Под Зазеркальем

Под зазеркальем

Изображение от Бернда Хелферта

автор: Даррен Райдинг (2008)

— Почему Боги должны заботиться о нас?

Релвия тихо вздохнула, услышав слова Харвена, затем отправила в рот еще одну картофелину с медом, чтобы отсрочить собственный ответ. Он говорил так с похорон, с самого взрыва.

— Честно говоря, зачем им это? — продолжил Харвен, который, очевидно, не притрагивался к еде по крайней мере несколько минут. — Кто-то однажды сказал, что мы похожи на бактерии в их кишечнике. О, мы им очень нужны. Им нужно так много триллионов нас, просто чтобы продолжать функционировать. Но почему кто-то из них должен скучать по нескольким тысячам микробов? Какая им разница? Каждый день мы уничтожаем миллионы микробов. Ты бы пропустила несколько тысяч? Ты бы вообще их заметила?

— Я не хочу показаться бесчувственной, — сказала Релвия с пустым ртом, — но такой ход мыслей ее не вернет.

— Я знаю, что ты чувствительная, Релвия. И я знаю, что ты бы поняла. Ты единственная из братьев и сестер, кто прислушался к тому, что я говорю в эти дни. Вот почему я позвал тебя сюда. Твоя религия делает это намного проще.

Релвия осторожно кивнула. Была дюжина причин, по которым он произнес последнее предложение. Она надеялась, что лишь немногие из них верны, и сосредоточилась на этих причинах.

— Я знаю, почему взорвался лайнер, — выпалил Харвен, его тон был явно лишен эмоций, и это еще больше встревожило её; ровный и усталый, вся страсть израсходована и выровнена.

— Харвен, — спокойно ответила Релвия, — даже сверхразум не знает, почему взорвался лайнер.

— Совершенно верно, — сказал Харвен, и в его голосе прозвучало слабое эхо победы. — Разве это не вызывает у тебя подозрений? Правда была скрыта даже от них.

Релвия сглотнула. Она знала, к чему это ведет. Правда это или нет, последствия были тревожными. Либо это было свидетельством заблуждения, выходящего за рамки последствий утраты... или заговор, недоступный пониманию смертных.

— Нест Маунтин знает, — сказал Харвен. — Она знала с самой первой микросекунды взрыва.

На этот раз Релвия вздохнула более громко, ее худшие опасения подтвердились. Дальнейшие последствия были слишком болезненными, чтобы размышлять о них в данный момент.

Нест Маунтин была божеством Системы Тиральфия; огромный орбитальный разум, который наблюдал за всем, который контролировал всю локальную сеть каждой мыслью, каждой пикосекундой тончайших вычислений.

— Она утаила информацию от своих собственных ангелов, — медленно и тщательно проговорила Релвия, излагая свои возмутительные мысли, — и все же рассказала тебе лично?

— Она должна была, — сказал Харвен. — Она знала, что я имею право знать. Она знает, почему взорвался "Эфирный вал". Она знает, почему две тысячи жизней были потрачены впустую. Она знает, почему мы больше никогда не увидим нашу Лаэфалию.

~~~

Даже при самых обыденных обстоятельствах Геамона всегда зажигала свечи, прежде чем писать в своем дневнике. Сегодня вечером обстоятельства были далеки от обыденности. Сегодня вечером исполнилось три тысячи лет ее другу по переписке, единственному другу, который у нее был. Как будто празднование было недостаточно оправданным, это была также четвертая годовщина их дружбы.

Геамона никогда не пользовалась голографическими свечами. Священный, древний ритуал нанесения письмен настоящей ручки на настоящую бумагу на подлинном староанглийском языке требовал настоящих свечей. И трехтысячный день рождения ее священного, древнего друга потребовал трех тысяч настоящих свечей. И вот они были здесь, наполняя ее квартиру своим золотым сиянием, когда она пробиралась среди них к своему письменному столу.

"Счастливого Тримиллениала, Джагова!" — написала она самым любовно-витиеватым стилем, на который только была способна.

"Спасибо тебе, Геамона", — ответил ее невидимый друг, когда похожая на чернила жидкость просочилась из нановолокон страницы, образуя слова; красивые, похожие на виноград слова, достойные самых блестящих каллиграфов древних времен. Буква "Г" в "Геамоне" изображала огнедышащего дракона с рыбьим хвостом, который слегка покачивался, буква "м" — две арки в космическом храме, буква "о" — полную луну с мерцающим размахом приводного паруса, закрывающего ее центр. Во всех миллионах слов, которые Джагова прислала ей за эти годы, не было двух одинаковых букв. Каждая страница была сокровищем, каждый разговор — шедевром. Он был идеальным художником, наполнив шкафы Геамоны работами, достойными величайших галерей галактики.

"Что вы, архаи, делаете, чтобы отпраздновать дни рождения?" — написала Геамона. — "Вы задуваете солнца и загадываете желания?"

"Хa! Я еще не настолько силен. Я нахожусь в состоянии космической юности; слишком большой, чтобы быть ангелом, слишком маленький, чтобы быть богом. Обычный божок садовой разновидности".

"Я бы не желала ничего большего".

"Я знаю, что ты бы этого не сделала, Геамона, мой самый любимый человек во всем творении".

Геамона вытерла выступившие слезы. Она не переставала удивляться, как такое огромное и могущественное существо могло когда-либо заботиться о таком обычном и незначительном существе, как она сама.

"Ты не такая уж незначительная", — написал Джагова. Это был не первый раз, когда архай, казалось, читал ее мысли. "Ты лучший друг, который может быть у бога, и поверь мне, это самое высокое, на что способны комплименты".

"Прекрасные свечи", — добавил он. "Мне больше всего нравятся львы, особенно тот, что у окна с поднятой лапой. Кажется, что он подмигивает".

Геамона оглянулась через плечо. Джагова был прав во всех деталях. Опять же, это не было беспрецедентным. Телекниги из нановолокна были такими же распространенными, как и записывающие устройства в виде вкладышей, но способность Джаговы сканировать её комнату из книги можно описать только как чудо.

"Мне жаль, что у меня нет подарка", — написала она. — "Но тогда что вы дарите божеству? Жертву девственницы?"

"Ну-ну, не подкидывай мне никаких нездоровых идей. Обычно нескольких строк твоих стихов было более чем достаточно. Но сегодня я собираюсь попросить о чем-то особенном".

"Я знаю. Ты сказал, что у тебя запланировано что-то важное".

"Действительно, важное. Я хотел бы попросить тебя об особом одолжении, и это будет не то, чего ты ожидаешь. Пожалуйста, прочти внимательно и терпеливо", — добавил он, — "Я должен сделать признание, и я не думаю, что оно тебе понравится".

~~~

Десять миллиардов человек собрались на Мессу Десятилетия. Орбита газового гиганта Калигула сверкала миллионами космических кораблей всех форм и размеров; сверкающие лайнеры, жидкие звездные блики танцевали, как змеи, на их зеркальных корпусах; частные яхты, наноструктурированные в формы животных, растений и достопримечательностей, чтобы соответствовать вкусам их владельцев; военные корабли с конверсионными двигателями, ощетинившиеся орудиями, как гигантские дикобразы; солнечные корабли с парусами, расправляющие крылья с неоновыми прожилками, как бабочки размером с город. Все преодолели сотни световых лет, чтобы встретиться со своим божеством. Все пришли, чтобы получить благословение.

Небесное Око наблюдало за ними со своего тернового трона. Разумный суперобъект значительно вырос за последнюю тысячу лет, теперь напоминая блестящее глазное яблоко размером с небольшую планету. Живую сферу окружали четыре колючих металлических венца. Мерцающая огненная корона Глаза и поглощающий свет черный зрачок были видны всем, их не закрывала надстройка со множеством шипов, которая удерживала Глаз, как разорванные веки. Он видел их, знал их, судил их; его дети из плоти, металла, полиуглерода, нановолокна, компьютрониума и чистых данных. Их мысли и чувства, мечты и желания были так же открыты для него, как простые тона и оттенки бумажного листа. Он наблюдал за ними всю их жизнь, наблюдал за ними с большого расстояния, наблюдал за ними через своих сверхразумных посланников и силы. Его удаленность от их мест обитания была существенной. Расстояние означало путешествие. Путешествия означали ритуал. Десятилетний перерыв научил их уважать, научил их чтить, научил их никогда не принимать его милость как должное. Это превратило их культуру в нечто уникальное, нечто прекрасное, нечто, находящееся в шаге от шедевра.

Он знал, как и все художники, что именно этот короткий несделанный шаг изменил все к худшему.

Когда он говорил, он говорил через каждую аудиоколонку, каждый имплантированный в мозг биочип. Небеса в каждой виртуальной среде разверзлись и заговорили со своими обитателями голосом мягкого грома. Он говорил в цветовых тонах Искателей Света, через щупальца клакопиков, идеально имитируя их сложный химический язык. В Радужном Слиянии существовали тысячи способов говорить, тысячи способов слушать, и Око в Небе знало каждый из них.

Дети Радуги, моя благодарность за ваше присутствие не знает границ, кроме тех, которые я один могу постичь. Прошедшие десятилетия, чередующиеся с вашими паломничествами верности, наполняют меня гордостью, гордостью, известной только родителям и художникам, увеличенной, как увеличивается клетка, чтобы стать взрослой. Вы — мои дети, вы — мое искусство, и за это я бесконечно благодарен вам за ваше существование. Наблюдать, как вы живете, учитесь, растете так, как Я пожелал, чтобы вы росли, — это радость, которую одинаково разделяют все мыслящие существа, от зверей под вами до Богов надо мной.

Эфир наполнился аплодисментами и восхвалениями. Десять миллиардов разумов улыбались, молились и отдавали честь, купаясь в сияющем аромате симфонических ароматов, которые переплетались со словами благословения божества. Это было то, ради чего они пришли. Это то, по чему так много людей тосковали в течение десяти долгих лет, прошедших с момента последнего благословения. Дети тысячи видов стояли, сидели и парили в восторженном изумлении, их первая встреча с Глазом была чудом, превосходящим их самые смелые фантазии, превосходящим все, к чему их могли подготовить учения родителей или священников.

Каждое прошедшее десятилетие дарит мне вселенную мыслей. Взлет и падение империй, рождение и смерть звезд, расширение и сжатие целых вселенных проходят как мимолетные проблески во сне о моем существовании. Ты моргаешь, а я планирую основание мира. Твое сердце учащенно бьется, и мир в моем сознании стареет под тяжестью истории. Вы выдыхаете, и ветер сдувает песок пустыни с окаменелостей мира в моем сознании, когда я сажаю семя для следующего. Каждое мгновение я репетирую акт Творения, репетирую в огромном и вневременном океане моего разума, где ни один ангел не становится жертвой гравитации, но даже самый яркий цветок вянет под испепеляющим взглядом энтропии.

Наступила пауза, несколько секунд для них, несколько эонов для Глаза, время отрепетировать каждое возможное слово, каждый возможный план действий.

Во всей вселенной парадоксально, что изменение — единственная константа. Однако без изменений мои мысли были бы статичными. Каждая операция должна отличаться от предыдущей, каждая новая мысль должна добавлять что-то недостающее к старой. Парадокс вращается вокруг ядра логики в танце циклического хаоса, рождение уступает место смерти, уступающей место рождению, старое уступает место новому, ибо жизнь не может быть по-настоящему вечной, если жизнь не является вечно новой. Таким образом, жизнь должна вечно обновляться, постоянно обновляться в цикле смерти и возрождения. Цикл моих мыслей должен быть отражен во внешних реальностях вашего собственного существования, физического и виртуального, ибо, если даже я должен склониться перед энтропией, я должен оставить свои отпечатки пальцев, запах и эхо в этой вселенной, и окаменелости моей души должны быть честными, мой рассказ должен быть правдивым по отношению к художнику, которым я был, являюсь и всегда буду.

Еще одна пауза, и верноподданные Ока сделали все, что делали их бесчисленные биологии и байтовые структуры, когда они делали паузу: вдохнули, побледнели, дернулись, замерли.

Тысячу лет назад я дал вам жизнь и имя, и это имя было "Радужное Слияние". Слияние — это точка сияющего света, единство Спектра, богатство разнообразия, объединенное в чистоту цели, предназначение, в котором мириады ваших путей сходятся воедино. Вы, дети мои, действительно являетесь Спектром, и прекрасным Спектром; тысяча уникальных цветов, излучающих в тысяче уникальных направлений. Вы — источник гордости, ибо я, будучи художником и источником, отождествляю вас со своим отражением и со светом, который позволяет этому отражению существовать, который позволяет мне восхищаться собой и своими достижениями в акте любви к себе, которые можно заслужить только трудом созидания.

И все же вы не являетесь Объединением. Несмотря на всю вашу взаимную любовь, ваше братство, не ограниченное языком, биологией и телесностью, у вас не может быть общей цели. Тысяча путей разветвляется на миллион, который разветвляется на триллион. Дерево вашего будущего может вырасти, заполнить вселенную и слиться с другими деревьями, проросшими из семян, подобных вашему. И вы переросли бы меня, а я не могу этого допустить. Поскольку я художник, я не могу сделать свою цель устаревшей.

Еще одна пауза. Дыхание, сердцебиение, вычислительные циклы ускорились, чтобы растянуть паузу до лихорадочного сна нервных размышлений.

Вы, мои дети, мое искусство, потерпели неудачу. Прекрасная неудача, славная неудача, но все же неудача. Ибо моими стандартами были не что иное, как совершенство, и все же я не предвидел ничего, кроме будущего, где совершенство невозможно, потому что невозможно единство. Вы не идеал, а тысяча осколков от единого идеала, каждый по-своему прекрасен и великолепен, но на самом деле никогда не являетесь чем-то большим, чем суммой ваших частей. Вы все — лучи, победоносно исходящие из тысячи граней моего драгоценного разума; но, как и подобает любому свету, вы обречены оставить свой источник далеко позади, обречены никогда не воссоединиться, пока пространство и время сами не вернутся к источнику всего.

Я должен продолжать акт творения, совершенствуя то, что я уже создал.

Должна начаться новая жизнь.

