Звездайя

Звездайя

Оглавление

Пролог. "Генезис".

Эпилог. "Семья".

Loading:

Количество тепла зашкаливало за все необходимые для старта параметры. Грело оранжево-розовое зимнее солнце и ночи напролёт освещала подёрнутые снегом просторы серебристо-сиреневым светом луна. Ведомый НачХозом Проект возвращался с наигравшейся вволю Земли.

— Звёзды над Городом становятся ярче... — Стеллс зябко куталась в объятия ХуРу. — Мне хорошо...

— Просто скоро рассвет, — с педантичностью часового механизма согласился, а скорей констатировал, Адер.

— Там много чего... — Эйльли покачивала на коленке Динулю, играя с ней в "коняшку". — Сразу и не разобрать — разноцветные стёклышки...

Букк взглянул на её голую подпрыгивающую коленку и улыбнулся, что с ним не часто: "Не так уж много. Мальчиш-Кибальчиш, город и, кажется, аметист. Пройдём!".

— Пройдём, в любом случае! — уверенно поддержал Транс и мигнул играющим в "куру-буру" на приседания Иггеру и Директору. — Там половина связей — родственные!

Ани спал. Орф играл в поддавки сам с собой.

Откладывать сталкинг больше было невмочь...

Пролог. "Генезис".

Ослепительный неон заливал родильную комнату, дежурные софиты не справлялись с надвигающейся радостью, а женщина, широко распахнувшая ноги в обтекающем белом плюше гинекологического кресла, продолжала стонать.

Молодой акушер-практикант уже пятнадцать минут безрезультатно возился с электронными эроген-стимуляторами. По бело-серебристой коже предплечий женщины, заломившей за голову руки, струился греюще-ласковый свет лампы Скрижевского (лампы нежности). Во впадинах ключиц и подмышек он концентрировался в направленные пучки, вызывая ощущение истягивающей эйфории во всём теле, а до бёдер простирался лишь слабыми волнами охватывающей щекотной прохлады. Грудь и лицо женщины постоянно подвергались ультразвуковому тепломассажу, вызывая лёгкий румянец смущения на щёчках и ушках изредка улыбающегося утомлённо лица и заставляя изо всех сил тянуться вверх розово-алые маленькие сосочки груди. Ноги женщины чуть заметно дрожали в непрерывном усилии над низкоамплитудным тренажёром, совершая небольшие сжимания и разжимания в коленках. Округлый мячик животика в центральном энергопотоке согревающего неона напрягался и осторожно тужился. Новый человек был разбужен, накормлен, подготовлен и приглашён. Но выходить вовсе не торопился...

Акушер успокаивающе целовал лежащую женщину в пупок и сам заметно нервничал. Наконец, он не выдержал и снял с пульсирующей кнопочки клитора влажную присоску-датчик ультразвукового стимулятора. Электронного дразнителя заменил язык самого акушера, и женщина задышала более учащённо. Видя, что эффект оказывается, акушер убрал и эроген-расширители, заменив их собственными пальцами. Интенсивно разглаживая тёплые нежные губки и окручиваясь кончиком языка вокруг клитора, молодой акушер принялся за проведение усиленной эроген-терапии. Женщина протяжно застонала на его языке и пальцах, животик дрогнул и замер, будто заинтересовавшись её реакциями, а акушер нажал правой ступнёй педаль аварийного вызова...

"Сами не справимся... Экстра-чайлд... бригаду сан-секс или мужа...", бормотал он в сторону материализовавшейся с чуть испуганным лицом медсестры Ильлечки, спешно восстанавливая дежурный электронный баланс на половых органах женщины замирающей в покачивающей её неге.

— Сан-секс в ауте все! С Новым Годом, если не помнит кто! — из-за плеча Ильлечки возникла рослая фигура другого акушера снимавшего белые стериновые перчатки. — Соберём, конечно, по островам, но ребятам бы отдохнуть хоть один день из трёхсот шестидесяти пяти... Ильлечка, дуй за мужем!

