Cны Джессики. Марта Дионизио

— Все верно, моя дорогая. Беа была всем для меня.

Я внутренне содрогнулась. Андреа тоже был для меня всем.

— Мне нужно уже идти. Большое Вам спасибо еще раз.

Я понеслась прочь от Андреа, пытаясь сдержать слезы отчаяния и безнадежности — я плакала всю дорогу назад.Я оплакивала Беатриче, Андреа и себя саму, чувствуя себя чужой в этом времени.

Кошмар

Внезапный крик разбудил меня. Под ногами дрожала земля. Я открыла глаза, и в течение нескольких секунд не могла поверить окружающей меня обстановке. Я снова была в лагере. В полной темноте.

"Быстрее, Джесс, за мной!"— кричал Андреа.

Я вскочила с импровизированного гамака, надела туфли и побежала по коридору приемного покоя. Все приближающийся гул приводил людей в состояние паники. Я бежала за Андреа, не смотря по сторонам, не понимая, что происходило. У меня кружилась голова. Я не хотела видеть ужас на лицах людей, которые так же, как и мы, безумно куда-то бежали, не разбирая дороги, не зная, выживут ли после очередной бомбежки. Взрывной волной переворачивало кровати, тележки, при падении мгновенно разбивались капельницы, ампулы с лекарствами, пробирки с кровью. Земля продолжала дрожать, и толчки с каждым разом становились все сильнее. Двое мужчин подталкивали нас, надеясь обогнать нас и спастись первыми. Я пропустила их, схватила Андреа за руку и мы продолжили наш страшный забег.Под моими ногами рассыпалось несколько пробирок с кровью, забрызгивая мне ноги.

— Джесс, да быстрее же!

Он назвал меня Джесс, и уже второй раз. Я протерла глаза и продолжила бежать. Может, мне просто показалось. Я внезапно остановилась.

— Мы должны забрать Марко!

— Да что ты говоришь?

— Что ты делаешь? Мы должны вернуться назад!

Вместо ответа, Андреа крепко прижал меня к себе, когда рядом с нами обрушилась полка со стеклянными контейнерами. Я закричала и закрыла глаза, а брат молча все прижимал меня к себе. Когда он отпустил меня, я заметила, что он был ранен: со его лба стекал ручеек крови.

— Что с тобой? — испуганно спросила я.

— Ничего страшного, мы должны бежать дальше!

Что случилось с Марко? Почему Андреа не беспокоился о нем? Я все никак не могла понять.

Мы пробежали мимо палаты с тяжелоранеными. Зрелище оказалось невообразимым: половина кроватей пусты, простыни валялись на полу, другую половину кроватей занимали те, кто не мог самостоятельно передвигаться — раненые протягивали к нам руки с просьбой о помощи, их лица исказились отчаянием.

На кроватях ближе к коридору лежали шестеро мужчин, у кого-то была перевязана голова, у кого-то — нога в гипсе, у кого-то на повязках на груди расплывались кровавые пятна. Они безуспешно пытались подняться, но их раны были слишком тяжелыми. Молодая крепкая медсестра пыталась поднять раненого с кровати в середине палаты, но и она сбежала, когда раздался очередной взрыв. Я захотела помочь, но Андреа, с силой схватив мою руку, потащил меня дальше. Я крепко сжала кулаки, ногти до крови впились в кожу. Я понимала, что мое стремление помочь этим людям бесполезно, я знала, что ничего не могу для них сделать.

— Вы мужики или кто? — заорал Андреа. — Прекратите ныть как бабы, неужели вы не видите, что никто не может помочь вам?

Я сглотнула. Почему Андреа должен быть таким жестким? Я быстро осмотрела все кровати, надеясь узнать Марко в одном из этих лиц, но его там не было. Я даже не знала, жив мой младший братик, и если я задумывалась об этом, сразу начинала болеть голова. Что со мной происходит? Я продолжила бежать за Андреа. Я почти врезалась в мужчину с ожогами на голове — он полз по земле к выходу. Коридор представлялся слишком длинным, мы покрылись мурашками, услышав свистящий шум. Добравшись до конца коридора, я по-кошачьи поползла по узенькой лестнице, ведущей в бункер. У меня болели руки и колени, но я должна была двигаться вперед. В конце тоннеля горел неровный свет. Я обернулась, чтобы убедиться в том, что Андреа следовал за мной. Я не имела понятия, куда он делся. Я вползла внутрь, глаза болели от пыли, вблизи слышался шум моторов.

