Римских приключений" взяли личных знакомых съемочной группы.

— Ладно, уговорила, а что делать с этим?

Джема осмотрела мои волосы, которые, должно быть, остались в ужасном состоянии.

— Для начала их хорошо бы помыть.

Сказано — сделано. В половину пятого я стояла у выхода при полном параде. Небрежные завитушки разлетелись по плечам, кошачий разрез глаз подвели стрелки. При всем при том, макияж выглядел вполне естественно.

— Ключи от входной двери,— Джема перебирала запасную связку,— от квартиры — не перепутай. И еще, Эй, не подведи. Я знаю твою манию все портить.

Подруга чмокнула меня на прощание.

— Постараюсь.

Сбежав по лестнице, я вышла на улицу. Джема не знала моего настроя, а я была уверена, что оставлю ищеек с носом и лично отшвартую Дарина обратно в Ирландию, в страну Фейри к лепреконам, пикси и прочим эльфам.

Я двинулась прямиком к главному вокзалу Термини, который в Риме считался чуть ли не центром города: все транспортные пути проходили через вокзал, а линии метро пересекались в одной точке. Собственно, этот же вокзал соединял столицу с севером Италии, а потому пользовался популярностью у туристов, что хотели охватить за одну поездку всю страну. Остановившись на перекрестке. Не доходя до вокзала, я отметила про себя, что иду верно, так как увидела напротив вокзала. Повернув на перпендикулярную той, с которой пришла, улицу, я зашагала вниз по ней. После утреннего сюрприза мне наконец-то повезло. Автобус, не сворачивая, ехал по широкой Via Cavour вдоль однотипных светлокаменных домов. На нем я доехала до перекрестка. Как прилежная туристка, я дождалась сигнала светофора и пересекла дорогу, донельзя красивая и странно прихрамывающая от неудобной обуви, перед двухэтажным автобусом, почти что лондонским.

Из зоны современных построек я переместилась в историческую часть города. Справа и слева от улицы тянулись целые площади, не тронутые цивилизацией, с остатками древних форумов. Полуразрушенные колонны, торчавшие из земли, окруженные булыжниками с человеческий рост, которые когда-то давно служили стенами. Дождавшись конца смены, из золотистой мантии мумии вылез человек, немолодой мужчина с седой козлиной бородкой, собрал мелочь из шляпы, в считанные секунды оделся и скрылся в туристической группе. В конце улицы виднелась выжившая половина римского амфитеатра. Я старалась не заглядываться на сувенирные лавки, количество которых увеличивалось вблизи Колизея, но сознаюсь, что имела страстишку прикупить ненужных вещей: магнитики зачаровывали меня, манили книжки с фотографиями реконструированных на компьютере памятников архитектуры. Я прошла мимо Базилики некоего Максенция с буро-рыжими, как и все руины, стенами и арочными проемами, и, слава тебе Господи, предстала перед Колизеем.

Вокруг еще целого театра собирались римляне, обмотанные тканью в подобие туники, в сандалиях на ногах проходили по неровной, выложенной крупными камнями дороге мимо колесниц. Въезд для колесниц ныне был перекрыт решетками. Я отлично могла представить, как римские цезари в роскошных трабеях наблюдают за бьющимися насмерть гладиаторами, а зрители тащат с собой одеяла. Представлений приходилось ждать иногда целыми днями, но подобное жестокое празднество считалось традицией.

Ныне же от Колизея осталось всего две трети, один каркас или, сказать точнее, скелет, простой, но завораживающий именно своей безликостью, таящей века истории. Я обошла его по кругу, спустившись по лестнице, и наткнулась на длинную очередь, хвост которой терялся вверху за лужайкой.

Я пробежалась вдоль нее до входа и так бы и пропустила Дарина, если бы он не окликнул меня по имени. Он встал со скамейки и направился ко мне. Представительный, деловой, в черном пиджаке, хоть и в джинсах. Со стороны, должно быть, мы не выглядели как пара, скорее как партнеры, заключающие сделку.

— Почти вовремя,— улыбнулся Дарин по дороге ко мне. Руки он не протянул, сохраняя статус нашей встречи как неофициальный. Я же все-таки девушка, а не его любимый немец-"денежный мешок", на историю о котором я должна была клюнуть.

— Неожиданно, правда?— поддержала я. Дарин окинул меня взглядом, не пропустив ни одной детали, что не могло мне не польстить, особенно когда в его синих глазах прочиталось одобрение. Спасибо Джеме.

— Смотрю, ты одета не совсем для прогулки, но мне нравится.

— Спасибо,— скромно ответила я. Дарин лишь пожал плечами — комплименты не входили в его привычку, но и комом в горле не вставали.

— Как ты себя чувствуешь?— с участием спросил он.— Раны зажили.

Это не было вопросом. Я только раскрыла рот, чтобы ответить, как он меня опередил: по-свойски взял мои руки в свои и перевернул ладонями вверх. Ко времени английского чая осталась всего одна едва заметная царапинка на подушечке у большого пальца. Дарин удивленно вздернул бровь, но смолчал. Что ж, быстрое заживление — еще один камень на чашу весов Правосудия. Насколько "прав" был суд Дарина — загадка из репертуара Сфинкса, но не могла же я неделю ходить с бинтами, чтобы все кому не лень спрашивали, что случилось, жалели меня и докапывались до вчерашних событий. И, если быть совсем уж честной, бинты не к лицу бизнес-леди.

— Ладно, я думаю, что так намного лучше,— сделал вывод Дарин, окончив осмотр.

— Лучше чего?

— Следов нападения. Так что насчет Колизея? Если ты там правда не была, то я просто обязан тебя туда затащить.

Я с сомнением посмотрела на шумную шеренгу с фотоаппаратами.

— Да мы здесь полвечера потеряем.

— Анна, посмотри на меня,— я сделала, как он просил. Этот человек умел уговаривать, по крайней мере, всем видом это показывал,— ты сама-то хочешь?

Я подняла голову. На фоне голубого неба выделялась куцая верхушка амфитеатра с осыпавшимися стенками, похожими на сыр, прогрызенный мышью в нескольких местах. Как ни крути, а легенда Древнего Рима так и просила войти внутрь, посмотреть на арену с высоты, посетить, в конце концов, один из известнейших символов Италии.

— Хочу,— честно ответила я. Непонятно каким образом моя рука подхватила его под локоть. В сердце что-то тревожно екнуло. Я торопливо убрала руку. Дарин посмотрел на меня с молчаливым вопросом.— Вот этого не стоит.

— Боишься влюбиться в меня?

— Не боюсь, Казанова, мы из разных войск.

Я начисто забыла о своих планах приблизить к себе Дарина, развести по полной, вскружить голову. Этим кобелем пусть занимаются его сучки, а я — гордая лесная кошка, зверюга, владычица... хотя ладно, чего юлить? Конечно же, я боялась!

— Если вспомнить историю, то из одного,— заметил он с завидным терпением. Впрочем, его терпение не раз меня поражало: на его месте я бы давно сорвалась с цепи и отвертела себе голову.

— Историю?— мы медленно побрели мимо очереди вокруг Колизея. Дарин, к моему раздражению (и тайному желанию), постепенно сокращал расстояние между нами. Я же, напротив, держала дистанцию.— Это ты имеешь в виду войну с Северной стаей девяносто шестого? Исключения из правил, они нам прижали хвосты, а вы держали нас как свою колонию. Будто мало нам Великобритании!

— Мы не держали вас как колонию, у Восточно-Американской стаи всегда было преимущество: вы сохраняли нейтралитет там, где другие рвали пасти.

— Я не о нейтралитете, Дарин. Зуб даю, ты вырос среди западников и не знаешь жизни других стай, потому что вы, ослепленные славой и былыми победами, слишком зазнались, чтобы видеть мир вокруг. Признай это, когда-то вы схватили власть и очень долго ее не отпускали, но вы расслабились. Тому пример — пресловутый девяносто шестой, когда Северная стая порвала вас в щепки. И с тех пор мы враги. Все стаи. Потому что под так называемым "соглашением",— я изобразила на пальцах кавычки,— вы использовали наших людей за пушечное мясо.

— Анна, политика — не женское дело,— сказал он мягко, тем самым давая понять, что не собирается развивать тему, которую сам же и начал. Точнее, он мог бы ее продолжить и уделать меня, потому что я не была сильна в истории как в мировой, человеческой, так и в истории сожития стай. Расовые ссоры — а стаи можно приравнять в расам — сильно бы испортили наши и без того шаткие отношения на стадии их развития. Так сказать, сглазили бы ребеночка в чреве матери.

— Это было слишком легко,— я довольно облизнула губы. Да, я расистка; да, я любила спорить; да, я частенько выигрывала в спорах, поэтому сказочки о том, что нужно делать и чего делать не стоит, были прочитаны явно не моими родителями. Вызов брошен.

— Отлично,— улыбка смягчила его острые черты лица,— хочешь произвести впечатление? Валяй. Ты помнишь, кто разжег конфликт в той войне? Неужели великое и ужасное Западное племя, которому достались все обвинения?

— Из всех шести стай, у вас было больше всего причин для этого,— нашлась я, не зная ответ на его вопрос,— у северян огромная территория. Часть Финляндии и Польши, Прибалтика, вся Белоруссия, восточная Украина, значительная часть России, включая Северный Кавказ и Урал.

— Оборотни никогда не борются за территорию, тем мы и отличаемся от людей. Мы умеем приспосабливать к жизни те земли, которыми владеем, и выживать на них, пока остальные стаи с их обширной жилплощадью еле сводят концы с концами.

— Это как раз присуще людям, разве нет?

— Мы живем среди людей,— сказал Дарин скучающим тоном, будто пояснял ребенку, что два пальца в розетку будет "бо-бо",— в этом случае их заскоки — наши заскоки. Поверь, Западной стае хватает Европы.

С Западной стаей у Северной сложились настолько тонкие и непрочные связи, что всего один повод мог в корне изменить судьбу ни в чем не повинных людей. Без лишнего шума, тупая кровавая война. Предполагалось, она сотрет все рамки дозволенного: стая на стаю, уничтожение противника, полное его поражение. Ярким примером такой войны, которая чуть было не переросла в мировую, охватывающую все стаи без исключения, была глобальная стычка 1996-го года. Формально она закончилась через три месяца после начала, обе стороны заключили мирный договор, который ныне трещал по швам. Двести оборотней, шестьсот полуоборотней — потери Северной стаи, четыре с половиной сотни оборотней и восемьсот полуборотней — Западной. Для вымирающего вида существ это огромная цифра.

— Хорошо, тогда так. Вы почувствовали, что есть риск объединения стай, моей, Восточно-Американской, с Западно-Американской. А это уже весь материк по обхвату. Оборотни Штатов слишком приобщились к людям, забыли о своей природной сущности, да и оставшаяся часть Канады, северная, вместе с Аляской погрязла в будничной рутине. Они в последнее время держались особняком от всех конфликтов, по-тихому развивались и процветали на зависть врагам. А здесь мы, борцы за демократию, позарились на их территорию.

— Анна, оборотни не воюют за территорию, даже американские.

— Не перебивай. Допустим, две стаи вследствие недолгой войны или мирной капитуляции, сам знаешь кого, объединились, и с возросшими силами вспомнили о Южной стае с ее Латинской Америкой, островами и Австралией. Стая немногочисленная, но тоже неплохо! Представь только, три материка под одной властью. Гитлер, второе пришествие! Подчинив вашу стаю, мы бы легко взяли и Афро-Азиатскую, в то время как внутренние столкновения разрушают ее изнутри. Смекнув об этом, ваша стая, пока не примочили, затевает потасовку с Северной, подключая Восточно-Американскую как союзника. Таким образом, препятствуя будущему краху своей державы.

Закончив свою глубокомысленную тираду, я победно взглянула на Дарина. Он смотрел на меня со снисходительной улыбкой, с которой отец смотрит на маленькие победы своей глупой дочери. Не успела я разразиться пламенной речью в свою защиту, как он сказал:

— Все было гораздо проще, Анна. Девушка из Афро-азиатской стаи, значимость которой ты почему-то принизила и оставила ее напоследок, вышла замуж за Главаря Западной. В то время им был Чарльз Гриндэй, банковский клерк, непримечательный среди людей и с огромным влиянием среди оборотней. У Чарльза была любовница-северянка. Когда он оставил семью ради любви всей своей жизни, а заодно и руководящую должность, его жена отомстила просто и изящно: отправила патрульных на соседскую территорию, и они подожгли загородный домик вместе с Чарльзом и его молодой сердцеедкой, дочерью Главаря Северной стаи. Но знаешь, мне нравится ход твоих мыслей, хоть ты и сильно переоценила силы своих сородичей. Пойдешь ко мне в полководцы?

— Еще чего,— фыркнула я, пытаясь прожевать поражение и проглотить его, не поморщившись,— такие таланты задаром не отдаются, остряк. Тебе придется попотеть. Кстати говоря, мы обошли Колизей.

Разодетые гладиаторы с радостью заманивали нас с ними сфотографироваться.

— Знаю я одно местечко...— Дарин оглядел очередь, которая увеличилась в длину.

— Я заинтригована.

— Тогда пошли.

Дарин повел меня в противоположную от входа сторону по круговой дорожке. Пока я блистала своими жалкими историческими познаниями, моя рука снова волшебным образом схватила Дарина под локоть. Эта его способность, незаметно влиять на сознание, удивляла меня еще очень долгое время. Позже он объяснил, что в тот день не хотел привлекать к нашей парочке внимание посторонних. К влюбленным особое отношение прохожих, их стараются не замечать, как прокаженных или бездомных пьяниц, выпрашивающих монету для новой бутылки. Но едва ли мы когда-либо напоминали влюбленных. Впрочем, я особо не возражала. Мне нравились высокие мужчины, рядом с которыми я чувствовала себя хрупкой и беззащитной, и те завистливые, знакомые мне взгляды, которые бросали одинокие девочки.

Был один до дрожи пугающий, опасный момент. В день, когда мы встретились, между нами пробежала искра. Знаете, бывает, щелкнет в голове, замыкнет в сердце, и не отпускает. Инфаркт и инсульт, пожалуй, посильнее будут, упаси Господи, но и это неслабо. Особенно в моем случае. Я собиралась понравиться Дарину, чего в итоге добилась, и при этом остаться в здравом уме. Ан нет, я заразилась от него безумством.

На тот момент мы оба этого не понимали. У задней стороны Колизея мы остановились, отойдя на достаточное расстояние от Триумфальной арки около подъема на дорогу. С этого угла мы меньше всего бросались в глаза, и в голову прокралась мыслишка, что прямо здесь, в тени прохода под первым ярусом, и будет пылиться мое тельце, обглоданные ищейками косточки, пока ночью их не обнаружит патруль. В этом месте туристов было значительно меньше, чем у кассы, и по проходу шли в основном те, кто купил билет. Все проемы перекрывали высокие решетки.

— Я не полезу,— сразу предупредила я.

— Даже со мной?— поддел Дарин, усмехнувшись.— Не дрейфь, у меня вариант получше — не испачкаешься.

Сложно сказать, что он оказался прав, потому что я обтирала плащом все грязные места, которые могла найти, в том числе машины, припаркованные слишком близко к тротуару.

— Есть тут такое местечко,— для комфорта Дарин скинул мою руку, но не успела я очухаться, как он уже тянул меня за нее, как наивную подружку, к решетке за толстым квадратным столбом. Я посчитала этот жест весьма смелым,— прутья шатаются, смотри.

Дарин потряс крайнюю железную перекладину, и та отошла от земли, оставив вмятину, и рваные края в месте, где приваривалась к другим перекладинам.

— Давай,— скомандовал парень, придерживая рукой решетку.

Допустим, фигура моя позволяла пролезать среди прутьев школьных ворот, но они располагались шире, и меня никто не поймал бы за нарушением административных порядков. Кого я слушала? Внутренний голос? Существо с когтистыми лапками во всю мощь своих связок перекрывало этот голос и требовало авантюр, приключений и необдуманных поступков. Молодец, Анна, ты сама вырыла себе яму.

— Осторожнее,— посоветовал Дарин, когда я, прижавшись спиной к стенке и перенося левую ногу за правой, боком пролезала между прутьями. Вышло совсем не так грациозно, как у Дарина, который, казалось, только и делал, что тайком пробирался в Колизей.

Когда мы, как ни в чем не бывало, пошли по проходу, я прыснула от смеха, на нервной почве. Супружеская парочка, что читала надписи на стойках, замерла, увидев нашу выходку.

— Мы с тобой здесь вроде циркачей,— усмехнулся мой спутник, снова взяв за руку и уводя подальше от свидетелей,— ну-ка напусти невозмутимый вид.

— Да запросто,— проглотив смешок, я попыталась не улыбаться, но надолго меня не хватило.

— Эх, Анна-Анна, тебя только в разведку брать.

Обогнув кассу, мы поднимались на смотровую площадку, продолжая обмениваться репликами.

— Разведку? Ты вражеский шпион? Синьор, я вас уже боюсь.

— Правильно делаешь. На фоне всех ошибок это твое единственное правильное решение...

— Эй! Следите-ка за словами, мистер,— я несильно пихнула Дарина в бок, пока он смеялся. Но вновь меня насторожили его намеки, словно он играл в запугивание жертвы. Я не собиралась быть ей покорно, но было поздно сбегать — мы сошлись лицом к лицу. И как бы ни хотелось поскорее перейти к блюду, а именно сути нашей встречи, пока что подавали закуску. Мы вышли на смотровую площадку и протиснулись между фотографами-любителями, чьи расходы на аппаратуру никогда бы не покрылись "лайками" на Facebook.

Ладно, моя бурная фантазия могла рисовать какие угодно картины: и колесницы, и зрителей на трибунах, и бои гладиаторов в доспехах и шлемах. Но внутри Колизея не осталось ничего кроме разрушенного со временем камня. И это сердце древней Империи! Глубокая яма с лабиринтом Минотавра зацепила взгляд: я хоть и не акрофоб, но было в ней нечто пугающее.

— Ты разочарована?— казалось, сам он наслаждался зрелищем и не торопился расправляться с духовной пищей. Я же верила, что он позвал меня сюда с какой-то высшей целью: посвятить в тайну Тамплиеров или дать подсказку о планах ищеек, Черной Рыси, своем отношении ко мне.

— Ожидала большего,— созналась я, осматривая амфитеатр изнутри. Еще бы, я писала работу по древнеримской архитектуре, изучила это местечко, как дом родной. Дарина же убедила в том, что была в Колизее впервые.

— До наших дней дошло только тридцать процентов всей конструкции,— пояснил он,— если хочешь, могу немного рассказать?

— Какая стыдоба, это же я искусствовед,— надеюсь, мои слова не пропитал сарказм,— конечно, хочу. Но без цифр, пожалуйста.

— Например, ты знаешь, что все представления начинались с убийства животных?

Я застыла, чувствуя, как холодок пробегает по коже. Вот она, моя первая подсказка! Дарин ждал моей реакции, и это было еще более странно, чем сам его рассказ.

— Неужели?— мой голос не дрогнул.— Нет, не знала.

— В Риме были специализированные школы, в которых людей обучали сражаться со зверями, а также разным способам убийства и трюкам для увеселения зрителя.

— Ненормальные они, римляне. А что насчет самих игр?

— Игры были жестокими,— Дарин понял, что я хочу замять тему. Он меня испытывал, черт возьми, я это чуяла. Интуиция работала на всех порах,— группа гладиаторов дралась до тех пор, пока не оставался один. Также перед началом основных соревнований устраивались бои — на арену выпускали множество преступников, раздавали им оружие и заставляли убивать друг друга.

— Что стало с Колизеем потом?

— Пришел в упадок, как видишь,— ответил Дарин, обводя рукой полуразрушенные стены,— хотя в Средние века здесь ставились пьесы, а позже это место стало ритуальным для ведьм и колдунов. Но ты ведь не веришь в нечисть?

Честно, я не знала чему верить. И кому. Жизнь слишком многогранна, чтобы сковывать ее в рамки, и мы с Дарином тому подтверждение. Большинство ведьм и колдунов — обычные фанатики, настоящих осталось очень мало. Их перепись велась с восемнадцатого века, конца инквизиции, когда древние роды стали подсчитывать потери от рук палачей.

— Вот еще! Когда я была маленькой, Мария принесла в дом черного кота. Он был такой блохастый, что мама выгоняла его веником на улицу. И тогда я верила, что Мари — ведьма, потому что она обматывалась черным покрывалом и будила меня по ночам завываниям. В итоге мама ее наказала и потребовала отнести кота куда-нибудь подальше, подкинуть соседям в огород, например. И действительно, я знаю только двух ведьм, Мари и старуху из Салема. Старуха та и вовсе чудаковатая, у нее глаза добрые, а сама страшная, и ест лягушек на завтрак. Француженка.

— Кто такая Мари?— невинно поинтересовался Дарин, но меня вдруг пресек хлыстом невидимый хранитель.

— Моя сестра,— ответила натянуто, чем больше подогрела интерес у Дарина. На кой пень сдались мне детские истории?

— Она тоже в Риме?

— Нет, она... она...

— Да?

— Погибла. Давно.

— Я сочувствую,— произнес Дарин, понизив голос.

— Все в порядке. Точнее теперь в порядке, я смирилась.

— И поэтому оставила родителей?

— Родителей?— переспросила я, тупо уставившись на Дарина. Мысли носились в сумбурном порядке. У меня клиническая неперевариваемость вранья, я не умела быстро придумать красочную ложь, обрисовать ее как следует и при этом не запутаться в деталях.— А они тоже погибли.— Вот дурында! Что ты мелешь?!— Ужасная авария на... на... катамаране.

— Катамаране?— Дарин скептически наблюдал, как я судорожно выкручиваюсь. Пожалуй, его история с немецкими компаньонами сходила на десять баллов из десяти.

— Да, мы были на отдыхе, а у меня разболелся живот — критические дни и все такое. Они меня оставили в отеле и поехали на острова. А потом...

— Что было потом?

— Подводный риф!— нашлась я.— Ужасный, ужасный подводный риф... Такой острый камень, и катамаран влетел в него на всем ходу, как Титаник... Но мне тяжело об этом вспоминать.

— Конечно,— Дарин погладил меня по тыльной стороне кисти, но было в этом жесте утешения столько наигранности, что меня затошнило,— извини, не хотел заставлять тебя вспоминать об этом. Не откажешься от кофе?

— Я только с радостью, пошли. Кофе, что может быть лучше?

Дарин отвернулся, ведя меня по проходу к выходу, и я тяжело, но незаметно для него выдохнула. Это же надо было так оплошать? Больше ни слова лишнего, в конце концов, еще одна подобная ошибка имеет все шансы стать последней не только в моей жизни.

Из конца прохода донеся гулкий звон сапог, сопровождающий скорые шаги. В ту же секунду, когда мы с Дарином вопросительно переглянулись, в спину бегущему невидимке ударил истошный женский вопль:

— Быстрее, они там!

Дарин, не раздумывая, подхватил меня одной рукой за талию и дернул в обратную сторону.

— Что происходит?— опомнилась я, еле поспевая за ним. Мы обогнули лестницу, по которой спустились, и побежали в обход. Побежали, конечно, не то слово для меня. Девушки, хоть однажды бежавшие кросс на каблуках, поняли бы это состояние: ноги деревенеют, превращаясь в костыль, но ты бежишь, потому что надо и потому что не знаешь в чем, собственно, дело. Завернув за угол, Дарин подтянул меня к себе, скрывая за колонной. Меня вновь охватило волнение, и не только из-за того, что охранники разузнали о нашем проступке.

— Тихо,— Дарин приложил палец к моим губам, заставляя молчать. В паре метров от колонны пронеслась стража, разливая по амфитеатру симфонию слоновьих шагов.

— Как они поняли?— видно, мои глаза по-совиному округлились, потому что Дарин вдруг засмеялся в голос.

— А ты как думаешь?— успокоившись, спросил он.

"Куда они скрылись?!"— вторил один охранник другому. Напарники огибали Колизей и шли на второй круг.

— Я думаю, это та дамочка в болеро,— шепотом ответила я. Дарин покачал головой.

— А я думаю, что у них камеры слежения.

— Логично,— не смогла я возразить на точность. И без того большая удача, что мы так долго гуляли по театру незамеченными. Стража быстро проносилась по нижнему ярусу, дважды не заметив нарушителей за колонной.

— Пошли,— встрепенулся Дарин, когда шаги стихли,— у нас мало времени.

Тайное местечко находилось совсем недалеко от колонны. Как и в первый раз, Дарин приподнял для меня перекладину и ждал, пока я неуклюже, с видом беременной паучихи, пролезаю через решетку.

— Не думала, что скажу это, но Колизей — место мрачноватое,— произнесла я с задумчивым видом, когда мы с Дарином медленно прохаживались вдоль ограждения. Наши вкусы ненадолго сошлись — он обводил исторический памятник скучающим взглядом, каким обычно удостаивают вещи, засевшие в печенках. Быстро же инцидент с охранниками испортил его представления о прекрасном.

— Конечно, ты так скажешь. Сколько крови было понапрасну пролито на его арене.

— Ты так спокойно об этом говоришь,— упрекнула я,— как будто это что-то само собой разумеющееся.

— Нет, но в этом и нет ничего особенного,— мне показалось, или Дарина задели слова о спокойствии? Но уже в следующую секунду он безразлично передернул плечами,— а ты боишься крови?

— Смотря чьей.

— Аналогично.

— Неужели? Так кого-то тебе все-таки жаль?

— Анна, это не та тема, которую я хотел бы с тобой обсуждать,— отрезал Дарин. Мы больше не шли за руки, но при ходьбе они изредка соприкасались, и новые ощущения вводили меня в заблуждение и напрягали.

— Смотри-ка, я тебя задела. И что же такого в твоей "работе": раз — не касается меня, два — вытекает из первого, я не должна знать?

— Анна, успокойся,— тон его стал жесток,— все, что тебе надо знать, ты узнаешь. Не волнуйся.

— Хорошо, я спокойна. Тогда будь добр, объясни для начала, что, блин, вчера было?

Разумеется, вместо "блин" я вставила другое крепкое словцо, иначе бы замечания мне не сделали.

— Можно и без "блин",— Дарин сделал тщетную попытку улыбнуться, но я поняла, что взять себя в руки у него удается с трудом: расстояние между нами так и трещало от напряжения.— Обычная ошибка.

— Эта ошибка стоила мне нескольких ударов в живот, рассеченной ладони и еще с полсотни синяков. Ах, да, и испорченных брюк, моих любимых, между прочим.

— Тебе нужны новые брюки?— Дарин перевел взгляд на мои ноги, которые сегодня довольствовались прохладой ветерка.

— А ты услышал только это?

— Нет, ты бормотала еще что-то, но я прослушал.

Я тихонько начинала звереть, ощущая, как клубок в груди нарастает, вплетая в себя все новые нити ярости и дерзости. Да, мой рот мог заткнуть только кляп, когда я начинала злиться, о чем нередко приходилось жалеть.

— Что за ошибка такая и как, черт возьми, я с ней связана?

Мы перешли дорогу на переходе, и Дарин потащил меня к пиццерии на углу. Вон он, наш самый дорогой ресторан. Столик на улице только освободился, и я с облегчением плюхнулась на стул, дав уставшим ногам передохнуть.

— Ну, я тебя слушаю.

Дарин поморщился, разглядывая буклет с сезонным меню.

— Есть одна девушка, которую мы и ищем. Она ловко скрывается, и показатели постоянно скачут. Я пока не разобрался почему, но радары сбиваются на тебя. Постоянно. Пока мы отвлекаемся, эта особа успевает скрыться. Мы упустили ее вчера и еще миллион раз до этого.

— Кто она?— бросила я, не колеблясь. Актерского мастерства не занимать.

— На нее нет точных данных. Мы придерживаемся версии, что ей около двадцати лет, брюнетка, из-за чего и получила кличку.

— Черная Рысь?— догадалась я.— И чем же она ее заслужила?

— Некоторые из нас могут распознавать следы,— туманно ответил Дарин.

Дарин имел в виду полуоборотней, ищеек и радаров. Полноценные оборотни рождались только от союза двух оборотней или, при удачной комбинации генов, полуоборотней. Моя семья — чистокровные оборотни со всеми присущими им признаками. Полуоборотни больше похожи на людей, имеют задатки животного, но перекидываться не могут из-за содержания только половины необходимых клеток. Взамен утерянной способности к обращению полуоборотни получают что-то вроде дара, по которому делились на две подгруппы: ищейки, как называли их мы, оборотни, и радары. Радары улавливали сигналы, подаваемые оборотнями в порывах сильных эмоций, а ищейки, собственно, выполняли всю грязную работу: находили, проверяли, устраняли. Как правило, оборотни и полуоборотни, относящиеся к одной стае, отлично уживались вместе. Но последних нередко использовали как рабочую силу более сильные особи. Когда солдатов-ищеек не хватает, в войну вступает народное ополчение из оборотней, отсюда и пошло, что слово с положительным значением приобрело отрицательный оттенок и теперь ходило в речи, особенно вражеской, как жаргонное.

— И при этом ты уверен, что Рысь — это не я.

— Абсолютно.

— На твоем месте я бы не была так уверена.

— О,— Дарин заинтересованно посмотрел на меня,— ты хочешь, чтобы я перепроверил? Если я ошибся в первый, во второй, в десятый раз, но в одиннадцатый окажется, что ты та самая Рысь, ты хоть представляешь, что тебя ждет?

— Ты убьешь меня? Дарин, в наше время эта угроза не актуальна.

— Я не оставляю крови.

— Не убедил.

— Не церемонюсь.

— Тем лучше — я не буду долго мучиться.

— Твоя взяла,— сдался он. Но мне лишь показалось, что он сдался. Огромная ледяная волна вернулась, и ее воды не торопились отхлынуть сразу же. Казалось, маленькие настырные капли, как острые иглы, въедаются в кожу, обмораживают каждую клетку, и их было так много, что в области сердца образовался морозный сгусток, сжимающий органы и парализующий мышцы. Альвеолы перестали получать кислород — я начала задыхаться, замерев с широко распахнутыми глазами. Все это происходило так быстро, что ни один звук не успел вылететь из горла, как в самых страшных кошмарах, когда беззвучно кричишь в пустоту. И цунами не было последним этапом, уступив место резкой, пронзительной боли, раздирающей тело целиком с ног до головы, как жестокое, озверевшее чудовище, требовавшее свежее мясо.

Теперь я поняла, как Дарин убивал. Без крови, действительно, все было куда проще и быстрее. Его жертвы мгновенно сходили с ума, он не оставлял улик. Единственное, что спасло меня от панической боязни смерти — знание того, что Дарин не ошибался.

— Стоит перепроверить?— он выгнул бровь дугой, с любопытством наблюдая за моим выражением эмоций. В тот же миг я осознала, что вновь могу дышать, а от беспощадной версии Посейдона остались только воспоминания.

— Как ты это сделал?

— Сделал что?— ответом мне послужил очередной вопрос.

— Тогда в кафе ты проверял меня.

— И не только тогда. Так мне стоит сомневаться, что ты Рысь?

— Я не Рысь. Раз на то пошло, и не оборотень,— и в этом я практически не врала. Не достигнув так называемого созревания, без способности перекидываться в любое время, а не только в полнолуние, по собственному желанию, я не могла зваться оборотнем.

— Не знаю, как это сейчас называется,— Дарин отложил в сторону рекламный проспект,— но неужели ты претендуешь на гордое звание Женщины-Кошки? Прости, Холли Берри тебе не переплюнуть.

— Я не кошка,— сама того не заметив, я зашипела, чем только вызвала веселый блеск в глазах Дарина.

— Кошка,— повторил он.— Сибирский лесной пушистик. Можно я тебя так и буду звать, Пушистиком? Или лучше Манькой?

Если в начала нашего "свидания" еще были мысли, что я каким-то боком умудрилась зацепить Дарина как привлекательный объект, теперь я знала точно: враги меня будут использовать. Скорее всего в роли лазутчика, шпиона. Предателя.

— Бесишь меня,— процедила я, вцепившись в алую скатерть ногтями.

— Ладно, не сердись,— засмеялся Дарин,— лучше радуйся, что на тебя пока нет планов.

— Скачу и прыгаю от этой радости.

— Добрый вечер,— вклинился посторонний голос,— я могу принять у вас заказ?

— Анна, ты любишь вино?

— Не люблю,— буркнула я, надувшись. Ранимую душу легко было задеть одним небрежным словом.

— Шампанское?

— Не пью спиртное, у меня желудок слабый. Мятный чай и "Цезарь", пожалуйста.

Официант кивнул и повернулся к Дарину. Тот не торопился с заказом.

— Чай? Я так сильно тебя обидел, что ты откажешься от кофе?

— Отбил всякое желание. Я буду чай.

— Хорошо. Тогда чайник принесите. Мусь, пиццу будешь?

Пицца. Злость от клички как рукой сняло при упоминании любимого блюда. Итальянская пицца, пышная, напичканная сыром и томатной пастой — слюнки так и капали.

— С ветчиной?

— Можно и с ветчиной,— подтвердил официант.

— Большую принесите,— попросил Дарин,— пока это все.

Официант скрылся в помещении.

— Так из какой ты стаи, Анна?— вдруг спросил мой дотошный собеседник, когда убедился, что нас никто больше не потревожит. Ближайшую четверть часа.

— Дарин, ты ведь в этом деле собаку съел, вот и выясни, из какой я стаи.

При рождении на территории, присвоенной той или иной стаей, малышей автоматически записывали в эту стаю по крови и запаху, а изменить свою причастность ней и "переписаться" разрешалось лишь путем заключения брака с представителем соседней. "Переписывание" проделывалось не только строчкой в бумаге, но и специальным обрядом, слишком интимным, чтобы его описывать, с обменом кровью и испорченной свадьбой. Но было одно исключение для новорожденных. Если первый в своей жизни год они провели в другой стране (предположительно, еще лет семнадцать в ней и останутся), то метку (как правило, под лопатками наносилась татуировка, крошечная точка) им ставят хозяев территории. Своеобразное двойное гражданство. Так случилось и со мной: оба родителя из Северной стаи, родилась я в ней же, но вскоре после моего рождения семья переехала в Канаду. Фактически подходила под образ обвиняемой тютелька в тютельку!

— Твоя сестра, где она?

— Я что на допросе?— ощетинилась я.

— Нет, Анна, если ты будешь у меня на допросе — ты это поймешь. А пока у тебя есть выбор: отвечать или нет.

— Второй вариант мне ближе.

Дарин перевалился через крохотный столик, и я на рефлексе вжалась в стул.

— Слушай, Анна, я вижу, что ты на редкость упряма. Но поверь: третьей группы не бывает — ты либо со мной, либо против меня.

— Кое-кто говорил, что я ему не нужна.

— Я блефовал,— Дарин вернулся к прежнему положению и развалился на стуле,— от тех, кто мне не нужен, но много знает, я избавляюсь.

— Звучит, как в плохом фильме про киллеров,— съязвила я.

— Я не киллер, Анна. Я просто так не убиваю. И Рысь я убивать не собираюсь, по крайней мере, пока мы ее даже не нашли.

— Тогда что тебе от меня надо?

Меня ничего не удерживало от того, чтобы прервать разговор и подняться с места, но любопытство который раз взяло надо мной верх, приковав к стулу.

— Помощь.

— Помощь?!— я в неверии уставилась на него. Его, похоже, совсем не заботило даже мое согласие.

— Скорее соглашение. Я знаю, что у всех оборотней врожденное чутье на себе подобных. Все-таки ты в какой-то мере принадлежишь северянам. Поэтому давай так: до тех пор, пока ты со мной, никто тебе не навредит и не поймает, по случайности, вместо Рыси. Но взамен ты пользуешься своими штучками и ведешь меня прямо к ней.

— Я спокойно жила до тебя, и никто на меня не выходил. С чего я должна верить сейчас?

— Ты сказала: "Жила". Значит, все изменилось, не так ли?— опасность заплясала в глазах Дарина, отчего я поежилась.— Объясняю еще раз для тех, кто по каким-то причинам засел в танке. Черная Рысь в городе. Но радары не могут ее уловить, потому что ты им мешаешь. Это аномалия, потому что по теории волны не колеблются между двумя разными людьми.

— Теории — это всего лишь теории. Что бы у вас там ни было, перепроверьте. Потому что я собираюсь отчалить домой и не ввязываться в твои авантюры.

Не успела я подняться, как Дарин поймал меня за руку. Я захотела вырваться, но хватка оказалась крепкой. По коже мелкими мурашками прошел ток.

— Сядь,— мягко сказал Дарин, но прозвучало как команда непослушной собачке.— Я уже говорил про тех, кто много знает?

— И как у тебя получается так искусно действовать на нервы?

Но я села.

— Это выгодная сделка, Анна. Как только мы поймаем Рысь, ты будешь свободна и больше никогда меня не увидишь.

"Свободна? Да он издевается надо мной! Я не какая-то рабыня, чтобы играть на свободу!" Но, увы, этой вещью я слишком дорожила, чтобы ставить ее под угрозу и давать Дарину повод думать, что она в его руках. Манипулирование — дело хитрое, и ищейки умели подавлять самых сильных духом людей. А я, дуреха, попалась на ровном месте; хотела ускользнуть от подозрений, не зная, что судьба изначально подготовила мне испытания на прочность. Дарин еще не понимал, насколько близко он подобрался к своей цели.

— А если я не соглашусь?

На секунду Дарин задумался. Или только создал видимость, что задумался. Его ответ я легко бы предсказала.

— Ты мешаешь. Я все равно тебя найду.

— Зря тебе родители позволяли смотреть фильмы про плохих парней. Дарин, смени репертуар — одни штампы!

— Мне больше нравится, когда ты пытаешься шутить, а не обижаешься. Так это значит "да"?

— А у меня есть выбор?

На приятном лице нарисовалась самодовольная полуулыбка.

— Боюсь, что нет.

Приоткрыв стеклянную входную дверь, официант вышел наружу, держа поднос в одной руке высоко над головой. Он плавно перемещался между столиками и, остановившись у нашего, поставил по середине огромную тарелку с сочной пиццей и дешевый чайный сервис.

— Buon appetito,— пожелал он, снова оставив нас с Дарином наедине.

Не дожидаясь позволения (еще бы оно было), я вытащила кусок и впилась в него зубами.

— Люблю девушек с аппетитом,— сказал Дарин, подливая чай в чашки,— там, откуда я родом, все мои знакомые сдвинуты на диетах.

— А откуда ты?— прожевав пиццу, спросила я.

— Из Дублина.

— Ирландия, я так и знала!

— Дать тебе шоколадную медальку?— Дарин склонил набок голову, ожидая продолжения. Я смутилась.

— Я по-другому представляла ирландцев.

— Коротышек с длинной рыжей бородой и стаканчиком эля?— догадался он, и мои щеки залил румянец.— Или в зеленых костюмах и высоких шляпах?

— О, сравнение с лепреконами, как это мило! Ты еще забыл о горшочке с золотом, зарытом у подножья радуги. Нет, скорее представляла Колина Фаррелла и Пирса Броснана.

Дарин, услышав это, прокашлялся. "Подавился что ли? Так тебе и надо!"

— Ты это серьезно? Небось, в ванной?— спросил он, чем еще больше ввел меня в заблуждение. Я пнула его ногой под столом, чтобы заткнулся и сменил пластинку.— И ты не скажешь, что в твоей родной России по дорогам ходят медведи в валенках, играют на балалайке и пьют водку?

— Без понятия,— ответила я, уткнув нос в чашку и делая глоток горячего напитка,— Наверное, нет. Все-таки Канада несильно отличается от России. Разве что цивилизованнее.

— Хоть это радует,— сказал он. Упрека в его голосе не было, но я почувствовала сильное желание перелистать атлас мира.— Кстати говоря, твой запах еще не оформился, ты бы вполне смогла устроиться в Москве, сойти там за свою. Город красивый, но экологии никакой.

— Если бы добрый волшебник подарил тысяч десять зеленых, я бы с радостью поехала куда угодно. Подальше от Рима, тебя и твоих чокнутых друзей-ищеек с аморальными принципами.

Дарин проглотил оскорбления. Умный человек решил не спорить с дураком, чтобы самому им не стать. И правильно сделал, по крайней мере, мой словесный понос обложил бы всю его стаю.

— А почему у тебя слабый акцент?— спросила я собеседника, когда он слегка приуныл, занявшись едой.

— Я давно не был в Ирландии. А если бы говорил с акцентом, ты не поняла бы ни слова.

Об этом я слышала: речь ирландцев текла единым потоком, и американцам казалось, что они не делали пауз между словами и несли бессмыслицу, хоть и говорили на том же языке.

— И что ты забыл в Италии?— донималась я.

— Сюда привел след Черной Рыси. Остальное...

— Не мое дело,— закончила за него,— это я уже слышала.

— Быстро учишься, молодец.

К тому моменту, как мы вдвоем умяли всю пиццу, солнце окрасилось в яркий багровый цвет, приклонившись к горизонту, и часть звезды загораживал острый край Колизея. Кафешка наполнилась поздними туристами. Коренные римляне и приезжие жители города предпочитали местечки потише и подешевле. Дарин заплатил по счету, и мы покинули пиццерию, двинувшись в обратном направлении к светофору.

— Ты водить умеешь?— спросил Дарин, подталкивая меня на переходе, чтобы не задерживалась. Ботфорты возымели нужный эффект — я еле передвигала ноги и готова была свалиться под ближайшей скамейкой на остановке.

— Конечно, вожу с шестнадцати, официальный стаж — два года. У меня была "хонда". Здесь своя машина — дорогое удовольствие. Иногда беру напрокат, катаюсь по Италии, чтобы совсем навык не потерять.

