Спаситель 15 глава

Вот так вот, нашему человеку купленное не так вкусно, как добытое самим. Пусть даже кражей. И, вообще, купленным шмотьём реже хвастают, нежели трофеем. Это уже не только наше — это общемировое.

— ''Кюбельваген'' мы не забрали, — вторил псарю инженер.

— А почему не ''Хорьх''? — спросил я.

Шикарная машина 1938 года выпуска со складной крышей стояла у самого крыльца барского дома. Несмотря на войну, все перекрасившей в защитный колер, этот ''хорьх'' блистал бежево-вишнёвым лаком, в две краски.

— Только скажи и будет тебе ''хорьх'', — улыбнулся Жмуров.

— Зачем мне ''хорьх'', когда тут и дорог то асфальтовых нет? — ответил я, хотя эта машина мне всегда нравилась. Ну, то в Москве, чтобы провожали завистливыми взглядами, а тут ''патрик'' будет лучше.

Потом махнул рукой.

— Делайте что хотите, только если подстрелят вас, то потом не жалуйтесь.

Первая заповедь начальника: если нет возможности прекратить пьянку, то её надо возглавить.

— Только подождём ночи, а то я уставший уже. И жрать что-то хочется.

Зашел Мертваго, доложил, что санитарная обработка нового контингента началась штатно.

— И ''вошебойку'' раскочегарили, так что сжигать их старую их одежду не придётся, — завершил он свой доклад.

'Вошебойка'', или по-научному прожарочно-дезенфицирующая установка на базе автомобильного прицепа — моё последнее приобретение у квази-интендантов из моего осевого времени. По важности, наверное, вторая после полевых кухонь вещь. Благодаря таким установкам Красная армия в Великую Отечественную войну не обовшивела, в отличие от немцев. Тем более питание у нее дизельное, как у КамАЗа.

Пока вша наш колхоз, несмотря на то, что живём практически в полевых условиях, не жрёт. Баня у нас еженедельно, ибо на воскресную службу надо являться не только душевно, но и телесно чистым. Канон тут такой религиозный. Но береженого бог бережет.

— Как там настроения среди нового контингента? — поинтересовался я.

— Да, как мешком из-за угла пришибленные, — пожал плечами Мертваго. — Молчат, озираются, но вопросов не задают. Завтра всё узнаем. Придут в себя — языки развяжутся.

— Кстати, поговорил бы с пленным. А то даже не знаю: куда его девать, и зачем он нам тут нужен.

— А чё с ним разговаривать, — пробасил Сосипатор — В куль, да в воду его.

Статский советник расстегнул на затылке нашего пленного кляп, вынул его изо рта немца.

Тот умоляюще прохрипел.

— Васер.

Жмуров отстегнул с пояса флягу и передал ее ветеринару. После того как напоил немца, Мертваго коротко с ним переговорил по-немецки. Потом сообщил нам.

— Полезный парень оказался. Вернее профессия у него нам полезная: столяр-краснодеревщик. Мебельщик. Я бы его оставил здесь. Тем более у него семьи нет. Англичане выбомбили в Гамбурге всю его родню. Он потом добровольно вступил в ПВО, хотя имел освобождение от фронта. Он на заводе братьев Маузер приклады к винтовкам вырезал с начала войны.

— Как зовут? — Интересуюсь.

— Ганс Баумпферд. Обер-ефрейтор зенитной артиллерии.

— Спроси: кровать нормальную сделает, чтобы не скрипела, когда на ней бабу дерёшь от всей души? Из секвойи.

Снова переговорив, Мертваго нас заверил.

— Может. Он у хорошего мастера учился. Но с секвойей не работал. Больше с махагони дело имел.

— Жмуров, отдай ему одежду. — Распорядился я. — А вы ему скажите, что он у нас в плену теперь пожизненно. Обратной дороги нет. Так что пусть усиленно учит русский язык. И куда бы его устроить пока? — почесал я в затылке.

— В свободный вольер к нам поместить, — пробасил Сосипатор.— Пусть на него мордаши полюбуются. Потом что-нибудь придумаем.