Следующий взрыв был таким яростным, что я на какое-то мгновение оглохла. Я ничего не слышала, и, дезориентированная, бродила по пустой площадке. На расстояние меньше чем за километр от нас, горел немецкий склад боеприпасов. Пожар перекинулся и на лес, отделяющий нас от городка, огонь стремительно приближался к нашему лагерю. Бывший солдат с деревянной рукой — я помнила его в лицо — выходил, хромая, из приемного покоя.Солдат упал,когда бомба, разорвавшаяся вблизи, взвихрила поток воздуха, и больше не смог подняться.

— Андреа, Андреа! — кричала я, как сумасшедшая. Я нашла его, когда бомба поразила правое крыло нашего лагеря. От очереднего воспламенения под моими ногами стала крошиться земля. Я схватилась за ствол дерева, боясь, что меня засосет в воронку. Из-за сильного порыва ветра на меня посыпались обломки, осколки стекла, и более тяжелые предметы. Вдруг я почувствовала, что на плечи мне падает что-то тяжелое. Я мгновенно обернулась: безоружное тело в штатском неслось прямо к трещинам, кого-то волокло в потоке воздуха вместе со всем остальным. Это был Андреа. Его лицо испачкалось в крови, на голове зияла рана, черные волосы запеклись в кровавом месиве. Я закричала, но не смогла услышать собственный голос. Стало спокойно, мы больше не рисковали оказаться под землей.

Я встряхнула Андреа в надежде, что тот очнется. Он не шевелился. Я приложила ухо к груди. Не дышала. Я попыталась оживить его, но ничего не помогало. Горячие слезы текли по моему лицу, когда я безуспешно давила ему на грудь, надеясь, что он очнется. На площадке были только мы, затерянные среди деревьев и среди обломков нашего медицинского лагеря. Я попыталась оценить ситуацию: самолеты не улетели, звуки взрывов становились все ближе и ближе. В этот момент нас поймали. Я кинулась на Андреа, пытаясь защитить его бездыханное тело, накрыла свою голову руками. Я узнала механический грохот — сбрасывают бомбы. Я не могла подняться, горло жег сухой воздух. Я увидела огонь, почувствовала, как внезапно поднялась температура. И ничего больше.

Я внезапно проснулась. Кошмар, один из многих. Краями простыни я вытерла слезы. Я плакала во время сна. В этот момент прозвонил будильник. Пол-двенадцатого.

Мысли

Я поползла в ванную, пряча лицо. Я боялась, что кто-то меня увидит в таком состоянии. Я умылась холодной водой, не помогло — нужно несколько часов, прежде чем полностью спадут отеки с глаз. Какой стыд, я не хотела, чтобы остальные видели меня такой, особенно Маттео, мой парень, с которым я должна была встретиться меньше чем через час. У меня горели щеки и губы припухли чуть больше обычного.

Я встала под холодный душ, надеясь прогнать следы кошмара.Выходя из кабинки, я молилась, надеясь оказаться в другой ванной, с другими людьми. Именно так все началось: я была в ванной в комнате моей бабушки, вернулась после долгого вечера в компании своего парня, я готовилась ко сну, когда вдруг упала в обморок. Когда я открыла глаза, я оказалась в другом доме, не зная как и почему. Я молилась, чтобы это повторилось, но ничего не произошло. Никакой Беатриче, никаких странных голосов. Я находилась в своей ванной, смотрелась в икеевское квадратное зеркало в белой раме.

Как и всегда, выходя из душа, я посмотрела на себя — и увидела свое обычное лицо с высокими скулами и отличными зубами, не зря много лет я носила эти ужасные штуки. Светлые влажные волосы падали на плечи, а мои глаза были моими всегдашними темными глазами. Когда я причесывалась, вспоминала, как закончились наши с Беатриче отношения. Да как она вообще могла разбить зеркало, зеркало, которое я так старалась сохранить?

