| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
С «КВ» же особых проблем не было, по меньшей мере, в отношении радиосвязи.
Глядя на директора и главного инженера «Завода №173», мрачно резюмирую:
— Боевая машина без радиосвязи — небоеспособна, товарищи! Скоро, буквально на днях, выйдет постановление ГКТиО о том, что любой танк, самолёт или какая другая боевая машина — должна в обязательном порядке оснащаться полноценной радиостанцией… И что тогда, мы с вами будем делать?
Максарёв, двинув кадыком туда-сюда, как будто что-то проглотил, ответил:
— Работать будем, товарищ Сталин!
Но в его голосе я не услышал уверенности, а Федоренко несколько злорадно спросил:
— Прикажите снять «Т-34» с испытания, тов…?
Раздражённо:
— Не надо! Пусть бегает, останавливаясь через каждые полчаса для коротких сеансов радиосвязи.
Впрочем, далеко «лучший танк ВМВ» не убежал.
Рисунок 97. Размещение радиостанции «71-ТК-3» в носовой части корпуса танка «Т-34».
* * *
Танк «Т-34» выпуска 1940 года имел шесть внутренних баков общей ёмкостью 460 литров. На более поздних выпусках их число увеличили до восьми общим литражом в 580 — но это не тот случай, я специально узнавал.
Этого запаса топлива хватало, чтоб двигаясь с экономичной скоростью в 25-35 километров в час, по твёрдому шоссе — проехать триста восемьдесят вёрст, по грунтовке — двести тридцать.
Так что где-то через десять часов — плюс-минус час-два, Морозов со своими «орлами» должен нарисоваться.
Если ничего не случиться, конечно.
Тяжёлый «КВ», ползущий даже по шоссе с максимальной скоростью в тридцать пять километров в час — вмещал в своей толстокожей утробе чуть больше 600 литров дизтоплива, которых ему должно хватить на…
От 90 до 120 километров пробега по грунту у машин выпуска этого года.
Про «среднюю» скорость, я тактично не спросил у Зальцмана, а он — не менее тактично, про неё не упомянул.
Будем надеяться, что из-за разницы в запасе хода — оба танка приедут одновременно, иначе это «мероприятие» — затянется как бы не до полуночи.
Только я это подумал, как на 112-ом километре пути, при преодолении канавы и крене свыше двадцати градусов — на танке «Т-34» произошло заклинивание гусеницы, а потом её разрыв и спадание.
По довольно либеральным условиям «генеральных испытаний» — иначе перед самой войной вообще без танков останемся: если силами экипажа и при помощи ремонтников сопровождающей ремлетучки машина сможет быть отремонтированной и продолжить пробег — она считается их выдержавшей.
Примерно полчаса, за которые мы сходили в столовую и пообедали, а тяжёлый «КВ» — смог вырваться далеко вперёд и, «тридцатьчетвёрка» снова на ходу.
Однако, счастье длилось не долго.
Пройдя в общей сложности 146 километров, «Т-34» вновь встал.
С сарказмом интересуюсь:
— Что в этот раз?
Краснея получившим отлуп от первой любви пионером, главный инженер «Завода №173» промямлил:
— Масло кончилось…
В удивлении приподнимаю брови:
— Мне докладывали, что дизель экономичнее бензинового двигателя?
Тот, скромно потупившись:
— Это что касается расхода топлива, товарищ Сталин. По расходу же моторного масла, дизель «В-2» намного превосходит карбюраторный «М-17»…
Считается, что дизельный двигатель более экономичен, чем карбюраторный, из-за чего якобы — наш «Т-34» про запасу ходу превосходил немецкие танки. Но обычно упускается из виду, что дизель хоть и сравнительно мало «ест» горючего — но зато масло жрёт, как из пулемёта. Поэтому реальный запас хода у «лучшего танка ВМВ» — именно сто пятьдесят километров и ни сантиметра больше. По крайней мере — первых выпусков
Стараясь особо не звереть, но всё же с «грозой великою» в голосе:
— Нет уж, товарищи конструкторы! «Запас хода» — это сколько танк пройдёт километров на одной заправке ГСМ, а не просто до выработки топлива.
Хотел уж снять танк с испытаний, но Федоренко предельно тактично покашлял и, я вспомнил свои слова:
«Программа испытаний: пробег до полной выработки запаса топлива».
Махнув рукой, в крайней досаде на собственный промах:
— Заправить маслом и пусть продолжает пробег. Но вы товарищи, возьмите на карандаш и хорошенько подумайте над тем — как увеличить возимый запас моторного масла, пусть даже и за счёт топлива.
Поняв, что гроза миновала, директор с главным переглянулись, повеселели и перебивая друг друга выкрикнули:
— Хорошо, товарищ Сталин! Выполним!
Грозно рявкаю:
— А что до этого пробега не выполнили? Своего ума не хватило?