$

После ужина покормили пленного. Не со своего стола, просто разогрели на кухне собачьего питомника двухфунтовую банку американских консервированных бобов с мясной подливой. Кормили его там же на собачьей кухне у Баранова.

Немцу американская жратва понравилось. А вот на чай из пакетиков от известного на весь мир бренда он сказал.

— Вы научились делать эрзац лучше нас. Кофе у вас тоже эрзац?

Мертваго долго смеялся, прежде чем мне перевёл эту сентенцию.

— Скажи ему, что если будет хорошо работать, то будет в паёк получать настоящий кофе. Арабику или рабусту, — пообещал я.

Мертваго перевел мои слова и передал мне ответ пленного.

— Он сказал за это тебе авансом большое спасибо и убежден, что мы в нём не разочаруемся, — перевел статский советник его ответ. — Тем более что он никогда не был убежденным наци. Он рабочий.

— Все они в плену рабочие да сторонник Тельмана, — пробурчал я. — А гитлеровская партия у них тоже рабочая, судя по названию [НСДАП — национал-социалистическая немецкая рабочая партия]. Спроси его, для чего к ним привезли русских пленных женщин, которых он охранял?

Немец немного потупился, и, видимо, решал, как ему эта информация может повредить. Потом решил, что говорить надо правду.

Простое лицо тридцатилетнего мужчины, русый, бритый, стрижен коротко, тусклые серые глаза и широкие ладони человека работающего руками. В своем мундире, с которого у него спороли все погоны, петлицы и нашивки он выглядел бы одетым в совсем гражданский френч, если бы не ясные алюминиевые пуговицы. По крайней мере, враждебного чувства у меня он не вызывал. И не только у меня. Мертваго, который с дойчами воевал в первую мировую, также был настроен вполне добродушно.

И эта ''деревянная лошадка'' — так можно было перевести на русский фамилию немца, с опаской поглядывая на любопытных мордашей за сеткой-рабицей, разразилась речью с угодливыми интонациями.

— Я на восточном фронте всего два месяца.

Наверное, это он к тому упомянул, чтобы его за зверства оккупации не потянули к ответу. Гнётся фриц — уже хорошо. Но послушаем внимательно, что дальше скажет.

— До того служил в ПВО Гамбурга где меня ранило осколком от английской бомбы. После госпиталя отправили в Белоруссию, — переводил мне Мертваго торопливую сбивчивую речь немца. — Так как я ещё считался выздоравливающим второй категории, то меня поставили обслуживать ''эрликон'' в санатории лётчиков. Это такая зенитка четырёхствольная калибром в два сантиметра. Периодически стоял на посту в карауле. У шлагбаума или вот как сейчас у сарая с пленными поставили. Куда ставил фельдфебель, там и стоял положенное время. Или какой другой хозяйственный наряд выполнял, к примеру, за продуктами ездил в качестве охранника. Мебель чинил. Плотничал по надобности.

— Почему у тебя была советская винтовка? — спросил я.

— Маузеров не хватает даже для Вермахта, поэтому Люфтваффе и СС постоянно вооружают трофеями. У нас интендантства разные. Я не в обиде — советская самозарядка очень хорошее ружьё, если за ним нормально ухаживать. Точная, не капризная, надёжная и скорострельная. Мне есть с чем сравнивать. Нам в Гамбурге привозили самозарядные винтовки Вальтера на войсковые испытания. Так вот по сравнению с токаревским ружьём она полный отстой. Вообще у нас любят русское оружие, особенно автоматы.

— Скажи ему, чтобы зубы оружием не заговаривал, а рассказал про женщин, — попросил я Мертваго.

Баумпферд сразу поскучнел, но показания давать не отказался.

