Под Зазеркальем

Несколько тысяч иммигрантов из среды обитания — в основном гуманоидов — также присутствовали, некоторые сидели на спинах или плечах своих друзей-динозавров, чтобы лучше видеть церемонию. Тысячи полупрозрачных виртуальных динозавров столпились среди своих твердых собратьев, некоторые уменьшали свои обширные световые тела, чтобы сэкономить место, некоторые парили в воздухе, как воздушные шарики.

Сегодня здесь, в центре зеленого прохода, разделявшего толпу, был настоящий объект празднования. Одинокая самка трицератопса, ее некогда яркая шкура цвета охры сморщилась с возрастом, голова низко опущена от усталости, в глазах все еще горит огонь давно забытой юности. При виде Святой Императрицы она подняла свою трехрогую голову и присоединилась к приветственному хору, приветствуя свою Императрицу, своего друга, своего личного учителя из того давно ушедшего, с любовью вспоминаемого времени совместной юности и радости.

Святая императрица Шанзаллика тепло улыбнулась своей старой подруге. Из всех студентов, которых она лично обучала, Киатилара наполнила ее сердце самой лучезарной гордостью. С тех пор, как Шанзаллика сменила Кичавиру — своего предыдущего Императора — после подлого убийства во время его дипломатической миссии в Альянсе Авангард, она относилась к его юной дочери как гордая мать, смягчая ее горе мысленными волнами утешения. Она мельком увидела кошмары о ярости и мести, которые преследовали Киатилару во сне, видения темной и бездонной ямы, которой она боялась больше всего на свете, потому что, если она посмотрит вниз достаточно долго, то увидит, что смотрит назад, чтобы никогда больше не подняться обратно к свету. Шанзаллика постоянно убеждала Киатилару не бояться ночных видений, поскольку гнев — естественный продукт горя, и что истинная доброта заключается в том, чтобы противостоять множеству искушений, которые встречаются на пути.

Прошли десятилетия, и Киатилара научилась считать, читать, вычислять и сочинять, вести беседы, дебаты и философствовать. Киатилара сторицей отплатила за услугу, ее любящая натура превратила Шанзаллику из циничной, замкнутой, элитарной принцессы в правителя уверенного в себе и достаточно щедрого, чтобы пробиться к высшим чинам жречества Тох Чи, последнего бастиона честной политики галактики.

Честности не было альтернативы, поскольку офис Шанзаллики был одновременно офисом гордости и смирения. Она была лидером только своего вида и своих смертных сожителей, но не своего мира. Только Сущность, божества и силы могли по-настоящему править этим миром. Святая Императрица действовала как посредник между разумными и сверхразумными.

Дистанция между подругами сократилась, как будто ее никогда и не было. Шанзаллика едва заметила присутствие процессии позади себя, когда протянула руку, чтобы коснуться Киатилары за тупорогую морду. Та фыркнула и нежно замурлыкала в ответ. Какими бы древними ни были они теперь, какими бы разными ни стали их взрослые пути, они никогда не забывали друг друга.

— Все будет хорошо, старая подруга, — успокаивающе прошептала Святая Императрица. — Ты заслужила этот момент.

— Я не хочу оставлять вас позади, — прошептала в ответ Киатилара. — Я не хочу смотреть на вас свысока, как на ребенка, как это делают другие восходящие. Я молюсь, чтобы вы присоединились ко мне, когда придет ваше время.

— Я сделаю это, Киатилара. Благодаря нашему совместному терпению мы оба воссоединимся как равные. Но тогда мы всегда будем равны, независимо от уровня нашего сознания. Быть друзьями — значит быть равными.

Киатилара кивнула — более медленный, небрежный вариант игривого жеста из ее юности.

— Что ж, моя королевская ровня, — сказала она, — как сказал базовый Боб Королю, продолжайте шоу!

Шанзаллика сделала шаг назад и переключила свой режим разговора на многоадресную рассылку, обращаясь ко всем присутствующим и многим другим за его пределами.

— Собратья-Дети Сущности, дорогие Гости и Союзники, вам выпала честь стать свидетелями вознесения одной из наших самых любимых Сестер; возможно, самого достойного вознесения в новейшей истории. Многие из присутствующих сегодня были, так или иначе, тронуты добротой и мудростью Киатилары. Теперь она, в свою очередь, будет тронута вашей поддержкой и празднованием, когда она перейдет порог от разума к первому уровню сингулярности. Ей предстоит стать тем, кого многие назвали бы ангелом. Для многих присутствующих она уже ангел; но скоро ее способности, наконец, будут соответствовать чистоте ее предназначения. Киатилара, Собрат-сестра, готова ли ты вознестись в присутствии Королевства, Сущности, Живой Вселенной, которая привела тебя к существованию?"

— Так и есть, моя императрица.

— Готова ли ты принять свое новое хрустальное тело, освободить свое старое тело из плоти и возродиться в свете после смерти?

— Так и есть, моя императрица.

— Так мы и поступим.