— Есть! — Ильлечка уже растворялась в воздухе, и рука медбрата нацелившаяся было хлопнуть её по попке, беспрепятственно скользнула в воздухе.

Через несколько минут спешно телепортировавшийся муж женщины шёл быстрым размеренным шагом по коридору родильного отделения, в сопровождении еле поспевающей за ним Ильлечки. Это был насквозь прожжённый космический волк. Второй пилот дежурного бота "Канаверал" нёс на себе, казалось, все следы случавшихся с его судном космоперверсий. Плотно стягивающий торс костюм офицера флота был унизан золотыми спайками швов стабилизации, а нижняя его часть вообще была превращена из форменных брюк в самые короткие шорты. Причём превращена была, видимо, посредством самого варварского отрывания: клочья серебряных нитей струились по крепким, загорелым, черноволосым ногам пилота. Один из лацканов кителя был надорван тремя сиреневыми полосками за отличие.

"Лапонька, что? Ты звала?", были первые слова мужчины обращённые к лежавшей в родильном покое женщине. Та широко распахнула глаза при виде его, затем столь же широко распахнула рот и попыталась раскрыть ещё шире и так растянутые до предела ноги. Слова она вымолвить так и не смогла. Соски её запунцовели так, что алым цветом озарилась вся околососковая область на покатых холмиках грудей. Молодой акушер уже перед лицом мужчины торопливо смахивал электронику с внешних и внутренних преддверий влагалища. Женщина застонала почти до плача, когда губы пилота легли на её воспламеняющуюся ему навстречу алую распростёртую розу. Через несколько мгновений из глаз женщины брызнули целыми потоками бурные слёзы, а сама она громко, искромётно и весело рассмеялась. Неудержимый смех неистового оргазма охватил всё её тело и затряс его в диких безумных конвульсиях. Волны страсти катились по всему телу смеющейся до постанывания женщины, а муж её осторожно и сильно раздвигал большие половые губы влагалища в стороны, всё сильней и сильней, натягивая их на ощетинившуюся тёмным пушком макушку выходящего в свет ребёнка...

Это чудо тыкалось под грудь мамы-женщины с озабоченным видом и понимать ничего не хотело. Женщина уже лежала навзничь на боку в кресле белого плюша, обращённого из кресла в кушетку, и мягко касалась губами тёмного пушка волосиков над лобиком нового существа. Датчики окутывали крохотное тельце со всех сторон, и родильный компьютер тихонько жужжал, ворочая дисками и выдавая уже результаты первичного анализ-обследования. "Основные физико-параметрические комплексы — в норме... Более подробно по адресу слежения — ...", в воздухе над дисплеем поплыли мерцающие строки отчёта, "Пол — М... Раса — homo sapiens...Имя, согласно внутреннему запросу на самоопределение — Мальчиш-Кибальчиш...". Мужчина-пилот несколько недоумённо смотрел на кувыркающееся под белой грудкой его улыбающейся жены маленькое приключение.

— Доктор, это баг вашего компьютера или ошибка моего визатора? — мужчина обернулся к улыбающемуся акушеру. — Какой же это "Пол-эМ", когда у этого пола основное устройство, как у моей нежно любимой!

— Нет, — молодой акушер улыбнулся ещё шире, — наши компьютеры замкнуты в сеть тройного контроля, и вероятность багов на них практически нулевая. Да и визаторы космофлота редко шалят. А ваш экстра-чайлд ещё в животике у мамы обещал выкинуть что-нибудь подобное! Случай, конечно, неординарный. Но вовсе не уникальный. Ребёнок считает, что у него пол именно "М", то есть мужской, а не какой-то иной, и переубедить его в этом будет, поверьте мне и нашим психоаналитикам, совсем непросто! Каким бы не было его, как вы сказали, основное устройство...

Пилот смотрел на свою дочу, с порога рождения обрадовавшую его известием о том, что она считает себя мальчиком, и думал, как же теперь и в каких формах им, маме с папой, любить своё неожиданно-отчаянное сокровище...

Глава первая. "Детский сад".