— Так, это уже хорошо. То есть доехать без аварий сможешь?

— Смогу, а что?

— Ничего,— Дарин мотнул головой,— беру на заметку, на всякий случай.

— А мне надо куда-то ехать?

— Манька, возможно все. Твоя родственница шустрая, и чтобы нагнать ее, нам нельзя уступать в скорости. Держи телефон наготове.

— Минутку, ты будешь выдергивать меня из дома, когда вздумается?— не поверила я. Его наглости не было предела.

— И не только из дома. Просто будь готова выйти в любой момент.

— А если я на учебе? Или на работе? Знаешь, красавчик, у меня есть своя жизнь, под которую тебе придется подстраиваться.

— Мы сработаемся, Манька, не переживай.

— И еще кое-что.

Дарин повернулся ко мне, прищурившись от угасающих лучей солнца.

— Не многовато ли условий?

— Нет, в самый раз. Люблю, чтоб полная тарелка, да с горочкой,— улыбнулась я. Как бы Дарин ни угрожал, как бы я его ни боялась временами, у меня было преимущество. Без моих способностей команда ищеек не справится, раз не смогла до этого, и я намеревалась ковать железо, пока горячо.— На сегодня приплюсуй еще одно.

— Ладно,— произнес он измученно,— валяй.

— Никаких Мусек, Мурок, Манек и так далее. Если ты был в России, это не дает тебе права переходить на другой язык. Меня зовут Анна.

— Это все?

— Нет, не все. Я натура ранимая, поэтому давай поласковее.

Наверное, Дарин понял мои слова буквально. Мы стояли на остановке совершенно одни. Я вздрогнула, когда Дарин переплел свои пальцы с моими и наклонился надо мной, опершись второй рукой о рекламную стойку. В голове не осталось ничего кроме сладковатого аромата дорогого одеколона и пронзительности переменчивых синих глаз, проникающих прямо в душу. Дарин знал меня намного лучше, чем показывал, и это пугало больше, чем его принадлежность к ищейкам.

— Настолько ласковее?— спросил он низким бархатистым голосом, от которого любая девушка, готова поспорить, давно бы попрощалась с крышей. А мне не с чем было прощаться, потому и вздрогнула снова, когда Дарин приблизился почти вплотную, прижимая меня спиной к рекламной стойке.

— Руки убери,— прошипела я. Он приблизился еще ближе. Я бы не смогла даже размахнуться, чтобы заехать ему в селезенку или пах. И, если быть до конца честной, не особо этого хотела.

В бедро уперлось нечто твердое, и, о боже, я почти наплевала на приличия и строгое воспитание.

— У тебя телефон,— пробормотала я, когда это "нечто" помимо вибрации начало издавать звуки.

— Я знаю,— ответил Дарин в опасной близости от моих губ.

— Ты не ответишь?

— Ты хочешь, чтобы я ответил?

Сложный вопрос. Один поцелуй разрушил бы пуленепробиваемое поле моего самоконтроля. А вообще, о чем речь? Я начинала забывать о значении этого слова. Умеет же, зараза, голову морочить, получше некоторых.

— Может, это твой дружок.

— Подождет.

Возможно, я корила бы себя впоследствии за упущенный шанс, но, чувствуя дыхание Дарина и не отводя глаз от его тонких губ, я приняла правильное решение.

— Ответь, может быть, он нашел Рысь.

Упоминание Рыси отрезвило его.

— Ты права,— он потянулся за телефоном и извлек его из кармана.— Я слушаю.

Он отошел на другой конец остановки, но я слышала взволнованный голос Эдгара.

"Сигнал чистый, она только что выехала из города, но скоро вернется. Сто процентов! Весь день мы точно следили за ее передвижениями, и, не поверишь, почти без помех! Где твоя цыпа, Дэр? Она никак исчезла, раз перестала сбивать радар",— говорил мужчина. Дарин задумчиво шаркал ногой по земле.

— Я весь день был с ней, Эд. Неужели никаких помех?

"Совсем никаких! Будто и не было этого раздвоения! Дэр, похоже, что твой радиус перекрывает ее, иначе как еще объяснить невидимость девчонки?"

— Мы скоро разойдемся, и Анна снова притянет к себе внимание. Зафиксируй место Рыси.

"Разойдетесь? Дэр, ты гонишь! Мы только уловили ее и не можем упустить!"

— Так что ты предлагаешь делать? Не отпускать ее?

"Конечно! Держи ее при себе, иначе мы так и не узнаем, когда Рысь вернется в город. Этой ночью полнолуние — она обязана будет обернуться, зато потом будет спокойно гулять по Риму. Мне кажется, она что-то ищет здесь, поэтому не уйдет с пустыми руками".

На мою удачу автобус притормозил перед остановкой. Дарин не оборачивался, не ожидая, что я сбегу. А я сбежала.

— Piu veloce, per favore,— попросила я водителя ехать быстрее, и створки за моей спиной захлопнулись. Пока-пока, змей искуситель, для начала попробуй меня догнать.

Глава 6

Из всех городов Европы эту девицу-оборотня занесло именно в Рим, и, о великая случайность, мы настолько похожи по строению, что теперь я сбиваю ищеек-радаров. Бедные, бедные собачки, их дурят сразу две кошки. Дарин вышел на след — это факт. Он профи, его друзья олухи, но касательно своей работы их можно было назвать и неплохими поисковыми псами. У Дарина был недостаток, который свозил всю его проделанную работу в выгребную яму: он уперся рогом в одну истину и отказывался поверить в невозможное. Идеальный кандидат на роль убийцы вертелся перед его носом! И чем больше он велся на отвлекающий маневр, на Черную Рысь, тем сильнее земелька засыпала яму с его планами на успех операции.

Я могла сбежать. Могла, да, если бы очень постаралась. Без денег, без цели, без дома, автостопом. Но ищейки уже отметили меня в своем черном списке. Для Дарина я и вовсе горела в темноте, как маяк. Проникнув однажды в мой разум, он навсегда оставил в нем свой товарный знак вроде микрочипа.

Но, несмотря на все уязвимые места, я умела маскироваться. Умела прятаться, как нас с детства учила мама, не подавать сигналы без крайней необходимости. Мама сплачивала нас, делала одной семьей, где члены ее зависимы друг от друга и в ответственности за каждого ближайшего родственника. Если бы не она, не было бы и половины проблем, из-за которых я металась по Италии, зайцем виляя между деревьев.

Но я правильно сделала, что оставила Дарина на остановке и уехала. Прежде чем он посадил меня насильно в свой черный седан и держал под постоянным контролем, не давая ни вдохнуть, ни (обойдемся приличным эквивалентом) пискнуть без его ведома. И даже случись это, ситуация не была бы настолько критической. Полнолуние. Рысь потому и покинула Рим, что боялась обнажиться в опасной зоне. Обнажиться не в том смысле, в котором это слово обычно употребляется. И она мудра, эта девушка, хоть я бы и прикончила ее быстрее ищеек, если бы нашла, за ее бездумное самопожертвование. В тот день стоило взять с нее пример и сделать ноги.

Доехав до нужной остановки, я вышла из автобуса и, обессилев от долгой ходьбы, еле добралась до дома Джемы. Ключ, оставленный подругой, вставила в замочную скважину и повернула ручку двери. Квартира пустовала. Вероятно, Джей времени зря не теряла и проводила вечер в компании сладких студентов с факультета иностранных языков в каком-нибудь баре или клубе. Знаю, что это последнее, что мне хотелось бы говорить Джеме, и я ей редко врала, скорее не договаривала, но мне необходимо было уйти незамеченной и не оставить после себя ливень вопросов. Найдя на тумбочке чистый клочок бумаги и карандаш, я аккуратным почерком вывела записку: "Ночую у Дарина. Ночью не жди",— и прикрепила ее к двери. Наскоро покидала в рюкзак вещи первой необходимости, переоделась в джинсы и теплую куртку и после этого покинула дом.

В кроссовках ноги отдыхали. Я дошла до Термини за пять-десять минут, неся в одной руке походный рюкзак. Дорожные кассы пустовали. Я подошла к окну одной из них и, постучавшись, спросила:

— Buona sera. Vorrei i biglieti a Ferenze per oggi. (с ит. Добрый вечер. Могу я приобрести билеты во Флоренцию на сегодня?)

Девушка оторвалась от телефона и переместилась к клавиатуре.

— Скорый поезд CNL 484 отходит через полчаса. Вас устраивает?

— Да, отлично!— обрадовалась я.— Просто отлично! Один билет, пожалуйста.

— Какой класс?

— Второй.

— Туда-обратно?

— Нет, только туда.

Я просунула в специальное углубление паспорт. Девушка быстро вбила в компьютер мои данные и вытащила из принтера свеженький билет на Евростар.

— Время прибытия: 23:05. Время в пути: 2 часа 35 минут,— прочитала кассирша,— с Вас 38 евро.

Достав кошелек, я вытащила купюру и положила ее в отверстие окошка в ожидании сдачи, которая вернулась ко мне вместе с билетом и документами.

— Приятной поездки.

Вокзал Термини совмещал перроны и торгово-развлекательный центр. Настоящий город в городе. Проходя мимо павильонов, я разглядывала витрины с выставленными манекенами, наткнулась на Макдоналдс, где перекусила чизбургером и картошкой. Дешево и сердито. Затем прошлась вдоль торговых рядов до крупнейшего в районе книжного магазина, до выхода из вокзала. В секции с англоязычными книгами откопала новый любовно-фантастический романчик ранее неслыханного автора, купила его и двинулась обратно к поездам.

На билете я прочитала: "Рим (Термини) — Флоренция (Санта-Мария-Новелла). Отправление: 20:25. Путь N 3, CNL 484; 3/45". Насколько я поняла, вагон мне достался третий. Остроносый поезд, известный своей скоростью и комфортабельностью, ждал на третьем пути. Я прошла по перрону до нужного вагона и, предъявив билетеру требуемые бумаги, залезла в "Евростар". Мужчина помог мне поднять рюкзак, но до места я понесла багаж сама.

Купе в этом поезде не было. Я заняла кресло у окна, откинувшись на спинке и поставив рюкзак под ноги. В наушниках заиграла медленная усыпляющая песня, под которую я осмелилась прикрыть глаза, плотно прижав к груди сумку с документами. Сон мой чуток, и воришки так просто ее не вытащат. Попутчик мне достался хмурый — дяденька за шестьдесят с одной седой бровью и в шерстяной шапке. Он заснул, лишь только присел рядом. Ровно в половину с небольшой задержкой поезд тронулся, покидая вокзал и все больше набирая скорость.

К моменту прибытия улицы Флоренции заволокла вечерняя дымка. Я проснулась до полной остановки и смотрела, как в окне размытые пятна приобретают очертания огней большого города.

Вокзал Санта-Мария-Новелла по сравнению с римским выглядел скромно. Я вышла на площадь и знала заранее куда идти. Через несколько минут я доволокла рюкзак до двухзвездочного отеля "Элит", где меня уже наверняка считали постояльцем. Девушка за стойкой ресепшна узнала гостя и растянула губы в приветливой, но усталой улыбке.

— Доброго вечера,— пропела она на английском, но с итальянским акцентом,— мы рады снова видеть Вас в нашем отеле.

— Есть свободные номера?

— Одноместный?

Я кивнула.

— Есть,— девушка потянулась к стенке с крючками и достала ключ,— заполните, пожалуйста.

Она пододвинула мне бумаги. Я вписала данные, расписалась и сверху положила двадцатку.

— На одну ночь?— предположила девушка, забирая формуляры.

— Да, съеду утром.

— Хорошо, тогда все в порядке. Комната N44, третий этаж, вторая с конца.

— Спасибо,— я взяла ключ и покинула прихожую, поднявшись по лестнице.

Отель не отличался шиком и блеском, но был довольно уютным и ухоженным, особенно если учесть количество "звезд". Завтрак включался в стоимость, но я планировала выехать ранним утром, чтобы днем быть в Риме.

Комната 44 походила на обычное помещение, которое годилось только для сна. Одна узкая кровать занимала большую часть комнаты, зато дверь выходила прямо в ванную. Однотонные стены создавали эффект стерильности. Обойдя всю комнату, я собрала вещи, которые можно было испортить: простыни с кровати, настольную лампу, подушки,— и запрятала в разваливающемся деревянном шкафу, отчего номер потерял всякую привлекательность. Дверь я заперла изнутри и ключ повесила на высокий выступ над ней, опустила жалюзи на окна. И напоследок я полностью разделась и одежду оставила в том же шкафу, куда отправился и рюкзак. Прежде чем взошла луна.

С рассветом я вновь смогла встать на ноги и оглядеться с высоты человеческого роста. Особо заметных повреждений не было, но рассмотрев мебель поближе, я обнаружила несколько длинных царапин от когтей. Прикроватный коврик был разодран в клочья, и нитки летали по всему полу. За час я привела номер в надлежащий вид, собрав весь мусор от ночного погрома, застелила кровать, открыла окна, чтобы проветрить комнату. Невзирая на то, что я не спала сегодня, усталости не было, скорее наоборот — чувствовала я себя отлично: бодрой, обновленной, свежей. Посмотревшись в зеркало в ванной, я выискала в светлых волосах темные, почти черные прядки и за неимением краски для волос состригла их маникюрными ножницами.

— Сегодня Вы раньше обычного,— приветствовала меня та же девушка на ресепшне,— не спалось?

— Луна в глаза светила,— ответила я, проходя вдоль коридора до главного выхода,— и я решила прогуляться по городу.

— Удачной прогулки! Если будет желание — навестите наши достопримечательности или пройдитесь по набережной.

Так я и сделала. Правда, с рюкзаком гулять было неудобно, но я дошла до реки, благо от отеля недалеко, и повернула в сторону вокзала. Солнечные блики играли на воде, переливаясь блестящими серебристыми волнами. От глади отражались прибрежные постройки, которые были словно скопированы с одного экземпляра, в то время как в Риме дома все же отличались по цвету, форме и внешним украшениям фасада. Но Флоренция неизменно оставалась одним из самых романтических городов, и в позднее время, днем и вечером, набережную заполняли влюбленные.

Устроившись на лавочке около старейшего моста, отчего он так и назывался, я поставила рюкзак рядом и просто наблюдала, как чайки кружат над водой, спускаясь за добычей и поднимаясь над рекой с полным клювом. Мост, прижатый с обеих сторон жилыми домами, состоял из трех арок, а ряд сооружений на нем прерывался, переходя в открытую смотровую площадку. Я уже посещала и галерею Уффицы, и мост Веккьо через реку Арно, а до отправления поезда у меня было много времени, поэтому книжка пригодилась. В сюжет я втянулась мгновенно и не заметила, как прочитала полкниги, пока не проголодалась. В ближайшем кафе я заказала сэндвич и капучино, вновь раскрыла книгу и просидела за одиночным столиком до полудня.

Я неторопливо брела по узкой улочке, которая вела к привокзальной площади. Мимо проносились автомобили, не замедляя ход. Ни одна из машин не останавливалась, да и негде было — кругом дома без каких-либо увеселительных заведений для туристов. Я посещала Флоренцию каждый месяц, то есть это был мой тридцатый или сороковой визит.

Скрепя шинами об асфальт, седан резко затормозил в полуметре от тротуара.

— Твою ж мать, Анна, ты здесь что забыла?

Я обернулась на звук знакомого голоса и так и замерла, увидев Дарина, выходящего из машины.

— Встречный вопрос тебе,— огрызнулась я, потихоньку отступая от него.

— Ночью мы получили такой сильный толчок прямо из центра Флоренции, как будто Рысь обратилась! И сигнал был настолько четким, не прерывался ни разу за ночь, что мне и в голову не могло прийти опять наткнуться на тебя!

Дарин был зол. Наверняка не только за то, что я сбежала от него на первом свидании. Ха, какая ирония. Я снова сбила их драгоценные радары, направленные, как думали ищейки, на не менее драгоценную Черную Рысь. В обычное время я бы расплылась в едкой улыбочке и со словами: "Выкуси, Дэр",— гордо подняла бы голову и скрылась за поворотом, постукивая каблуками. Но у меня не было каблуков. В Риме вероятность нарваться на совпадение мала, во Флоренции — минимальна.

— Рада за вас. А я тут гуляю.

— Гуляешь?— переспросил Дарин. Казалось, он сейчас сорвется на истерический смех.— Боже, женщина, ну, как? Как ты можешь все портить в самое ненужное время?

Дарин шумно выдохнул, грубо зачесав растрепанные волосы. Красные глаза выдавали ночную поездку без остановок, а под ними пролегли синяки.

— Я не могу теперь из дома выйти?

— Не можешь,— зарычал Дарин, подступая ближе. Я тут же сделала шаг назад.— Не можешь! Мы были так близки к тому, чтобы наконец поймать ее, понимаешь?— голос его то и дело менял тональность, поднимаясь до нервного фальцета и понижаясь до вымученного баса.— И опять ты, опять! Что ты забыла во Флоренции, Анна?

Дарин с ненавистью врезал кулаком в серо-коричневую стену, и я невольно поежилась.

— Не твое дело,— в его же манере ответила я. Дарина это еще больше разозлило. В мгновение ока он оказался в критической близости от меня, я не успела даже сообразить, как он схватил меня за плечи, впиваясь в них тонкими, но цепкими пальцами.

— Почему ты так похожа на нее?— процедил он, склоняясь над моим лицом. Я не смела отвести глаз от его: холодных, ледяных, беспощадных. Я не узнавала человека, с которым флиртовала в кафе, с которым за руку пролезала в Колизей, с которым пререкалась по пути к остановке.— Какого хрена радары сбиваются на тебя? Я ошибался?— из горла Дарина вырвался смешок.— Ты и есть Рысь? Ты та, что полгода водила нас за нос? Ты все это время вертела передо мной хвостом, а я, дурак, упорно верил, что ты обычная кошка? И приказал отпустить тебя, когда ты фактически была в наших руках!

Я дернулась, но Дарин крепче сомкнул руки. Загадкой для меня оставалось то, почему он не применял ко мне силу, психическое воздействие. А я уверена, что запугивание в виде раздирающей тело волны было ничем по сравнению с его настоящей силой.

— Я не Рысь!— закричала я ему в лицо и снова дернулась.— Не Рысь!

— Врешь, Анна. Я слышу наглую ложь. И сколько еще килограммов лжи ты хотела мне скормить? Родители погибли на катамаране? Они отсиживаются в Америке, пока ты скачешь по чужой территории! Сестра тоже погибла? Как же ты осталась жива, бедная сиротка?

— Это не твое дело!

— Это стало моим делом, когда ты появилась на моем пути!

— Отпусти меня, мне больно.

— Больно?— переспросил Дарин, скривившись, будто я его ударила током.— Так ты знаешь, что такое "больно"? Нет, девочка, поверь, это,— он грубо тряхнул меня за плечи,— не больно.

Но, как ни странно, Дарин опустил руки.

— Залезай в машину,— властно приказал он, как если бы я была его вещью, такой же поисковой шавкой, как его друзья.

— Еще чего!

— Я не повторяю дважды.

— А придется.

С этими словами я кинулась в сторону от него и припустила по дороге так быстро, как только позволяли человеческие ноги. Дарин рывком остановил меня, оказавшись за спиной. "Это конец",— последняя попытка сбежать от него обернулась крахом.

Одна рука Дарина обвилась вокруг моей талии под ребрами. Спиной я ощущала его тело, напряженный комок мышц груди и живота, идеально сложенное тело, претерпевшее долгие часы тренировок. Хрупкой девушке, как я, стоило разве что мечтать остаться целой. Я почувствовала тяжелое горячее дыхание Дарина за ухом, когда он наклонился к нему и заговорил.

— Игры кончились, Анна. Выбирай сейчас, на чьей ты стороне.

Он будто дразнил меня, держась на грани между нежным шепотом и жесткой угрозой. Свободно рукой он откинул назад мою голову, уткнув себе в грудь, и водил пальцами по шее, вниз и вверх, остановившись в месте, где обычно проверяют гланды. Было в его движениях что-то эротичное, но меня сковал страх впервые за долгое время.

— Ни на чьей,— прохрипела я еле слышно. Дарин поменял положение так, что сильнее прижал меня к себе. Ладонь его целиком накрыла шею, и казалось, что одно мое неверное движение послужит ее перелому.

— Ответ неверный,— мужчина чуть ли не касался губами мочки моего уха. О побеге и мыслей быть не могло — он контролировал меня буквально, как тряпичную куклу.

— На твоей. Я на твоей стороне!

— Так-то лучше.

Дарин отпустил меня, но далеко не отходил. Я смогла отдышаться.

— Теперь садись в машину,— велел он немного погодя.

Я недоверчиво покосилась на Дарина, потом на седан. Сейчас он выглядел для меня, как полицейский вагончик.

— Подбросишь меня до дома?

— До дома?— нет, определенно, Дарин не был настроен на юмор.— Да, до своего. Но сначала мы заедем за твоими вещами.

Нижняя челюсть незаметно для меня опустилась.

— Не поняла, это шутка такая?

— Чтоб тебя, девочка, садись в машину! Живо!

Он закинул мой рюкзак на заднее сидение и показал на дверь. В принципе, я теряла повторную возможность сбежать, но внутренний голос подсказывал, что Дарин отныне не собирался со мной церемониться. Прикрыв за собой дверь, я пристегнулась ремнем безопасности. Мой бывший "спаситель" молча залез в машину, заблокировал двери и ударил по газам. Флоренция осталась за спиной.

Через три часа, миновав пробки, мы въехали в Рим. Я даже не удивилась, когда Дарин безошибочно сворачивал на поворотах и гнал прямо к дому Джемы, хоть я и ни разу не говорила, где поселилась. Он будто воды в рот набрал, и всю дорогу я общалась сама с собой в мыслях.

— Я не пойму,— нарушила я тишину, когда Дарин сосредоточенно крутил баранку,— ты хочешь заточить меня в своей квартире и ежеминутно наслаждаться моим присутствием?

— Ты не оставила мне выбора,— ответил он равнодушно.

— Раньше все было в порядке.

— Раньше ты не спугивала Рысь.

Я откинулась на сидении, повернувшись к Дарину лицом. Морщинки пролегли меж его бровей, делая его смехотворно суровым. Меня так и тянуло на хрюканье, но я сдержалась, принимая легкомыслие за защитную реакцию организма в стрессовой ситуации.

— Меня не радуют перспективы жить с тобой под одной крышей,— продолжала я жаловаться. Дарин и головы не повел.

— Поверь, мне хочется этого не больше.

— Тогда к чему весь этот цирк?

Притормозив на светофоре, он приоткрыл окно и соизволил посмотреть на меня.

-Поймаем Рысь, и ты свободна как ветер. Но пока ты сильно мешаешь поискам, Анна. И я больше не считаю, что тебя безопасно оставлять одну хоть на минуту.

Машина тронулась. Я протерла рукавом запотевшее окно и думала, думала, думала. Мне не было смысла сопротивляться — подозрений накопилось с лихвой. Теперь и Дарин сомневался, что я не Рысь, не говоря уже о его дружках. Мама будет в шоке. Но что бы я ей сказала? Что ищейка меня выследил, соблазнил и посадил под домашний арест? Мало того, он требовал помощи, поставив меня в тупик. Нет, маме ни слова, достаточно она хлопот принесла. Но я утешала себя тем, что, подчиняясь Дарину, я сохраняла маскировку, свою и всей семьи. Только вторгшись в доверие главаря, я могла внести смуту в точные планы компашки ищеек. Задачка попалась не из легких, особенно если учесть, что страсти в отношениях с этим главарем накалялись с каждой моей выходкой.

— Твоя подруга дома?— спросил Дарин.

— Должна быть. А это проблема?

— Проблема? Нет, Анна, это не проблема. Не для меня уж точно.

— Ты так и будешь со мной разговаривать в подобной тоне?— я больше не могла сдерживаться — его язвительность и неприязнь действовали на нервы. В подобном напряжении я и дня не выдержала бы в обществе Дарина.

— Каком тоне?— мужчина невинно приподнял брови.— Я веду себя так, как ты того заслуживаешь.

— Извини, что? Я не ослышалась?— ахнула я. "Вот нахал! Как же хочется поточить об него коготки!"

— Успокойся, Анна. Понимаю, что тебе тяжело это сделать, но попытайся хотя бы притвориться — ты же хорошо играешь. Или надеялась, я сочту твое внезапное исчезновение за побег Золушки? Я не принц и справлюсь без туфелек. В следующий раз, когда будешь нарушать соглашение, подумай, хорошо ли спряталась.

— Но было полнолуние!— запротестовала я.

— И ты снова скажешь, что не имеешь ничего общего с оборотнями, я угадал?

— Нет. Не скажу.

— Я одну вещь не пойму,— продолжал Дарин, рассуждая вслух,— чего ты испугалась? Не похоже на излишнюю скромность. Ты боялась, я увижу, как ты обращаешься? Может, я все же правильно делаю, что не доверяю тебе?

— Твой дружок не позволил тебе меня отпускать. Что еще оставалось делать? Я не собиралась сидеть дома под присмотром.

— Молодец. Зато сейчас у тебя нет выбора,— заключил Дарин.— Молись, чтобы я не узнал, кто ты на самом деле, и нашел Рысь раньше, чем принялся за твою проверку.

Остановившись перед домом Джемы, Дарин заглушил двигатель и вышел из машины. Я вылезла следом.

— Я твой школьный друг, мы встречаемся три года и с этого дня живем вместе. Поняла?

Дарин придержал для меня дверь, пропуская в холл.

— Не буду я врать Джеме!

— Будешь,— перебил мой тюремщик,— как миленькая будешь. Тем более какая разница кому врать: мне или... Джеме?

Закипев чайником, я сильно прикусила губу, чтобы не сорваться. Дым повалил из ушей, и я держалась из последних сил. Хотелось бы с размаху заехать самодовольному болвану под дых. Потом бы он меня сравнял с асфальтом или отправил в больничку с переломом шеи, но секундное удовольствие того бы стоило.

Мы поднялись на третий этаж. Повернув ключ, я приоткрыла входную дверь в квартиру Джемы и сразу наткнулась на ядовито-желтые босоножки у входа.

— Эй?— прокричала девушка из гостиной и вылетела в прихожую.— О, ты не одна...

Она внимательно изучала Дарина за моей спиной, и, к удивительной злости, я увидела одобрение в ее глазах. От подруги не скрылся и мой новый, совсем не соблазнительный наряд. Я шла на свидание с привлекательным парнем, а вернулась с непоколебимым, расчетливым ищейкой. Сама от себя в шоке.

— Джей, знакомься, это Дарин, мой... кхм... парень,— я кинула косой взгляд на гостя и получила в ответ легкую, почти незаметную улыбку,— Дэр, это моя лучшая подруга Джема.

Девушка с готовностью протянула Дарину ручку.

— Тот самый Дарин!— хихикнула подруга.— Наслышана-наслышана.

"Она врет",— произнесла я одними губами. Гость не поверил ни на грамм.

— Рад знакомству, Джема,— сказал он, пожимая протянутую руку. Я отметила также, что с Джей он вел себя сдержаннее, чем со мной.— Как поживаешь?

— Ой, да все отлично,— пропела девушка.— Вы проходите, не стесняйтесь. Анна вообще здесь живет теперь, поэтому чувствуйте себя как дома. Друзья моих друзей — мои друзья.

— Спасибо, да мы ненадолго...— замялась я, но Дарин подхватил слово, чем спас от обязанности отвечать. Понял, что я не отличалась талантом вранья.

— Только вещи забрать.

Джема с секунду раздумывала, молча мечась между мной и Дарином.

— Вещи?— выдавила она. Подруга редко была обескуражена. Мало что и мало кто могли ввести ее в это состояние.

— Да,— спокойно продолжал Дарин,— вещи Анны. Мы будем жить вместе.

Честно, от этой сладкой на первой взгляд лжи мое собственное сердце замерло и пропустило пару ударов, прежде чем я расслышала фальшь и взбесилась по-настоящему. Но держала язык за зубами. Стоило открыть рот, как на Джему посыпалась бы лапша вкуснее злосчастного катамарана.

— Вместе?— Джей с трудом выговаривала слова, не до конца догоняя, чего же Дарин хотел.

— Ну, да, вместе. За те три года, что мы встречаемся, пора бы перевести наши с Анной отношения на следующий этап.

— Три года?— поперхнулась Джема. Я быстро подхватила подругу под локоть.

— Ты присядь, Джей, присядь.

— Я в порядке,— сказала она, но надломленный голос доказывал обратное.

Джема в шоке. А я была в шоке от того, что она в шоке. А также от своего умелого вруна-напарника.

— Анна тебе не говорила?— мастерски удивился он.— Странно. Как же так, милая?— я поняла, что он обращался ко мне, только когда Дарин обхватил меня рукой за талию и подтянул к себе.

— Я... я...— Что делать?! Отнялся дар речи. Джема вышла из комы и укоризненно смотрела на меня.

— Эй, почему ты не сказала? А я-то думала, что мы делимся всем!— девушка уперла руки в боки и напоминала разъяренную мамочку. Ей не хватало только скалки.

— Стесняется,— нашелся Дарин, снова загораживая мне спину,— тем более я всего три дня как в городе, а только сегодня предложил съехаться.

— И где же вы познакомились?— растерянно спросила Джема.

— В школе. Мы учились в одной школе.

— И в какой школе?— видно, Джей надеялась проверить Дарина на честность.

— Имени Святого Эммануила, штат Массачусетс,— без запинки отчеканил он. Я фыркнула. Не удивлюсь, что такой школы в помине не существует. Джема поверила. Я снова убедилась в том, как плохо она знала свою лучшую подругу. И географию. В Канаде нет Массачусетса!

— Ясненько. Но, Эй, я поверить не могу, что ты не сказала мне про своего парня! А я-то думала, что ты фригидная. Как же объяснить, что за полгода ты ни с кем не встречалась?

"Заткните Джему кто-нибудь!"— вопила я. Подруга упорно считала, что у меня были проблемы сексуального характера, а не морального.

— Совсем ни с кем?— уточнил Дарин. Этот клоун так натурально удивился — я бы и сама повелась на его честные голубые глазки.

— Нет-нет, не волнуйся! А я-то давила на нее. Думала, что Эй — девственница, потому такая застенчивая... Какой ужас, позор мне,— она глупо хихикнула. От стыда я чуть сквозь землю не провалилась, с трудом сдерживаясь, чтобы не послать своих "друзей" ко всем чертям собачим в место, где солнышко не светит.

— Девственница, значит,— Дарин, откровенно говоря, забавлялся, и я пихнула его в бок.— Мы это быстро исправим.

— Так, народ, давайте я быстро соберу сумку, и мы двинем отсюда!

Не дожидаясь новых подколов, я прошмыгнула в комнату и наскоро побросала выглаженные вещички в чемодан. Дарин вошел, когда я села на багаж сверху и пыталась застегнуть молнию.

— Помочь?— предложил он.

— Ага.

Справившись с чемоданом, Дарин вытащил его в коридор, но Джема перегородила ему дорогу.

— Как? Вы уже уходите? Я настаиваю, чтобы вы остались на чай. Эй, от тебя я не потерплю возражений, особенно после того, как ты не посвятила меня в подробности личной жизни. А я же всем с тобой делилась...

Мне хотелось остановить подругу, повернуть к себе лицом и, глядя ей прямо в глаза, честно ответить: "Между мной и Дарином ничего нет, и вряд ли когда-либо будет! А если я что-то не говорила, то для твоего же блага". Под "благом" я подразумевала свою биографию. Джема знала о моем детстве в двух словах. Она знала, что я приехала с того же материка, что и она, семья моя распалась, а в Италии я начала новую жизнь. Это все, что я хотела кому-либо рассказывать, будь то лучшая подруга, парень или простой знакомый. Никаких точных данных.

— Джема, спасибо за предложение. Я думаю, мы можем остаться на минутку,— сказал Дарин, и подруга просияла.— Правда, милая?

"Нет, он точно гипнотизер,— думала я, притоптывая на месте.— И вроде нет в нем красоты неписаной, зато брал обаянием, и, черт побери, никто из представительниц слабого пола не мог ему отказать. Кроме меня. И даже это в прошлом — я успела пополнить ряды, не успев унести ноги из Флоренции".

— О, как быстро мы перешли на "милых",— не удержалась я. Позже выговорила ему все, что думала насчет этого спектакля. Возможно, мой тон был слишком холоден по отношению к человеку, с которым я собиралась жить якобы по любви, но нервы сдавали, да и волновало меня это не больше, чем политические волнения в странах третьего мира.

— Все тебе не так! Либо "милая", либо "Манька".

— А настоящее имя не катит?

— Аннет, Анюта, Энни?

— Нда,— скривилась я,— выбор мой не густ?

Он покачал головой и повел меня на кухню. Сразу ясно, что выбрала бы нормальная девушка на моем месте. Но я-таки отличилась.

— Пойдем, Мань, я из-за тебя всю ночь не спал.

"Ладно,— смирилась я, но только для того, чтобы дать ему передышку,— лучше Манькой быть, чем Твою-ж-мать-Анной."

В светлой кухне Джема заварила чай из пакетиков, после чего вытащила из холодильника вчерашнюю колбасу, порезала ее на дольки и выложила на хлебе без масла. Нам с Дарином пришлось сесть рядом за стойку. Изображать влюбленную парочку удавалось с трудом или не удавалось совсем, но Джей, наверное, приняла наши отношения за стабильные, мол, конфетно-букетный период остался позади.

— Угощайтесь,— девушка пододвинула тарелку с бутербродами, и мы сразу принялись за них, проголодавшись с дороги.— Жаль, Эй, что не довелось нам ни одного вечера провести перед телеком с колой и чипсами.

— Да я и не думала, что так получится,— сказала я с набитым ртом. В свое оправдание добавлю: с квартирами мне не везло в последнее время.

— Ой, ребят, я так за вас рада! Какая красивая пара получилась, дай Бог, чтобы все у вас как надо пошло.

Пожелание Джемы было как нельзя кстати, но мы его воспринимали по-разному. Подруга и представить себе не могла, какой подарочек мне подкинула Судьба-злодейка. Подарочек знатный, должна сказать, и покомандовать любит. "Интересно, и сколько он выдержит со мной в замкнутом пространстве?"

— Дарин, а где ты работаешь или учишься?

— Преподаю анатомию в Йеле, защищаю диссертацию. Мутационные процессы в организме человека, их влияние на генетику. Ликантропия.

Я поперхнулась. Нельзя же так бесстыдно играть на людском незнании! Джема расплылась в умиленной улыбочке.

— А как вы познакомились с Эй?

И на сей вопрос у сказочника нашлась заготовка.

— Я был уже выпускником колледжа, а Анна только поступила. Давали зимний бал, когда друзья подмешали мне в лимонад средство для храбрости, и так я пригласил Анну на танец.

— Как романтично,— вздохнула Джема.

"Да ни разу!"— я же ничего романтичного в байках Дарина не видела. Мой настоящий выпускной, первый и единственный бал в жизни, прошел дома. Я лежала в кровати с температурой под тридцать девять (что, кстати, для оборотней, как тридцать семь и один для человека), и роскошное платье так и осталось плодом фантазии. Королевой вечера стала главная стерва школы, куколка Римми, по канонам школьных празднеств.

— Я бы не отпустила своего парня так надолго,— заключила Джема, осуждающе покачивая головой. Я сделала вид, что не заметила ее постукивания ногой о мою лодыжку.

— А ты бы попробовала удержать Анну.

— Да ну,— не согласилась подруга,— она же флегматична до ужаса!

— Не думаю, что ход ее мыслей понятен хоть кому-то, включая ее саму.

— Точно! Я никогда не могу угадать, злится она или радуется. То она берет и уезжает во Флоренцию. Вот, посмотри,— Джема потянулась к карману халата,— прихожу вчера домой и нахожу вот этой манускрипт.

"О, смотрите, какие молодцы! Не успела я чай допить, а они объединились, две Горгоны",— я потянула Дарина из-за стола, пока Джема не достала записку.

— Я все понимаю: мои лучшая подруга и парень нашли общий язык, и это здорово, но не забываете ли вы, что я еще здесь?

Джема скосила под дурочку, хлопая длинными черными ресницами.

— Брось, Эй, ты правда бываешь непоследовательна.

— Я непоследовательна?— И это говорит девушка, меняющая мальчиков-зайчиков как перчатки, но страдающая по тому единственному и неповторимому бывшему.— Ладно, господа, вы меня доведете, что переезда не будет! Я не шучу — возьму вещи и уеду, буду вольной пташкой.

И кого я хотела запугать? Дарина? Да черта с два он испугается, скорее соберет свою банду и в два счета приведет меня назад. Но намек мой был понят. Дарин округлил глаза, как это сделал бы типичный бойфренд; не хватало только коронной фразы "Я тебя никуда не отпущу" и сцены ревности.

— Да-а, с такой пташкой глаз да глаз нужен,— насмешливо произнес он, специально для Джемы взяв меня за руку. Прощала я быстро, но свежа была обида на этот раз. И на грубость Дарина на улице, и на свою глупость. Подхватив чемодан свободной рукой, он потащил меня к выходу, у двери обернувшись. Джема шла следом, растерявшись от перемены настроения.

— Спасибо за чай, Джема. Приятно было познакомиться.

— Мне-то как приятно, Дарин!

На прощание я чмокнула ее в щеку, и мы оставили Джему одну в трехкомнатной квартире с видом на сад.

Усевшись на переднее сидение, я постукивала пальцами по приборной панели, пока Дарин загружал багажник. Запах "новизны", как я его называла, иначе — кожи и пластмассы, не испарился. Дарин обошел седан и занял водительское место. Вывернув руль, он выехал на дорогу в основной потоком автомобилей.

— Не понимаю, ты так хорошо притворяешься или только я не считаю тебя лапочкой?

Дарин удивленно хмыкнул.

— Я поверю твоей подруге: в мужчинах ты не разбираешься.

Я почувствовала, как к щекам приливает кровь. Убью Джему!

— Завтра повезешь меня в университет,— сменила я тему. Дарин, не отвлекаясь от дороги, ответил:

— Смотря во сколько.

— Что значит, смотря во сколько? Твои прихоти не должны отразиться на моей учебе! В восемь тридцать.

— И так каждый день?— идея ему не понравилась.— Дашь мне свое расписание, чтобы я мог за тобой заехать.

— Погоди-ка, неужто мне теперь и домой самой не доехать?

— Да уж, обязательно. Я один раз упустил тебя и спугнул Рысь. Манька, этого раза было достаточно. Так что с тебя расписание.

Приехали. Я будто вышла замуж без штампа в паспорте. А обед не приготовить ему, носки не постирать? Ладно, чего там — расписание в сумочке. Я достала листок и передала его Дарину, который он сразу спрятал в барсетку.

Машина остановилась перед многоэтажным жилым домом недалеко от Ватикана. Я всегда проходила по этой улице, когда гуляла с друзьями до самого маленького государства. Дарин заглушил двигатель и вышел. Достав вещи из багажника, он поднял их на верхнюю ступень и пропустил меня в дом. Вместе мы поднялись на второй этаж. Я подождала, пока Дарин откроет дверь, чтобы войти за мной следом и закрыть ее за спиной на ключ. Сам ключ он спрятал в джинсах, поэтому, чтобы стиснуть их, мне пришлось бы полезть рукой к нему в брюки. А это не приличных барышень дела.

— С новосельем,— сказал Дарин, оставив меня стоять в прихожей,— располагайся. Моя спальня крайняя, а я пошел спать. Будешь мешать — отплачу той же монетой.

И я осталась одна. В чужой квартире. "Ну, сделаю себе кофе, где здесь кухня?"

Глава 7

Стоит, наверное, описать обитель Дарина. Я бы не сказала, что она соответствовала моим предыдущим представлениям о жилищах ищеек. У меня было всего две картины. Первая — готический замок в стиле Графа Дракулы, выдержанный в кроваво-красных и черных цветах, с задернутыми шторами, не пропускающими лучей солнца. Без гроба, допустим, ищейки смогли бы обойтись. Что ждать от человека с больной фантазией? В последнее время я вдобавок в бегах, что не могло не сказаться на психике. Но вампирский антураж можно списать на детскую впечатлительность. Вторая картинка была проще в плане мистицизма, но богаче в плане стоимости. Это должен быть замок, на крайний случай огромный загородный коттедж, над которым поработали лучшие дизайнеры, с бассейном на заднем дворе и постриженными ровными квадратиками деревьями, вдоль дорожки от гаража до дома. Как мне казалось, у плохих парней денег много и они всеми мыслимыми и немыслимыми способами стараются это показать. Сознаться, я основывалась только на американских фильмах. А, может быть, Дарин и не был плохим парнем? Он был не менее опасным, да. Но до сих пор не причинил мне значимого вреда. И квартирка в многоэтажном доме также не смахивала на роскошные апартаменты.

Я находилась в обычной среднестатистической квартире. Такой, в которой живут молодые семьи с новорожденными близнецами; в которой ютятся многочисленные родственники, заскочившие на огонек; которую уставшая мать отдраивает до блеска и в которой вычищает крошки из-под двухместного дивана после ночной вечеринки дочери. Такую квартирку я снимала в старом отеле. Ничего особенного. Стены выклеены светло-бурыми обоями, пол застелен потертым линолеумом. Почти всю прихожую занимал длинный деревянный шкаф. Я высунула нос в гостиную. В центре комнаты стоял круглый журнальный столик со стеклянной поверхностью, столик окружали кресла с бархатной обивкой (вряд ли это был бархат, но на ощупь походил на него). Хороший, не слишком дорогой, но и не самый дешевый телевизор стоял на полу, но в таком месте, что все гости в креслах могли наблюдать за действием на экране, около окна.

