Рейкбек. Вторая часть.

Смывая в ванной кровь с ноги, я тихо сквозь сжатые зубы материла чокнутого советника с больной фантазией, папочку возжелавшего увидеть меня именно сегодня, когда хочется только лечь в постель и умереть. Мне хватило сил добраться до комнаты, оставшись почти незамеченной никем, кроме пары слуг. Обработав раны кровоостанавливающим гелем, я убедилась в нужности похода к врачу. Действия геля вряд ли хватит на час, а мне нужно стоять на ногах и вообще чувствовать себя человеком, а не разодранным куском мяса. В моей походной аптечке едва хватило полосок пластыря, чтобы закрыть несколько десятков борозд от зубов. Последней деталью стал бинт, наложенный столь хлипко, чтобы не перетянуть раны. Глядя на лежащие ампулы с обезболивающим препаратом, меня заполнила жаркая обида. Так же быстро, как и прошел адреналиновый шок, пройдет и действие обезболивающего, или не поможет вовсе. Индивидуальная невосприимчивость к внушительному списку препаратов, ядов в том числе, отсюда сумасшедшие корчи при серьезной ране.

Остатки брюк пришлось срезать, дабы лишний раз не тревожить рану. Волосы, сполоснутые в пресной ключевой водичке, высохнув, завились. Да, таки пришлось нырять за ключиком, немаленькой оказалась ракушка. По стеночке, я медленно вернулась в спальню, где распотрошила свою сумку до самого дна, где хранилось единственное платье. Помнится, оно мне было самую малость великовато. Почему вдруг платье? А вы пытались натянуть брюки в обтяг на разбитое колено? Вот и я о том же!

После одевания и приведения волос в порядок, мучительно долго пыталась отдышаться, а позднее заставить себя встать. Когда мне это удалось, я застегнула пуговицы на форменном кителе. Длина простого черного платья в пол, позволила скрыть все шрамы, а мягкие туфли без каблука, передвигаться с меньшей болезненностью для ноги. Меня все равно штормило от кровопотери, а хромота бросалась в глаза, хотя мне глубоко плевать, что об этом думают окружающие. Вызвав из комнаты такси, я мужественно продвигалась к выходу из дворца. Это заняло уйму времени, но моя злость на полмира переупрямила боль.

В такси, ждущее меня возле дворцовых врат, я буквально упала, а назвав адрес больницы, ненадолго потеряла сознание. Казалось, прошло лишь пару секунд, но люфтер уже находился на территории больницы. Сказать по правде, я еще не прониклась собственной идеей, ведь шить придется на живую, но ведь никто не даст мне недельку побыть в горизонтальном положении, зализывая раны. Из такси мне помогла выйти медсестра, а ей на помощь уже спешил санитар с коляской. Все, теперь можно было смело уходить в несознанку, но боль решила, что с нее хватит, вгрызаясь в мозг с новой силой. В палате меня деликатно переложили на кровать, пообещав скорый визит доктора. По большому счету мне все равно, когда придет мой мучитель, но слова отца подстегивали меня.

Дверь в палату открылась, и вошел врач. Мужчина, на вид лет пятьдесят, но уже успевший обзавестись частой сединой и тонкой сеточкой морщин в уголках глаз.

— Меня зовут доктор Маару. Что у вас приключилось? — спросил он, вглядываясь в мое лицо.

Я потянула юбку вверх, обнажая бинт, пестревший брусничными точками. Кровь все-таки прошла сквозь гель. Врач подошел и быстро снял повязку, увидев множество наклеек пластыря, непонимающе покосился на меня.

— Ивона. — Коротко преставилась я. — Если вы хотите мне помочь, то не стоит тянуть.

Он кивнул и аккуратно отклеил первый пластырь. Я мужественно сжала зубы, не нужно этому милому человеку слышать, как молодая леди умеет ругаться. За первым пластырем последовали все остальные, оставив лишь те, что находились с другой стороны ноги. Видно было, как доктор Маару пытается понять, чем возможно получить такие раны. Но вместо того чтобы задавать второстепенные вопросы, он сделал правильный вывод.