Детский сад Мальчиша располагался на тридцать седьмом этаже учебно-образовательного центра и по вечерам сквозь его большие, почти до самого пола, окна были хорошо видны огни ночного пейзажа раскинувшегося до самого горизонта города.

— Звездайя — наша страна. Она представляет собой один очень большой город — мегаполис. До самых далёких горных цепей простираются большие и красивые дома нашего города, расположенного прямо под звёздным небом! — больше всего на свете Мальчиш любила тогда воспитательницу Лику, нянечку Анечку и ночную сторожа бабу Машу; воспитательница Лика, выстроив мордочки оставшихся на ночь воспитанников в большое окно, описывала им красоту родной страны-города. — Смотрите, какими красивыми бывают дома поздними зимними вечерами. На окошках лежат полоски кажущегося тёплым на вид снега, и из каждого окошка на него льётся свой особенный свет...

Мальчиш любила слушать Лику в любое время дня и ночи. И когда она на утренней гимнастике объясняла, как нужно правильно оттопыривать попу и крутить обруч; И когда на занятиях она показывала, как нарисовать собаку под деревом, а не на дереве; И когда они всей группой телепортировались в парк для сбора листьев или рассматривания белок, и Лика водила их по дорожкам, рассказывая уже совершенно чудесные истории.

И ещё Мальчиш любила оставаться в садике на ночь...

Нянечка Анечка разложила малышню по развернувшимся розовыми складками бутонам ночных кроваток и перевела вечернее освещение в режим спокойного дежурного света. Этой ночью рядом с тихо жужжащей кроватью Мальчиша оказались такие же кроватки Грея и Натки. "Грей, ты что — спишь уже?", Мальчиш просунула руку в розовый пух по соседству и наткнулась на острое пацанячье плечо, "Давай письки показывать!". "Ага!", с готовностью согласился Грей, которому такое счастье перепадало не каждый день, "Только ты первая!". "Ладно... трусишка!", Мальчиш считала не достойным поведение Грея и в другой раз бы просто отвернулась к нему попой и заснула, но сегодня что-то сильно тревожило и хотелось совершенно непонятно чего, "Смотри!".

Мальчиш разворошила розовый пух одеяла и стянула свои детские трусики. Смотреть было ещё почти не на что, и Грей долго и напряжённо вглядывался в пухлые очертания маленькой стрелочки, указывавшей куда-то на голые коленки Мальчиша.

"Давай уже ты! Твоя очередь!", Мальчиш щёлкнула резинкой трусиков по животу. Грей засопел, выбираясь из-под одеяла и справляясь с трусами и, наконец, высвободил свою письку пред ясные от волнения очи Мальчиша. Маленький вставший писюн надуто закачался под животом Грея, и Мальчиш во все глаза пыталась его рассматривать. Грей, правда, скоро вернул резинку трусов на место. "Хочешь ещё у меня посмотреть?", Мальчиш выбралась из одеяла совсем и села на кроватке. "Угу...", Грей напряжённо сопел. Мальчиш стянула трусики и положила их под подушку, а сама сильно раздвинула коленки. Грей приполз и, не вылазя из одеяла, стал внимательно рассматривать розовую письку Мальчиша. То ли ему плохо было видно, то ли неудобно сидеть, но он всё время пододвигался и пододвигался ближе к Мальчишу. Так долго Мальчиш ещё никому свою письку не показывала, но она терпеливо сидела, не обращая внимания на ломоту в затекающих бёдрах.

"Мальчиш, а можно потрогать?", Грей смешно спросил почти в письку губами, как будто шептался не с Мальчишом, а с её розовой щелкой. "Ага...", Мальчиш и сама была не прочь потрогать себя за письку, она осторожно ткнула указательным пальцем в верх своей щелочки. Грей так же осторожно потрогал Мальчиша за губку, и они несколько минут по очереди трогали немножко мокрую и тёплую письку. Лицо Грея было уже так близко от неё, что Мальчиш не удержалась и шепнула, улыбаясь: "Лизни!". Грей испуганно поднял глаза: "Ты что! Я боюсь!". "Ну, ладно, иди тогда спать, трусишка!",

Мальчиш схлопнула ножки и стала укладывать Грея спать: теперь она чувствовала себя скорей его заботливой мамой, чем расшалившейся не в меру приятельницей по игре. Подсунув отвернувшемуся Грею под спину одеялко, Мальчиш сама отвернулась в другую сторону и потащила одеялко с Натки: "Натка, ты спишь?".