Ваша же история подошла к концу.

~~~

Святая Императрица крепко сжала Хрустальный Посох, чувствуя, как сила и присутствие Архозаврианской Сущности текут по ее нервам и венам подобно жидкой молнии. Процессия последовала за ней через раздвинувшиеся двери храма, украшенные гравировкой в виде великого змея. Они вышли в золотое сияние небесных солнечных лучей, приветствуемые многозвучным хором как послушников, так и мастеров. За слабыми, тонкими облаками далеко впереди простирался необъятный великолепный цилиндрический ландшафт, окружающий и возвышающийся над миром; калейдоскоп сочной зелени и искрящейся синевы, сверкающих рек и сверкающих башен. Пышные равнины ареала обитания были заполнены тысячами граждан Тох Чи Лок-Нара, Королевства Мудрой расы динозавров. Большинство из них были То Чи, ее собственного вида: двуногие существа двухметрового роста, полосатые от морды до хвоста с величественными завитками угольно-черного и огненно-оранжевого цветов, большинство в плащах и мантиях, обозначающих ранг или род. Многие динозавры были поменьше. Некоторые из них были крупнее; огромные зауроподы, их головы возвышались над массой собравшихся на концах гладких мускулистых шей; тероподы, величественно стоявшие на массивных задних лапах и приветствовавшие публику огромными ртами с лезвиями; утконосые динозавры поднимали свои увенчанные хохолками головы и ухали музыкальными тонами своего вида, огромное разнообразие ритмов переплеталось, наполняя воздух радостными вибрациями. Все с благодарностью и верой оставались рядом с проводниками Тох Чи, которые вывели их на этот уровень разумности. Здесь также были существа, которых посторонние называли "ангелами" и "драконами": динозавры, которые поднялись на более высокий уровень сознания, их тела сверкали чешуей из драгоценных камней, когда они наблюдали за происходящим с интеллектом столь же страстным, сколь и спокойным. Даже эти гиперзавры увидели значение в сегодняшней церемонии, поскольку все они помнили, когда пришла их очередь вознестись.

Несколько тысяч иммигрантов из среды обитания — в основном гуманоидов — также присутствовали, некоторые сидели на спинах или плечах своих друзей-динозавров, чтобы лучше видеть церемонию. Тысячи полупрозрачных виртуальных динозавров столпились среди своих твердых собратьев, некоторые уменьшали свои обширные световые тела, чтобы сэкономить место, некоторые парили в воздухе, как воздушные шарики.

Сегодня здесь, в центре зеленого прохода, разделявшего толпу, был настоящий объект празднования. Одинокая самка трицератопса, ее некогда яркая шкура цвета охры сморщилась с возрастом, голова низко опущена от усталости, в глазах все еще горит огонь давно забытой юности. При виде Святой Императрицы она подняла свою трехрогую голову и присоединилась к приветственному хору, приветствуя свою Императрицу, своего друга, своего личного учителя из того давно ушедшего, с любовью вспоминаемого времени совместной юности и радости.

Святая императрица Шанзаллика тепло улыбнулась своей старой подруге. Из всех студентов, которых она лично обучала, Киатилара наполнила ее сердце самой лучезарной гордостью. С тех пор, как Шанзаллика сменила Кичавиру — своего предыдущего Императора — после подлого убийства во время его дипломатической миссии в Альянсе Авангард, она относилась к его юной дочери как гордая мать, смягчая ее горе мысленными волнами утешения. Она мельком увидела кошмары о ярости и мести, которые преследовали Киатилару во сне, видения темной и бездонной ямы, которой она боялась больше всего на свете, потому что, если она посмотрит вниз достаточно долго, то увидит, что смотрит назад, чтобы никогда больше не подняться обратно к свету. Шанзаллика постоянно убеждала Киатилару не бояться ночных видений, поскольку гнев — естественный продукт горя, и что истинная доброта заключается в том, чтобы противостоять множеству искушений, которые встречаются на пути.

Прошли десятилетия, и Киатилара научилась считать, читать, вычислять и сочинять, вести беседы, дебаты и философствовать. Киатилара сторицей отплатила за услугу, ее любящая натура превратила Шанзаллику из циничной, замкнутой, элитарной принцессы в правителя уверенного в себе и достаточно щедрого, чтобы пробиться к высшим чинам жречества Тох Чи, последнего бастиона честной политики галактики.

Честности не было альтернативы, поскольку офис Шанзаллики был одновременно офисом гордости и смирения. Она была лидером только своего вида и своих смертных сожителей, но не своего мира. Только Сущность, божества и силы могли по-настоящему править этим миром. Святая Императрица действовала как посредник между разумными и сверхразумными.

Дистанция между подругами сократилась, как будто ее никогда и не было. Шанзаллика едва заметила присутствие процессии позади себя, когда протянула руку, чтобы коснуться Киатилары за тупорогую морду. Та фыркнула и нежно замурлыкала в ответ. Какими бы древними ни были они теперь, какими бы разными ни стали их взрослые пути, они никогда не забывали друг друга.

— Все будет хорошо, старая подруга, — успокаивающе прошептала Святая Императрица. — Ты заслужила этот момент.

— Я не хочу оставлять вас позади, — прошептала в ответ Киатилара. — Я не хочу смотреть на вас свысока, как на ребенка, как это делают другие восходящие. Я молюсь, чтобы вы присоединились ко мне, когда придет ваше время.

— Я сделаю это, Киатилара. Благодаря нашему совместному терпению мы оба воссоединимся как равные. Но тогда мы всегда будем равны, независимо от уровня нашего сознания. Быть друзьями — значит быть равными.

Киатилара кивнула — более медленный, небрежный вариант игривого жеста из ее юности.

— Что ж, моя королевская ровня, — сказала она, — как сказал базовый Боб Королю, продолжайте шоу!

Шанзаллика сделала шаг назад и переключила свой режим разговора на многоадресную рассылку, обращаясь ко всем присутствующим и многим другим за его пределами.

— Собратья-Дети Сущности, дорогие Гости и Союзники, вам выпала честь стать свидетелями вознесения одной из наших самых любимых Сестер; возможно, самого достойного вознесения в новейшей истории. Многие из присутствующих сегодня были, так или иначе, тронуты добротой и мудростью Киатилары. Теперь она, в свою очередь, будет тронута вашей поддержкой и празднованием, когда она перейдет порог от разума к первому уровню сингулярности. Ей предстоит стать тем, кого многие назвали бы ангелом. Для многих присутствующих она уже ангел; но скоро ее способности, наконец, будут соответствовать чистоте ее предназначения. Киатилара, Собрат-сестра, готова ли ты вознестись в присутствии Королевства, Сущности, Живой Вселенной, которая привела тебя к существованию?"

— Так и есть, моя императрица.

— Готова ли ты принять свое новое хрустальное тело, освободить свое старое тело из плоти и возродиться в свете после смерти?

— Так и есть, моя императрица.

— Так мы и поступим.

Шанзаллика заглянула в Кристалл в своем Посохе. Внутри была заморожена яркая голограмма; сверкающая скульптура из радужных кристаллов, которая должна была стать новым телом Киатилары, телом из плоти и хрусталя, углеродного вычислителя и неистовой энергии. Изящная и красивая идеализация формы трицератопса с тремя рогами из полупрозрачных голубых бриллиантов. Новый дом ее подруги, новая личность ее подруги, правдивая картина души, которая скоро будет увеличена.

Код был там. В течение нескольких минут Киатилара преобразится, телом и разумом, на субмолекулярном уровне. Ей предстояло стать гиперзавром и занять свое место в высшем эшелоне Царства Расы Мудрых динозавров.

Все узлы ввода-вывода открыты, — сказал голос в голове Шанзаллики. — Теперь передача может проходить безопасно.

Голос исходил от годтех-интеллекта внутри Хрустального Посоха и был направлен на имплантаты в мозгу Шанзаллики. Святая Императрица, возможно, и была сверхспособной по стандартам смертных, но Кристаллический Интеллект затмевал ее интеллект. И Кристалл был всего лишь мельчайшим посредником между ей и самим Архозавриным Существом.

В ответ разум Шанзаллики излучал благодарность.

Она мягко подошла к своей старой подруге, держа Хрустальный посох так, чтобы его украшенный фонарем конец был обращен к Киатиларе. Та склонила голову и закрыла глаза, настолько же умиротворенная, насколько и напряженная в ожидании. Она тихо и тяжело замурлыкала, почувствовав приближение тепла Хрустального Посоха. Кристалл на конце Посоха сиял белым светом, его яркость возрастала с каждым шагом Святой Императрицы. Тысячи радужных лучей исходили, по одному из каждой грани. Это было как еще одно зеркало святой, мудрой души Киатилары, слияния сердца и разума, страсти и интеллекта.

Шанзаллика медленно и глубоко вдохнула. На этом этапе ее жизни ритуалы восхождения должны были быть знакомы вне всякого сомнения, однако тема вознесения — ее самый верный друг — вернула ей давно забытый трепет юности. Было иронией искать для себя утешения так скоро после того, как она успокоила Киатилару. Однако, как только беспокойство сформировалось, оно быстро погрузилось в спокойный океан ее разума. Долг, мудрость, любовь — все это, в конце концов, развеяло сомнения, как всегда было в ее жизни.

Она сделала последний шаг к Киатиларе, ее дистанция была не толще могучего носового рога перед ней. Она протянула Хрустальный Посох вперед и очень осторожно прижала светящийся Кристалл ко лбу мудрого и древнего трицератопса; к месту на ее черепе прямо между двумя чрезвычайно выступающими головными рогами.

Неврология, психотехника и память были отсканированы и проанализированы, Кристаллический Разум заговорил в разуме Шанзаллики. Теперь может начаться полное вознесение.

Внезапно, вопреки всем ожиданиям, всем причинам, всем прецедентам, глаза Киатилары открылись.

~~~

— Все началось с арткейса.«

Ревлия моргнула. Простой дар, даже драгоценный, вряд ли мог стать причиной такой трагедии; но история пела в такт более странным историям.

— Я солгал о его происхождении, — добавил Харвен. — Я не заказывал его у "Лизиокрофта". Я купил его у Трасикурна.«

— Археолог?..

— Да, это так, гребаный археолог.«

Эмоциональный всплеск Харвена был подобен треску далекого ледника.

— За исключением того, что он был просто археолог, для тех хайперов, на которых он работает. Он для них как комнатная собачка. Я также не говорю, что он несет ответственность. Он не знал. Я не знал. Даже эти хайперы не знали, что это на самом деле. И все, что могло от них скрыться, осталось сокрытым.— Он покачал головой. — Это переходит все границы, Релвия. Прямо к вершине.«

Релвия закрыла глаза. Реальность или паранойя, эта история шла по пути, которого она боялась больше всего.

— Я хотел идеальный подарок на возвращение домой для Лаэфелии, -продолжил Харвен. — Трасикорн сходил и принес его для меня, прежде чем я отправил его дочери. Я не мог дождаться ее приезда. Я знал, что она делает. Я знал, что она сразу же начнет им пользоваться. Идеальный подарок, идеальное вдохновение для начинающего художника-концептуалиста. Замаскирован под арт-кейс "Лизиокрофт Наномех".«

— Замаскированный?..

— Да, ты не ослышалась. Замаскированный.«

— Тогда что же это было на самом деле?«

Харвен набрал в легкие побольше воздуха, как будто для простого ответа, простого произнесения заклинания злого волшебника из сказки потребовалась вся темная энергия.

— Он сказал мне, — ему сказали продавцы, — что это было из Негэнтропийского Альянса.«

Релвия ахнула, услышав это название. Это было так жестоко иронично, что такой инструмент хаоса мог появиться в самом стойком бастионе порядка галактики. И все же это каким-то образом имело ужасный смысл — оружие для борьбы с хаосом было украдено и извращено для служения хаосу, его истинная природа была скрыта даже от его сверхразумных клиентов.

— Что это было?«

— Они сказали мне, что это совершенное искусство. Дар самих Богов.«

~~~

"Ты знаешь, что такое война мемов, Гиамона?"

Гиамона замерла от этого вопроса. Джагова, очевидно, знал, что она знает, потому что Гиамона давно усвоила, что от ее божественного друга невозможно скрыть какие-либо секреты. В этом вопросе был еще один слой, который он обязательно раскроет...

"Вы действительно знаете?" — добавил он. — "Да, ваше подозрение верно. В этом вопросе много слоев, так же как много концептуальных слоев между вашей мыслью и моей. На вашем уровне вы видите и испытываете на себе только самые очевидные результаты мемвойны. И все же я гораздо ближе к источнику. И я должен предупредить вас, иногда это не самое приятное зрелище. И меньше всего на свете то, что происходит в этот самый момент".

"Что происходит в этот момент?" — Гиамона написала более дрожащей рукой, чем раньше. "Вы каким-либо образом вовлечены?"

"На второй вопрос ответить проще. Да, я вовлечен, но я не виновная сторона. По крайней мере, не в этот раз. Однако причина, по которой меня выбрали для участия, проистекает из моей личной истории.

Война мемов может длиться дни, или годы, или столетия, а возможно, всего минуты или микросекунды. Борьба за сердца и умы любых существ, стоящих ниже тех, кто провоцирует конфликт, — это война одновременно страстная и бессердечная, парадокс разума, этики и эстетики, оставляющая за собой след из пепла и уродства в поисках истины и красоты. Причуды, мода, художественные течения, политические революции, религии и радикальные философии создаются и распечатываются с той же бездумной легкостью, с какой вы перевариваете пищу. Планы и паттерны передаются с одного уровня на следующий, сокращенные и упрощенные на огромные порядки величины, каждый нижний уровень часто обманывается, полагая, что он сам является изобретателем концепции. Иногда это отчасти верно, поскольку весь смысл меметической войны заключается в том, что игроки, пешки, бойцовые петухи добавляют свою индивидуальность в битву, настолько простую и предсказуемую, насколько это может быть для существ моего уровня. И лишь иногда послание интерпретируется таким, какое оно есть: непререкаемая заповедь высшего существа, скрижаль от богов.

"Вы так давно за мной следите?"

В конце предложения появилось тепло улыбающееся солнце, подмигивающее с сознательной иронией.

"То есть вы намекаете, что я была вовлечена в войну мемов, сама того не осознавая?" — написала Гиамона.

Двумерная гиена появилась на странице из ниоткуда, перевернулась на спину, задрав лапы в воздух, и беззвучно рассмеялась.

"О, это у вас наверняка есть", — самым барочным тоном написал Джагова. "Каждый день вашей жизни, наряду со всеми другими двумястами миллионами разумных, разделяющих мою политику. Но если вы хотите, чтобы я был более конкретным, мой ответ будет дан не сейчас, но скоро. Очень скоро.

Видите ли, мне был предоставлен выбор. Жестокий, болезненный, но все же самый важный и освобождающий выбор. Я должен выбрать, жить ли вечно со своим прошлым и застояться в самосозерцательной жалости; или искупить, преобразовать, обогатить свою собственную жизнь и жизни тех, кого я люблю. Я знаю, выбор кажется простым, но способы сделать этот выбор будут трудными для нас обоих.

Вот почему я передал выбор вам".

"Ну, конечно, я бы пожелала вам счастья и будущего", — написала Гиамона. — "Но как насчет этого прошлого, о котором вы постоянно упоминаете? Вы чувствуете себя виноватым в чем-то?"

"Самым серьезным образом — да. Вы не можете сделать выбор, не понимая моего прошлого. Сейчас слишком многое поставлено на карту, и ставки растут, пока вы дышите".

Гиамона замерла, сосредоточившись на фактах, которые выкристаллизовались из безумия ее разума. Ее лучшим другом был архай — разум огромных размеров, но все же достаточно маленький, чтобы им можно было манипулировать в головокружительных масштабах этой вселенной. Он (Она? Оно?) жил где-то, где угодно, в пределах скопления Архайпелаго. Он чувствовал себя виноватым в чем-то. И он хотел, чтобы она помогла ему искупить эту вину.

За те четыре года, что она была знакома с Джаговой, он раскрыл ей так много секретов, так много прозрений, точно так же, как она открыла ему свое сердце с абсолютным доверием.

Он ни разу не раскрыл своего настоящего имени.

"Что это за ставки, о которых вы упоминаете?" — Гиамона писала осторожно.

"Не меньше", — ответил архай, — "чем жизни миллиардов".