Я подошла к столику. Дарин не был сдвинут на аккуратности, хоть я и не увидела пока разбросанных носков, но книги и журналы лежали на столике перемешанными, завалившимися на бок стопками. Я протянула руку к верхней книге и вытащила ее из общей груды. Сборник рассказов Рэя Бредбери в твердом переплете, один из последних, вышедших в печать. Недурно, совсем нет. Я восхищалась классиками, даже почитывала время от времени тех, кого понимала, но все же отдавала предпочтение любовным романчикам: в жизни без того хватало тягот. Так что вечерком ванильно-розовые сопли на фоне фантастических приключений — милейшее дело. Второй книгой, которую я достала, был затертый том Вальтера Скотта. Дарин, видно, любил разные жанры литературы, и я имела лишь отдаленное представление о каждом из авторов, но читающие люди всегда вызывали у меня уважение. Не обошлось и без мужских журналов. Я с удовлетворенной усмешкой нащупала на дне груды старенький номер "Playboy". "Эх, Дарин, Дарин, прячь лучше",— из чисто женского любопытства я пролистала журнал и подложила обратно под книги.

Кухня была еще меньше гостиной. Квартира сдавалась без кухонной мебели, а Дарин не потрудился ее обустраивать, из-за чего в комнате стоял очередной стол, около посудного шкафчика — раковина на стойке, до отказа забитая грязной посудой. Прожив больше полугода одна, я привыкла мыть за собой посуду, и раз уж Дарин спал и не составлял мне компанию, я включила воду и всполоснула чашки и тарелки.

В течение часа я наслаждалась чайком с лимоном (в поисках кофе облазила все полки, но не нашла) и дочитывала купленный в Термини роман. В двадцать минут восьмого я поставила чашку в раковину и, собравшись с духом, направилась в святую святых, спальню Дарина. Мужество во мне просыпалось всякий раз, когда приближалось время пакости. Нет, я не считала пробуждение Дарина пакостью. Почти. Ведь наплюнула же на просьбу не тревожить его покой. Я приоткрыла дверь и уверенными шагами направилась к кровати Дарина, перед тирадой прочистив голос.

— Подъе-е-е-ем!— разразился по комнате мой басовитый вопль. У меня были изощренные способы издевательств, чему я научилась от сестры. Дарин рывком сел на кровати, и я не уследила, откуда он достал нож за долю секунды, выставив руку с оружием перед собой. Я моргнула. Мужчина тоже моргнул, но, узнав меня, опустил руку. "Вломилась, блин,— подумала я, переводя от шока дыхание,— без стука".

— Ты в своем уме?— осведомился он вполне спокойно, но глаза метали молнии. Да, я почувствовала, как мысленно меня пригвоздили дротиками к стене и закидали тухлыми помидорами.

— Мне надо в универ.

— Сейчас? Издеваешься?!— Дарин подтянул покрывало повыше; одежда его покоилась на прикроватном стуле.— Ты меня в могилу свести хочешь?

— Ой, какие мы нервные,— я обошла кровать и встала у изголовья так, что ему пришлось приподняться.— И это охотник со стальным стержнем.

— Анна, проваливай,— прорычал Дарин. На меня это, конечно, не подействовало, ведь если я что-то вбила себе в голову, мало кто смог бы эту дурь выбить обратно.

— Лекция через сорок минут! Я должна там быть!

— Пропустишь, ничего с тобой не станется,— резко ответил Дарин и откинулся назад в кровати, демонстративно накрывшись покрывалом с головой.

— Станется! У нас сегодня... э-э... постмодернизм. Не будь занудой!

— Я сплю,— донеслось из-под одеяла.

— Я пойду на эту лекцию!— настаивала я. Идея! Дарин не видел меня, притворяясь спящим, потому я на цыпочках подобралась к стулу и запустила пальцы в карман джинсов.

— Их там нет.

Я выдернула руку — Дарин хмуро смотрел, как я роюсь в его одежде.

— Тогда дай мне их!

— Конечно. И распрощаться с тобой и с Рысью одновременно. Дождись, Манька, когда я уйду в маразм.

"Какой же мне осел попался, Господи!"

— Ключи от машины, и я оставляю дома паспорт,— как будто без паспорта я не смогла бы скрыться. Но эти старые убеждения, что без документов я не уеду, сыграли на руку.

— И поцелуешь первый фонарный столб,— Дарин протер заспанные глаза,— прогуляй лекцию.

— У нас был уговор!

Как ни странно, на Дарина подействовало это слово. С секунду он размышлял и, наконец, приподнялся на локтях.

— Выйди из комнаты, я оденусь.

— Стесняешься?

"Ох, зря я решила пошутить",— я поймала его шустрый взгляд.

— Да нет, оставайся. Я не против.

Как и десятки раз прежде, Дарин загорался интересом, и это был чуждый мне интерес, не похотливый в полной мере, нет, но и не тот, с которым компания дворовых детишек смотрит "Тома и Джерри". Мне стало не по себе от этого взгляда. Он был, как контрастный душ: в ресторане Дарин окатил меня ледяной водой, считывая метку оборотня, а теперь заливал кипятком, вызвав настоящую бурю эмоций. А я девочка впечатлительная, но привыкаю быстро — парочки таких штурмов будет достаточно. К слову, судя по тому, что я успела заметить, Дарин был... в норме, в чем-то даже превышал ее. Красивое тело, подтянутое, в меру мускулистое, но больше всего мне нравились руки, сильные, властные. Эти руки недавно прижимали меня к мужской груди, дразнили и пугали скорой смертью. Наивные женские инстинкты. Мне пора было научиться блокировать нежелательные мысли, особенно в присутствии Дарина: слишком уж прямо он воспринимал мои слова.

Понятное дело, что от такого предложения я сбежала в соседнюю комнату от греха подальше и принялась собирать сумку.

До университета Джона Кабота мы доехали без пробок. В такое время суток, восемь часов после полудня, горожане уже возвращались с работы и шли развлекаться по барам, ресторанам, гуляли вдоль улиц вместе с туристами. Обочину у здания заполняли автомобили всевозможных марок. Были здесь и дорогие джипы, и миниатюрные "смарты". Я скучала по своей "хонде", и Дарин не угадал: я ездила медленно и не попадала в аварии, гордо нося отличительный знак ученика на заднем стекле.

— У тебя одна лекция?— спросил он, притормозив у входной двери. Сокурсники рассматривали незнакомую машину.

— К счастью. Будешь ждать меня, как преданный рыцарь?

Дарин хмыкнул и разблокировал дверцы, чтобы я вышла.

— На этом же месте.

— Договорились.

Я вышла из седана под пристальными взглядами друзей и не удержала самодовольной улыбки. Неважно, кем мне приходился Дарин и что нас связывало: для всех остальных мы были парой влюбленных, так почему бы не сыграть новую партию? И в моих картах притаился козырь.

Джема не повернула головы, когда я вошла в аудиторию и заняла место слева от нее.

— Привет,— поздоровалась я.

Она обижалась. Я не была с ней такой же открытой и искренней, как она со мной, и ее можно было понять. Но расскажи я ей правду, загребла бы в психушку.

— Джей, ты не разговариваешь со мной?— сделала я вторую попытку. Подруга тряхнула черными волосами, закрыв ими лицо.— Джей, все не так, как ты думаешь.

— Да неужели?— бросила она грубо, не поднимая головы.

— Серьезно. В общем...— да здравствует очередная ложь во спасение,— ...мы вроде как расстались, с Дарином. Понимаешь, когда я уезжала в Италию, у нас бы у нас была крупная ссора, а тут он объявляется... через полгода... и я не знаю, что и думать!

Я скрестила под столом пальцы. "Только не говори про катамаран",— напомнил внутренний голос.

— Почему вы расстались?— подробности заинтриговали Джему. С кем поведешься — от того и наберешься, вскоре я стала не менее искусным сказочником, чем Дэр.

— Ревность. Он поставил мне ультиматум: либо мы расстаемся, и я еду в Италию, либо я остаюсь, и мы женимся.— Я скривилась оттого, что посчитала ложь недостаточно правдоподобной. Джема знала, что в девятнадцать я меньше всего бы захотела выходить замуж. Подруга оживилась, откинула волосы за спину и повернулась ко мне в пол-оборота.

— Ревность, говоришь? Он думал, что ты найдешь себе горячего итальянца в Риме?— подмигнула девушка. Она-то знала толк в "горячих итальянцах".— Но, Эй, не рановато ли жениться?

— Так никто и не женится! Для начала мы попробуем жить вместе, а если ничего не получится — я планирую покататься по Европе.

— И склеить жеребца,— засмеялась Джей.— Но мне и Дарин твой понравился.

Слава богу, пронесло!

— Правда?— неизвестно, к чему я это вставила. Может, действительно доверяла вкусу подруги.

— Правда-правда. А как он тебя рукой обхватил, а? Будто говорил: "Все, теперь не отвертишься".

Да уж, мне сложно отвертеться от Дарина.

— Прости, что не говорила тебе раньше. Мне было тяжело это вспоминать.

Подруга понимающе обняла меня за плечи.

— Когда я бросила Миро, потом еще месяц вздрагивала, когда слышала его имя. Ну, ты помнишь. Ох, и нелегкое было время. Иногда мне казалось, что я с ним разговариваю, представляешь? А потом понимала, что в квартире-то никого кроме меня нет,— невесело хохотнула она. Я же знала другую историю. Подлец Миро бросил Джему ради парикмахерши из салона, где он делал модную стрижку, о чем мне доложил вездесущий Раймон, сокурсник и один из лучших друзей Миро.— Но теперь,— Джема гордо расправила плечи,— я свободна и независима, Эй! А Миро пусть катится на...!

Припоминаю, недавно она говорила другое. Но для Джемы забыть о кучерявом мачо — скачок вперед. Я была с ней рядом во время депрессии. В тот день Джей позвонила ночью в слезах, а я приехала на такси с бутылкой виски и фильмом с Джимом Керри. Мы так напились, что напоминали самого героя Керри, когда тот надевал маску. Веселая была ночка... перед унитазом на карачках. С той пьянки я на дух не переношу алкоголь.

— Наконец-то ты это сказала,— улыбнулась я.

Профессор громко постучал указкой о стойку и воззрился на нас; вся аудитория обернулась посмотреть на нарушителей тишины.

— Простите!— сказала Джема и, дождавшись, когда лекция продолжится, понизила голос.— Так Дарин будет жить в Риме? Где вы поселились?

— Не знаю улицы, около Ватикана. Мы еще покупали с тобой пирожные, помнишь? Ты килограмм мармелада набрала.

— Помню,— хихикнула Джей,— и как тебе жилье?

— Нормальное. Точнее, как понять, нормальное... Не твое, конечно, и сразу видно, что в ней живет парень, причем один.

— Фе,— Джей наморщила носик,— очень грязно?

— Посуда грязная, все разбросано, холодильник пустой. Но пыли нет, и полы чистые. Ну, я быстро наведу порядок.

— Покажи там, где чье место,— подбодрила подруга. Убираться я ненавидела, но неопрятность ненавидела больше, потому приходилось брать в руки тряпку. Иногда.

— Эй, а ты его любишь?

— Дарина?

— Его, кого же еще?

Я молча прикусила губу. Так и подмывало сказать: "Какое там, Джей? Мы и недели не знакомы, а он уже трижды испытывал на мне "чары" ищейки и всячески пробовал меня раскусить, а переезд — всего-то способ накрыть мой радиус своим, чтобы выследить какую-то мадемуазель под кличкой Черная Рысь". Но вместо этого ответила:

— Конечно, Джей, как же иначе?

Девушка удовлетворенно улыбнулась и шутливо пригрозила:

— Только попробуй не пригласить на свадьбу — найду тебя и шкуру спущу!

Ха, если до этого ее не спустит кто-нибудь другой. В прямом смысле.

Постмодернизм заслужил две строчки в моей тетради. Закончив лекцию, преподаватель вышел из аудитории, и студенты начали собираться. Я наскоро побросала вещи в сумку.

— Ты торопишься?— расстроилась подруга. Каждые выходные мы проводили вместе в какой-нибудь кафешке, сплетничая и строя глазки симпатичным парням.

— Дарин ждет в машине,— пояснила я.

— О-о, кончилась сладкая жизнь. Что будете делать вечером?

— Спать,— честно ответила я. Глаза слипались, да и Дарин тоже не остался доволен прерванным сном.

— Увлекательно. Позвонить что ли Реми?

Я поняла, к чему вела Джема. Реми — наш общий друг, через которого Джей познакомилась с Миро. Гуляя с ним, с Реми, она надеялась вновь увидеть Миро. Как ее подруга я этого подвига не одобряла.

— Так он же уехал!— вспомнила я, выходя в коридор.

— Разве? Что-то я не помню, чтобы он говорил...

— Может, и не уехал,— прервала я подругу,— я не знаю. До завтра, Джей. Не звони ему!

Прежде чем она меня остановила или втянула в размышления о Реми, я пересекла тротуар и влезла в машину. Дарин ждал, как и договорились, на прежнем месте, будто никуда и не отъезжал. В руках он держал потрепанную газету, в которую внимательно вчитывался. Газета была на английском языке, старый выпуск.

— Нашел знакомые буквы?— меня всегда веселило его сосредоточенное лицо. И не только его. В любой напряженной атмосфере меня подмывало на смех.

— Прочитай это,— он передал газету. Первую страницу занимало черно-белое изображение молодой женщины лет тридцати со светлыми волосами и кричащий заголовок "НАПАДЕНИЯ ПРОДОЛЖАЮТСЯ!".

— Это что? Нью-Йорк... зачем мне это?

— Прочитай.

Я бегло пробежала глазами статью, которую и так знала чуть ли не наизусть.

— И что? Ну, нападения. В любом большом городе постоянно...

— Ты ее знаешь?— перебил Дарин. Мурашки пробежали по коже от его серьезного тона.

— Кого?

— Ее!— проскрипел он сквозь зубы, показывая на фотографию пальцем. Я снова опустила глаза в газету и покачала головой.

— Анна, меня тошнит от твоей фальши. И я почти уверен, что ты причастна к ее убийству.

— Почти не считается,— ответила я, стараясь звучать равнодушной.

— Я задал вопрос.

— Нет, Дэр, я ее не знаю,— произнесла я членораздельно и фактически не соврала.

— Посмотри на меня и повтори это.

Я сделала, как он просил, приготовившись к новому напору из ледяного шланга и пыток сознания. Я не умела врать в глаза, и где-то Дарин это пронюхал. Но я не врала, не в этот раз.

— Я ее не знаю.

— Молись, чтобы это оказалось правдой,— сказал он спустя время и завел машину.

Так посмотреть — мне только и оставалось, что молиться. По мнению Дарина; он предлагал это дважды. Я не была набожной, не была атеисткой — некто между, и пока рассчитывала на свою удачу и изворотливость.

На перекрестке Дарин переключил передачу, и я задала вопрос, который возник после прочтения статьи.

— Кем была эта женщина? Твоя знакомая?

Он сжал руль. Ответил спокойно.

— Моей сестрой. Она была моей сестрой.

Сердце тревожно екнуло, заполняя кровью пустую черную дыру в груди.

— Ее убила Рысь?— слыша звон в ушах, я пропустила собственные слова.

— Да. Я был на распознании тела Рейвел. Теперь ты понимаешь, почему мы ее ищем?

— Кажется, понимаю,— круче не бывает — я наткнулась на семейные мщения,— и что ты будешь делать с Рысью? Убьешь?

— С радостью бы приложился к ней,— хмыкнул Дарин, и от злорадства, прозвучавшего в его голосе, комок встал поперек моего горла.— Но мы ее доставим заказчику.

— Мужу Рейвел?

— Нет,— ответил Дарин, поворачивая руль. Машину занесло на повороте, но меня удержали ремни.

— Твоей семье?

— Ее любовнику,— выплюнул водитель пренебрежительно,— у Рейвел был любовник, старше ее на десять лет. Я видел его единственный раз, но говорят, он оборотень, долго жил в Америке, по происхождению из Северной стаи. Исключение, когда он встал против своих же соплеменников.

Получалось, что кровная месть семьи Дарина за Рейвел постепенно перерастала в войну стай. Опасность возрастала и для меня, учитывая, что с коренной северянкой меня спутать легче легкого. Честно говоря, я не знала, какой надо иметь нюх, чтобы с ходу определять причастность к той или иной стае, да еще и судить о человеке по тому, где он родился. Безусловно, это талант.

— Я из Канады,— ответила я, переваривая информацию,— Оттава. Поэтому обломись, я не трогала твою сестру.

— Ты бы здесь и не сидела,— бросил Дарин. Меня замкнуло от его наглости.

— Слушай, милок, мне твои угрозы до одного места, честное слово!

Сорвалась. Последняя капля терпения... Я не спала ночью, Дарин вздумал, что получил новую игрушку, и после этого терпеть его намеки на превосходство — увольте.

— А не должны быть, учитывая, что ты так старательно ее прикрываешь.

— Задницу?

— И ее тоже.

Туманные намеки всегда оставались для меня всего лишь намеками, зря Дарин старался вывести меня на чистую воду.

Он припарковался перед домом напротив продуктового магазинчика.

— Зайдем в магазин?— спросила я.

— Ладно,— Дарин закрыл машину, и мы вместе перешли улицу,— это надо отметить, твой переезд.

Я же действовала по правилу "Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок". Что там сердце? Мне всего-то хотелось угомонить Дарина и отбить у него желание будить меня ночью в отместку. Особенность его характера, как я успела заметить: он остывал так же быстро, как и начинал беситься. К тому же я не умела готовить. Набрав в тележку пакеты, мы повезли ее на кассу. От себя я также добавила в общую кучу бутылку полусухого вина — отметить, как сказал Дарин, сожительство и ненадолго усыпить его бдительность.

— Ну, что? Сегодня меня ждет приличный ужин?— спросил Дарин, открывая входную дверь. Я просеменила за ним и направилась прямо в ванную, помыть руки.

— Дождешься,— засмеялась я,— хотя могу состряпать омлет и сварить макароны.

— Официантка и готовить не умеет. Я должен был это предвидеть,— Дарин тоже вошел в ванную, встав позади меня. В борьбе за мыло он будто случайно взял мои руки в свои, и меня охватила дрожь и паника. Словно пробуждался Везувий.

— А ты, небось, думал, что приобрел женушку на халяву?— отшутилась я, выпорхнув в коридор. Да что со мной творится? Как дева старая. Зато мама бы порадовалась.

— На халяву?— переспросил он.— Да нет, расходы на тебя — будь здоров.

— Не жалуйся, со мной одна экономия.

Раскладывая покупки по всему холодильнику, я поняла, что с голоду мы не умрем: в железную кастрюлю я вывалила макароны, поставила их на огонь и, пока те варились, сделала салат в глубокой миске, поставив ее на стол.

— Открыть вино?— предложил Дарин, извлекая бутылку из пакета.

— Давай.

Маленький столик в результате обрел краски. Два высоких бокала с темновато-красной жидкостью вписались между тарелок и овощным салатом. Я присела за второй стул напротив Дарина и, последовав его примеру, приподняла бокал.

— За скорую поимку Рыси?— предложил он.

— Для начала за удачное начало поисков,— поспешно поправила я. Бокалы звонко чокнулись. Я сделала маленький глоток, и меня слегка перекривило в лице. Делая вид, что пью, на самом же деле только касаясь губами стекла, я наблюдала, как Дарин осушает полбокала.

— Кстати, вкусно,— одобрил он макароны. Я заботливо хлопнула ему в тарелку порцию салата. Кушай, кушай, не жалко, да запевай больше.

Час спустя. Тарелки пусты. Я мучаю винцо, сделав только два полных глотка, в то время как вечно осторожный и предусмотрительный Дарин, развалившись на стуле, хлестал из горла. Картина была шикарная. Я добилась его замутненного рассудка. Зато спать Дэр будет крепко!

— Знаешь, у вас в Ирландии ужасные манеры,— сказала я, когда он снова начал расспрашивать о моей семье. Но начала разговор я примерно с того же вопроса и получила в ответ привычное: "То, что тебе надо знать, ты узнаешь".

— Да брось ты, Манька! По сравнению с моей историей, твоя никак не станет хуже.

Дарин отставил бутылку в сторону и, опершись руками о стол, наклонился ко мне. Туманный взгляд синих глаз с трудом остановился на переносице. Бог с ним, все равно утром не вспомнит. На меня также подействовала та доля алкоголя, что была в двух глотках.

— Уговорил,— сказала я. Дарин довольно улыбнулся, подставив ладонь под подбородок. Рука его в то время потянулась к бутылке.— Я родилась в России. Как и мои родители. Я не помню ничего об этой стране, потому что мы переехали сразу же после моего рождения, и зарегистрирована в Канаде.

— Погоди-погоди,— встрепенулся Дарин, и я на миг мне перехватило дыхание. Но, нет, он был не в том состоянии, чтобы выстраивать логические цепочки,— знаешь, что я вдруг понял?

— То, что я говорила тебе вчера?— съязвила я. Я не открыла ему новых знаний.

— Нет,— ответил Дарин,— я вдруг вспомнил тот день, когда я опознавал тело Рейвел. Я получил очень точное представление об ее убийце. И это исключает тебя из категории... этих самых... подозреваемых! Рысь-то, она абсолютно точно из...

— Мы будем обсуждать Рысь?— вдруг разозлилась я, с чего — непонятно.— Сменим тему?— напомнила я. Дарин запрокинул голову, вливая в горло напиток. Странно, что он не приставал ко мне, как большинство подвыпивших мужчин. Его клонило в сон. Разумеется, это меня устраивало.

— Я тут раскопал кое-какую информацию,— сказал он. У меня тревожно сжались брюшные мышцы. Зная Дарина, могу сказать, он раскопал бы что угодно, хоть скелет в шкафу, хоть клад на Карибских островах. Я почувствовала свое скорое разоблачение и гибель, но он продолжил непринужденным тоном,— оказывается, ты бывшая стриптизерша?

— Нет!— вскрикнула я с наигранным ужасом. На самом деле мне отлегло от сердца.— Нет, не стриптизерша! Танцовщица... но знаешь, небольшая разница, разве что я не раздевалась перед мужиками, моя площадка была огорожена решеткой, и любому, кто пытался меня лапать, менеджер давал оплеуху. И мне платили за часы, а не за приватные танцы.

— Одетая, неприкасаемая... Стриптизерши явно лучше,— сказал он задумчиво, и сделал глоток напитка.

— Формы у меня не те, для стриптизерши. Давай-ка теперь выведем тебя на откровенность, а, Дэр? Ты упомянул свою сестру.

Взгляд Дарина потускнел. Он небрежно отодвинул от себя тарелку, взял в руки солонку, принялся ее нервно вертеть в руках.

— Моя сестра много... для меня значила. Она была старше на четыре года. И есть один проступок, о котором не дает мне спокойно жить... Именно на ней я впервые опробовал свои силы. Помню ее покрасневшее лицо, неловкие движения, раскрытый рот, хватающий воздух... Я отделился от семьи, когда закончил колледж.

Меня передернуло от мысли, что Марию пытали в более грубой форме, чем меня проверял Дарин. И я также понимала, каково это, доставлять боль родным людям. Не до конца уловив причину, я прониклась к нему сожалением и на миг забыла: путь ищейки — только его выбор, и никого иного.

— Поэтому ты ушел из дома?— спросила я. Дарин погрузился в глубокий омут воспоминаний. Или же был настолько пьян, что засыпал за столом.

— Лучше ты мне скажи,— вдруг он очнулся от размышлений и ловко перевел тему,— почему сбежала в Италию?

— Я первая задала вопрос!

Дарин вздохнул, свободной рукой откинув волосы со лба.

— Это не та сфера моей... этой... жизни, которую я хотел бы с тобой обсуждать, Манька.

— Ха! Вот не жди тогда и от меня ответа!— я мгновенно ощетинилась. Сколько Дарину необходимо было выпить, чтобы открыться? Вероятно, он и в состоянии опьянения не переставал ощущать грани дозволенного. Загадки, которыми он так не желал делиться, лишь подогревали интерес. И вместе с тем возвращали к осторожности перед Дарином.

— От кого ты скрываешься, Анна?— напирал он, глядя мне прямо в глаза, словно гипнотизировал, балансируя на краю между человеческим разговором и животным анализом с холодным эффектом айсберга. Я оплошала, захотев его споить. Ошибалась — он отлично соображал. Его ничем не проймешь, ни вином, ни водкой, ни ломом.— Или выгораживаешь кого-то? Скажи, просто скажи... одно слово, большего от тебя не требуется...

Дарин накрыл мою руку своей, крепко сжимая ее, и подтянул меня ближе к себе. Разгоряченное дыхание скользнуло по моим губам, но я продолжала неотрывно смотреть в его глаза не в силах сопротивляться зрительному напору. "Он пьян",— шептал внутренний голос, который едва ли останавливал меня от преодоления той пары дюймов, что разделяли наши губы. Если бы я только подалась вперед, раскрыла все карты — пустила бы коту под хвост все временные достижения. Я была бы самой большой на свете предательницей.

— На кого ты работаешь?— прошептала я вместо ответа. Рука сжалась сильнее. Я заметила, как Дарин напрягся, но прибавила.— Как его зовут?

Мне, как и Дарину, одно имя могло дать больше, чем тысяча слов. Одно имя могло решить раз и навсегда мою судьбу. Нашу судьбу. Всего лишь одно имя либо с моей, либо с его стороны. Как мелочен мир, сомкнувшийся вокруг не шибко трезвой парочки молодых людей, что вытягивали друг из друга решения всех своих проблем и... приговор. Но я наткнулась на равного противника, такого же упертого барана, какой была сама. Да вот же они, титаны.

— Уже поздно, Анна,— напомнил он без намека на былую мягкость.— Займи мою спальню. Чистое белье в шкафу, а я посплю на диване.

После такого прощания Дарин поднялся и, не покачиваясь, не виляя из стороны в сторону, твердой походкой скрылся за перегородкой в коридоре. Спальня так спальня, мне же лучше. Оставив посуду на столе, я воспользовалась уборной, почистила на ночь зубы, по привычке собрав волосы в хвост. Я была не в силах обдумывать наш вечерний разговор, поведение Дарина и свое поведение, потому отложила размышления на следующий день.

Чемодан перекочевал в комнату Дарина, которая, как ей и положено, даже пахла им. То ли он пользовался стойким одеколоном, то ли я сошла с ума. Как бы то ни было, а постельное белье я менять не стала, сославшись на дикую усталость. Переоделась в любимую пижаму и заснула мгновенно, зарывшись носом в его подушку.

Глава 8

Впервые за долгое время вместо кошмара, в котором я терялась среди камней, а ищейки находили меня, я очутилась дома, не в Нью-Йорке — в Оттаве. Изящный кукольный домик наполнял пряный аромат с примесью шоколада: мама в коротком переднике готовила пирог, вытаскивая его из духовки. Я завалилась учебниками, сидя на высоком стуле в позе турецкого султана, и косо поглядывала на лакомство. Мама по-доброму улыбнулась и понесла пирог прочь из комнаты. Запретный плод ускользал прямо из-под носа! Я хотела пойти за ним, откусить кусочек, но ноги приклеились к сидению. Дернувшись снова, я приподнялась на руках, но штанины обвились вокруг ножек стула. Начало одолевать волнение. Мама вернулась, к недолгому облегчению, но в руках она несла не пирог, а сковороду. Глаза женщины загорелись ярким алчным огнем, зрачки расширились, перекрывая светло-желтую радужку. Она занесла руку и пристукнула меня сковородкой по голове, не обращая внимания на немые просьбы остановиться. После третьего удара я догадалась открыть глаза.

Через плотные шторы пробивался тонкий лучик солнца, скользя по скромно обставленной тесной комнате. Послышался щелчок, и Дарин показался в дверном проеме. Сослепу я приняла его за мать со сковородой, плотнее прижав к себе одеяло. Сознание вернулось быстро, но играло оно совсем не в том ключе, в котором обычно держало меня в узде. Вдобавок к моему развивающемуся сумасшествию Дарин разгуливал по дому в одних темно-синих пижамных брюках с сексуально всклокоченными после сна волосами, и походил он на ребенка, очаровательного тинейджера-переростка, задумчиво потирая одной рукой подбородок. Я поймала себя на мысли, что слишком долго его рассматриваю, отмечая мельчайшие детали, и напустила вид полного непонимания всего происходящего.

— Я стучал,— с порога начал Дарин. Не дожидаясь позволения, он прошел в комнату и направился прямо к моей, то есть своей кровати.— Эд звонил.

Я туго соображала, что за Эд и почему он меня напрягал. "Вспомнила, Эдгар — дружок Дарина, приказал ему держать меня под боком, превратив в домашнего ручного котенка. Ошибаетесь, мальчики, я только затихла",— я нахмурилась.

— И что ему надо?— дерзко осведомилась я, закутываясь плотнее в одеяло. Меньше всего на свете по утрам хотелось покидать теплую постельку.

— Догадываюсь, что тебе это не понравится.

Дарин бесцеремонно подвинул мои ноги и присел на край матраца.

— Выкладывай.

— Собирайся, Анна, мы едем в Венецию.

— Это зачем?— нахмурилась я. Дарину и самому, похоже, затея не нравилась, особенно после вчерашней пьянки. На больную голову только в Венецию и ехать. "Пусть только ответит, что Эд двести первый раз выследил мою родственницу, честное слово, я найду его и лично..."

— Рысь в Венеции, но радары сбиваются в расчетах. Не понимаю, как она может так искусно запутывать следы.

"Не-е-ет! Опять, опять, опять... Сдалась же ищейкам эта девица, так мало им самим по ней сохнуть, надо и меня посадить на поводок и тыкать носом в знакомые запахи. А то я забыла, зачем им понадобилась!"

— Ну, о`кей,— выдавила я спросонья.— Езжай, а я, пожалуй, останусь.

— В смысле?— не понял Дарин, выгнув бровь дугой. Я перевернулась на бок.

— В прямом! Я не еду. У меня учеба, куча планов на вечер... и вообще, многое вы о себе возомнили!

К моему изумлению, Дарин засмеялся. Прокрутив в голове сказанное, я все же не нашла смешных моментов и уставилась на него, требуя объяснений.

— Анна, твое нытье меня уже нервирует,— сказал Дарин, глотая поток глупых, почти ехидных смешков. Кто-то с самого утра разбудил во мне зверя! В начальной школе я раздавала несносным мальчишкам подзатыльники и быстро отучила видеть во мне объект для шуток.

— А меня бесит твоя Рысь!— вскипела я. Дэр замолчал, сардонически наблюдая за мной.— И то, как вы за ней носитесь на задних лапках! И ты меня бесишь с вечно недовольной миной и замашками командира! Запомни, Дэр, я не твоя собачка и никогда, слышишь, никогда...

Без лишних слов Дарин зажал мой рот рукой. Я только и успела моргнуть, как он повалил меня на кровать, склонившись к моему уху; темные волосы упали на мое лицо, и по новой привычке я затаила дыхание.

— Тише, девочка, не шуми — без тебя голова раскалывается,— говорил он низким голосом с нотками недовольства.— Если я захочу, ты ею будешь. Поняла меня, Анна? И не забывай о нашем соглашении,— для верности он повторил его, отчего я почувствовала себя до крайности униженной малолеткой,— пока ты помогаешь нам искать Рысь — остаешься в безопасности. Да, и кое-что еще...

При желании я смогла бы спокойно укусить его за руку, так как Дарин не ставил перед собой цели заткнуть меня. Это был символичный жест: "Играй по моим правилам или проваливай". Такое трудно не уяснить.

— За время нашего знакомства,— продолжал он,— у меня скопилось слишком много подозрений на твой счет, чтобы я мог отпустить тебя сейчас. Поэтому смирись, это лучшее доступное решение.

Я покорно кивнула. Сама не знаю, что ощущала в тот момент помимо унижения. Никому прежде не удавалось подавить стальное чувство собственного достоинства, и я не собиралась отступать, не собиралась подчиняться, а тем более человеку, который пробудил во мне тягу к борьбе.

Дарин отвел руку ото рта и подал другую, позволяя подняться. Я ее не приняла и кое-как перевалилась через край кровати на ковер, стараясь не касаться его. Единственная отрада для меня прозвучала в следующих словах:

— Я выпил за ужином, поэтому ты поведешь машину. На местности ориентируешься?

С картами я справлялась лучше многих мужчин и обладала хорошей памятью, не фотографической, но близкой к ней. Однажды проехав по дороге, я безошибочно находила ее вновь.

— Конечно! Доедем в два счета, Дэр,— просияла я с лживой улыбочкой на губах. Он прищурился, стараясь предугадать мои ходы. Он чувствовал подвох.

— Ты не сбежишь,— предупредил он. Я подняла вверх ладони в свою защиту.

— Никаких задних мыслей! Вот увидишь, дороги — моя стихия.

— Ну, ладно,— поверил он и подкинул в воздух связку ключей. Я поймала ее слету, спрятав в кулак,— одевайся.

Подхватив с табуретки одежду, Дарин направился к двери, но у выхода остановился и повернулся ко мне прежде, чем я начала танцевать победный танец.

— Захвати с собой какой-нибудь наряд. Платье, туфли, что вам, девушкам, нужно. Если опять облажаемся, придется встречаться с ними.

Кто такие они и для чего нам встречаться, Дарин не разъяснил, прикрыв за собой дверь. Я пару секунд думала, что надеть, и начала собираться. Пока Дарин со мной, не было и сомнений: он опять оплошает, и, дай Бог, не убьет меня до приезда в Венецию. Кем бы ни были эти очередные дружки Дэра, они еще узнают Анну Фостер.

— Анна, хватит краситься! Кто там на тебя смотреть будет?

— Ты будешь,— огрызнулась я. От нетерпения Дарин постукивал костяшками пальцев по двери в ванную, которую я заблокировала и теперь судорожно накладывала макияж. На "смоки-айз" ни времени, ни нервов не хватало, поэтому я ограничилась стрелками и тушью. В рекордные сроки помыла голову. Ей богу, как в армии для женщин. Знал бы Дэр, сколько ему придется ждать свою "Рысь", так бы не суетился, вытаскивая меня из ванной комнаты.

Разглядывая себя в зеркале, я поняла, что чего-то не хватало... что-то было не так с глазами...

Я распахнула дверь, чем сбила караулящего под ней Дарина с ног, и влетела в спальню. Прикроватный столик был пуст. Я отодвинула шкафчики, перевернула их чуть ли не верх дном, захлопнула, полезла под кровать... "И здесь нет! Черт возьми, не могла же я их посеять, растяпа!"

— Что ты ищешь?— поинтересовался он, входя в комнату и застав меня за сносом его комнаты.

— Линзы! Я помню, что снимала их перед сном...— я вздернула одеяло, но ничто из-под него не вылетело.

— Плохо видишь? Впервые встречаю оборотня, чтобы плохо...

— Я отлично вижу,— возразила я.

— Тогда зачем тебе линзы?— Дарина моя логика завела в тупик. Окончательно возненавидев себя за рассеянность, я повернулась к нему и со злобой указала на глаза.

— Видишь? Они желтые! Черт возьми, такие желтые, как автомобильные фары! Я могу ехать ночью и не бояться, что меня остановят. Но среди людей, знаешь ли, подобное явление не слишком популярно.

Дарин долго вглядывался в мои вытаращенные глаза и, наконец, насмешливо улыбнулся.

— Манька, ты больная что ли?— сказал он, поворачиваясь, чтобы выйти из комнаты, и на ходу бросил.— У тебя прекрасные глаза, давай уже собирайся.

Не отрицаю, что "прекрасные глаза" хорошо польстили моему самолюбию и подтолкнули к сборам, но без линз я чувствовала себя голой. Люди разглядывали меня, как восьмое чудо света. А для ищеек и остальных оборотней я светилась ярче маяка: "Вот она я, смотрите! Настолько глупая, что не скрываю своей сущности и выпячиваю ее на всеобщее обозрение!" Линзы заменили большие очки-стрекоза, как у гламурных дамочек из телесериалов.

Оделись мы с Дарином по разным случаям. На мне были любимые узкие джинсы, мокасины и майка под теплый кардиган. Дарин же, как знал, сразу оделся по-деловому: белая рубашка, серый галстук в полоску, прямые черные брюки. Но не было сомнений, что он не пожалеет дорогой одежды, бросившись за Рысью в огонь и воду. Когда я накинула куртку и вышла из комнаты, он застегивал манжеты.

— Не прошло и года,— пробурчал он, надевая то самое длинное пальто, в каком впервые заговорил со мной,— пойдем.

С погодой мы угадали: тучи, сгустившись, нависли над Римом, поддразнивая его жителей скорым дождиком. От повышенной влажности и недавней мойки волосы закручивались в овчинные кудряшки. Я пожалела, что не взяла зонт.

— Надеюсь, в Венеции солнышко,— сказала я, доставая с важным видом ключи из кармана. Седан довольно пропищал в ответ. Дарин обошел машину и залез внутрь, а я заняла долгожданное водительское место.

— Так вот оно что,— он покосился на мои очки, от Dior, кстати. Такие же, как и сумочка: в Нью-Йорке за сто баксов прикупила.— Мне казалось, у тебя свое "солнышко".

— Без намеков, пожалуйста,— попросила я, вставляя ключи в зажигание. Мотор по-звериному зарычал. Приготовились к долгому путешествию, ребятишки? Я откинулась в удобном кресле, одной рукой поглаживая руль, другую держа на рычаге передач.— Пристегиваемся.

Нехотя Дарин выполнил указания. В моей машине все пассажиры, включая тех, что сидели сзади, обязаны были пристегиваться. Первым делом я предохраняла себя и своих родных от аварий. Исходя из того, что трогаться я училась в шестнадцать лет, ни у кого и вопросов относительно мер безопасности не возникало.

Удерживая педаль сцепления, я надавила на газ, и автомобиль плавно двинулся вперед. Не обошлось без наставлений о вождении. До первого поворота мы ехали в тишине, но мой спутник не удержался от гневного: "Сдавай влево! Не видишь, этот дебил подрезает?"

— Я вижу,— процедила я, уступая нахалу дорогу,— он включал поворотник.

— Да, за три метра,— возразил Дарин.

— Ну, надо человеку проехать! Может, он у него утюг стынет или опаздывает на утренник сына?

Каждому водителю знакома ситуация, когда под боком сидит другой водитель и думает, что отсутствие перед ним руля — не проблема, ведь он все равно ведет машину, пускай и словесно. Со мной часто ездила мама, потому я врубала музыку, и количество наставлений сокращалось. Пришлось занять Дарина разговором. Правда, при выезде из города он посоветовал прибавить скорость примерно так: "Анна, кончай плестись, как развалюха. У меня хорошая машина — дай ей волю разогнаться". Ладно, больше 110 км/ч по автотрассе я не ехала и на уговоры "Рысь опять сбежит" и "Не засни за рулем" не поддавалась. А куда было торопиться? Я вкушала виды, проплывающие в окне: пейзаж менялся в соответствии с тем, как мы отдалялись от Рима в северно-западном направлении. Как я говорила ранее, с дорогами у нас была идиллия, и я ориентировалась что с картой, что без нее, по указателям, превосходно. Дарин пытался наставить меня на путь истинный, но вскоре задремал, поняв, что "Бери левее", "Займи центральный ряд", "Притормози, там же фура!" и прочими непрошеными советами меня не проймешь. Ах, да, и фирменное: "Блин, старикашка на колымаге, обгони его!" влетели в одно ухо и вылетели из другого. Считайте меня неопытным учеником, но могу заверить, что в Америке я и обгоняла, и ругала неповоротливых "баб за рулем" с тех самых пор, как впервые нажала на педаль. А сейчас пословица "Тише едешь — дальше будешь" была самым что ни на есть верным правилом.

Именно так, потихоньку-полегоньку, в три часа дня, а выехав в семь утра, мы оказались в Милане. Якобы случайно. Я ведь умела тянуть время! Дарин, на свою беду, доверил мне штурвал и открывал глаза только на въездах в платные зоны. Продолжая двигаться по прямой дороге, я наслаждалась уютом миланских улочек. Архитектура столицы мировой моды и самой страны были похожи. В отличие от Рима, Милан — деловой центр, без изысков. Серые невысокие домики, с украшенными резьбой наружными подоконниками, хранили оттенки старинной привлекательности. Яркие акценты привносили редкие колонны и рельефные фасады. Пропустив оранжевый трамвай, вместе со всеми машинами я въехала на площадь Кордузио, огражденную по кругу зданиями, между которыми пролегали широкие улицы, разветвляющиеся на узенькие загадочные переулки. Проводила взглядом вывеску "MaxMara", возвещавшую о целом ряде бутиков и магазинов, позавидовала богатым шопоголикам, но с удивительной легкостью на сердце притормозила у Макдональдса и поставила машину на ручной тормоз. Будь у нас чуточку больше времени — обязательно бы заглянули в Дуомо, один из самых известных готических соборов. Но за пять часов езды мой желудок настойчиво требовал пищи, выдавая целую какофонию.

— Дэр,— голос трещал от притворного волнения. Я собиралась выдать сладкую ложь про то, как мы случайно заблудились. Он вздрогнул, прищурившись на меня от солнечного света, бившего в машину.— У нас проблемка.

— Что?— Дарин рывком приподнялся, повертев головой. Затем сжал мои плечи в своих руках.— Что случилось? О, нет, Анна, я ненавижу женские слезы, успокойся!— и легонько тряхнул меня.

