Неизведанные гати судьбы. Глава 55

— И тебе доброго здравия, Демид Ярославич, — хмуро ответил наш старший снабженец. — Ты извини меня, что я к тебе в таком непотребном виде пришёл, но прошу поверить, что у меня на то были очень веские причины.

— Хотелось бы услышать хотя бы одну вескую причину...

— Семёна Марковича подстрелили, — хмуро ответил Иван Иваныч, присаживаясь за стол. — Я его в Урманное привёз, так как он совсем плох был.

— Что?! Где подстрелили?!

— Ночью в городе. Когда мы с Семёном Марковичем из ресторана к нам в представительство уже почти добирались. Он дюже перебрал коньяка, вот и пришлось его поддерживать. Сам бы он той ночью вообще никуда не дошёл. Меня тоже чуть не завалили. Первая пуля в Семёна попала, он начал падать и потянул меня за собой. Чуть погодя прозвучал второй выстрел, и я почувствовал как пуля у меня по волосам прошлась. Пока мы лежали на улице, с Семёна лужа крови натекла и моё лицо прямо в этой кровавой луже оказалось. Я прикрыл глаза, и в этот момент нас осветили карманным фонариком. Потом я услышал, как к нам подошли двое. Один из них очень тихо сказал: "Похоже обоих положили", а второй также тихо спросил: "Один вроде ещё вошкается. Может контроль сделаем?", но первый цыкнул зубом, и злобно ему ответил: "Ты что идиёт?! Если ты сделаешь контроль, тогда всем сразу ясно станет, что тут чекисты поработали. Сами к утру сдохнут, если уже не сдохли. Быстро уходим. Вот уже по улице кто-то сюда бежит". Эти двое тут же скрылись, а до нас вскоре добежали люди. Это оказались наши артельные охотники. Они аккуратно перенесли нас в артельное представительство. Там меня хорошенько отмыли от крови, а рану в левом плече Семёна Марковича промыли и хорошенько перевязали. Ранним утром наш обоз отправился в поселение, так как весь хлеб и все товары мы уже получили, и погрузили на подводы. Меня все эти странные дела в городе так напрягли, что я не удержался и всю дорогу до Урманного прикладывался к бутылке с коньяком. Правда делал это так, чтобы другие обозники не видели.

— Понятно. Семён сейчас где?

— Сейчас с ним твоя супруга и несколько женщин занимаются, в доме, который стоит рядом с твоим.

— Погоди, Иван Иваныч. Ты что... до сих пор не знаешь, что моя Яринка в своём отчем доме поселянскую больничку организовала? Она ведь такое решение приняла через два месяца, после того, как вы пролётку моего тестя в урмане нашли. Пока в нашей больничке страдальцев не было, Ярина девчат и женщин обучала лечению, которому сама в Москве научилась.

— Откуда бы я про это узнал?! — удивился Иван Иваныч. — Я же постоянно в разъездах. У меня серьёзных болячек не было, лишь продуло в дороге несколько раз до зелёных соплей, так меня супруга Светозара быстро в порядок привела своими настоями на травах. Вот поэтому я и не знаю ничего про нашу поселянскую больничку. Мне Чеслав Нечаевич подсказал куда раненого Семёна Марковича везти надобно, вот я туда его и отвёз, а потом твоей супруге передал.

— Что Ярина сказала?

— Она сказала, что пуля прошла через левое плечо навылет, но ничего важного не задела. Потом внимательно осмотрев его добавила, что Семён Маркович слишком много крови потерял, но она быстро поставит его на ноги.

— Понятно. С одной причиной мы разобрались, но ты мне сказал, что веских причин у тебя было несколько. Хотелось бы и их услышать.

— Тебе чего, Демид Ярославич, хотелось услышать? Причину, почему мы с Семёном вдвоём набрались коньяка в ресторане? Или мне обо всех причинах подробно рассказывать?

— Хотелось бы все подробности узнать.

В этот момент ко мне в кабинет зашёл Светозар.

— Демид Ярославич, мы с отцом всё дела закончили. Зерно и муки приняли. Обозники все мешки в амбар во дворе перетаскали, а все привезённые товары и ящики с патронами на склад Управы отнесли. Я ещё нужен?