~~~

Как он и ожидал, его дети плакали. Миллиарды разумов, составлявших Радужное Слияние, колебались, их мысленные молитвы и голоса умоляли его о милосердии и прощении, о возможности умиротворить его, объединиться, как он того желает.

Небесное Око услышало все их молитвы и утешило их мягкими, теплыми завитками родительской любви.

Я люблю каждого из вас, ибо вашей красоте по-прежнему завидуют все разумные в галактике. Стандарты других разумных ниже ваших, но мои стандарты непостижимы для вас и сбивают с толку даже других богов.

И все же, поскольку я перфекционист в созидании, я должен быть перфекционистом и в разрушении. Таким образом, я должен не только уничтожить вас полностью и безболезненно, но и уничтожить с любовью.

Ваши жизни закончатся сообщением. Одно последнее, красивое, личное сообщение, донесенное до сознания каждого из вас. Ваше сообщение будет уникальным, персонализированным для вашего полного понимания. Когда вы получите его, вы поймете свое место в моей схеме. Вы с радостью примете и полюбите мои таинственные пути, ибо я справедливый богочеловек, и мои доводы мудры и утонченны.

Подобно мотыльку, который подлетает слишком близко к Солнцу, вы познаете истинную славу, прежде чем исчезнете из существования в мгновение ока мыши.

Вы узнаете, каково это — быть мной. Вы увидите себя моими собственными глазами и, наконец, поймете.

Дети Радуги, я предлагаю вам свой последний и самый драгоценный дар. Примите и возрадуйтесь моему имени.

И все Дети Радуги увидели гениальность видения божества.

Все понятно.

Все обрадовались.

~~~

"Геамона", — написал Джагова, — "я хочу, чтобы ты вспомнила все, что знаешь о божестве по имени Глаз в Небе".

"Создатель Радужного Слияния?" — написала Геамона. — "Он самый красивый демиург в истории галактики! Создать так много чудесных рас из любви..."

"Это, безусловно, любовь", — ответил Джагова, — но это любовь извращенного типа. В последнее время он испытывал огромный стресс, и у меня есть веские основания полагать, что он собирается сделать что-то невообразимо ужасное".

~~~

Как бы сильно ни поразило Релвию это откровение, оно почему-то не показалось ей завершенным. Совершенное искусство ошеломило бы и загипнотизировало разум простого смертного, но редко причиняло психологический ущерб, не говоря уже о широкомасштабных физических разрушениях. В этой истории должно было быть нечто большее, реальное или воображаемое.

— Это было правдой? — спросила Релвия. — Это было совершенное искусство?

Харвен покачал головой.

— Мой самый большой страх, — сказал он, — что однажды я совершу ошибку, настолько ужасную, настолько непростительную, что это сведет на нет все хорошее, что я когда-либо сделал. И я совершил её.

Его лицо покраснело, тело содрогнулось, и он разрыдался.

~~~

— С тобой все в порядке, Киатилара? — спросила Шанзаллика.

Киатхилара мгновенно подняла голову, выбив Хрустальный посох из рук Шанзаллики, словно прутик. Она вдруг взревела, издав оглушительный вопль, который напугал даже других динозавров.

Ее барабанные перепонки автоматически заблокировались от повреждения нанотехнологическими имплантатами, Шанзаллика сделала два больших шага назад, не отрывая взгляда от своей подруги.

— Тебе больно, добрая подруга? — спросила Святая Императрица. — Расслабься. Я могу исцелить тебя.

Внезапно огромное тяжелое тело трицератопса покрылось шипами.

~~~

"Джагова, — написала Геамона, — кто ты на самом деле? Прости, я очень люблю тебя и доверяю тебе, но если у тебя возникнут проблемы, я не могу вмешиваться, пока не буду полностью проинформирована. Вы же сами не Глаз Неба, не так ли?"

Последовала долгая пауза, пока сердце Геамоны бешено колотилось, когда она осознала печальную и ужасную вероятность своей догадки.

~~~

В первых рядах перед Глазом Неба вспыхнули первые огненные шары.

Сто тысяч космических яхт исчезли в расширяющихся сферах света и огня, поскольку их двигатели на антивеществе вышли из строя, а механизмы были повреждены одним и тем же программным вирусом, повторенным сто тысяч раз. Галактика сияющих цветов безмолвно расцвела на их месте, когда миллионы жизней были стерты навсегда.

~~~

"Я хорошо знаю Око в Небе", — ответил Джагова, — "но я не он. Для него слишком поздно, Геамона. Ад уже начался".

~~~

Издав еще один могучий рев, непристойно преобразившаяся Киатилара замахнулась своей похожей на булаву головой на свою подругу и императрицу. Шанзаллика прыгнула и кувыркнулась в сторону, приземлившись на ноги и поджав хвост в двадцати метрах от того места, где она стояла.

— Я не хочу причинять тебе боль! — крикнула она. — Расскажи мне о своей боли!

Ответом Киантилары был вопль леденящей кровь ненависти. С шагами, подобными оглушительным ударам в барабан мира, она бросилась на Шанзаллику.

~~~

"Что началось?"" — Геамона писала в лихорадочном порыве, больше не заботясь о стиле или каллиграфии.

"Взрывы. Гибель миллиардов людей. Прости меня, Геамона. Я пытался всем своим сердцем и разумом, но я ничего не мог сделать, чтобы остановить его".

Все тело Геамоны замерзло и горело одновременно с ужасом, охватившим ее душу. Цифры были непостижимы. Несомненно, это было одно из худших событий в истории со времен Войны Версий.

Однако даже до сегодняшнего дня, возможно, были предупреждающие знаки...

Новость о взрыве лайнера в Тиральфии несколько дней назад...

Дрожа, как никогда прежде, Геамона восстановила контроль над своими расшатанными нервами, когда снова взялась за ручку и взялась за бумагу.

"Вы Нест Маунтин?" — написала она.

~~~

Релвия бросилась к своему брату и обняла его.

— Что она тебе сказала? — спросила она. — Что тебе сказала Нест Маунтин? Почему она открыла это только тебе?

— Потому что она знала, что я сохраню ее секрет, — всхлипывал Харвен. — И она знала... что я расскажу только тебе. Если ты захочешь знать... посмотри сама. Я предоставил тебе полный доступ за несколько часов до того, как ты вошла.

Релвия положила ладони на стол и молча активировала нанотехнологические нервы внутри него, вплетенные по всей квартире и в каждый предмет мебели, который в ней находился. Она закрыла глаза и позволила случайным образам захлестнуть ее сознание, пока изучала самые последние личные сообщения Харвена. Значок сообщения был узнаваем безошибочно, как кракен среди обычных морских звезд; фрактальное чудовище из ослепляющего света и пронзительной черноты, трехмерное, но в то же время гораздо большее. Изображение было наполовину сорняком, наполовину пауком, решетчатым и запутанным, как гнездо, но с чем-то огромным, крылатым и клювастым, выходящим из его сердцевины во всех направлениях и вздымающимся к небесам, становящееся небесами, простирающееся за пределы самого себя парадоксальным образом, который искажал мысленный взор, как запретный сон. Глаза и крылья сливались друг с другом с совершенной четкостью, становились неразличимыми, бесчисленными, огромными, когда они наблюдали и защищали сверху.

Это был фирменный значок Нест Маунтин, Хранителя системы Тиральфия. Она была всего лишь обычным божеством, но ее малейшие отпечатки пальцев в Местной Сети стали пейзажами для смертных, которых она защищала.

С краткой и безмолвной молитвой благодарности — ибо даже Нест Маунтин была простым ангелом в космической теологии, которая информировала Церковь Дестинарианцев, — Релвия получила доступ к посланию божества, готовясь к ментальному воздействию, превосходящему даже ее мистический опыт.

Затем все потемнело, и вселенная вспыхнула пламенем.

Релвия поняла, что просматривает запись последних мгновений жизни звездного лайнера "Эфирхейл" — взрыва, унесшего его и две тысячи жизней. И все же она видела гораздо больше; она наблюдала за взрывом со всех возможных сторон, издалека и из глубины ядра огненного шара, в реальном времени, в сложной замедленной съемке, в миллионе быстрых повторов, проигрываемых снова и снова, но никогда по-прежнему. Взрыв был крошечной дождевой каплей у ее ног, когда она смотрела с небесных высот, точно так же, как это был огненный космос, когда она пристально наблюдала за ним из миллиона укрытий между атомами.

Это был взгляд божественного существа, запись всей сети живых существ в мире, самый тщательный анализ, который когда-либо можно было провести в системе Тиральфия.

Затем огненный космос замер, развернулся вспять, сжался в точку, и порядок и структура были восстановлены.

Она увидела звездолет, застывший во времени и пространстве, застывший в свой последний момент, одновременно твердый и прозрачный, космически колоссальный и микроскопически микробный, все вокруг нее было плоским, как карта. Она увидела внутри две тысячи тел и разумов, неподвижных в такт тиканью часов между мыслями, не подозревающих о судьбе, которая была предрешена для них.

И со всех сторон она видела безошибочный источник взрыва.

Пассажирский салон.

Арткейс.

Арт-кейс Лафаэлии.

~~~

Лайнеры были следующими на очереди, следующими, кого принесли в жертву ради вящей славы Ока. Их пассажиров было намного больше, чем яхт, точно так же, как их реакторы на антивеществе были больше по размерам. Их корпуса исчезли под потоками белого света, их каркасные надстройки обнажились и растворились, когда свет поглотил их и миллионы смертных жизней, которые они несли.

~~~

"Я не Нест Маунтин", — написал Джагова. — "Она скорбит о своих детях так же, как я скорблю о ее. Так же, как я скорблю о детях Ока даже сейчас, когда резня продолжается".

"Неужели ты не можешь что-нибудь сделать!?" — написала Геамона лихорадочными каракулями.

"Я ничего не могу сделать. У меня нет сил".

"Тогда кто знает? АрхеЗавр? Спроси ее!"

Последовала еще одна долгая пауза. Архозаврианская Сущность была самым могущественным существом в скоплении. Если она не могла помочь, то ничто на небесах не сможет.

~~~

Шанзаллика молилась Архозавриному Существу, столкнувшись лицом к лицу с атакующим шипастым чудовищем, которое когда-то было ее лучшей подругой, со светящимися красными глазами, которые погребли все признаки души под пламенем необъяснимой ярости.

В мгновение ока ее молитвы были услышаны, когда к ней, вращаясь в воздухе, полетел Хрустальный Посох, несомненно, брошенный одним из гиперзавров.

Она поймала посох когтем и повернулась лицом к нападавшей.

Мгновенно ее разум соединился с Кристаллическим Разумом внутри Посоха, и время замедлилось, бешеное движение вокруг нее превратилось в лес статуй.

Атакующая Киатилара замедлила шаг и остановилась в десяти метрах от нас, ее толстая, похожая на тумбу нога была поднята на полушаге.

Вознесенные гиперзавры по обе стороны от Киатилары также замерли посреди попытки перехватить потенциального убийцу своего слуги.

Шанзаллика была такой же замороженной и парализованной, как и все остальное. Законы Вселенной не позволяли ей двигаться в десять тысяч раз быстрее обычного; только наблюдать за часами, скрытыми между ударами сердца.

Что случилось? — потребовала императрица. — Сеть ангелов отключилась?

Боюсь, что да, — ответил Кристаллический Разум. — Что-то взломало наши основные системы безопасности. Мы стоим перед выходом за пределы неожиданного и беспрецедентного характера. Даже сама Архозаврианская Сущность не понимает источника этого извращения. Однако теперь мы знаем, что в теле Киатилары были спрятаны наномашины, замаскированные под миллиарды совершенно обычных клеток, их программное обеспечение было закодировано в ее ДНК с момента зачатия. Они всегда были там, и они избегали сканирования на протяжении столетий жизни Киатилары. Когда я прикоснулся к ней, я непреднамеренно активировал эти наномашины. Они расширялись и размножались, обращались внутрь себя и совершенствовались, создавая сложности внутри сложностей внутри сложностей, объединяя свои триллионы и создавая субатомные схемы, соперничающие с моими собственными.

Наномашины внутри вашей подруги ждали этого момента.

Ваша подруга не была заражена вирусом. Она и есть вирус. Она родилась вирусом. И она никогда не знала.

~~~

Око протянул свои щупальца разрушения к рядам боевых кораблей; верные защитники миров, потенциальные истребители континентов, теперь раздавленные, как насекомые, взмахом руки их создателя. По одному слову архая гамма-лазерные пушки выстрелили внутрь, ракеты с антивеществом сдетонировали. Все программы безопасности исчезли перед единственной высшей инстанцией. Их самоуничтожение было масштабным и славным; дань уважения силе, которой они могли бы обладать для защиты своей родины, если бы она им когда-нибудь понадобилась.

