Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Второй и третий залпы также были безрезультатными. Над мостиком "Висконсина" повисло гробовое молчание. Хэлси сжал бинокль так, что побелели костяшки пальцев, а безмолвная линия японских кораблей полыхнула огнём: самураи дали ответный залп.
— Я не понимаю... — пробормотал кэптен Дарелл, командир "Висконсина". — Наши снаряды не взрываются, а джапсы стреляют как ни в чём не бывало! Этого не может быть!
...Адмирал Курита улыбался, вглядываясь в мерцающую дымку, окутывавшую его корабли: включение поля сопровождалась визуальными эффектами, и при некотором опыте их можно было заметить. Богиня Аматерасу не оставила своей милостью детей своих — это её волей на священной земле Ямато родился Тамеичи Миязака: человек, давший Японии оружие возмездия. "Два последних года гайкокудзины давили нас числом, убивая так, как охотник убивает дичь. Так пусть же теперь они почувствуют на себе, — злорадно подумал адмирал, — что значит столкнуться с силой, которой ты не можешь противостоять!".
Линкоры Объединённого флота стреляли, и стреляли быстро и метко — отличная видимость позволяла успешно корректировать огонь без всяких радаров. А то, что они могли стрелять, объяснялось не просто, а очень просто: по команде с "Мусаси" поле отключалось, линкоры давали залп, и поле тут же включалось снова. У американцев было всего две-три секунды времени, чтобы поразить врага, на миг приподнявшего щит, и сделать это было практически невозможно. Самого Тамеичи Миязака не было на мостике флагманского корабля — вскоре после его ошеломляющего триумфа император лично запретил учёному-самураю участвовать в боях, — но хорошо обученные им операторы корабельных эмиттеров действовали безошибочно. А три месяца кажущегося бездействия флот империи использовал не только для установки новых "миязак", но и для отработки методики ведения залпового огня всей эскадрой, усовершенствовав наследие адмирала Хейхациро Того, принёсшее ему победу при Цусиме.
Поле включено...
...Адмирал Хэлси спинным мозгом ощутил, как вокруг него зреет паника, готовая разрядиться в истошных воплях и бестолковой суете. И неудивительно: бой слепого со зрячим превратился в бой хорошо вооруженного умелого воина с безоружным противником. Это и боем-то назвать было нельзя, и продолжение подобного "боя" грозило американскому флоту полным уничтожением: японцы утопят всех (если, конечно, у них хватит снарядов и торпед, которые, в отличие от американских, взрываются безотказно). Можно попытаться сблизиться, но кто знает, что произойдёт с кораблями, когда они войдут в "дьявольскую зону"? А если на них погаснет свет, или снаряды в погребах начнут взрываться сами по себе, без видимой причины? Как там сказал кто-то из "яйцеголовых"? (Буффало Билл запомнил эту фразу) "В уравнении можно поменять минус на плюс, и тогда вместо подавления любых реакций мы получим их спонтанную инициацию" (красиво звучит, но когда поймёшь, что за этим кроется...).
И командующий Тихоокеанским флотом Соединённых Штатов Америки приказал отходить, испытывая при этом острое желание утопить в океане всех учёных дармоедов, а заодно и политиков, сидящих в далёком безопасном Вашингтоне и приказавших ему вести флот в безнадёжный бой. О том, что он сам рвался в этот бой, Хэлси почему-то не вспоминал — в его голове неотвязно крутилась только одна леденящая мысль: "А ведь джапы нас просто так не отпустят — у меня нет нужного превосходства в скорости эскадренного хода...".
Буффало Билл не ошибся. Курита преследовал отступающий американский флот до темноты, выхватывая всё новые и новые жертвы, и прекратил погоню только тогда, когда на его кораблях подошёл к концу боезапас. Погибли линкоры "Алабама" и "Массачуссетс", шесть крейсеров и одиннадцать эсминцев, брошенных Хэлси в отчаянные и безрезультатные торпедные атаки — лишь бы задержать преследователей.
Это было не поражение — это была катастрофа. И уже глубокой ночью, сидя один в каюте за бутылкой виски, Хэлси вдруг подумал: "А ведь дело идёт к тому, что Вашингтон останется далёким, но перестанет быть безопасным...".
* * *
Известие о поражении US Navy доконало президента Рузвельта.* Выслушав доклад, он хотел что-то сказать, но захрипел и бессильно обмяк в своём кресле. Губы президента ещё шевелились, и среди суеты и криков "Врача! Врача! Скорее!" госсекретарь Корделл Халл, склонившись над умирающим, разобрал еле слышное:
— Как только будет готова... манхэттенская бомба... боевой образец... сбросьте её... на Токио. Это наш последний... шанс...
________________________________________________________________________________
* В нашей Реальности президент Рузвельт умер 12 апреля 1945 года. В этой Реальности он прожил немного дольше.
Похороны президента Рузвельта
— Знаете, господин президент, — негромко сказал Халл Гарри Трумэну, наблюдая за траурной процессией, — последнее желание умирающего должно быть исполнено, особенно если оно во благо Америки.
