Племя вихреногих-3

Юока тут же бодро объяснил, что на людей лешие, конечно же, не нападают, только пугают (что, надо сказать, неплохо у них получалось, подумал Антон) — но зато запросто могут �обвести� неосторожного путника, заведя его в такую дикую глущобу, откуда вовек уже не выйти. Такому большому отряду, как у них, не стоило бояться заплутать, но еженощные концерты изрядно портили всем настроение. К тому же Файму пришлось выставлять часовых — пусть лешие и не нападали, но запросто могли стянуть что-нибудь полезное, а спящего пребольно ущипнуть или вовсе напугать по полусмерти. Антон подумал, что и помереть можно, увидев над собой такое диво. А ведь были в этом лесу твари и похуже — в ночной теми жутко горели парами зелёные глаза, мелькали на границе света тени, а порой доносился такой вой, что кровь просто застывала в жилах. И про оборотней (а никем иным эти твари просто не могли быть) Юока уже не говорил, что они безобидны. Правду говоря, о них он и вовсе старался не говорить...

Всякая тварь в этом лесу давала понять, что гостям здесь вовсе не рады, и что если они вздумают тут задержаться, намёками дело уже не ограничится. Во время первого их похода по этим краям ничего такого не творилось, и Антон без труда догадался, чьих рук это дело. Шамана Куниц, кого же ещё? Кто ж ещё тут умел повелевать лесной нечистью?..

Мальчишка быстро понял и почему им уготован именно такой приём: нарочно или нет, но Файму оставила Хорунов во владениях Куниц, и те точно не были такому рады. Правду говоря, он и сам был бы не рад, навяжи ему кто такое вот соседство. Конечно, ему всё ещё хотелось потрясти этого шамана за шкирятник — ведь быть не может всей этой чертовщины, наверняка есть какое-то простое, ясное, логическое объяснение! — но все эти мысли приходилось задвигать подальше. Дома, в уютной спальне, над лешими и другими персонажами сказок хотелось разве что смеяться. Здесь, в лесу, они вовсе не казались забавными, и мальчишка был рад, что ночевать в нём ему уже не придётся...

Вздохнув, Димка опустился на упавший ствол, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Был уже вечер — вечер второго дня их похода на восток. Солнце заходило, мгла под гигантскими кронами стала золотисто-зелёной. Картина была загадочно-красивая — прямо хоть в раму вставляй — но скоро спустится ночь, а с ней и непроглядный жуткий мрак, в котором замогильные стоны Червя, пусть и заметно ослабевшие, но до сих пор отчётливо слышимые, вновь начнут игру на его и без того изрядно потрёпанных нервах. Всё это будет дополнять мерзкий скрип трущихся друг о друга ветвей и резкие крики местной ночной живности. Об облике которой ему не хотелось даже думать...

Но хуже всего была всё же темнота. До этого проклятого похода мальчишка не представлял, какой мрак может царить ночью под пологом леса, под который и свет солнца-то пробивался с трудом. И ладно бы только мрак! В непроницаемой тьме на земле мертвенным, обманным, не освещавшим ничего светом тлел странный узор истлевающей гнили. Димке казалось, что он провалился в бездну какого-то совершенно чуждого мира, и после того, как он, засыпая, смотрел на него, ему всю ночь грезились сны, от которых он вскрикивал, просыпаясь, и потом долго не мог заснуть вновь...

Даже вспоминать о них ему не хотелось, но и наяву они упорно лезли в голову. Сны о мире без света, тьме, где зрение заменяли ощущения словно бы вывернутого наизнанку тела — тьме, в которой он ощущал всю глубину этой бездонной черной пропасти. И в ней были обитатели, да. Бесплотные, но мыслящие. Когда сознание Димки соприкасалось с ними, он познавал всю бесконечную чужеродность этих существ, их память, уходящую в такие бездны времени, что они сами не ведали их дна. Они хотели ввергнуть в свою тьму его родной, привычный мир — и это желание отзывалось в душе Димки диким ужасом. Он не знал ничего страшнее, чем жить в мире мрака — даже не потому, что он не сможет там видеть, совсем нет. Потому, что он сможет чувствовать... как бы ощупывая мир вывернутыми внутренностями, и эти его чувства, его боль будут тянуться в места, где даже мёртвая материя вопит от ужаса...