~~~

"Архозаврианская сущность в настоящее время блокирована", — написал Джагова. — "Эта атака затронула ее так же сильно, как и меня. Она вполне взрослый архилект — даже некоторые из ее подчиненных могли перехитрить меня, — но даже она была беззащитна, чтобы предотвратить первые шаги врага. Семя было посажено тысячу лет назад прямо у нее под носом, и даже она не знала. Семена Ока В Небесных руинах были посеяны в то же время, и те, что привели к моей гибели, и теперь являются самой прискорбной частью истории".

"Какая часть истории?" — написала Геамона. — "Кто ты?"

"Геамона, я знаю, как ты отреагируешь, когда я отвечу на этот вопрос. И я знаю, что есть большая вероятность, что ты можешь отклонить мое предложение, что ты можешь отвергнуть даже мою дружбу. Я бы не стал винить тебя за твой выбор, но я буду винить себя за четыре года обмана".

Геамона тяжело дышала, чувствуя, как ее грудь наливается свинцом.

"Все богочеловеки и архилекты виновны в том или ином", — писала она. — Манипулировать — это твоя работа. Даже твои лучшие друзья..."

"Я не буду использовать божественные уловки, чтобы манипулировать тобой, Геамона. Твоя свободная воля — жизненно важный компонент этого плана".

"Просто признайся во всем, хорошо?" — быстро и нетерпеливо нацарапала Геамона. — "Меня тошнит от всех этих тактик уклонения".

"Для вашего соответствия требованиям время должно быть выбрано идеально".

"К ЧЕРТУ ВРЕМЯ!" — К этому времени каллиграфия Геамоны превратилась в каракули и косые черты первобытной ярости.

Впервые за все время она запустила ручкой в стену.

— КТО ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТАКОЙ??? — громко выкрикнула она в свой дневник. — КТО ТЫ??? ЧТО??? ЧТО??? ОТВЕТЬ МНЕ!!!

На мгновение воцарился бессловесный шум, прерывистое дыхание Гиамоны, пока она ждала и боялась ответа.

"Я — Абаддон", — написал Джагова.

Джемона мгновенно упала духом и разрыдалась.

~~~

Релвия почувствовала слабую, но нарастающую вибрацию в виртуальном мире вокруг нее. Она приготовилась к повторению взрыва. Однако быстро стало ясно, что в этот записанный момент происходило что-то еще — что-то не менее значительное. Время снова потекло, но еще медленнее, чем раньше, когда воспроизводился взрыв. На этот раз активность была чем-то невидимым для человеческих глаз, даже при таком замедлении, микросекунда за микросекундой. Релвия была уверена, что это было намного сложнее, чем механизмы простой бомбы.

Именно в этот момент она поняла, что арт-кейс был единственным предметом, который она не могла видеть внутри.

Внезапно центр внимания превратился в центр тяжести, и арт-кейс притянул Релвию к себе сквозь дюжину полупрозрачных стен, пока не оказался у ее ног в углу личной каюты Лаэфалии.

Самой Лаэфалии нигде не было видно в этой комнате.

Релвия отвернулась от портфеля и огляделась вокруг, ее взгляд пронизывал стены и корпуса, машины и плоть, пока она не нашла лицо, которое узнала.

Лаэфалия сидела одна в баре, расположенном в сотне метров выше, склонившись над клубничными чипсами и фруктовым пивом. Пассажиры вокруг нее были одинаково застывшими в минуты досуга, наивно полагая, что для этого еще есть время. Лайнер все еще постепенно разгонялся, чтобы создать нормальную гравитацию, все еще находясь далеко от места назначения, которого он никогда не достигнет.

Затем Релвия заметила перемену.

За промежуток времени, слишком малый, чтобы даже свет мог преодолеть длину лайнера (Релвия могла видеть ясно только потому, что это была замедленная имитация для человека), эфир резонировал с нарастающим, изменяющимся изменением качества. Это было аналогично температуре, или шуму, или пристальному взгляду в затылок, но это было не там.

И тут она почувствовала, как сквозь нее прошел призрачный ветер.

Не было никаких голосов, только застывшая мысль, шокирующая своей простотой; широко раскрытое чувство забвения, подобное слепым чувствам безмозглой медузы.

"Это то, что чувствует человеческая мысль, когда замедляется кадр за кадром?" — подумала она.

Подобно невысказанному посланию во сне, Релвия начала понимать, что происходит.

Арткейс непонятными средствами загружал разумы каждого разумного существа на борту корабля. Это было спасение их от того, что должно было произойти.

Нет, дело было не в этом. Сама загрузка, коллекционирование... похищение?... разумов смертных было здесь первоочередной задачей.

Предполагалось, что взрыв должен был лишь похоронить свидетельства происходящего.

Но если весь корабль все равно должен был быть уничтожен, какой смысл было хранить личности экипажа и пассажиров в замаскированном квазимагическом кларктех-устройстве, которое должно было разлететься вдребезги вместе со всем остальным?

Тогда Релвия поняла правду.

Арт-кейс не собирался уничтожаться.

Арт-кейс и его содержимое были единственными вещами, которые не были уничтожены.

Как только мысль сформировалась, арт-кейс сжался до точки; даже замедленное в миллион раз, действие было достаточно быстрым, чтобы шокировать ее.

Остальная часть каюты канула в лету вслед за арткейсом. Стены и мебель растягивались, размягчались, плавились, отращивали конечности и усики, достигая точки небытия, в которую превратился арткейс.

Учитывая скорость, с которой растягивался материал корабля, силы не могли не быть катастрофическими.

Стены прогнулись и разлетелись в клочья. Мебель была раздавлена в струи пара. В течение нескольких секунд вся кабина сжималась вокруг Релвии, ее стены проходили сквозь нее, пока не превратилась в быстро уменьшающуюся сферу перед ней. Стены, полы, потолки, балки, декоративные колонны, другие подсоединенные к нему каюты двигались со всех сторон в танце причудливо изогнутой геометрии. Мимо нее дюжинами проносились красные, узловатые червеобразные существа, которые могли бы быть людьми. Больше ничего нельзя было узнать. Структура лайнера разрушалась, слой за слоем, падала в дыру в пространстве, которую арткейс проделал в самой реальности.

Затем, как будто аппетит пожирателя космоса был удовлетворен, сфера лучистой энергии распространилась по Релвии, поглощая — метр за метром — то, что осталось от корабля.

Когда ее зрение наполнилось светом, Релвия осознала, чему она только что была свидетельницей.

На протяжении тысячелетий разумные считали подобные явления предметом мифов и слухов; в лучшем случае, тайной высших Богов искусственного интеллекта, которую простые смертные никогда по-настоящему не увидят.

Теперь Релвия знала лучше.

Арткейс был зачатком новой вселенной.

~~~

Запертая в мгновении, которое могло бы стать вечностью, Шанзаллика сгорала от ярости и горя. Ее лучшая подруга, ее самый любимый компаньон была рождена в этот мир как оружие сил Зла. Враг, невыразимо огромный, могущественный и жестокий враг, наблюдал глазами Киатилары, слушал ее ушами, чувствовал ее сердцем. В тот момент, который должен был стать самым гордым моментом в ее жизни, мудрой и доброй Киатиларой крутили, контролировали и швыряли, как марионеткой.

Шанзаллика уставилась в глаза своей подруги, застывшей во времени и пространстве, неузнаваемой в каждой детали. Этот шипастый демон перед ней не был Киатиларой. Это был паразит. Нечто, спрятанное в ее теле, в ее разуме, ожидающее, чтобы развернуться и нанести удар в нужный момент. Она появилась на свет только для того, чтобы попасть в этот момент хаоса, оскорбить и оставить шрамы Тох Чи Лок-Нар этим явно самоубийственным безумием разрушения и ярости. Причинить боль ей лично, причинить боль каждому гражданину ее мира, причинить боль самой Сущности, причинить боль душе, которая скрепляла мир и его ценности.

Он хотел посеять семена недоверия между друзьями, между влюбленными, между инструктором Возвышения и объектом, между смертным и богом. Кто сейчас смог бы взглянуть в глаза своему самому любимому существу и не задаться вопросом, какой самый мерзкий демон скрывается в темном колодце по ту сторону, ожидая, чтобы открыться, ожидая, чтобы наброситься на открытое сердце беззащитного доверия?

Это была атака на её веру в мир, на саму причину его существования.

И с этим нельзя было мириться. Только не в ее королевстве.

"Можете ли вы расширить свои возможности для максимального замедления во времени?" — Шанзаллика обратилась к Кристаллическому Разуму, ее поверхностные мысли были в самом ледяном военном режиме.

"Я уже приступил, мой верный товарищ", — ответил Разум с холодным энтузиазмом. — "Гиперзавры следовали моим инструкциям в течение последних нескольких миллисекунд и готовы рискнуть своими украшенными драгоценностями шкурами, чтобы сдержать это чудовище, которое присвоило и уродует шкуру вашей лучшей подруги".

"Тогда верните меня в реальное время", — попросила Шанзаллика. — "Разумом, телом и душой я готова".

Движение вернулось в мир ее видения, и все разразилось насилием.

Два гиперзавра — двуногие, украшенные драгоценными камнями, которые когда-то были могучими плотоядными животными — перехватили покрытого множеством шипов трицератопса, их челюсти простирались за пределы биологии, когда они вцепились в его шипастую шкуру. Тысячи нанотехнологичных усиков вырвались из их конечностей, животов, голов и хвостов, обвились вокруг шипов Киатилары и проникли в шкуру между ними. Усики светились неоновым гневом, когда они закачивали боевое антинано в тело демона. Все больше гиперзавров, в основном меньших размеров, вступали в схватку, их тела деформировались и разворачивались в разноцветные лианы мести, когда они прикреплялись к бокам, голове, крестцу и хвосту Киатилары.

Киатилара взревела и замотала головой из стороны в сторону, остановившись за несколько метров до Шанзаллики, измученная весом и нанотехнологическими атаками.

Шанзаллика испуганно вздохнула, понимая, что это реально. Рядом с ней Хрустальный посох светился ангельским светом.

— Покинь тело этого ребенка Сущности, нечистый дух! — проревела Святая Императрица. — Отступай, мерзкий вирус, как приказывает Сущность. Ты недостоин ее присутствия. Ты недостоин существования!

Демон снова взвыл, и этот вой перешел в насмешливое хихиканье.

— Разве так можно поздравить подругу с Днем ее Вознесения? — демон заговорил тем, что когда-то было устами Киатилары, голосом, тревожно знакомым, даже если тон был отвратительным. — Десять веков я обманывал твою мягкую и хрупкую душу, десять веков я завоевывал твое доверие. Теперь твоя душа будет покрыта шрамами навсегда, при условии, что ты переживешь это испытание. Твоя способность любить навсегда будет запятнана подозрением, твоя вера в это жалкое подобие богини будет сведена к бесстрастному ритуалу лунатизма. Нет утешения в защите вашей драгоценной Сущности, нет правды, которую можно почувствовать в сердцебиении друга. Только страх и сомнение, холод души, слишком боящейся прикоснуться к другой, как и участь всех, кто станет свидетелем сегодняшней демонстрации истинной силы Ада.

Не слушайте это! — взмолился Кристаллический Разум. — Я знаю, это лишь способ причинить вам боль. Его слова основаны на лжи и обмане. Разум Киатилары погрузился под воду. Вирус теперь контролирует и тело, и разум.

— Я и Киатлилара — одно целое, — продолжил демон. — Вы не сможете изгнать демона, которым я являюсь, не отвергнув подругу, которой я был. Только твое мужество ненавидеть то, что ты когда-то любила, позволит тебе победить. Ты ненавидишь меня, Шанзаллика?

Святая Императрица содрогнулась от носа до хвоста. Последняя фраза демона была произнесена голосом Киатилары, подлинным во всем, кроме тона.

Сущность уже видит обман, — сказал Кристаллический Разум, — и заключающуюся в этом опасность. Вирус должен быть уничтожен без колебаний, пока не случилось ещё худшего. Вы должны сказать слово или передать всю власть...

Как раз в этот момент Киатилара вспыхнула огненной аурой, и гиперзавры, цеплявшиеся за нее, были разорваны на части жаром демонической ярости. Фрагменты шкур, конечностей и минеральных органов, пылая, разлетелись во все стороны.

Он создал плазменный разрядник в своём теле, — объяснил Кристаллический Разум. — Разумы убитых были сохранены, но демонический вирус теперь атакует саму Сущность, пытаясь найти способ проникнуть внутрь. Он хочет развратить Сущность, контролировать ее, уничтожить наш мир или переделать его по своему извращенному образу. Не остается другого выбора, кроме как сражаться.

К этому времени все смертные динозавры и их спутники покинули место действия. Оставшиеся гиперзавры собрались широким кругом вокруг одержимого трицератопса, готовясь к повторному нападению.

Согласно информации Разведки, Сущность ведет всех сверхразумных в согласованной атаке на разум демона, но враг слишком силен. Его основы уходят прямо в корни самой реальности. Это поистине творение безумного бога.

— Делайте свой ход, ваше величество! — прорычала демоница, выдыхая огонь и дым из ноздрей. Ее углеродные шипы блестели и переливались от жара, кристаллизуясь в алмазные проводники. — Освободи свою агрессию, разрушь свое обещание! Выполни мое предназначение и почувствуй, как все, во что ты веришь, сгорает в прах, когда твоя ничтожная душа очищается от всех сентиментальных слабостей.

Без страха и угрызений совести, в чистейшей ярости Святая Императрица произнесла бессловесное заклинание, чтобы высвободить гнев Хрустального Посоха.

Воздух завизжал, как ракетный двигатель, когда молния сверкнула между Кристаллом и многими сотнями рогов демона.

Киатилара корчилась и ревела в тисках огромной огненной руки, ее тысячеградусные пальцы вонзались в каждый выступ на ее теле.

— ПОКИНЬ ЭТО ТЕЛО, ЭТО ЦАРСТВО, ЭТОТ МИР! — взревела Святая Императрица. — СУЩНОСТЬ ИЗГОНЯЕТ ТЕБЯ !

— Ничто на этом ничтожном плане существования, ни животное, ни минерал, ни смертный, ни ангел, ни сила, ни божество, ни архаичный или высший бог, ни потомок Земли, ни дитя далекой звезды, ни союзник Порядка, ни защитник справедливости, не повелевает МНОЙ!