— Светозар, разогрей самовар, пожалуйста, и можете с отцом идти домой отдыхать. А я ещё в Управе побуду. Нам тут с Иван Иванычем кой-какие дела обсудить надобно.

— Так самовар уже готов. Я его как раз перед самым приездом обоза запалил. И кроме того, Яромир по моей просьбе из города для Управы хорошего чая привёз и несколько связок баранок. Принести?

— Неси, Светозар. Хороший чай и баранки лишними не будут.

Через пару минут мой помощник принёс самовар, а староста заварной чайник, пачку чая и солидную связку с баранками. Разместив всё на столе, они попрощались с нами и ушли домой. Иван Иваныч первым делом окатил заварной чайник кипятком из самовара, и только лишь потом, принялся заваривать чай, а я достал из шкафа два стакана в подстаканниках и блюдце с кусками колотого сахара.

Напившись ароматного чая я посмотрел в глаза Иван Иваныча, тот понял мой взгляд и тихо спросил:

— С чего начинать?

— На твоё усмотрение, Иван Иваныч. Главное, чтобы всё понятно было.

— Хорошо. Тогда я пожалуй начну с общей обстановки что сложилась в нашей стране, после возвращения твоей супруги из Москвы, а потом перейду к своим веским причинам.

— Я не против.

То что я потом услышал от Иван Иваныча, мне очень не понравилось и заставило задуматься о том, как сохранить жизни наших поселян. Сам рассказ и наша беседа мне надолго запомнились. А сообщил он мне следующее:

— Ты прекрасно знаешь, Демид Ярославич, что мне, как старшему снабженцу, приходилось не только сопровождать наши продовольственные обозы, но и искать новые точки сбыта. Походу дела мне удалось "прикормить" некоторых представителей власти, которые частенько бывают не только в Москве, но и в других губерниях страны. Под коньячок и водочку, да с хорошей закуской, нынешние чиновники и партийцы делились со мной очень интересными новостями и слухами, что гуляют у них в верхах. Им всем хотелось выговориться и рассказать обо всём, что у них накопилось на душе, так что мне не привыкать было к роли внимательно слушающего исповедника. Я все их рассказы затем себе в тетрадку записывал, а после долго размышлял над всем услышанным. И вот какая картина маслом у меня получилась... После смерти Ленина, политическая обстановка не только в столице, но и во всей стране, стала напряжённой и непредсказуемой. В верхушке партии большевиков произошёл раскол на несколько фракций, и у каждой наметился свой лидер, а то и несколько. Говоря простыми словами, теперь вместо одного умершего большевистского вождя, который всем указывал путь дальнейшего развития, в стране таких вождей проявилось несколько, и каждый из них призывает всех следовать именно за ним. Наибольшее влияние имела фракция сторонников Троцкого, который постоянно говорил о мировой революции. Его поддерживали не только высшие партийные руководители на местах, но также большинство командиров в армии, на флоте и в карательных органах.

— Погоди, Иван Иваныч. Что-то не сходится в твоём рассказе.

— Почему ты так решил?

— Да хотя бы потому, что моего друга Феликса интересовала судьба только нашей страны, а что происходит где-то в других странах, его всегда мало заботило. Исходя из сказанного, я никогда и ни за что не поверю, что Феликс Дзержинский, как руководитель карательных органов страны, стал бы активно поддерживать Троцкого и его бредовые идеи о мировой революции.

— Вот теперь мне понятны твои сомнения, Демид Ярославич, — спокойно глядя мне в глаза сказал Иван Иваныч. — Ты похоже ещё не знаешь, что твоего друга Феликса сняли с руководства карательными органами страны сразу же после смерти Ленина.

— Как сняли?!

— Очень просто. Перевели, как говорят большевики, на более важную работу. Его назначили Председателем Высшего совета народного хозяйства СССР. Видать твой друг Феликс, возглавляя карательные органы страны, мешал многим троцкистам творить свои кровавые дела. А через два с половиной года они его по-тихому убили.

