Технология, позволявшая протезировать органы, позволяла пойти куда дальше. Как оказалось, даже естественный костяк в XXVII столетии можно заменять искусственным, высокопрочным, но это до сих пор была чрезвычайно сложная и серьёзная операция, оправданная только при исключительных обстоятельствах. Зато универсально использовалась синтетическая кровь. Её кислородный носитель был биологически "мертв", совершенно инертен и мог служить почти вечно. Поэтому полная трансфузия обычно осуществлялась ещё в юном возрасте; эта процедура стала обязательной для астронавтов. Собственная кровь человека удалялась, — но только её красные кровяные шарики. Взамен вводилась синтетическая плазма и синтетические носители кислорода. Энергетически самодостаточные протезы сердца вошли уже в повсеместное употребление, но искусственные сердца подчинялись только химическому, а не невральному регулированию: они не работали быстрее под воздействием, например, эмоций. Тем, кто очень рано прошел через процедуру такой замены, были непонятны некоторые главы литературных и других культурных текстов, которые выражали состояние сознания через состояние сердца. Эти изменения были неприятны найденышу, и он переключился на то, что занимало его куда больше: то есть на астрофизику и космологию.

Теория Эйнштейна в XXVII столетии так и не была опровергнута, однако по новейшим воззрениям физиков она была лишь "половинкой" физической реальности. Пространство считалось лишь формой материи-энергии, было открыто антипространство. Скорость света служила для материальных тел точкой прохода из пространства в антипространство. Такой переход для макроскопических тел был, конечно, принципиально невозможен, так как требовал бесконечной энергии. Но для микрочастиц, благодаря туннельным эффектам, такие переходы были возможны и тем более вероятны, чем выше присветовая скорость.

Уже на этом уровне представления найденыша начинали отказывать. Антипространство не представляло собой какой-то "зеркальный мир"; в нем не было ничего "перевернутого" по отношению к нашему Космосу. Образно говоря это была жидкость. Двигаясь всё быстрее в обычном пространстве тело увеличивало свою массу, как бы погружаясь в неё всё глубже; насколько он смог понять, это был квантовый аналог гидростатического и гидродинамического выдавливания.

Теория, однако, говорила, что существуют кардинальные точки континуума: Р — анти Р, где пространство и антипространство объединяются. Но, чтобы добраться до них, была необходима энергия, выражаемая центиллионами градусов; даже ядерные температуры для этого оказались слишком холодны. Лишь гравитационные сингулярности позволили человечеству — хотя бы отчасти — вступить в этот странный мир. Тем не менее, даже в XXVII столетии ликвидация тяготения была невозможна, то есть это нельзя было сделать "даром": чтобы преодолеть гравитацию, необходимо совершить работу. Тем не менее, окончательная "теория всего", которую пытался создать ещё Эйнштейн в середине XX века, так и не была построена. Как некогда теория гравитации и квантовая микрофизика, так теперь теории люменических и темпоральных микрофеноменов не желали объединяться в единое целое. На этот вызов должны были ответить новые ответвления физики: спейсология, гравитология, транслюменическая теория мнимых надсветовых скоростей, которые в действительности невозможны, — но использование именно таких понятий и построение теорий, опирающихся на такие концепции, позволяло создавать модели Космоса нового типа. Они были столь сложны, что найденыш решил не связываться с ними. Он переключился на Галактику, то есть космические путешествия.

Главные проблемы астрогации XXII века: энергетика и жизнь на корабле — в XXVII столетии были уже давно разрешены. Технология гипотермической витрификации, так популярная в XXII веке, к сожалению не оправдала ожиданий. Был обнаружен фактор статистической флюктуации, который сводил на нет стопроцентную эффективность оживления замороженных; даже столетия спустя науке не удалось выйти за пределы 96-97 процентов оживленных. Это привело к крупному разочарованию в перспективах астрогации: из-за наличия риска не слишком многие желали подвергнуться столетней витрификации, необходимой для межзвездных полетов. Единственной альтернативой оставалось релятивистское сжатие времени, но это было возможно только при очень высоких скоростях полета, порядка 0,97-0,98 световой. Здесь во весь рост встала проблема топлива: чтобы корабль конечной массой в 400 000 тонн смог пролететь тысячу парсеков за один год бортового времени, необходимо сжечь шар размером с Луну. Её удалось решить, лишь создав гравитационные массозаборники: теперь топливо не хранилось на ракете, а черпалось из окружающего пространства. "Эвридика" представляла собой большой галактический крейсер новейшей модели: миллиард тонн массы покоя, экипаж в двести человек, остальное — автоматы. Он включал в себя астронавигационный штаб, научный штаб (командовал кораблем главный координатор обоих штабов) и секции: энергия, тяга, связь, цель, психическое и физическое состояние экипажа, жизнеобеспечивающая и фантоматическая аппаратура. Состоял он почти поровну из инженеров и ученых. Его двигатели, называемые гравитурбинами, на самом деле были сидеральными реакторами прямоточного типа; топливом для них служил водород высокого вакуума.

