| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Взвыв, незадачливый охотник схватился за лицо и, бросив ружьё и добычу — убежал вместе с заскулившей ушастой псиной…
И патронташем с патронами, увы!
Трофеем оказались пять отощавших после «межконтинентального перелёта» и начинённых мелкой дробью уток и отличная — «из стали капитана Обухова», но разряженная двустволка. Спрятав её понадёжнее (вдруг оказия насчёт патронов подвернётся), Миша поспешил сделать ноги из этого района и правильно сделал, ибо в этом вскоре началась облава, которая его чуть было не накрыла.
Другой раз дождавшись окончания «жора», Мишка выстрелами по открытым частям тела — заставил сигануть в реку финна-рыболова и затем присвоил полный садок рыбы и почти нетронутый обед, в котором оказался и приличный кусок свиной копчённой колбасы. Среди вещей незадачливого рыбака ему достался неплохой складной нож, пехотная лопатка и конечно же рыболовные снасти.
Но самой ценой добычей, естественно — оказался почти полный коробок хороших шведских спичек и небольшой кулёчек соли.
С тех пор «охота на охотников» — стала основным способом поддержки жизнедеятельности мишкиного организма. Как-то раз таким образом, ему достался даже дикий кабан, отбитый сразу у трёх охотников — которые сидели вечером у костра и травили друг другу байки. От мишкиных метких выстрелов, один из них упал на землю и, держась за лицо — катался по земле и выл как волк, а два других в панике убежали в лес.
Составленные в пирамиду ружья — конечно его заинтересовали… Но они издают слишком громкий звук при выстреле, могущий его выдать. Поэтому Миша их «трофеить» не стал, а всего лишь положил в костёр: чтоб пришедшим в себя охотникам — не пришло в голову устроить за ним погоню по «горячим следам».
С расстеленной на земле «накрытой поляны», он набил снедью почти целый вещмешок, затем от уж разделанного кабана — отрезал пару приличных кусков мяса и, был таков.
* * *
От лесной жизни зрение, нюх и слух Мишки обострились до предела: запах табака например, он чувствовал за пару вёрст, что не один раз выручало его — когда местные пейзане устраивали на него облавы в связи с его «невинными» проделками. Такая жизнь ему так полюбилась, что казалось — что никакой другой у него и не было. Что он рождён был в лесу, в сапогах и ружьём в руке.
Даже было докучавшие сперва комары да мошки, от укусов которых тело — так зудело, что он расчёсывал его в кровь, он него отстали.
Единственное, что изрядно напрягало — информативный как бы сказали сейчас и коммуникационный голод.
Борясь с первым, н подбирал и даже воровал газеты — из которых как-то раз узнал об смерти большевицкого вождя Владимира Ленина…
Со вторым — разговаривая с птицами:
Застрекочет сорока — и он стрекочет.
Закаркает ворона — и он каркает.
Кукушка года кому-то отсчитывает — и он кукует, изо всех старается
Закукарекает поутру крестьянский петух на финской ферме — и, Мишка тут как тут — кукарекает… Да так, что куры потом до обеда успокоиться не могут — всё кудахчут, да кудахчут.
* * *
К середине лета Мишка добрался до самого Гельсингфорса, который финны зачем-то переименовали в Хельсинки. Здесь кроме всех прочих, очень удачной была «охота» на влюблённую парочку решившую устроить пикничок на одной из лужаек, но после нескольких метких выстрелов — с воплями бежавшую в чём мать родила, оставив Мише носильные вещи и, полную корзину снеди. В которой среди жаренных куриных окорочков и всего такого прочего, к его поросячьей радости — оказалась и бутылка хорошего вина.
Мда…
От вина у Мишки так разболелась голова, такие были мучительные боли — не проходившие как бы не три дня… Что придя в себя, он с омерзением закинув бутылку с остатками этой гадости подальше в кусты и, дал себе зарок — никогда больше не употреблять спиртного.
Здесь же рядом с Хельсинки, Миша первый раз убил человека… Точнее — сразу двух.
Было это так.
Как-то раз он обнаружил зажиточный хутор с молочной фермой и наблюдал за ним почти двое суток — расположившись в кустах за небольшой речкой, буквально в двух шагах. Туда никто не ходил, единственное — младший сын хозяина, изредка посиживал напротив с удочкой — ловя на удивление крупных карасей.
Сперва в его сторону гафкали собаки, но он в ответ каркал вороной и простодушные финские селюки думали, что глупые псины — так нервно реагируют на глупую птицу и, бывало охаживали их палками.
И собаки угомонились и, даже иногда подбежав к речке — виляли хвостов, за что незаметно получали по небольшому куску уже начинавшего протухать копчённого кабаньего мяса.
На ферме имелось стадо коров голов в пятьдесят, из молока которых изготавливали кисло-молочные продукты и реализовывали в столице — куда каждое утро отправлялся крытый фургон с единственным возницею.
