Про совращение и прочие прелести жизни

— А в чем это выражается?

— А?

— Насилие и совращение, это ведь какое-то особое действо, так? Только проделанное либо грубо, с болью, либо нежно, с любовью, так?

— Насчет любви не знаю. Меня еще не совращали, но нежно да, наверное...

— Так что это?

— Когда два человека... ну, или больше, соединяются... — пробормотал он, отчаянно жестикулируя, то сцепляя руки, то расцепляя вновь, и снова переплетая пальцы.

— Соединяются? Как в поцелуе?

— Не совсем, — отчаянно краснея и боясь поднять глаза, прошептал Артемон. Помолчал, чувствуя на себя выжидательный взгляд Властелина, и неожиданно нашелся. Вскинул глаза. — Вот ты знаешь, откуда берутся дети?

— Ну, Басс сказал, что у людей их в капусте находят, — растерялся от такого вопроса Властелин.

— Да? — изумился оборотень. — А у вас как?

— А у вас?

— Ну, у нас женщины рожают.

— Рожают — это как?

— Ну, у них сначала вырастает живот, когда в нем зарождается ребенок, а потом, когда он выходит, то есть рождается, пропадает.

— Кто пропадает? Ребенок?

— Да, нет же, живот.

— Да? Я хочу это увидеть! — воскликнул Властелин и резко обернулся в сторону огромного зеркала, стоящего в массивной кованной раме у противоположной от кровати стены.

— И как ты собираешься это сделать? — возмутился Артемон, — У нас, когда сестра рожала, меня так и не пустили. Сказали, не мужское это дело...

— А вот так, — весело объявил Властелин и махнул в сторону зеркала рукой. То сразу же стало мутным, и в глубине его заклубился то ли дым, то ли туман.

Артемон подобрался поближе к Мальвинелю и прижался плечом к плечу. Властелин же с жадностью всматривался в серую зеркальную муть, которая неожиданно начала проясняться. И они увидели небольшую деревеньку, в которой оборотень узнал ту, в которой им с командой удалось немного передохнуть после пустыми Чайных Носиков. Зеркало металось между двумя домами. Одним богатым, насколько помнил оборотень, это был дом старосты, и другим бедным, покосившимся.

— И какой выбрать? — спросил растерявшийся Властелин.

Оборотень почесал за ухом и предложил, — А давай и там и там посмотрим.

— Ну, давай, — не стал спорить Нель.

Дочь старосты рожала, возлежав на пуховой перине, обложенная со всех сторон подушками и в окружении двух бабок повитух. Роды не то что были тяжелыми, просто капризная барышня, не умеющая терпеть боли, кричала дуриком от каждой схватки, подвывая и скуля. Выглядела она при этом глупо и нелепо. Мальчишки поморщились одновременно. И стоило между ног роженицы появиться красному сгустку, в котором смекалистый Артемон распознал голову малыша, Мальвинель, зажав себе рот ладонью, переключил зеркало и перед ними предстала убогая обстановка лачуги. Одинокая молодая женщина рожала одна. Зажав в зубах сучковатую палку, и лишь мыча, не плача, не крича. Ребенок шел тяжело. Но до самого конца, мальчишки, испуганные всем увиденным, но одновременно с этим, восхищенные мужеством нищей роженицы, так и не сумели отвести взгляд от зеркала. А потом комнату прорезал надрывный плачь новорожденного малыша, страшненького, сморщенного, но живого, настоящего. Он потянул ручки матери, и та, завязывая пуповину, улыбнулась ему, устало, но светло. С нежностью.

Зеркало подернулось туманом и погасло на миг, став непроницаемо черным, но почти сразу же просветлело и превратилось обратно в самое обычное зеркало, отражающее внутренне убранство спальни Властелина. Мальчишки сидели в полной прострации, отчаянно жавшись друг к другу.

— Значит, после совращения бывает рождение, да? — хрипло уточнил Мальвинель.

— Не всегда... и только у женщин.

— Но, можно совратить и изнасиловать не только их, да?

— Да.

— И это так же больно, как у них сейчас?

— Нет, наверное. Не знаю, — едва шевеля губами, прошептал оборотень. Все увиденное начало казаться нереальным, приснившимся. Поэтому как-то еще удавалось справиться с подкатившей к горлу дурнотой. — Это ведь разные вещи...

— Почему разные?

— Потому что совращают и совращаются для взаимного удовольствия, насилуют для удовольствия насильника, а рожают, чтобы дать жизнь своему продолжению, ребенку. Мне кажется, как бы дорого не приходилось платить за удовольствие, привнести в мир новую жизнь стоит дороже, поэтому...

— Это и больней. А люди, ну и не люди тоже, они за все платят болью и... кровью, да?

— Не за все, наверное, — неуверенно прошептал Артемон.

— Ясно, — кивнул в ответ Мальвинель, обхватив себя руками. — Что-то мне не хорошо, — честно признался он.

— И мне, — поддержал его Артемон и каким-то почти братским жестом обнял за плечи. Властелин уткнулся ему в плечо и тихо вздохнул.

— Но все равно, так и не ясно, как два человека могут соединиться...

— Ну, можно ведь в твоем зеркале посмотреть... — робко предложил Артемон, отчаянно моргая. Первый ужас от увиденного отступил, и снова захотелось спать.

— Нет, уж, — бросил Властелин убежденно, — И так уже насмотрелись по самое не хочу.

— Угу, — пробурчал оборотень, отстранился от него и перебрался к изголовью кровати. Улегся головой на подушку, поджал под себя ноги и хвост и, зевая, закрыл глаза.

Мальвинель посмотрел на него, посмотрел. Вздохнул и устроился рядом.

— Артемон?

— Ну, что еще?

— Когда Басс придет, уйдешь спать на коврик?

— Почему это?

— Ну, не знаю. А как собачки спят?

— Я не собачка, — обиженно пробурчал тот, но глаз так и не открыл, — Я оборотень.

— Значит, тебе и на кровати можно, да?

— Ага.

— Ну, тогда подвинемся, чтобы и ему места хватило, ладно?

— Угу. — Отозвался тот, — Везет тебе.

— Это в чем же?

— Ну, что у тебя есть такой взрослый...

— А у тебя что же, нет?

— Неа. Я из дома ушел.

— Почему?

— Потом расскажу, ладно?

— Ладно. — Покладисто согласился Властелин и, закрыв глаза, сам не понял, как провалился в сон. И, как не странно, кошмары его совсем не мучили, но снились теплые, узнаваемые руки, обнимающие со спины, и мягкие губы, целующие в затылок. И так тепло было от этих рук, так спокойно, что просыпаться не хотелось совсем.

Не особо надеясь, что обнаружит сбежавшего в неизвестном направлении Властелина именно в спальне, Кара, тем не менее, по какому-то наитию туда все же заглянул. И широко улыбнувшись, по мягкому ковру беззвучно ступая к кровати, на которой и застал обоих мальчишек мирно спящими лицами друг к другу. Так же на меховом покрывале в ногах у голубоволосого Властелина обнаружилась ярко-розовая тетрадь, а рядом со ступней чернявого оборотня такого же цвета карандаш. Присев на самый краешек, Кара Басс принялся изучать столь беспечно оставленные на месте преступления улики.

"Люди рождаются", — старательно было выведено на первой строчке рукой Мальвинеля. Чуть ниже, — "Насилие и Совращение — разные вещи". Следующая фраза вогнала в легкий ступор, но нужно отдать Бассу должное, за полтора года знакомства с юным Властелином ему случалось слышать и не такие перлы. "Насилие — плохо и больно, Совращение — приятно и по любви", — было выписано уже ощутимо дрожащей рукой. И в самом низу страницы, едва понятными каракулями была сделана еще одна приписка, — "У людей дети появляются из женщин". Именно она натолкнула Басса на мысль, промотать в обратном порядке последний сеанс показа магического зеркала. Промотал. Чуть не поседел. Благо звук у картинки отключил заранее, чтобы мальчишек не разбудить. Интересно, и как эти двое естествоиспытателей умудряются так сладко спать после просмотра ужастиков на ночь?

Вздохнув, Басс лег рядом с Мальвинелем, подгреб мальчишку под себя, обнимая со спины. Юный Властелин так и не проснувшись, заурчал что-то невнятное, блаженно причмокнул во сне губами и вжался в него весь от затылка до коленок. С трудом переборов плохо контролируемый приступ возбуждения, Басс позволил на смену похоти прийти нежности, уткнулся лицом в светло-голубые волосы Властелина и с не меньшим, чем тот, блаженством уснул.

Утро встретило его испуганным взглядом черных глаз. Обнаружив, что мужчина проснулся, оборотень встрепенулся и тихо, чтобы не разбудить Мальвинеля, прошептал.

— Я могу уйти на коврик, — и то ли заискивающе, то ли извиняясь за что-то, завилял хвостом.

— Какой коврик? — нахмурился Басс, с ходу не сообразивший о чем это он.

— Ну... у двери, наверное.

— Зачем?

— Мальвинель сказал, что когда вы придете...

— Что значит вы? По-моему, еще вчера мы с тобой обходились "ты"?

— Но ведь все изменилось... — отведя взгляд, горько вздохнул Артемон.

— И что же это все?

— Вы теперь такой страшный, — бесхитростно признался мальчишка и спрятал лицо в подушке.

Басс нахмурился сильней.

— И вредный, — прозвучал чуть хриплый со сна голос Властелина совсем рядом, и Мальвинел повернул голову, чтобы посмотреть на него. Его глаза не улыбались, что для Кара стало совсем неожиданностью. — Ты обиделся, потому что я поцеловал Моню, да? — спросил Властелин и снова отвернулся. Помолчал и добавил, — Я же не знал, что поцелуи это только для тебя.

— Не только, — отозвался мужчина у него из-за спины и неожиданно признался, — Но хотелось бы...

— Так почему ты не сказал?! — требовательно вопросил Властелин, так и не обернувшись.

— Потому что решил, что Артемон тебе тоже понравился, как и я.

— Он мне нравится, но не как ты! — выпалил Мальвинель и порывисто обернулся. Опрокинул растерявшегося от его резвости Басса на спину и неожиданно уселся на него верхом. Тот даже пикнуть не успел.

— Больше или меньше? — быстро сориентировался хитро прищурившийся Басс.

Мальвинель осекся, замер и задумался.

— Конечно, меньше! — воскликнул справа Артемон. — Он ведь вчера так расстроился, что вы...

— Ничего я не расстраивался! — взвился Властелин, смутившись.

— Да? Тогда я могу вернуться в свою прежнюю комнату.

— Конечно, мо... Что? Нет!

— Почему? Ведь я тебе уже совсем не нравлюсь. Зачем бы тебе тогда укладывать меня с собой?

— Потому что... — начал Мальвинель и осекся, а потом в каком-то неосознанном порыве, бросил взгляд на Артемона. Тот вздохнул.

— Наверное, потому что ты любишь его, — отвернувшись к окну и поджав к груди колени, прошептал севший на кровати оборотень.

— Люблю? — растерянно протянул Властелин. — А как это?

— Когда уже не можешь жить без того, кого любишь. И когда хочешь, чтобы он всегда был с тобой, — откликнулся черноволосый и замолчал.

-Я... хочу, — тихо пробормотал Властелин и опустил взгляд на распластанного под ним Басса. Тот смотрел без улыбки, серьезно и пугающе.

— Ты уверен?

— Мне очень страшно, что ты возьмешь и уйдешь, — медленно кивнув, подтвердил тот.

— Ты — Властелин, с твоей силой, не заставит труда вернуть меня.

— Силой? Значит, ты уже не хочешь остаться со мной просто так?

— А это важно для тебя?

— Силой все равно не удержишь. Я пробовал, но все, с кем я играл раньше, всегда уходили...

— Со мной ты тоже играешь?

— Нет.

— А что тогда?

— Люблю? — робко спросил Мальвинель, но не найдя ответа в его глазах, сполз ниже и уткнулся лицом в грудь, вздохнул. — Не уходи, мне грустно без тебя, — попросил он, и мужчина не придумал для ответа ничего лучше, как просто обнять его, не сказав ни слова.

Артемон покосился на них, отвернулся и спустил ноги с кровати.

— А ты куда? — повернул к нему голову менестрель. — На коврик, что ли?

— Нет, — отозвался тот. — Пойду, заберу своих из темницы. Пойдем мы отсюда, наверное.

— Каких это своих? — встрепенулся Мальвинель, — И почему это они твои, а не мы?

— Потому что вам хорошо и без меня, — грустно произнес Артемон.

— Но им-то на тебя вообще плевать, — раздумчиво бросил Басс. — Напомнить, как они тебя в пустыне чуть не кинули? Или на баобабе чуть не забыли?

— Но они же не со зла!

— А в следующий раз, так же, не со зла, как ты говоришь, они тебя какой-нибудь тварюшке поопаснее скормят. Вот оно счастье, так что ли?

— Как это скормят? — вместо оборотня возмутился Мальвинель, — Они что, совсем дураки, эти светлые?

— Нет. Они просто светлые и этим все сказано, — поднимаясь и ссаживая его с себя, пробормотал Кара Басс. — Ладно. По расписанию у нас завтрак, все нежности потом.

— А почему потом? — тут же заинтересовался Властелин и, судя по тому, как навострил ушки оборотень, его интересовало тоже самое.

— Потому что, кто же нежностями на голодный желудок занимается? — весело подмигнул им обоим мужчина и повел в тот самый зал, в котором еще вчера Мальвинель устроил настоящее побоище, сегодня же там не было ни следа от осколков и прежнего разгрома. Духи замка все убрали, пока они спали. И стол был уже накрыт, но не на троих, что сразу бросилось в глаза, а на девять персон.

— А это для кого? — заволновался Артемон, заглядывая в глаза менестрелю. Тот улыбнулся и потрепал его по голове под ревнивым взглядом Мальвинеля.

— Ну, надо же покормить этих светлых олухов, а то они там с этой своей идейностью, чего доброго, загнуться еще. А Мальвинель расстроиться.

— Загнуться, значит, умрут? — поинтересовался Властелин нарочито безразличным тоном, не глядя в их сторону.

— Да, — подтвердил Басс.

— Нет. Смертей не хочу.

— Что, правда? — недоверчиво уточнил оборотень.

— Грустно, когда уходят безвозвратно. — Тихо прошептал тот и, повернувшись к нему, неожиданно улыбнулся, прогоняя грусть из взгляда. — Ну, что, с чего тебе хотелось бы начать?

— Со сладкого! — воскликнул Артемон, и они с Мальвинелем заговорщицки переглянулись.

— Ну, уж нет, братцы-кролики, — протянул Басс с притворной строгостью в голосе, — Сначала суп и каша, потому, так и быть десерт.

— Но, Ба-а-асс, — протянул Мальвинель.

— Но, Ка-а-ара, — поддержал его Артемон.

— А ну, марш за стол, а то выпорю!

— Вот так всегда, — горестно вздохнул Властелин, — И кто из нас после этого жу-у-у-уткий монстр?

— Ты, конечно, — толкнул его локтем в бок Артемон, который, как показалось Кара Бассу, начал немного осваиваться с их манерой общения. А оборотень весело закончил, — Кто бы еще смог терпеть его? — и указал глазами на менестреля.

Тот коротко фыркнул, схватил обоих хохочущих мальчишек за шкирки и потащил к столу. Начало дня было положено.

Светлые к завтраку припозднились. И прибыли такими ошарашенными, что даже природой теней, прислуживающих за столом, интересоваться не стали. Разве что седобородый маг глянул на бывшего Черного менестреля исподлобья и, пока никто не видел, залихватски, по-мальчишечьи подмигнул. Кара такой неоднозначный знак внимания к своей особе стоически проигнорировал, а остальные не заметили.

— И как это понимать? — вопросил гордый рыцарь, скептическим взглядом изучая свою тарелку. Внешне на ней не было ничего подозрительного: куриная ножка, жареная ломтиками картошка и булочка, обсыпанная кунжутом. Но какой Темный не отравит завтрак врага своего? Наверное, тот самый, который, как выяснилось, даже двери в темнице не додумался зачаровать, ну или, на худой конец, хотя бы запереть на самый вшивенький замочек. Правда, выявили они это опытным путем слишком поздно, аккурат под утра. А пока шушукались все вместе в каморке предполагаемой стражи на предмет дерзкого побега из этой розовой обители темных сил, за ними как раз прислали одного из слуг, и пришлось топать за безликой, блеклой тенью. Манюня, правда, очень вовремя попыталась спланировать в беспамятство под соусом явления привидения, подловив момент, когда рядом из всех мужчин оказался только интересующий её маг, но тот как ни в чем не бывало прошел мимо обморочной барышни, и той только и оставалось, что, поджав губы, поплестись вслед за всеми, расстроено повиливая из стороны в сторону кисточкой на хвосте.