Звездайя

"Мальчиш!", донёсся её совсем тихий шёпот. "А?", Мальчиш уже смело провела ребром язычка по горяченьким крошечным губкам внутри письки. "Я тоже... хочу... чтобы у меня был самый лучший на свете друг!". "Хорошо", поняла и согласилась Мальчиш, "тогда ты тоже меня лизни в письку, а я никому-никому не скажу!". Натка долго возилась позади Мальчиша, трогая её за губки пальчиками и не решаясь приблизить лицо. Наконец, Мальчиш почувствовала что-то маленькое, немного щекотное и очень горячее у себя на письке. Она замерла со своим язычком на письке Натки и невольно прижалась лицом к ней. Губы Мальчиша коснулись губок Наткиной щелки, превращая первое полизывание в первый любовный поцелуй...

Натки хватило с первой попытки всего на несколько раз-лизаний, но и этого для обоих было более чем достаточно. Довольные и возбуждённые до дрожи в животиках они пообнимались ещё немножко, и Мальчиш отправилась в свою кроватку. "Мальчиш, а завтра тоже вместе постелимся, да?", Натка обернулась к уже засыпающей в розовых пушинках Мальчишу. "Ага...", Мальчиш блаженно зажмурилась и, не открывая глаз, улыбнулась в ответ.

А ночью захотелось пописять. Убаюкивающий дежурный свет уже почти вовсе отсутствовал, и Мальчиш, нашаривая тапочки в темноте у кровать-раскладушки, напрочь позабыла о так и валявшихся под подушкою трусиках. Нянечка Анечка спала на самой крайней кровати, чуть приоткрыв свои пухлые губки, а веснушки на её лице светились, казалось, даже в ночной полутьме.

— Я писять хочу! — Мальчиш мягко потолкала нянечку Анечку в сисю.

— Маленькое... голое... привидение... — нянечка смотрела не желающими просыпаться глазами на Мальчиша и улыбалась спросонья. — Ну, пойдём... Тапочки обула?

В туалетной комнате свет ярко горел всю ночь. Нянечка Анечка задрала ночнушку и удобно устроилась на выдвинувшемся сиденье даэль-фарфорового стульчака. Мальчиш забыла за чем пришла и стояла перед нянечкой, во все глаза с интересом наблюдая за её широко раздвинутыми ногами. Тугая жёлто-золотистая струйка сильно ударила в стенки прибора из влажных розовых недр.

— Ох ты, какая она у тебя!.. Большая... и рыжая... вся смешная, как ты! — Мальчиш восхищённо созерцала писяющее разверстое естество нянечки.

— Мальчиш! — спохватилась полусонная нянечка Анечка, обнаружив прямо перед собой этот живой интерес. — Ты писять собиралась или рассматривать?

— Писять! — уверенно вспомнила Мальчиш. — Но я перехотела, нянечка Анечка! У тебя... такая писька красивая!..

Незамысловатая лесть тронула нежное сердце юной нянечки, и она ещё чуть шире раздвинула ножки, взглянув под себя: "Да?". Теперь они вместе смотрели, как последние капельки срываются проворными струйками с ало-розовых губ.

— Всё, бесстыжая девочка, кыш! — нянечка Анечка схлопнула вместе ножки и потянулась за влажной салфеткой, вжимая на стене кнопочки настройки биде.

— Ну, нянечка-Анечка, ну пожалуйста... — Мальчиш учащённо задышала, почувствовав, что всё самое хорошее в её жизни как-то слишком быстро закончилось. — Я не девочка! Я мальчик! Просто у меня писька девчачья... А Лика мне по секрету от всех сказала, что когда я вырасту, у меня будет писька какая я захочу! Ну, пожалуйста!!! А косички это я для бабы Маши вырастила, я ей так нравлюсь совсем! Ну, нянечка-Анечка... Ну, пожалуйста-препожалуйста!!!

— Да что, моя маленькая? Что — "пожалуйста"? — нянечка Анечка смеялась, сполоснувшись в биде и промакивая влагалище салфеткой.

— Пожалуйста, дай мне потрогать за писю!.. — определилась в желаниях Мальчиш.