Шмыгая носом, я несколько раз прерывисто вздохнула и выдохнула, после чего повторила упражнение.

— Я... я... мы...— пролепетала я в перерывах между всхлипываниями. Дарин долго осматривал меня, но, не заметив повреждений, выглянул на улицу. И тут я замерла, наблюдая, как он медленно осознает, что именно случилось. Контрольным выстрелом в голову я его добила,— в Милане.

— Что?— не веря своим глазам, да и ушам тоже, переспросил Дарин. Ремни безопасности остановили его от молниеносного убийства водилы.

— Я... не знаю... как...

— Не знаешь?— все еще складывая мозаику, откликнулся Дэр. Затишье... Волна отхлынула, собирая с берега желтоватые песчинки и мелкие камушки, затягивая их в толщу воды и приподнимая гребень в два раза мощнее предыдущего у основания... Понеслась.— Как понимать, ты не знаешь?!— Дарин взорвался.— У трассы только два пути, и один из них через Болонью к Венеции! Как ты могла свернуть не туда?! О,— Дарин на секунду задумался, чтобы снова воспламениться,— я, кажется, понял! Ты снова прикрываешь Рысь! Ты снова отводишь меня от нее!

Ненависть и презрение плескались в его жестоких сапфировых глазах, когда он воззрился на меня, мысленно пригвождая к сидению.

— Не отвожу!— воскликнула я слабо, скатываясь в истерику.— Клянусь, мне не нужна твоя чертова Рысь!

— Тогда что? Что опять не так? Или ты мстишь мне за что-то, чего я не знаю?

Я помотала головой, опуская глаза.

— Ты знаешь,— прошипел он,— ты знаешь ее, поэтому так трясешься.

— Да не знаю я ее, просто...

— Что?— взвился Дарин. Я терпеть не могла видеть его таким.

— Я прозевала поворот, только и всего! И Рысь твоя тут не причем!

— Да ты ревнуешь!— вдруг Дарин сделал гениальное открытие, услышав которое, я поперхнулась.

— Чего?

— Ну, откуда я знаю, чего! Почему же еще ты миллионный раз пытаешься помешать?

— Вы искали эту Рысь еще до того, как мы познакомились, и не находили. Так что не надо "ля-ля", я всего-то сбилась с пути, с кем не бывает?

— Со мной не бывает,— ответил Дарин напряженно. Я подбоченилась; искусственные слезы высохли.

— Вот ты, умник, назад и поведешь! Надо было меньше винца чмокать.

— Господи, как мне хочется тебя придушить,— Дарин отвернулся к окну, немного успокоившись.

— Ты меня не тронешь: здесь полно народу.

— Народ — последнее, из-за чего я буду волноваться.

"И кто бы сомневался",— я вытащила ключи и запихнула их в карман куртки.

— Прости,— выдавила я. Как тошно извиняться за то, чего не делала. Точнее делала специально, чтобы выиграть время,— мне правда жаль. Я ужасно вожу!

— Дороги — моя стихия,— передразнил Дарин.— Если б я только знал, что с тобой столько проблем.

— Приключений, Дэр,— поправила я,— воспринимай мое присутствие как лучшее приключение в жизни. Отсюда до Венеции часа три через Верону. Успеем к вечеру, и я повожу носиком по следу твоей Рыси, договорились?

— Лучшее приключение, говоришь,— буркнул он, по-прежнему сжимая кулаки. Так он успокоился, слава богу, и отошел от гнева, хотя я и готовилась к худшему.— Поверю на слово.

— Вот и отлично,— расслабилась я.— Как насчет перекусить?

Я сто лет не ела в Макдональдсе. Целых два дня. Прощай фигура. Зато какая вкусная досталась картошка под соусом барбекю с куриными крылышками. Запив всю эту бурду апельсиновым соком, я устроилась удобнее в пластиковом стуле и ждала Дарина: после сна его настиг волчий аппетит.

— Слушай,— скрестив руки под подбородком, спросила я,— а что за важные шишки нас ждут вечерком?

Дарин оторвался от бутерброда и даже перестал жевать.

— Нас ничего не ждет,— ответил он почти грубо,— точнее я сделаю все возможное, чтобы этой встречи не состоялось. Да, и ты мне в этом поможешь.

— Я задала конкретный вопрос, Дэр,— напомнила я. Что-то здесь творилось неладное и, от запретности знаний, до жути интересное. Он поднял глаза к небу и затем нехотя остановил скучающий взгляд на мне.

— Важные шишки, это ты верно подметила. Эти люди очень влиятельны, и от их веления зависит дальнейшее развитие отношений между стаями.

— Они еще круче тебя?

Дарин хмыкнул.

— Тебе сложно в это поверить?

— Конечно, да,— подыграла я,— неужели есть кто-то ослепительнее?

— Ослепительнее? Вряд ли,— подмигнул Дарин, продолжая расправляться с едой.— Но сильнее, да. Причем не в физическом смысле. На переговорах развязываются войны, чтобы ты знала, и мы близки к одной из них.

— И это все из-за Рыси?

— Из-за нее тоже. Она стала, считай, новым толчком к действиям. Северная стая против Западной.

Война и Рысь, как эти два понятия связаны? В принципе, этим двум стаям только дай повод вцепиться друг другу в глотки. Дарина, судя по всему, мало волновала судьба сородичей и массовые восстания из-за какой-то оплошности с оборотнем. Он преследовал свои интересы.

— То есть, когда вы поймаете Рысь, вопрос о войне отпадет?— подытожила я. Дарин кивнул. Славно.

— Почему ты раньше не сказал, что сегодня последний день до переговоров?

— А смысл? Мы как не могли поймать разбойницу, так и не можем. Но ведь раньше с нами не было тебя.

— Я не так уж и сильна в поисках.

"И хочу домой",— дополнила про себя.

— Анна, посмотри на меня,— попросил Дарин. Морально я приготовилась к промывке мозгов под ледяным шлангом и перекрестилась под столом. Наши глаза встретились, и до меня дошло, что штурмов не предвидится, но, несмотря на это, пульс заметно ускорился. Вот я дура. Окрыленная и почти счастливая дура. Вернусь в Рим — куплю амулет от гипноза. Тем временем Дарин не собирался причинять мне вред и лишь продолжил говорить,— знаю, что это последняя глупость, которую я мог совершить, но сейчас поздно что-либо менять. Я тебе доверяю это дело, именно поэтому надеюсь, что сегодня ты мне поможешь. Опасность грозит всем нам, и тебе в том числе. Особенно с таким запахом.

— Таким запахом?— ахнула я. Наваждение как рукой сняло. "Каким, черт возьми, запахом? Простите, я моюсь каждый день, прибавьте также дезодорант и флакон Escada, который всегда в сумочке".

— Да, запахом,— невозмутимо согласился Дарин.— От тебя разит Северной стаей. Говори, что хочешь, но ты от макушки до кончиков пальцев пропитана Севером, и когда начнется война, как думаешь, наши будут разбираться в твоем происхождении? Риторический вопрос, можешь не отвечать, но подумай над ним.

Ищейки с превосходным нюхом. Я это хорошо запомнила. Каких усилий мне стоило сбить Дарина с пути! Ставлю на то, что его супер-крутые дружки и глазом не моргнут, свернув мне шею.

— Да, я уяснила. Все в округе думают, что я и есть Черная Рысь,— от раздражения, одолевавшего меня, я выплюнула эти слова, словно ядовитые,— шикарненько.

— Не все,— заметил Дарин,— сложно поверить, что ты Рысь, когда один сигнал поступает из двух разных точек одновременно.

— Сигнал поступает только в том случае, если мы его подаем,— огрызнулась я в порыве защиты. Дарин насторожился.

— Повтори.

— Что повторить?

— Повтори про сигнал. Вы нарочно привлекаете к себе внимание?

Широко распахнув глаза, я притворилась куклой, неподвижной и не соображающей.

— Заставь Рысь подать сигнал!

— Идиот что ли?— вспыхнула я.— Каким образом?

— Не знаю!— взвился Дарин и для полноты картины хлопнул ладонью по столу.— Она явно запутывает следы! Заставь ее поверить, что вы играете в одну игру.

— Подать знак? Нет,— я интенсивно замотала головой,— нет, Дарин, это рискованно.

— Почему же? Боишься, что тебя примут за нее?

— Меня уже приняли,— огрызнулась в ответ на издевку.— Я подам знак, но не гарантирую, что она его поймет правильно.

— Значит, сделай так, чтобы поняла правильно,— в голосе его слышалась угроза, но меня она не трогала. Пусть угрожает, сколько влезет, пока не лопнет от злости, я буду делать то, что считаю нужным.

— У меня нет платья для встречи,— предупредила я Дарина, когда мы возвращались к машине. Он указал на пассажирскую дверь, а сам сел за руль.

— Я же просил взять из дома.

Дарин выехал со стоянки и, копируя маневры других автомобилистов, влился в поток на круговой.

— Дома тоже нет. Было только коктейльное, короткое и в паетках. Сошло бы?

— В таких блестящих штуках? Нет, мы не на дискотеку идем, Манька. Это намек на то, что тебе нужно обновить гардероб за мой счет?

— Это намек на то, что я в джинсах и майке, а вместо прогулки к твоим старым ловеласам с удовольствием посижу в отеле.

Изначально я поняла, что от встречи в Венеции Дарину не отвертеться, а за компанию он потащит и меня. И он будет очень злым, упустив Рысь, так что о наряде приходилось заботиться после обеда: на полный желудок просьбы иначе воспринимались. Как я и ожидала. Дарин свернул на улочку с бутиками, Аллилуйя!

— У тебя,— Дарин сверился с часами,— пятнадцать минут. Успеешь?

— Успею. А кошелек?

— Размечталась,— он приоткрыл дверь со своей стороны,— я иду с тобой.

Впервые встречаю мужчину, который выражает желание сопровождать даму по магазинам. Дарин ходил со мной молча, не гудел над ухом, как ему скучно и сколько времени я трачу на выбор. Зато по истечении пятнадцати минут он стал назойливее будильника и к ценам относился критически. Так что ни Lacroix, ни Channel, ни новая сумочка от Braccialini не перепали. Но, по нескромным советам Дарина, я выбрала длинное красное платье из струящегося шелка. Отлично облегало фигуру, завязывалось вокруг шеи, прикрывало грудь. Мы обходили стороной все дорогие магазины, и я в два счета нашла тот единственный сток в переулке, который припрятал шикарные вещички после зимней распродажи. Вместе с платьем шли и лаковые туфли на шпильке, и, по секрету, покупка обошлась всего в сотню.

— Отработаешь,— сказал мне Дарин, протягивая улыбающейся кассирше карту. Та, в свою очередь, всучила мне пакеты с обновками.

— Какой ты щедрый,— я забросила пакеты на заднее сиденье, сама села вперед,— спасибо.

— Я не щедрый, я расчетливый. Мы вернем это на обратном пути.

Довольная, я отвернулась к окну. Дарину не обязательно было знать, что распродажные вещи назад не принимали, а я, как будто случайно, срезала ценники маникюрными ножницами.

При выезде из Милана количество жилых домов начало резко сокращаться, а трасса все также оставалась загруженной — ближе к вечеру жители выбирались за город на выходные. Постоянно меняя ряды, машины мельтешили перед глазами, поэтому в отличие от дороги в Милан, дорога в Венецию была загружена.

Дарин опустил мне на колени борсетку.

— Набери Эдгару,— попросил он. Номер Эдгара высветился первым в списке набранных. Из трубки послышались протяжные звуки. Какой-то дурень наглым образом подрезал седан, и Дарин долго жал на гудок ему вслед. Когда он прекратил издеваться над моим слухом, повисла тишина и мужской бас из телефона настойчиво повторил: "Я слушаю".

— Добрый вечер,— поздоровалась я, от неловкости прокашлявшись в кулак. Дожила: разговариваю с человеком, что приказывал, никого не слушая, меня усыпить,— это Анна, мне нужно поговорить с Эдгаром.

— Это его мобильный,— встрял Дарин, но телефон не взял, крутанув руль вправо.

"Какая еще... А-а, Анна,— Эд совсем растерялся, но быстро вернулся к разговору.— Рад тебя слышать. Как самочувствие?"

— В порядке,— холодно ответила я.— Тут Дарин хочет что-то сказать, погодите минуточку.

Я протянула мужчине телефон, держа его навесу, пока Дарин, занятый верчением баранки, не принял его свободной рукой.

— Эд?

"Дэр, ты с ней? Ты с Анной? Какого...?"— Эдгар недоумевал и возмущался одновременно.

— Такого,— ответил он грубо.— И это не обсуждается.

"Твои чувства сейчас очень некстати, Дэр".

— Не лезь не в свое дело, Эдгар,— прервал он собеседника.— Анна едет со мной.

"Не забыл о Совете? Он не примет ее. Но ты обязан там быть".

— Если мы поймаем Рысь прежде...

"Кому ты это втираешь, Дэр?— Эдгар был настроен реалистично, что мне в нем и нравилось. Но только это: в остальном он выступал в моем сознании как крайне мерзкий тип.— Ты не поймаешь ее ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Эта плутовка полгода пудрит нам мозги".

— Полгода мы не обращались к оборотням,— не отступал Дарин,— а сегодня я не один.

"Удача с тобой, Дэр. Твой юношеский азарт не знает границ. Но будь на встречи, когда останешься с носом. Они требуют присутствия всех нас. Придумай, куда денешь свою подружку".

— Я все улажу, Эд,— Дарин на секунду повернулся ко мне, одарив уверенностью,— есть план, как провести Анну на встречу. И скрести пальцы, чтобы мы на ней не появились вовсе.

"Пошел ты, Дэр,— загоготал Эдгар,— ишь чего захотел. А мне опять отдуваться за двоих?"

— Предупреди лучше радаров, чтобы перезвонили.

"У тебя не получится — девчонка, видно, хорошо тебе мозги промыла. Но я предупрежу их".

— Спасибо,— ответил Дарин. Эдгар отключился, и я положила телефон обратно в борсетку.

— Твой друг умеет поддержать,— сказала я. Дарин криво ухмыльнулся.

— Эд думает, ты Рысь. Поэтому ничего удивительного, что он потерял в меня веру. Но радары не должны подвести.

В десять часов ровно, скажем спасибо пробке на мосту от материка до острова, мы достигли Венеции. И в ней не было автомобильных дорог, а вот узких пешеходных навалом! Это стало великим открытием для меня, потому что до последнего я была уверена, что мы не будем передвигаться на гондолах. А я не любила воду! Даже когда летела над океаном, старалась проспать весь полет и отсела для этого на центральный ряд, поменявшись местами с услужливым дяденькой в кипе. Беззащитность, которую вызывала стихия, и глубина моря меня пугали.

Дарин ехал за беленьким Range Rover, который слепил фарами в наше лобовое стекло. Свернув за ним, он остановился на стоянке около вокзала, единственной стоянке в городе. Речной трамвайчик довез до площади Сан-Марко, состоящей из двух частей: пешеходной площадки от Гранд-канала до колокольни, зажатой меж белоснежных сооружений эпохи Ренессанса, и самой площади, простирающейся перед величественным собором. Сан-Марко — главная площадь и сердце города.

— Рейли,— сказал Дарин, поднеся телефон к уху,— как у вас там?

Рейли имел приятный мелодичный голос, не свойственный взрослым парням, потому я сделала вывод, что Рейли из молодняка, новеньких радаров.

"Ничего нового, мистер О'Коннор, последний сигнал поступил около двадцати минут назад с Rio Tera dei Pensien у причала".

— Спасибо, Рейли. Я думаю, мы еще успеем,— и, не прощаясь, Дарин отключился, продолжая клацать по клавишам.

— Рыси звонишь?— поинтересовалась я в шутку.

— Не сейчас, Манька. Я ищу эту улицу, ты не запомнила? Rio Tera... А, вот, нашел. Держи,— он вложил телефон с навигатором мне в руки. На экране высветился подробный план города,— пошли, пойдем пешком, тут недалеко.

Раньше я не замечала, как свободное пространство некоторых, наиболее широких улиц между домами заливает вода, бирюзовыми реками разделяя Венецию на части, как длинные шрамы на теле. Дома, как и во всех городах Италии, в которых я была, напоминали соседние, складывая впечатление обо всей Венеции по одной только улице, состоящей из этих малоэтажных домов с красной черепицей на крыше. Нижняя часть стен потемнела от воды и разрушалась, из-за этого наружное покрытие походило на ободранные обои. Верхняя часть домов коричневых оттенков выглядела опрятно, но после Рима и Флоренции, которые тоже стояли на реках, я не нашла в Венеции романтики. Однако ради лодок, плавно плывущих по течению и подгоняемых лишь хозяевами, что сидели на корме, город хотелось посетить хоть однажды. Отчетливый запах сырости, влажный воздух.

Пару раз свернув не на ту улицу, Дарин остановился перед спуском к воде в конце дороги.

— Если я не ошибся,— сказал он, хмуро оглядывая местечко в сердце Венеции, освещаемое слабым светом из окон жилых домов,— мы там, где должны быть.

Рассекая темно-синюю водную гладь, мимо нас пронесся катер, а после него и второй, везя на борту шумную компанию студентов.

— Сказать тебе, где я должна быть?— чертово местечко было таким пустынным, что ветер в ушах свистел, как приведение, и оно разозлило меня.— В престижном университете! В Гарварде или Принстоне, или Йеле, или, не знаю, в Кембридже! А что я получила вместо блестящего будущего? Частный приют для американцев в Италии, вдали от дома, и гордое звание "специалиста по искусству". Шикарненько,— я скрестила на груди руки,— это именно то место, где я должна быть. С тобой.

— Образование?— в темноте я заметила, как Дарин с неприязнью на лице сдвинул брови.— Ты действительно думаешь, что все бы было иначе, учись ты в крутом заведении?

— По крайней мере я бы не чувствовала себя такой жалкой.

— Ты не жалкая.

— Неужели? Ну, спасибо,— отвернувшись к реке, я подошла к самом берегу и присела на корточки. Все не было бы иначе, конечно, Дарин прав.

— Я не утешитель, Анна,— мой спутник оказался рядом. Зачерпнув в ладонь камушков, Дэр кинул их в воду, пуская на ней круги.— Но скажу тебе вот что, может, станет легче. Я учился в Тринити-колледже и Дублинском университете, успешно окончил. Два года работал по профессии, поймав золотую жилу. Затем Рейвел погибла. А теперь подними голову. Посмотри, где я теперь. Просто так сложились обстоятельства, а мы сами выбираем, поддаться им или лет.

— Не все выбирают. Когда веришь одному человеку, заглядывая ему в рот, ловишь каждое слово, и он всегда был прав, всегда знал, как жить и для чего. До определенного момента. И ты не успеваешь быстро среагировать и начать думать самостоятельно, очутившись на улице с чемоданом в руках. По чужой воле, между прочим. Пошли,— я поднялась на ноги, поправив джинсы на коленях,— посмотрим, чем я могу быть полезной хотя бы здесь.

До конца улицы мы брели в тишине, только за поворотом послышался гулкий лай собаки. У моста на другой берег Дэр в нерешительности и обратился ко мне.

— Попробуй просканировать местность, прежде чем мы пойдем на ту сторону.

— "Просканировать" — это ваш сленг?— нет, после жалоб я потеряла способность шутить, но, как ни странно, Дарин ободряюще улыбнулся. Кому интересны ноющие девчонки? Никому. Представим, что минутной слабости не было, и я снова надела маску

— Я жду.

Прикрыв глаза, я представила план города и окрасила его в черный свет. Больная фантазия — одна из способностей, которой я гордилась. Мысленно протянув руку, я стала проводить ею над картой, пока не наткнулась на точку: центр ладони начал пощипывать небольшой огненный сгусток, передающий ускоренную пульсацию тела. Горячая точка находилась в паре кварталов от причала, где Дарин говорил с Рейли, но намеренных сигналов из нее не шло. Оборотень не давал о себе знать, и обнаружить его мог только другой оборотень.

Подвинув руку к краю карты, я дотронулась до горящего очага, яростного пламени с зубастыми искрами. Праздник Глав по энергии превосходил любой Хэллоуин.

— Никого не вижу,— сообщила я, не открывая глаз, как какой-нибудь экстрасенс-шарлатан,— двадцати минут достаточно, чтобы...

От неожиданности я вздрогнула, когда Дарин крепко сжал в ладонях мои плечи.

— Анна, поищи лучше,— взмолился он. Еще никогда ранее я не слышала его таким... взволнованным, теряющим надежду. Сомневаюсь, что кто-либо кроме меня еще услышал бы просьбу в голосе Дарина, именно просьбу, привычную, а не склоняющуюся к приказу.— Пожалуйста. У нас последняя возможность сделать это тихо. Только скажи мне, где Рысь, и все закончится.

Взгляд Дарина был настолько проникновенным, что, открыв глаза, я не смогла сдержать подступающие слезы. "Все закончится..." Как магическое заклинание, последние слова по кусочку изрезали мою душу, и вот-вот с языка готов был слететь пункт назначения. Но я проглотила ком в горле. С какой стати я испытывала чувство вины перед Дарином? "Он мне никто",— повторяла я. Во всяком случае, в то мгновение я так думала.

— Я... я не знаю... Пусто: ни звука, ни шороха. Только на окраине города сборище. Это и есть Главы?

— Боюсь, что так,— подтвердил Дарин.— Ты хорошо посмотрела?

— Каждый уголок. У этого дома еще улавливается запах, но он теряется.

— Ясно,— мужчина заметно поник, и, наблюдая за ним, я снова ощутила укол совести,— я все понял. Вернемся в машину.

Незаметно для Дарина я подала два слабых сигнала, которые не были доступны ни ищейкам, ни радарам. Два — число, коим пользовались, как сигналом SOS. Точка замерцала и исчезла с карты Венеции — абонент прервал связь.

— Твой друг сглазил,— сказала я,— проигрышное дело.

— Я все это время надеялся, что с тобой оно не будет таким... проигрышным,— Дарин нервозно взлохматил волосы,— и я не обращался бы к тебе, если б у нас были в запасе недели, месяц. Так нет же!

— Извини,— к чему я это вставила, не имело значения. А Рысь, по случайности топтавшаяся в том городе, где происходил съезд важных шишек, мозолила глаза не только Дарину. На нее давно точили зуб.

— Тебе понравился Милан, Анна?— спросил Дарин с оскорбительной иронией. Вымещать зло на мне — худшее, что он мог придумать.

— Мы через это прошли, Дарин,— процедила я, постучав пальцем по виску,— ошибка с координатами.

— Ошибка?

— Ошибка.

Дарин отвернулся, позволяя мне скрыться в тени дома и переодеться в вечернее платье для Совета.

Глава 9

— Не подглядывай,— предупредила я, пытаясь одновременно завязать бретельки на шее и поправить ткань на бедрах. В тесном неосвещенном фонарями участке дороги это получалось с трудом. Дарин обернулся, как назло, но я быстро прикрылась руками,— эй!

— Может, тебе помочь?— любезно предложил он. Я запустила ноги в новые туфли, молясь, чтобы они пришлись впору и на следующий день на пятках не красовались волдыри от мозолей. После чего вылезла из укрытия и повернулась к Дарину спиной, оголяя шею.

— Будь добр, завяжи, пожалуйста.

— Без проблем,— ответил он, принимая у меня завязки из рук. В том месте, где Дарин прикасался пальцами до моей кожи, проходили мелкие электрические импульсы, которые нейроны моментально посылали по нервам до самого мозга. Когда я осознала, как глупо себя чувствую (хотя, в общем-то, ничего такого, за что пришлось краснеть, не происходило), я прикусила губу, сильно, почти до боли. Какая радость, что Дарин не читал мысли, а иначе мне было бы проще сымитировать конвульсии и признаки бешенства.

— Туже или так нормально?— спросил Дарин, возвращая мои мысли в привычное русло.

— Вроде держится, спасибо.

Я повертелась на каблуках, подол легким шорохом скользил по ногам. Все-таки шелк — лучший материал для платьев, если только это был именно шелк за ту цену, значившуюся на ценнике.

— Ты выглядишь,— Дарин оценивающе осмотрел меня, не пропустив, я уверена, ни малейшей складочки или тени. Подобрал слово, от которого я и с концами смутилась,— потрясающе.

— О...— единственный звук смогла вымолвить прежде, чем собрала растроганные кусочки себя обратно в одно целое. Чем мог отличаться комплимент Дарина от комплимента любого другого мужчины? Ничем. И не берем во внимание, что для меня эта несущественная разница выглядела как раз таки существенной, к тому же я по гороскопу падкая на лесть и комплименты,— я удивлена, но спасибо.

— Повернись-ка,— попросил Дарин. Я снова повертелась на месте. Сзади платье полностью открывало спину, и вырез доходил до поясницы. Волосы, собранные в творчески растрепанный пучок с несколькими свободными прядками, подчеркивали элегантность платья. В кои-то веки я была довольна тем, как выглядела, и искренне обрадовалась одобрению Дарина. Мне даже почудилось восхищение в его глазах, но на такой краткий момент, который сошел скорее за мою собственную фантазию.

— Да,— сказал наконец Дарин. Тот фонарь, что кидал на пешеходную дорожку желтую полосу, осветил половину его лица, и, самое главное, часть его фирменной полуулыбки,— то, что нужно для моей жены.

— Чего?— опешила я.

— Пошли, сейчас объясню.

Безлюдный переулок мы оставили за спиной, развернувшись в противоположную сторону к въезду в Венецию. В вечернее и ночное время пешеходное движение заметно сократилось.

— Понимаешь, в этом обществе, не буду обманывать, тебе будут не рады.

— Вот здорово,— буркнула я. Велико удовольствие — находиться в компании, где тебя все ненавидят. Это было схоже с вечеринкой по случаю дня рождения моей школьной подруги Клары, пять лет назад, когда я не знала ни одного ее друга с секции по бейсболу. Весь вечер эти чудаки обсуждали приемчики в спортивных играх, а я запихивала за щеки чипсы и листала модный журнал. "Сегодня, по-видимому, на чипсах я далеко не уеду".

— Да, это так,— согласился Дарин, чем прибавил мало бодрости,— но только до тех пор, пока я тебя не представлю. Как "свою", разумеется.

— Ага, то есть невеста уже не прокатит, да? Мужики серьезные — отмазки тоже.

— Вроде того,— усмехнулся он,— считай, что они консервативны.

— И что же? Если я не буду твоей... этой... женой, они меня поймают и сожгут где-нибудь под мостом как еретика?

— Ну, нет. Это вряд ли: слишком много шума. Скорее всего им будет наплевать жива ты или нет, лишь бы на дороге не мешалась. Видишь, Анна, только я с тобой так нянчусь.

— Они меня не тронут,— уверенно заявила я. Дарин повернул ко мне голову, притормозив на переходе.

— Ты думаешь?

— Конечно. Зачем им меня убивать, если я не Рысь?

— Скажешь об этом сама?

И снова шли сомнения со стороны Дарина. Ну, да, пожалуй, что-то толковое в его словах было, и "крутые" парни вряд ли таскались бы со мной, как с младенцем на руках, особенно если мой запах и общая принадлежность к Северной стае давали повод экстренной лампочке в их мозгах загореться.

— Что я, правда, так похожа на Рысь? Ты ее хоть видел когда-нибудь?

— Мне не обязательно видеть, чтобы знать, Анна. Очень похожа,— он даже поднял вверх большой палец в знак одобрения,— по всем признакам.

— А мнимые штампы в паспортах меняют дело, верно?

— В корне. Ты автоматически переходишь на нашу сторону. А это плюс один союзник у нас и минус одна забота у тебя. Разве плохо?

— Замечательно,— пробурчала я,— замечательно,— повторила снова и на глазах у Дарина сняла золотое кольцо с указательного пальца и надела — какая ирония, сама себе — на безымянный.— Так лучше?

— Ну, конечно,— оценил Дарин,— тебе к лицу.

— В смысле по возрасту пора бы уже?

— Да нет, по возрасту ты еще маленькая,— сказал он и свернул на смежную улицу.

— Хорошо, и что ты от меня на этот раз хочешь?— я перестала даже сопротивляться. Два варианта, почему так могло произойти. Я боялась нарваться на гнев божий, на гнев Дарина, на гнев обезумевшей стаи ищеек-радаров-и_кто_там_помимо_них_был. Но, учитывая то, что даже на улице напротив старого дома в Риме, будучи по уши в грязи и изнывая от боли, я не боялась и продолжала давать отпор до последнего, первый вариант отпадал. Меня вполне устраивало нынешнее положение дел. Да, это больше похоже на правду. А что? Меня покрывал симпатичный представитель из вражеской стаи, который знал обо мне не больше, чем я о нем, но при этом давал кров, за условную плату катал по Италии, да и всячески меня развлекал. Хоть и не ставил это своей задачей. Я не дура, чтобы жаловаться сейчас, бродя в шикарном вечернем платье и с пакетом со сменной одеждой, притворяясь женой Дарина. С ума сойти, цирк уродов отдыхает.

— Для начала я хочу, чтобы ты дополняла меня с выгодной стороны,— сказал Дарин.— У Глав пунктик на этот счет. Для них серьезное отношение напрямую зависит от семейного положения.

— Это объяснимо. Я вообще удивлена, что тебе доверили поисковую операцию.

— Я настойчив не только с тобой,— улыбнулся он в ответ и, не прерываясь, продолжил.— Второе условие: не выдавай подробностей своей личной жизни и соглашайся со всем, что я буду говорить.

— Эй-эй, твои дружки настолько,— я сделала акцент на данном слове,— консервативны, что не приемлют свободу слова? Нет, Дэр, я так не согласна играть!

— О`кей, вернемся в отель и будем играть,— Дарин странно хмыкнул,— как ты хочешь. Я только прошу тебя не ляпнуть лишнего, как ты умеешь.

— Я постараюсь.

— И последний вопрос. Ты предпочитаешь муси-пуси и прочие сюсюканья?

Нет, я ненавидела сюсюканья, ненавидела романтику, в самом опошленном смысле, который доведен буквально до крайностей. Я росла странной девочкой. Неумелые стихи юных поэтов в свое время убили во мне любовь к поэзии, а слащавые мальчики навсегда остались в памяти как подружки и скучные, недалекие собеседники. В этом плане Дарину, можно сказать, повезло со мной — требовательна я была только на первом этапе отсеивания.

— Дэр, давай оставим все естественно. Не волнуйся, я знаю, как вести себя в светском обществе.

По правде говоря, я не знала. А, насмотревшись "Сплетницы", имела лишь далекое представление.

— И последнее...

— Муси-пуси были последними!— взвыла я, но вскоре замолкла, когда Дарин нашел место для перехода на другую сторону дороги и предостерегающе глянул на меня.

— Там,— Дарин указал себе за спину, где по идее проходила встреча,— будут люди, которые могут захотеть тебя узнать. Могут и не захотеть, но я склоняюсь к худшему. Помни, кто ты сейчас.

— Мне сложно свыкнуться с этой мыслью,— вздохнула я. Краем глаза я посмотрела на Дарина и поразилась самой возможности, что мне когда-либо удалось бы добиться этого неприступного и холодного мужчины. Но он не всегда был холодным. И не всегда таким оставался, поверьте. Но в тот момент он бы запросто сломил такую юную северянку в момент разгара стихии.

— Ты моя жена, Анна,— проговорил он отчужденно, словно отдавал распоряжение,— из Западной стаи и никогда, запомнила? Никогда не видела Черной Рыси и знаешь о ней только то, что я посчитал нужным тебе сказать.

— Не дави на меня!

— Я тебя даже не трогаю,— Дарин невольно наклонился ближе в процессе разговора, но держал руки при себе.

— Морально. Ты давишь на меня морально, Дэр. Я не глупая девочка, я все поняла.

Дарин внимательно смотрел мне в глаза, пока не утвердился в том, что я говорила правду. Сапфир и топаз на секунду встретились и временно слились в один камень. Мне выгоднее было поддерживать Дарина. "На твоей! Я на твоей стороне!"— Флоренция стала для меня тупиком, последним вагоном поезда, несущегося к обрыву, и только с этого вагона я могла спрыгнуть на рельсы и выжить.

— Пойдем,— Дарин предложил мне руку, которую я с готовностью приняла,— недолго осталось идти.

Шли мы медленно — тому причиной мои новые туфли на шпильке — что конкретно бесило Дарина. Как чуткая "женушка" я не обижалась на его резкие выпады в адрес моей неповоротливости, ведь понимала, что волнение одолевало самых стойких с виду солдатиков. О причине его волнения мне только предстояло узнать.

Набережная тянулась только по одну сторону от реки и сливалась с фундаментом домов. Они были построены таким образом, что с одного берега на другой удавалось попасть по мостам, нависшим над рекой угловатыми арками. Вытянутые лодочки заснули на ночь, привязанные веревками к берегу, и сонно качались от ветра. Ресторан "Ла Раффаело" занял часть первого этажа в обыкновенном жилом доме. Пройдя мимо моста, мы остановились перед узкой дверью, над которой не значилось ни названия заведения, ни каких-либо других оповестительных знаков.

— Здесь,— произнес Дарин, занеся руку для стука.

— Ты уверен? Извиняюсь, конечно, но эти твои "крутые" ребятки, похоже, жуткие грубияны.

— Не торопись с выводами — это черный ход.

— Мы в запрещенном местечке?— не уставала я выдавать одну догадку за другой.— Даже фонарей нет! Тут точно что-то нечисто. Притон наркоторговцев или бордель. Хотя нет, для борделя...

Дарин сильно сжал мою руку, чтобы я заткнулась. В дверях возник широколобый вышибала в затемненных солнцезащитных очках. По сравнению с Дарином этот здоровяк выглядел громадным, как скала, вырвавшаяся из-под земли угольным осколком, а километровые плечи с трудом вписывались в дверной проем, перекрывая и без того тускло освещенный ресторан.

— Ваше имя.

— Дарин О'Коннор,— не уступая в ему в жестком тоне, ответил Дарин. Здоровяк сдвинул очки на нос и исподлобья посмотрел на моего спутника.

— Подождите здесь.

Наглейшим образом входная дверь захлопнулась перед нами, но не успела я разразиться возмущением, как здоровяк вновь появился.

— Вы есть в списке, мистер О'Коннор,— мужчина почтительно кивнул ему и повернул голову ко мне,— а вы, девушка?

— Анна Фо...

— О'Коннор,— перебил Дарин, крепко сжав мою ладонь,— Анна О'Коннор, она со мной.

— Подождите здесь,— снова сказал здоровяк, и я все же успела воскликнуть: "Что это за ерунда?"

— Пошел проверять, есть ли мне восемнадцать?— спросила я Дарина, и он отшутился, мол, все схвачено и без возраста. После такого теплого приема я тоже начала нервничать. Вышибала приоткрыл дверь и наконец-то отошел от прохода.

— Проходите. Вас проводят в открытый зал.

Услужливый официант поприветствовал нас с полупоклоном и, убедившись, что мы не отстаем, направился в зал. "Открытым" он был в действительности: веранду заполняли расставленные вдоль ограждения столики, между которыми, пританцовывал приглашенный музыкант, задорно играя на гитаре итальянские хиты минувших лет. Над головой блестели бессчетными песчинками звезды, отражавшиеся от гладкой поверхности воды городского канала. Канал протекал под самой верандой. Мне было непривычно слышать тихий плеск воды о стену, но еще более непривычной для меня стала английская речь, пестрившая разнородными акцентами. За время проживания в Италии я отвыкла от англоязычных собеседников, исключая Дарина и Джему.

— Ну, как?— спросил Дэр, подбадривая меня участливой улыбкой, от которой мне стало заметно легче. Частью сознания я догадывалась, что он также не привык к подобным показушным мероприятиям. Только в романтическом свете настольных ламп, под коралловым абажуром создававших интимно-торжественное освещение, я разглядела своего партнера по лжи. До странности яркие глаза даже под действием оранжевых лучей сохраняли мистическую синеву, прожигающую меня до кончиков пальцев, когда я встречалась взглядом с Дарином; каштановые волосы выгодно оттеняли глаза, и редко так совпадало, чтобы высокие скулы делали мужчину с тонкими губами и узким, чуть выступающим подбородком привлекательным. Сдаюсь. Он был хорош собой — в конце концов, у каждой девушки могут быть свои слабости. Но Джема говорила: "Не давай им понять, что они тебе не безразличны, ты же не хочешь, чтобы из тебя веревки для гамака вили?" И вправду, свить веревки из Джемы, не пострадав при этом всеми важными детородными органами, было трудно.

На Дарине был строгий черный костюм, на мне — длинное алое платье, вокруг — ухоженные, разодетые в дорогие наряды дамы в сопровождении солидных, не побоюсь этого слова, джентльменов — все это делало вечер не столько серьезным, сколько волнующе роскошным. Особенно для меня, не видевшей в своей жизни "высшего света". Я довольствовалась вылазками в тесный ночной клуб.

Каждый оборотень, так или иначе, относился к одной из шести стай, населявших Землю. Членение на стаи образовалось спустя многие годы, века, прожитые на определенном континенте, но на их формирование политика государств мало влияла: у оборотней были свои законы, свои Главы, входящие в единый Совет, свои жители, порядки и войны, в которые обычных людей редко вовлекали. Главы, в свою очередь, сохраняли невозмутимый вид и проводили Советы без мордобоев. Объявление войны обычно происходило без их ведома, и когда стая сцеплялась с другой стаей, поздно чесать языками. Но все-таки именно это и делали Главы, чесали языками, и их Совет проходил довольно сдержанно, не по высшему разряду, как предполагалось. Тем не менее, попасть на него удавалось лишь единицам.

Только половину столиков заняли гости — большинство предпочитали не присаживаться и переговаривались стоя, держа в руках по бокалу изысканного напитка. Как сторонник ЗОЖ я не любила пьяных вдрызг и всегда соблюдала дистанцию, находясь с рядом с ними в одном помещении. Но сегодня не тот день, чтобы наслаждаться руганью и драками. Все в ресторане "Ла Раффаело" знали меру как в выпивке, так и в произнесенных словах.

— И часто ты посещаешь такие сборища?— шепотом спросила я Дарина, пока у нас было время для разговора один на один.

— Обычно меня и не приглашают,— ответил он, наклонившись ко мне, но продолжая держать веранду в поле зрения,— с поисками Рыси эти люди нашли выгоду в сотрудничестве со мной. Как ты знаешь, это далеко не первое убийство кого-то из наших за последний год, и Рейвел была последней жертвой.

— Вы уверены, что ее убил северянин?

— Конечно, Анна. Мы проверяли. И всегда есть экспертизы, не забывай, куда мы и отправляли анализы. Сомнений нет, более того — мы знаем, что это девушка. Вероятнее всего — брюнетка, и я лично это устанавливал.

— Ты мог ошибиться?— с надеждой спросила я, но Дарин, выпрямившись, уже меня не слушал. "Дерьмо",— произнес он одними губами. Я проследила за его взглядом, прикованным к толпе, и вскоре заметила выделившуюся из общей группы девицу. Скользящей походкой она медленно вышагивала навстречу, при этом обводя бедрами восьмерку, будто делала упражнения в фитнес-клубе. Подол откровенного бордового платья шлейфом волочился по полу. Волны платиновой окраски волос спадали на пышную грудь, но внимание на себя отвлекали глаза, опять эти глаза, изумительного зеленого цвета, салатного. Она точно родилась оборотнем. Или же у нее оттеночные линзы. От пламенной мысленной стрелы, что она запустила в Дарина, и надменной, посланной его "подружке", меня охватило новое, не опознанное ранее чувство: температура повысилась, кровь прилила к вискам, и в области грудной клетки стало дурно от подступающей ярости. Ревность. Инстинктивно я выровняла спину и приподняла подбородок, не уступая блондиночке в умении подать себя.

Первое впечатление о ней сложилось как о стерве со стажем. Приблизившись, девушка улыбнулась так натурально, подражая дружескому настрою, что я засомневалась, а правильно ли поступала, изначально настроившись враждебно. На румяных щеках ее появились ямочки, отчего кукольное личико стало к тому же милым. Как известно, две львицы в прайде — соперницы не меньшие, чем львы. Но знаете, что я вынесла из знакомства с ней? Нельзя доверять внешности, манерам, словам; играют все, играют превосходно. Подобные рассуждения быстро потеряли смысл, когда блондинка заговорила соблазнительно низким голосом.

— Дэрри, какой приятный сюрприз! Ты и представить себе не можешь, как я рада тебе,— она шумно поцеловала его в щеку, оставив на ней след от помады,— ох! Совсем забыла, что ты не любишь, когда я так делаю,— добавила она, когда Дарин поморщился, но все равно вытерла краску ладонью. Я почувствовала острое желание вытереть его лично, проверив, не осталось ли хоть частички этой мадам.

— Рита,— сдержанно поприветствовал ее Дарин, будто видел впервые в своей жизни. Его рука напряглась.— Не ожидал тебя увидеть... снова.

— Снова?— Рита захохотала. До чего же неприятен был смех: он выстроился природным барьером между нами.— Мы давно не виделись, соглашусь. После того вечера... или утра? Не помню, в каком часу я вернулась,— она задорно подмигнула ему,— не думал же ты от меня навечно скрыться?

— Обстоятельства, Рита,— Дарин сказал так же безучастно. Девушку холод Дарина не тронул, она восприняла отталкивание за сильнейший магнит и вернулась к теме, известной лишь им двоим.

— Познакомься, Рит,— прервал ее Дарин в середине так называемого флирта,— моя жена Анна.