Молчат, проклятые…
Тем временем, дело было уже ближе к обеду — вырвавшийся было далеко вперёд «КВ», сбавил свою «рысь» из-за перегрева бортовых фрикционов и начавшихся проблем с второй и четвёртой передачей коробки передач… Затем и сама КПП стала с трудом переключаться… Тяжёлый танк, до того двигающейся с средней скоростью 18-20 километров в час, снизил её до двенадцати.
Поймав взгляд Зальцмана, спрашиваю со спокойным, как у удава, любопытством:
— Этот танк прошёл полную военную приёмку, или Вы как обычно — снова сжульничали, товарищ директор?
Прошлым летом, Директор Кировского завода Зальцман Исаак Моисеевич дважды представлял в Наркомтяжмаш сфальсифицированные сводки о производстве танков, а потом попался на отдаче распоряжений старшему военпреду АБТУ КА Шпитанову об оформлении приёмки незаконченных производством танков… За что оба получили дисциплинарные взыскания, хотя конечно следовало бы расстрелять.
Тот, мгновенно вспотев — хоть выжимай, взмолился:
— Товарищ Сталин! Заводские конструкторы спроектировали два варианта бортовых фрикционов, новый сухой воздухофильтр, замок на коробку перемены передач и ряд других агрегатов… Но пока не смогли устранить эти дефекты, появившиеся вместе с танком.
— Кто или что мешает заводу устранить эти «врождённые» дефекты?
У того испуганно забегали глазки:
— Нам дают совершенно нереальные планы!
— Вы имеете в виду так называемое «Сталинское задание»?
По первоначальному плану в 1940-м году Кировский завод должен был изготовить всего 50 танков «КВ», отработать их конструкцию и лишь с 1941 года перейти на их крупносерийный выпуск. Однако в июне 1940-го года появляется постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б), согласно которому годовое задание увеличивалось до 230 «КВ», из них 130 с 76-мм пушкой и 100 со 152-мм гаубицей. Не в теме каким боком сюда пристёгнут мой усатый Реципиент, но в документах того времени данное решение именовалось именно «Сталинским заданием».
Директор жертвенным ягнёнком, еле слышно проблеял:
— Даааа…
Не стал кошмарить: человек и предприятие в целом — явно заложники вышестоящей парторганизации, заставившей их дать повышенные обязательства.
Успокаивающе киваю на портрет на стене:
— Харашо. После генеральных испытаний мы все вместе подумаем, как и дефекты устранить и задание самого товарища Сталина выполнить.
Тем временем, температура воды и масла в системе охлаждения «КВ» — дошла до критических 107-ми и 112-ти градусов соответственно… Затем, начался увеличиваться расход масла, его давление резко упало, появилось выбивание газов и масла через суфлер мотора и он начал постепенно сбавлять обороты.
Наконец, сквозь треск послышалось:
— Двигатель заглох!
Естественно, первым было предположение:
— Медным тазом накрылся?
Спустя какое-то время, из радиоприёмника прохрипело:
— Нет, топливо в баках закончилось.
Искренне удивившись:
— И сколько же сегодня прошёл танк?
Начальник полигона полковник Романов отвечает:
— Девяносто шесть километров, товарищ Сталин.
Ну, что ж… Вполне соответствует официальным ТТХ. Плюс-минус «лапоть», конечно.
Чисто из любопытства спрашиваю:
— А какой был пробег у этой машины до этого?
— Восемьдесят километров военпредовского пробега на заводе и два контрольных пробегов по двадцать километров, уже здесь. При этом потребовалось провести две переборки бортовых фрикционов.
«Мда… И сказать то нечего — а что тут скажешь?».
Пару минут подумав, объявляю волевое решение:
— Если экипаж танка «КВ» сумеет отремонтировать танк в соответствии с существующими нормативами, дозаправить его и пусть продолжит испытания отстрелом и обстрелом.
Спустя пару часов, после общего пробега в двести с небольшим километров по зимней грунтовке, закончилось дизтопливо и у «Т-34». Примерно в это же время силами экипажа и бригады ремонтников был отремонтирован и «КВ».
* * *
После обеда заметно потеплело, стихло, ближе к вечеру пошёл слабый ливневый снег.
Видимость из окон КНП была не ахти и, чтоб не пропустить завершающий этап испытаний, я и наиболее причастные к ним лица — перебрались на наскоро сделанную из дерева, невысокую (метров пять-шесть), но довольно-таки вместительную вышку. Здесь имелось артиллерийская стереотруба для меня и Начальника полигона, а на имевшимся столике лежали морские бинокли…
Короче, всё условия!
Всё-таки — молодец полковник Романов, надо бы его до генерал-майора повысить.
Вслед за нами, на свежий воздух высыпал и весь состав субботнего совещания в Кремле и, вскоре у подножия вышки образовалась изрядная толпа военного люда.
Эх, трибуны не догадался приказать соорудить!
Но обстрел танков им и отсюда будет хорошо видно: всего лишь каких-то несчастных триста метров.
На стрельбище «Т-34» ворвался первым и резко остановился, качнувшись. Торчащий из башни по пояс Морозов отсемафорил красным флажком что готов к стрельбам и скрылся в танке закрыв за собой люк.
Я посмотрел на Романова и кивнул:
— Начинайте.