— Согласен с вами, — так же тихо ответил новый хозяин Белого Дома. — Надо только хорошенько подумать, как это сделать. Эти проклятые "миязаки" — вот в чём проблема.
* * *
Квантунская армия считалась элитным соединением Императорской японкой армии. Служба в её рядах была гарантией впечатляющего карьерного роста — война с Китаем шла то притухая, то вновь разгораясь, а в зоне боевых действий чины и звания растут быстрее, чем в тылу. И нацелена эта армия была на Советский Союз: Китай — это так, закуска перед сытной трапезой. А то, что японское вторжение на территорию СССР (на манер хасанского, только на пару порядков масштабнее) не состоялось, не было результатом самурайской кротости и миролюбия: для жёлтого дракона куда более опасным противником был белоголовый орёл, и воинственные сыны Аматерасу решили сначала ощипать заокеанскую птицу, рассудив, что неуклюжий русский медведь от них не убежит.
Солдаты японской Квантунской армии с трофейными пулемётами
В 1942 японская армия победно наступала по всем фронтам, и войск не хватало везде — и на Филиппинах, и в Бирме, и на островах Тихого океана, — а после гавайского поражения генералам божественного Тенно стало как-то не до войны с Россией. Янки, наращивая силы, начали отвоёвывать потерянное, продвигаясь вперёд медленно, но безостановочно, и в такой ситуации открывать ещё и Северный фронт самураям не хотелось, тем более что немцы так и не взяли Сталинград, а летом сорок третьего умылись кровью на Курской дуге. Часть войск из Манчжурии была переброшена для обороны метрополии, однако в распоряжении генерала Ямады, командующего Квантунской армии, оставалось немало сил: тридцать одна пехотная дивизия, одиннадцать пехотных и две танковые бригады, бригада смертников и отдельные части разного назначения. Ямаде подчинялись и войска "союзников": армия Маньжоу-Го в составе двух пехотных, двух кавалерийских дивизий, двенадцати пехотных бригад и четырёх конных полков, а также монгольская меньцзянская армия "князя" Дэ Вана Дэмчигдонрова из четырёх пехотно-кавалерийских дивизий и прочие вспомогательные формирования. Летом 1945 года генерал Отодзу Ямада в общей сложности имел более миллиона солдат, свыше шести тысяч орудий, тысячу сто танков и около двух тысяч самолётов, а на границах СССР и Монголии были возведены семнадцать укреплённых районов.
Однако советские войска, усиленные закалёнными в боя дивизиями, переброшенными из Европы, имели значительный численный перевес. В составе трёх фронтов, созданных для разгрома императорской Квантунской армии — Забайкальского, 1-го Дальневосточного и 2-го Дальневосточного, — насчитывалось сто тридцать одна дивизия и сто семнадцать бригад общей численностью более полутора миллиона солдат и офицеров, большая часть которых имела боевой опыт, более двадцати семи тысяч орудий и миномётов, до семисот "катюш", пять тысяч триста танков и почти четыре тысячи боевых самолётов. И численный перевес советских войск усугублялся перевесом качественным. Японские лёгкие и средние танки "Ха-Го" и "Чи-Ха" не шли ни в какое сравнение с "тридцатьчетвёрками" и тяжёлыми "ИСами"; устаревшие японские противотанковые 37— и 47-мм орудия были бессильны даже против советских средних танков, а пушек более крупного калибра в частях Квантунской армии было очень мало. Вдобавок ко всему, многие подразделения генерала Ямады были укомплектованы плохо обученными новобранцами — война на Тихом океане высасывала все резервы империи Ямато.
Замысел советского командования был прост и элегантен: несколькими сходящимися ударами рассечь Квантунскую армию на части, сварить её в огромном котле между Амуром, Уссури и Большим Хинганом, овладеть важнейшими городами Маньчжурии — Харбином, Гирином, Мукденом, — и сбросить уцелевших самураев в море: пусть добираются вплавь до своих гейш и сакур. И сил для этого, по всем прикидкам, было вполне достаточно (даже с учётом того, что вся фронтовая авиация будет парализована японскими излучателями). Но...
Главнокомандующему войсками на Дальнем Востоке
Маршалу Советского Союза Василевскому
В ходе артиллерийской подготовки было отмечено чрезмерно большое количество неразрывов артиллерийских снарядов и реактивных мин, выпущенных по позициям противника. Вдоль всей линии фронта выявлены обширные (протяжённостью несколько десятков километров) так называемые "зоны молчания", где количество неразорвавшихся снарядов достигало ста процентов.
(из боевого донесения командующего 1-м Дальневосточным фронтом маршала Мерецкова)
Неоднократные атаки, предпринятые после окончания артиллерийской подготовки, успеха не имели: огневые средства противника не были подавлены, атаки были встречены плотным пулемётным огнём, что привело к значительным потерям.
(из боевого донесения командующего 2-м Дальневосточным фронтом генерала армии Пуркаева)
Использование в ходе боевых действий бронетанковых соединений было существенно ограничено неожиданными и массовыми отказами двигателей: танки не имели возможности продвигаться вперёд.