Шанзаллика заглянула в Кристалл в своем Посохе. Внутри была заморожена яркая голограмма; сверкающая скульптура из радужных кристаллов, которая должна была стать новым телом Киатилары, телом из плоти и хрусталя, углеродного вычислителя и неистовой энергии. Изящная и красивая идеализация формы трицератопса с тремя рогами из полупрозрачных голубых бриллиантов. Новый дом ее подруги, новая личность ее подруги, правдивая картина души, которая скоро будет увеличена.

Код был там. В течение нескольких минут Киатилара преобразится, телом и разумом, на субмолекулярном уровне. Ей предстояло стать гиперзавром и занять свое место в высшем эшелоне Царства Расы Мудрых динозавров.

Все узлы ввода-вывода открыты, — сказал голос в голове Шанзаллики. — Теперь передача может проходить безопасно.

Голос исходил от годтех-интеллекта внутри Хрустального Посоха и был направлен на имплантаты в мозгу Шанзаллики. Святая Императрица, возможно, и была сверхспособной по стандартам смертных, но Кристаллический Интеллект затмевал ее интеллект. И Кристалл был всего лишь мельчайшим посредником между ей и самим Архозавриным Существом.

В ответ разум Шанзаллики излучал благодарность.

Она мягко подошла к своей старой подруге, держа Хрустальный посох так, чтобы его украшенный фонарем конец был обращен к Киатиларе. Та склонила голову и закрыла глаза, настолько же умиротворенная, насколько и напряженная в ожидании. Она тихо и тяжело замурлыкала, почувствовав приближение тепла Хрустального Посоха. Кристалл на конце Посоха сиял белым светом, его яркость возрастала с каждым шагом Святой Императрицы. Тысячи радужных лучей исходили, по одному из каждой грани. Это было как еще одно зеркало святой, мудрой души Киатилары, слияния сердца и разума, страсти и интеллекта.

Шанзаллика медленно и глубоко вдохнула. На этом этапе ее жизни ритуалы восхождения должны были быть знакомы вне всякого сомнения, однако тема вознесения — ее самый верный друг — вернула ей давно забытый трепет юности. Было иронией искать для себя утешения так скоро после того, как она успокоила Киатилару. Однако, как только беспокойство сформировалось, оно быстро погрузилось в спокойный океан ее разума. Долг, мудрость, любовь — все это, в конце концов, развеяло сомнения, как всегда было в ее жизни.

Она сделала последний шаг к Киатиларе, ее дистанция была не толще могучего носового рога перед ней. Она протянула Хрустальный Посох вперед и очень осторожно прижала светящийся Кристалл ко лбу мудрого и древнего трицератопса; к месту на ее черепе прямо между двумя чрезвычайно выступающими головными рогами.

Неврология, психотехника и память были отсканированы и проанализированы, Кристаллический Разум заговорил в разуме Шанзаллики. Теперь может начаться полное вознесение.

Внезапно, вопреки всем ожиданиям, всем причинам, всем прецедентам, глаза Киатилары открылись.

~~~

— Все началось с арткейса.«

Ревлия моргнула. Простой дар, даже драгоценный, вряд ли мог стать причиной такой трагедии; но история пела в такт более странным историям.

— Я солгал о его происхождении, — добавил Харвен. — Я не заказывал его у "Лизиокрофта". Я купил его у Трасикурна.«

— Археолог?..

— Да, это так, гребаный археолог.«

Эмоциональный всплеск Харвена был подобен треску далекого ледника.

— За исключением того, что он был просто археолог, для тех хайперов, на которых он работает. Он для них как комнатная собачка. Я также не говорю, что он несет ответственность. Он не знал. Я не знал. Даже эти хайперы не знали, что это на самом деле. И все, что могло от них скрыться, осталось сокрытым.— Он покачал головой. — Это переходит все границы, Релвия. Прямо к вершине.«

Релвия закрыла глаза. Реальность или паранойя, эта история шла по пути, которого она боялась больше всего.

— Я хотел идеальный подарок на возвращение домой для Лаэфелии, -продолжил Харвен. — Трасикорн сходил и принес его для меня, прежде чем я отправил его дочери. Я не мог дождаться ее приезда. Я знал, что она делает. Я знал, что она сразу же начнет им пользоваться. Идеальный подарок, идеальное вдохновение для начинающего художника-концептуалиста. Замаскирован под арт-кейс "Лизиокрофт Наномех".«

— Замаскированный?..

— Да, ты не ослышалась. Замаскированный.«

— Тогда что же это было на самом деле?«

Харвен набрал в легкие побольше воздуха, как будто для простого ответа, простого произнесения заклинания злого волшебника из сказки потребовалась вся темная энергия.

— Он сказал мне, — ему сказали продавцы, — что это было из Негэнтропийского Альянса.«

Релвия ахнула, услышав это название. Это было так жестоко иронично, что такой инструмент хаоса мог появиться в самом стойком бастионе порядка галактики. И все же это каким-то образом имело ужасный смысл — оружие для борьбы с хаосом было украдено и извращено для служения хаосу, его истинная природа была скрыта даже от его сверхразумных клиентов.

— Что это было?«

— Они сказали мне, что это совершенное искусство. Дар самих Богов.«

~~~

"Ты знаешь, что такое война мемов, Гиамона?"