Впервые за всю беседу Рита оторвалась от Дарина и посмотрела на меня. Ровные брови удивленно взлетели вверх, и игривая улыбка потухла, стала кроткой, словно говорила: "Что, простите,— голоском Риты,— это розыгрыш?" Я знала, что выглядела неплохо, да и Дарин так сказал. Поэтому заметно оробевшая Рита сначала вызвала облегчение. Я свободно протянула ей руку. Обменявшись рукопожатием, Рита оценила меня, как это умеют делать только девушки, подмечая все недостатки и достоинства, затем кивнул. К нашему с Дарином обоюдному недоумению она опять засмеялась.

— Жена?— натянутый смешок.— Это шутка?— я почти угадала с реакцией.— Дэрри, котик, я не верю своим ушам!— Ну, вот, перешли на животные клички. Я закатила глаза, а она все говорила.— Ты не был готов к женитьбе! Боже мой! Ты не был готов к серьезным отношениям!

Рита поняла, что запаниковала, и, дабы не унижаться ни перед Дарином, ни перед его "новой женой", выровняла тембр.

— Приятно встретить тебя, Анна,— сказала она вполне спокойно, обратившись ко мне. Вернулась к Дарину,— ты не представишь меня своей... господи, поверить не могу... жене?

Ему эта идея не пришлась по душе. Потупив взор, он замялся, уступая под напором Риты.

— Конечно. Анна, дорогая, это... Маргарита Ликович, журналистка из Украины.

— Как формально,— девушка игриво подернула плечами, подтверждая обратное,— считай, что из России, ведь именно там мы познакомились, милый, не так ли?

— Я помню.

— Обижаешь меня, Дэрри, "журналистка из Украины",— Рита передразнила его серьезный тон, жеманно сложив руки под подбородком,— Анна, солнце, не хочу, чтобы ты была ложно оповещена. Зови меня Рита, просто Рита, или Марго — я не возражаю. Наверняка Дэрри рассказывал обо мне.

Как я успела убедиться, Маргарита умела держать себя в руках. За одно только обращение ко мне по имени с уменьшительно-ласкательным суффиксом я позволила бы себе вцепиться в ее белокурые волосики. Но вместо этого я притворилась, что мне действительно интересна ее болтовня. Быть до конца честной — я с жадностью глотала ее слова, из которых могла больше узнать о Дарине такой информации, какую он бы сам не выдал, выпив целый ящик вина, а не бутылку, как предыдущим вечером.

— Вообще-то Дарин не говорил о тебе,— я уподобилась сладкому тону Риты. Поймав нужную волну, она решила вывалить на меня, свою соперницу, кучу скелетов из шкафа Дэра. Не обязательно было смотреть на него, чтобы понять, какой стыд он испытывал. Рука его сжалась сильнее — я чуть не вскрикнула от боли в костяшках, отчего шире оскалилась Рите.

— Ка-а-ак?!— воскликнула она нараспев.— Какой скромняга мой Дэрри — никогда не любил делиться с кем-то своими чувствами. Мой скрытный мальчик.

За притяжательные местоимения мне не хотелось останавливаться на волосах. У Риты был безупречный макияж и длинные ресницы, которые отлично бы смотрелись в тарелке со спагетти. Но обожание, с каким девица говорила о Дарине, насторожило меня не на шутку; хоть я и не считала себя его девушкой, сей факт — наличие у него пассий на стороне — не радовал.

— Я думаю, он не хотел вспоминать о своих "бывших" — в этом не было ни толка, ни удовольствия.

Рита изменилась в лице от моей дерзости, но продолжала держать на губах приклеенную улыбку.

— Девочка моя, я была не просто бывшей...

— Прекрати нести вздор, Рита!— очнулся Дарин, вновь обретя дар речи. Девушка вздрогнула от злости и пренебрежения, которыми он снабжал слова. Раскрыв рот, замолчала.— Я неясно дал тебе понять, с кем ты разговариваешь?

— Да это ты прекрати, Дэрри, она должна знать о твоем безупречном вкусе. Или ты боишься, что старые чувства проснутся в момент, когда ты их с таким отчаянием запихиваешь обратно в глубины своей ранимой души? Я изучила тебя за тот год, что мы провели вместе. Только свистни — я всегда буду ждать...

— Закрой рот, Рита,— Дарин, по-видимому, возмутился наглостью бывшей подружки больше моего,— мы не проводили "тот год", как ты говоришь, вместе. Неужели я бы тебя бросил в Москве, будь между нами что-либо?

— Ты испугался!— нашлась Рита.— Ты был молод для семьи, я все понимаю, и эта ужаснейшая трагедия с твоей сестрой наложила свой отпечаток. Но я готова все забыть, Дэрри! Готова начать заново! Тем более год — это срок, наши отношения близились к новому этапу...

— Какому этапу, Рита? Ты сама себя слышишь?— Дарин снизил голос, разговаривая с ней, как с несмышленой маленькой девочкой с косичками и чупа-чупсом в зубах. Рита ее напоминала, бальное платье не смогло скрыть поистине девичье волнение перед Дарином, словно на их первом свидании.— Новый этап наступает только в том случае, если... если ты нужна мужчине, Рита. А у нас был всего лишь секс без обязательств, потребности. Ты неверно поняла меня?

Признаться, я была сконфужена не меньше Риты: вроде Дарин говорил и не со мной, но какой-то далекой, благородной частью своего характера мне стало жаль, по-женски жаль Маргариту. В то же время подавляющая часть натуры, демоническая, возопила от радости. Девушка улыбнулась одной половинкой рта с легким оттенком обиды и в то же время забавы.

Высказав все, что было на уме, и, отплатив Рите той же монетой, Дарин расслабился, рука его уверенно, но нежно держала мою. На глазах у Риты он наклонился к моему уху, едва касаясь его мочки губами, и шепотом проговорил так, чтобы посторонние не услышали — только я.

— Прости за этот диалог. Рита — та еще дамочка. Но, независимо от моих желаний, придется оставить тебя с ней наедине.

— Что?— спросила я громче, чем следовало. Рита пристрелила меня ревнивым взглядом.

— Я должен встретить Эдгара, он где-то здесь. Мы вернемся через пару минут, вынесешь это?

— Обещай, что ненадолго,— сказала я, покосившись на его "бывшую".

— О, ты уже просишь не оставлять тебя?— усмехнулся Дарин, как всегда раскрыв смысл моих фраз иначе.— Я определенно пользуюсь успехом у женщин.

— Иди уже,— прошипела я, вызвав у него приглушенный смех,— Казанова.

— Женушка, не ревнуй,— подмигнул он,— я скоро.

Рита, видя его уход, закричала вслед. На ее голос обернулись снобы-оборотни, приближенные к Главам.

— Мы не договаривались об этом, О'Коннор! Я отлично справляюсь со своей ролью, а вот ты...

Дарин обернулся, резко подскочив к ней. Их взгляды встретились, пылали ненавистью. Нет, скажу я вам заранее, чтобы не вызвать предубеждений о Маргарите Ликович. Они не были любовниками. Они не были бывшими друг другу. Они были напарниками, когда-то, очень давно.

— Закрой рот, Рита, или твои следующие слова будут для тебя последними,— пригрозил он тихо, его слова перекрывало звучание скрипки. Я отвернулась, рассматривая вишенку в бокале шампанского. Скажу даже больше, я не расслышала их разговора: его содержание передала мне сама Рита при нашей второй встрече, в Анапе.

— Ну и пускай! Но поверь, я найду способ распространить информацию, даже будучи на том свете. А вот ты, Дарин, самоуверенный и всесильный, не забывай о том, что пресекаешь грань. Унижать меня взамен на помощь — низко.

— Не ниже твоего шантажа.

Дарин влился в толпу быстрее, чем я успела за ним проследить. На момент его ухода я еще была уверена в их бывшей связи. Неловкость между мной и Ритой была нарушена чудной дружелюбностью девушки. В одно мгновение она разительно изменилась. Не зря говорят, что вместо войны мы объявляем дружбу. Невзирая на стремление Риты сблизиться и замять неудачное знакомство, я держалась за свое предвзятое мнение о ней.

— Ну, рассказывай, где ты подцепила Дэрри?— она медленно гладила светлые пряди волос.

— Случайно встретились,— ответила я правдиво,— в кафе.

— В кафе? Скучно,— нахмурилась Рита,— дай угадаю, ты там работаешь?

— Да.

— Официанткой?

— Я... нет, я менеджер,— ляпнула я, почувствовав вдруг необходимость казаться выше по должности.

— Меня не колышет, на самом деле,— сказала Рита и, протянув руку к проходящему мимо бармену с подносом, зажала крючком бокал шампанского,— твое здоровье,— добавила она и, запрокинув голову, вылила полбокала в горло. Не исключено, что этой ужасной манере пить Дарин научился у нее.

— А вы откуда знакомы?

Маргарита отставила бокал на ближайший столик.

— Я удивлена, что Дэрри ничего не говорил обо мне. Это так?

— Так.

— Анна, я оскорблена до глубины души, знаешь ли. Не на тебя,— поспешно добавила она,— ты-то не виновата, что клюнула на его удочку. У нас с Дэрри богатая история, богатая, яркая, красочная и наполненная эмоциями. Он стесняется говорить при тебе, но я — нет. Как ты заметила, я не из стеснительных девочек, да и нечего мне стыдиться, у нас все было замечательно. Мы были любовниками долгое время,— Рита вытащила из сумочки пачку сигарет. Она врала без зазрения совести, а я развесила уши и верила каждому ее слову,— ты не против?

Не дожидаясь ответа, она поднесла зажигалку к тонкой сигарете, держа ее меж двух пальцев, положила пачку обратно в сумочку и вернулась к разговору. Дым, каким бы он ни был, цветочным, мятным, сандаловым, он остается дымом, и я с трудом сдерживалась, чтобы не зайтись в приступе кашля. Рита с наслаждением пропускала дым через легкие. Я не понимала, как она могла курить, учитывая ее цвет глаз (я имею в виду принадлежность к оборотням), это физически невозможно. Значит, она не оборотень. Но тогда бы она не смогла пробиться в клан к ищейкам, особенно к Главам...

— Дэрри был очень нежен со мной,— с сожалением произнесла Рита, делая затяжку,— и... как это сказать по-английски? Трепетным. Не знаю, понимаешь ли ты меня.

Рита явно намекнула на не сам язык, а на мои отношения с Дарином, и это не могло меня не задеть. Образ, которым рисовала Рита, расходился с тем образом, который сложила о Дарине я. "Нежный, трепетный... господи",— разговоры со мной обычно включали угрозы, едкий сарказм, издевки. Нет, сарказм и издевки поступали скорее с моей стороны, но точного следования намеченной цели ему не отнять.

— Кажется, я задала прямой вопрос,— напомнила я, откашлявшись, чтобы резко осипший голос вернулся в норму,— откуда вы знакомы?

Рита покрутила в пальцах сигарету, не поднимая на меня глаза.

— Не думаешь же ты, что раз стала его женой, будешь предъявлять права и на его личную жизнь?

— Его личная жизнь перестала быть личной.

— Ты так самоуверенна и нахальна,— хмыкнув, сказала Рита,— что у меня нет ни малейшего желания делиться с тобой подобной информацией. Но молчание Дэрри меня оскорбило. Считай это своей удачей. Мы познакомились в Москве, когда я получила диплом и приехала туда в поисках вакантных мест. У нас в Киеве жуткая безработица, как оказалось, в Москве ситуация не лучше. Не уезжать же теперь? Я стала ждать, пока попадется интересный материал для статей, пыталась заводить связи, благо у меня была поддержка со стороны стаи. Многие наши заняли высокие места в разных сферах услуг. А Дэрри, сама знаешь, что там делал. Тогда была жива Рейвел, она нас и познакомила. Кстати, вот и мой помощник! Люцио!— девушка окликнула мужчину лет тридцати с легкой двухдневной щетиной, что старила его и вносила неуместной брутальности в его внешний вид, несмотря на строгий костюм от "Армани".

— Марго,— мужчина подошел вплотную, закинув руку на ее обнаженное плечо,— ты заскучала?

— Нет, дорогуша, мне очень весело. Посмотри, с кем я хотела тебя познакомить.

Достаточно было одного кивка в мою сторону, чтобы вызвать у мужчины, никогда не видевшего меня прежде, ярость. Глаза цвета ржавчины отражали мое платье, как зеркало, или сами накалялись до красного.

— Северянка?— он дернулся, скинув руку с плеча Риты и сжав кулаки, но девушка ловко подхватила его под локоть. Нда, жаргончик у них не разнообразен.

— Больше нет. У нее стойкий запах, Люцио. Но он изменится, как ни крути.

Рита незаметно мне подмигнула. Она не чувствовала запах, она лишь предположила. К тому же, в отличие от своего спутника она не могла считать мою метку, мое алиби.

— С кем она?— бросил он грубо, продолжая пожирать меня взглядом. "Пожирать" в самом кровожадном понятии. Люцио походил на животное, на быка, а я к совпадению была в алом платье. Ему бы подошло к лицу бить ногой о землю и раздувать ноздри.

— С О'Коннором,— пояснила Рита мягко, свободной рукой проведя по его щеке, чтобы успокоить. Лелеющее движение подействовало на него усыпляюще.

— О'Коннором? Старшим или младшим?

— Младшим.

— Пришел-таки. Я его не видел.

— Он здесь,— заверила Рита,— это его... кхм... жена.

— О'Коннор женился на северянке?! Да он в своем уме, напыщенный юнец?

— Спокойно, Люцио, он достаточно умен для подобных решений.

Я не проявила желания протягивать ему руки и обошлась легким кивком.

— Рада знакомству, синьор. Меня зовут Анна.

— Жена, говоришь?— уточнил он у Риты. Та перебросила волосы за спину и пожала плечами.

— И не спрашивай "как", я сама в ауте.

— Люцио Сантьяго,— представился мужчина и прибавил более доброжелательно,— добро пожаловать в стаю.

"Рита — точно ведьма, обладающая успокоительными чарами,— я наблюдала за переменой в Люцио.— Надо иметь дар, чтобы превращать волка в покладистого щеночка одним поглаживанием по щеке".

— Спасибо,— поблагодарила я без особого восторга.

— Билл не говорил, что его сын женился, старый хорек. На гостях сэкономил! Пойду выражу ему свое недовольство.

— Сладкий, думаю, это плохая идея,— воспротивилась Рита ни с того ни с сего. Люцио одеревенел оттого, что какая-то журналистка посмела ему возразить.

— Маргарита, тебе есть, что мне сказать?

— А я все и сказала. Это плохая идея. Уилльям и так нервозный, разве ты не заметил? После смерти дочери навряд ли он будет думать о таких мелочах, как свадьба.

— Да, Марго, ты права,— осознав это, Люцио расслабился,— но у меня остались вещи, которые необходимо обсудить перед началом.

Распрощавшись со мной, Люцио пошел дальше, куда и шел, пока Рита не изменила его курс. Молчание не длилось долго.

— Что Дарин делал в Москве?— спросила я напрямик. Рита, посмотрев на меня, как на ненормальную, нахмурилась.

— Ты его жена,— ответила она с насмешкой,— должна знать.

— Дарин не любит рассказывать о себе.

— А я что говорила? Скромный. Либо,— Рита отложила сигарету в сторону, потушив ее о стоящую на столе пепельницу,— ты не должна этого знать. Доверие — залог отношений, Аня, это я тебе как бывшая его любовь говорю. Без доверия вы долго не протянете. Вот вспомнишь мои слова, дорогуша, когда он тебя бросит, как бросил меня.

— Не будь так злорадна, Рита, у нас все отлично.

— Заметно по твоему тону.

— Мой тон в порядке, но с чего бы я хвасталась перед тобой?

— Ты уже хвастаешься,— заметила Рита,— а я тебя предупреждаю, по-дружески. Дэрри — редкостная сволочь, будь осторожна, а при разрыве не плачься, он не любит слез. Они его трогают в случаях два к десяти. Но скажу тебе по секрету, я в детстве мечтала стать ветеринаром.

— А это к чему?

— Не правда ли он лучший в постели?

— Что?— вопрос завел меня в тупик.

— Ой, а что это мы так покраснели, Анна. Со мной можно на откровенности — толк знаю.

Рита — мастер, она сбила мою мысль с верного пути одной лишь фразой.

— Мне нужно выпить,— сказала я невпопад, остановив официанта. Пузырьки шампанского озорно заиграли на языке, когда я сделала небольшой глоток.

— Ты монашка что ли?— Рита театрально закатила глаза.— Да или нет?

— Что "да или нет"?

От повторного вопроса Риту остановил сам объект обсуждения, которого я не заменила, стоя спиной к нему. Только когда он по-хозяйски обвел меня рукой за талию, я повернула голову и уперлась взглядом в его губы — разница в росте уменьшилась за счет моих каблуков — и, пока Дарин не заметил моего секундного замешательства, подняла глаза. Впрочем, улыбка его не скрывала напряженную челюсть.

— Разрешите вмешаться, дамы,— сказал он вежливо, стараясь не смотреть на Риту. Девушка допила остатки шампанского. Не торопилась отдавать его, держа в руке пустым и настороженно прислушиваясь к Дарину.

— Все в порядке?— тихо спросила я. Он посмотрел на подслушивающую Риту, затем на меня и наконец сказал:

— Извини нас, Марго, я должен переговорить с Анной наедине.

Прежде чем Дарин развернул меня и отвел в сторону, Рита заверила сама себя: "Это ненадолго",— и подошла, приветливо улыбаясь, к группке мужчин, среди которых был и Люцио. Завороженные, те приняли ее в свою компанию.

Как я успела заметить, собрание вовсе не походило на деловой съезд, хоть все и были разодеты для особенного случая. Гости разбились на компании по интересам. Их интересы обыденны и просты. Что обсуждали небольшие коллективы? Рыбалку, выезды за город, недавние сделки, успешные и проигрышные, женщин, деньги, спорт, политику... и ни слова о Рыси, как будто бы всем она была безразлична. Словно на встрече выпускников бывшие близкие друзья, которые после окончания колледжа разошлись разными дорогами, вдруг встретились в одном месте и потеряли всякую связующую нить. Наконец поняли, что ничто их больше не объединяет, они стали чужими, взрослыми людьми со своими ориентирами, семьями, работой. Один спрашивает: "Как ты? Что нового?", а другой отвечает: "Ничего, все по-прежнему, как у тебя?", хотя за плечами десятки лет, и жизнь изменилась в корне. Но доверие пропало; не выложишь так просто незнакомцу о своих тяготах и радостях, если только он не случайный попутчик. И в подобных ситуациях только банальные темы способны поддержать дух встречи, помочь прожить эти несколько мучительных, безынтересных часов. В группках начинают вспоминать былые случаи, старые шутки и курьезы, но манеры сдержаны. Не то общество, в котором можно позволить себе расслабиться. Взгляды блуждающие, смех натянутый, резкий, сдавленный. Спутниц мало: либо жены, либо постоянные любовницы, кем можно похвастаться перед публикой. Даже не корпоративная вечеринка: на них редко собирают компромат на напарников, ловят каждое небрежно брошенное слово, готовы предать в любую секунду за хорошее вознаграждение. Именно этим и занималась Рита, профессиональный журналист. Гнилое общество.

— Ну, как?— спросила я снова.— Нашел Эдгара?

— Нашел, и он не в восторге от того, что я привел тебя.

— А он у вас главный?

— Не в этом дело. Эд — мой друг, и потому он примет любое мое решение, каким бы идиотским оно ни было,— за "идиотское решение" я собиралась ответить, но Дарин не дал мне вставить и слова,— а вот остальные не очень довольны гостям с северными корнями, к тому же ты здесь такая одна.

— А Рита?

— Она не оборотень. Я всех убеждаю, что ты скоро всецело перейдешь к нам.

— Но мало, кто верит,— предположила я. Дарин кивнул.

— Скоро начнется совещание, и перед ним я должен представить тебя своим партнерам.

— Партнерам?

— По работе,— предугадал он мою намечавшуюся подколку,— в их числе и Эд, который хочет тебя увидеть.

— Нда, Эд. Приятный парень. Мы славно поболтали тогда, перед моим домом.

— Да, а ведь я предлагал тебя подвезти,— Дарин не упустил случая напомнить. Выбирая в тот вечер из двух зол меньшее, я прогадала. Ссылалась на то, что незнакомый парень мог оказаться маньяком.

Компания, куда меня тянул Дарин, состояла из пяти человек, троих из которых я видела ранее в тот самый знаменательный день. Иными словами, мои старые друзья тоже были на встрече, и я лишилась оснований чувствовать себя одинокой: Хромой, он же Эд, Главарь и Верзила. Та-дам, вся банда в сборе.

— А вы все те же,— вместо приветствия заявила я.

— Добрый вечер, Анна.

Я хотела пожать Эдгару руку, как того требовали стандартные правила хорошего тона, но Дарин сжал мою. От мужчины не скрылся этот собственнический жест, зато он понял предупреждение Дарина. Он не давал Эду считать с меня метку через прямой контакт.

— В этом нет необходимости.

— Ты готов себе поверить, Дэр?

— А ты готов со мной спорить, Эд?

Они играли в гляделки пару секунд, телепатически переговариваясь, пока Эдгар не уступил. Он немного подался вперед корпусом, изображая поклон, который, как выяснилось позже, предназначался мне. В искусственном свете ламп я рассмотрела Эдгара. Навскидку ему можно было дать не больше тридцати, хотя в ночное время суток я думала, он был старше. Лицо его не показывало ровным счетом ничего, выражение было беспристрастным ко всем внешним факторам. Я легко вспомнила, с каким презрением он ко мне обращался и как свободно отдавал приказы о моем устранении. Мужчина твердо стоял на обеих ногах — временная хромота либо прошла, либо была хорошо скрываема. Кроме Эдгара никто не выразил желания со мной заговорить.

Главарь, высокомерно подняв подбородок, старался избегать моего взгляда и коротко обменялся приветствиями с Дарином. Он явно не был ровесником ни Дарина, ни Эдгара, превосходя своих напарников в возрасте, но при этом пока не перешел в зону "среднего". Верзила походил на тупоголового качка и бесспорно выиграл бы приз в конкурсе на самую каменную рожу. Несмотря на то, что вся группировка надела костюмы, важнее они от этого не стали и были мне неприятны, возможно, даже больше, чем я им.

Четвертый тип, что стоял между Верзилой и Главарем, сошел бы за брата Верзилы, потому получил от меня кличку "Неудавшийся Боксер", которая в пояснениях не нуждается. Пятый их напарник более или менее вызывал во мне интерес к своей персоне, не обладая отвратительными манерами и отталкивающим от себя взглядом. Брюнет, высокий, приятной наружности, моложе остальных ищеек. Тем не менее, с кем поведешься, от того и наберешься,— я боялась вновь напороться на предубеждение и потом глубоко разочароваться в своей слепоте.

— Моя жена Анна,— представил меня Дарин. Эдгар недоверчиво гукнул — наверняка он знал заранее об идее Дарина, иначе удивился бы больше, тем самым выдав его.— Анна, мои коллеги и друзья: Терек,— Главарь не повел и головой на свое имя,— с Эдгаром вы знакомы, Грегори,— Боксер расправил плечи,— Маркус,— он же Верзила,— и Рейли.

Рейли сдержанно кивнул мне и, в отличие от всех остальных, улыбнулся. Как я и решила изначально, он был младший в компании. Не испытывал смущения и внушал мне больше доверия, чем эти грубые, невоспитанные, на порядок тупые и т.д. и т.п. мужики, которые испортили мне вечер на прошедшей неделе. Разумеется, никакие ошибки и недоразумения не в силах были их оправдать.

— Вот вы какая,— загадочно произнес Рейли. Обращение на "вы" от почти сверстника меня смутило так же сильно, как и зрительный контакт с ним. От Дарина не укрылось мое колебание — он сразу переменил тему.

— Рейли, какие новости о Рыси? Ты не получил новых сигналов?

— Нет, мистер О'Коннор, последний сигнал, практически незаметный, промелькнул около сорока минут назад в центральной части города.

— От Рыси?

— От нее,— ответив, Рейли так и не понял, почему напрягся Дарин и какие могли быть подвохи: Рысь-то одна, сигнал-то один. Мой "нареченный жених", однако, смекал быстрее. На неозвученный вопрос, который он выразил косым взглядом, я пожала плечами.

— Нет, Рей, это была не она,— медленно проговорил Дарин. Брови Рейли взметнулись вверх и взгляд, переведенный с мистера О'Коннора, остановился на миссис.

— Это были вы, миссис О'Коннор, правильно?

— Около сорока минут назад, как ты и говоришь,— Дарин опять отвечал вместо меня,— мы вышли на охоту. Анна искала Черную Рысь на нижнем слое магнитного поля, доступном только оборотням одной крови.

— О, гениально,— признался Рейли,— и это... работает?

— Поиски оборотня? По идее работают, но Анна не выследила никого.

Увидев, как я покраснела (Рейли, видно, думал, что причиной тому была не ложь Дарину, а мое расстройство неудачей), решил выразить поддержку.

— Нет причин для беспокойства! Рысь засела на дно или покинула город. Миссис О'Коннор, не принимайте на свой счет.

— Спасибо, Рейли,— сказала я, смущенная новым именем,— ко мне можно без почестей, просто Анна и на "ты".

— Конечно, как пожелаешь.

Дарин не удержал смешок, прикрыв его интенсивным притворным покашливанием.

— По спинке постучать, дорогой?— осведомилась я. Что его так рассмешило? Вероятность того, что я могла кому-нибудь понравиться? Или он столько о себе возомнил, что разницу лет с Рейли приравнивал к высоте своего пьедестала?

— Кашель,— пояснил он,— вернемся к Рыси. Как вы смотрите на то, чтобы подключить к поискам оборотней?

— Ты втягиваешь Анну в опасную игру,— предупредил Эдгар.

— Я знаю. У меня нет иного выхода.

— Выход есть всегда.

— И я его нашел, Эд,— уперся Дарин в свои ворота,— у тебя другие предложения?

— Продолжить работать с радарами и не вмешивать оборотней. Тем более Анну.

— О, ты успел проникнуться к ней чувствами, да, Эд?

— Нет, Дэр. Это ты успел. Опомнись! Анна — девушка, это раз; она оборотень без каких-то сверхъестественных сил — два; она северянка — это три.

— Я не северянка!— встряла я. Два барана, сцепленные рогами, повернули головы в мою сторону, и два одинаково суровых взгляда впихнули мне в рот невидимый кляп.

— Рассказывай это чаще — кто и поверит. Может быть,— огрызнулся Эдгар, поправив бабочку на шее, и вернулся к спору.— И, Дэр, ты не забыл кое-кого просветить о своих планах?

— Все, кто мне нужен, знают.

— А я считаю,— вступил в разговор Верзила,— что мы все перепробовали.

— Точно!— подхватил его друг, его вроде звали Грегори, но я не запоминала имен, когда шла перекличка.— Я бы посмотрел на цыпу в действии.

Одновременно с моим "Повтори, с кем?" Дарин прошипел: "Ты кого цыпой назвал?" Понятное дело, что меня услышал только Рейли, стоявший под боком. Дарин явно имел больший авторитет. Боксер поднял руку в знак извинения.

— Трое против одного, Эд,— семьянин продолжил разговор.— Прибавь Рея и будешь в меньшинстве.

— В любом случае, Дэр, не тебе это решать.

— О! Поверь, именно мне. Он разбирается в политике, но ни черта не смыслит в бытовых вещах.

— Для тебя поиски Рыси стали бытовыми вещами? Этого стоило ожидать, Дэр. Мы обсудим этот вопрос вновь, но уже после того, как он скажет последнее слово.

— Кто этот он?— не удержалась я.— Самый крутой здесь?

— Он хочет, чтобы его таковым считали. Ты сразу его узнаешь — он собирается толкать речь,— тихо ответил Дарин, но у Эдгара был хороший слух.

— Ага, и Дэр перед ним трусит.

— Я не трушу перед ним!

— Трусишь! Столько поводов нашел, чтобы не приходить. И Анну потащил заборы нюхать.

— Так, ясненько, я поняла!— затевался новый спор. Со стороны Дарин и Эд напоминали вздорных мальчишек-семиклассников.— Его Величество, что будет толкать речь, и есть ОН. Предельно просто.

Рейли и Боксер как самые бесстрашные усмехнулись. Четверо же остались стоять с лицами мраморных статуй. Ловить мне больше было нечего. Аккуратно переведя тему на последние новости спорта — спасибо колонке Yahoo — я замяла неуместную шутку, и следующие полчаса мужчины обсуждали далекие от моего понимания вещи; о Рыси и всем, что ее касалось, не говорили. К секциям по интересам присоединилась еще одна группка талантов.

На стол подали закуски. Глубокие миски заполняли разные виды салатов, на фарфоровых тарелках ровными кусками разложили рыбу и мясо курицы, несколько отдельных подносов занимали бокалы с вином и шампанским. От коньяка и водки решили воздержаться. В центре стола возвышалась ваза с конфетами. Сытный ужин не предполагался: ничего жирного, жаренного и копченного. Маргарита не ждала, пока остальные гости подойдут к столу, и угостилась устрицами, одним из деликатесов, вынесенных официантами. Дарин с друзьями единодушно решили, что пора подкрепиться. В то время как они из подручных материалов стряпали себе нечто съедобное вроде бутербродов, я обошлась фруктами. Надкусив странный предмет наподобие манго, я услышала, как ко мне обращаются по имени. Рейли.

— Анна, я вижу, ты чувствуешь себя неловко в нашей компании,— парень деликатно намекал на свою помощь, только я еще не уловила суть проблемы. Но то, что он подбивал ко мне клинья — было очевидно; Дарину не помешало бы держать ухо востро.

— Нет, что ты? Напротив, я чувствую себя вполне комфортно. Столько новых лиц, столько...— я запнулась и вместо продолжения вгрызлась во фрукт.

— Ты можешь мне доверять,— заявил Рей учтиво. Он определенно обладал обаянием, но однажды я уже купилась на обаяние. Привет, посмотрите, где я теперь!— Догадываюсь, как трудно притворяться женой, причем не чьей-то, а мистера О'Коннора.

От последней фразы я перестала жевать и в недоумении воззрилась на брюнета. Он выглядел невинно, будто ничего не сказал, о чем обязан был по долгу службы молчать.

— Громче скажи, а то не весь зал услышал.

— Остынь,— рассмеялся Рейли,— кроме меня и Эда никто не знает.

— Это приносит невероятное облегчение,— съязвила я,— знаешь!

— Тем не менее, мне сложно представить, как можно раскрепощенно держаться с ним.

— Раскрепощенно? Ты имеешь в виду, развязно? Нет, дружок, с Дарином я огромный клубок нервов! Переплетенных, запутанных нервов!

— Я бы не сказал так,— Рейли улыбался, передавая всем, с кем разговаривал, долю хорошего настроения,— ты актриса?

— Актриса! В последнее время я свыклась с мыслью, что я актриса. А к чему такие вопросы, Рейли? Ты допрашиваешь меня? Дарин попросил?

— Что?— натурально ужаснулся парень, не ожидав нападок.— Нет! Я хотел поддержать беседу с милой девушкой.

— Спасибо за "милую девушку",— я завернула хвостик фрукта в салфетку,— но прежде, чем ты сложил ложное мнение о наших с Дарином отношениях, я скажу так. Сегодня я его жена, и он, если узнает, что ты ко мне подкатываешь, придет в бешенство,— Рейли пуще засмеялся, припоминая Дарина в бешенстве и учитывая, что он и на трезвую голову был вспыльчив. Но я не травила анекдоты, а говорила серьезно,— а ты, как вижу, знаешь, что это за зверь такой. Поэтому... подходи завтра! Или послезавтра! Тогда я, может, и угощу тебя чашечкой кофе в своем ресторане.

И легкой походкой, стуча каблуками о паркетную доску, я обогнула Рейли и направилась в сторону Дарина и чертовой банды.

— Ты шеф-повар?

— Нет,— я обернулась через плечо и гордо, сама не понимая, отчего гордо, ответила,— я официантка.

После короткого разговора с Рейли, волшебным образом добившегося моего расположения, я была рада вновь оказаться под защитой (хоть и символической) Дарина. Подтащив меня к себе, он привычно одной рукой отгородил меня от постороннего мира. Как ни в чем не бывало, принялся дальше спорить с Эдгаром. Они спорили постоянно, при этом не испытывая друг к другу злости, что было мне совершенно непонятно! Эд заменял Дарину старшего брата, перед которым младший не хотел уступать, и упорство раззадорило обоих. Великолепная тройка в массовке следила за ними, как за баскетбольным матчем по телевизору. Попкорна сюда, попкорна!

Звон хрусталя, издаваемый бокалом и стучавшей по нему вилкой, разлетелся по веранде, усиленный микрофоном. Спор прекратился. Гомон затих. Музыкант зажал гитару подмышкой и на цыпочках вышел в главный зал. В центре всеобщего внимания оказался высокий мужчина лет пятидесяти, но лицо его выражало такую царственную уверенность и власть, что я бы с удовольствием скинула ему десяток до сорока. Темные волосы, близкие к черному, были гладко зачесаны назад, открывая широкий лоб. К смокингу мужчине бы очень подошел цилиндр и трость. Обведя собравшихся на веранде дам и, извиняюсь за вычурность, кавалеров, холодным взором синих глаз, он кивнул самому себе и всучил официанту микрофон.

— Я обойдусь,— сказал он и смотрел на бедного юношу до тех пор, пока он не выбежал вслед за музыкантом. В голосе его слышалось самодовольство. А я не люблю самодовольство. Он мне изначально не понравился. Позже я наполнилась до краев отвращением к нему, но видя, как сжался Дарин, прикусила язык.— Все здесь. Отлично.

Говорящий стоял напротив столиков, таким образом, перед ним образовался полукруг слушателей. Напряженная тишина длилась недолго — ропот пробежался по толпе, когда мужчина начал говорить:

— Без лишних предисловий начнем. Мистер О'Коннор, попрошу,— велел он с явным ирландским акцентом. Я посмотрела на Дарина в поиске ответов на вопросы или других слов, способных унять мое недоумение, но рука его уже отпустила меня, и он спокойно вышел из круга. Все взгляды моментально переместились на Дарина. Шепоток очертил полосу за его спиной.

— Я вас слушаю.

— Мистер О'Коннор, я припоминаю, вам были поручены поиски убийцы вашей сестры Рейвел Харди, оборотня под кличкой Черная Рысь. Расскажите нам, каковы успехи?

— Поиски безуспешны.

— Мистер, О'Коннор, а не забыли ли вы, я уверен, по случайности, что Черная Рысь из Северной стаи? Число нападок соседей на наших собратьев превысило норму, если такая имелась. Несчастные случаи, драки, нередки также дуэли. Но это те соседи, с кем у нас конфликт на протяжении многих лет,— казалось, он вкладывал в слова спокойствие, владел собой перед публикой, и вдруг сорвался,— убийство моей дочери стало последним, что я был в силах терпеть!

Удивленный возглас раздался с нескольких сторон. Не все знали о родственной связи Дарина и Уильяма до данного момента. Дарин прямо смотрел в глаза отца, не дрогнув перед ним.

— Так как же вы, мистер О'Коннор, черт вас подери, возглавляя поисковый отряд, долгие месяцы терпели неудачу? Это ведь, не спорю, так сложно выследить и поймать юного оборотня, находящегося в той же стране, что и вы! Не примите за личное оскорбление, но все ваши тщетные попытки напоминают детские издевательства над несмышленым котенком, перед самым его носом, водят бантиком, а питомец бьет по нему лапой, снова и снова упуская игрушку из когтей!

— Вам известна ситуация с радарами,— сказал Дарин, когда мужчина прервал монолог,— некая особа имеет идентичную Рыси частоту волн, и сигнал раздваивается.

— Некая особа,— мужчина заинтересованно склонил голову набок. Мои щеки залил румянец. Не только слушатели, но и сам оратор, несомненно, догадался, кого упомянул Дарин. И — какая наглость! — камень их преткновения присутствовал в том же зале.— Как же так, не навело ли столь странное обстоятельство вас на размышления? Или на подозрения?

— Навело.

— Ах, да, дошли слухи, что вы облекли свою "подозрительность" в весьма удачную, самую разумную форму, до которой только мог додуматься молодой человек вашего уровня. Вы женились на ней! Не так ли?

Браво, Дарин! Браво, великолепный лжец! Он ухитрился провести даже отца, заставил его поверить в свою ложь. А сколько усилий мне стоило отучить его от этой вредной рабочей привычки врать — мама, не горюй.

— Да, именно так.

— И она так же, как и обвиняемая, относится к Северной стае. Неприемлемо среди нас! В любое другое время — пожалуйста, хоть гарем заводи из всех девок-оборотней, полуоборотней, смертных, ведьм и вампирш. Но мы грани войны, неужели это неясно?

Я хотела возразить, что я из Восточно-Американской стаи, да никто бы не послушал. Дарин молча принимал удар на себя за нас обоих.

— У меня были причины так поступить. Постоянная близость с мисс Фостер играет нам на руку. Радары не сбиваются на нее повторно, и тем самым оставляют только один путь — к Рыси. К тому же, это было мое личное решение, правильное или нет, но теперь ни один наш соплеменник не посмеет и пальцем ее тронуть.

— Поверьте мне, мистер О'Коннор, пока она в полной мере не стала членом нашей стаи, она все еще в зоне риска. Если мы найдем доказательства ее виновности, будем иметь полное право на устранение.

— И развяжете войну с Северной стаей.

— Отнюдь нет. Дела, происходящие внутри нашей стаи, остаются нашими делами, а официально мисс Фостер уже ее член, если верить ранним слухам. Мистер О'Коннор, я давал вам столько времени, сколько хватило бы на истребление всех оборотней в округе! Так как же ваш гениальный план с женитьбой приблизил вас к положительному результату?

— Мы никогда не обращались за помощью к оборотням того же происхождения. Не отрицайте, что природная связь способна на большее, чем наши склонности улавливать намеренно посланные сигналы.

"О, нет,— простонала Рита в двух шагах от меня,— какой же ты болван!"

— Интересная мысль,— согласился мужчина, почесывая подбородок,— я знаю, что среди нас есть еще одна дама из Северной стаи, но ставшая нашим союзником еще до происшествия с Рейвел. Маргарита Ликович, а что вы думаете по поводу изложенного предложения?

— Не имею ни малейшего понятия, сэр,— ответила Рита,— связь между родней свойственна только оборотням. Как полуоборотень я должна признать свою немощность в выявлении слабых и скрытых волн.

— Ясно,— сказал мужчина, но мне было ясно, что ничего ему не ясно,— вы, оба, клоните к тому, что только на одного оборотня из Северной стаи, способного выследить Черную Рысь, мы можем рассчитывать?

Дарин движением руки подозвал меня выйти к нему.

— Вы можете рассчитывать на меня,— твердо ответила я, до последнего сомневаясь, что справлюсь с робостью перед ним,— но у меня есть условие.

Раздраженные и удивленные перешептывания были прерваны оратором.

— А вы знаете, мисс Фостер — или как вас теперь называть? — миссис О'Коннор, с кем вы разговариваете?

— Я вас впервые в жизни вижу, сэр, простите мне мою недалекость.

Смешок одобрения за спиной отчаянно подбодрил меня.

— Вам следовало бы накопиться уважительности, мисс Фостер. Слышали о таком понятии?

— Я не сказала ничего, что могло бы причинять вам неудобства, сэр.

— Только я выдвигаю здесь условия.

— На всех собраниях, которые я посещала, непременно находился один человек, утверждающий то же, что и вы, сэр. И каждый раз условия были разными. Я не в состоянии подстраиваться под всех одновременно. Региональные законы не в счет, если противоречат федеральному, верно? В данном случае, федеральный — моей бывшей стаи, региональный — ваш. И вы поступили бы также.

Вот-вот он готов был взорваться. Но я была уверена, что он не откажет мне. Безысходность заманила его в клетку.

— Какие у вас условия, мисс Фостер?

— Я не прошу многого. Вы гарантируете мне безопасность со стороны ваших соплеменников?

— Мисс Фостер, теперь вы одна из нас. Не знаю, как было в вашей семье, но в нашей вы можете быть спокойны.

Он собрался уже вернуться к одиночному представлению, когда я заявила:

— Это еще не все, сэр.

— Что же еще?

— После окончания операции, даже в случае моей неспособности вам помогать, в случае исчезновения объекта из радиуса действия радаров, в случае ошибочного подозрения Черной Рыси в убийстве вашей дочери, вы позволите мне беспрепятственно вернуться на Родину.

Я слышала, как Дарин тяжело вздохнул после моих слов.

— Мисс Фостер,— он нарочно не называл меня "новым" именем,— а вам не кажется, что вы утопаете в собственной наглости?

— Нет, сэр, я лишь выясняю все пункты соглашения.

— Вы должны быть благодарны за то, что мы не тронули вас на нашей территории, имея все основания для этого.

— Благодарю за великодушие. Но это не меняет моей позиции. Со своей стороны я обещаю сделать все возможное.

Мужчина смерил меня гневным взглядом. Тем самым взглядом, который я запомнила у Дарина.

— Надеюсь, это последнее ваше условие?

— Последние.

— Тогда можем считать это дело закрытым.

Я вернулась в толпу благодарных слушателей, но Дарин остался. Уверена, мы стали свидетелями первого в истории случая, когда Дарин дал старшему О'Коннору отпор. Мои тихие аплодисменты.

— Мне есть, что добавить,— он выступил вперед. Замолчав на полуслове, Уильям посмотрел на него с читаемым удивлением. Руки предостерегающе сжались в кулаки. "Ты совершаешь ошибку, немедленно прекращай"— говорил он глазами. Дарин оказался нечувствителен к телепатии. Он приблизился вплотную к Уильяму, решительно заговорил,— у меня также есть условие.