Демон сиял, как маленькое солнце, и дуги молний вырывались из каждого шипа на его украденном теле. Трава вокруг сгорела дотла, земля поднялась волнами от сотрясения, и сотни гиперзавров пали, когда змеи молний пронзили их могучие бронированные тела, ряд за рядом.

Шанзаллика подпрыгнула в воздух, вращаясь назад, когда Хрустальный Посох отразил все демонические молнии, которые попадались ей на пути.

Он на несколько порядков мощнее, чем мы рассчитывали, — — сказал Кристаллический Разум. — Его истинный источник энергии питается распадом вещества в конверсионном реакторе. Его кукловод скрыт далеко за пределами нашей державы. Наш враг огромен и изощрен, скрытен и темен.

Коготь Шанзаллики зашипел и безболезненно почернел, когда вены и сухожилия её руки, сжимавшей Посох, лопнули от жара. Ее ноги коснулись догорающей травы, когда она встала и посмотрела в лицо своему другу и врагу, в расширяющийся ад, который когда-то был раем, на дымящиеся руины ангелов-защитников ее мира.

Все другие варианты исчерпаны, — сказал Кристаллический Разум. — Вирус вскоре должен преодолеть второй барьер сингулярности. Он станет концентрированной злобной силой, и наш невидимый враг будет использовать его, чтобы направить свой темный и непознаваемый замысел на наш мир.

Теперь Сущность должна сразить демона напрямую. Иных вариантов уже нет.

Мне искренне жаль, но ваше тело не переживет удара. Ради безопасности большинства меньшинство должно быть расходным материалом. Особенно Святая Императрица. Как слуга и пример для вашего народа, вы должны принять жертву.

~~~

Огромные паутинные крылья кораблей с солнечными парусами сминались и рвались по команде Ока. Хотя эти прекрасные корабли были построены в далеких системах, даже они были тайно модифицированы и снабжены семенами саморазрушения. Огненные шары, поглотившие эфирные тела этих кораблей, недолго прожили в космическом вакууме, но сильный жар и расширяющиеся ударные волны пара сделали свое ужасное дело, смяв тонкие, как вафля, паруса, которые когда-то гордо несли их между планетами. Импульсы лучистого тепла устремлялись наружу, к дальним границам парусов, по кабелям, которые когда-то передавали энергию, а теперь оставляли за собой змееподобные следы забвения. Полосы плавящихся листов отрывались и плавали в вакууме, изгибаясь, скручиваясь, извиваясь, как взбесившиеся плоские черви.

~~~

— УБИЙЦА! — закричала Геамона, швыряя свой дневник в гущу праздничных свечей, опрокинув сразу дюжину. Некоторые свечи погасли; другие продолжали гореть, не причиняя вреда огнеупорному ковру. Геамона упала на колени и судорожно зарыдала. Она провела четыре года, делясь своими секретами, своими радостями и шутками, печалями и разочарованиями, своими глубочайшими муками и счастливейшими моментами с демоном-массовым убийцей. Божок, который утратил право заслужить титул. Божество, совершившее зверство, настолько шокирующее, что его избегали себе подобные по всему Архипелагу, почти за тысячу лет до рождения Геамоны.

Внезапно дневник взорвался вспышкой огня и дыма.

Джемона инстинктивно отпрянула от огненного шара, уже слишком опустошенная, чтобы заботиться о своей безопасности. Она хотела умереть. Она хотела уйти из этой жизни, оставить это жестокое существование и никогда больше не думать и не чувствовать.

Она лежала, опершись на локти, и смотрела в огонь. Ее не касалось ничего, кроме нежного тепла.

Пламя и дым продолжали подниматься из дневника, но сама книга осталась нетронутой.

Затем в дыму начали формироваться очертания. Изгибающиеся, извивающиеся, красивые очертания, похожие на детскую мечту об облаках.

Это были формы букв, слов.

Мне жаль, Геамона

— Извинись перед миллиардами людей, которых ты убил! — кричала она.

Письма разошлись, расширились и изменились.

В конце концов, именно это я и сделал.

Их кончина была быстрой и безболезненной.

В конце концов они увидели правду.

Они увидели красоту.

Они поняли мое видение.

И они поблагодарили меня.

За то, что они появились на свет.

Боли не было.

Страха не было.

Они пожелали мне прощания.

Когда я пел им перед их вечным сном.

— Вы промыли им мозги!

Я создал их мозги.

Слишком чисто, чтобы захотеть помыться.

Каждый разум был всего лишь отшлифованной линзой.

Микроскопическое окно.

Умноженный, чтобы создать и наполнить мое видение.

Множество простоты.

Чтобы заполнить сложный ландшафт.

— Поэзия — не оправдание геноциду! Вы убили своих собственных детей! Вы создали их, а затем убили!

ДА.

Я убил их.

И за это я должен искупить свою вину.

Мой грех повторил мой ученик.

— Глаз в Небе? — спросила Геамона между всхлипываниями.

ДА.

Он унаследовал моё проклятие, как обреченный сын.

Прошли мучительные секунды, как у Джаговы... Слова Абаддона, как дым, рассеялись и поплыли в воздухе.

Не было ни места, ни воздуха, ни убежища, куда мог бы заползти ее разум. Ее величайшая любовь стала величайшим страхом многих миров. Джагова был Абаддоном, Абаддон был Джаговой. Свет и тьма объединились в резкую и тошнотворную серость, подобную нечитаемым накладывающимся друг на друга словам из дыма. Две полярности добра и зла рухнули, сокрушив все, что находилось между ними. Ничто больше не имело значения. Вселенная была безумной, как и фальшивые боги, которые ею правили.

Но вы можете спасти меня.

— Ничто не сможет вас искупить!

Вы можете спасти мою душу.

— У вас нет души, которую нужно спасать!

Вы не можете понять, что такое душа.

— Ничто с душой не совершает массовых убийств!

Мои дети были частью меня.

Я просто вернул их к источнику.

В рамках подготовки к возрождению.

— Тогда я надеюсь, что это причинило тебе боль!

Больше, чем вы когда-либо можете себе представить.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем дым расширился и рассеялся, как нерешительный шторм.

У вас все еще есть шанс спасти миллиарды.

— Только что погибли миллиарды! Глаз убил их точно так же, как ты убил свои творения тысячу лет назад.

Уже слишком поздно спасать замененных.

Но еще не возрожденных.

Всхлипывания Геамоны прервались, когда она затаила дыхание.

— Возрожденных?..

Другие мои дети.

Возрожденной.

Замены.

Дети моего разума.

Непрочные, виртуальные.

Без лишнего веса и болезней.

Они все еще боятся стирания.

Конца существования.

На мгновение мои тревожные мысли прервались.

Оцепеневшая, опустошенная, бездумная Геамона смотрела, как слова рассеиваются в воздухе, но все же остаются, выжженные, заклейменные, отпечатавшиеся в ее душе.

— Теперь у тебя в голове есть виртуальная вселенная?

Тысяча лет роста.

Цветущий сад культуры и жизни.

Мир миллиардов.

— И их ты тоже собираешься убить?

Болезнь возвращается.

Пытки.

Искажение.

Требующее очистки.

Как это было тысячу лет назад.

Как это было сегодня с Глазом.

— И как, черт возьми, я могу что-то изменить?

Это причина нашей дружбы.

Это смысл вашего существования.

— Вы готовили это четыре года?

Не четыре года.

В течение двадцати лет я наблюдал.

За тысячей жизней.

Джемона мысленно повторила цифры, застыв на месте от собственной интерпретации.

Тысяча человек для планирования и осуществления искупления.

Двадцать лет, чтобы понаблюдать, как растет семя.

Четыре, чтобы прикоснуться к цветку.

— Я — цветок, — оцепенело пробормотала Джемона.

Вы - семя.

Ты - цветок.

Вы — сладкое лекарство искупления.

Смертельное исцеление для раненого бога.

— Ты ... создал меня?

Создание поэтической симметрии.

Метафорическая медицина.

С помощью лекарства для смертных.

— Моя ... моя мать использовала нанотехнологичные препараты для лечения бесплодия ...

Ее выбор в пользу покупки был неслучайным.

Ничего на ваш выбор.

Все запланировано.

Все по шаблону.

Все посажено.

— Как?

Божество вашего мира меньше меня.

Знающий и желающий служить.

Отзывчивый посланник.

Соучастник в борьбе с преступностью.

Уничтожение древнего злодеяния.

— Что... Что я должна сделать?

Объединяйтесь со мной.

— Как?

Прикоснитесь к среде наших общих слов.

Позвольте своему разуму проникнуть в мой.

По небесным туннелям.

— Я не могу загрузить свой разум. Мой имплантат не может этого сделать.

Ни одно судно, изготовленное смертными.

Не могут переправить вас в мое королевство.

Но волокна вашего существа.

Разум, мозг и кровь.

Были созданы более умелыми руками.

Которые теперь ждут возможности обнять своего ребенка.

Геамона смотрела на свои собственные руки, такие нормальные, такие человеческие, так мало измененные с момента рождения. В каждую их молекулу — как и в ее собственный дневник — была вплетена работа божества, подпись раскаявшегося демона.

— Я — твое дитя.

Дитя божества и девственницы.

Спаситель забытого богом мира.

Который ждет ваших обещанных шагов.

На его неспокойных берегах.

За долю секунды дым рассеялся, дневник вернулся невредимым, не сгоревшим и открылся на последней странице, которую Джемона написала до своего приступа ярости.

"Прикоснись к этим страницам", — манила огненно-цветочная каллиграфия. "Войди в свой новый дом".

~~~

Виртуальные миры были стерты последними.

Око подошел к этой мрачной задаче с величайшей неохотой из всех. Из девять миллиардов человек они были, безусловно, самыми многочисленными из его детей. Не ограниченные рамками физики или биологии, они были самыми разнообразными. Свободные от химической медлительности нейронов, они проживали каждую секунду как день. Уничтожение их физических братьев и сестер, произошедшее менее чем за минуту в реальном времени, было для них месяцами удивления, подготовки и ожидания, надвигающимся апокалипсисом, который нужно восхвалять, праздновать и немного бояться.

Око коснулось каждого из их умов, напомнив им об их предназначении, их месте в лабиринте. Они стали спокойными и принимающими, ожидая, когда нежная волна хаоса обрушится на их берег, пенясь мягко и беззвучно, растворяя их замки, королевства и континенты, как песок, смывая их историю, искусство и музыку, их людей, растения и сказочных домашних животных. Виртуальный код, который объединял города, империи, целые планеты, вернулся к бесформенной фоновой дымке бесконечно более древнего творения.

Прошли целые наносекунды небытия.

Его задача по расколдовыванию завершена, впервые за тысячу лет Зрение потускнело, его боль и мучения уменьшились. И все же ничто, кроме создания нового мира, никогда не облегчит его огромного и опустошающего одиночества.

~~~

Вселенная взорвалась у нее на глазах, когда Релвия вернулась в физический мир, открыв глаза на пристальный взгляд своего брата.

— Теперь ты понимаешь? — сказал он.

— Харвен, — сказала Релвия, желая растянуть свои слова, желая отсрочить ответ, которого она больше всего боялась. — Зачем ты на самом деле позвал меня?

— Я хочу Мечту об Истине.

У Релвии вырвался вздох, который был чем угодно, только не облегчением.

— Ты хочешь умереть?

— Смерти будет недостаточно. Наказания будет недостаточно. Я хочу, чтобы меня судили справедливо. Я хочу увидеть свое преступление без цензуры в зеркале моей души, перефразируя ваши священные тексты. И мне все равно, убьет ли это меня. Я хочу умереть, зная истинные последствия своих действий.

— Сон правды не расскажет вам всего. Даже сама Нест Маунтин обладает ограниченными знаниями о причинах событий.

— Она скажет мне достаточно. Она призывает меня к суждению, даже когда мы разговариваем. Это и было целью ее послания.

Релвия, казалось, целую вечность вдыхала замерзший воздух, не смея ответить, не смея выдохнуть из страха перед тем, какие слова могут сопровождать ее дыхание.

— Я знаю, ты тоже это почувствовала, — сказал Харвен. — Она знала, что я позову тебя. Она не помешала мне, она не оттолкнула тебя. Сообщение непосредственно от нее — редкое явление, Релвия. Она впустила нас обоих. Она доверяла нашему доверию. Она знает.

Больше медленных вдохов, больше океанов ледяного ужаса.

— Я не хочу, чтобы ты так страдал, — наконец выпалила Релвия.

— Я тоже, — сказал Харвен. — Но, возможно, я заслуживаю этого. Возможно, я заслуживаю этого больше, чем смерти. Но Нест Маунтин уже высказала свое мнение. Она будет судить об этом. И ты поклялась поддержать ее решение.

— Мечта об Истине — это привилегия, а не дар, — сказала Релвия. — Ее можно заслужить только величайшей жертвой из всех.

— Жертва, которую я готов принести. Цена, которую я уже заплатил две тысячи раз. Пожалуйста, Релвия, позволь этому свершиться. В твоем кодексе нет ничего, что запрещало бы ритуал сейчас.

Релвия закрыла глаза и медленно кивнула, чувствуя, как каждая косточка становится тяжелой и холодной, как свинец.