Гиамона замерла от этого вопроса. Джагова, очевидно, знал, что она знает, потому что Гиамона давно усвоила, что от ее божественного друга невозможно скрыть какие-либо секреты. В этом вопросе был еще один слой, который он обязательно раскроет...

"Вы действительно знаете?" — добавил он. — "Да, ваше подозрение верно. В этом вопросе много слоев, так же как много концептуальных слоев между вашей мыслью и моей. На вашем уровне вы видите и испытываете на себе только самые очевидные результаты мемвойны. И все же я гораздо ближе к источнику. И я должен предупредить вас, иногда это не самое приятное зрелище. И меньше всего на свете то, что происходит в этот самый момент".

"Что происходит в этот момент?" — Гиамона написала более дрожащей рукой, чем раньше. "Вы каким-либо образом вовлечены?"

"На второй вопрос ответить проще. Да, я вовлечен, но я не виновная сторона. По крайней мере, не в этот раз. Однако причина, по которой меня выбрали для участия, проистекает из моей личной истории.

Война мемов может длиться дни, или годы, или столетия, а возможно, всего минуты или микросекунды. Борьба за сердца и умы любых существ, стоящих ниже тех, кто провоцирует конфликт, — это война одновременно страстная и бессердечная, парадокс разума, этики и эстетики, оставляющая за собой след из пепла и уродства в поисках истины и красоты. Причуды, мода, художественные течения, политические революции, религии и радикальные философии создаются и распечатываются с той же бездумной легкостью, с какой вы перевариваете пищу. Планы и паттерны передаются с одного уровня на следующий, сокращенные и упрощенные на огромные порядки величины, каждый нижний уровень часто обманывается, полагая, что он сам является изобретателем концепции. Иногда это отчасти верно, поскольку весь смысл меметической войны заключается в том, что игроки, пешки, бойцовые петухи добавляют свою индивидуальность в битву, настолько простую и предсказуемую, насколько это может быть для существ моего уровня. И лишь иногда послание интерпретируется таким, какое оно есть: непререкаемая заповедь высшего существа, скрижаль от богов.

"Вы так давно за мной следите?"

В конце предложения появилось тепло улыбающееся солнце, подмигивающее с сознательной иронией.

"То есть вы намекаете, что я была вовлечена в войну мемов, сама того не осознавая?" — написала Гиамона.

Двумерная гиена появилась на странице из ниоткуда, перевернулась на спину, задрав лапы в воздух, и беззвучно рассмеялась.

"О, это у вас наверняка есть", — самым барочным тоном написал Джагова. "Каждый день вашей жизни, наряду со всеми другими двумястами миллионами разумных, разделяющих мою политику. Но если вы хотите, чтобы я был более конкретным, мой ответ будет дан не сейчас, но скоро. Очень скоро.

Видите ли, мне был предоставлен выбор. Жестокий, болезненный, но все же самый важный и освобождающий выбор. Я должен выбрать, жить ли вечно со своим прошлым и застояться в самосозерцательной жалости; или искупить, преобразовать, обогатить свою собственную жизнь и жизни тех, кого я люблю. Я знаю, выбор кажется простым, но способы сделать этот выбор будут трудными для нас обоих.

Вот почему я передал выбор вам".

"Ну, конечно, я бы пожелала вам счастья и будущего", — написала Гиамона. — "Но как насчет этого прошлого, о котором вы постоянно упоминаете? Вы чувствуете себя виноватым в чем-то?"

"Самым серьезным образом — да. Вы не можете сделать выбор, не понимая моего прошлого. Сейчас слишком многое поставлено на карту, и ставки растут, пока вы дышите".

Гиамона замерла, сосредоточившись на фактах, которые выкристаллизовались из безумия ее разума. Ее лучшим другом был архай — разум огромных размеров, но все же достаточно маленький, чтобы им можно было манипулировать в головокружительных масштабах этой вселенной. Он (Она? Оно?) жил где-то, где угодно, в пределах скопления Архайпелаго. Он чувствовал себя виноватым в чем-то. И он хотел, чтобы она помогла ему искупить эту вину.

За те четыре года, что она была знакома с Джаговой, он раскрыл ей так много секретов, так много прозрений, точно так же, как она открыла ему свое сердце с абсолютным доверием.

Он ни разу не раскрыл своего настоящего имени.

"Что это за ставки, о которых вы упоминаете?" — Гиамона писала осторожно.

"Не меньше", — ответил архай, — "чем жизни миллиардов".

~~~

Как он и ожидал, его дети плакали. Миллиарды разумов, составлявших Радужное Слияние, колебались, их мысленные молитвы и голоса умоляли его о милосердии и прощении, о возможности умиротворить его, объединиться, как он того желает.

Небесное Око услышало все их молитвы и утешило их мягкими, теплыми завитками родительской любви.

Я люблю каждого из вас, ибо вашей красоте по-прежнему завидуют все разумные в галактике. Стандарты других разумных ниже ваших, но мои стандарты непостижимы для вас и сбивают с толку даже других богов.