Я хотела еще раз увидеть Беатриче — чтобы извиниться, что не сказала ей о неожиданных изменениях в ее жизни в прошлом. Когда она вернулась домой в 1943, то не знала, что ее дом разрушили, и что ее семья жила в городке, оккупированном немцами. Наверняка для Беа это стало шоком, особенно когда она узнала обо всех разрушениях и разорениях, произошедших во время оккупации.

Но не только за этим я хотела увидеться с Беа. После того, как я поговорила с Андреа, мои кошмары стали еще страшнее. Как я посчитала, Беатриче прожила совсем недолго: она погибла в декабре 44, как сказал Андреа. А вернулась в свое время в ноябре 1943.

Я смотрела на настенный календарь каждый день — мой диетолог велел мне фиксировать вес каждый день, сейчас 4 сентября 2011 для меня, и 4 сентября 1944 для Беа. Со дня моего "интервью" Андреа, спасти Беатриче стало навязчивой идеей. Могла бы я вернуться назад во времени и изменить историю? В моем распоряжении осталось всего несколько месяцев.

За завтраком я попыталась все хорошенько себе представить: происходящее казалось научно-фантастическим фильмом, насколько я знаю, машину времени еще не изобрели, и я была единственным человеком, попавшим в прошлое. Я прочитала несколько книг о путешествиях во времени, посмотрела множество фильмов по теме. Посмотрела даже сериал, "Новая земля", в котором открыли временной проход, позволяющий оказаться в эпохе динозавров, и целые семьи возвращались в доисторические времена, чтобы основать новое общество и переписать историю человечества. Ничего особенного, могли бы придумать и что-нибудь получше.

Я нехотя мочила печенье в горячем капуччино. Я заставляла себя есть — ровно столько, сколько было нужно, чтобы не потерять вес, но я не могла есть с аппетитом. В 43м я привыкла есть то, что попадалось, я привыкла голодать по нескольку дней, особенно в последние месяцы, когда количество муки, которую могли покупать семьи, резко уменьшилось.Частенько мы с Андреа отдавали свою еду дедушке и Деборе, его жене, которая плохо себя чувствовала.

Когда я вернулась в 2010, то снова обнаружила потребительский, все разбазаривающий мир, начиная от 4х перемен блюд, и заканчивая завтраком с настоящим кофе, без суррогата и желудевого хлеба. Мне было сложно заново привыкнуть к этому стилю жизни. На Рождество я с отвращением смотрела на нескончаемые блюда, подаваемые к столу. Я вернулась в ванную и продолжила думать.

Как я могла спасти Беатриче, если в своем 2011 у меня не было никакого контакта с 1944м? Она разбила зеркало — и нить, связывавшая нас в течение долгих шести месяцев, навсегда исчезла. В бабушкином доме на море повесили нормальное зеркало, в котором я видела только свое лицо. Я снова приблизилась к зеркалу в своем доме — у меня не было никакой надежды встретить Беатриче в этом зеркале: мешки под моими глазами слегка уменьшились, но Маттео все равно поймет, как у меня прошла ночь. Он уже привык к моим кошмарам и перестал спрашивать, что со мной происходит. Как-то, возвращаясь с моря вместе с друзьями, я заснула в машине рядом с ним и начала кричать во сне, пытаясь вырваться из ремня безопасности. Сначала он смеялся надо мной, вместе со всеми, но потом, увидев, что я так и не прекратила кричать, разбудил меня и понял, что мне снилось что-то такое, о чем я не хотела говорить.