Тот дал отмашку красным флажком и, откуда-то сбоку прозвучала длинная пулемётная очередь. В сгущавшихся сумраках, в стереотрубу было отчётливо видно, как бронебойно-трассирующие пули вонзаются в башню танка и не в силах пробить броню, высекая красноватые искры — рикошетят в разные стороны.
Только ради этого зрелища, стоило всё это устроить!
Как будто получив под ср… Под корму хорошенький пендель, тридцатьчетвёрка рывком тронулась с места и, проехав пару десятков метров — «клюнув носом» резко остановилась. Несколько секунд покачавшись, слепошаро повела стволом вправо, целилась как будто вечность и наконец…
Выстрел!
Первый мной за две жизни услышанный выстрел из настоящей пушки, вызвал в душе какое-то детское ликование. Но внутренний голос всё опошлил:
«Ты ещё в штанишке написай! Мля… И кого только в Сталины не берут…».
И я тут же пришёл в себя.
Смотрящий в бинокль Федоренко угрюмо обронил:
— Мимо. Метров пятьдесят недолёт.
Снисходительно утешаю:
— Первый блин комом.
Немного проехав вперёд, танк остановился, покачался, выстрелил и снова мимо.
Федоренко сквозь зубы:
— Перелёт. Не может нащупать расстояние. Вот если бы стоя на месте…
По условиям, с остановки можно было делать только один выстрел. По вполне понятным соображениям:
— Стоя на месте, его бы уже давно сожгли в реальном бою. Противник тоже имеет привычку пристреливаться, не забывайте.
После пятого промаха, я недоумённо предположил:
— Пушка с кривым стволом или наводчик с косоглазием? Не подскажите, товарищ директор, ваш Морозов регулярно медосмотры проходит?
Директор Харьковского завода промычал в ответ:
— Эээ… Не интересовался, извините.
Бурчу недовольно:
— Надо интересоваться персоналом. А то в следующий раз какого-нибудь психа со справкой из психушки главным конструктором назначите. Он вам такого наконструирует…
Федоренко, шепнул на ушко:
— Мы привыкли стрелять по плоским мишеням, тов…
Ну, это я товарищам инженерам подосрал по вредности характера: мишени, представляли не привычные для танкистов-хроноаборигенов щиты — а объёмные макеты танков, пушек и долговременных огневых сооружений (ДОСов) и располагались от трёхсот до шестисот метрах от трассы движения танков.
Ворчу:
— «Привыкли» они, видишь ли… А если бы я бы приказал ещё и окрасить мишени в белый свет?
Молчит…
— Завяжите узелок на память, Федоренко: впредь учить танкистов стрелять только по объёмным мишеням и только изготовленным в натуральную величину.
— Завязал, тов…
Наконец, бывший за командира-наводчика Главный конструктор Морозов приноровился к созданному своими же руками уё… Хм, гкхм… Детищу. Сперва он дал длинную очередь из пулемёта и только пристрелявшись — выстрелил из орудия.
— Прямое попадание!
Обернувшись ко мне, Федоренко ликуя:
— Всё-таки, на этих танках можно воевать, если с умом!
Охотно соглашаюсь:
— Вижу. Не забудьте занести этот приём в Боевой устав танковых войск.
Однако, буквально после пяти-шести удачных попаданий, танк снова стал мазать и причём — прямо-таки безбожно. Кроме того, сделав выстрел он подолгу останавливался и, приходилось «подбадривать» его пулемётными очередями по башне.
Испытания стрельбой стали задерживаться, а на подходе был ещё «КВ».
Потеряв терпение, раздражённо:
— Что с ними? Что они там телятся?
Радиостанции на вышке не было, но с КНП по телефону сообщили:
— Сообщают, что сильная загазованность боевого отделения. Глаза слезятся, лёгкие жжёт… Просят разрешения открыть люки и выбросить стрелянные гильзы…
Сперва я вызверился, от слова «конкретно»:
— А в бою они у противника будут просить разрешения открыть люки? Сами такую машину сделали: товарищ Сталин их не заставлял. Вот пусть сами теперь и мучаются!
— Потравятся же…
— Ничего! Бабы других конструкторов нарожают. Думающих!
Однако минуту спустя, сменил гнев на милость:
— Доедут до конца полигона — там всего ничего осталось, пусть «продуют отсеки».
Действительно, пока дождёшься когда бабы-дуры — думающих конструкторов начнут рожать…
От старости помрёшь!
После чего, «тридцатьчетвёрка» шмаляя куда попала, довольно бодро домчалась до противоположного конца полигона и остановилась. Мгновенно распахнулись люки, из них выскочили чёрные фигурки и принялись на четвереньках ползать вокруг танка.
Протерев окуляры стереотрубы, удивлённо спрашиваю:
— Что они там ползают? Никак ищут что? Если найдут — двадцать пять процентов в доход государству!
Федоренко, не отрывая от глаз окуляров морского бинокля, с едва заметной ноткой осуждения в мой адрес:
— Блюют они, товарищ Сталин. Отравились газами…
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