"Ой, а писять ты когда уже будешь?", нянечка Анечка немного раздвинула ножки, и ладошка Мальчиша тут же скользнула ей под животик. "Потом...", Мальчишу на самом деле совершенно расхотелось писять, когда в пальчиках её оказались большие мягкие лепестки нянечкиного влагалища. Трогать их оказалось настолько приятно, что у Мальчиша даже кожа на плечиках покрылась "гуськой" от волнения.

— Анечка, а у тебя на пизде тоже есть конопушки, как везде? — нечаянно обронила Мальчиш лишь недавно выведанное ею в электронном справочнике забытых лексикологий название письки. — Дай посмотреть!

Нянечка Анечка откинулась в креслице стульчака и пошире раздвинула ножки.

— Ух ты! Точно... — Мальчиш с восторгом перебирала лёгкий пушок вьющихся рыжих волосиков. — А это что ещё за писюн у тебя торчит?

Мальчиш даже засмеялась, увидев, как весело блестит вылезшая вдруг алая головка клитора.

— Мальчиш, не хихикай! — нянечка Анечка обиженно сложила надутые губки. — Это клубничка такая. Она у всех девочек есть и называется "клитор"!

— Ты из него писяла, да? — Мальчиш положила на вздувшийся клитор руку и почувствовала, что ладошка будто в самом деле сжимает большую горячую клубничку.

"Нет, ты глупенькая!..", нянечка совсем уже до предела раздвинула коленки и говорила словно из тумана, "Писяла я писькой... Ой...". Мальчиш удивлённо с интересом смотрела нянечке Анечке на лицо, не отпуская заполнивший всю ладошку влажный бугорок: "Ты что, нянечка-Анечка? Тебе хорошо, да?". "Д..да...", нянечка Анечка закинула одну руку за голову, а другой прикрыла глаза. Мальчиш сжимала и чуть разжимала ладошку с готовой, казалось, вот-вот брызнуть в руке жаркой клубничкой. И она всё-таки брызнула... Правда, не сама клубничка, а чуть пониже. Нянечка Анечка приоткрыла свой пухленький алый ротик, несколько раз тревожно вздохнула, выгнулась в спинке и чуть приподняла попку. А из-под ладошки Мальчиша звонко прыснули две прозрачно-белые струйки в биде. "Спасибо, моя хорошая!", нянечка Анечка ласково улыбалась и гладила ничего не понявшую Мальчиша по голове.

— За что? Ты что снова уписялась, да? — в голосе Мальчиша звучало полное недоумение: ведь это она, вообще-то, собиралась писять, а не нянечка!

— Глупышка... я кончила... Ну это, когда очень-очень хорошо... Вырастешь — узнаешь... — нянечка Анечка медленно возвращалась в себя.

— И всё-таки он у тебя очень большой, этот клитор-клубничка! — Мальчиш держала себя за половые губки, пытаясь найти подобие Анечкиной "клубнички" у себя. — У меня, вон, нет ничегошеньки! И у Натки тоже, только это страшный секрет, не проболтайся никому, что я у неё видела! Почему у тебя такая большая клубничка?

— Ой, не знаю!.. Выросла потому что, наверное! — нянечка Анечка слегка видимо смутилась уже от расспросов Мальчиша. — У Лики ещё немножко больше! Попросишь, пусть она тебе покажет и расскажет почему, что и как!

Нянечка Анечка тихонько хихикнула, усаживая, наконец, Мальчиша на стульчак вместо себя пописять. Мальчиш замерла, прижавшись к мягкой груди под нянечкиной рубашкой, и слушала, как журчит струйка под животиком и как бьётся сердце в Анечкиной грудке...

Утром, проснувшись, Мальчиш долго разглядывала извлечённые из-под подушки трусики, соображая — одеть их или обойтись шортиками.

— Мальчиш, лапочка, завтракать! — услышала она нотки смеха голоса нянечки Анечки и только тут обратила внимание на то, что кровать её давно осталась в неприкаянном одиночестве, а на неё вовсю уставились улыбающиеся мордочки всей группы уже приступающей к утреннему питанию.

