К её удивлению математик не смутился, и отнекиваться не стал.
— Так радость у человека была: начало нового учебного года. Почему бы не спрыснуть радость такую. А я здесь человек новый, вот и был официально приглашён на мероприятие. Влился, так сказать, в коллектив. Святое дело.
При этом математик совершенно не выглядел виноватым, и Алла Леонидовна поняла, что он тот ещё демагог. С таким в коридоре, на бегу, лучше не говорить на серьёзные темы. Надо его пригласить в директорский кабинет и на своём поле словесно повоспитывать, как нашкодившего котёнка — содрать с него стружку. С этими мыслями она и удалилась, сообщив математику, что хочет его видеть у себя для беседы. Она удалялась по коридору и не видела, что на лице её собеседника была ехидная усмешка. Раскаянием на этом лице и не пахло. Чуть стерев ухмылку, математик вернулся в класс и продолжил занятия.
На третий день у учеников уже сложилось мнение об этом новом математике. Практически во всех классах, где он проводил занятия, десяти процентам учеников он понравился, пятьдесят процентов встретило его появление в школе совершенно индифферентно, а сорок процентов встретили его враждебно. И сейчас эти сорок процентов уже готовили ему всякие пакости и подлянки. Особенно не понравилось ученикам то, что этот молодой учитель сообщил, что на уроках нельзя пользоваться гаджетами. Это как так? Он что, обнаглел в корягу? Мы, что хотим, то и делаем и не будет тут нам указывать всякий залётный молокосос, если не сказать грубее. Прикиньте, так и сказал. Говорит, что если кто не выключит свои приборы на его уроках, то он не виноват, что они сломаются. У него что, ориентация не правильная? Сорокопроцентная общественность решила, что такого препода надо нещадно чморить. Планы в этом направлении уже стали разрабатываться, но пока народ к молодому преподу присматривался и обсуждал его вид, прикид, тачилу и непомерную борзость. Обсуждалась и его пьянка с физкультурником, потому как половина посёлка видела эту сладкую парочку, еле бредущую по посёлку и выражавшуюся непарламентскими выражениями. Странно, но пьянка и матерщина, на один балл повысили рейтинг учителя в глазах некоторых учеников. В этом плане новый учитель свой чувак, ведь у подавляющего большинства учеников в семье были любители злоупотребить спиртным. С кем не бывает. Так что ученикам такая пьяная картинка была не в диковину. Что касается мата, то ученики здорово бы удивились, узнав, что их новый учитель великолепно мог материться на двадцати языках. Зато рейтинг математика упал из-за его настырности. Прикиньте, братва, что этот гад удумал. Он на каждом занятии раздаёт листы с напечатанным заданием и за несколько минут надо написать ответы, а он оценит. Причём каждому ученику свой вариант. Где это видано? У кого тогда сдирать? Это же тогда думать надо, чтобы решить его вопросы, а для этого надо слушать тему. А оно нам надо? Нет, братва, решено: такого гада с непонятной ориентацией надо опустить ниже плинтуса. Или мы его, или он нас. Лучше мы его. А всяких ботанов и заучек после уроков надо немного побить. Можно и много, но лупцевать ботанов уже надоело. Какой кайф бить существо, которое трясётся от одного твоего вида. Вот математик почему-то не трясётся. Ну, ничего — затрясётся и он. И не таких обламывали. Это тебе не там.
Приблизительно такие суждения ходили среди учеников всех классов, в которых уже побывал новый математик. Впрочем, тот пока был спокоен и периодически улыбался. Никодим Викторович был доволен. В школе его приняли хорошо, посёлок неплохой, народ в нём душевный, ученики в целом нормальные, с жильём устроился он тоже неплохо. Местная природа хоть кого впечатлит. Никодим ещё неделю назад снял отличный флигель во дворе тётки Вали по улице Вишнёвой. Флигель имел все удобства, как в городе. Спрашивается, зачем на судьбу жаловаться. Всё ведь нормально. Уже неделя прошла, как он тут живёт, а посёлок не сгорел и никто не помер. Но кандидаты на тот свет уже наметились, как без них.
У тётки Вали отчество было Егоровна, фамилия Коновалова, и проживала она одна в хорошем доме. Этот дом ей построил один из сыновей не стеснённый в средствах, так как он трудился в областной администрации на хорошей должности. Летом к тётке Вали приезжали многочисленные внуки, но к сентябрю они разъезжались по своим городам, и ей было скучно одной. Так что молодой учитель ей был не в тягость. Пусть живёт. К тому же он платит приличные деньги за аренду флигеля, и не торговался, что плюс. А говорят, что учителя мало получают. Судя по этому, то жируют.
Учителя действительно получают мало. Поэтому Никодим Викторович так вчера и сказал физкультурнику на предложение того влиться в коллектив, что пьянка дело хорошее, но, учитывая мизерную зарплату, лично ему за свой счёт покупать спиртное не в масть. Физкультурник удивлённо скривился: молодой не хотел скинуться по-братски на бухло. Сразу видно, что жлоб голимый. Но Николаю Фёдоровичу требовалось выпить в компании и прояснить жизненную позицию нового учителя. Может у него гнилая жизненная позиция. А с гнилой позицией ему здесь не место.
— Ладно, угощаю, — сообщил Якушев математику. — Пить будешь?
— Да не вопрос. Кто ж от халявы откажется, — явно возбудился тот. — Непременно буду. Начало учебного года всё-таки. Святое дело. Отметить надо.
— Ну, тогда после уроков подгребай в мою бендежку в спортзале. Как думаешь, пару пузырей водки хватит? — уточнил физрук количественное и качественное пристрастие математика в крепких напитках.
— Бери восемь, — невозмутимо произнёс тот, причём совсем не задумывался.
— Чего восемь? — с удивлением посмотрел на математика физрук.
— Литров, — последовал ответ. При этом математик продолжал невозмутимо улыбаться. — Тогда может и хватит. Сам посуди: зачем тебе по нескольку раз бегать туда-сюда.
Тут до Якушева стало доходить: а не издевается ли над ним новый учитель. Но нет, вроде всё пока вежливо и в пределах нормы. Но восемь литров водки — это перебор. Что-то тут не то. Якушев не показал вида, но раз клиент настаивает, то, почему бы не наказать немного математика. Куплю водки как можно больше и заставлю его выпить, вот и посмотрим, как тот будет себя вести. Тогда и посмеёмся.
Добыть шесть бутылок водки для физрука не представляло трудности. Это он сделал в "окно" между занятиями, благо магазин находился от школы совсем не далеко. В этом посёлке всё было не далеко и компактно. Якушев ограничился шестью бутылками водки, а не шестнадцатью, как хотел математик. Потом он был только рад такому благоразумному решению.
В условленное время, после уроков, математик появился в спортивном зале, где его уже поджидал физрук. Якушев перед пьянкой успел, как следует перекусить, что, по его мнению, должно было спасти его от быстрого опьянения, а вот математик, наверное, голодный, и его быстро развезёт. А нечего было заказывать много водки, зачем бахвалиться лишний раз. Никто его за язык не тянул, сам напросился. В качестве закуски были предложены четыре пирожка с картошкой, что было встречено математиком с одобрением. Пища самая, что ни на есть учительская. Гастрит уже есть, язву наживем.
Пьяницы расположились в бендежке физрука, где хранился спортивный инвентарь. От инвентаря исходил сильный запах пластика, кожи, пыли и пота, но двое учителей на такие мелочи внимания не обращали. Немного грязно, немного ободрано. Красотища. Кушетка, колченогий стул, столик — что ещё надо для беседы за стаканчиком спиртного. Математик, как знатный гость, расположился на кушетке, а хозяину заведения пришлось восседать на стуле. На столике стоял электрический чайник и две керамические вместительные кружки с картинками на спортивную тематику. Здесь же была баночка с сахаром. Это Якушев и его коллега физрук, только женского пола, баловались здесь чайком. Сейчас, правда, женщину в свою компанию физрук не пригласил. Зачем им, двум молодым орлам, женщина сорока шести лет, такая как Галина Васильевна? При ней даже не поматеришся, да и не интересно с ней бухать — баба одно слово, да ещё замужняя. Так что, пусть Галина чешет к своему мужу Феде, а мы тут за знакомство, за здоровье и за всё хорошее.
Якушев достал первую бутылку водки и два пластиковых стаканчика. Но математик, немного скривился от вида стаканчиков и, пробурчав, что тара слишком маленькая и хлипенькая, потянулся к керамическим кружкам. В кружках находились чаинки, поэтому математик поднял свою задницу с кушетки и сполоснул кружки в мойке.
— Во, нормальный размерчик будет, — показал он удивлённому Якушеву пальцем на кружки. — Самое то.
Разливал водку по кружкам молодой математик, так как ему было всего 27 лет, а его визави стукнуло уже 42 года. Дедовщину никто не отменял. Содержимое первой бутылки водки было ловко математиком перераспределено по кружкам, причём, наливал он до самых краёв ёмкости, что несколько смутило физкультурника. Хоп — и вся бутылка рассталась со своим содержимым.
Первый тост должен был произносить хозяин заведения, поэтому Якушев, с некоторой опаской косясь на свою кружку, предложил выпить за знакомство, за начало учебного года и за всё хорошее. Что ж, кивнул Никодим, вполне жизненный тост: скромный, но со значением и со вкусом. Чокнулись кружками так, чтобы не расплескать напиток и стали пить водку. Водка была тёплая и шла не очень хорошо, и было её непривычно много для Якушева, поэтому он долго хлебал её, но, с удивлением увидел, что его коллега успел лихо выдуть свою тару и теперь, отломив от пирожка весьма маленький кусочек, заедал водку закуской. Лицо собеседника выражало полное удовлетворение.
— Хороший напиток, — глубокомысленно прокомментировал математик. — Ректификат.
Якушев так бы не сказал, что напиток хороший: водка, как водка — горькая и тёплая, да и доза, как бы сказать, непривычно большая. Его немного передёрнуло. Якушеву хотелось запить водку водой, но он не догадался купить минералки, поэтому налил воды из-под крана и выпил её. Что-то такая пьянка начала его немного напрягать. Куда коней гоним, в какую степь? Пожар что ли? А этот математик уже вторую бутылку разлил по кружкам и готовился говорить тост:
— Дорогой друг и коллега! Пусть каждый из нас подумает о добром поступке, который он совершил в этот день. Ну, давай за нас учителей. Ведь мы...это самое....несём доброе и вечное. Знания мы несём, вот. Вот давай за знания и за всё просвещение в целом. Особенно за просвещение и его олицетворение, ага. В общем, давай за носителя света. Надеюсь, коллега, вы знаете, кто олицетворяет просвещение?
Коллега не знал. Он считал, что свет и просвещение несут учителя, такие, как он. Но математик не стал объяснять коллеге всякие сакральные тонкости мироустройства.
— Ладно, — легко согласился собеседник. — Конкретно за учителей тоже надо выпить. Ну, вздрогнули.
И они вздрогнули. Математик ловко осушил свою посуду и с любопытством смотрел, как физрук с трудом хлебает свою водку. Вторая кружка в физрука зашла ещё хуже, чем первая, но ему стыдно было показать, что он не может принять такое количество водки. Жидкость вливалась в глотку с бульканьем, и часть её текла по подбородку, падая на грудь.
Как только физрук осилил вторую кружку водки и поставил тару на стол, то с ужасом увидел, как неуёмный математик уже разливает новую огромную порцию. При этом математик нёс какой-то пьяный бред, смысл которого уже не доходил до Якушева, но тот усиленно кивал, давая понять, что он в ещё теме.
— Реальность — это единственное, что реально. Сегодняшняя реальность, коллега, полный отстой, точно знаю. Упорядоченность живет лишь в наших фантазиях, мамой клянусь. Прошлое не такое, как мы его знаем, а будущее наше туманно. Давай выпьем за наших бестолковых учеников. А чего вы от них хотите? Загляните сами себе в душу, и поймёте простую вещь. Всем им хочется гулять и развлекаться, разве не так. Любая учеба — принуждение. Любая культура — принуждение. Молодёжь внутренне незрела, поэтому её надо принуждать учиться, и принуждать с жестокостью. Сечь их надо. Битиё определяет сознание, так сам Маркс сказал. Какой Маркс? Который Карл. Волосатый такой мужик, весь в ботве и мыться не любил. Отвечаю.
Третью кружку водки физрук уже держал двумя руками, чтобы не расплескать, ибо этот математический гад опять налил водку до самого верха кружки. Сам он уже выдул свою порцию и бодро разглагольствовал о проблемах современной педагогики. Смысл его слов от физкультурника уже давно ускользал, а на математика напал словесный понос. Он так и сыпал цитатами из великих, перемежая их анекдотами, ни разу не смешными.
Физрук считал себя крепким мужиком, но третья кружка водки далась ему нелегко. С одного подхода он её не осилил. Ему приходилось делать перерывчики между глотками, чтобы прийти в себя, а этот гад уже крутит в руках четвёртую бутылку и говорит всё время, и говорит, и говорит. Трещит, как радио, не заткнёшь.
— Мы реально крутые перцы! — радостно сообщил математик. — Во всех смыслах. Мы скала!
— Не, мы нереально крутые! — помотал головой физрук, надо было как-то поддерживать разговор, хотя смысл предложений он уже давно не улавливал. Так, понимал отдельные слова.
— В чём заключается смысл, коллега. Смысл, как мы знаем, это проекция воли на пространство её приложения. Как-то так. Смысл не абсолютен и зависит от выбора пространства и способа проекции. Это слишком серьезная тема, чтобы говорить о ней без смеха и насухую. Вот слушай анекдот. Знаешь, какие первые слова в корейской книге поварских рецептов? Не знаешь? Сначала где-нибудь украдите собаку....
При этом математик смеялся первым, не дожидаясь, пока соль анекдота дойдёт до Якушева. Тому было не смешно совершенно. Вот скажите, разве это смешно, что, по утверждению математика, ученые обнаружили интересную закономерность: как только правительство выделяет миллиард для благих целей, в стране сразу же появляется новый миллиардер. Где здесь логика и где надо смеяться?
Четвёртую кружку Якушев пил на морально-волевых качествах. Это, как в спорте: он должен победить и точка. Пятую кружку физрук пил уже на автомате, как зомби и слушал ахинею математика, смысл которой до него уже давно перестал доходить. Математик почему-то утверждал, что каждую минуту в Африке проходит ровно шестьдесят секунд. Чтоб он провалился вместе с Африкой. Прикинь, как интересно. К пятой кружке компаньоны были уже на "ты", что говорило о том, что пьянка проходит нормально. Вернее она летела со скоростью стрижа. К шестой кружке физкультурник спёкся, как помидор на солнцепёке: ему уже не хотелось пить, а хотелось материться. В этом начинании математик его радостно поддержал и признался, что он знает множество матерных слов, выражений и целых загибов.
Якушев попытался согнать коллегу с кушетки и улечься на неё спать, но коллега сказал, что надо спать дома, поэтому мы сейчас пойдём искать твой дом. Дом искать, а не приключения. Несмотря на то, что Якушев был грузным мужиком, худой математик лихо закинул руку коллеги себе за шею и потащил того по поселковым улицам искать, где живёт Якушев, потому, что сам Якушев забыл, где он живёт и только матерился. Особенно физрука пробрало, когда он случайно посмотрел в глаза математика. Когда он увидел эти глаза, ему захотелось материться и молиться. Слишком много в тех глазах имелось потустороннего. Точно через эти глаза на физрука пристально смотрела сама смерть, поднявшаяся из глубин ада в наш мир.