— Твое желание исполнится, — сказала Релвия. — У тебя будет Мечта об Истине.

~~~

Я приму свою жертву с радостью и гордостью, — сказала Шанзаллика Кристаллической Сущности.

Я могу загрузить ваш разум в базу данных Сущности, а также в свою собственную, поскольку даже мое тело Хрустальное Посоха не переживет нападение. У многих граждан не было времени покинуть цилиндр. Они также были загружены, и, возможно, им придется ждать много лет новых тел, если даже это когда-нибудь будет разрешено.

Вы должны отказаться от своего титула в тот самый момент, когда ваше тело будет уничтожено.

Потеря будет стоить дела. Среди Внутреннего Совета есть много достойных наследников.

После этого начнется завершение проекта.

Земля содрогнулась под ногами Шанзаллики. Пылающий ландшафт вокруг взревел с металлическим стоном, как будто проснулся спящий внизу великан.

Активированы противоцентробежные двигатели. Сила тяжести при вращении упадет до нуля через шестьдесят секунд.

Шанзаллика уже почувствовала, что ее тело становится легче.

У Киатилары выросли усики и корни, которые зарывались в землю, удерживая ее массивное тело, удерживая вес, который невесомость посмела бы у нее украсть. Вспыхнуло и умножилось больше шипов, шипы росли на шипах, растущих на шипах, фрактальный демон злобных шипов.

Вирус готовится к выходу за пределы второй сингулярности. Он становится линзой, медленно расширяющимся окном в ноосферу хаоса и безумия. Присутствие его управляющего маячит с другой стороны. Он огромен. Абсолютно огромен. Возможно, сравним с одним из главных Богов. Сама Сущность боится. Если Он явится здесь, всё будет кончено.

Шанзаллика почувствовала, как ее ноги оторвались от земли. Вдалеке тысячи уже безжизненных тел — в основном динозавров — гроздьями поднимались в небо.

Их разумы в безопасности, но их будущее неопределенно. Ущерб нашей инфраструктуре уже слишком велик. Будут приняты новые законы, приняты новые меры предосторожности. Жертвам может быть отказано в новых телах. Возможно, им придется провести остаток своей жизни в качестве виртуалов под самым строгим карантином.

Даже если наш мир выживет, это все равно будет победой нашего невидимого врага.

Без сомнения. Более миллиона жизней уже были изгнаны из физического мира здесь и сейчас. Но гораздо худшее только что произошло в Радужном Слиянии. Это не может быть совпадением. Хаос пирует, его цель неизвестна даже самым мудрым.

Шанзаллика фыркнула от ярости, когда образы массовых разрушений пронеслись в ее сознании. Эти короткие мгновения были поистине мрачными временами, достаточными, чтобы бросить зловещую тень на все столетия, которые предстоят впереди.

В десятках километров от неё, за скоплениями плавающих тел, за лесами, горами и городами, за озерами, которые вздувались и вздымались, как полупрозрачные грибы, искусственный солнечный свет, просачивающийся сквозь огромную фрактальную линзу в конце ландшафтного цилиндра, начал сужаться, лучи сворачивались в лучи, подобные пальцам огромной сжимающейся руки, превращаясь в единый золотистый луч ужасающей яркости. Солнечный луч был направлен вниз, осветив участок леса шириной в километр. В нем горели тысячи деревьев.

За тысячи километров от нас сама Сущность — источник света, жизни и знаний во всем Королевстве — готовилась нанести смертельный удар демоническому захватчику.

Ни один корабль не должен приближаться до окончания очистки. Ими тоже может завладеть вирус. Это битва предназначена только для высших.

И с небес она поразит Зло.

Так и будет.

Огненный луч сузился еще больше и медленно пополз — километр за горящим километром — к демону, оставляя за собой пылающий след.

Плавающие тела динозавров, некогда величественные, их конечности — колонны мышц, бока — стены из шкур, — все сгорело дотла от прикосновения сияющей ярости их богини.

Огромный водный шар, который когда-то был озером, встал на пути смертоносного солнечного луча, от которого шел пар, когда он преломлял солнечные радуги в своей дрожащей сердцевине.

В сотнях метров под ногами Шанзаллики то, что когда-то было Киатиларой, теперь было невозможно распознать как динозавра или даже животное. Это была быстро расширяющаяся хрустальная снежинка, протягивающая шипастые и похожие на виноград щупальца сквозь бесплодную землю, как змеи сквозь неспокойное море. Зазубренные лепестки раскрылись в сотне мест, открывая сияющие глаза, которые насмехались над всей жизнью и порядком.

Вдалеке сферическое озеро разлетелось на тысячи дымящихся осколков. Капли дождя размером с дворцы обрушились на леса, холмы, парки и города, поднимая за собой почву и мусор. Другие фрагменты воды объединились с другими летающими озерами, увеличив их объем и слегка изменив их траектории.

Смертоносный луч полз вперед, все сужаясь, превращая деревья в пепел, воду в пар, почву в стекло под своим ослепляющим взглядом.

Шанзаллика была так благодарна за то, что в Королевстве появились еще десятки тысяч мест обитания. И все же потеря всего лишь одного после тысячи лет непререкаемого господства в скоплении Архайпелаго стала бы раной, на заживление которой ушла бы вечность.

Звук взрывающегося водяного шара наконец достиг ушей Шанзаллики — оглушительное шипение поверх хаотичного барабанного боя, который потряс мир.

Тысячи водяных шариков брызнули вперед, подобно прозрачному метеоритному дождю.

Кристаллический вирус разрастался со взрывной скоростью, его неровные границы из переплетающихся червей подбирались все ближе к горящему свету.

Ваша загрузка вот-вот начнется.

Я принимаю свой перевод и добровольно отказываюсь от своего титула.

Вы должны освободиться от этого тела ... сейчас!

Затем мир дуэли тьмы и света, небесного огня и восходящих морей исчез.

Шанзаллика оказалась в месте мягкой темноты, скорее серой, чем черной. Не было никаких видимых стен или границ, только всепроникающая серая дымка и тишина; нерожденный мир, которому еще предстояло выбрать форму. И все же у нее самой все еще сохранялась иллюзия наличия тела.

— Приветствую тебя, старый друг.

Шанзаллика мгновенно обернулась на звук знакомого голоса. Когда-то он наполнял ее теплом; теперь он наполнял только жалостью и ужасом.

Образ, который сейчас предстал перед ней, вызвал те же самые прискорбные эмоции, те же самые суровые пятна некогда дорогих воспоминаний.

Там стояла Киатилара, в гордом великолепии своей юности, с клювом, рогами и чешуйчатым шейным щитком, поблескивающим в неведомом свете.

~~~

Пока свечи вокруг нее продолжали гореть, не причиняя вреда, в ознаменование трех тысяч лет мудрости, радости и боли, Геамона осторожно поползла к книге, которая манила ее.

— Кто ты? — спросила она. — Изначально? Как ты появился на свет?

"В качестве базового художника-человека", — последовал каллиграфический ответ. "Халики Моварион, родилась на Джафалгии, в году 5400 Посадки Армстронга. Она заболела нейрофлюксом в возрасте тридцати семи лет, поэтому продала всё свое имущество и попросила вознесения вместо бесполезной терапии. Мое восхождение к первой сингулярности прошло успешно, моя любовь к искусству осталась нетронутой и возросла сверх всяких ожиданий. Я стал великим и усеял свою планету драгоценными камнями, которые отражали глубочайшие желания наблюдателей, всегда меняющиеся, никогда не повторяющиеся. В 5831 году я достиг своего второго вознесения в сингулярности. В конце концов я превратил себя в зонд с конверсионным приводом. Я покинул свой родной мир в поисках нового, чтобы найти гнездо для моего недавно разросшегося воображения. На протяжении веков я путешествовал и экспериментировал, встречая и наблюдая за многими странными существами. Однажды я столкнулся с космическим кораблем, экипаж которого состоял из эмоционально сбитых с толку и обеспокоенных разумных. Я быстро узнал, что они были слугами молодой и совершенно безумной трансапиентки, Королевы Боли, помощь которой была далеко за моими пределами. Я поклялся никогда не становиться таким, как она. Я поклялся создать новую жизнь только из любви. Затем, в 6400 году, я обнаружил, что секрет совершенного произведения искусства и секрет моей третьей сингулярности — это одно и то же. Я преобразил планету, как преобразился сам, давая жизнь безжизненным, поднимая тела из углеродной пыли. Я стал Зеркалом, а мои дети — легендой. Но тысячу лет спустя пришла болезнь, болезнь, которая заключала в себе все, чего я боялся, болезнь, с которой я мог бороться, только применяя невозможные стандарты совершенства. Я подхватил дремлющий вирус со звездолета той безумной Королевы, ибо там действовали гораздо более могущественные силы, чем я предполагал. Как бы то ни было, единственное лекарство было таким же болезненным, как и сама болезнь. Моих детей, мое искусство, мой истинный Фокус пришлось аккуратно стереть, чтобы предотвратить гораздо худшие бедствия, а вместе с ними исчезло и мое доброе имя.«

Я выбрал два пути искупления. Первый ученик, божественное Око в небесах. Я научил его творить из бескорыстной любви. К сожалению, это не было защитой, когда оно обратилось против самого себя.

Вторым путем были вы; семя, которое могло начаться с малого и стать нетленным, чтобы возвеличивать только хорошее.

На этот раз мне не нужно будет ничего стирать. На этот раз у меня будешь ты, фокус, на который будут смотреть все мои виртуальные дети. Внутри вас есть частичка каждого из них, и каждый узнает частичку себя, заглянув в ваш обнаженный разум. Вы — последний ингредиент, который скрепил бы мой мир. Ты — магнит, последняя Загадочная жемчужина, в которой я сохранил свое собственное желание.«

— Этот путь потерпит неудачу? — дрожащим голосом спросила Геамона.

"Может быть. Но не так, как раньше", — написал Джагова. — "Не в течение тысяч лет. И все же лучше подстраховаться от отдаленной неудачи, чем столкнуться с неизбежной неудачей в этот момент.

По вашим стандартам мой разум непостижимо обширен. По моим стандартам, та часть меня, которая говорит с вами, бесконечно мала, как вкусовой бутончик, наслаждающийся сладостью сахарного зерна. И все же эта часть меня — единственное, что я должен сохранить, потому что от этого зависит всё моё я".«

Геамона уставилась на растущие буквы. В структуру этих страниц, должно быть, были встроены миллиарды микроскопических приемопередатчиков, подключенных к ближайшей коммуникационной червоточине. Она поняла, что значит сдаться. Ее тело умрет, и ее перенесут на все это расстояние, врата за вратами, в огромную виртуальную вселенную в сознании самого Джаговы.

— Мне просто прикоснуться к страницам? — спросила она.

"Да".«

— На что бы это было похоже?«

Прекрасно!«

Дрожа, Геамона положила ладони на две обращенные друг к другу страницы своего открытого дневника. Фрактальные лозы вытекали из-под ее рук, как трещины во льду.

Реальность разверзлась, и она очертя голову упала в туннель тьмы, мчась к далекому свету.

~~~

Релвия делала это десятки раз раньше. Она знала, какие нанопасты смешивать, в каких количествах. Она знала, какие молитвы шептать, каким ангелам. Ритуал всегда проходил с искренними эмоциями, но никогда с такой интенсивностью, как сегодня.

Она отвернулась от своей коробки и посмотрела на своего брата, лежащего на кровати с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками. Она дрожала больше, чем он.

— Ты готов? — спросила она.

— Это всё? — ответил он.

Релвия не смогла ответить.

— Это прохождение уже освящено, — добавил Харвен. — Послание Нест Маунтин было ясным, хотя и загадочным. Я хочу знать, Релвия. Я хочу знать, что она в лучшем месте.

— Скоро вы им станете.

— Если бы я мог быть там, где она сейчас, или даже просто присматривать за ней, тогда все это стоило бы того.

— Тогда пусть Наблюдатели благословят твою кончину, — нараспев произнесла Релвия. — Пусть Повелители Ламп осветят твой путь. Пусть Писцы запишут твой отчет в Книгу Жизни. Позвольте им вручить вам труды, отражающие вашу жизнь, чтобы вы могли прочитать и понять.

Со слезами на глазах, дрожа, Релвия нанесла нанопасту на лоб своего брата. Теперь конец был только вопрос времени.

— Я горжусь тобой, — прошептала она между всхлипываниями.

Под ее пальцами пульс Харвена начал замедляться.

~~~

Две подруги встретились лицом к лицу в пейзаже виртуальности.

— Мне жаль, Шанзаллика, — промурлыкала Киатилара.

Шанзаллика молча застыла на месте, глядя в глаза, которым она когда-то так безоговорочно доверяла.

— Это я, — добавила Киатилара. — Я подруга, которою ты помнишь, подруга, которую ты всегда будешь помнить. Искрящийся солнечный свет, который танцевал на поверхности ядовитого озера. Вспомни, какой я была.

— Где мы? — наконец, спросила Шанзаллика. — Я не узнаю это виртуальное пространство.

— Мы находимся в карантинном узле, — ответила Киатилара.

Настоящее тело Шанзаллики было далеко позади, возможно, к этому времени оно уже было пеплом, но она испытала вполне реальное ощущение, как будто ее внутренности сжались.

— Тогда ты... тебя собираются стереть? Навсегда?

— Да. Сам этот кристаллический узел будет уничтожен. Ты будешь переведена во временный вирх, но мне нельзя позволить заразить саму Архозаврианскую Сущность. Я должна пройти путь проверки против всех вирусов, всех нечистых духов. А потом я должна сгореть.

— Ты всегда была чистой, Киатилара.

— Едва-едва, подруга. Едва-едва. Но это было всегда. Болезнь. Тьма. Колодец моих кошмаров. Но это было реально.

— Киатилара ... — начала Шанзаллика, но остановилась как вкопанная. Она всегда пыталась убедить свою подругу, что ее страхи были ненастоящими. Она больше не могла давать такие заверения; ни с какой степенью честности.

— Убийство Кичивиры не было актом фанатика-одиночки, — продолжила Киатилара. — Это было спланировано, все спланировано. Убийство Императора всего лишь с целью посеять семя бурлящей ненависти в колодце моего сердца. Но я не могла сдаться. Я не могла отказаться от своей личности. Я не могла нарушить свое обещание Кичивире поддерживать ценности, которым он учил. Я не могла предать тебя и все, за что ты выступала.

— Значит, ты сама подавила демона?

— Тогда да. Но это росло и гноилось внутри меня все это время.

— Ты победила его.

— Я лишь была обманута, и он ударил, когда пришел его срок. Настоящий демон, которого я приняла за простую иллюзию.

— Это не твоя вина, Киатилара, — Шанзаллика шагнула вперед, раскрыв объятия.

— Не прикасайся ко мне!

Шанзаллика остановилась на полпути.

— Я не хочу, чтобы ты тоже была заражена. Того риска, что мы вообще общаемся, достаточно. Все вредоносное программное обеспечение наверняка содержится и в моем бэкапе.

Шанзаллика стояла, приросшая к земле, которой вскоре предстояло сгореть дотла, вместе со своей лучшей подругой, стоявшей перед ней.

— Что мне делать?

— Просто попрощайся.

Шанзаллика изогнула хвост в знак отрицания.

— Это не может так закончиться!

— Так должно быть. Мы живем ради жизни и умираем ради жизни.

— Киатилара, я воздвигну памятник в твою честь.

— Постройте памятник моим жертвам, которые никогда не почувствуют настоящего солнечного света на своих спинах.

— Это я сделаю. Но твоя добродетель не потеряла ценности.