— Как убили?! Ведь во всех газетах написали, что он умер от сердечного приступа, сразу после двухчасового доклада на пленуме Центрального Комитета, где он подверг резкой критике Георгия Пятакова и Льва Каменева.

— Демид Ярославич, я тебе много раз говорил, не верь тому, что пишут в газетах. Ты лучше у своей супруги спроси, сколько существует медленных ядов которые вызывают остановку сердца? И при этом, все вокруг будут считать, что у человека больное сердце. Она тебе назовёт их не один десяток, и это будут только те из ядов, которые вообще невозможно обнаружить в теле умершего. Ты лучше вспомни наш давнишний разговор, где я тебе говорил, что в любой политической партии главными являются не те люди, кто громче и красивее всех вещает с трибуны на митингах или на съездах, а те неизвестные личности, которые "руководят всеми партийными изменениями и перестановками из тени". Тебе примеров со странными смертями Свердлова и Ленина разве было недостаточно?

— Я понял тебя, Иван Иваныч. Извини. Продолжай.

— Так вот, следующими по значимости влияния в партии, оказались целых три фракции. Одну партийную фракцию возглавляли Рыков с Томским. К ним многие коммунисты прислушивались, так как они в основном определяли государственную и профсоюзную политику Советского Союза. Вторую фракцию возглавляли Преображенский с Пятаковым. Первый ведал всеми финансами страны, а второй был председателем Главного концессионного комитета. А вот в третьей фракции партии большевиков, лидеров оказалось ажно четверо: Зиновьев, Сокольников, Крупская и Каменев, которого перед своей смертью критиковал на пленуме ЦК Феликс Дзержинский. Этих четверых партийных лидеров позже назвали "ленинградской оппозицией". Самой малочисленной и мало влияющей на политику большевистской партии, считалась группа Бухарина и Сталина. Хотя Николай Бухарин и считался одним из крупнейших партийных теоретиков, но на их группу мало кто из остальных фракций обращал должное внимание, так как все фракции посчитали, что группа мало чего может добиться в партийной борьбе, ибо Иосиф Сталин тогда был всего лишь главой партийного секретариата и наркомом по делам национальностей.

— Погоди малость, Иван Иваныч. Насколько я помню, несколько лет назад в Москве, какой-то кавказец помог Яринке получить диплом, в котором указали, что она доктор медицины, а не врач. Он с Феликсом приходил, когда она в больнице людей лечила. Того кавказца тоже все называли "товарищ Сталин". Ты сейчас про него говоришь?

— А другого "товарища Сталина" в партии большевиков нету и никогда не было. Твой друг Феликс Дзержинский действительно поддерживал Сталина и был его соратником. Могу добавить, что Зиновий Адамович, которого два года назад перевели в Одессу, а также Семён Маркович и Яков Ефимович, да будет земля ему пухом, тоже сторонники Сталина.

— А разве Яков Ефимович умер?

— Так убили же его. Ты разве не знал?

— Не знал, и Светозар про его смерть ничего не говорил. А когда его убили, и как такое могло произойти?

— Так Светозар видать тоже об этом не знает. Мне про его смерть Семён Маркович поведал. Убили его примерно полгода назад. Кто это совершил, до сих пор неизвестно. Милиция и чекисты всё ещё ищут убийцу. Якова Ефимовича в столицу работать перевели, так сказать повышение по партийной линии. Вот он и отправился из Барнаула поездом, в прицепном вагон-салоне первого класса, а когда поезд уже прибыл в Москву, то проводник, обходя свой вагон, обнаружил Якова Ефимовича в купе мёртвым, да ещё с ножом в груди.

— Скорее всего Якова Ефимовича убил, кто-то из его знакомых. Незнакомого человека он бы к себе в купе никогда не запустил. Сам подумай, Иван Иваныч. Ведь все же знают, что проводники посторонних людей в салоны первого класса никогда не пускают.

— Вполне возможно, так оно и было. Мне продолжать?

— Конечно продолжай, — ответил я, и налил горячего чаю в опустевшие стаканы.

