| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А что творилось при изымании так называемых «излишков» продовольствия у крестьян? Да, недолгое правление Ленина — казалось ошалевшим от лютого беспредела мужикам, просто Царством Божием на Земле! Насильственная же мобилизация горожан в трудовые армии — сильно не понравилась даже «классу-гегемону». Не говоря уже о беспримерном обнищании обоих победивших в революции классов.
Конечно когда «враг у ворот», все эти заскоки «Льва революции», как и острую нужду и лютый голод терпели. Но когда армии Колчака, Деникина, Миллера и Юденича были окончательно разбиты и отброшены на окраины государства…
Троцкий действительно мог считаться законным наследником Ленина, поскольку после смерти Вождя — именно на его долю выпало всё олицетворение ужаса и ненависти. Со всех градов и весей необъятной страны, в адрес Льва Давыдовича неслось дружное:
— ДА, ДОКОЛЕ?!
* * *
Как это хорошо известно психологам, в каждой обособленной группе каких-либо единомышленников — обязательно образуется не менее двух подгрупп, подчас враждебно друг к другу относящихся. За историческими примерами далеко ходить не будем: «Алая роза — Белая роза», «правые-левые», «якобинцы-жирондисты», радикалы-умеренные, «большевики-меньшевики», «блатные-суки», «козлы» и «опущенные», …
«Активные» и «пассивные» представители ЛГБТ-сообществ, наконец.
Партия большевиков тоже — вовсе не была монолитно-единой и, в этом списке — каким-то редким и счастливым исключением. В её рядах с момента образования была великая грызня многочисленных групп и подгрупп, сдерживаемая и контролируемая лишь железной волей почившего в бозе Основателя и Вождя — имеющего особенный талант примерять грызущихся за обе щёки соратников….
Вот и сейчас, в самых «верхах» РКП(б) тоже исподволь зрело недовольство.
Ну, посудите сами: революционное прошлое у Льва Давыдовича было, мягко сказано — «с душком»!
Даже если оставить за скобками его буржуазное происхождение и родство с американскими банкирами — откуда на «блиндированном пароходе» и с чьими деньгами, прибыл в Россию «Демон революции»… Проблема лидерства в Октябрьском вооруженном восстании — присвоение чужих заслуг, ленинское прозвище «Иудушка» — не даром даденное, особая позиция по Брестскому миру — «мира не подписывать, армию распустить», ряд военно-стратегических промахов 1918-19 годов — вот важнейшие из тех напряженных моментов, каждого из которых было вполне достаточно, чтобы он раз и навсегда утратил доверие у памятливой на плохое ленинской «старой гвардии».
Возникли среди большевистской верхушки и идеологические разногласия насчёт дальнейшей стратегии… Кто-то из неё (втихаря, конечно) самоуспокоился, достигнув высот — какие и не снились им где-нибудь в сибирской ссылке и, эти «кто-то» — хотели почивать «на лаврах», сидучи в наркомовских креслах.
«Демон революции» же, как буйный маньяк расчленёнкой после зверского изнасилования — бредил перманентной революцией и, готов был хоть сейчас разжечь пожал мировой революции — всего лишь «охапкой хвороста» для которой, по его мнению — должна стать измученная второй войной подряд Россия.
Однако, при таком раскладе вместе со страной могут сгореть и уже нагретые собственными задницами начальнические кресла! Многие из вновь образованной советской элиты, может и не говорили так вслух — но думали примерно, как кот из мультфильма про попугая Кешу:
— Таити, Таити… На фиг нам ваше сраное Таити, нас и здесь неплохо кормят!
Причём чем дальше, тем больше и глубже несло товарища Троцкого в неведомые заоблачные дали — тем всё более и более перепуганными становились «ленинские гвардейцы»… Тем всё глубже и глубже становился идеологический раскол в партии между ним и, группой партийцев и военных — объединившихся вокруг Сталина.
Сталин, ещё задолго до революции, по национальному вопросу занимал позицию — отличную от таковой у большинства однопартийцев и не боялся полемизировать по нему даже с самим Лениным. В отличии от Троцкого, Сталин считал русскую социалистическую революцию, хоть и частью мировой — но всё же историческим фактом, имевшим самостоятельное значение. Он считал, что не следует особо торопиться разжигать «мировой пожар»: сперва крепко встать на ноги в России — а затем уж замахиваться на что-то более грандиозное.
С чье-то лёгкой руки сторонников Сталина стали называть национал-большевиками1, или коротко «нацболами», сторонников Троцкого — интернационалистами, или «интерболами».
Хотя, многие современные историки-аналитики говорят, что это была просто борьба за власть между двумя сильными личностями…
Спорить не будем: возможно как обычно — истина где-то посередине.