— Я возьму у вас кровь на анализ, чтобы исключить возможность заражения и сделаю укол обезболивающего.

Если на первое я еще могла ответить утвердительно, то второе.

— Скажите, а какое у вас самое сильное обезболивающее?

— Думаю, концентрированная вытяжка из болотной розы, но она не применяется для таких случаев, — ему как раз принесли набор для шитья. Медсестра повесила капельницу и собиралась поставить мне катетер. Я жестом остановила ее и требовательно посмотрела на врача.

— Доктор Маара, я уважаю вас, как специалиста, но вам придется поверить мне на слово. От матери я унаследовала почти полную невосприимчивость ко многим препаратам, поэтому я буду не против, если вы попробуете вколоть эту вытяжку.

— Но...

— Неужели я похожа на наркоманку? — возмутилась я.

— Хорошо. Принесите, пожалуйста, ампулу борзы. — Обратился он к медсестре. — Ивона, хочу вас предупредить. Если вы мне соврали, борза погрузит вас в очень... очень глубокий сон. Я вколю вам полкубика — это большая доза, и она подействует сразу. Но, если вы честны, думаю, она облегчит вашу боль пока я буду шить.

— Вы не поверите, но я была бы счастлива, будь так как вы говорите, — медсестра вернулась и протянула доктору ампулу с прозрачно-желтой жидкостью.

Сначала у меня взяли кровь, а потом поставили капельницу, на что я спросила:

— А почему через капельницу?

Добрый доктор усмехнулся.

— Несмотря на вашу уникальную способность, борза в концентрате токсична и просто сожжет вам вены. А так физраствор поможет ввести препарат без вреда для здоровья, — он набрал в шприц нужную дозу и вколол ее в трубку.

Прошла минута. Ничего не произошло. Ну конечно ничего, когда весь этот пакет докапает в мою кровь. Доктор видимо смирился, и выжидательно посмотрел на меня, получив вымученную улыбку.

— Приступайте.

— Рина, добавь в капельницу оставшийся препарат и когда придут результаты анализов сделайте запрос в банк крови, нам понадобится переливание. — Он больше не стал тянуть, и приступил к делу, но молчать доктор Маару, либо не мог, глядя, как я стискиваю челюсти и кусаю губы, либо не умел. — Скажите, Ивона, вы служите при дворе?

— Не совсем, — я ушла от ответа.

— Ну хорошо, тогда я спрошу по-другому. Почему вы не обратились к придворному врачу?

Тут я, конечно, хлопнула бы себя по лбу будь у меня на то силы.

— Как-то не догадалась.

Медсестра вколола мне остатки обезболивающего и ушла, но тут же вернулась с планшетом в руках.

— Доктор Маара, вы должны на это взглянуть.

Я уже догадалась, отчего у мужчины так вытянулось лицо, но самой признаваться во всем не хотелось. Когда доктор справился со своими эмоциями, то неуверенно поинтересовался.

— Скажите, а вы бывали на Шанцури?

— Было дело, и вам придется не делать мне переливание, потому что вряд ли кто-то из местных шанцу предоставит мне некоторое количество своей крови. Так что будем надеяться, что мой организм сам восполнит потери.

— Вы интересный пациент, Ивона, — признался врач, продолжая накладывать шов.

— Доктор Маару, я была бы вам очень признательна, если вы поторопитесь. Весьма не приятная процедура, знаете ли.

Как я и ожидала, отголосок борзы, все же дошел до измотанного тела, но насколько слабый — обидно до слез. Хорошо, что доктор внял моей просьбе, позвав себе помощника. Дело пошло быстрее, хоть и не веселее. Когда меня попросили перевернуться на живот, я уже настолько отупела от постоянной боли, что кажется, отключилась.