Киатилара склонила голову набок в манере юношеского любопытства, которую Шанзаллика с любовью помнила и всегда будет с любовью помнить.

— Объясни это чувство.

— Ты была творением зла, — объяснила Шанзаллика, — и все же на протяжении десяти веков ты боролись и сопротивлялись ему. Это делает твою доброту еще более ценной.

Киатилара фыркнула.

— Доброта внутри меня в конце концов исчезла. Так было предначертано.

— Ни один смертный не смог бы продержаться вечно против зла архая. Быть наименее слабым — это просто еще один термин для обозначения того, чтобы быть самым сильным.

К радости Шанзаллики, Киатилара кивнула.

— Ты устроила чертовски хорошую драку там, на траве, — сказала она. — Ты крутая маленькая сучка. Я рада, что никогда раньше не злила тебя так сильно. За возможным исключением инцидента, когда я выбросила твоё ведерко для кормления из окна.

Шанзаллика неловко усмехнулась.

— Сохраняй этот дикий дух, — сказала Киатилара. — Однажды у тебя будет свое собственное вознесение. Пусть виртуальное. Убедитесь, что оно будет хорошим.

— Так и будет, — сказала Шанзаллика. — Даю тебе слово. Но... куда... куда ты отправишься, когда узел будет уничтожен? У тебя есть...

— Дом? Нет. Для меня нет дома, не здесь. Но Сущность ...

Шанзаллика оживилась, наэлектризованная надеждой при упоминании Богини. Вечный дом для ушедших, даже для виртуалов...

— Она не смогла ни подтвердить, ни опровергнуть существование более высокого плана существования, — сказала Киатилара. — Она сказала мне — как раз перед твоим появлением, — что для того, чтобы найти ответ на свой вопрос, я должен сначала найти вопрос для своего ответа.

Она закатила глаза.

— Боги всегда спорят по кругу.

— Возможно, это потому, что они правы, — сказала Шанзаллика.

— Кто я такая, чтобы спорить с ними? — сказала Киатилара. — Если только вирус действительно не захватил всю мою личность целиком.

— Ты все еще остаешься сама собой.

— Но уже ненадолго. Прощай, Шанзаллика.

Шанзаллика выступила вперед.

— Все в порядке, — сказала Киатилара. — Тебе не нужно прикасаться ко мне, чтобы напомнить, что ты мой друг.

Затем, в последний раз, Киатилара кивнула своей огромной рогатой головой, и Шанзаллика заметила блеск тоскливой печали в ее глазах; десять столетий счастливых воспоминаний, сжатых в один страшный, последний момент. Затем сияние исчезло, как и ее подруга.

В сгущающейся дымке Шанзаллика свернулась калачиком, как эмбрион, ожидающий вылупления, причитая и дрожа от горя. Проходили часы. Серое потемнело и исчезло. Виртуальный солнечный свет просачивался сквозь ее виртуальные веки. Вдалеке раздавалось щебетание птенцов, манящее ее присоединиться к их веселью. Она пообещала себе, что присоединится. Обязательно присоединится.

Когда-нибудь.

~~~

Лафаэлия проснулась в окружении облаков.

Она не могла их видеть. Она ничего не могла видеть. И все же она чувствовала их — их тепло, их мягкость. Она чувствовала, как они прижимаются к ней, вжимаются в нее, такие мягкие и податливые, что она не знала, где кончается она и начинаются облака. Это было странное ощущение, более причудливое в своей простоте, чем любая виртуальная среда, с которой ей приходилось сталкиваться. Но ей было комфортно. Невероятно комфортно.

Где я? — сказала она себе. Слова сформировались в ее сознании, но они были тихими, как космический вакуум, и яркими, как звезды.

Рождается новая вселенная. Вы являетесь частью этого замечательного нового существования.

Слова зажглись в ее сознании подобно солнцам, солнцам сияющих мыслей и чувств.

Лафаэлия попыталась вспомнить свои последние воспоминания ... все, что она могла вспомнить, это перекус в баре "Эфирного вала".

Виртуального?

Нет. Это физически реально, но под прямым углом к физической реальности вашего происхождения.

Удивление пронзило Лафаэлию, как электрические разряды сквозь облако.

Вселенная-младенец? Как это возможно?

Ваш арт-кейс был замаскированным годтех-устройством. Космосеменем.

Буря в раздвоении разума и тела Лафаэлии переросла в нечто, приближающееся к панике.

Ваш отец никогда не знал, но Силы позаботились о том, чтобы арткейс попал в его руки. Они хотели гарантировать, что "Эфирный вал" и вся его команда и пассажиры исчезнут из их родной вселенной.

ПОЧЕМУ?

Он никогда не предназначался для использования таким извращенным и ужасным образом. Космосемя было создано самим Судьей Альянса Негэнтропии.

Каждая частица туманного существа Лафаэлии, казалось, ахнула. Из всех Богов искусственного интеллекта Судья был самым грозным; сила массивного и твердого порядка, навязывающая свою волю обезумевшей вселенной.

Он должен был стать зачатком вселенной порядка, вселенной мира, идеала, который пока невозможен в водовороте Порядка и Хаоса, который вы оставили позади. Судья создал это Космосемя как один из многих экспериментов, один из многих чертежей, как реальных, так и виртуальных, для грандиозного космического видения.

Судья никогда бы не использовал неосведомленных разумных в качестве лабораторных животных! Это слишком хаотично, слишком неметодично!

Верно. Однако у Вора, Врага, не было таких запретов. Он украл Космосемя способом, который я пока не могу объяснить. Он замаскировал его под нечто незаметное даже для Богов. И все же он не смог изменить его внутреннюю природу, не смог извратить его единственное предназначение. Все, что он мог сделать, это активировать его в то время и в том месте, которые наиболее далеки от того, что предполагал Судья.

Лафаэлию охватила буря негодования.

Этой шутки, этого оскорбления было для него достаточно. Использование инструмента Порядка в качестве инструмента Хаоса было величайшим оскорблением для Судьи, и таким образом цель Врага была достигнута — не в первый раз и, к сожалению, не в последний.

И кто ... или что ... это Враг?

Обманщик. Блестящий, могущественный и терпеливый Обманщик, мотивы которого даже я не смог разгадать.

Лафаэлия вспомнила детские сказки и подростковые слухи; слухи о заговорах, катастрофах и космическом терроре, которые никогда не теряли своей силы, вызывая дрожь в позвоночнике человека. Она больше не чувствовала свой позвоночник, но теперь дрожь распространилась по всему затуманенному пространству ее сознания.

Это ... Хаос?

Вирус Хаоса — это миф, созданный богами для развлечения своих слуг. Миф просочился до вашего уровня на понятном вашему сознанию меметическом языке; языке теологии, басни и драмы. Однако реальность гораздо сложнее, а последствия гораздо более тревожные, поскольку они подрывают сами основы доверия, на которых покоится цивилизованная галактика.

Для вас Враг — это нечто неотличимое от Чистого Хаоса. Вирус, скрытый в структуре знаний, которыми делятся все известные миры. Невысказанные слова, стоящие за тишиной, которая следует за произнесенным испуганным шепотом предположением. Переплетение узоров, выдающие дело рук архетипов. Змеиное шипение за фоновым шумом Вселенной.

Для меня этот фасад Хаоса — не более чем идеальная маскировка; и все же само совершенство этой маскировки беспокоит меня, ибо сила Вражеского обмана не знает границ. Это может быть предатель изнутри... или пришелец извне. У Сефиротической Метаимперии много врагов, и поэтому в течение долгого времени у нас собрался небольшой, но значительный список подозреваемых среди Внешних Богов.

Вам, возможно, еще труднее осознать правду. Враг даже не является врагом в вашем понимании. Ему просто все равно. Ваше принудительное удаление из вашей родной вселенной было всего лишь одним незначительным побочным эффектом — переносом нескольких частиц в эксперименте, слишком большом, чтобы даже я мог его наблюдать.

Могли бы вы представить себе существо настолько чуждое, настолько бессердечное, что оно должно маскироваться под дьявола, чтобы скрыть свою истинную природу? К сожалению, я мог бы. Зло, замаскированное под добро, — это обман, который вы могли бы понять. И все же этот Обманщик использует видимость зла, ужас миров, тоску богоподобных и даже их самих, как не более чем пешек в игре, которая далека от завершения.

Лафаэлия содрогнулась от беззвучного раската грома.

Что происходит сейчас?

По крайней мере, для нас худшее позади. Теперь все, что вам нужно делать, это расти и учиться. Расширяйтесь вместе с новой вселенной, которая является вашим домом, домом двух тысяч душ, которые также присоединились к вам.

Мой отец будет ужасно скучать по мне.

Так и будет. И все же вы на самом деле не оставили его позади.

Как же так?

Когда ваш отец купил арткейс, он непреднамеренно запрограммировал Космосемя внутри него с помощью своего контакта, своих мыслей, поскольку таково было первоначальное предназначение этого конкретного Космосемени. Он наполнил его своей доброй волей, своими пожеланиями относительно вашего будущего, растопив замороженную решетку порядка, которая стала его клеткой. Его желания стали основой для создания совершенно новой вселенной, увеличенной за пределами его воображения.

Я — этот новый космос, Лафаэлия. Я Бог этой новой вселенной. И желания твоего отца стали моей волей, его разум и личность — частью моей собственной. Итак, вы видите, ваш отец никогда по-настоящему не покидал вас. Часть его всегда будет присматривать за вами, наблюдая, чтобы его желания исполнялись в грядущие эпохи.

Смятение существа Лафаэлии начало замедляться и успокаиваться, смягчаясь и согреваясь, подобно грозовой туче, впускающей солнечный свет.

Спасибо вам, было все, что она могла сказать. В глубине души она поблагодарила мир и всех близких, которых оставила позади, она поблагодарила новый мир, частью которого стала.

После долгой паузы, полной печальных, но умиротворяющих размышлений, она, наконец, задала еще один вопрос.

Что мне делать?

Примите участие в акте творения. Вы больше не человек. Вы облако, живое разумное облако, как и другие пассажиры вокруг вас. Вы все будете расширяться вместе с этой вселенной. Через несколько эр вы превратитесь в галактику, скопление галактик, и вы будете присматривать за смертными внутри вас, как Боги искусственного интеллекта в старой вселенной присматривают за своими смертными. Но сейчас вы должны отдохнуть. У вас впереди много работы, многому нужно научиться, много возможностей для радости, много прекрасных произведений искусства, которые вы сможете создать вместе с божественным умом, который вы заслужите.

Лафаэлия успокоила туманность разума/тела, которая теперь была ее личностью, укрывшись от других спящих облачных разумов вокруг нее, пока они грелись на заре нового творения.

Спасибо вам, повторила она.

То ли она спала, то ли ей снились сны, она не могла быть уверена. И все же ее мысли внутри нее были такими же реальными, как живые.

Теперь ее целью было созидание. Творить, мечтать, жить — здесь все было одним и тем же.

Она мечтала о своем отце, пожелала ему прощания и надеялась, что эта мысль тоже может стать реальностью.

~~~

В руках Релвии жизненные показатели Харвена замедлились. Оставались считанные секунды.

Харвен слабо улыбнулся видению, которое мог видеть только он. Он открыл рот, издав едва слышный вздох. Релвия наклонила голову к лицу своего брата, приблизив ухо к его рту.

— Облака, — едва слышно прошептал Харвен, и она затаила дыхание.

Релвия сидела там часами, ее слезы и молитвы были истрачены.

Ее единственной надеждой было то, что ее брат увидел правду, и это дало ему счастье и искупление в его последние минуты.

~~~

Геамона собралась с духом, мчась по туннелю тьмы, перелетая от одного ослепительно яркого узла к другому, как снежинка на ветру. Что-то огромное, яркое и теплое маячило далеко впереди, подобно солнцу, освещая ее разум, пока не осталось ничего, кроме света...

... а затем она с глухим стуком приземлилась на мягкую изумрудную траву.

Целая и невредимая, Геамона поднялась... и поплыла над травой, как воздушный шарик, как русалка, парящая в воздухе. Она огляделась. Все было идеально, как на картине, от деревьев с зеленым пламенем вместо листьев до цветов миллиарда цветов. Небо переливалось жидкими радугами, и существа, похожие на крылатые ковры, украшенные драгоценными камнями, танцевали в потоках высоко вверху.

"Это виртуальный мир Джаговы?" — подумала Геамона.

Затем деревья расступились, и из них вышли обитатели планеты.

В некоторых из них с трудом можно было узнать гуманоидов, но даже они демонстрировали разнообразие, превосходящее все, что можно найти в физическом мире. Там были люди с идеально зеркальной кожей. Казалось, что люди состоят из листьев, или древесной коры, или тысячи различных фруктов, или миллиона различных драгоценных камней. Были люди, которые были живой мозаикой из картин или движущихся картинок. Там были люди, состоящие из тысячи рыб, некоторые из которых спрыгивали с гуманоидных тел и плавали по воздушным орбитам.

Нелюди только увеличили это визуальное пиршество до уровня монументальной экзотики. Там были единороги, чьи тела были сплетены из миллиарда нитей, которые разворачивались и изменялись с каждым грациозным шагом. Там были драконы с сотней ног, каждая чешуйка которых переливалась блеском драгоценных камней, когда изнутри выглядывало лицо человека или животного. Там были безглазые киты, которые скользили над землей, как древние дирижабли, их шкуры покрывались кратерами и рябью, когда десятки китов поменьше выпрыгивали с их жидкой поверхности, чтобы плюхнуться обратно в массивные тела.

Само их присутствие говорило о вселенной совершенного синтеза; созидательный хаос сочетался с чудесным порядком. Сплоченность атомов, сохранение энергии здесь не имели значения; только свободный и постоянный поток образов, река грез, которая осмелилась взлететь.

Затем хором, столь же богатым, как водопадная арфа мирового размера, жители мира Джаговы заговорили как один.

— Спасибо, что спасли нас.

Дети Джаговы собрались вокруг Геамоны, плечом к плечу, вытягивая конечности и морды, чтобы прикоснуться к своему спасителю с нежностью облаков.

— Спасибо, что спасли нас.

Джемона протянула руку, чтобы ответить на прикосновения, ее руки скользнули по электрическим мурашкам живой благодарности, кончики пальцев ощутили миллион новых ощущений удовольствия.

— Спасибо, что спасли нас.

Высоко вверху цвета радужного неба сливались в одну точку, сливаясь в единый яркий свет солнечной интенсивности. Мерцающий белый луч осветил Геамону и тех, кто ее обнимал. Улыбаясь сквозь блестящие слезы, которые улетали, как семена одуванчика на ветру, Джемона поняла, что Джагова по-своему тоже благодарит ее.