* * *
Зимой 1918-19 года отношения между Троцким и Сталиным обостряются до предела. Советский диктатор совершает очередную — самую роковую из своих ошибок-преступлений. Поведшись на сведения своей разведки из числа немецких коммунистов — о том, что пролетарская революция в Веймарской Республике созрела, что вот-вот там вспыхнет восстание (возможно, Лев Давыдович сам всемерно посодействовал этому из бездонных, казалось бы, сокровищниц Российской Империи), он, не добив белогвардейцев на окраинах — сосредоточил основные силы Красной Армии против = не много ни мало, против всей Версальской системы.
— Мировая революция для нас важнее, товарищи, — надрывался на митингах «Лев Революции», разжигая революционный энтузиазм, — чем жалкие остатки разбитых полчищ Деникина в Новороссийске или Колчака за Байкалом!
Напрасно доставшиеся Республике от Российской империи военные специалисты предупреждали его — что чрезвычайно опасно развязывать новую войну, не закончивши с уже ведущейся… Некоторых из них ждала незавидная судьба адмирала Щастного — расстрелянного всего лишь из-за подозрения в намерении сдать Петроград союзникам. Так Председатель Реввоенсовета окончательно оттолкнул от себя военных специалистов — бывших царских офицеров и генералов, добровольно перешедших на сторону Советской Власти.
Иначе говоря, Троцкий — со свойственным ему полемическим жаром и задором политического бойца, предложил на суд истории свою талантливую ограниченность.
И тот суд расставил все точки на «ё»!
Действительно, на первый взгляд могло показаться — что в Германии созрела революционная ситуации — наподобие той, что имелась в России в Октябре 1917 года… В январе, в феврале, в марте и в апреле попытки установить Советскую Власть продолжались. В Берлине, в Лейпциге и Дрездене, в Брауншвейге и Киле, в Штутгарте и Мюнхене, в Гамбурге, в Рурской области, в Тюрингии, в вольном городе Бремене — происходили беспорядки, вспыхивали восстания и тотчас объявлялось о провозглашении очередной «Социалистической Республики».
Такие события будоражили российское руководство — Троцкого, Зиновьева, Свердлова, Крестинского, Пятакова и прочих и, вселяли в них уверенность: немецкая социал-демократия переживает свой 1917 год…
Мировая революция началась!
ОДНАКО, ТО БЫЛ ЛИШЬ «ПАР В СВИСТОК»!!!
Зашоренные замшелыми идеологическими марксистскими догмами 75-ти летней давности, кремлёвские вожди не понимали — что радикализм в Германии порождён отнюдь не твёрдым намерением следовать по пути, предсказанному закостенелой теорией их классиков.
Он вызван иным!
Народ Германии был иным, чем в России… Он требовал ни каких-то там расплывчатых «социальных справедливостей» — их в промышленно-развитой стране вполне хватало, а…
НАЦИОНАЛЬНОГО РЕВАНША!!!
Горечь поражения, страх перед ближайшим будущем, боязнь очередного «удара в спину» — вот, что превалировало в немецких умах и сердцах. Судьба страны оказалась в руках вчерашнего противника — Франции, лидер которой «тигр» Пуанкаре, уже давно мечтал не просто отплатить за поражение во Франко-Прусской войне — но и сделать всё, чтобы поверженная Германия никогда уже больше не поднялась с колен.
* * *
Однако, у большевиков-интернационалистов имелась одна «небольшая» проблемка — общей границы между Россией и Германией не было. Между двумя, без пяти минут братскими социалистическими странами, сыто возлежал со вспученным пузом и, довольно попёрдывал — распространяя в округе зловоние гордой «региональной сверхдержавы», некий зверёк со шкуркой непромыслового значения… «Шакал Европы» — говоря словами демократа Черчилля, не жалеющего едких эпитетов по отношению к «своему сукиному сыну».
В этот исторический период, восставшая из исторического забытья Ржечь Посполита, обожравшись наскоро проглоченными кусками бывших империй — Австро-Венгрии, Германии и России, теперь — сыто икая и рыгая, их «переваривала»… Демократическая Польша, освободившись от векового национального угнетения, в это время была занята тем, что сама подавляла национально-освободительные движения в украинском Львове, немецком Данциге и Верхней Силезии. Даже от «братской» Литвы — Польша с мясом и кровью, жадно отгрызла слюнявой пастью её столицу Вильно (Вильнюс).
Ну, что ж…
Если Польша мешает российскому пролетариату объединиться с немецким — значит она должно быть сокрушена!
Льву Давыдовичу Троцкому Польша не показалась серьёзным противником — хотя товарищи по партии и военные специалисты хором предупреждали его, что лёгкой прогулочки не получится. Что Европа не отдаст просто так — ни Польшу, ни тем более Германию.
Однако, Троцкий и Секретариат ЦК — Крестинский, Преображенский, Серебряков и примкнувший к ним Томский, настаивают — надо «потрясти систему мирового империализма». Мол, стоит только прорваться через «шакалий труп» Польши в Германию — а там полыхнёт! «Красный Бонапарт» — комзапфронта Тухачевский его всемерно поддерживает и требует дать ему возможность «пощупать штыком белопанскую Польшу».
* * *
А у той свои собственные «тараканы»!
В польском обществе, мечтали не просто о возрождении национального государства, но об восстановлении Речи Посполитой как минимум в границах 1792 года — «от можа и до можа».
Однако в отличии от Троцкого, Пилсудский не торопился. Подобно хитро-траханной обезьяне из китайских народных сказок — сидящей на высоком баобабе и наблюдающей схватку двух тигров у его подножья, он внимательно следил как русские истребляют друг друга и выжидал момент — когда те до того обессилят, что можно будет откусить от русского пирога — аж до самого Смоленска, а то и дальше.
Рисунок 14. Освободители Европы от гнёта капитала — советские воины-интернационалисты из РККА.
«Моя мечта, — говорил на Сейме маршал Юзеф Пилсудский, — дойти до Москвы и на Кремлевской стене написать: "Говорить по-русски запрещается"».
Поляки в начале 1919 года вели бои с большевиками в Белоруссии и на Волыни, но прекратили их на время наступления Деникина. Пилсудский, втайне от Деникина и Совета Антанты, заверил Троцкого, что дальше наступать не будет — белых он считал более опасным противником, чем красных. В разгар кровопролитнейших боев под Орлом, этот нацист-террорист — ставший маршалом Польши, говорил представителям большевиков:
«Нам важно, чтобы вы победили Деникина. Берите свои полки, посылайте их против Деникина или против Юденича. Мы вас не тронем».
Троцким это было расценено, как слабость и трусость!
Красные, долго уговаривать себя не заставили и, воспользовавшись мудрым обезьяним советом шакала Европы и, любезно предоставленной им возможностью — перебросили войска из-под Волыни под Елец, тем самым сломив белый Южный фронт. Войска ВСЮР дрогнули в отступлении и сдали Красной Армии города Орёл, Воронеж, Курск, Харьков, Киев, Ростов-на-Дону…
Однако, дальше произошло нечто неожиданное для Пилсудского.
Точка зрения «ястребов» в РКП(б) возобладала: решив что с Деникиным уже навсегда покончено, ограничившись взятием Ростова и Царицына — ЦК большевиков по настоянию Троцкого решает начать наступление против Польши и, не прекращать его — пока та не сдастся на милость победителя. 12 декабря Тухачевский объявил по Красной армии приказ:
«Через труп Белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках принесем счастье и мир трудящемуся человечеству. Пробил час наступления. На Вильну, Минск, Варшаву — марш!»
Красная Армия, сосредоточившись в Киеве и восточнее Минска, 1 декабря 1919 года — двумя группировками неожиданно перешла в наступление и, прорвала польский фронт как деревянный нос Буратино — нарисованный на картонке очаг в гадюшнике у Папы Карлы. Кроме общевойсковых соединений и частей, в чистый прорыв было брошено сразу две конные армии — 1-я Будённого и 2-я Миронова, кроме того — отдельный конный корпус Червонного казачества Примакова и кавбригада Котовского.
К середине декабря, польский фронт рухнул — как лубяной домик трёх поросят, при дуновении «ветров» из задницы японского Годзиллы. Красные армии Тухачевского и Буденного на плечах бегущих в панике ляхов, достигли линии Керзона. Поляки запросили мир, обязавшись отвести войска за эту линию — признанную Советом Антанты и отказавшись от каких-либо претензий на украинские, белорусские и литовские земли. Европа всполошилась: Великобритания и Франция в так называемой «ноте Керзона» объявили, что если большевики перейдут Буг — то они начнут с ними войну.
Мнения в ЦК большевиков разделились: нацболы Сталина настаивали на прекращении войны и подписания столь выгодного мира — пока предлагают. Но опьяневшие от лёгких побед Троцкий и его интерболы, их не слушали — требуя продолжении войны на территории Польши, желая распространить революционную войну на всю Европу — вплоть до Италии и Великобритании.
Рисунок 15. Союзники национал-социалисты: Юзеф Пилсудский и Симон Петлюра, 1920 год.
«Головокружение от успехов» — вещь заразная!
Снова победили «ястребы» Льва Троцкого: 17 декабря 1919 года ЦК ВКП (б) принимает решение советизировать Польшу. В Белостоке 23 декабря создается «ПолРевком» во главе с ярыми большевиками — Феликсом Дзержинским и Юлианом Мархлевским, объявивший себя польским правительством. Левые социалисты всей Европы — от британских лейбористов до Федерации Социнтерна, поддержали большевиков против Польши. Части Красной Армии, превосходящие Войско Польское более чем вдвое — 250 тысяч бойцов против 110 тысяч штыков и сабель, подходят на пятнадцать вёрст к Варшаве.
В этой новой, альтернативной истории — никаких «приманок» в виде Львова!
Всей свой мощью, согласно «таранной» стратегии Комзапфронта Михаила Тухачевского — Красная Армия прёт на Варшаву и, в авангарде её — 1-ая конная армия Будённого. Прикрывая её правый фланг, 2-я конная армия Миронова нацелилась через Вильно на Восточную Пруссию.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