— Не забывайте свое место, мистер О'Коннор,— прогремел Уильям. Дарин, напротив, говорил внушительно и тихо.

— Сын, называй меня просто сыном, ты не лорд и не заслужил этого титула, отец. А все эти почести, надменный тон, шаблоны из отчетов и протоколов ни нам, ни тебе как Главе стаи не к лицу, уже порядком надоели.

Ближайшие ряды охнули.

— Что ты хочешь?

— Я поведу группу захвата.

Уильям в раздражении вскинул руки.

— Нет, это исключено.

— Тогда я забираю Анну и уезжаю с ней на острова. А ты ломай голову, на какие именно и в какой части света.

Конечно, я знала, что это блеф. И все же выкрикнула: "Ловлю на слове!" Женщины на Совете захихикали с одобрением и стали подначивать своих спутников к тому же решению.

— Мы найдем другого союзника.

— Не найдете. Северная стая нас ненавидит. Не найдете ни одного!

— Среди них множество отступников,— упирался Уильям.

— Отступников от правил, мирных жителей, но не предателей. Даже среди нынешних "наших", бывших северян, не найдешь ни одного предателя. Они скорее умрут, чем залезут под твое крыло, уж слабаков среди них мало.

Несколько секунд отец и сын безмолвно смотрели друг на друга в упор. Наконец Уильям сдался.

— Ты поведешь группу захвата.

— Скажи это громко, чтобы все слышали.

Уильям с мучительной тоской покачал головой и выполнил просьбу. Слушатели, которые снова стали разбиваться на компании, зашумели.

— Теперь назови меня при всех любимым сыном,— прибавил Дарин, издеваясь (хотя я думаю, он действительно хотел это услышать).

— Опомнись, где ты находишься!— разгневался Уильям. Странный он все-таки человек, неприятный.

— Ну ладно, попытка не пытка. Спасибо, падро!

С веселыми смешками он удалился со сцены под хлопки зрителей, долго дожидавшихся смены власти, пусть даже в незначительной операции, и мои хлопки. Извращенный вкус: люблю сильных соперников. Уильям кипел от безумия.

Мы с Дарином встали в самом конце за широкими спинами. Только сейчас я заметила, что мои ладони вспотели, руки била нервная дрожь.

— Ты в порядке?— Дарин осмелился спросить первым.

— Твой отец...— я покачала головой, отказываясь верить произошедшему,— это был твой отец.

— Теперь ты понимаешь, почему я не хотел приходить?

— Понимаю. Это так... так...— я не находила слов, чтобы описать свои чувства волнения и... страха. Страха за то, что первое впечатление произвела на все десять баллов из десяти. По шкале провала.

— Как?

— Черт его знает! Я такая дура! Надо было пихнуть меня локтем, чтобы рот закрыла.

— Зачем? Не одному же мне быть персоной нон грата?

Дарин хмыкнул, и мы оба обратились во слух.

Мужчина, который возненавидел меня с порога, говорил много, хоть и по делу, но разбавляя речь лишней водой. Я с трудом пробиралась через дебри его ирландского акцента. Наконец он передал Дарину слово, тот вновь вышел вперед. Он собирал команду, чтобы завтра же окружить Рысь. Он знал, что она в Венеции. Все это знали. Отличие нового забега заключалось лишь в том, что в этот раз нас штурмовиков двадцать, всю группу разбили на пять команд по четыре захватчика и распределили по всему городу в зоны. Меня ни в одну не вписали. От меня требовалась только карта и точка на ней. В эту точку посылали ближайшую группу захвата. У Рыси не было шансов сбежать — все выезды из города, включая морские и воздушные пути, проверялись специально назначенными людьми с раннего утра. Почему-то в голову никому не приходило, что девушка могла спокойно уехать ночью. Передвижение по Венеции затрудняли водные каналы, но они же и перекрывали дорогу к отступлению. Я с трудом осознавала всю тягостность положения. Назначив время, место встречи каждой группы и со мной лично, Дарин откланялся и присоединился к приглашенным. В считанные минуты веранда вновь наполнилась разговорами, и итальянская музыка влилась в шумный поток звуков.

Маргарита, стоявшая неподалеку, достала из сумочки телефон. Отметила, что в Венеции отличная связь, и поднесла его к уху. Ко мне тут же пришла идея, обрекающая на вечное гниение в плену и на спасение одновременно.

— Дэр, я отлучусь ненадолго. Где здесь туалет?

— В главном зале,— ответил он, махнув в сторону двери,— прямо и направо до конца.

Приглушенный свет в ресторане не мешал разглядеть интерьер помещения. Ресторан напоминал таверну. Стены с обоями зеленовато-голубого цвета украшали картины морской тематики и орудия рыбалки: удочки, крючки, переплетения лески. На столах у посетителей в основном была рыба, разных видов, и морепродукты. Пройдя по коридору, я увидела перед собой двери в дамскую комнату. В глаза бросалась белоснежная плитка и кафель. Длинное зеркало во всю стену отражало дверцы в кабинки. Закрывшись в одной из них, я оглядела кабинку изнутри, не обнаружив камер слежения, и вытащила мобильный.

Такой шаг от меня требовал полного отчаяния. За полгода мы еще не были близки к раскрытию настолько, как сейчас. Быстро набрав сообщение, я отправила всего одно слово: "Уезжай".

Ответ пришел без замедления, к счастью, я всегда отключала звук на телефоне. "Идиотка, не рискуй так! Рим, фонтан Треви, когда будешь готова".

Повторным сообщением я бы нарушила конспирацию, оно и понятно — ищейки могли прослеживать сеть. Но правила нарушала не я.

С того же номера пришла новая смс-ка, и я взволнованно ее прочла. "Ты в порядке?" Пока я спускала воду, чтобы не было слышно клацанья клавиш, набрала ответ: "Да. Я все поняла". Запрятав телефон в недра сумочки, я открыла дверцу...

... и имела удовольствие натолкнуться на Риту. Девушка прислонилась к раковине, обхватив себя руками. Глаза ее бегали. На бордовом платье не высохли капли воды. Звонок ее выбил из колеи.

— Что-то случилось?— спросила я из приличия, не горя желанием выступать в роли психолога. Рита потрясла светлыми кудрями, скидывая их с лица.

— Все... в порядке... я не знаю,— лепетала она,— мой брат попал в аварию. Он в коме.

— Сочувствую,— я не умела утешать людей.

— Я должна быть там. Со всей семьей. Но О'Конноры меня не отпустят.

— Поговорить с Дарином?— предложила я.— Мне несложно.

— Неизвестно, сколько протянется это шоу с Рысью. Когда они уже успокоятся, наконец? Я ехала сюда с надеждой найти решение всех проблем. Думала, узнаю нечто такое, что обеспечит нам с семьей переезд, и мы бы разорвали все связи с оборотнями с концами. Наивно, правда? Лучше бы осталась, тогда и с Игорем ничего б не произошло.

— Давай я поговорю с Дарином!

— Да что Дарин, Дарин... Ты можешь хоть минуту,— Рита с силой надавила себе на виски,— одну минуту не называть его имени?!

Девушка отвернулась к зеркалу. Пока я решала, уходить или остаться, пристальный взгляд Риты поймал мой.

— Конечно, вы не женаты,— неожиданно заявила она. Самодовольство притеснило беспомощность на ее лице, будто Рита разгадала одну из величайших тайн Леонардо Да Винчи,— солнышко, я располагаю информацией. Не представляешь, в моей голове такой бардак, что порой я путаюсь в деталях: кто куда пошел, куда скрылся, чем обязан. Этот цирк для того, чтобы исключить тебя из числа подозреваемых. Да и ты неглупа, никогда не связалась бы с О'Коннорами добровольно. Я не понимаю вот чего,— она обернулась, приняв позу модели со скрещенными на груди руками,— почему он тебя прикрывает? Я знаю его слишком хорошо, чтобы считать последним кретином. Боюсь даже, ты знаешь нечто такое, необходимое мне.

Опешив от откровенности, я отступила к двери. Она потянулась к сумочке. Я заметила в ней кобуру пистолета. Но Рита резко одернула руку, запрокинула голову назад и вздохнула.

— Уходи, Фостер, давай же! Не видишь, я сумасшедшая ведьма, хочу тебя убить ради компромата на О'Коннора, будто мало мне проблем с ним!

Дамская комната вдруг стала душной. Мне захотелось поскорее выбежать на веранду, глотнуть свежего воздуха, выпить чего-нибудь, в конце концов,— в горле пересохло.

— Ты права, Рита,— с сожалением признала я. Она была в миллиметре от того, чтобы уничтожить, размазать по стенке и меня, и Дарина. Бедная женщина! Как сильно ее прижало жизнью, раз она решилась проникнуть в клан ищеек, врагов, и стать тайником информации. Впрочем, в этом наши судьбы сошлись,— что бы с тобой ни произошло, мне очень жаль. Надеюсь, все обойдется.

— Рано или поздно,— прошептала она, напустив победоносный вид,— а что насчет Дарина... этот козел так и будет метаться от бабы к бабе, пока одна из них его не кастрирует. Очень надеюсь, ей станешь ты, Фостер. У тебя есть потенциал.

Мы обменялись дружескими напутствиями, и я вышла. Она мне даже понравилась.

— Анна, ты в своем уме?

Меня рассмешила реакция Дарина на рассказ о пяти последних минутах. Причем я неистово врала, о чем меня попросила Рита на выходе. Сначала он внимательно слушал, но под завершение зашелся приступом безудержного хохота.

— Как ты только не наобещала ей долгой и счастливой жизни со мной? Не могу ее забыть... ха! Да ее хрен забудешь!

— Она выглядела такой несчастной... Дэр, у нее брат в коме! Как ты можешь так говорить?

— Манька, посмотри на меня,— Дарин взял мое лицо в свои руки,— ведьмы существуют. И Рита Ликович — самая настоящая ведьма.

Она и была схожего с ним мнения, но ведьмы несколько отличаются. Аурой, что ли. Их невольно обходишь стороной несмотря на то, что они могут оказаться милейшими девушками.

— Вы достали уже наговаривать друг на друга! Знаешь, вам пора пообщаться наедине и решить поставить все точки над "i".

— Я не собираюсь с ней разговаривать. Ты на меня не кидайся, а сначала обдумай то, как она себя вела. Разве глаза ее были красными от слез? Разве она долго жаловалась, горевала? Чуть только ты стала уходить, она выдвинула обвинения — разве это поведение человека, все мысли которого заняты семьей?

— Вроде нет,— неуверенно сказала я.

— Надо ехать — пусть едет, Риту никто не держит, и толку от нее мало.

У меня не было ни малейшего желания осуждать Дарина, копаться в его личной жизни и прошлых отношениях. Из женской солидарности, я многое ему наплела о якобы сказанных Ритой словах. Про ее страдания, разрывающееся сердце, желание мстить и прочее. Когда рушится союз, всегда виноваты оба, но я сумела повесить на Дарина все обвинения.

Первые ноты бессмертного хита Тото Кутуньо разлетелись по веранде ресторана — гитарист задорно бренчал по струнам и подпевал в такт. Гости оживились, начали пританцовывать на месте, самые смелые пары заполнили свободное пространство танцем, и таких пар собралось не меньше дюжины.

— Люблю эту песню,— сказала я, не думая, что буду услышана.

— Тогда это отличный повод потанцевать. Не откажешься?

Дарин повесил пиджак на ближайший стул.

— Откажусь, конечно,— отпрянула я,— чего вздумал! Танцевать... спорим, танцевать-то не умеешь?

— Девушки любят плохих танцоров, разве нет? Пошли, Анна, уговор дороже денег, ты же моя жена на сегодняшний вечер. А что люди подумают!— он наигранно ужаснулся.

— Что с тебя взять, пошли.

Дарин уже вытащил меня в центр зала, куда недавно нас заставил выйти мистер О'Коннор старший. Он ловко закинул мою руку себе на плечо, другую нежно, но уверенно сжал в своей и за какое-то короткое мгновение вовлек меня в танец, погружая в зажигательный ритм песни. Я была приятно удивлена. Дарин отлично двигался, конечно, я и не думала сравнивать его с профессионалами, но я поразилась, с какой легкостью и страстью он меня вел, кружил, отпускал, чтобы снова притянуть к себе.

Никогда еще я не танцевала с мужчиной, не ощущая неловкости, как будто эта песня была создана и исполнялась только для нас двоих; она текла единым потоком энергии по нашим жилам вместе с кровью, подгоняемые учащенным биением сердца. И я задалась вопросом, а от танца ли оно так билось, но тут же забыла, о чем думала секунду назад. Казалось: не думать, а чувствовать — это естественное состояние, так и должно было быть. Какие-то шаги, повороты, касания тел по отдельности не значили ничего, но, лишь складываясь в гамму эмоций, приобретали это самое значение. Мной овладела эйфория, детский восторг, я даже хохотала над шутками Дарина. Все-таки я сентиментальна до мозга костей, как бы ни пыталась это отрицать.

Зазвучала другая песня того же исполнителя, народ на танцплощадке и не думал расходиться. Тогда, вконец опьянев от дрожи, нарастающей в груди, и электричества, проходящего по нашим рукам, я насмешливо сказала:

— Дэр, я была твоей девушкой при Джеме, женой при твоих друзьях и родственниках. Можно вопрос, а когда я буду твоей тещей? С такими темпами, должно быть, скоро.

— Если отец не успокоится, ты скоро будешь моей вдовой,— ответил Дарин без тени улыбки,— а почему зашла речь о теще?

— Просто я не могу разобраться в наших отношениях.

— Приехали. На этом моменте я обычно теряю надежду, что мне что-то перепадет вечером.

— Я серьезно! После разговора с Ритой...

Дарин скептически выгнул бровь дугой, приподняв уголок рта.

— С Ритой? Так вот оно что! Рита! А я все думал, что за муха тебя укусила. Точнее не муха, а свирепый жук богомол: Манька, нашла, кого слушать! Сплетницу-журналистку. Рита врет. Она убеждена в своем вранье, навязывая его окружающим.

— Дело не в том, кто она! Ты тоже врешь. И я вру.

— Все врут, точно. По Доктору Хаусу,— отметил Дарин. Ладно, разговор ни о чем.

Он перестал меня кружить и остановился. Белая рубашка, заправленная в брюки и от пота прилипшая к его загоревшему телу, так и притягивала мои безудержные пальцы к себе. Совсем пьяной после того жалкого бокала шампанского, мне захотелось ее стянуть с Дарина вместо того, чтобы задавать глупые вопросы, и я закусила губу.

— Спасибо за танец,— я быстро смекнула, к чему вели мои инстинкты. Дарин бы не отказался, понятное дело. Но среди нас двоих хоть один человек должен был работать мозгами.— Я отчаливаю.

— Почему ты меня так боишься?— Дарин не дал мне уйти.— За все время нашего знакомства я не дал тебе и повода меня бояться.

— Серьезно? Мне пересчитать по пальцам?

— Не считая тех случаев, когда я тебя сканировал. Это обязательная процедура,— Дарин сжал губы, чтобы не засмеяться, покачивая при этом головой. Я не распознала этот жест, его значение. Наверняка Дэр считал меня такой же, как и всех девушек, недалекой. Потому что не могла вовремя заткнуться и несла, по его мнению, чушь.

— Я тебя совершенно не знаю! Будь у нас нормальное знакомство, будь ты нормальным парнем, я бы за одно свидание уже знала всю твою биографию, все твои увлечения, всю твою семью по именам! А у нас что ни разговор, так о гребанной Рыси! Я ничего о тебе не знаю кроме того, что ты полуоборотень, учился в Дублине, твою сестру убил кто-то из моей стаи, а еще ты любишь Бредбери и одинокие ужины у Пантеона.

— Неправда. Я не люблю одинокие ужины у Пантеона.

— Как же! Каждый день сидел в "Di Rienzo", данные собирал, официанток снимал.

— А говоришь, ничего не знаешь,— мягко заметил он.

— Пора заканчивать, Дэр. Мы переходим границы.

— У нас были границы? Анна, мы свободны, у нас нет границ.

— Вы — да, я — нет. Сказать тебе честно свое мнение? Все, что нас связывает, ненормально! Знакомство — ненормально, потом твои дружки в переулке — ненормально! Первое свидание — ненормально. Второе, во Флоренции, тем более! Мне продолжать список? Я помню, почему мы познакомились и почему сейчас общаемся. Любой цирк полон лжи! Животных дрессируют, гимнастов привязывают страховыми тросами, фокусники не колдуны, они мухлюют и тоже лгут. И мы, мы с тобой, мы постоянно лжем, всем окружающим, друг другу. Но ради правдивости истории хоть притворился бы, что я тебе небезразлична. Для этих людей,— я обвела рукой ищеек, которые обсуждали планы на выходные, обменивались человеческими сплетнями, завистливыми комментариями, клеветой. Вместе с тем по-доброму посмеивались, травили байки, натянуто веселились.

— Притворяться? Нет, это выше моих сил. Тем более дли них.

— Я так и думала. Мне жаль, что я доставляю тебе столько неудобоств. Осталось перетерпеть завтрашнюю миссию, и мы разойдемся как в море корабли. Да, и иначе, наверное, не могло быть. Не была бы я похожей на Рысь — мы бы никогда не пересеклись.

Дарин задумчиво наблюдал, как я выпускаю пар. И как он только выносил это? Его ледяное спокойствие бесило, и я уже открыла рот, чтобы высказаться и по этому поводу, но он опередил меня.

— Выговорилась?

— Да. Теперь я пойду, или спросить у тебя разрешения?

Дарин поймал меня за руку, прежде я успела улизнуть. Притянул к себе. Поцеловал. Я уперлась ладонями ему в грудь, попыталась оттолкнуть. Безрезультатно.

Он на секунду прервался, посмотрел на меня серьезно.

— Лучше спроси разрешения. Или расслабься на пару минут.

Я вновь предприняла попытку вывернуться, но бесполезно. Силен, однако, владыка моих снов. Размеренное движение его губ волшебным образом снимало напряжение в теле. Расслабляться, так по-полной! Ну, конечно, мне не хватало виски в размере, как минимум, бутылки, а учитывая, что я трезвенник по жизни, я бы никогда не расслабилась в присутствии Дарина. Но в тот момент дала себе спуск. К слову, пару минут затянулись на десять. Я обвила его руками за шею, а он прижимал меня к себе, властно держа за талию. Осторожный поцелуй перерастал в настойчивый. Готова поклясться, что теряла голову.

Не от поцелуя, от Дарина! От его синих глаз, которые становились самыми теплыми на свете, если он того хотел. От запаха его кожи, на которую всегда наносился дорогой одеколон, но и без него он окунал меня в дурман. От его губ, которые дразнили и поощряли, были нежными и обжигали страстью. От рук, лежавших на моей спине, и в них ощущалась сила и самообладание, которые всегда привлекали меня в мужчинах. От самого Дарина, от странного, скрытного парня со всеми его изъянами. Я сходила с ума по человеку, сначала выводившему меня из себя, а затем возвращавшему в чувства.

И тут наваждение растворилось в воздухе, когда Дарин прервал поцелуй. Я словно прыгнула с вышки в прорубь. Быстро вырвалась из его рук, помотала головой, согнала дурной, кошмарный сон. Чтобы я, да влюбилась в Дарина? Не бывать этому! Никогда! Скорее он влюбится в меня, что по определению невозможно, чем я позволю себе хоть раз подумать о сыне Главаря в подобном ключе! Тьфу ты, надо было сразу же убегать, почувствовав неладное, нырять в канал. А музыка играла и играла:

"Io ti amo

E chiedo perdono

Ricordi chi sono

Apri la porta

A un guerriero di carta igienica." (Toto Cutugno — Te amo)

— Ну ты и гад!

— Не говори, что тебе не понравилось,— Дарин смотрел на меня с лукавым проворством.

— Нет, нет и еще раз нет! Держи свои загребущие ручонки при себе, мистер, иначе я за себя не ручаюсь.

Обернувшись, я поняла, что приглашенные в ресторан потихоньку расходились, и последние задержавшиеся гости медленно приближались к выходу. Мы стояли одни в центре веранды, музыканты разошлись. Из-за усилившегося ветра волны бились о борт громче обычного.

— Нам пора.

На улицу мы шли, погруженные каждый в свои мысли. Один раз Дарин попытался оправдаться, заявив, что с меня необходимо было сбить спесь, позволить расслабиться. На что я ему показала кулак и ускорила шаг. При желании, можно закрыть его в номере и поджечь в машине, или расцарапать лицо ночью, побороться с его реакцией. Но ручки марать не хотелось. Напыщенный, самовлюбленный идиот рано или поздно нарвется на неприятности, на девушку, которую он действительно полюбит и которая его продинамит, не вытерпев изыски его характера.

Я поежилась от дуновения ветра — Дарин накинул мне на спину свой пиджак. Этот жест был неожиданным... и приятным.

— Я погорячилась,— ляпнула я от смущения,— но все же... оставим личное в пределах ресторана, идет?

— Как пожелаешь, Анна.

Я даже расстроилась, что он не назвал меня Манькой. Обиделась, видать, неженка.

— Поцелуй был хорош, ты знаешь толк,— признала я,— и попытка была хорошая. Я даже понимаю ход твоих мыслей. Я привлекательна, сексуальна, одинока...

— Не мои ли это должны быть слова?— перебил он иронично.

— Я о том,— ни капли не смутившись, продолжила,— что это все лишнее. Между нами никогда не будет... чего-то этакого, ни одной ночи, ни отношений. Исключительно наш договор держит нас вместе.

— Странная ты девушка. Наивная для своего возраста.

— Странная или удивительная?

— Странная,— он усмехнулся. Вроде бы мы смогли замять неловкость.— Давай ты отоспишься, а утром скажешь мне это снова.

В седане Дарин бы включил отопление, и стало бы значительно уютнее, но мы шли до самого отеля на своих двух. Я провожала огни Венеции, отражавшиеся в воде у набережной, и редких, гуляющих по улицам туристов. Глаза слипались. Похоже, что я задремала на ходу, или такое ощущение создавала изнуряющая усталость. В номере, пока Дарин расплачивался наперед, я стянула тесное платье и забралась под одеяло, помолившись перед сном, чтобы вся эта тягомотина наконец прекратилась.

Глава 10

Проснулась я от жуткого грохота, доносившегося с кухни. Первое, что пришло на ум: кто-то здорово шлепнулся на пол. Позже я поняла, что странный шум — это не что иное, как обыкновенный чайник. Разлепив глаза, я еще долго озиралась по сторонам, не узнавая помещение. Вечером я была не в том состоянии, чтобы осматриваться, и едва ли запомнила хоть что-то из того, что находилось в номере. Комната, в которой я и слегла, была, оказывается, не спальней, а гостиной, а кровать — раскладным диваном. Но это не помешало мне выспаться, хоть голова и раскалывалась от боли. Похмелье? Вроде бы я не успела напиться до чертиков. Большая стрелка часов без отклонений показывала на цифру шесть. Класс! Шесть утра, мечта поэта встретить рассвет в Венеции. Я так рано не вставала даже на утренние лекции.

Номер, впрочем, мне понравился. Серые обои не делали комнату тусклой, яркими элементами были изумрудные шторы на окнах и в тон им отделка диванов, стоявших по обе стороны комнаты. Центр гостиной оставался свободным. Пол застелили ворсовым ковром зеленого оттенка, темнее, чем шторы, но подходящего по гамме цветам комнаты. Белая паркетная доска контрастировала с обоями, и высокие потолки казались ниже, чем они были на самом деле. В них будто отражался пол. В углу комнаты на тумбе пристроился телевизор, видавший лучших времен: черная коробка с замутненным экраном.

Спустив с дивана ноги, я откинула в сторону одеяло и обнаружила, что легла спать в одном нижнем белье; платье грудой лежало на кресле, которое симметрично телевизору стояло у двери с другого конца комнаты. Никакой другой одежды не нашлось. Я опасливо вышла в коридор, повертела головой и, удостоверившись, что не наткнусь на случайных свидетелей, прошмыгнула в ванную. В зеркале отразилась девушка с красными от усталости глазами и глубокими синяками под ними. Волосы растрепанные, как львиная грива после боя с косулей. Со стоном я отвернулась от своего отражения, включила холодную воду и плеснула ею на лицо. Почистила зубы, затем залезла в ванную и приняла душ. От воды волосы стали темно-русого цвета. Взбив их, я постаралась скрыть пробор и отросшие темные корни.

Обернувшись банным полотенцем, я снова вышла в коридор и пошла на шум, что привел меня прямо на кухню.

— Доброе утро,— поздоровался Дарин и тщательно оглядел меня с ног до головы, задержавшись на полотенце. Я густо покраснела, ожидая, что вот сейчас он выдаст очередную свою шуточку, которую я уже никогда не буду воспринимать так же, как раньше, без задних мыслей. Но Дарин вновь меня удивил,— я забрал твою одежду из машины. Как знал, что пригодится. Она у входной двери в пакете.

Я благодарно кивнула и поспешила к заветному пакету. Переодевшись в приличную одежду, я вернулась на кухню.

— Что на завтрак?— спросила я, присаживаясь за высокий стул у барной стойки. Как я успела заметить, стойки в Италии были популярнее обычных обеденных столов. Городским семьям было удобнее приобрести стойку, большие семьи селились в частных загородных домах. Светло-салатный пластик мебели в союзе с белой столешницей выглядел по-весеннему приятно.

— Омлет обычный, без изысков вроде венских сосисок,— он улыбнулся, перевернув его деревянной ложечкой,— из четырех яиц, поэтому на двоих. Яйца — это все, что осталось в холодильнике от прошлых хозяев. Хотя еще есть просроченное пиво, темное, будешь?

— Не-а, спасибо,— засмеялась я, про себя отметив, что Дарин с полотенцем на плече и сковородкой в руке — зрелище редкое и привлекательное. На нем были вчерашние костюмные брюки и рубашка, волосы неряшливо взлохмачены, делая взрослого мужчину похожим на ребенка. Я безотрывно смотрела на его избитые руки (с чего бы это им быть избитыми, ведь Дарин не любитель уличных драк), которые ловко управлялись с кухонной утварью. Вероятно, с той же ловкостью они заколачивали гвозди, ласкали женщин и душили незадачливых существ, кому посчастливилось пересечь хозяину дорогу.

— В шесть утра столовая закрыта, иначе мы бы поели, как белые люди.

Дарин снял сковородку с плиты и поставил ее на деревянную подставку. Запах жареных яиц наполнил комнату. Я сглотнула слюну — желудок проснулся и дал знать, что требует жертву.

— Как белые люди мы в праве так шутить,— усмехнулась я,— а вот Джеме бы твои слова пришлись не по нраву. Я рассказывала тебе о ней? Джема убеждена, что в ее крови есть что-то мексиканское.

— Ты давно с ней говорила?— Дарин услышал грусть в моем голосе. Я покачала головой.

— Нет. Я даже не уверена, что теперь она захочет со мной говорить. Я пропустила от нее около дюжины звонков и голосовых сообщений. Джема всегда обижается, когда я не отвечаю, а тут еще и пропала на несколько дней. И вообще съехала в тот же день, как заехала.

— Уверен, все образуется, когда вы увидитесь. Девчонки, вы жить не можете без своих подруг.

Я подвернула под себя ноги, ощутив неловкость, и сложила руки на столе.

— Как думаешь, Дэр, сегодня мы поймаем Рысь?

Мне нужно было его слово. Дарин — единственный проницательный человек, которого я знала; если он и не владел информацией, он всегда догадывался о ней. У всех оборотней развиты инстинкты. Честно сказать, я ужасно волновалась, что моя вчерашняя смс-ка попадет не в те руки и охрану у выездов выставят раньше восхода солнца.

— Не знаю, Манька. Как я могу говорить наверняка? Я не провидец. Но мне кажется, что сегодня в наши сети заплывет русалка.

— Не многовато ли тебе русалок?— хмыкнула я.— Ну, а серьезно, к какому ответу ты склоняешься?

— Скорее "да", чем "нет".

Он разделил омлет на половины и выложил каждую на тарелку. Одну из них он поставил передо мной, другую рядом. Железяка, разбудившая меня своим грохотом, только-только вскипела. Дарин достал из шкафчика пару чашек и разлил в них кипяток, после чего закинул в воду чайные пакетики. Впервые встречаю, чтобы в номере оставляли еду и посуду. Наверное, в трехзвездочных отелях не предусматривался индивидуальный завтрак посетителей, а на шведский стол, жаль, мы не попали.

— До восьми еще есть время,— сказала я, сверяясь с круглыми настенными часами,— ты жаворонок, Дэр?

— Нет, у меня будильник сработал,— ответил он, усаживаясь на стул напротив меня. Чай заварился. От чашек шел душистый пар бергамота. Я помешала сахар ложечкой и сделала крошечный глоток. Горячий.

— Я не слышала.

— Правильно, я спал в другой комнате. Не хотел тебя будить, хотя зря ты диван выбрала — кровать значительно удобнее.

— Дэр, тебе бы не понравилось спать на полу.

— Думаешь, нам было бы тесно вдвоем?

Воображение мгновенно нарисовало эту картину. Я фыркнула от напускного негодования.

— Ай, прекрати, извращенец, дай мне поесть.

Дарин засмеялся, наблюдая, как я соскребла с тарелки кусок омлета и отправила его в рот с видом оскорбленного достоинства.

— Кстати, ты обещала сказать на трезвую голову, как тебе вечер.

Не отрываясь от завтрака, я пожала плечами.

— А что в нем необычного? Не первая моя вечеринка, где я целовалась по пьяни с неудавшимися плейбоями, если ты об этом хочешь услышать.

— По пьяни, значит? Не припоминаю, чтобы тебя развезло.

— Да не развезло меня! Я все отлично помню! И вообще лучше бы не помнила, потому что теперь ты будешь искать любой повод, чтобы съязвить на этот счет.

— Не собираюсь я язвить,— рассмеялся Дарин, приподнявшись со стула. Я также поднялась, чтобы помыть посуду. Он облокотился о стойку и наблюдал за каждым моим движением, это настораживало. Я старалась не смотреть на него.— Ты что, обиделась?

— Нет,— буркнула я,— не обиделась. Чему обижаться? Ты знаешь о моей личной жизни еще меньше Джемы.

— Так расскажи мне.

— Ага, конечно.

— Да брось! Вчера ты премило болтала с моей сумасшедшей бывшей. Мне, между прочим, тоже интересно знать, кем ты жила до меня.

Я пропустила поддевку мимо ушей, с усердием вытирая тарелку полотенцем до скрипа.

— У меня не было серьезных отношений. Так: гулянки-свиданки по молодости. Последние полгода я ни с кем не встречалась, была загружена работой.

— Совсем? А в университете? Это же рассадник всякого...

— Дэр!— одернула я его прежде, чем он перешел к обсуждению моих однокурсников.— Нет, в университете тоже. Одно время мне нравился Диего, из ресторана, ты помнишь его?— Дарин кивнул.— Но опять же ничего серьезного, быстро прошло.

— Ты взбесилась из-за вчерашнего вечера, верно?— псевдопсихолог продолжал практиковать на мне свои нелепые приемы. Я вконец смутилась.— Если бы ты действительно была из тех любительниц напиваться на вечеринках и лезть на стол, чтобы поднять юбочку перед благодарными зрителями, ты бы не оправдывалась.

— Я не оправдывалась!

Дарин не обратил внимания на мои тщетные попытки защитить свою гордость.

— Тебе не показалось, что между нами пробежала искра. В первый же день.

Я чувствовала на себе пристальный взгляд Дарина, но не оборачивалась, заставляя посудой шкафчик.

— Может, у тебя и пробежала, тогда сочувствую, хоть мне и лестно это слышать.

— А у тебя нет?

— К сожалению, Дэр, у меня не девять жизней,— я улыбнулась мысли, как было бы здорово их иметь,— поэтому я не собираюсь растрачиваться на мрачных типов, вроде тебя.

Я перекинула через плечо полотенце и повернулась к Дарину. Он сжал губы, задумавшись. Его взгляд, направленный на меня, был необычен, как будто Дарин думал о тех вещах, которые не решался сказать напрямик.

— Откуда мне знать,— говорила я, набравшись смелости. Его растерянность воодушевляла,— что ты не выкинешь меня, как любую другую шавку, чуть только она тебе надоест. Или тявкнет не вовремя. Мелкие интрижки я промениваю на дополнительную смену в "Ди-Эр", потому что живу одна, и мне надо чем-то питаться.

— А как же пресловутое притяжение?

— У тебя оно было?— я смеялась глазами. Сама мысль, что такой человек мог испытывать не то чтобы нежные чувства к кому-либо, помимо родственников, а банальную необходимость в чужом обществе, так сказать, в платонической любви, была снабжена долей сарказма.

— Представь себе, с недавних пор. Хотя я не против мелких интрижек,— в итоге он свел все в очередную шутку. Я закатила глаза.

— Вот мы и находим, что ищем. Ты — мелкие интрижки, я... таких вот чудаков, вроде тебя, которые железные снаружи, а поплакаться не прочь.

— Оптимистка,— отметил Дарин,— мы получаем, что находим. А находим не всегда то, что ищем.

— Всегда,— возразила я,— практически всегда. Находим, что ищем. Тогда уж, получаем, что заслуживаем. Но это для меня уж слишком грустно.

Пронзительный звук не позволил Дарину ответить колкостью на скрытую колкость. Мы оба повернули головы к двери.

— Что за...?

— Звонок,— ответил Дарин на незаконченный вопрос.

— Ты кого-то ждешь?

— Маргариту. Она принесла одежду: не пойду же я в костюме.

— Мм, вот и та, кого мне недоставало. А что? Тебе и в костюме хорошо.

Это было правдой. Ему очень шел костюм, и я не уставала подмечать, что в рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами он выглядел невероятно сексуально. Но не настолько, чтобы я потеряла голову, как вчера.

— Привет, Марго,— я открыла дверь, улыбаясь. Девушка ожидала меня увидеть. Сегодня она держалась спокойно, уравновешенно. В ней больше не оставалось того безумства, когда она вцепилась меня, как в спасательный круг, а затем посоветовала убираться от нее подальше. Она подавила в себе отчаяние, вновь овладев ситуацией. Да, ищейки ее боялись, по крайней мере потому, что эта гром-баба могла разрушить их репутацию одним метким словцом, одной деталью, которую те предпочли бы унести с собой в могилу. Наверняка, на ее уже направили стрелы.

Мы обменялись взглядами преступников в сговоре, припоминая разговор в дамской комнате. Я оставила их с Дарином наедине, воспользовавшись шансом улизнуть.

Захлопнув дверь, я миновала широкую двухместную кровать, не застеленную после ночи, и вышла на балкон. Многие из них украшали подвесные корзины с маленькими лиловыми цветочками, и балкон отеля не стал исключением. Перед глазами вырос серый дом с багряной крышей. Близость канала сказалась на свежести воздуха. Я вдохнула запах воды, и он был приятен. По каналу пронесся одинокий катер, гудя мотором, и от него в разные стороны разошлись спиралевидные волны. В утреннем свете Венеция выглядела ярче, лучи мягко разливались по улицам, накрывая город нежной солнечной шалью.

Минут пять я размышляла о том, как изменилась моя жизнь за последние дни. Вчерашний день был насыщен событиями. Я надеялась, что мой риск оправдан и сегодня на горизонте не будет ни Рыси, ни других тварей из семейства кошачьих, моего семейства. Отец Дарина внушил всем: он не потерпит предательства. А он прилюдно пообещал меня отпустить после сегодняшних поисков. Я не могла дождаться возвращения в Рим. Помириться с Джемой для начала. Но больше всего я ждала похода к фонтану, тайную встречу, которую мне назначил адресат смс-ки.

Я думала и о Дарине. Это был наш последний выход, последний день, что мы проводили вместе. Не знаю, радовалась ли я этому факту или старалась вообще о нем не вспоминать, чтобы не давить лишний раз на нервы и на проснувшиеся, совсем нежелательные чувства к Дарину. Тупик. Мои чувства — это тупик. А тупик необходимо было разрушать, чувства уничтожать, ведь перед нами не стояло общее будущее. Дети враждующих стай. Так или иначе, я была причастна к убийству его сестры. И становилось смешно от самой идеи того, что такой человек, как Дарин, что-то ко мне испытывал. Я не собиралась вводить себя в заблуждение, поэтому вспомнила известную поговорку: "С глаз долой — из сердца вон". Один день. И все кончится.

Наложив косметику, я отважилась выйти из спальни. Рита и Дарин негромко переговаривались. Часы показывали без десяти семь.

— Вот и ты,— Дарин поднялся, когда я вошла на кухню,— можем ехать?

— Не забудь, о чем мы говорили, Дэрри.

"Дэрри" больше не смотрел на нее, найдя новый объект. Мной овладело жгучее любопытство, но я бы никогда не спросила о теме их тет-а-тет беседы при Рите. Любезно кивнув мне, девушка прошагала к выходу. Сегодня она надела обтягивающий "все, что можно и нельзя" топ, потертые голубые джинсы, вместо каблуков — кроссовки, и коричневую кожаную куртку наверх. Волосы Рита собрала в хвост.

Втроем мы спустились на первый этаж, Дарин сдал ключи дежурному. У спуска на канал нас ждала арендованная лодка. Мы закинули в нее вещи. Рита собиралась залезть на переднее сидение, но Дэр сказал: "Рит, давай назад". И я с радостью заняла место около водителя. Водителя, не Дарина, настоящего управляющего лодкой — рулевым, дядечкой в полосатой майке "а ля матрос", который закончил разговор с портье и спустился в гондолу, хватаясь за весла.

Половину дороги девушка не произносила ни звука. Поначалу я задавалась вопросом, что могло лишить ее дара речи, но потом пожалела о том, что спросила вслух. Оставшуюся часть пути мы с Дарином выслушали о себе много всего хорошего. Рита снова принялась играть на публику, согласно давнему уговору. Я, оказывается, пустышка, лишенная женской тайны. А Дарин — развратник, который любит девочек помладше. Для Риты разница что в три года, что в пятнадцать лет особой роли не играла; она находила, к чему придраться, и когда она злилась, у нее проявлялся иностранный акцент — такой акцент был только у моей сестры, из тех людей, кого я знала. Иногда он также промелькивал у отца в то время, что он еще жил с нами. Я не принимала ее слова всерьез, ведь запудривать мне мозги — часть ее роли, способ выживания. Ведь и я сама много, кого обманывала.

Лодка завернула за угол и остановилась у спуска на воду. Других участников водного движения не было — как будто город вымер — потому мы могли пришвартовать где угодно. Впереди я увидела мост через канал, таким образом, пешеходная дорога, зажатая с двух сторон домами, вздымалась и опускалась, теряясь по другую сторону канала. У самого моста спиной к нам стоял человек, по фигуре напоминавший отца Дарина. Он был не один. Из тени вышли двое, одетые в свободную одежду. В лицо я знала Верзилу, а второго видела издалека вчера в ресторане.

Троица напоминала плохих парней из американских фильмов. Никто из них не обернулся и, скрестив руки за спиной, не сделали и попытки двинуться навстречу. Рита первой вылезла из лодки, громко ударила по ее стенке, как будто хлопнула дверью машины, отчего Дарин выругался. С утра погода была приятнее, чем вечером. Солнце медленно поднималось над горизонтом, растапливая лед, скопившийся за ночь. Легкий ветерок петлял меж улиц, разнося аромат свежеиспеченных булочек: где-то неподалеку открылась пекарня.

— Пошли,— сказал Дарин и двинулся вперед. Пока мы шли, я подняла голову: жители Венеции начали пробуждаться. Из окна высунулась женщина с полотенцем на голове, проводила нас суровым взглядом и закрыла створки. Двумя этажами выше пожилой синьор в пижамных шортах потягивал сигару. Он держал ее между указательным и средним пальцами, точно так же курил мой первый краткосрочный бойфренд.

— Ворон считаешь?— Рита не удержала рот закрытым.— В Риме насчитаешься, или ты и дня потерпеть не можешь?

— А ты и минуты потерпеть не можешь, не вякнув что-нибудь?

Девушка отвернулась от меня и демонстративно догнала Дарина, подхватив его под руку. Дарин скинул ее руку, сказав что-то, после чего Рита притихла .

Заслышав наши шаги, отец Дарина соизволил повернуться и первым делом смирил меня взглядом, а ля старейшина племени, но тут же смягчился. Сам Дарин сухо поприветствовал его, Рита заулыбалась во все сто тридцать три — или сколько зубов у акулы? — но, замечу, молча.

— Доброе утро,— я чуть не отвесила поклон.— Прекрасная погодка, сэр.

— Не для гуляний,— мужчина протянул мне руку,— вчера не выдалось шанса представиться. Уильям О'Коннор. Можешь звать меня папой, только тихо, а то сынок нервничает.

— Отец!— одернул его Дарин. Я с изумлением уставилась на руку и несмело ее пожала. Проще было разговаривать с ним как с высокомерным типом, а не добродушным папашей семейства.

— Я же говорил,— подмигнул мне Уильям, и я вовсе растерялась.— Прости, Анна, за вчерашнее. Признаю, что первый разговор с невесткой должен был состояться в другом духе. Общество требует, положение требует. Вон, сын уже привык и не воспринимает меня всерьез.

— Не верь,— замотал головой Дарин,— он тебя проверяет.

— Прекрати, сын, не считаешь ведь ты меня извергом?

— Отец, хватит! Анна в состоянии отличить фальшь, которой ты ее пичкаешь, от твоего настоящего отношения к ней.