(из боевого донесения командующего Забайкальским фронтом маршала Малиновского)
...Наступление советских войск в Маньчжурии захлебнулось — точнее, оно завязло в зыбкой трясине непонятно чего, окружавшего японские укреплённые позиции. Кое-где советским войскам удалось вклиниться в оборону противника на несколько километров,* но это было совсем не тот успех, которого ждали в Москве. Но и японские войска, отбив все атаки, не перешли в контрнаступление: для победы в рукопашном бою у самураев не было необходимого численного перевеса, а при снятии поля немедленно сказывалось огневое превосходство советских войск: организовать на суше эффективное "прерывистое" ведение огня оказалось куда сложней, чем на море.
________________________________________________________________________________
* Это стало возможным благодаря недостаточному количеству "крупнокалиберных" "миязак" в частях Квантунской армии (эти установки в первую очередь направлялись на флот и в войска ПВО метрополии), нехватке операторов для них и недостаточной мощности стационарных электростанций в Маньчжурии (японцам пришлось — в качестве временной меры для затыкания дыр — использовать наспех сооружённые мобильные излучатели малой мощности).
В полосе наступления Забайкальского фронта имели место конные стычки цириков монгольского маршала Чойбалсана и нукеров князя Дэмчигдонрова, всласть помахавших саблями, — баргутам и чахарам, рубившимся с обеих сторон, это очень даже понравилось, — но на общий ход боевых действий эти стычки практически не повлияли.
В начале августа (после двухнедельных боёв на сопках Маньчжурии, закончившихся вничью) фронт замер: ни та, ни другая сторона не смогла одержать решительную победу. Но любое равновесие, как известно, явление временное...
* * *
ППШ — хорошая машинка, особенно в руках умелых: таких, например, как у сержанта Клюева, отломавшего четыре года страшной войны и прошедшего под пулями от Вязьмы до Москвы, а потом от Москвы до Берлина. Но перед вылетом на боевое задание десантуру перевооружили самозарядными винтовками Токарева, и это было странным — от добра добра не ищут. "Длинновата кочерга, йомтыть, — ворчали бойцы, — автомат — оно сподручнее". Конец кривотолкам положило разъяснение командования: мол, японцы используют что-то такое, от чего огнестрел перестаёт работать — остаётся только штыком пырять. А к ППШ, в отличие от старой доброй "мосинки" или той же СВТ, штык не прислюнишь, вот в чём дело. Клюев не очень верил в эти сказки — ну как такое может быть? — однако разумный солдат тем и отличается от неразумного, что с начальством не спорит: бывают случаи, когда начальство не ошибается. А СВТ — а что СВТ? Очень даже неплохой смертоубийственный инструмент, а в штыковой так и вообще. Прыгать с ней с парашютом, конечно, не так удобно, как с ППШ, но приноровиться можно: человек — он ко всему приспосабливается.
Прыгать не пришлось — их перебросили в Харбин на десантных планерах. И сразу же солдаты крылатой пехоты оказались в гуще боев, бестолковых и беспорядочных. Самураи стреляли отовсюду — и из убогих китайских фанз, и из каменных домов вполне европейского типа, — и как-то не замечалось, чтобы пальбе японских "арисак" хоть что-то мешало. И СВТ десантников работали как положено: до поры до времени.
Это случилось вскоре после того, как отделение Клюева крепко сцепилось с японцами среди полуразрушенных и лениво коптящих домов центральной части города. На мостовую в нескольких шагах от сержанта шлёпнулась японская ручная граната на деревянной ручке, очень похожая на немецкую "колотушку", закрутилась, и... не взорвалась: бывает. Клюев вскинул винтовку, целясь в спину убегающего японца-гранатомётчика. Щелчок. Осечка.
Сержант привычно передёрнул затвор, выбрасывая "гнилой" патрон. Щелчок. Осечка. Японец завернул за угол дома и скрылся из глаз, а Клюев каким-то нутряным чувством вдруг понял, что две осечки подряд — это не случайно, и что рассказы о "мареве", которое якобы напускают японцы (так окрестили солдаты дальневосточных фронтов непонятное нечто, уже неоднократно проявившееся в ходе боёв), — это не сказки. А потом из-за угла дома, куда убежал японец, с лязгом вывернулась странная и громоздкая гусеничная машина.
Она представляла собой танковое шасси без башни, на котором возвышалась какая-то непонятная конструкция, похожая на диковинную пушку. Машина надрывно рычала, за ней тянулся густой шлейф отработанных газов — мотор "танка" работал с предельной нагрузкой, хотя двигался этот танк чуть быстрее черепахи. Все эти подробности запечатлелись в мозгу сержанта Клюева за какие-то доли секунды, а затем размышлять и анализировать стало уже некогда: за машиной толпой бежали японцы, сверкая примкнутыми штыками, а впереди них широким шагом шёл офицер с самурайским мечом в руках. Однако главное сержант понять успел: перед ним та самая японская диковинка, за которой десантников и послали в тыл противника, и за захват которой "виновнику торжества" полагалась присвоение звания Героя Советского Союза. И всплыло в сознании Клюева услышанное на инструктаже.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |