Теперь передо мной встала большая проблема — как всё это перетащить домой за одну ходку — так как оставлять такое богатство без присмотра даже на три дня было страшно. Ещё неплохо было бы и яйцо прихватить, зря что ли я на него столько сил потратил да и похвастаться хотелось, яйцо — это вам не какой-то клад. В общем можно было и так оставить, кто сюда ещё залезет, — но я-то залез. Почесав репу, я огляделся, на глаза попалась куча камней. Заложу камнями, да и всё, — решил я, — если кто и запрётся, то точно копаться в камнях не будет.
Подойдя к куче, осмотрел её со всех сторон. Куча производила странное ощущение неправильности, создавалось впечатление, что кто-то огромный нарочно сгрёб камни в угол, будто заваливая что-то. Выбрав место, где камни были помельче, я стал убирать их в сторону, выкапывая узкую длинную ямку. Убрав очередной камень и увидев рукоять меча, я понял — что под камнями ещё одни останки — и издал горестный стон, — теперь мне стало понятно, что за жаба душит богатеев, сам познакомился с ней. Если их раскапывать, то про яйцо можно будет забыть, и так опаздываю. Так-то добыча поболе будет, чем за яйцо дадут, раза в два, а то и пять; но так жаль стольких затраченных стараний. Да куда они денутся, — мысленно сплюнул я, и с трудом сглотнув — будто меня и вправду кто душил — развернулся к куче.
Завернув в плащ деньги, амулеты, кольца, браслеты и бляшки, положил в котомку. Уложил туда-же кинжалы и метательные ножи. Не удержавшись, положил рядом меч полегче и арбалет. Все остальное сложил в ямку, и аккуратно заложил камнями. Положив мешок с арбалетом и мечом у входа в пещеру и, взяв с собой лишь подготовленный для яйца мешочек из толстого войлока, полез дальше.
Выбравшись из пещеры, чуть не бегом прошёл по карнизу почти до восточного склона. Дальше, перебегая от камня к камню, изредка карабкаясь по россыпям, добрался до южного. Последнюю пару сотен шагов пришлось идти, пригибаясь все ниже и ниже, а в конце и вовсе ползти на брюхе. Чем ближе я подбирался к гнезду, тем сильнее задумывался — а так уж ли мне нужно это яйцо и не повернуть ли обратно — но охотничий азарт гнал вперёд, уж больно трофей был желанным.
Наконец, выглянув из-за очередного здоровенного булыжника, я узрел спящего гатара, лежавшего на плоском выступе скалы. Подобрав небольшой камешек, подкинул его в руке — примеряясь к весу. Примерившись, не высовываясь из-за камня, навесом кинул его в гатара, — дабы проверить, что тот вправду спит, а не просто лежит. Камешек, глухо ударившись обо что-то, звонко стрекоча покатился по камню выступа, пока не остановился. Не услышав звуков шевеления и чуть обождав, выглянул. Гатар лежал всё также, засунув свой длинный зубастый клюв под правое крыло. Желая убедиться наверняка, взял ещё камешек, и запустил его в тварюгу, уже на этот раз, выглядывая из-за камня. Камешек подло пролетел мимо цели и, перелетев через гатара, упал без звука. Видимо, попал во что-то мягкое или улетел в пропасть. Третий раз всё вышло как надо. Камушек ударился о плечо гатара, отскочив, ударился возле клюва, и откатился к гнезду. Гатар не шевельнулся.
Видимо, мысль использовать сонные травы, а не магические зелья иль яды, которые, как известно, на гатар почти не действуют, была верной. Да и подсунуть их было бы не так просто, ведь гатары едят только живую рыбу. В общем-то, с голоду жрут всё, что поймают живьем; но эти точно не голодают, вон какой упитанный.
Осмелев и глубоко вздохнув, я стал подкрадываться к гнезду. Одним глазом неотрывно наблюдая за гатаром; другим стараясь смотреть под ноги и тщательно выбирать — куда наступать, — не дай пресветлые, на что-нибудь наступить, поскользнутся, или ещё как шумнуть. Шаг за шагом, приближаясь к гнезду, я с всё усиливающимся по мере удаления от спасительного камня страхом напрягал все свои чувства, готовый в любое мгновение при первом же признаке опасности дать стрекача. За полсотни шагов, что подбирался к гнезду, взмок так, что рубаха насквозь промокла.
Все также, не сводя глаз с гатара, на ощупь сунув руку в гнездо, наткнулся рукой на ветки — сердце пропустило удар, налетевший порыв ветра вызвал судорожную дрожь. Сделав над собой усилие, сунул руку дальше. Нащупав два яйца, взял одно из них и, забыв от страха и про мешок и про всё остальное, просто прижал его к груди. Встав, брать второе яйцо — имевшееся в гнезде — не стал, хоть и хотелось очень. Тут одно бы утащить, оно ведь оказалось не таким уж и легким. Идя обратно, из всех сил старался не сорваться в паническое бегство, гатар проснётся — я умру. Дойдя до камня — за которым прятался когда кидал камушки — зашёл за него и, медленно с бережением, сел на карачки. Лишь после этого я позволил себе моргнуть — глаза резануло болью и потекли слёзы
Как бы мне сейчас ни хотелось посидеть, нужно торопиться, — ведь скоро гатариха вернется, и мне тогда несдобровать. Вытащив из-за пазухи заранее припасенный мешок из толстого сукна, засунул в него яйцо и, завернув, завязал его. После чего пригибаясь и приседая, поспешил убраться подальше. Я бы, наверно, и бегом припустил, да ведь так и навернуться влегкую можно, не поле чай — гора. Вдобавок яйцо всё время норовило выпасть, — заплечный мешок то в пещере остался.
А убрался я, кажись, вовремя, — только завернул на северный склон и стал подбираться к карнизу, как за горой раздался разъярённый клекот. Тут уж я не удержался и поскакал к карнизу как настоящий горный баран, а добравшись до него, понесся бегом. Добежав до пещеры, змейкой шмыгнул под камень.
Перевел дух я лишь в пещере — тут гатар меня точно не увидит. Отдышавшись и уняв дрожь, я стал собираться. Тут конечно безопасно, но ночевать тут — считай в могиле, что-то мне не хочется. Да и без этого, ночевать в каменной пещере по весне, да ещё и без дров, — совсем не дело. Надо добраться до охотничьей заимки, где хоть какие-то отвращающие знаки есть. Подтянув мешок к себе, уложил в него сверток с яйцом и крепко завязал. Отпоров полоску от полы рубахи, привязал её к ножнам, как перевязь, и пристроил меч за спину. Арбалет с болтами хотел оставить, но жадность победила. Специальные ножны для болтов сохранились и мне, хоть и с трудом, но удалось их закрепить на ноге. Арбалет же решил нести в руках. Собравшись и тяжело вздохнув, стал выбираться наружу.
Подползя к краю, прислушался. Судя хоть и по редким, но громким крикам, один гатар был у гнезда, а второй метался между гор, ища подлого вора. Всё-таки хорошо, что я не попытался утащить второе яйцо, вдвоем бы они точно не дали мне уйти, а от одного как-нибудь удерем.
Выждав когда крики одного гатара стали удаляться, я выбрался из-под камня и, закинув мешок за спину, побежал к оставленной веревке. Добежав, выхватил из-за пояса заранее припасенные старые рукавицы и уткнулся взглядом в арбалет. Плюнув, засунул под лямку мешка, — упадет, так упадет. Надев рукавицы и обмотав веревку вокруг правой руки и захлестнув за левую ногу, стал спускаться вниз. Спустившись, побежал по насыпи к растущим ниже деревьям, — верней маленьким кривым деревцам, только и годившимся что на дрова, но, которые всё же, могли послужить неплохим укрытием. Далее все было просто, иди — по сторонам посматривай, да прислушивайся, а когда гатар рядом объявляется, под деревьями прячься, иль корягой какой. Правда, деревья были не везде, и в таких местах приходилось бежать. Да не прямо, а от одного большого камня к другому, или от куста к пучку высокой травы, чтобы было — где прятаться. Но к закату до заимки всё же добрался.