До того, как Дарин это сказал, я еще сомневалась, а не поторопилась ли с мнением о его отце, но теперь я явно видела неприязнь в глазах и нахмуренные брови, скрашиваемые натянутой улыбкой.

— Хорошо,— Уильям кивнул, голос его вновь стал по-мужски грубым,— тогда не плачься потом, что я обидел твою девочку. Ничего личного,— добавил он, обращаясь ко мне,— ты северянка, и этим все сказано.

— Вы о всех судите по происхождению?

— Дорогая моя,— Уильям напрягся,— у тебя все живы?

— Что?!

— В семье. У тебя все живы?

— Да...— пролепетала я. Вопрос застал меня врасплох.

— Будут возражения?

— Отец, заканчивай!— Дарин подошел ко мне ближе. Мама всегда верила, что у каждого человека есть аура, по которой можно определить его душевное состояние. Будь я экстрасенсом, отчетливо увидела бы грозовое облако над головой Уильяма О'Коннора.

Взгляд мужчины переметнулся на мою руку. Я ее сразу спрятала в карман, но Уильям видел все, что ему было нужно.

— Где кольцо?

— На пальце, где и должно быть.

— Но не на том!

"Черт возьми, пристал, глазастый почитатель традиций." Я совсем забыла про дурацкое кольцо. Он раскусил подставу.

— Кого ты привел?!— взревел Уильям, накинувшись на Дарина. Тот положил руку ему на плечо и с силой сжал его. На секунду мне показалось, что глаза Уильяма — стекло, мышцы на лице одеревенели, словно он прыгнул в прорубь, и от холода перехватило дыхание.

— Одумайся, отец! Рейвел погибла. Ее больше нет. И Анна не виновата в том, что мы не можем найти ее убийцу.

"Ага, почти. Я хорошая, не считая тех случаев, когда намеренно сбивала их с верного пути, чтобы спасти несколько шкур сразу. В остальном, да, я ангел во плоти."

— Ты обещал.

— Я помню,— Дарин опустил руку.— Я помню.

Уильям выглядел потерянным после вторжения Дарина в его личное пространство. Судя по реакции, он применял, как и ко мне, малую часть своих способностей, достаточной для того, чтобы ударить в голову, но недостаточной, чтобы причинить существенный вред и смертоносную боль.

Верзила подал голос.

— Сэр, звонила третья группа. Ждут приказа. Вторая заняла позицию.

Уильям отрешенно кивнул. Невозможно было представить, что творилось на сердце у родителя, пережившего своего ребенка, такую глубокую скорбь и боль выражало его немолодое лицо. Но Уильям быстро совладал с собой.

— Все готовы. Анна, начинай,— скомандовал Дарин, отойдя к мосту.

Идея с мостом мне понравилась. Я прошла по нему, держась за перила. За нами прошел и Уильям. Я остановилась на вершине и опустила глаза на воду, степенно текущую под ногами. Ветер усилился, погружая в центр урагана. Я пока не знала, чего ждать от обследования местности. Жуткое предчувствие заставляло руки дрожать. Но я глубоко вздохнула, сжала перекладину, чтобы удержать равновесие, и прикрыла глаза.

Такого не случалось прежде. Черный фон засыпали искрящиеся красные пятна, одни были теплее, другие холоднее, но светили они одинаково ярко. Вся карта Венеции, которую я представила нечеткой в своей голове, была усыпана волдырями, большими и маленькими. Большими, я так поняла, были группы Уильяма, разогнанные им по городу, но маленькими... я терялась. Я не могла сообразить, откуда взялось столько вольных оборотней, оборотней-одиночек, полуоборотней. Они сбивали мои личные радары.

Худшей стала моя невозможность определить, была ли среди них девушка, именуемая Черной Рысью. Я не находила точки, обозначавшей человека, за жизнь которого волновалась больше, чем за свою собственную. Это должно радовать, теоретически. Но причина страха — вероятность, что эта точка, болезненная точка, была там, среди сотен идентичных ей. И я считала себя абсолютно беспомощной, стоя на одном из сотен мостов Венеции. Винила себя за немощность, я не могла распознать в кровавом месиве свою сестру. Марию. Черт возьми, моя смс пришла около полуночи, а сестра в это время скрывалась где-то в городе, в том же городе.

Каким ветром ее занесло в Венецию, в логово самого дьявола? Только она бы ответила на этот вопрос, никто иной. Если ее выследили, поймали или... убили... нет, этого не произошло. Я точно знала, что пока что с ней все было в порядке. Мария сильна в самообладании. Часами она способна выносить пытки. Но в крайнем случае, в самом-самом крайнем, я надеялась, что она бы подала сигнал. Она бы меня предупредила, как я ее прошедшим вечером, а также множество раз в течение всего полугода, что мы в бегах. Мы же команда. Я и она. Анна-Мария. Нам оставалось только разбежаться, спрятаться, забыть о том, кто мы есть.

Я прикрыла лицо руками, сдерживаясь, чтобы не заплакать.

Но ни одна слеза не скатилась по моей щеке. Дарин знал, что я скрываю кого-то, кто мне дорог, и не даю его найти. Может, он не осознавал этого; может, он предполагал; может, легко мне верил, но он знал. И вопрос времени, сколько ему понадобится доказательств того, что я та — за кем охотится пол-Европы и он сам, лично.

Дарин догадался бы об этом. Остальные не знали меня так хорошо, как он узнал за неделю. И не должны были.

Сосредоточившись на нижних слоях, я инстинктивно отделила в мыслях "своих" от "чужих". Количество красных точек сократилось втрое, и тем не менее их было слишком много.

— Сын,— донесся голос Уильяма,— посмотри, она не мухлюет?

Не открывая глаз, я заслышала шаги Дарина. Он не сделал ничего, что помешало бы мне, даже не притронулся. Это хорошо — меньше всего мне сейчас хотелось, чтобы сердце ускоряло ритм, когда оно и так бешено колотилось.

— Ну как?— тихо спросил он; слова смешались с шумом ветра.

— Никого не вижу.

Дарин подошел ближе и встал около меня. По дрогнувшему поручню я догадалась, что он навалился на него.

— Анна, помни, что ты будешь свободна, если найдешь ее и укажешь нам. Но также помни, что у нас около двадцати радаров, которых обмануть будет сложнее, чем меня.

— Чем нас, милый,— вторгся в сознание голос Риты. "Рита. Твою ж мать. Давай не сейчас! Ты еще успеешь выпытать из меня жалкую толику информации, которая вряд ли поможет тебе выжить".

По мосту прошла дрожь — девушка обошла Дарина и, к моему удивлению, встала позади меня. Имей я третий глаз, увидела бы ее руки, висящие над моей головой. Ее появление было сродни действию энергетического вампира. Кожа словно пропускала энергию через себя и отдавала ее Рите. Может, моя нелюбовь к ней дошла до паранойи, но я готова была поклясться, что не зря ее таскали с собой ищейки.

— Рыси нет в городе,— наобум сказала я. Без возможности скрестить на удачу пальцы, я помолилась всем богам, включая Нептуна, чтобы это оказалось правдой. Слова прозвучали слабо, вдобавок ветер заглушил половину.

— Врешь,— пропела девица. Руки очертили нимб над моей головой.— Ложь — моя специализация. И не думай провести меня.

— Рита, расслабься,— вступился Дарин. Я почувствовала, как давление на виски уменьшилось, но не исчезло бесследно.

— Ты никогда с ней не управишься,— огрызнулась Рита,— ты слишком к ней привязался, чтобы объективно оценивать ее поступки. Я всегда наблюдала за тобой слабость к женщинам, но не сейчас. Нет. Я спокойно разрушу иллюзию, созданную Анной, и глазом не моргнув.

— Послушай себя! Рита, это не твоя битва!

— Не волнуйся, Дэрри. Свое "спасибо" я получу. Если не от тебя, то от твоего отца. Скажи ему, что собираешься прикрывать убийцу Рейвел. Скажи!

Не вступая в спор, я выбирала, как черные крупинки гречки, из точек те, которыми, на мой взгляд, могла оказаться Мария. Мне недоставало опыта, я впервые искала другого человека — как это назвать? — телепатически, используя какие-то неведомые экстрасенсорные способности, заложенные во мне от рождения. Сестра наверняка не раз пользовалась всевозможными видами сигналов и изучила их на уровне профессионала, настоящего оборотня.

Дарин рявкнул на Риту, но девица стояла на своем. Как их еще не услышал Уильям? Они говорили о нем, Рита грозилась доложить ему обо всех подозрениях относительно наших с Дарином соглашений. Дарин в свою очередь призывал Риту к благоразумию, и только она делала шаг к Уильяму, ей дорогу перекрыл Дарин, и спор продолжался. Наконец, этого следовало ждать, Дарин уступил, когда Рита повысила голос до такой степени, что ее могла слышать вся Венеция.

— Осталось две попытки, Анна,— приторным тоном пропела Рита.— И я считаю до трех. Раз... два...

В панике я начала работать быстрее. Представив образ Марии перед глазами, я выделила одну точку, теплейшую из оставшейся пары, и остановила выбор на ней. Она сильная, она справится. А если меня не заподозрят в предательстве ищейки, я смогу ей помочь. Все-таки обмануть радаров было крайне сложно.

— Четыре квартала на запад,— затараторила я, сбиваясь,— сто метров от перекрестка.

Раскрыв глаза, я долго не поворачивала головы и смотрела вниз, на лист бумаги, с ускорением проплывающий по водному потоку. Напряженная тишина подсказала, что крашеная сучка мне не поверила, зато оба О'Коннора и свита слепо верили ей. Чтобы удостовериться в выводах, краем глаза я посмотрела на Риту. Зловредная улыбка играла на ее надутых губах, локти поставлены на ограждение, и подбородок положен на переплетенные пальцы. Хитрые, как у лисицы, глазки светились недоверием. "Зачем же ты это делаешь? Зачем идешь против своих? Зачем предаешь?"— спрашивала я. "Чтобы выжить",— отвечала она, и все вопросы отпадали.

— Ой, неправильно,— вымолвила Рита, обменявшись взглядом со всеми мужчинами.— Последний...— она провела орлиным коготком по моему плечу,— шанс.

— Она знает, где она?— всполошился Уильям. Мост затрясся: мужчина взбежал на него. Речь выдавала взволнованность, переходящую в ярость. Я поморщилась от боли — цепкие пальцы впились мне в плечи — но не выдавила и писка.— Говори, девчонка,— Уильям грубо тряхнул меня,— правду говори, иначе я скину тебя вниз прямо с этого моста!

— Отец, прекрати!— Дарин скинул его руки, и к местам, куда только что давили пальцы, прилила кровь, наполняя болезненные участки тела привычным теплом.— Так ты ничего не добьешься! Дай я поговорю с Анной наедине.

Он выжидающе посмотрел на Уильяма. Тот помотал головой. Вправо-влево, как заводная игрушка.

— Говори здесь.

Дарин накрыл мою руку своей и потянул к спуску с моста — я послушно пошла за ним, подступающая паника застилала разум. Но вновь его ждала неудача. Верзила с дружком, пародируя вратарей, заняли проход; две глыбы, упавшие на дорогу. Я уверена, что Дарин справился бы с ними, сшибая одного психически, ледяной волной, раздирающий до мозга костей, другого — физически; я говорила когда-то, что Дэр держался в хорошей форме. Такие, как он, подготовлены к нападению. Но помимо "гребней Альп" был и мистер О'Коннор старший.

— Ладно,— выдохнул Дарин, повернув меня к себя лицом,— будем говорить здесь.

Чтобы остаться не услышанным группой, Дэр повторил прием, которым пользовался и до этого дня, постоянно. Я не успела к нему привыкнуть. Какой бы контекст он не подразумевал, он всегда выбивал из меня часть здравого смысла. Дэр приблизился вплотную, склонившись к моему уху. Удерживаясь, чтобы не закатить глаза, я закусила губу, переключила внимание на слова. Я ненадолго задержала дыхание, не хотела вдыхать запах его одеколона и кожи и терять самообладание. Не то время, не то место — терять голову было непозволительно, да и свидетели нервировали. В любой другой момент он прибег бы к каким угодно ухищрениям, чтобы я сохла по нему, но сейчас на кону была его карьера. Ну и моя жизнь.

— Значит так, Анна,— начал Дарин, понизив тон,— ты умная девочка, и я не буду объяснять заново, как обстоят дела. Ты сама в курсе. Поверь, у меня нет никакого желания пугать тебя, принуждать, делать больно. Если бы я хотел, еще тогда, в тот первый вечер, когда мы познакомились, ты выдала бы все подробности, все укромные места, о которых знала. И, наверное, если бы не моя уверенность, что ты не Рысь, сейчас бы нас тут не было, никого. И, наверное, ты мне тогда... понравилась, что ли.

Дарин приостановился. Я ухватилась одной рукой за перекладину, чтобы не упасть. "Он сказал, я ему понравилась? Он действительно так сказал?" Я дышала ровно, Дарин продолжил.

— Но сегодня я не могу ничего для тебя сделать. Единственное верное решение — сказать, где Рысь. Я думаю, ты знаешь. Ты все о ней знаешь. Скажи, где Черная Рысь, и будешь свободна. Твоя свобода взамен на брюнетку в нашей клетке. И я,— Дарин покачал головой, будто сомневался в том, что говорил. Темные волосы упали на его смуглое лицо, и когда он поднял глаза, мурашки пробежали по моему телу. Синие глаза. Они будут мерещиться до тех пор, пока я не забуду вовсе, кто такой Дарин, какие чувства и мысли у меня вызывал.— И я не буду тебя держать.

Неделю назад я бы сделала все возможное, чтобы добиться свободы. Я хотела сбежать — он меня находил, связывал по рукам и ногам, не отпускал от себя, лишь бы не мешалась поискам и не сбивала ищеек-радаров. По-прежнему свобода была моей целью: продержаться один день и обезопасить себя и Марию. Почему же мне хотелось удавиться теперь, вспоминая последние два-три дня? Никаких чувств. Никаких эмоций. Это пройдет, как простуда.

— Анна,— Дарин озадачился моим молчанием,— я правильно понимаю? Ты хочешь свободы?

Едва различимый кивок.

— Хорошо,— улыбнулся он,— мы вернемся, и ты назовешь адрес.

И я назвала адрес.

Моторную лодку нам не подменили на гондолу, к счастью, но водитель растворился в воздухе, оставив Дарину ключ зажигания. В убитых чувствах я откинулась на заднем сидении, уступив Рите почетное переднее место. Было тошно, поэтому я старалась не думать ни о чем, плыть, смотреть за борт и не думать. "Не верь предавшему однажды". Прошло б немало времени, прежде чем я простила бы себя за предательство. Чувство вины — груз на шее, приклоняющий голову к земле. И, кажется, меня одолевала морская болезнь. Шумный мотор среди тихих весловых лодочек портил всю атмосферу плавного течения венецианской жизни.

Притормозив на перекрестке, Дарин поймал мой взгляд.

— Анна, ты в порядке?

— Нет,— я отвернулась к окну. Слезы выступили на глазах, и я промокнула их рукавом, чтобы не потекла тушь.

Рита не удержалась от комментария.

— Да-а-а, правду тяжело говорить. А с детектором лжи застрелиться проще, чем увернуться от ответа. Что бы мир без меня делал, я не понимаю? Я как художник, не дождавшийся признания. Попались бы снова на крючок.

Девушка чуть ли не в экстазе билась от шанса блеснуть остроумием. Ее никто не слушал. Дарин включил радио, встроенное в приборную панель лодки, и итальянский диктор заглушил треп Риты.

У подъема на мощеный переулок плавала черная гондола Уильяма. Сам Уильям мерил шагами дорогу. Неподалеку от него совещалась группа под вторым номером, которая прибыла в названное мною место без промедления. Среди них было четыре мужчины и одна женщина. Вчера она присутствовала в ресторане на Совете, на ней было небесно-голубое платье. Женщина встала вполоборота, кивнула прибывшим и вернулась к дискуссии. Рейли увидел нас. Слава богу, хоть кого-то из этой шайки я знала. Он отделился от группы и подошел пожать руку каждому, вышедшему из лодки. Рейли улыбнулся мне, а я лишь слабо кивнула, не поднимая глаз, и протянула ему руку, которую он легко тряхнул и отпустил. И меня даже не интересовала реакция Дарина, да он и не сказал ничего, что могло бы отвлечь меня от дурных мыслей.

— Вы прибыли вовремя. Мистер О'Коннор, все ждали, когда вы с Анной,— Рейли посмотрел на меня в тот момент, когда называл по имени, как я и просила,— сможете присоединиться к нам.

— Мы готовы, Рей. Вы определили, где Рысь прямо сейчас?

— Благодаря Анне мы напали на нужный след. Пол подтвердил, что эта девушка не иначе, как Рысь.

— Девушка?— переспросил Дарин.— Все-таки она молода? Я надеялся, ей будет не меньше тридцати.

— Возможно, так и есть,— Рейли пожал плечами, от волнения переминаясь с ноги на ногу. Дарин говорил, сегодня был его счастливый день — Рей должен был показать себя, чтобы попасть в основной состав радаров.

— Тогда выступаем,— скомандовал Дарин. Группа, заслышав приказ, выпрямилась и повернула головы к нему, как по свистку.— Не будем терять время — она может уйти.

В глазах Дарина блеснул хищный, азартный блеск, радужка похолодела до темно-синего цвета бушующей морской стихии. Я поежилась: Дарин прикоснулся ледяными пальцами до моей руки, и я ее отдернула.

— Я останусь.

Он внимательно посмотрел на меня, принимая решение, после чего согласился.

— Оставайся.

Дарин сделал то, что меньше всего я от него ожидала, и я в изумлении уставилась на ключи, которые он вытащил из кармана джинсов и вложил мне в ладонь.

— Садись в лодку, там теплее, нет ветра.

Сказав это, он оставил меня абсолютно одну на пересечении переулка с главной улицей. Не смотря на то, что в паре шагов стояла Рита, а Уильям маячил в поле зрения, я отчетливо осознавала свое внезапно нахлынувшее одиночество. Дарин подбежал к группе, жестами показывая каждому участнику направление. Я бы сказала, что они бросились врассыпную, но у группы был четкий план, они действовали слаженно, опираясь на долголетний опыт работы. И когда они скрылись за поворотом в другом конце переулка, я поняла, что это конец. Они обыщут каждую щелку в стенах, пожелтевших от времени и влажности домов, каждую впадину в асфальте, каждый дюйм округи, повинуясь заложенным с рождения инстинктам и приобретенным навыкам, в итоге они найдут Черную Рысь, где бы та ни скрывалась.

Повертев связку ключей, сохранившую тепло тела Дарина — руки не успели за две секунды охладить железо — я почувствовала слабость в ногах и решила сесть в лодку, оставленную у спуска. Никакой сигнализации. Я влезла на водительское место. Секундное замешательство. Повернув ключ, я включила отопление и заблокировала дверцу катера за спиной от той же Риты, что могла бесцеремонно потревожить покой.

Я не уехала. Дарин знал, что я не поддамся соблазну, иначе бы не отдал мне ключи. А каков смысл уезжать? Все. Я лично назвала место, где пряталась моя сестра. Сестра, которая ни разу за всю жизнь не сделала мне того же, ни разу не предавала. Да, может, мы и не были близки, как лучшие подруги, но Мария была частью моей семьи, частью меня. Наверное, мне повезло больше, потому что рядом был Дарин, которому я рассказала о своем происхождении. Родилась в России, но прожила долгое время в Канаде, за счет чего у меня имелось алиби. У Марии его не было. Доказать ее невиновность было практически невозможно, не выдавая при этом того, кто выдал нас, выдал с потрохами, загнал в ад. Если на мой счет еще сомневались, то Мария полностью подходила под описание подозреваемой и внешне, и по строению оборотня.

Но у меня не было иного выбора. И я готова была пойти на все, уступить Дарину, валяться в его ногах, лишь бы он отпустил ее, смирился с потерей своей сестры и не дал мне пережить того же. Вечный плен и вечное мучение — ничто.

Я сложила руки на панели и опустила на них голову. Больше от меня ничто не зависело. Под угрозой смерти выдается истинная сущность человека. Да, мне угрожали, и даже Дарин бы не остановил своего отца, скорее помог бы ему устранить убийцу сестры без криков, без шума. Хоп, и готово. Мне бы приписали статус убийцы и скинули б с моста, или шею сломали, или Дарин бы заморозил меня до истощения. Но я не приняла удар на себя, жалкая трусиха. А ведь могла. Соври я третий раз, Рита бы подала знак, и все вопросы вмиг обрели бы ответы, охота бы прекратилась, все были бы спокойны.

Прошло около часа или двух. В окошко лодки постучали. Я подняла голову, увидела Дарина, разблокировала двери. Он спустился вниз, запрыгнул в лодку, сотрясая ее, и сел рядом, на соседнее сидение. Я снова заблокировала двери. По задумчивому выражению лица Дарина и напряженным мышцам, выделявшимся через черное поло, я догадалась: они "кого-то" поймали и что-то с этим "кем-то" было не так. Тогда я и решилась рассказать ему о Марии.

Его бездействие пугало. Он заменил свою же восковую фигуру, вылепи ее какой-нибудь итальянский скульптор, не вымолвив ни звука. А я все говорила и говорила, обо всем, что скрывала. Выдавала все, чем запрещено было по определению делиться. А он молча глядел перед собой. Все те же напряженные мышцы, все то же задумчивое выражение. Я начала задыхаться от тяжести, которая налегла и давила на грудь. Если бы Дарин покончил со мной прямо там, где мы сидели, то тайна так и осталась бы между нами, и он бы избавился от навязчивой помехи, как от надоедливой мухи. Ему ничего не стоило использовать свой прием и лишить меня дыхания раз и навсегда хотя бы за то, что слишком многое недоговаривала раньше. И отныне он имел все основания для этого. Чистосердечное признание никогда не спасало преступников от казни, верно?

— Значит,— глухо произнес он,— твоя сестра...

— Да.

— И давно вы скрываетесь?

— Пару лет.

— Ясно.

Дарин выключил отопление. Стало слишком жарко. Ученые утверждают, что тишины не существует в месте, где есть звук, движение. Дыхание — тоже движение. Но я не ученый, для меня тишина давила на барабанные перепонки сильнее ударов ритма на рок-концерте.

— То есть, ты тоже...— Дарин не закончил предложение. С того дня мы не произносили это словосочетание и все сходные с ним. "Оборотень" исчез из лексикона.— Но как?

Я покачала головой, не найдя, что ответить.

— Почему ты меня не убьешь?— через некоторое время спросила я.

— А за что? После твоего монолога я только убедился в том, что был прав. В конце концов, ты все равно Манька,— он усмехнулся,— я оставлю за тобой эту кличку. Знаешь, Анна, а ведь вы были единственными подозреваемыми.

— Знаю. Вы зашли слишком далеко.

— Мне бы и в голову не пришло...

— Никому бы не пришло,— оборвала его на полуслове.— Мы умеем прятаться.

— Хищники, и те прячутся.

Я глубоко вздохнула. В организме не осталось лишней воды для слез, слизистая оболочка пересохла, и я часто заморгала, но так ни одной капли и не скатилось.

— Это и есть конец, да?

Дарин удостоил меня взглядом.

— Что ты имеешь в виду?

— Там твой отец и под десяток других полуоборотней, и никто из них никогда не поверит в то, что Мария не виновна.

— Неужели ты будешь это им доказывать?

— Не буду,— согласилась я,— это бесполезно. Удивительно, что ты поверил.

— Я этого не говорил,— улыбнулся Дарин.

— Поверил. Иначе меня бы здесь уже не было.

Я съехала по сидению, прикрыв лицо руками. Голос Дарина был решающим, и я бы не тратила столько времени на пустую болтовню, если бы не вкладывала в эту попытку найти в его лице сторонника последнюю надежду.

— Нет,— сказал Дарин,— удивительно другое. Почему ты мне доверилась? Я не дал ни одного повода для этого.

— Ты не оставил мне выхода. Особенно теперь, когда вы ее поймали.

— Вообще-то...

Недоговоренность заставила меня, прищурившись, потребовать от Дарина полного объяснения.

— Мы не поймали твою сестру. Та девушка, которую сейчас пытают, поймана по ошибке, но ведь ты именно к ней нас привела. И я пришел за тобой, ты должна засвидетельствовать, что она не... ну, ты поняла, кто.

На смену дикому, необъятному чувству облегчения пришел шок, ударивший, как молния, в голову.

— Что?

— Твоей сестры нет в городе, Анна. Она испарилась. Исчезла. Убралась восвояси! И я догадываюсь, чьих это рук дело.

— Как долго?

— Долго. Рита бы засекла, если бы ты трижды соврала.

— Не может быть,— прошептала я, разблокировав двери. Дарин быстро покинул переднее сидение. Я вылезла из лодки наткнувшись на разъяренную бывшую Дарина.

— Вы совсем сдурели?!— верещала она.— Ты!— она ткнула в меня пальцем, и я на рефлексе ударила по нему.— Ай! Ты, как ты меня провела?! Это невозможно, нет, нет, не возможно! Подкинула нам тухлятину под нос, чтоб тебя, блин...

Гневные крики и ругательства ветер уносил в противоположную сторону. Дарин развернул меня за плечи и потащил в переулок, где они оставили бедную девушку. В том, что она на самом деле бедная, я смогла убедиться лично, увидев ее сидящей на земле, и трое незнакомых мне ищеек грубо пихали ее один с боку, другой со спины. Я вспомнила, как недавно точно так же пытал меня Эдгар.

— Обращайся!— взревел Уильям, он был с ней и осыпал девушку ударами во все места, до которых дотягивался.

— Это не Рысь!— Рейли оттаскивал Уильяма от девушки, но тот выдергивал руку — парню тоже досталось на орехи — и орал пуще; ненависть застилала ему глаза пеленой.

— Отвяжись, сопляк! Не дорос еще, чтобы мне, МНЕ, говорить, кто здесь кто! О! Сын!— Уильям приостановил избиения, обратившись к Дарину.— Ты реже всех ошибаешься!

— Отец, остановись,— попросил Дарин, но Уильям от бешенства замотал головой и, будто назло, ткнул носком ботинка в бедро мученицы. Девушка вскрикнула, попытавшись подняться, но ей и пошевелиться не дали, усадив на асфальт. Я также, не удержавшись, вскрикнула, прикрыв рот рукой, будто били не ее, а меня. Потому, что я отлично, лучше, чем все ищейки вместе взятые, представляла себе боль, испытываемую ею, и усердие, прилагаемое для того, чтобы не раскрыться и оставить при себе звериный облик.

Облик зверя — наиболее уязвимое наше состояние. Мысли носились в хаотичном порядке, не поддаваясь логике, поведение соответствовало "звериному", о котором столько говорят люди, наблюдая за несдержанными личностями. Пульс учащался, и его темп не описать словами "человеческая страсть", какой бы бурной она ни была. Слово "человеческий" само по себе не подходило под определение обратившегося оборотня. Я никогда не видела со стороны, как выгляжу. Поэтому я запиралась в номере, убирала все вещи, которые могла повредить. В полнолуние обращение неминуемо. Этот день — что-то наподобие проклятья, наложенного на весь наш род, и ни одна колдунья, ведьма, цыганка не способна избавить его от этой порчи. В ночь полнолуния и те минуты, когда мы добровольно, по собственному желанию, обращались, разум отключался, уступая место инстинктам, подсознанию и рефлексам, условным и безусловным.

Я не любила цирк. Когда я видела дрессуру и ее результаты, я представляла себя на месте животного на арене. Это странно, ни один нормальный человек не будет представлять себя на месте животного. Но мы не люди. Нам можно. Так вот, я чувствовала, как меня дрессировали мои же порывы, те же рефлексы, которые годами вырабатывались в облике человека. И это ощущение не то, чтобы некомфортно, оно невыносимо. Та доля, не принадлежащая человеку разумному, не раскрытая до конца учеными всего мира, которые годами ломают голову над загадкой природы и строят самые разные гипотезы, эта доля сидит глубоко внутри нас, в полнолуние разъедает плоть и прорывается наружу. Практически не управляема. Она страшна непредсказуемостью.

И я осталась равнодушной, глядя на страдания, больше не физические — моральные. Что входит в понятие боли? Нервные окончания посылают в мозг сигналы о травме тканей и органов. А девушка боролась сама с собой, со своим телом, со своей головой. И эта борьба являлась основой пыток ищеек: заставить жертву саму перевоплотиться, поддаться искушению и растерзать их. Убийство зверя не каралось законом. Что такое штраф? Деньги. По сравнению со взятками и откупами, ничтожные центы. По правде говоря, за браконьерство еще никого из ищеек не привлекали к уголовной ответственности, а представителям организаций по охране животных ловко затыкали рты. Но чаще всего улик просто не оставалось: все подчищали.

Я подалась вперед, желая остановить их, но кто-то резко отдернул меня назад. Рита. "Ну, конечно! Заноза в заднице; заноза, размером с кол."

— Не стоит, дорогуша,— проворковала она, озабоченно наблюдая за тем, как Дарин пробирается между напарниками, отодвигая их в сторонку. Он уговорил Уильяма отойти подальше, для достоверности, как он сказал. На самом деле я догадывалась, что Уильям просто-напросто не совладал с собой, из-за этого ничего кроме неудобств не вносил.

Да, я еще раз убедилась, что Дарин пользовался своим положением. Сын важной шишки, Уильяма О'Коннора. Но он также заработал авторитет среди других ищеек, на что мало повлиял отец — неуравновешенный мужчина средних лет, обезумевший от боли и скорби, собиравшийся с силами только на заседаниях и важных приемах. Старший и младший О'Конноры были похожи лишь взрывным характером, а внешне — высокими скулами и глазами. Лучшие свои черты Дарин явно перенял от матери.

Немного оклемавшись (регенерация началась, медленно затягивались раны и заживлялись царапины, проходили ушибы, очаги боли уменьшались — я знала это, хоть процесс и не был виден), девушка приподняла голову. У нее были загрязненные пшеничного цвета волосы, на свету отливавшие золотом, макияж размазался по раскрасневшемуся лицу; тушь, неводостойкая, растеклась темными кругами под нижним веком. Осмотревшись, девушка неловко поднялась с колен — джинсы протерлись и обнажили следы пыльных от дороги ран — при этом она придерживалась одной рукой о серую стену дома. Дарин находился в шаге от нее, и, как видно, он внушал доверие не только мне — женщины, слабые существа, поддающиеся мужской физической привлекательности не меньше, чем мужчины женской — девушка отшатнулась от него, но не закричала, не убежала. Кто знает, я могла спешить с выводами. После нападения в Риме я сама-то с трудом сошла бы за олимпийского бегуна.

Вторая группа не ослушалась приказа. Никто из них четырех, включая Уильяма, не подступил ближе, пока Дарин занимался их "пациенткой". Сейчас уже, через неделю после происшествия в переулке, я трезво анализировала ситуацию. Дарин обращался со мной иначе, нежели с этой незнакомкой. Нет, он не был груб, на фоне дружков-ищеек выглядел чуть ли не аристократом-интеллигентом, но, конечно, ни о медикаментах, ни о дотошных расспросах о самочувствии, ни об извинениях за приятелей и ужасную ошибку и речи не было. Почему же я тогда так быстро его простила? Притом знала же, что по его наводке меня поджидал сладкий квартет. Можете записать новый пункт в графу "подростковый цинизм" под моим именем, но я до последнего буду думать, что только расчетливость с обеих сторон помогла нам с Дарином на одну короткую неделю найти общий язык.

Девушка мрачнела в зависимости от того, как понимала, что Дарин не намерен освобождать ее. Он не ее спаситель, нет, не в этот раз.

Глаза помутнели, взгляд ее остановился на ищейке. Обездвиженная, она замерла, как сфотографированная картинка: мышцы парализовало. Девушка заледенела, оставаясь в полном сознании. Мне было знакомо это состояние, но Дарин использовал свой "дар" без стеснений, без опасений. Он не запугивал, не демонстрировал наглядно, что будет, если не подчинишься его воле. Он делал свою работу — проверял.

Девушку передернуло от судороги, сковавшей тело, когда он закончил, и в следующую секунду она свалилась на дорогу без сил, с тяжелым грохотом. Я взвизгнула.

Дарин обернулся. Я выкрутилась из рук Риты и подбежала, расталкивая ищеек, к девушке. Веки ее дрожали, рот жадно глотал воздух. Но она не шевелилась в течение двух или трех минут, проведенных в молчании.

Молчала я, молчала она. А Дарин, Рита, Уильям и все остальные, оказывается, говорили. Из потока нелепых фраз я выловила повторяющиеся "не она", "не Рысь", "Рыси больше нет, она сбежала" и прочие убеждения Дарина, которые он пытался донести до отца. Напарники давно поверили ему на слово.

Пальцы девушки задрожали. Я взяла ее за руку, поддавшись, наверное, материнским инстинктам, или внутренний голос твердил, что я, нагадившая несчастной соплеменнице, подтолкнувшая ее в капкан врагов, обязана была оказать заботу и помощь.

— Доведите ее до ближайшей больницы,— распорядился Дарин. Вторая группа зашумела. Чьи-то объятия намеревались поднять меня на ноги и оттащить подальше.

— Оставьте!

Оковы разомкнулись, отпустив меня. Я даже не обернулась посмотреть на послушника Дарина. Это точно был не Дарин. Его руки я изучила, после немногих его прикосновений я все же научилась отличать Дарина от других мужчин, поэтому без внутренних преград могла запротестовать. Чужих людей я не боялась. Раньше — да, а сейчас все изменилось. Тот, кто хотел оторвать меня от девушки, понял это и уступил, сдав назад.

— Что вы с ней цацкаетесь? Бросьте здесь!— вскричал Уильям О'Коннор.— Придет в себя, сама уйдет! Грязные оборотни, как тараканы, живучие.

— Отец, иди в лодку.

— Это все, что ты скажешь?— разгневался Уильям.— Все, на что ты способен, это привести мне сюда паршивую шавку и бросить под ноги? На! Вместо Рыси!

— Отец,— тон Дарина разил угрозой.— Иди в лодку.

Они будто поменялись местами, отец и сын. Я баюкала девушку, не смотря на них, но прекрасно знала, как хорошо умеет убеждать Дарин. Судя по всему, это он унаследовал от Уильяма, тот не собирался "идти в лодку", как посоветовали, являя собой упрямую копию Дарина; постаревшую, обозлившуюся копию.

Большую часть диалога я пропустила мимо ушей. Жуткий ирландский акцент захватил каждую произнесенную ими фразу, обращая членораздельную речь в неразборчивое, сплошное заклинание, единый поток слов без пауз. Ирландцы не похожи на англичан. Все-таки любители пабов создали свою культуру, обособившись от европейцев хотя бы тонкостями языка.

— Это все, что ты сделал для Рейвел?— негодовал Уильям, сбавив скорость.— И ты мне глядя в глаза говоришь, что это,— он хотел подойти к стене, чтобы в подтверждение правоты устремить свой грязный ботинок в девушку. Я рывком встала, не соображая, что делаю. Но, видимо, Уильям прочел что-то в моем взгляде, раз он пригвоздил мужчину к тому месту, где тот стоял,— это нелепое создание вы притащили вместо убийцы моей дочери?

— Отец, ее нет в городе!

Рей вклинился в разговор.

— Сэр, доверьтесь радарам. Мы не видим ее на горизонте. Возможно, Рысь давно уже покинула страну.

— Я говорил с ним вчера!— не успокаивался Уильям.— Он обещал перекрыть все выезды из всей Италии! Она не ушла далеко.

— Отец, угомонись на секунду. Дай мне сказать! Хорошо, что ты не называешь его по имени, потому что оно мне ненавистно. Но еще больше мне ненавистно то, что кроме того мусора, которым он тебя снабдил, ты не веришь ничему и никому: ни мне, ни своим людям,— Дарин обвел рукой вторую группу, которая согласно закивала.

— Черной Рыси нет в городе,— подтвердил Рейли.

— Черной Рыси. Здесь. В Венеции. В Риме. В Италии. Во всей Европе. Никогда. Не было.

— Дарин!— беспомощно вскрикнула я. Слушая, как он по буквам убеждает Уильяма в его недалекости, тем самым раскрывая мои карты, я с трудом сдерживалась, чтобы не подбежать к нему и не закрыть рот рукой. Или, как делают маленькие дети, громко-громко запеть, перекрикивая все звуки. До какой степени мог дойти Дарин, чтобы угодить своему отцу? Через чьи головы готов перешагнуть, чтобы добраться до вершины пирамиды? И главное, насколько он верил мне, сестре подозреваемой со сходными ДНК молекулами, чтобы признаться самому себе в совершенной ошибке при анализе и убедить в этом семью, напарников и целую стаю?

— Мы ищем иголку в стоге сена. Кем бы ни была Черная Рысь, но здесь ее нет и не было. Как не было и в Нью-Йорке. Мы перерыли весь мегаполис. А за семь месяцев она могла забраться в самый укромный уголок планеты, засесть на каком-нибудь острове в сердце океана. Отец, ты всю жизнь намерен посвятить абсурдным поискам? Предоставь это мне.

— Таков твой окончательный ответ?— произнес Уильям со спокойной холодностью.— Потому что я намерен перерыть каждую чертовую соломинку в этом мире, что ты называешь стогом сена. Да и приказа от него, как видишь, не поступало, поэтому мы продолжаем выслеживать Черную Рысь.

— Кто такой он?— воскликнула я, как всегда не вовремя. Вчера так называли Уильяма, сегодня еще кого-то. Конечно, имена мне ничего не давали, но я понимала бы, что речь идет о реальной личности, а не о призраке в кандалах, которого боятся все жители старого замка.

Уильям вернул мне взгляд "голодный аллигатор", который я ему подарила две минуты назад.

— Он — это любовник Рейвел. Я говорил тебе о нем в машине,— пояснил Дарин, по-прежнему не называя ни имени, ни фамилии,— и это он собрал нас и отдал приказ искать Черную Рысь. Даже, нет. Приказом эту сделку назвать нельзя, мы пришли к обоюдному решению.

— Вы его так боитесь?

"Крутые парни боятся другого, еще более крутого парня? Они что, мафиози? Ищейки-мафиози. Неплохо звучит".

— Вроде того,— ответил Рейли, потому что Дарин сыграл в пойманного лазутчика, который своих не выдавал.— Он свернет нам шеи, если мы прекратим поиски без его позволения.

— Да кто он, черт возьми, такой?!

Ясно. Я для них больше не существовала. Не получив ответа, я вернулась к девушке — она потихоньку поправлялась, грудная клетка вздымалась равномерно, вот-вот пострадавшая должна была прийти в сознание.

— Да, отец,— сказал Дарин, оставаясь невозмутимым, но я отчетливо расслышала грусть и покорность в его тоне. Покорность не отцу, а скорее принятому решению отказаться от дальнейших поисков,— это мой окончательный ответ.

В этот момент я поняла, что Дарин наконец убедил себя: для Рейвел больше ничего нельзя сделать. По крайней мере, он сделал все, что было в его силах. Пускай Уильям этого пока не принимал, но на него, Дарина, впервые нахлынула скорбь от потери сестры. То, что было раньше, что не поддавалось логике и что разум отказывался осознавать, сейчас приобрело значение. Я не психолог, но сложно было не ощутить ответные волны настроения, даже при внешнем беспристрастии Дарина.

Я перестала смотреть на них, на Дарина и его отца, почувствовав легкую тошноту и головокружение. Многие вещи воспринимаются на уровне подсознания, им не нужны доказательства, а оборотни, граничившие с животными, у которых инстинкты выражены наиболее ярко, не могут уклоняться от волн настроения. Мы тонем в этом океане боли, страдания, гнева, злости, ярости, ненависти, как и с блаженством купаемся в радости, нежности, страсти и доброте. Появилось естественная потребность помочь. Неважно как, но помочь и поскорее. Допустим, принять удар на себя, как делают кошки, ложась на больное место человека. Но я подавила эту потребность: слова сожаления, сочувствия сейчас не возымели бы нужного эффекта. Особенно по отношению к мужчине. Не знаю, почему они в отличие от женщин предпочитают держать все мысли в себе. Гораздо легче было бы поделиться с тем, кто готов слушать, добровольно. А я была готова. Только полный дурак рискнул бы завести разговор, когда его в принципе не хотели видеть поблизости.

Девушка приоткрыла глаза, поморщившись от яркого света. Бледноту лица заменил природный румянец, кожа вновь была телесного цвета, что говорило о возобновившемся кровообращении. Пострадавшая долго сосредотачивалась на мне, но в конце концов решила, что я не представляю опасности, и, опираясь об асфальт, поднялась на колени. Я подставила девушке плечо, чтобы она могла встать на ноги. Неуверенно, пошатываясь, она держалась за мое предплечье. На мой вопрос, может ли она идти, девушка выдохнула, но после ее попытки сделать шаг — и это ей удалось — я склонилась к положительному ответу.

Уильям и Дарин молча буравили друг друга взглядом, а я отводила глаза, чтобы случайно не нарваться на неприятности. Поддерживая девушку за талию, бесшумно я повела ее вдоль серой стены дома к концу переулка, где виднелась широкая светлая улица.

— Раз так,— Уильям первым нарушил условную тишину, нарастающую между ними,— то ты можешь возвращаться в Ирландию.

Удаляющиеся шаги возвестили, что Уильям направился обратно к лодке. Вторая группа перешептывалась, сомневаясь, за кем последовать. Дарин распорядился, чтобы они уходили, добавив, что отныне у них один руководитель — его отец.

Остановившись, я обернулась. Втайне я надеялась, что настало время, когда моя помощь придется кстати.