Меня кто-то легонько тормошил. Застонав, открыла глаза, слабо соображая, что со мной и где нахожусь. Нога по-прежнему чувствовалась отдельным островом боли, но уже не так впечатляла. Пока я была в отключке, меня подлатали и перевернули на бок, пристроив перебинтованную конечность на подушке. Потянувшись к лежащей на тумбочке сумке, не сразу обратила внимание медсестру, которая меня разбудила.

— Который час, Рина?

Женщина бросила быстрый взгляд на лежащий рядом планшет.

— Шесть. Как вы себя чувствуете?

Мне пришлось преодолеть желание полежать еще пару минут в тишине палаты. Решительно перевернувшись на спину, села. Тело вело себя вполне прилично, за исключением ноги. Я осторожно спустила на пол сначала здоровую, а потом и покалеченную конечность.

— Вам лучше остаться в постели, — подорвалась ко мне медсестра.

— Мне нужно идти, — дотянувшись до сумки, я достала карту и протянула ее женщине, — я не собираюсь оставлять данных о себе. Просто заплачу за оказанные услуги. Пока я буду приводить себя в порядок, вы сходите и решите все формальности. Хорошо?

Она кивнула и ушла. Еще бы частная клиника отказалась от оплаты! Интересно, как там... дома? Что стало с моей комнатой, продал ли отец литию* и закончил ли кто-нибудь "Зеленую бурю"*?

Восемь лет назад.

"За окном бесилась непогода, тугие струи дождя, то просились войти, то ревниво бросались прочь. Я подышала на стекло и нарисовала снежинку. Скоро зима, а, кажется, совсем недавно было лето и отец, как всегда строгий и равнодушный, встречает меня на аэровокзале. Конечно, меня это удивило, но на душе потеплело. Все лето я провела в родовом поместье, предоставленная самой себе. А сейчас я ощущала исходящий от отца странный интерес.

Стоило ли притворяться ему заботливым, когда глаза по прежнему излучали равнодушие. Так, зачем стараться? Я тихо вздохнула, захотелось вернуться обратно в поместье. Где в покое и тишине, мне было хорошо. По стеклу стекали струйки воды, а ветер принес лист клена."

Глава 10.

Я часто себе представляла, как вернусь сюда, в этот дом, где осталась послушная девочка Ивона. Крутилось множество разнообразных сюжетов, но мне в голову не приходило, что это может случиться так быстро. Ведь мне еще нет двадцати пяти, а в моем мире это возраст, когда человек становится полностью независимым, как от семьи, так и от родового долга. Если тебя не привязали до этого момента замужеством, а в аристократических семьях такое не редкость, то можно смело слать лесом титулы, обязательства и прочее. И в кого я такая сорвиголова?

Поскольку с моего ухода прошло восемь лет, я была готова к тому, что никто из слуг не узнает меня. Стоило ли переживать? Нет, я здесь не ради того, чтобы придаваться воспоминаниям. На входе меня встретил дворецкий — высокий мужчина, с невыразительным лицом и идеальной выправкой.

— Передайте вашему хозяину, что пришла Шанги Ивона.

— Вам назначено? — бесстрастно поинтересовался он.

— Несомненно.

Он проводил меня в гостиную и попросил подождать. Меня не ела совесть за маленькую ложь, просто я не хотела иметь к этому дому никакого отношения, а также стать темой для сплетен у прислуги. (Примечание: здесь Ивона имеет в виду не классовое сословие, а именно один из видов работы.) Отец сам спустился ко мне, видимо заинтригованный моей таинственностью. По его лицу сложно было понять, что он испытывал на тот момент, но одно я знала совершенно точно. Ему, так же как и мне, наше столкновение интересов не приносит никакой радости.

— Я вижу, ты не хочешь афишировать свое пребывание здесь, как моей дочери, — осведомился он.

— Именно так, — сухо ответила я.

Окинув меня изучающим взглядом, он сделал в уме какие-то выводы.