"Ой, ё! Блин, опять проспала!", Мальчиш быстро запрыгнула в трусики, натянула одежду, сладко потянулась в большое окно навстречу лучам солнца просыпающегося города, и под жужжание складывающейся в бутон тумбочки кровати направилась к столикам, стараясь непринуждённостью походки заставить забыть нянечку Анечку об умывальниках, пастах, щётках и прочей утренней ерунде.

А на дневных занятиях Лика показывала, как нарисовать зайца. Единственный нормальный заяц получился у самой Лики. Он висел, улыбаясь с электронного граффити доски, и всем даже казалось, что он умеет шевелить ушками. Зайцы на столах малышей ушками не шевелили, у них даже не у всех были ушки. Под озабоченное пыхтение всей группы пока получалась более-менее лишь заячья улыбка, к которой пририсовывалось что только можно и не можно. "Лика, извините, пожалуйста...", поднял свободную руку маленький скромный Тёмка, усердно выводя пушистый заячий хвост размером со всего зайца, "Я совсем не умею зайчика! Можно я письку вашу нарисую?". "Можно", Лика посмотрела на Тёмкино произведение искусства и улыбнулась.

— Лика-Лика, а я...! — Мальчиш спешно пыталась что-то произнести и тянула ладошку вверх.

— Что? — мягкой походкой Лика приближалась к предпоследнему столику Мальчиша, стоявшему почти возле огромных окон.

Зайчик у Мальчиша получался отчасти складный, почти пропорциональный, вдобавок она пририсовала ему в лапу морковку, и Лика с лёгким недоумением смотрела в граффити-центр Мальчиша:

— Что, хорошая моя?

— Лика... — Мальчиш перешла на шёпот, и Лика наклонилась к ней, чтобы слышать, — покажи мне, пожалуйста... свой... клитор...

Воспитательница чуть присела, скользнув трусиками по стройным смуглым ножкам, положила трусики в карман халатика и села на край столика Мальчиша и оказавшегося опять по соседству Грейки. Раздвинув ножки, она двумя тонкими пальчиками с длинными сиреневыми ноготками оттянула кожицу на маленькой торчащей над писькой палочкой. Аккуратная блестящая фиолетовыми отбликами головка уставилась на Мальчиша, замершую от радости, и Грейка тоже отвлёкся от своего ёжикоподобного зайчика.

Нежно-кремовые губки на писе Лики были сложены в опрятные гладкие складочки, чуть обрамлённые чёрным пушком волосиков. Скрытая в них щелочка немножко блестела и была похожа на первую трещинку в начинающем распускаться бутончике розы. А там, где у нянечки Анечки была алая "клубничка", у Лики высовывалась палочка очень похожая на торчащую письку Грейки, только более тёмная кожицей по краям.

Мальчиш взяла всей ладошкой за эту палочку и попыталась сжать, заглядывая в глаза воспитательнице, как она вчера ночью делала Анечке. "Нет, не так, моё солнышко! Вот так!", Лика отвела кулачок Мальчиша и двумя пальчиками скользнула по стволику клитора, "Быстро-быстро... если сумеешь...". Мальчиш постаралась суметь. Сложив пальчики, как показала Лика, она быстро задёргала ими по всё более скользкому стволику. Лика упёрлась ладонями в коленки и прикусила губку, прикрыв глаза. Нравилось ей это не меньше, чем вчера Анечке, и Мальчиш утопала всем кулачком в податливой щелке, дёргая пальчиками по отвердевшей палочке клитора. Иногда пальчики срывались и соскальзывали по головке. Лика чуть вздрагивала в коленках, но так и не открывала глаз. Мальчиш увидела, как слегка задрожал низ животика воспитательницы. "Ой-ф-х, моя прелесть... спасибо!..", Лика, всё так же опираясь ладошками в голые коленки, сильно прогнулась в спинке и тихо вздохнула. Мальчиш, открыв рот, во все глаза смотрела на напрягающуюся подрагивающую писю воспитательницы. Она перестала дёргать кулачком и сильно сжала твёрдый стволик клитора в пальчиках. Из приоткрывшихся губок влагалища вырвалась прозрачно сверкнувшая сильная струйка и ударилась прямо в отворот платьица Мальчиша...

— Маленькие мои, играем в школу! Грейка, будешь учителем! — Лика улыбалась группе, натягивая трусики. — Проверишь нарисованных зайчиков и поставишь отметки на школьной доске. Мальчиш, мы с тобой в душ!