— Дэр, я...— замолчав на полуслове, я подбирала нужную фразу. Но, нет, Дарин не нуждался в жилетке. Он смотрел сквозь нас, витая в каком-то своем неосязаемом мирке.

— Конечно,— сказал он,— отведи ее.

Вдоволь насладившись пустотой его голоса, я отвернулась и продолжила путь, одной рукой поддерживая девушку, которая совсем недавно, сама того не ведая, заменила ищейкам мою сестру.

Ее звали Ксения. Продвигаясь по переулку, мне удалось ее разговорить. Студентка второго курса Кубанского государственного университета, моя ровесница. Училась в Краснодаре, где и родилась, следовательно, причислялась к Северной стае, отчего ее и спутали, точнее я спутала, с Марией. Географическое положение Краснодара я представляла примерно, но знала, что недалеко от Черного моря, где жил мой отец, родилась и Мари, поэтому их корни с Ксенией имели одну и ту же ветвь. Собрав деньги на поездку в Италию, часть из них Ксения откладывала со стипендии, девушка поехала в Венецию вместе с однокурсниками, взяв тур по северной Италии. Ее английский оставлял желать лучшего, многие слова она заменяла русскими, говорила медленно, выделяя каждое слово, будто читала по транскрипции.

Прощаясь на площади перед базиликой Святого Джованни Паоло, состоящей из главной части — вытянутого здания, выложенного темно-коричневым от древности камнем, с узкими оконными проемами — и прилегающим к ней белым монастырем, я сказала почти шепотом:

— Спасибо, Ксен.

Девушка состроила гримасу недоумения. Она уже шла без моей поддержки, и я не боялась оставить ее одну на площади, откуда было рукой подать до отеля, где приютили всю их компанию. Прежде чем расстаться, я выпытала у Ксении информацию о ее друзьях: некоторые до полудня спали в номере, потому при необходимости могли оказать помощь.

— За что?— спросила она. На юном личике, сохранившем черты добродушия, в нескольких местах засели синяки, но от них Ксения не казалась менее милой. Как, должно быть, со стороны мы отличались, несмотря на одинаковую цифру в паспорте. Она — совсем девочка, эта жизнь не для нее, ей следовало родиться человеком.

— За то, что ты не моя сестра.

— Я не понимаю,— Ксения замотала головкой, но тут же схватилась за нее рукой. Миниатюрная девушка, худощавая фигурка, не лишенная грациозности — ей-то как раз подходил образ кошки, но никак не мне. Я до сих пор удивлялась, почему Дарин без запинки олицетворял меня с кошкой с первых дней нашего знакомства. Он либо волшебник, либо психопат. Но только благодаря этому сумасшедшему дару сегодня я уступила пасть незнакомке из России, а ведь, окажись в ней я, челюсти непременно бы захлопнулись.

— И за то, что не я. Не представляешь, как тебе повезло,— на прощание я обняла ее, похлопав по спине,— береги себя.

— Повезло?! Да сегодня худший день в моей...

Не дослушав, я обогнула туристическую группу и скрылась в злополучном переулке, пустынном, будто век в него не ступала нога человека. Таких переулков, настолько узких, что, подняв голову, можно представить, как крыши домов срастаются, в Венеции было бесчисленное количество. В конце переулка около моста лавировала на легких волнах одна единственная лодка, привязанная к железной балке. Я не сомневалась, что Дарин меня дождется: все же что-то от джентльмена в нем имелось, и это что-то подавляло мысли иного характера.

В нерешительности я топталась на месте, прежде чем спуститься в лодку. Вот и все, мы едем обратно в Рим. Свободная, не привязанная к одному человеку и его принципам. На миг я испугалась, как буду дальше жить в Вечном городе с воспоминаниями последней недели.

Дарин не показывал, что был разочарован, подавлен, но "притворяться — выше его сил", я запомнила эти слова и сейчас видела, что болтовня на пути в Венецию не повторится на пути в Рим. И я села назад, на широкое пассажирское сидение.

Дарин завел мотор, и, плавно тронувшись, вырулил через схожий канал к набережной и понесся вдоль нее к мосту, соединявшему острова Венеции и материковую северную Италию. Сдав лодку владельцу, мы дошли до вокзала и забрали машину со стоянки.

Два часа поездки я спала. Без малейших угрызений совести. К тому же я дала Дарину время свыкнуться с пассажиром, не кидаясь в огонь после самого его разведения. Душу больше не терзало волнение за Марию, и я до сих пор не могла поверить своей счастливой звезде. Песчаные берега во сне ласкали лазурные волны. Я сладко потянулась, раскрыв глаза. Дарин не возражал против того, что я разлеглась на всем заднем сидении, поджав ноги — машину он хоть и арендовал, но относился к ней словно к купленной, надраивал до блеска и с неохотой уступал руль.

На электронных часах с подсветкой, встроенных в панель, горели цифры 13:15. Перекатив за точку зенита, солнце заняло на небосклоне наиболее выгодное положение: светило прямо в мое окошко, бросая яркие лучи на лицо. Я поднялась, прикрыв глаза рукой. Траса, по которой мы мчались, вела прямо к Риму, и я ее узнала. Примерно пятьдесят километров оставалось до въезда в город, если верить указателям.

Дарин сосредоточился на дороге. Стекло с его стороны было опущено на половину, и ветер растрепал его волосы, отчего Дарин то и дело сдувал непослушные пряди со лба, от злости сжимал челюсти и делал музыку на проигрывателе громче. Хиты радио ненадолго его успокаивали. Он откидывался на сидении, держа одной рукой руль, а вторую клал себе на колени и, пока дорога была пуста, вертел головой. Так продолжалось до тех пор, пока ветер снова не сдувал отросшие волосы ему на лицо.

Я не давала советов, что лучше бы поднять стекло и включить кондиционер, так как потоки воздуха достигали моих ног, и я начинала замерзать. Поверьте, меня так и подмывало сделать хоть что-нибудь, чтобы ему стало легче. Например, отвлечь болтовней. И такой шанс мне представился. Сбавив скорость за грузовиком, занявшим всю среднюю полосу, Дарин бросил на меня взгляд в зеркало.

— Проснулась?— спросил он. В ответ я смачно зевнула, вовремя прикрыв рот рукой.

— Ага.

— Хорошо,— Дарин сделал громкость поменьше.— Что с той синьориной, которую ты отводила?

— Опротивела музыка?— догадалась я и принялась пересказывать краткую биографию Ксении, добавляя свои комментарии.

Дарин не вступал со мной в разговор, за исключением мычаний в знак того, что он слушает. Меня это устраивало, напоследок я могла поработать радио-вещателем, не требуя взамен тех же действий. Когда в горле пересохло, я спросила, не завалялась ли в машине бутылка воды, и Дарин открыл бардачок, не отрываясь от дороги, и протянул мне на четверть опустевшую бутылку минералки.

Закончив рассказывать про Ксению, я принялась описывать природу и свои впечатления от итальянских городов, в которых успела побывать, но по прибытии в Рим Дарин меня прервал.

— Забросить тебя к Джеме?

— Мм, ты запомнил ее имя,— трещала я,— да, пожалуйста. Только сначала заедем за моими вещами, я оставила рюкзак у тебя в спальне.

Дарин кивнул, повернув руль вправо. Машина виражировала в сторону улочки, пролегавшей перед домом, где Дарин снимал квартиру.

— Ты вещи раскладывала?

— Нет, все в рюкзаке.

— Отлично. Тогда посиди в машине, я скоро спущусь.

Дарин оставил ключи в авто и зашел в подъезд. Просидев в одиночестве минут пять, от скуки я начала подпевать незнакомым исполнителям и качаться в такт. Дарин вышел из дома с моим рюкзаком, и в бочку с моей радостью плюхнули огромную ложку тоски. Тоска оказалась тягучей, как смола, и постепенно заполняла всю бочку, вытесняя из нее положительные эмоции. Я наблюдала, как Дарин открывает дверцу с моей стороны, кладет под ноги рюкзачок и пакет из багажника — из него торчал алый кусочек шелка — и обходит машину, чтобы снова сесть за штурвал.

И мне не хотелось говорить. Поэтому оставшуюся дорогу мы оба молчали, и лишь Крис Браун с модным треком прорезал молчание под бит и бас.

Вокзал Термини пронесся за окном, и в конце улицы, смежной с главной, по которой мы ехали, виднелся дом Джемы. Все ближе и ближе... сердце мое тревожно сжималось. Я фиксировала в голове слова песни, чтобы не погрузиться в собственные чувства и не сорваться: на истерику, слезы и ругань.

Седан замер. Я потянулась к ручке.

— Подожди,— сказал Дарин,— стоянка запрещена. Я встану на тротуаре у фонаря.

Он так и сделал, убедившись, что блюстителей порядка не принесло на зов шальных денег.

— Ну,— вздохнула я, пялясь в окно на прохожего мужчину в розовой кепке со стразами,— спасибо. Наверное, это все. Моя долгожданная свобода.

— Да.

— Ну ладно,— я открыла дверцу со своей стороны и спустила ногу на асфальт,— всего хорошего, и все такое.

— Анна, стой.

— Чего?— я уже почти вылезла из машины, когда он меня окликнул. Чертовы женские романы! Если бы не они, в моем мозгу не всплыл бы десяток картинок с развитием событий после простой фразы "Анна, стой". Я вздрогнула, прокрутив в голове фантазийное признание в любви, и собрала волю в кулак: напоследок из того же банального уважения я дослушала Дарина.

— Я помогу поднять сумки до этажа.

— Входить не будешь?— с надеждой — откуда она только взялась? — спросила я.

— Замечательная идея, Анна. Нет ничего лучше, как попить твой любимый кофе после провала с сопутствующими ему спецэффектами.

— Мое дело — предложить,— фыркнула я.

— Мое — отказаться. И все же я помогу, до входной двери.

— Правда, не стоит. Рюкзак совсем не тяжелый. И спасибо за платье, оно классное.

— Я знаю,— Дарин хмыкнул, приподняв уголок рта,— жаль, что ты его нескоро наденешь. Такая красота пропадает.

— Что ты имеешь в виду?— я даже забыла, что собиралась выходить.

— Разве я не прав?— Дарин развернулся ко мне, удержав на себе мой взгляд. От гнева я вспыхнула. Что за дурная манера портить последний чудный момент? В какой-то степени слезливый момент — момент прощания. Я хоть и заверяла себя, что была орудием поисков в руках ищеек, но на парочку напутствий в спину даже орудие могло рассчитывать.

— Я его надену. Завтра же пойду в клуб и надену платье!

— Не наденешь,— Дарин смотрел на меня, как на разбаловавшегося ребенка.

— Надену!— в общем-то, он не перепутал — я разбудила в себе ребенка.

— Не наденешь. Оно слишком о многом тебе напоминает. Если совсем в тягость — подари Джеме.

— Боже, да что с тобой!— вскричала я, запутавшись в его глупых намеках.— Надену я это платье! Не волнуйся, "такая красота" не пропадет.

— Не сомневаюсь, ты о себе позаботишься, но я это к платью вставил,— возразил Дарин, выгнув бровь дугой.

— Ладно,— я забралась обратно в машину и демонстративно хлопнула дверцей, повернувшись лицом к нему.— Почему бы не сказать: "Пока, Анна, приятно было познакомиться. Аривидерчи?" Тебе сложно представить, Дэр, что я сейчас думаю, что я чувствую, что я прилагаю усилия для того, чтобы гордо уйти, улыбнувшись на прощание. Поэтому скажи, черт возьми, прямо!

— Уезжай из Рима.

— Что?! Вот уж наглость,— я вновь потянулась к ручке, и тут Дарин заблокировал дверцы. На миг мне стало страшно, что он — маньяк, изнасилует меня прямо в машине. Наставления гладили котенка против шерсти.

— Ты не собираешься этого делать, верно?— улыбнулся он снисходительно.

— Нет, не собираюсь. Если наши дорожки разошлись, это еще не значит, что я до конца дней своих буду исполнять твои приказания!

— Если бы я мог тебе приказывать, Анна, тебя бы здесь уже не было.

— Нет, Дарин. Я была здесь. Я сейчас здесь. И я буду здесь. А ты ошибся, много раз. Кстати, что там с Ирландией?

Он щелчком вырубил музыку, доносившуюся из приемника.

— Я говорю о твоей независимости передо мной, а ты снова выворачиваешь суть наизнанку! Анна, это не приказ — это совет! Дружеский, будь тебе угодно.

— Ах, дружеский!— я начала задыхаться.— Merсi beaucoup, я приму его к сведению. И не забудь, Дэр, что больше ты не удержишь меня на коротком поводке.

— О, поверь, девочка,— он наклонился ко мне, насколько позволял ремень, а он позволял многое. Зловещий огонек в его сапфировых глазах отрезвил меня лучше струи из пожарного шланга,— поводок короче, чем он был когда-либо еще. И прямо сейчас, в эту самую секунду он завязывается в узел вокруг твоей тонкой шеи. У меня имелись все основания, чтобы подозревать тебя в убийстве моей сестры. У меня имеются также все основания, чтобы снова привязать тебя к руке и водить по Италии до истощения.

— Но я же все объяснила!

— Очередная байка из склепа?— Дарин презрительно хмыкнул, загоняя меня в угол.— Ты сама не устала их придумывать, или в запасе еще четырехтомное издание "Как обвести О'Коннора вокруг пальца и уткнуть носом в его же дерьмо"?

— Хватит со мной так разговаривать!— я дернула на себя ручку.— Открой дверь!

Дарин отвернулся к окну, не пошевелившись, чтобы выполнить мою отчаянную просьбу.

— Пронто, ты меня слышишь? Открой дверь! Я хочу уйти.

Я интенсивно подергала пластмассовый крюк, который вот-вот норовил отлететь от дверцы и оставить после себя грязный след от клея-момента. Горохом об стенку. Дарин отказывался замечать мои маневры. В конце концов, утомившись от бесполезного занятия, я села ровно.

— Твоя взяла. Я сижу. И почему же ты не веришь моим объяснениям?

Дарин пожал плечами. Я готова была получить "Сам не знаю" в ответ, но вместо этого он на полном серьезе произнес:

— До задницы твои объяснения, Анна.

С трудом захлопнув варежку, я набрала в грудь воздуха, чтобы не послать Дарина трехэтажным, и спокойно поинтересовалась:

— Неужели? Ты меня выслушал, потом выставил лохом своего отца, прикрывая мою тушку, и под фанфары отказался от дальнейшего сотрудничества. Что с тобой такое, Дарин? Черт возьми, да ты самый странный человек, которого я знаю! Ты вообще не подвергаешься логике, никакой!

— Разве? По-моему, все, что я делаю, строится только на логике.

— Ты ошибаешься.

— Я никогда не ошибаюсь,— прошипел он сквозь зубы.

— Хорошо, тогда объясни, почему ты так поступил? Почему ты не сдал меня своим друзьям, раз так уверен, что я Черная Рысь? Нравится играть в одиночку?

— Анна, ты меня утомляешь,— сказал Дарин с приглушенным смешком.

— Не уводи тему! Я буду закидывать тебя вопросами, пока ты не умрешь в мучениях, слушая мой голос!

— Так много слов — так мало смысла. Мне было выгоднее представить тебя в положительном свете, такой ответ тебя устроит, девочка? И я не говорил, что ты Черная Рысь, но готов поклясться, что ты с ней связана. Ты и твоя сестра. В любом случае, молчи. Я не хочу больше обсуждать ни эту, ни какую-либо другую тему, касающуюся моих убеждений.

— Что тебе от меня нужно, Дарин?— последние капли самоконтроля просачивались сквозь пальцы, впившиеся в кожаную обивку сидений.

— Чтобы ты уехала. И все.

— Но я не уеду.

— Я возвращаюсь в Ирландию, Анна,— сказал он сухо,— а они остаются. Как думаешь, понравишься ли ты еще кому-то настолько, что он позволит тебя вешать лапшу себе на уши? Это риторический вопрос — подумаешь над ним на досуге.

Дарин нажал на кнопку, и замки дверей разблокировались.

— Прощай, Дэр,— я закинула рюкзак на одно плечо и открыла дверцу. Второй по счету раз.

— Пришли мне открытку на Рождество,— бросил вслед Дарин,— из Оттавы. Или Москвы. Откуда захочешь.

— Ага. А ты мне. Из Дублина,— я вылезла на улицу и забрала пакет с платьем с пола.— Или из ада. Откуда позволят.

Прежде чем шмыгнуть в переулок, я оглянулась на черный седан, съезжающий с тротуара. Довольно улыбнувшись своему отражению, если он в принципе отражался в зеркале, Дарин поднял стекло и ударил по газам.

Глава 11

Джема сняла трубку после третьего звонка. Сказав, что стою под дверью на улице, я отключилась, не уточнив даже, где подруга и была ли она дома. Если мне не изменяла память, сегодня у нас лекции начинались в восемь тридцать вечера. В сумочке я нашла запасную пару линз и заменила ими солнцезащитные очки.

Девушка спустилась сразу же, не заставив себя долго ждать. Она молча осматривала меня. На ней была короткая ночная рубашка из кораллового атласа, кружева которой выпирали из-под наспех накинутого махрового халатика. Черные волосы, гладко расчесанные, отливали глянцем; пышные ресницы подкрашены тушью; румяна нанесены на одну щеку, левую.

— Что случилось, Эй?— спросила подруга со страхом. Я не имела даже представления о том, как выглядела в ее глазах.

— Джема,— я выровняла тон и вообразила, будто играю Железную Леди — это было просто необходимо,— все кончено.

Реакцию подруги предугадать невозможно, но в этот раз она без колебаний отозвалась на призыв. Схватив за руку, она втащила меня в подъезд и потянула вверх по лестнице до своей квартиры.

— Проходи,— предложила она, прикрыв входную дверь,— я на минутку.

В тапочках на танкетке она пробежала до кухни, откуда, как я позже поняла, доносился и мужской голос. Джема быстро объяснялась на итальянском с гостем. Через минуту или около того — я по-прежнему стояла на пороге с сумками — появился и сам обладатель чужого голоса, высокий статный итальянец, примерно двадцати двух лет, с растрепанными после сна волосами и легкой однодневной щетиной на лице, в черной рубашке со стоячим воротничком и голубых джинсах.

— Ciao, donna,— он широко улыбнулся, показав ряд белоснежных зубов, и подошел ближе, чтобы протянуть руку. Я ее пожала и слабо растянула губы в ответной улыбке. Никак не до любезностей было.

— Эй, познакомься,— Джема вышла из кухни,— это Тио. Он не говорит по-английски, поэтому можешь сказать все, что думаешь о нем.

— Buongiorno,— пробормотала я, напрочь забыв итальянский.

— Эй, иди сюда, на кухню. Тио уже уходит.

Джема подлетела к нему, поцеловав в щеку и проворковав иностранных нежностей, ненавязчиво, но ощутимо, подтолкнула к входной двери. Тио о чем-то ее спросил — мне было лень прислушиваться — и, удовлетворившись ее ответом, вышел из квартиры. Джема выскочила за ним, подав забытый дипломат.

Я покидала сумки на диван и прошла за девушкой в зеленую зону, на кухню, не разуваясь. У многих итальянцев не было принято снимать обувь при входе в дом. Не привыкнув к яркости мебели, я опустила глаза и приземлилась на высокий стул.

— Кто это был?— поинтересовалась я сходу. Джема таинственно улыбалась.

— Это был Тио, я же вас представила! Вкратце, он замечательный! Мы познакомились позавчера, когда я носилась по всему городу и искала тебя. Но, наверно, сейчас не время об этом говорить?

— Нет, нет,— я помотала головой,— все в порядке. И я в порядке.

Джема прищурила один глаз, недоверчиво покосившись на меня. Кого-кого, а подругу было сложно провести. Сбить с толку — да, недоговорить — да, но не обмануть. Пока это удалось только Дарину. Я напряглась, вспомнив о Дарине и споре в машине.

— Ничего ты не в порядке,— заключила Джема и присела к шкафчику под барной стойкой.

— Джей, я в порядке на сто процентов!

Я уже догадалась, что подруга собиралась делать. В доказательство теории она извлекла из шкафчика бутылку портвейна, вставила штопор в пробку и без усилий выдернула ее.

— Ага, сто двадцать процентов.

— Джей, я серьезно!— запротестовала я.— Я не буду спиртное с утра!

Но на самом деле мысль о спиртном как о единственном лекарстве меня немного угомонила.

— А мы и не с утра,— хихикнула Джема,— ты время видела? Доставай стаканы.

— Нет! Я тебя жутко напрягаю. Явилась с чемоданами — привет — отвлекаю тебя. Джей, ты не забыла, что собиралась куда-то?

— В магазин,— ответила подруга машинально,— за сыром. Но будем без закуси, Эй.

— Давай кофе?

— Доставай стаканы, Эй! Хватит ломаться, как последняя на земле девственница.

Да, в этом вся Джема. Остра на язык и не приемлет возражений. Я потянулась и достала два бокала с подставки над стойкой. Джема не дождалась, чтобы я их поставила, и навесу разлила вино по бокалам, не пролив ни капли.

— Ну?— подруга уселась напротив, зажав бокал двумя пальцами.— Выкладывай.

— Сначала ты, Джей,— заупрямилась я, делая глоток, и перекривилась.

— Не вкусно? Может, оно испортилось?— Джей подняла бокал на свет и посмотрела через стекло на вино. Я убедила ее, что все с ним отлично.— Мм, у меня идея!

Джема вскочила со стула и переместилась вдоль по стойке к музыкальному центру, нажала на кнопку, и из аппаратуры вырвались звуки скрипки.

— Классика?— я поперхнулась напитком.— Джей, давно ты увлекаешься Бахом?

— Не спорь!— рассмеялась подруга, заняв пустующий стул.— Зашибись, как расслабляет! Вот увидишь сейчас. Вино и классическая музыка — то, что доктор прописал.

— Ладно,— я чувствовала, как общение с подругой понемногу возвращает меня к жизни, к нормальной жизни, которая была до встречи с Дарином.— Я хочу знать все про твоего Тея!

— Тио,— поправила Джема и захохотала.— Помнишь тот вечер, когда ты заявилась сюда с этим своим... Дарином... или погоди, еще рано о нем говорить? Я могу вообще не называть его по имени. Пусть будет Черная Овечка, хорошо? Мне показался он каким-то темным. Знаешь, как в стаде, черная овечка всегда выделяется.

— Джей, только не Черная Овечка!— Черная Овечка — это почти Черная Рысь. Придушите меня сразу, чтобы не мучилась.— Вообще не будем о нем, о`кей? Никак не называй. А если называешь, то, как есть, без кличек.

— Поняла,— кивнула Джема,— еще не время перемывать бывшим косточки. Но ничего, сейчас ты вина в желудок зальешь и все мне, как миленькая, выдашь. Ты же знаешь, Эй, мы только тогда сможем справиться с проблемой, когда будем знать причину ее появления!

— Хорошо-хорошо,— я взяла с вазочки шоколадную конфету в золотом фантике,— сначала про Тея.

— Тио! На чем я остановилась? Ах, да. Позавчера это было. Я поехала за тобой, чтобы сказать, что звонил Диего — твою смену перенесли — так я же не знала, где этот... блин, Эй, я так не могу! Мне нужно его как-то назвать!— Джема смягчила горло вином.— Пусть будет Икс, хорошо? Икс — это банально. Все, будет Икс. И я не знала, куда он тебя увез. Крутилась, короче, по городу. В итоге перезвонила Диего и попросила тебя подменить — не благодари — он согласился. Поэтому спросишь потом, когда тебе отработать. А, и еще тебе в универе поставили прогул, угадай кто? Конечно же Марти!

— Вот урод,— я подавила смешок,— ну же, Джей, мне интересно! Не отвлекайся!

— Угу,— подруга пригубила напиток,— я так переживала, что не дозвонилась до тебя. Ты вообще телефон проверяешь? Там от меня сотня звонков! Выруби беззвучный режим, пожалуйста, так же нельзя! Ты как будто померла, до тебя не достучаться! А вдруг что серьезное случилось?

— Джей, продолжай про Тея.

— Тио! Я в него врезалась, представляешь?! Пока я тебе набирала смс, мой купер медленно катился ему в зад! Ну, в бампер, в смысле. Несильно помялось. Я вовремя заметила и дала по тормозам, всего-то небольшая царапинка. Зато потом весь вечер мы провели вдвоем! Тио отвел меня в ресторан — это за то, что у меня не было налички, а я хотела как-то откупиться, чтобы со страховой не связываться, ну ты понимаешь. Долго! Хотя в ресторане мы сидели гораздо дольше, а потом поехали к нему. Нет, Эй, ты не думай, что я шлюха какая-то! Я хорошо его расспросила перед ужином, кто он и чем занимается. Эй, он агент по недвижимости. Видела дипломат? Я тащусь от него,— Джема допила остатки вина в то время, когда я справлялась с верхними слоями, и подлила себе еще.

— Не думаешь, что он мог быть женат? Но кольца я не заметила, это к примеру.

— Да нет, Эй, я же говорю, что хорошо расспросила! В Риме он по работе, уезжает через три дня, но обещал: приедет через неделю для повторной сделки. Он недалеко живет, в Пизе. Так что всегда можно добраться на поезде. И жены у него нет, детей тоже. Эй, двадцать четыре года — это не финиш!

"Двадцать четыре... я почти угадала".

— Эй, теперь твоя очередь.

— Да?

— Что произошло? Ты как с другой планеты, я тебя не узнаю!

— Я была в Венеции.

Джема уставилась на меня — Бах подвел симфонию к кульминации.

— Да ты гонишь! Что ты там забыла?

— Ничего. Я ездила... ну, да, с Дарином я ездила. Ему там надо было... что-то.

— Ужас,— Джема залпом выпила остатки вина.— И вы расстались? Он оставил тебя в Венеции? Он притащил тебя в Венецию, чтобы там бросить? Вот козел недоделанный! Эй, подожди, я сделаю кофе, а то от вина меня в сон клонит. Ты будешь?

Я согласилась, отставив бокал с недопитым вином за вазочку. Девушка поднялась за кофеваркой, высыпала в нее полпачки свежемолотого и вернулась ко мне.

— Нет, Джей, ты не так все поняла. Присядь,— пока подруга была под хмельком, я без опасений могла сказать ей правду,— мы с Дарином не встречались. И мы знакомы от силы неделю. Ни в какой школе мы вместе не учились, не были помолвлены. Это все шутка. Тупая шутка, понимаешь? Ничего не было.

Джема сфокусировала на мне взгляд, зрачки увеличились.

— Эй, милая, ты расстроена,— она перегнулась через стойку и погладила меня по руке.— Вот увидишь, сейчас мы с тобой развлечемся, и все пройдет. Найдем тебе парня, нормального! Отрицание — первая стадия депрессии. Эй, дорогая моя, с тобой Джема, а она,— подруга гордо постучала себя по груди,— не позволит тебе впасть в депрессию, подумать только, из-за мужика! Тьфу! Плюнуть и забыть! Таких, как он, миллионы, а мы найдем редкого везунчика и приведем его к тебе. Переоденься, Эй, ты ужасно выглядишь, надень юбку что ли, пальто, каблуки. Сейчас мы идем по магазинам, а после лекций в клуб!

Я не стала возражать. Развлечения с Джемой отлично занимали мое свободное время и не давали долго переживать из-за неудавшегося прощания с Дарином. В тот день его имя всплывало всего один раз. Через двадцать минут после того, как я раскрыла Джеме тайну наших с ним отношений.

Зазвонил телефон. Я вытащила его из кармана. Сложно было не заметить, как тряслись мои руки, когда я прочитала имя на экране, и с каким бессилием бросила его на стойку.

— Кто?— осведомилась Джема, наблюдая за меняющимся выражением моего лица.— Это он, да?

Не спрашивая разрешения, она схватила телефон и нажала на кнопку приема вызова. Хоть я и не возражала против того, что она включила громкую связь, голос Дарина не лучшим образом сказывался на моем самочувствии. Или все дело было в спиртном.

— Чего тебе?— рявкнула Джема в микрофон. Не смутившись, Дарин ответил, что я забыла туфли в его машине. Девушка махнула мне рукой, мол, забудь — новые купим.— Ах, туфли! Засунь ты их себе, знаешь куда, красавчик?

"Анна рядом?"— спросил он.

— Нет! И не звони сюда больше!— Джема положила трубку.— Эй, я сейчас кое-что сделаю,— она пощелкала кнопки. Я перегнулась через стол — Джема стирала номер и последние вызовы,— я всегда так делаю, когда расстаюсь с парнями. Правда это не помогает, я помню наизусть все их номера. Да, кстати, Эй, вино — лучшее средство от головной боли. Если бы мы выпивали по бутылке каждый раз, когда влюбляемся, а не бросаем, что по статистике случается в пять раз реже, то давно бы умерли от цирроза печени.

— По статистике?— что за животное такое, искусствовед-статистик? Джема кивнула, подняв палец вверх, и вышла из комнаты. Вскоре она вернулась с клочком бумаги в руке.

— Я все подсчитала, смотри,— она развернула листок. Мелким шрифтом на нем были вписаны фамилии, которые разделяла широкая полоса, проведенная синим маркером, весь лист снизу доверху.— В начале все те, в кого я влюблялась, в конце — с кем расставалась. Не обращай внимания, тут есть не только имена, как вот это, например,— она показала на запись "Симпатичный дружок Эмили на вечеринке, блондин, место: теплоход". Как по мне, так списки были одинаково длинными, но, по словам Джемы, в первом значилось больше людей, чем во втором.— А с тобой, Эй, экономия!

Многое с того дня изменилось. Начать с того, что больше мать не присылала мне денег из Канады ввиду некоторых обстоятельств, и потому мне пришлось просить Роберто о дополнительной смене и работать не покладая рук. И я также стала встречаться с Диего.

С моим новым графиком мы виделись в два, а то и в три раза чаще. Когда парень узнал, что с Дарином меня ничего не связывало, незамедлительно предложил провести вместе вечер. Я не противилась. Диего был добр ко мне, умел слушать, разделял мои интересы и всегда, обнаружив, что на мне лица нет, находил приятные слова и делал романтические сюрпризы. Кофе с шоколадными трюфелями — завтрак, ежедневно ждавший меня в "Di Rienzo".

Нам выдался свободный вечер, Роберто освободил работников пораньше и, закрыв ресторан на ночь, уехал. Мы зашли к Джеме, чтобы я переоделась во что-нибудь красивое. Я достала из шкафа пакеты. Этот поступок по меньшей мере был жалким, и я была жалкой. "Неделя — не месяц, не год, не десять лет, а неделя! Семь суток по двадцать четыре часа". Я держала в руках бесформенную груду алого шелка и упивалась воспоминаниями, как будто потеряла смысл жизни. Неправильно. Наверняка он забыл даже мое имя или ту нелепую кличку, что дал около Колизея. Для него я была проблемой; вовремя устраненной проблемой. Я запихнула ткань обратно в пакет, безжалостно швырнув его в дальний угол шкафа.

— Ну как, ты переоделась?— Диего постучал по деревянному наличнику и вошел в спальню.— Идем?

— Одну секунду,— я быстро стянула с себя рабочую форму и заменила ее желтой блузой и узкими серыми джинсами, собрала волосы в высокий хвост на макушке и захлопнула дверцы шкафчика,— я готова.

Диего подал мне руку, и мы вышли в коридор. Джема напутствовала нам хорошо повеселиться, а сама продолжила краситься — Тио целую неделю провел в Риме, и они снова встречались.

Уже стемнело. В низких домиках, усеявших Рим песчаными блоками из камня, загорались окна; по занавескам плавали тени голов и предметов интерьера, многие жители распахнули створки, впустив в квартиры вечерний ветерок. Дым от машин оседал, и воздух наполнился ароматами садовых цветов, подвешенных в горшках на подоконные решетки, и еды: мой рот наполнился слюной, я не ела после тех пятнадцати минут, которые Роберто отвел для обеденного перерыва, и съеденного тогда бутерброда с тонким ломтиком сыра. Забегаловки, кафешки, бары заняли первые этажи домов, из дверей вырывалась музыка и вновь стихала. Мы шли по одной из наиболее оживленных улиц, соединявшей вокзал Термини и перекресток, откуда вела прямая дорога до руин и главной достопримечательности города Рима, Колизея.

Все то время, что мы с Диего встречались, парень всеми силами пытался мне доказать свою привязанность, как-то расшевелить меня, что я очень ценила и всячески ему помогала, насколько позволяла совесть. Улыбалась. Смеялась. Порой натянуто, покуда я знала это неприятное чувство повисшей в воздухе шутки. И, конечно, я сосредотачивала все свое внимание на Диего. Но он не дурак. Он догадывался, что это не предел и я могу, как и любая женщина, дать гораздо больше, чем давала, отдаться целиком во всех смыслах этого слова.

Если бы доверяла. Да, я испытывала глубокую привязанность к нему и благодарность за то, что он проводил со мной столько времени. Я даже могла сказать, что он мне нравился, сильно нравился. В конечном счете, помимо приятного характера, практически все черты которого меня устраивали, Диего обладал и яркой, привлекательной внешностью: большие карие глаза, темные, почти черные волосы, немного вьющиеся на концах, широкая улыбка на смуглом вытянутом лице. А также он был мастером флирта, правда со мной он флиртовал мало. Искра. Искра. Искра. Лучше бы он флиртовал. Может, тогда я бы почувствовала толчок в груди, огонек, разгорающийся в ослепительное пламя.

Мы шли за руку, как лучшие друзья, старые школьные друзья. Я не верила в дружбу между мужчиной и женщиной: один всегда неравнодушен к другому, но другой, напротив, не отвечает взаимностью,— и придерживалась этого мнения. Я была этой "другой".

По улице проносились автомобили, но их становилось все меньше. Дорога сужалась, образуя склон. На этом склоне вперемешку с закусочными пристроились сувенирные лавки. Диего остановился перед дверью в ресторан: вдоль стены над окнами растянулась зеленая лента с названием заведения. Парень потянул на себя дверь и придержал ее для меня. Неоновые светила бросали расплывчатые круги на пол, ближайшие столики были заняты, на стульях за стойкой гости попивали напитки, а развлекали их два молодых бармена, жонглировавшие бутылками.

— Ты бы предупредил, что мы идем в ресторан,— пожаловалась я, поправив блузу: оделась я для дискотеки, никак не для ужина. Но есть хотелось, очень.

— Зачем? Ты и так отлично выглядишь.

Я безразлично пожала плечами. И напомнила себе, что давно не улыбалась, и улыбнулась. Что было хорошего в этом ресторане? Первое: никаких гитаристов, только электронная музыка из мощных колонок, американские и европейские хиты. Второе: остальные посетители так же не наряжались. Третье: коктейли и пиво вместо шампанского и вина. И последнее, четвертое: ни одного оборотня или полуоборотня, кроме меня,— я проверила. Годится для хорошего времяпрепровождения, когда ничто не напоминало о венецианском карнавале.

Официантка привела нас к освободившемуся столику у самой сцены. По выходным здесь проводились музыкальные вечера, по пятницам и средам — караоке-концерты. В тот вечер сцена была пустой. Мы заказали ужин. Провели время в разговоре. Диего рассказал о своей семье. Родители приобрели загородный домик недалеко от Неаполя, где жили с его младшим братом — в феврале ему исполнилось восемь. Старший брат работал в крупной неапольской фирме. Для лучшего владения международным языком Диего был отправлен в Рим, в Ла-Сапиенца, где поступил на биохимический факультет.

Мы заплатили по счету в ресторане — я настояла на том, чтобы отдать свою долю — и вышли на улицу. Диего жил в другой стороне, северной части города, но вызвался довести меня до дома. В последнее время это вошло в его привычку, а я меньше волновалась, что попадусь в руки грабителей. И хоть все знакомые итальянцы уверяли, что в Риме тяжелые случаи, слава богу, редки, я лично видела "причины" этих тяжелых случаев и принимала непосредственное в них участие в роли и пострадавшей, и нападавшей.

Свернули на улочку перед домом Джемы. Желудок довольно урчал после сытного ужина, и поначалу я смутилась, приняв посторонние звуки за нутряные призывы. Наступил следующий день, а ночью город всегда окутывала тишина. Один кабриолет, жужжащий мотором, умчался в ночь, оставив после себя столб пыли. Звуки стихли. "Почудилось? Вряд ли".

Урчание повторилось вновь. Не мое, и не Диего. Сколько бы мы ни съели, а горловые прелюдии никак не списывались на пищеварение. Равномерное постукивание каблуков разлетелось эхом вниз по улице, и я резко встала, насторожив слух.

— Что случилось?— спросил Диего. Похоже, громкость звуков была неуловима его человеческим ухом.

— Ничего,— я помотала головой,— пошли быстрее.

У самого подъезда урчание ударилось о стену и отскочило мне в самые перепонки. Я вскрикнула, схватившись за голову. Диего в недоумении смотрел то на меня, то озирался по сторонам.

— Да что с тобой, Анна? Бесы? У меня тетка колдунья, быстро изгоним.

— Нет,— я привела дыхание в норму,— не бесы. Слушай, Ди, тебе лучше уйти, ладно?— Я поднялась на носочки, чтобы поцеловать его на прощание.— Завтра увидимся, я рано прихожу.

— Погоди,— парень перехватил мою руку и крепко сжал ее, чтобы я не ушла,— тебе нужно отдохнуть. Уже глюки начались,— он был явно обеспокоен моим самочувствием. Я отводила глаза к переулку, откуда доносилось ровным позывом урчание,— приходи к трем. Я возьму твоих клиентов.

— Не глупи, Ди,— отмахнулась я,— у тебя своих клиентов неизменная порция. Все хорошо.

— Все не хорошо,— настаивал он,— последние две недели я тебя не узнаю. Где веселая девчонка, которая плеснула водой в Пабло? Которая приводила друзей и кормила их на халяву? Которая хамила клиентам и все равно получала свои десять процентов, а иногда и сверх нормы? Где та Анна, с которой я познакомился осенью?

— Не знаю,— улыбнулась я, но губы предательски дрожали.— Может быть, ты меня переоценил. Когда узнаешь людей поближе, они не кажутся такими лапочками, как были.

— Да нет,— не согласился он. Я незаметно вытаскивала руку, но Диего все еще меня держал. "Что там за урчание?" Оно манило меня к себе, как райское яблочко, как сильнейший магнит. Впервые я хотела поскорее избавиться от парня.— Ты все та же. Просто тебе надо отдохнуть. Невозможно работать в две смены и оставаться в здравом уме! Выходной пойдет на пользу, вот увидишь,— Диего угодливо поглаживал меня по тыльной стороне кисти,— ну, или полвыходного.

Я вздохнула, уступив ему.

— Хорошо. Я отработаю за тебя на следующей неделе.

Пожелав мне спокойной ночи, Диего перешел улицу, но не уходил, пока не убедился, что я зашла в подъезд. Я досчитала до тридцати и осторожно вышла. Парень скрылся. "Отлично!" Я огляделась, но в непроглядной тьме даже мое кошачье зрение с трудом улавливало движение. Урчание прекратилось.

— Мари, ты здесь?— шепотом спросила я, зная, что, если сестра была поблизости, она бы услышала.

Какофония не возобновилась, и я пошла вглубь переулка и наткнулась на глухую стену. "Куда делась эта девица?" Минут двадцать я ходила вдоль переулка туда-обратно, повторяла имя чертовки, но урчания как не бывало. Я начала думать, что Диего сказал правду, но только мои мысли были менее оптимистичны: не усталость — вина глюкам, а болезнь, которую в народе кличут слабоумием. Я вернулась в подъезд и поднялась по лестнице на нужный этаж, открыв входную дверь ключом, что дала Джема. Самой подруги дома не было: осталась у бойфренда. Не задерживаясь перед плазмой, я умылась и приготовилась ко сну.

Диего, как и обещал, носился метлой за себя и за меня, взяв всю веранду. Я пришла к трем, к началу второй смены. Если вчера у нас были вечерние пары, то сегодня дневные. И я их благополучно проспала, четвертый раз за месяц.

Без финансовой поддержки со стороны матери я выбивалась из сил. Заняла у Джемы двести евро. Подруга уверяла, что не стоит их возвращать, но я никогда не терпела зависимости и уже отложила от чаевых, полученных в течение недели, сто двадцать. Мне не удавалось даже подойти к фонтану Треви, чтобы встретиться с Марией. Ночным посетителем у двери с кошачьим рычанием была, без сомнений, она. Возмущалась, что я так долго не могу оказать услугу и подойти к месту встречи, назначенной в Венеции.

В пятничный вечер ожидался наплыв клиентов ближе к шести-семи часам вечера, когда, уставшие с работы, итальянцы бросали дома сумки и мчались отдохнуть в милое местечко с прекрасной музыкой и быстрым обслуживанием, а туристы, предвидя скорый отъезд, спускали евро, чтобы не менять их в аэропорту, в нашем "DR".

Площадь пока наслаждалась спокойствием весенних лучей, хотя у Пантеона всегда толпились зеваки с фотокамерами и рюкзаками на спинах. Я миновала шведскую группу, следовавшую за гидом, с которым я чуть не столкнулась лицом к лицу, и впопыхах добралась до входной двери. На обеденный перерыв мы не закрывались, но если кому-то приспичило перекусить, собратья по труду заменяли не более чем на четверть часа, поэтому и смена персонала для гостей не ощущалась. Киара и Мила заканчивали работать. Мы поприветствовали друг друга в служебном помещении, я завязала белый фартук на спине и вышла в зал.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИЩИТЕ НА САЙТЕ АВТОРА http://kateegorova.weebly.com

К сожалению, из-за распространения книги на другие интернет-ресурсы без авторского разрешения, часть книги пришлось удалить.