— В той усадьбе не только санаторий для уставших боевых лётчиков, но и бордель для них, — наконец разродился он на показания. — Офицерский. В военных борделях строго следят, чтобы контингент для господ офицеров был расово чистый. Только немки или, в крайнем случае, фольксдойче. Периодически проходят по этому поводу проверки от специального отдела Гестапо, хотя раньше за этим следили намного строже. В этом борделе, который в санатории, женщины, что обслуживают летчиков все расово чистые, из ''Союза немецких девушек'', молодые, красивые, фигуристые, из патриотических соображений добровольно поступившие на эту службу и числящиеся чиновниками военного министерства. Вот они настоящие наци. Даже во время оргазма громко кричат ''Хайль Гитлер!''. Но этот бордель у нас забирают на ротацию во Францию или в Норвегию, точно не знаю. А нового не присылают. Вот и майор Фогт приказал нашему коменданту набрать новых шлюх в лагерях военнопленных и из тех девушек, которые уезжают работать в Германию. Майор сказал, что если Толстый Герман сам решает кто у него в штабе еврей, а кто нет, то он — фон Фогт, — также сам будет решать кто в его борделе арийка, а кто нет. Девушек подбирали внешне похожих на немок. Майор к этому отнесся очень строго. К тому же он решил таких женщин не афишировать начальству как бордель, а проводить их по документам как добровольных помощниц вспомогательных служб Люфтваффе с соответствующей подпиской. В Вермахте такая практика — оформлять пленных как ''хиви'', процветает с самого начала войны, а чем хуже Люфтваффе?

— Многие подписали такие обязательства?

— Насколько я слышал, только три девушки, что должны были отправиться в Германию на работу. Остальных привезли только сегодня.

— Кто такой майор Фогт?

— Начальник объекта, санатория и поместья вообще, которому подчиняется всё там. Он военный врач. Обер-штабсарц, но мы его между собой зовём майором, так как он палку со змеей на погонах почему-то не носит. У него большие связи в верхах. К нам, точнее к нему, ездят отдыхать даже генералы. Особенно после того, как в усадьбе построили финскую баню с массажём и биллиардный зал с баром. И патефон для танцев поставили в обеденном зале на первом этаже. А по почте присылают ему новые музыкальные пластинки. Прямо из Берлина.

— Сколько женщин в немецком борделе?

— Дюжина. По числу комнат на втором этаже. Хотя положено по инструкции иметь одну проститутку на 25 лётчиков. Но тут не полевой бордель, а санаторий. Так что у нас редко бывали одновременно больше двадцати летчиков на отдыхе. И исключительно офицеры. Летчики-фельдфебели отдыхают в других местах.

— Почему же в сарае было больше женщин? Чуть ли не вдвое.

— Фогт приказал привезти больше женщин, чтобы было из кого выбирать. И если кто из них откажется от такой миссии, то таких отправят обратно в концлагерь.

— А шлюхи для обслуги санатория, где у вас расположены?

— Для нас офицерские шлюхи недоступны. Чином не вышли. Для унтер-офицеров и рядовых есть свои полевые бордели. Но они далеко. Ближайший для Люфтваффе — в Минске. Но и там, в основном, страшные курляндские рожи трудятся. Да и не отпускают нас туда часто. Разве что в ближайшей деревне за пару банок консервов или за бутылку прованского масла с буханкой хлеба можно найти подружку на ночь. Но, не таких молоденьких девочек, а, как правило, вдов с маленькими детьми. Фогт это знает и не ущемляет нас увольнениями. Тем более что население в окрестных деревнях к нам лояльное. Хотя за провинность он может солдата лишить выходного. Вот все и стараются хорошо служить. На аэродромах нет и этого. Там будет в полевом борделе одна тумбообразная латгалка на 50 солдат. Правда, говорят, что в пехоте всё ещё хуже.

— Телефон в санатории есть?

— Нет. Телефонной линии нет. Есть рация.

— Откуда сегодня прибыло к вам пополнение?

— Из отдельной авиаполевой дивизии Люфтваффе. С её командиром у майора дружба на почве совместных пьянок. Вот его Фогт и попросил прислать подмогу, когда заметили непонятный летательный аппарат над санаторием. Раньше тут партизан не было, но всё всегда когда-то случается в первый раз, а фон Фогт очень предусмотрительный офицер.