"Не-а", Натка повернулась к Мальчишу, улыбаясь смуглой чернобровой мордашкой — они дружили с ней уже целый год. "Давай письки показывать?", в глазах Мальчиша искрился играющий огонёк. "Чего их показывать?", не поняла Натка, "У нас же с тобой одинаковые!". "Ну и что!", Мальчиш села на кровати и заглянула к себе между ног, "Мне плохо видно у меня! И тебе тоже! Вот попробуй...". Натка тоже села в постели и посмотрела себе в трусики. "А попу мне у себя вообще не видно...", Мальчиш старательно наклонялась вперёд, демонстрируя всё неудобство рассматривания у себя самого интересного. "Ну, ладно...", Натка потянула трусики с ног, "Давай...".

"Я к тебе, Натка...", Мальчиш забралась на кроватку подружки и оказалась на ней "валетом-наоборот" — вверх ногами. "Чур, я сверху лежу!". "Нет я!". С полминуты они весело побарахтались, пока Мальчиш не схитрила: "Нянечка-Анечка!". Обе мгновенно притихли, но никого, конечно, не было, зато Мальчиш, раздвинув Натке коленки, вовсю уже любовалась на небольшую смуглую щелочку с крошечными ало-розовыми губками посредине. Натке пришлось любоваться на снежно-белую щелку Мальчиша снизу, но зато ей лучше было видно розовое колечко попы, за которое она Мальчиша и потрогала пальчиком. "Не щекотись, а то я расхихикаюсь!", зашептала Мальчиш, утыкаясь губами в Наткину коленку. Мальчиш со всех сторон рассматривала алеющую щелку Натки и изо всех сил убеждала себя выполнить данное себе честное слово.

На днях маленькая Гайечка рассказала ей, что один раз лизала писю у мамы и ей очень понравилось; и Мальчиш пообещала себе, что при первом же удобном случае потрогает какую-нибудь девочку за щелку язычком.

Но уже спящий теперь Грейка был прав — всё-таки было немного страшно. Натка тихонько хихикала позади Мальчиша, рассматривая её нежные складочки и теребя двумя пальчиками за мягкие губки. Мальчиш немного зажмурилась и приложила кончик сильно выставленного вперёд языка к алой щелке...

Хихиканье позади смолкло, по кончику языка пробежал будто лёгкий кисловатый разряд электротока, и Мальчиш отлепила язычок, спешно пряча его за губами. "Ой, Мальчиш, почеши мне ещё один разик так пальчиком!", прошептала Натка, полувысунув голову из-за ножек стоящей на четвереньках Мальчиша. "Дура, Натка!", Мальчиш обернулась с почти правдишней укоризной в голосе, "Я же не пальчиком!". "А чем?". "Языком...". Позади повисло глухое молчание.

"Ой, дура, Мальчиш!", очнулась, наконец, Натка и зашептала возбуждённым шёпотом, "Я же завтра расскажу всем, что ты в письку меня лизнула!". Мальчиш ненадолго задумалась и обернулась к Натке под животом. "Нет, Натка, это будет совсем не по-дружески!", точно сказала Мальчиш, "Давай лучше ты не скажешь никому, и у меня будет самый лучший на свете друг!". "Ну... хорошо...", неуверенно произнесла Натка, "А ты мне тогда ещё раз потрогаешь так?". "Ага...", Мальчиш повернулась к Наткиной письке и высунула язык. В полной тишине, нарушаемой лишь мирным жужжанием детских кроваток, Мальчиш несколько раз коснулась сложенным в лопатку кончиком язычка почему-то дрожащей письки Натки. Натка тихо довольно сопела, позабыв даже рассматривать Мальчиша.