В общем, это были совершенно не те вещи, о которых ему бы хотелось размышлять. Асэт уверял его, что всё это — влияние Червя, и что когда они вернутся в Ойкумену, минуют её Грань, это всё прекратится. Димке хотелось в это верить — правду говоря, он не сомневался, что иначе не может и быть, — но предстоящая ночь... пугала. И тем, что могло вновь явиться во сне, и просто жутким мраком. Тут очень помогли бы костры — но в проклятом лесу нечему было гореть. Сырые гнилушки в лучшем случае тлели, выпуская едкий дым, а о том, чтобы нарубить дров, нечего было и думать. Стволы чудовищных деревьев толщиной в два или в три его роста покрывала странная, волокнистая и смолистая кора, при ударе об которую намертво вяз даже остро заточенный стальной топор. К счастью, сегодня Вайми пообещал найти заросли кандеи и набрать знаменитой горючей смолы — только на это Димка и надеялся. Коротать и вторую ночь в этом мраке было бы... неприятно, если не сказать больше. Да и вообще, этот громадный однообразный лес мало был похож на те леса, что он любил. Правду говоря, даже без стонов Червя он пугал до чёртиков. Димка буквально шкурой ощущал здесь истинную суть Природы — могучей и бездушно-враждебной к человеку, которого тут только терпят, но не больше...

Вспомнив про Вайми, он вздохнул. Для Астера тут был дом родной — по крайней мере он, едва ли не один, сохранял тут бодрость и цветущий вид. Причём настолько, что порой тащил Димку смотреть на местные диковинки. В основном на поляны, образованные рухнувшими от старости деревьями — они напоминали какие-то экзотические ботанические сады, где Димка не мог даже понять, что к какому растению относится. Жизнь буквально бурлила на них. Бабочки, громадные, как ладонь, походили на осколки перепутанных радуг, отливавших жирным металлическим блеском. Они вились мягким смерчем, и от мелькания их крыльев у Димки рябило в глазах. Слитный аромат бесчисленных цветов был настолько густым, что он с трудом дышал им и уходил с этих полян ошалевший. Вайми вёл отряд мимо них, потому что вблизи их на деревьях жили крохотные пёстрые лягушки, слизью которых он смазывал свои стрелы. Их яд убивал за несколько ударов сердца, и им достаточно было коснуться даже крохотной царапины на теле — а здесь всюду торчали твердые, как железо, колючки...

Но даже в глубине леса пройти было трудно. Бурелом тут, понятно, никто не убирал, и обильно обросшие поганками стволы всё время приходилось обходить. Ещё хуже были глубокие лужи гниющей воды. Покрытые плесенью, на первый взгляд они казались причудливыми цветными коврами. На гребнях холмов, где деревья не росли так густо, Димка мог встретить все прелести опушек — в придачу с непроницаемыми зарослями колючих кустов. Здесь иногда мелькала тень зверя, бесшумно исчезая в сумраке, часто быстрее, чем мальчишка успевал узнать его породу. Хорошо ещё, что их шумная орда распугивала всю живность далеко вокруг — змееволки, хоть и крались поодаль, приближаться к отряду не решались, а настоящие чудовища, вроде пресловутого ри`на или палулукана, на их пути пока что не встречались...

Задумавшись, Димка опустил глаза — а когда поднял их, то вздрогнул, увидев стоявшего всего в трёх шагах парня. Это было совершенно неожиданно... и мальчишка крепко испугался. Он уже дважды видел его — один раз на опушке и второй раз в лесу, при вспышке молнии... нет, ещё раз, во сне! Трудно было забыть эту неестественно светлую кожу и длинные густые черные лохмы, тяжелые от вплетённых в них ниток радужных бус. Ооль, вот как его звали. Теперь правда он был без шпаги, лишь в каком-то пёстром платке, небрежно повязанном вокруг бедер. Только вот внимательные холодные глаза неопределенно-светлого — неуловимого! — цвета смотрели в упор, не мигая. Без всякого вызова, равнодушно, словно на какую-то тумбочку или там горшок...