В первый раз, он устроив засаду и подкравшись сзади — просто-напросто разрезал финкой сзади фургона полотно и стащил головку сыра, оказавшимся просто божественно вкусным… Миша конкретно «запал» на сыр с этого хутора, но в следующий раз на фургоне оказался бдительно следящий за поклажей сопровождающий и Мише волей-неволей пришлось изменить тактику.
Дождавшись рано утром — ещё едва забрезжило, фургона везущего молочные продукты на рынок в Выборге, он сперва выстрелил вознице в висок с расстояния в несколько шагов… Затем быстро перезарядив — сопровождающему в повёрнутое в его сторону лицо.
Оба с криками слетели со своих мест на землю, фургон остановился и Миша сунулся было внутрь за законной добычей… Но тут сопровождающий — хорошо одетый и довольно почтенного возраста селянин (уж не сам ли хозяин фермы?) принялся было геройствовать, достав из-за пояса древнего вида обрез. Но Миша из-за особенностей возраста и образа жизни, оказался не пример проворнее и мигом — от уха до уха, перехватил финну горло своим «пуукко», в самый последний момент запоздало подумав:
«Я не спросил его, разговаривает ли он по-русски…».
Но было уже поздно: бросив обрез, выпучив свои быстро тускнеющие — по-рыбьи белесые чухонские глазки, и обеими руками схватившись за горло — откуда фонтаном била ярко-красная кровь, финн медленно сел, потом неторопливо лёг и после короткой агонии перестал подавать признаки жизни.
Проигнорировав валяющийся рядом с хозяином обрез (ибо в чём в чём, а в оружие благодаря отцу хорошо соображал), Миша на всякий случай проделал ту же «операцию» и с неподвижно лежавшим возницей… Залез в фургон и первым делом напившись парного молочка — пока обратно не полезло, как у перекормленного грудничка. Затем, набил полный вещевой мешок кругами сыра и, взяв в одну руку бидон со сметаной, а в другую ведро с творогом — поспешил насколько это возможно быстро, покинуть место столь удачной засады…
* * *
После этого случая, взялись за него уже серьёзно!
На всех перекрёстках были расставлены посты, на лесных тропках — засады. Леса в окрестностях Хельсинки — днём и даже ночью, почти целую неделю, прочесывали солдаты и добровольцы из крестьян и горожан.
Миша же со всем возможным комфортом (единственное неудобство — костёр нельзя было разжигать) расположился там, где его никто не искал — напротив фермы.
Находясь там, он с детским любопытством наблюдал за похоронами хозяина и батрака, подслушивал разговоры и даже был свидетелем ссоры наследников по поводу раздела доставшегося имущества…
На третий день после похорон, ночью после поминок, он раздевшись догола переплыл речушку и вдоволь наелся блюд финской кухни с расставленных во дворе столов. С вечера заметив на том же дворе оставленную газету и, по-собачьи держа её в зубах, вернулся обратно. Наутро он вычитал в ней про какого-то «Выборгского стрелка1» терроризирующего окрестности финской столицы. Но не отнёс это за свой счёт, ибо тому газетчики приписывали всякие ужасы — вплоть до убиения финских младенцев и изнасилования их матерей и, использовал её без остатка по «прямому назначению» — ибо после непривычной пищи, его «несло» просто не по-детски.
Когда в окрестностях Хельсинки успокоилось, Миша стащив с фермы на прощанье ещё пару головок сыра — двинулся в обратный путь, в сторону Выборга…
* * *
«Пропартизанив» таким образом до осени, до времени — когда с огородов можно было тырить овощи, Мишка с первыми же холодами — всем своим организмом понял что зиму ему не пережить. Одежда и обувь пришли в негодность — да и вырос он из них, спички и соль достать стало практически невозможно, не говоря уже про боеприпасы для «Монте-Кристо». И некоторое время побродив в окрестностях родного Выборга, расстреляв остатки патронов по финскому патрулю — серьёзно как ему показалось искалечив двух солдат (но не до такой степени, чтоб можно было не рискуя забрать их оружие, одежду и обувь), он двинулся на Юг — в Крым. В крымской Ливадии Мишка один раз бывал вместе с семьёй и, это место показалось ему просто Царствием Божием на Земле.
Границу Миша переходил вместе с группой финских контрабандистов — везших в бывшую столицу Российской империи продукты питания, а обратно вывозивших золото, предметы искусства и антиквариат. Воровать по ночам еду у них было невообразимо сложно: люди привычные к лесной жизни и к подстерегающим на каждом шагу опасностям и, по сему — слышавшие каждый чуть заметный шорох, чующие каждый посторонний запах…
Но Мише это иногда удавалось.
Notes
[
←1
]
В книге Ларса Вестерлунда «Мы ждали вас как освободителей, а вы принесли нам смерть», вскользь упоминается какой-то «Выборгский стрелок», но без каких-либо подробностей.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