Из заранее заготовленных дров, развёл в очаге огонь, чтоб тепло и светло было сидеть. Сходил наружу и привязал на высокую ветку в подношение лешему ломтик хлеба — духи еду — как символ жизни ценят больше всего другого. После чего сконцентрировавшись и пустив чуть маны в ауру, мысленно крикнул "Лесной хозяин, прими сие подношение и дозволь заночевать в твоих владениях". Это пусть Гудим на весь бор орёт-старается, а мне как будущему магу не к лицу, — духи ведь призыв не ушами слышат, а мысленный посыл воспринимают, так и зачем скомороха из себя корчить.
Вернувшись в заимку, сел разбирать мешок — еда то вся внизу оказалась. Снаружи поднялся завывающий ветер и тут же стих — леший приходил и подношением остался доволен.
Вынув яйцо, посмотрел его в истинном зрении. Аура яйца больше светилась "жизненным" и "земляным" цветом, — видимо всё хорошо, и мои скачки ему не навредили. Осторожно уложил его в угол на землю, — чтоб точно никуда не упало.
Вытряхнув все остальное на скамью, выудил сверток с куском соленого сала и двумя горбушками хлеба. Разложив хлеб на тряпице, нарезал сало мелкими кусочками, положил на горбушки, и принялся жевать свой немудреный, но весьма питательный ужин, запивая водой из баклаги. Какое блаженство, — думал я, привалившись спиной к стену и, вытянув ноги, — м-да, денек был хлопотный.
С утра в речке — что гатар посещал перед обедом — вытащил из садков заранее наловленную рыбу-змеёвку. Больно он её любит, нарочно прилетает сюда, поохотится на неё. Аккуратно — дабы рыба не издохла раньше обеда — пришил к ней кишки, набитые измельчённой травой сонного мака.
Думал у бабы Вары зелье какое выпросить, да только когда расспрашивал её про гатаров, она обмолвилась, что слабые заклятья да зелья на них не действуют. Так что пришлось собирать сонный мак, сушить его в теньке, перетирать и в кишки набивать.
Далее привязал рыбин к вбитым в дно колышкам так, чтоб они не уплыли никуда, и не спрятались где-нибудь. Да не в одном месте, а полтора десятках на версту(819м), — чтоб вернее было. После чего к горе поспешил, — чтоб до полудня к логову подобраться и ждать, когда гатара к озеру полетит, освежиться да поохотится, а гатар останется гнездо охранять.
Дожевав первую горбушку и посмотрев на вторую, решил оставить её на завтрак. Глянув на кучу, решил посмотреть трофеи получше, в пещере как-то не до того было.
Два кинжала имели богато украшенные серебром и золотом рукояти и серые клинки. А третий, имел, хоть и неплохо сохранившуюся — но всё же простую рукоять, ну и лезвие было темное с рыжеватыми пятнышками. Оно и понятно — простому воину принадлежал.
Метательные ножи, также принадлежавшие воину, тоже были простыми, вдобавок приросли к сгнившим ножнам. А вот у того — в конце лежавшего, ножи были явно с каким-то заклятьем, когда-то; так как клинки были покрыты рунами, а в рукояти вставлены стеклянные кубики. Правда, сейчас в них уже никакой магии видно не было; немудрено, — столько лет прошло, может сотня, а может и две.
Развязав плащ, стал с жадным трепетом рассматривать самую ценную добычу.
Браслеты, — один золотой в виде изогнутой полукругом пластины, с тремя кожаными ремешками, другой серебряный, раза в два шире первого, из двенадцати одинаковых пластин, соединенных друг с другом по очереди, — были усеяны разными камнями, наверняка драгоценными, и рунами или какими-то другими магическими знаками. Магическим же взором, было видно оплетающие браслеты нити и легкое свечение некоторых камней. Что явно говорило о наличии работающих заклятий, ну а как они там работают — мог определить только маг.
Из пяти амулетов один точно уже сломался; квадрат из меди в полтора пальца(3,75см) шириной, на котором были три пластинки из кости, с вырезанными рунами, — выглядел старым и хрупким, и никакой магии в нём видно не было. Хотя бросать его только из-за того не следует — камень и несколько серебряных проволочек что-то да стоят.