— Вот план санатория. — Расстелил я на столе вычерченную инженером ландкарту. — Покажи, где находятся основные огневые точки? А также запасные и резервные.

$

— С твоей женой всё в порядке, — первое, что высказал Тарабрин, подходя ко мне, вместо приветствия.

Появился проводник неожиданно как чёрт из табакерки.

— Как ты не вовремя, — бросил я Тарабрину резкое слово. — У нас как раз полным ходом идёт операция по фашистскому санаторию для лётчиков. Мы только-только баб оттуда вытащили. Не закончили ничего.

Улыбается мне Тарабрин как добрый дедушка.

— Можно подумать, Митрий, что ты играть со временем разучился, — покачал головой Иван Степанович. — А вот баб показывай. Интересно же, кого ты тут на племя разводить будешь кроме коняшек.

Что ж и самому надо посмотреть внимательно, кого добыли, пока не стемнело.

По дороге к санпропускнику Тарабрин заявил.

— Я тут чего появился. Мне инженер твой нужен и белорусы. Ненадолго, дней на несколько. Хочу у себя финский бетонный погреб поставить. Старый погреб мой совсем обветшал.

— А деньги для финнов есть? — хороший погреб и меня интересует на будущее. Пока снабжение мясом и молочкой у нас, что говорится, с колёс.

— Мал-мала евро есть, — ответил проводник. — Только вот в чём проблема. Их мастеров мне сюда возить не хочется. Не нужны они тут на пять лет. А работы эти, как я понял, твоим ребятам по плечу будут и по квалификации. Оттуда только сам готовый бетонный короб привезти остается и оборудование.

— Погреб — это хорошо, — ответил я. — Мне самому погреба не помешают. Урожай хранить. Да и мясо... Долго хранить пока негде. Собрался я уже изотермический фургон из своей Москвы пригонять.

— Ну, фургончик можешь просто в аренду взять, чтобы льда наморозить, — посоветовал Тарабрин. — А вот готовые бетонные бункера под погреба я бы и тебе посоветовал заиметь. Их даже не обязательно в землю закапывать. Сверху керамзитом присыпают. А поверху дёрном обкладывают. Вентиляция правильная. Температуру нужную хорошо держат и электричества не требуют.

— Уговорил. Соблазнительно, — согласился я. — А как же археологи?

— Да и шут с ними, — махнул рукой Тарабрин. — Я тут по картам твоего времени посмотрел, моё поместье к ХХ веку затопит морем. Вот и давай своих белорусов мне в аренду.

— Завтра, — ответил я. — Сегодня они, наверное, все пьяные в дым.

И рассказал об инциденте с Колбасом.

— Твоих никого не покоцал? — спросил Тарабрин с тревогой. — Только чужих?

— Бог отвёл, — перекрестился я.

— Если на твоих станет бросаться, то мой тебе совет: избавляйся от таких чудиков сразу. Не жалей. Ножик в руки и к мамонтам. Подальше отсюда. На Дальний восток или в Австралию. Ты не смотри что наш народ спокойный, податливый и работящий. Если его разозлить — он дюже свирепый бывает. Лучше такие случаи купировать в самом начале. Ага... Пришли вроде.

На воротах ''концлагеря'' стоял на часах один из сосипаторовских егерей с винтовкой на плече.

— Позови нам матушку Иулину, — приказал я ему.

Когда попадья подошла, то расспросили её про новый контингент.

— Бабы как бабы, — ответила Иулина. — Но взрослые. У таких наших уже по паре ребятишек, самое малое, за подол цепляются. А эти мало того, что не рожалые, так еще и военные.

— Здоровье у них как? — интересуюсь.

— Кроме вшей, ничего такого пока не замечено. Говорят, их дважды доктора осматривали, прежде чем они попали туда, откуда вы их забирали. Кстати, и среди них есть врач. Баба-врач. Чудны дела твои, Господи. Может лжу рекла?

— Вряд ли, — ответил я. — В те времена и женщины высшее образование получали. И женщина-врач была уже не редкость.