— Я не хочу с тобой ссориться, тем более мы с тобой уже давно все обсудили. Но я настаиваю, чтобы ты поднялась в свою комнату и немного отдохнула перед ужином. Надеюсь тебя не нужно провожать? — его слова не были продиктованы отцовской заботой, скорее уж вежливость, которая так присуща моему родителю.

— Благодарю, — я чувствовала, как прошлое ядом заползает под кожу и ничего не могла сделать. Дом буквально дышал теми днями, а я вдыхала отравленный воздух, который парализовал мою волю. Я словно кукла, которую дергали за ниточки, поднималась по лестнице, тяжело опираясь на перила, а отец стоял внизу и наблюдал за моими болезненными движениями. Моя гордость корчилась в припадке.

Дверь в свою комнату после такого унижения открыть оказалось совсем не сложно. Но здесь мне дышалось легко, и оковы рассыпались тленом времени, оставив после себя легкую горечь потери. Здесь ничего не изменилось. Паркет блестел, большая кровать в алькове, под закрытым темно-синим балдахином, манила прилечь и забыться. Возле шкафа полного книг стояла укрытая драпировкой лития. Поковыляв до нее, я потянула за ткань. Та с шорохом соскользнула на пол, открыв моему взгляду тонкий стан, изящный золоченый изгиб, с которым не могла сравниться красота ни одной женщины. Я боялась прикоснуться и страстно мечтала ощутить гладкую поверхность теплого дерева, пробежаться по резным завиткам. Прочитать прикосновением имя мастера создавшего этот совершенный инструмент. Струны переливались в скупом вечернем свете, маня к себе дотронуться.

Опустившись в кресло, я прикрыла глаза. Ты лишил меня всего, что так дорого, так непростительно дорого мне. Ты заставил меня стать той, кто слепо смотрит на мир, в котором я выросла. Никто даже в пьяном угаре не сможет подумать, что курсант Теренс увлекалась вышивкой шелком, игрой на литии и так робела перед своим отцом. Она была послушной дочерью. Она нелюбимый ребенок. И, тем не менее — это все я. Если сейчас открыть глаза и подойти к столу, выдвинуть верхний ящик, то там завернутое в тяжелый бархатный чехол, найдется покрывало "Зеленая буря" вышитое мной в подарок маме, которую я никогда не видела. Мама. Мама, ты для меня одной всегда оставалась несбыточной мечтой. Покрывало я хотела положить на погребальную урну в твоей усыпальнице, но так и не успела закончить его.

В дверь тихонько поскреблись.

— Входите, — едва слышно произнесла я, но меня услышали.

Дверь приоткрылась и образовавшуюся щель проскользнула молоденькая девушка в униформе горничной. На раскрытой ладони балансировал поднос с чайным набором. Увидев меня, она сделала изящный поклон и поставила поднос на столик. Налила в чашку густо золотой чай и подала мне.

— Меня зовут Эмиль, я буду вам прислуживать, госпожа, — робко сказала она, опускаясь передо мной на одно колено.

У меня глаза полезли на лоб, моментально слетела приятная расслабленность. Я отлепилась от мягкой спинки, когда она, не поднимая на меня глаз, произнесла:

— Хозяин, попросил вас выпить этот отвар, — она коснулась мой ноги и аккуратно сняла туфлю, — он сказал, что отвар снимает усталость и облегчает боль, — вторая туфля соскользнула с ноги.

Эмиль поднялась и пододвинула ко мне пуфик. Я закинула сначала здоровую ногу. Больную помогла переложить Эмиль. Моей благодарности не было предела, поэтому я беспрекословно выпила предложенный отвар.

Он понял причину моей бледности и кривой походки, — я отставила пустую чашку, задумчиво наблюдая, как Эмиль тут же забрала ее и наполнила новой порцией отвара. Надо было связаться с советником, чтобы уточнить о моем месте работы. Визор долго отказывался связывать меня с ним, а когда тот все же ответил, я долго не могла издать хотя бы звук. Его вид сбил меня с мысли, кажется, я кое-кого разбудила.