— Внутрипартийная борьба, после смерти Ленина, привела к расколу в руководстве партии большевиков. Одни коммунисты носились с идеей о мировой революции и готовы были принести простой народ в жертву этой самой революции. Другие, заняв все руководящие посты на местах, стали вести себя как важные баре, полностью уничтожая всех недовольных их властью, невзирая на классовую принадлежность. И лишь немногие из большевиков, пытались навести хоть какой-то порядок в стране.

— Странно, раньше в партии большевиков такого разброда в умах не наблюдалось.

— Так то раньше было. Сейчас это уже не та партия, которая у Временного правительства власть отняла. Она за последующие годы разными людьми из других партий пополнилась. Кроме скрытых представителей различных левых движений, что влились в партию большевиков в ходе Гражданской войны и последующих лет, к ним прибилось большое количество приспособленцев разного толка, а то и вообще бандитов, поддержавших в свое время Советскую власть на местах. Мне "прикормленные" партийцы рассказали, какое самоуправство творилось и нынче творится на местах. Как при помощи большевистских лозунгов эти сволочи, пробравшиеся на руководящие должности в местных Советах, старательно подменяли политические и идейные взгляды самыми разными вещами. Дошло до того, что простые крестьяне воспринимают колхозы как что-то вроде помещичьих хозяйств, на которых они батрачат. Причем, крестьяне сравнивают свою жизнь с царскими временами, от этого сравнения людское недовольство получается ещё более сильное.

— Что-то не верится мне, Иван Иваныч, что при императоре крестьяне жили лучше.

— Так всё дело в том, что в царские времена у крестьян было свое, хоть хиленькое, но личное хозяйство, за право пользоваться которым они либо платили помещику, либо отрабатывали на его земле. Теперь же, после начала коллективизации, ситуация ещё больше усугубилась. Во главе колхозов поставили лодырей и бездельников, из так называемых комитетов бедноты, которые никогда ничего путного в жизни не сделали, а лишь научились кричать большевистские лозунги. Вот они-то и начали грабить всех трудолюбивых селян, объявляя их кулаками или середняками, а всё из-за того, что те, тяжёлым трудом могли обеспечить хоть какой-то достаток своим семьям. Простые люди на селе осознают себя угнетёнными крестьянами, а большевиков с их комбедами, воспринимают как новых помещиков и феодалов. Само собой, в лицо никто так не говорит, ибо можно сразу под расстрел попасть всей семьёй или угодить в лагеря. Я после того, как об этом узнал, пообщался с людьми в деревнях где колхозы организовали, и проверил эти настроения. Всё так и есть. До сознательности крестьян теперь большевикам ещё долго не достучаться. Это вскоре аукнется, когда большевики начнут крестьян призывать в армию. Вот тогда они и увидят, что все крестьяне не горят желанием защищать идеи коммунизма, которые для них чужды.

— Но ведь власти могут принять недовольство крестьян за бунт и начнут их расстреливать.

— Так большевистские власти никогда и не прекращали этого делать. Ты думаешь почему мы с Семёном Марковичем так нагрузились в ресторане? По этой самой причине. Семён побывал на собрании партактива, который созвал новый председатель губисполкома. В зале присутствовали лишь начальники комитетов и отделов, а также чекисты и судьи. В повестке дня обсуждалось дело пятидесяти восьми арестованных крестьян, которых, представители комитетов бедноты, обвиняли "в кулачестве и в пособничестве контрреволюции", и требовали, от представителей власти, всех их расстрелять. Новый председатель губисполкома сразу призвал всех коммунистов присутствующих в зале, поддержать товарищей из комбедов, а судьям незамедлительно провести закрытый суд над кулаками, и приговорить всех к расстрелу. Вот тогда Семён Маркович и выступил. Он в своей речи заявил, что товарищ Сталин считает крестьянство одной из основных опор Советской власти, и что коммунисты не имеют право разрушать эту опору. После чего, добавил, что если чекисты всех крестьян перестреляет, то кто будет растить хлеб на полях и кормить страну? После такого яркого выступления, Семёну влепили выговор по партийной линии, так сказать, "за малодушие по отношению к врагам Советской власти, и непонимание политической обстановки в стране". Семён Маркович начал возмущаться таким решением партактива, и вот тогда, ты можешь не поверить, новый председатель губисполкома его вообще удалил из зала.