Однако корабль с сидеральной тягой не может стартовать с планеты сам, он слишком массивен, и его приходится разгонять до момента, когда атомы начнут поступать во входные отверстия реакторов в концентрации, достаточной для воспламенения. Только когда глубочайший космический вакуум вталкивает в их зияющие, открытые в пустоту заборники столько водорода, чтобы искусственные черные дыры, сотворенные в огневых камерах сидераторами, могли превращать в излучение больше материи, чем требуется для их поддержания, извергая потоки жесткого излучения, по мощи равные солнечным протуберанцам. Коэффициент полезного действия такого двигателя огромен, и корабль, не отягощенный собственными запасами топлива, может лететь с постоянным ускорением, соответствующим земному притяжению. После всего года ускорения достигается девяносто девять процентов скорости света; теоретически, можно было достичь скорости, при которой за минуты, пробегающие на борту корабля, на Земле проходили бы десятки лет.

"Эвридику", крупнейший звездолет Земли, строили на околотитановой орбите, так как только Титан подходил для строительства колоссального разгонного лазера. Но прежде пришлось потратить два года астроинженерных работ, чтобы вывести Титан из окрестностей Сатурна и затормозить во вращении, освободить луну от её густой атмосферы, чтобы этот световой колосс, названный "Геркулесом", мог вступить в действие. Сидеральная инженерия тогда находилась ещё в зачаточном состоянии, и всё это проделали с помощью сотен тысяч старых термоядерных боеголовок, вбитых в тяжелую луну. Потребовались колоссальные усилия, чтобы построить в новорожденном радиоактивном аду радиохимические фабрики и термоядерные силовые установки; всё это, впрочем, было проделано ещё в XXV столетии. Титан стал портом межзвездных кораблей, хотя для старта "Эвридики", крупнейшего из них, мощность "Геркулеса" пришлось увеличить.

По мере того, как разгоняющий луч рассеивался и ослабевал, корабль развертывал фотонные паруса, распуская одну за другой их заготовленные секции, пока не пришла пора сбросить их — уже за Плутоном. Только там запели его открытые в вакуум гравитурбины.

План экспедиции был чрезвычайно сложен, и найденыш решил пока что даже не трогать его. Зато он погрузился в историю астрогации, в документацию транссолярных путешествий — к 2117 году она насчитывала всего несколько полетов к альфе Центавра автоматических зондов с люменовыми двигателями, не обнаруживших у ближайшей соседки Солнца ничего, кроме двух поясов астероидов, перекрещенных и так сильно рассеянных, что не было никакой возможности узнать границ распространения губительных обломков. К моменту старта "Эвридики" ситуация изменилась коренным образом. Теоретический план познания Космоса претерпел несколько последовательных изменений. Господствующая в XXII веке тенденция ограничиться посылкой автоматических зондов была, к счастью, отброшена. Состояние экономики XXVII столетия позволяло высылать малые группы людей на очень больших самодоставочных единицах. Однако теперь всё больше преобладали призывы концентрироваться на астроинженерии вблизи звезд, в пределах шара диаметром 10 парсеков, и не без причины.

Ещё в детстве найденыш мечтал, как в каком-то ближайшем созвездии обнаружится планета братьев по разуму. В XXVII столетии теория астрогации шагнула далеко вперед. Диапазон космических путешествий необычайно расширился. Гравитационные телескопы позволили детально изучить Галактику на глубину около тысячи световых лет; пространство в объеме порядка биллиона кубических парсеков было исследовано автоматическими зондами. На некоторых тяжелых, холодных планетах, удаленных от своих тусклых солнц, была обнаружена новая форма жизни, полимерно-кремниевая. Но, хотя биологи считали её тупиковым типом эволюции, земная белковая жизнь до сих пор оставалась единственной. Планеты других звезд мало походили на Землю. Всевозможные разновидности Венеры с марсианским климатом до сих пор оставались лучшим, что удалось найти.

Все эти сведения о человеческой цивилизации воскрешенный получил за полгода, пока "Эвридика" увеличивала скорость. Но больше всего, разумеется, его занимал сам план экспедиции. Её целью была Квинта, то есть пятая планета дзеты Гарпии, где предполагалось наличие высокоразвитой цивилизации. От Земли до Квинты была тысяча световых лет. Технически, при современном развитии астрогации, такой полет не представлял собой никакой сложности: для экипажа он занял бы всего два года. Однако на Земле прошли бы две тысячи лет, и человечество не собиралось ждать так долго.

Хотя сверхсветовые скорости до сих пор оставались привилегией фантастов, физика XXVII столетия была уже в силах обмануть Природу. Решение это, однако, было парадоксально даже для физики XXII столетия: чтобы сократить тысячелетний срок путешествия, нужно сократить само время! Но не тем способом, каким сокращает его релятивистский эффект теории Эйнштейна. Нет, принцип был совершенно иным.