Димка вскочил и выдернул из самодельных ножен оставленный исчезнувшим Вадимом меч — короткий клинок сверкнул мрачным свинцовым блеском.

Вот теперь на лице Ооля точно появилось выражение. Испуг. Он быстро отступил на два шага и поднял руки к груди, ладонями вперёд, давая понять, что безоружен.

— Убери... это! — лицо его исказилось. Казалось, что один вид клинка причиняет ему едва ли не физическую боль.

— Не уберу, — хмуро сказал Димка. Сначала ему показалось, что он просто свихнулся, увидев наяву парня из сна, а это точно не подняло ему настроения. К тому же, Ооль говорил его собственным голосом! Это мальчишке уже совершенно не понравилось. Слухи про Белокожего тут ходили самые разные, но добрых среди них не было. — Ты вообще кто, и что тебе здесь надо?

Ооль отступил ещё на два шага. Димка заметил, что под его ногами не треснула ни одна веточка. И сам он выглядел немного странно — словно сам свет падал на него как-то неправильно. Мальчишка не мог пока понять, в чём странность — но она безусловно была.

— Я хочу тебе помочь, — с явной обидой сказал Ооль. — А ты в меня этим вот тычешь! — он обвиняюще ткнул в меч.

— Ладно, — Димка осторожно убрал меч в ножны, но вот руку с рукоятки убирать не стал. Незваный гость не внушал ему ни малейшего доверия. Если верить местным байкам, многих после встречи с ним никогда больше не видели. — Ты кто? Ооль? — так звали пропавшего в этих лесах соплеменника Льяти.

По лицу парня прошла неожиданная судорога — словно он вспомнил вдруг нечто такое, что вспоминать ему совершенно не хотелось.

— Не я. Больше нет. Хотя, можешь звать меня так.

— Ладно, — не хочет представляться — его дело. Димка тоже не очень спешил назвать ему своё имя. — Чего тебе тут надо-то?

Ооль вдруг присел на корточки, всем своим видом являя полнейшее дружелюбие. Ага, а вскочить и броситься вперёд из такой позы — секундное дело, подумал вдруг мальчишка. Даже удобнее, на самом-то деле. Стоит только чуть нагнуться и отставить назад одну ногу — и вот вам спринтер на низком старте, а дистанция тут очень уж короткая...

Сам почти того не замечая, он отошёл немного в сторону — чтобы не оказаться на линии внезапного броска. Ооль пристально следил за ним, и разобрать в полумраке выражение его лица было сложно...

Димка вдруг заметил, что вокруг царит тишина — лес замолк, замолк и лагерь. Это ему уже совершенно не понравилось. Словно их двоих вдруг накрыли огромным прозрачным колпаком. Прозрачным... но непроницаемым.

— Я хочу помочь тебе, — сказал Ооль, и задумавшийся мальчишка невольно вздрогнул.

— Чем помочь? — не очень-то вежливо спросил он. — Кулёк конфет вручить? — сон вспомнился уже отчётливо.

Ооль досадливо мотнул головой.

— Конфет?.. Ах, нет, — он помолчал, наверное, сбитый с мысли. — Я хочу помочь тебе. Исполнить твоё самое заветное желание. Я это говорил уже.

— Ну, хорошо, — Димка вздохнул. — Ты знаешь, что сейчас с Машкой и другими?

— Они в опасности, — Ооль вздохнул с сожалением. Почти искренне. Почти... — В большой опасности. И по твоей вине, кстати.

Димка нахмурился. Он и сам казнил себя за то, что оставил девчонок в том лагере — но тащить их сюда, в этот лес и в этот Безвозвратный Город не согласился бы и под страхом расстрела. Он до сих пор был твердо убежден, что видеть всё это девчонкам совершенно не стоило. Особенно пыточные застенки Кащуё и особенно богомерзкого идола Червя. Да и самих Хорунов видеть тоже не стоило. Ему и самому-то о них даже и думать не хотелось...