Ещё два, в виде пятиугольников из фаянса, покрытых золотыми рунными рисунками, в центре имели по четыре прозрачных камня, соединённые с рунами тонкими серебряными проволочками. Спереди всё это защищалось серебряными полосками, спаянными с серебряным же ободком. Магическим взором были видны совсем слабенькие рассеивающиеся нити плетении, что давало надежду.
Четвертый был самый интересный. Округлой формы, из серебра, три пальца(7,5см) шириной и один(2,5см) толщиной, с небольшой ямкой в середине, и чёрной точкой внутри. Покрыт он был золотым рисунком, не похожим ни на руны, ни вообще на какое-то письмо, но в тоже время явно что-то значившим. Магическим взором, я — как не напрягал магическое зрение — не смог увидеть ни каких плетении, но они были, ведь было видно несколько ярких нитей выходящих из амулета, и еле заметное равномерное свечение вокруг него. От удивления я даже истинным взором взялся его рассматривать, что в прочем — как и следовало ожидать — ни чего мне не дало.
Последний был сделан из костяной трубки три пальца(7,5см) длиной, покрытой кольцами серебряных рун разделенных серебряными же колечками. Внутрь трубки были вставлены камни сиреневого цвета, видневшиеся с обоих концов. Трубочка была оплетена нитями сложного заклинания, в котором даже рассмотреть что-то было трудно.
Четыре кольца-перстня из золота с разными камнями слабо светились. Видимо не так уж и много времени прошло, раз заклятья всё ещё не развеялись от времени. Две серебряных печатки, с покрытыми рунами глазурью, теперь были просто украшеньями, — все развеялось. Седьмое кольцо из серого металла, переливалось узкой радужной полоской. Заподозрив магию, взглянул магическим взором, но ничего не узрел — никакой магии. И тут я, не стерпев, безбоязненно одел такую диковинку, уж больно хотелось хоть что-то одеть. Магические то вещички боязно — кто их знает; а печатки великоваты — запросто могут слететь с пальца.
Собрав все обратно в мешок, и положив сверху оставленный на завтрак хлеб, я вспомнил о мече. Подтянув к себе, вытащил его из украшенных серебром ножен, попорченных временем. Клинок, сужающийся от рукояти к концу, блестел так, будто был только что отполирован, а не валялся десятилетия в пещере. Странный метал, будто крупной изморосью был покрыт пятнами, от светло серого до голубовато белого цвета. Перекрестье и навершие довольно простой рукояти, были украшены рисунком диковинных листьев. Вытянув руку с мечом, пару раз осторожно махнул им, — довольно легкий. Веса в нём было не более безмена(1кг), несмотря на приличную — около пяти пядей(1м) или чуть больше — длину.
Сладко зевнув, прислонил меч к стене у лавки. Встав и подбросив в очаг три толстенных полена, взял мешок с яйцом и улегся на лавку, прижав яйцо к животу — а то зазябнет ещё ночью. Умаявшись за день, почти сразу уснул.
Проснулся поздно, солнце уже вовсю светило в крохотное оконце. Осмотрев яйцо, уложил его в мешок. Надев меч, а поверх него мешок, и подхватив в одну руку арбалет с копьём, а в другую горбушку, вышел из избушки.
Копьё — это громко сказано, прямая палка из орешника в мах(1,6м) длиной с костяным наконечником. Тем не менее, какое-никакое оружие.
Идти было легче, чем вчера, горы кончились и начались пологие холмы, а лес стал гуще и выше, и так мешавших вчера низких веток и подлеска тут почти не было. Поэтому шёл я быстро и не так настороженно как вчера.
Я прошел где-то треть пути, когда вдруг услышал чей-то спокойный уверенный голос.
"Приветствую. Должен сообщить, что вы являетесь потенциальным наследником, иерарха третьего ранга, Исполняющего Обязанности Координатора Колонии Неогея, ария Римура орНитара. Должен сообщить, что в связи с тем, что вы не являетесь верумом, в праве наследования вам отказано".