Из теории относительности следует, что инертная и гравитационная масса равны. Но это лишь самый простой вывод. Равна также и степень замедления времени, одинаковая и для тела, набравшего некую скорость, и для тела, покоящегося на поверхности планеты с равной ей скоростью убегания. Но, хотя скорости света невозможно достичь, так как для этого нужна бесконечная энергия, световая скорость убегания существует: это горизонт событий черных дыр. Внутри них время останавливается.

Так считала наука и XX столетия, и XXI, и даже XXII. Но наука XXVII столетия смогла узнать больше. Антипространство означало также и антивремя, время, идущее в обратном направлении. Нырнув в этот поток, можно было попасть в прошлое, даже бесконечно далекое.

Однако на пути этой прекрасной идеи встали расчеты: время в принципе обратимо, но необходимо аннигилировать звезду, чтобы макроскопически возвратить его вспять хотя бы на минуты. Теоретические работы над кавитацией звезд в рамках сидеральной физики велись, но эти проблемы ещё были не ясны. Предполагалось, что когда-нибудь можно будет использовать энергию квантовых флюктуаций подпланковского уровня, которые содержат 10^38 эргов на 1 см3 вакуума; это уже было частично освоено, но тут возникала новая трудность: замедлить, а тем более повернуть время можно лишь с помощью чудовищной гравитации. И, хотя создание искусственных черных дыр уже находилось в возможностях науки, любой материальный предмет, попавший в них, был бы мгновенно разорван приливными силами даже не на атомы, а на элементарные частицы.

Единственной возможностью оставалось использовать природные черные дыры. Но приливные силы обычных черных дыр, возникших при коллапсе массивных звезд, тоже были слишком разрушительны. Лишь если масса дыры была бы больше солнечной в сто раз, тяготение на её горизонте событий оказалось бы слабым, как земное.

К счастью, земной астрономии уже был известен один такой коллапсар, Гадес: он находился в созвездии Гарпии, на расстоянии тысячи световых лет от Земли. Ученые до сих пор спорили о его происхождении: коллапс одной звезды, даже самой массивной, не смог бы породить такое чудовище, а слияние нескольких обычных черных дыр было статистически невероятно. Расчеты показывали, что объем, в котором можно встретить такой феномен, во много раз превышал объем всей наблюдаемой Вселенной.

Само по себе это открытие не имело бы, однако, никакого практического значения: расстояние было слишком велико. Однако, всего в четырех световых годах от коллапсара была обнаружена планета с разумной жизнью.

Так родился проект экспедиции. В принципе, ничто не мешало послать "Эвридику" прямо к Квинте, но такой полет занял бы две тысячи лет; никто на Земле не собирался ждать так долго. Здесь, однако, возникла новая, и, казалось бы, уже непреодолимая трудность: нет ничего проще, чем нырнуть в черную дыру, однако никакая сила во Вселенной не позволит из неё вырваться. Ведь для этого пришлось бы превысить скорость света, а это невозможно.

Однако, наука XXVII столетия нашла ответ и на этот вопрос. Ещё в XX веке было известно, что горизонт событий, поверхность черной дыры, вовсе не является чем-то неизменным: в первые несколько секунд схлопнувшаяся звезда резонирует и горизонт событий меняет форму, превращаясь то в диск, то в удлиненное веретено. Таким образом, хотя ничто не может вырваться из черной дыры, в ней всё же можно побывать: черный прилив мог поглотить корабль, а потом отступить, освободив его. Так как скорость убегания внутри горизонта событий превышает световую, вся физика внутри него кардинально меняется: время приобретает вид пространства, а пространство приобретает вид времени. Но если в пространстве внутри черной дыры можно двигаться лишь в одном направлении: в направлении центральной сингулярности, то ход времени в ней куда более причудлив. Он не останавливается, но полностью меняет направление: корабль, достигший сингулярности, был бы отброшен в бесконечно далекое прошлое.

Конечно, вплоть до XXVII столетия всё это оставалось лишь теоретической возможностью. Чтобы проверить эту теорию, пришлось бы не только найти подходящий по массе коллапсар, но и попасть к нему в миг его образования, что было, конечно, неосуществимо. Однако, сидеральная инженерия XXVII века уже позволяла создавать гравитационные поля столь мощные, что они вновь могли привести горизонт событий Гадеса в состоянии резонанса. Воспользовавшись этой топологической пертурбацией, "Эвридика" могла бы нырнуть в ретрохрон, поток обратного времени — и, что куда более важно, выйти из него.

Однако, она не могла полететь к Квинте, от неё к Гадесу и назад на Землю: возврат по ретрохрону был возможен только с линейного пути. Здесь план экспедиции становился уже слишком сложным для человека XXII столетия. Найденыш смог понять лишь, что, достигнув Гадеса обычным путем, то есть путем полета в эйнштейновом пространстве, "Эвридика" должна была провести точнейшие наблюдения Квинты, чтобы выбрать подходящее время для посещения. Ведь целью экспедиции был не просто контакт с инопланетным разумом, но контакт с разумом, находящимся у верхнего обреза "окна контакта".

12345

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