— Это я и без тебя знаю, — буркнул он. — Ты скажи лучше, как им помочь.

— Разбить Метиса, освободить Столицу, — Ооль вдруг ухмыльнулся, и Димке показалось, что он держит его за дурака. — Но это ты и без меня знаешь.

— Так что ты от меня хочешь-то? — Димка уже начал злиться. Бесконечных хождений вокруг да около он не любил ещё в детстве. В итоге его всегда отправляли на скучные именины к каким-то дальним родственникам, а то и вовсе к зубному врачу.

— Чтобы ты перестал всё тут баламутить, — сказал Ооль. Тон его изменился, теперь он был совсем не дружелюбным. — Ты и так перебаламутил тут всё на тысячу лет вперёд, хватит уж! Удовольствуйся тем, что уже есть.

— И что, мне вернуться в Столицу, сесть царём на троне и сидеть там до конца времён? — возмущённо сказал Димка.

— Ты так говоришь, словно это что-то плохое, — Ооль вдруг ухмыльнулся. — Многие тут душу бы продали, лишь бы оказаться на твоём месте.

— Да не нужно мне это место! — заорал Димка. — Я домой хочу! Домой! Где мне не надо думать, что делать со злодеями, которые не хотят умирать!

— Вот как раз в этом я могу тебе помочь, — обрадовался Ооль. — Дай мне руку — и я перенесу тебя домой. Сей же миг. И ты окажешься в своей комнате, словно ничего не случилось. Никто и не заметит, что ты куда-то исчезал.

Димка сунулся уже вперёд, протягивая руку, — и лишь шага через два опомнился.

— А Машка? Серый? Остальные?

Ооль вздохнул. Его огорчение было вполне искренним. Ну, или казалось таким, подумал вдруг Димка.

— Прости, но я могу помочь только одному человеку за раз. Сейчас — тебе.

— Нет уж, — буркнул Димка, убирая руки за спину. — Или мы вернемся все вместе, или...

— Не вернётесь, — спокойно закончил Ооль. — Все — никогда. И ты-то о друзьях думаешь — а они о тебе? Машка твоя, может, уже по самые уши в этого Метиса втюхалась — он, знаешь, парень видный, да и к девчонкам подход знает. А для Серого ты всегда клованом был. Он и держал-то тебя лишь затем, чтобы ты веселил его своими ужимками.

— Врёшь, гад! — выкрикнул Димка, снова хватаясь за меч. И тут же, противореча себе, спросил: — Откуда ты-то это знаешь-то?

Ооль усмехнулся. Ухмыльнулся, скорее.

— А ты забыл, что я вообще всё знаю? Что такое мир на самом деле, кто такой Бог, куда ты попадешь после смерти и всё такое прочее. А уж такую мелочь и подавно.

— А ты чёрт, что ли? — ни рогов, ни копыт, ни других чертовских атрибутов у Ооля не было, да и на Мефистофеля он не очень-то походил. Совсем не походил, по правде говоря.

Ооль снова ухмыльнулся.

— Может, и так. Тебя, во всяком случае, я вижу насквозь.

— Врёшь, — сказал Димка, но уже не очень уверенно.

— Вру? Я? — веселье Ооля становилось всё более бурным. — Ой, а не ты ли мечтал наподдавать Серому за то, что рядом с ним ты нескладёхой себя чувствуешь? Не ты мечтал с Машкой на необитаемый остров попасть, где вы в нибезчего бегать будете? Не ты мечтал таким гением стать, чтобы все друзья тебе в рот смотрели?

— Откуда... — Димка прикусил язык. — Да ну, это всё глупости же!

— Глупости, — спокойно согласился Ооль. — Только вот ты о них всё равно думаешь. И лезешь всеми командовать, хотя и не знаешь, что делать.

— Оно само так вышло, я не больно-то хотел, — буркнул Димка. Он и в самом деле очень, очень хотел, чтобы на его месте оказался Максим или Серый или хотя бы Антон — он-то в самом деле поумнее его будет!..

— Не хотел? Так ведь не отказался же! Хотя и понимал, что не по тебе это. Не по Сеньке шапка Мономаха.