Лика утащила Мальчиша за ладошку в туалетную комнату, и заважничавший Грейка пошёл вдоль столиков с проверкой смеющихся зайцев.

А вечером Лика устроила экскурсию в загорающийся ночными огнями городской скверик. И, рассадив остатки группы по банкеткам на полянке под белыми фонарями, играла с ними в испорченный телефон. А потом интересно рассказывала про школу, в которую превратиться их детский садик, когда им станет семь лет, и про маленький уютный домик, который появиться тогда у каждого и будет называться по-взрослому смешно "жилотсек". Мальчиш слушала свою любимую Лику, склонив голову ей на коленки, видела уже красивую школу, поливала цветы и кормила ящериц в своём жилотсеке, и потихоньку забывалась в убаюкивающем её сне...

Глава вторая. "Ганни и Гелла".

Первым делом в созданных для неё интерьер-рельефах полученного в подарок жилого отсека Мальчиш завела живой уголок.

Пушистые кролики и дрессированные собачки, цветные рыбки и без умолку трещащие попугаи, морские хрюшки и сухопутные рептилии забегали, заплывали и залетали к ней в специально отведённые телепорт-блоки, наполняя дом-квартиру несмолкающим лаем, стрекотом, а также, как казалось, порывами залетавшего с ними тропического ветра и свистом цирковых галёрок.

С каждым годом обучения в школе Мальчиш узнавала о существовании всё новых животных, и в квартире появлялись всё более диковинные представители планетной и инопланетной флоры и фауны. Живой уголок преображался с каждым новым жителем-гостем и неизменным оставался утихавший лишь поздними ночами тропический гам.

И, бесспорно, самым экзотическим приобретением Мальчиша стали эти два млекопитающих, подобранных ею ютящимися на какой-то из придорожных скамеек в объятиях издевающейся над ними любви.

...У неё были светлые волосы, ниспадающие до плеч, большая попа и обезумевшие глаза. У него был тёмный ёжик на голове, очки на носу и напряжённый хуй. На голых предплечьях обоих красовалось разбитое на двоих серебряное тату-знак душевного дисбаланса третьей степени.

Мальчиш присела на бульварную лавочку, завязывая шнурки на своих новых искрящихся ботиках, и, когда подняла глаза, засунула пальчик в рот и чуть прикусила его: этот хуй то входил, исчезая, то появлялся опять из-под большой белой попы, сидящей на коленках. Они пока целовались, не замечая ничего вокруг, а Мальчиш уже немножко нервно покусывала губками себя за палец, наблюдая за неспешным размеренным процессом на расстоянии вытянутой руки, и думала, что именно это она и искала последние годы и дни...

— Извините, а как вас зовут? — изо всех сил вежливая, Мальчиш спрыгнула с лавочки, подошла и осторожно потянула за ныряющий во влагалище хуй; процесс замер, вжав её кулачок во что-то мягкое и горячее.

— А-ах? — донеслось сверху нежное захлёбывающееся контральто, и мягко-горячее стало, вдобавок, ещё и мокрым.

— Привет, малыш! — на Мальчиша смотрели блестящие стёкла очков, нестерпимо слепя солнечными зайчиками.

Мальчиш не собиралась здороваться, она стояла и ждала ответ на поставленный ею вопрос. Очки исчезли, потом возникли опять, сменив солнечных зайчиков на искры просыпающегося интереса.

— Ганни... Её зовут Ганни! — очки рассмеялись над серьёзно настроенным Мальчишом. — А меня — Гелла!

— Её я буду любить больше тебя! — отомстила Мальчиш за никчёмный тут смех, и в очках показались захлопавшие немного растерянно, но кажется всё-таки хитро, ресницы.

"Надо их заманить как-нибудь к себе и не выпускать без присмотра...", думала Мальчиш, глядя уже на две обращённые к ней тепло смеющиеся мордочки, "Может их покормить чем-нибудь?". Но заманить, прикормить и приручить их оказалось делом крайне несложным: они доверчиво шли на малейшее поветрие любви к ним, и Мальчиш потом даже не знала порой, как от них и отделаться!