11.50. Мне не очень хотелось куда-то выходить, нужно было еще прийти в себя после тяжелой ночи. Мне снилась смерть, но умирала не Беа, умирала я. Андреа называл меня "Джесс". Я не понимала, что мне все снится, я не знала, где я нахожусь, я не знала, что с Марко... умирал Андреа. Я не могла с ясностью вспоминать прошлое: воспоминания запутались в головокружительную смесь, причиняющую боль. Я заставила себя надеть легкое летнее платье, зеленого цвета, ремень обхватывал талию, и юбка ниспадала по бедрам крупныи складками. Я подтянула платье, и надела босоножки на черной платформе. В прошлом я потеряла и привычку хорошо одеваться: для меня стало по-настоящему болезненным не иметь своего шкафа, полного миниюбок, яркой одежды, я должна была носить только юбку с высокой талией — форму Молодой Итальянки, или, в холода, бермуды моих братьев, их рубашки и изношенные кофты. Когда я вернулась в свое время, то больше не помнила, как сочетать цвета, и не могла терпеть обтягивающих платьев и одежду с длиной выше колена, много дней я носила только спортивные штаны.

— Джесс, милая, ты идешь куда-то? — спросила мама, постучав в дверь.

— Да, мам, мы пообедаем где-нибудь!

"Уходи, да уходи же!" — думала я. Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня в таком состоянии.

— Мы с папой тоже уходим. Увидимся!

Я с облегчением вздохнула, и попрощалась. Я ничего не рассказывала маме. До того, как все произошло, у нас были доверительные отношения: она всегда меня выслушивала, и давала хорошие советы — обо всем. Сейчас, если бы я все рассказала, мама посчитала бы меня сумасшедшей. Мне ни поверил бы ни брат, ни папа, ни кто-либо другой, думаю, и Беатриче тоже хранила наш секрет.

Макияжем я попыталась замаскировать мешки под глазами, красноту лица, но усталость скрыть никак не получалось. Я собиралась выходить, но тут остановилась — я настолько задумалась, что забыла причесаться. В то время как я причесывалась, наносила на волосы лак, вспоминала первые дни, когда я только-только вернулась в мой мир. Я даже не помнила, как накладывать тени. Мои друзья меня не узнавали, а брат издевался надо мной, говорил, что без макияжа у меня маленькие глаза.Я до сих пор пытаюсь привыкнуть к своему миру.

"Могу ли я все изменить?"— продолжала я спрашивать себя, пока спускалась по лестнице. Сможет ли Беатриче прожить дольше? В действительности, я уже один раз вмешалась в ход истории, и спасла мою тогдашнюю семью от первой бомбежки союзников в 43м.

Я не увидела, как Маттео бежал мне навстречу, чтобы открыть входную дверь, я слишком ушла в свои мысли. Пока он меня целовал, я думала, что должна еще раз вернуться к синьору Феррарис, то есть к Андреа. И как можно скорее. У меня было слишком много сомнений.

— Солнце, как дела? — спросил Маттео, обняв меня. — Я так по тебе соскучился!

Да, я еще должна о многом узнать. Что случилось с Марко, с другими родными, с друзьями, с домом в деревне, с немцами, которые заняли городок?

— Все хорошо, — буркнула я.

Маттео внимательно посмотрел на меня.

— Ох, Джесс, тебе опять снились кошмары?

Значит, у меня не получилось замаскировать мешки под глазами. Черрт!

— Все отлично, — попыталась улыбнуться я.

— Но тебе же снился плохой сон, правда?— Маттео взял мое лицо в свои ладони, и поцеловал.

Если бы я вернулась в прошлое, я могла бы их всех спасти, точно. Мне было бы достаточно только знать, что они все остались живы. Я бы вернулась назад во времени, чтобы спасти своих родных, даже с риском для жизни. Я представила себе, как в своем времени встречаю почти девяностолетнюю Беатриче, с внуками, с мужем, может, с Эдуардо, может, с Алексом, немецким солдатом, с которым я познакомилась в городке. Маттео внимательно смотрел на меня, ожидая ответа.

— Ммм...да, кошмары, я не хочу об этом говорить, ладно?

Почему только я пошла к нему? Я думаю совсем о другом.

Маттео нежно погладил меня по щеке. Мы вместе учились в лицее, но я никогда не обращала на него внимания. У нас были свои, разные группы друзей, и в школе мы почти не разговаривали. До того, как начали встречаться. Он веселый и светлый парень, у него всегда наготове шутка, он поддерживал меня в тяжелые моменты.