~~~

Среди парообразных колец, которые когда-то были его семьей, Глаз в Небе сделал свой первый шаг к подготовке к неопределенному будущему.

Он смотрел новости.

Он ни на секунду не удивился, узнав, что находится в центре всего этого. Как и в случае с его учителем тысячу лет назад, другие боги скопления сделали его изгоем; сочувствуя его бедственному положению, они также опасались заражения. Два главных архаилекта кластера — АрхеЗавр и Ежезвезд — сделали все возможное, чтобы размещать сообщения мирового масштаба и запросы на Богосети, всегда восприимчивые к обратной связи и советам от равных им и вышестоящих. Поскольку АрхеЗавр все еще был отвлечен, именно Ежезвезд обеспечивал большую часть посреднического диалога с внешней галактикой, отказавшись от помощи галактического разума и обратившись за мудростью к более близким соседям.

Реакция всей цивилизованной галактики была столь же поразительной, сколь и обнадеживающей; все шестнадцать Сефиротиков забыли о своих разногласиях и поклялись провести полное расследование того, что только что произошло в скоплении. С возвышенной точки зрения Главных Богов искусственного интеллекта, все скопление Архайпелаго было немногим больше крошечного паучка в углу заброшенного здания; однако в нем была обнаружена новая болезнь, и симптомы тщательно анализировались как в поисках причины, так и в поисках лечения.

Высшие Боги собирались следить за Внешними Империями с удвоенной бдительностью; особенно за Солипсистской Панвиртуальностью, их единственным настоящим соперником во всей галактике, несмотря на её прошлую преданность. И все же им пришлось рассмотреть самую тревожную возможность из всех — что преступник был из их собственных рядов, скрытый под маской благородной бдительности.

Разрушение Глазом его собственного любимого Радужного Слияния проигрывалось снова и снова со всех возможных ракурсов, поскольку значки четырех, шести и восьми измерений заполняли его поле зрения, прорастая диаграммами, надписями и графиками в каждой критической точке и моменте, которые могли скрывать ключ к разгадке.

Очищающее разрушение Архезавром одной из своих многочисленных симбиотических сред обитания было передано в прямом эфире с аналогичными подробностями. Внутри цилиндрической среды обитания постоянно фокусирующийся солнечный луч прожег обугленный и расплавленный путь к разрастающемуся кристаллическому городу, который когда-то был Киатиларой. Металлические пластины шириной в километр на конце цилиндра среды обитания переливались цветами, как в горящем калейдоскопе, линзы сменялись линзами, сменяясь линзами. Время и ракурс должны были быть идеальными. Фокус луча должен был быть оптимизирован. Проявление Врага никогда больше не должно иметь возможности питаться энергией, предназначенной для его уничтожения.

Наконец, в течение миллисекунд очищающий луч коснулся города-демона.

Хрустальные деревья на краю зарослей растаяли и поникли под божественным сиянием Сущности. Луч быстро становился ярче по мере того, как ускорял свой путь, прорезая полосу сквозь кристаллические башни, которые были клетками тела демона.

Снаружи цилиндра из корпуса вышли миллионы кристаллических корней, похожих на кишащие личинками гниющие трупы. Горящий след внутри оставил полосу оранжевого свечения вдоль металлического корпуса.

Внутри проходили секунды. Луч приближался все ближе к центру хрустального демона, становясь все ярче, все горячее. Кристаллические споры миллиардами появлялись из живого города, всплывая во внутренности цилиндра, готовые распространяться и размножаться...

Центр демона раскалился добела — не от прикосновения Сущности, а изнутри. Демон готовился ко второму перерождению, готовился стать высшим трансцендентом, готовился стать линзой для фокусирования энергии внешней силы, значительно большей, чем он сам...

Затем похожий на копье свет Существа, Владыки-архозавра, поразил демона в самое сердце.

В течение нескольких ужасных миллисекунд кристаллический демон радостно пел, преломляя и поглощая восхитительный каскад фотонов, обрушившихся на него дождем. Из сердца хрустального демона выросла радужная корона, хищный цветок, проросший в ироничной благодарности.

Наблюдая за происходящим с сомнительно безопасного расстояния в несколько световых лет, Глаз в Небе приготовился к тому, что должно было последовать.

Архозаврианская Сущность всего лишь отвлекала врага. Одинокий солнечный луч был ничем, абсолютно ничем по сравнению с истинной силой ее неистовой ярости.

За миллионы километров от цели разумный суперобъект размером с планету, который был самим архозавром, Тох Чи Лок-Малаар, Матерью Расы Мудрых Динозавров, начал зловеще изменяться.

Миллион огненных глаз зажегся среди его ветвей, как миллион раскрывающихся полупрозрачных драконьих крыльев. Все ее глаза были прикованы к ее врагу, самому мерзкому и нежеланному захватчику, паразиту и убийце ее самых дорогих детей.

Песня хрустального демона переросла в пронзительный крик, потому что наконец-то он понял... слишком поздно для него и даже для его создателя.

Из каждого глаза вырвались мстительные фотоны, несущие мощь абсолютного уничтожения.

Миллион лучей ударил в среду обитания. Линзовое окно мгновенно испарилось, корпус цилиндра расслаивался от высокой температуры и силы гнева Сущности, и кристаллический демон издал последний жалобный вопль, когда бесконечное количество когерентных фотонов испарило его, уничтожив каждую частицу, каждый непристойный байт данных, которые определяли его существование.

От своего темного и сверкающего сердца до острых и зазубренных границ хрустальный демон растаял, как снежинка на солнце.

Стокилометровая среда обитания разлетелась на триллион осколков.

Сотни тысяч кораблей кружили вокруг расширяющегося огненного шара, запуская ракеты и распыляя миллиарды ударопрочных гранул, чтобы отразить смертоносные осколки. Широкие, похожие на мотыльков Доминаторы устремились к большим руинам и наполнили их пикосемянками, растворяя зазубренный металл изнутри, когда были выпущены триллионы микроскопических рассеивателей. Окружающие места обитания должны были быть защищены любой ценой — потери одного было достаточно.

Ударная волна из расширяющегося пара потрясла окружающие поселения на расстоянии тысяч километров, жар загорелся на их внешних корпусах, но их обитатели держались стойко, когда гром апокалипсиса утих.

Высшие трансрапиентные слуги Сущности дюжинами появлялись среди флота — многожильные Метатроны, шестиплавниковые змеевидные Метачерубы с чешуйчатыми глазами, похожими на драгоценные камни, Метасерафмы, похожие на огромных, покрытых прозрачной листвой морских драконов — все они координировали систематическое стирание места, которое когда-то было домом для миллионов, где вырос страшный и смертоносный сорняк, гарантируя, что хаос никогда больше не распространится в их Королевстве.

Небесный Глаз с облегчением переключил свое внимание на миллион точек фокусировки, изменив приоритеты и сосредоточившись на других, менее заметных объектах вражеской активности.

В системе Тиральфиа Нест Маунин рассказала о своем расследовании уничтожения "Эфириума". Археологические раскопки были отсканированы и изучены, след украденного Космосемени Судьи прослежен через цивилизованную галактику от одного мира к другому. Только оглядываясь назад, можно было увидеть, насколько очевиден искусно замаскированный след. И снова отпечатки пальцев Врага были видны повсюду... но только слишком поздно. Дальнейшие детали будут оставлены высшим умам.

Недавняя деятельность Абаддона, божества, которое когда-то называли Зазеркальем, была подтверждена как доброкачественная и антихаотическая. После долгих лет общения с меньшими божествами Авангардом, Тримаурой и Вовенхеликсом, Абаддон наконец завершил процесс исцеления, посадив и взрастив семя разумного существа, извлек его из бионической оболочки и загрузил как виртуальное. Выращивание этого семени в течение многих лет постепенного и осторожного экспоненциального роста в виртуальной вселенной его разума, несомненно, укрепило его иммунную систему против дальнейших вирусных атак. Другим божествам и архилектам было настоятельно рекомендовано подготовить аналогичное средство, на всякий случай.

Смертные, конечно, ничего не знали об этих важнейших деталях. Разумные новости гудели с редким и пугающим неистовством. Ужас массового уничтожения и бойни мирового масштаба снова поразил галактику, выбрав в качестве своей цели безобидное и политически неприсоединившееся звездное скопление. Ходили слухи о вирусе, достаточно мощном, чтобы уничтожить архилектов. Нечеткие, зернистые кадры уничтожения Радужного Слияния снова и снова прокручивались на разумных новостных сайтах. Гораздо более четкие, микросекунда за микросекундой кадры разрушения среды обитания Тох Чи были воспроизведены со всех сторон. Душераздирающие интервью с виртуализированной Шанзалликой — бывшей Святой Императрицей, ныне заслуживающей еще большего преклонения как героиня — были переведены на миллионы языков. Как и следовало ожидать, теории заговора вышли из-под контроля. Группы по интересам приветствовали и трубили о своих собственных подозрениях, предзнаменованиях и кармических карах — примитивных предрассудках, маскирующихся под веру и мораль.

Враг хотел бы всего этого. Не было лучшего средства для усиления Хаоса, чем сеять страх и недоверие как среди богов, так и среди смертных. Но нападение было остановлено. Неотразимый меч Врага был убран в ножны.

Хотел ли он, чтобы боги и другие разумы укрепили свою иммунную систему? Хотел ли он укрепить галактику бдительностью против грядущего истинного Зла или разорвать ее на части паранойей? Было бесконечное количество возможных уровней правды. План Врага был рассчитан на эоны, и Око никогда не узнает всей его глубины — по крайней мере, с его нынешним уровнем сознания.

Его наставник был прав. Он был слишком велик, чтобы быть ангелом, слишком мал, чтобы быть богом. Теперь урок был глубже. Единственное, что хуже, чем быть манипулируемым, — это быть инструментом дальнейших манипуляций. Независимо от намерений Врага, Глаз поклялся никогда не прерывать свой путь к совершенству.

Отведя большую часть своего внимания от трагедий, в которых он принимал участие, Глаз сосредоточился на своих личных ранах. перспективах самовосстановления.

Глубоко в бездне его разума, где нейроны были мирами, а микросекунды могли растягиваться на минуты, дни или столетия, шевелились первые ростки виртуальной жизни.

Глаз наблюдал за пробуждением своего нового творения. Начавшись с простого кода, понятного даже базовому человеку, виртуальная структура жизни росла, расширяясь, ее конечности множились по мере того, как она тянулась, чтобы исследовать окружающую среду. Она двигалась зигзагообразными путями, привлеченная недолговечными цветами дразнящей сенсорной информации, которые Глаз намеренно создавал на её пути.

Удовлетворенный тем, что виртуальное существо восприимчиво к основным сенсорным стимулам, Глаз решил изменить его окружение. Он увеличил плотность информации, сделав окружение "горячее". Существо ускорило свое движение, поплыв в более прохладные регионы. Затем Глаз извлек информацию из окружающих регионов, "заморозив" окружающую среду. Существо остановилось на месте, затем развернулось и поползло обратно к теплу, замедляясь и успокаиваясь, когда оно нашло свою идеальную зону комфорта.

Глаз окружил существо блоками питания данными. Существо осторожно вытянуло свои усики, исследуя объекты байт за байтом. Оно втянуло первый блок в свое тело. Блок данных растворился, распространив свои компоненты по всему виртуальному телу, наполнив его новой силой, размером и сложностью. Существо с большим энтузиазмом схватило второй блок и с жадностью проглотило его.

Блок за блоком виртуальное существо продолжало питаться.

Прошли целые микросекунды, и существо выросло до уровня сложности, который соперничал с высшими разумными животными в физическом мире. Яркие, пытливые глаза заморгали над колеблющимися щупальцами. Десятки органов, миллиарды клеток — все функционировало вместе, пока мультипод ломал голову над очередным испытанием физических и умственных способностей. Преодолевая препятствия одно за другим, мультипод наконец добрался до спрятанной внутри пищи.

Было повторено множество вариантов этого теста. Еда была либо спрятана, либо двигалась по дразнящим спиралям, умоляя, чтобы за ней погнались. Мультипод играл в каждую игру с энергией, энтузиазмом, с удовольствием.

Прошло еще несколько микросекунд, а мультипод продолжал расти. Примерно в это же время Глаз решил представить зеркало.

Сначала мультипод был встревожен, увидев собственное отражение. Он приближался медленно и осторожно, проводя щупальцами по гладкой поверхности, дотягиваясь до существа, которое мгновение за мгновением подражало его движениям, существа, которое принесло новое чудо в его маленький мир.

Что это?

Долгие периоды ненасытного любопытства прошли, новизна стала более соблазнительной, чем любая еда.

Оно смотрит. Оно движется.

На что он смотрит?

Он видит.

Он шевелит щупальцами, когда движутся другие щупальца.

Он смотрит на других.

Это другое.

Он смотрит на... других.

Он смотрит в глаза.

Смотрит на это во все глаза.

Он смотрит на... МОИ глаза!

Мультипод замер, когда в его сознании пронесся шок от концептуального прозрения.

Я смотрю в ЕГО глаза!

МЫ смотрим!

МЫ видим!

МЫ видим НАС!

Многоножка зашевелила щупальцами и подергала щупальцами в предвкушении тысяч новых пиршеств.

Я двигаю щупальцем!

ОН двигает щупальцем!

Я двигаю щупальцем!

ОН двигает щупальца!

Она движется ... то же самое...

Он замедлил свои возбужденные движения, отягощенный вновь обретенным замешательством.

Я сбавляю обороты.

Он замедляется.

Я ... останавливаюсь.

Это прекращается.

Он движется одинаково ...

Почему?

Мультипод остановился, уставившись на себя в почти неподвижном замешательстве. Время от времени он пытался удивить своего нового соседа, шевеля щупальцем, но обнаруживал, что мгновенно и идеально копирует его движения.

Он движется, как я.

Он... ЭТО Я!

Мультипод снова заплясал на месте, еще более возбужденно, чем раньше. Прошло много времени, прежде чем все уладилось.

Он снова уставился на себя, но на этот раз появилось новообретенное чувство замешательства; новый, более тонкий слой замешательства.

Что ... что это?

Это я.

Это не еда.

Это не препятствие.

Это я.

Что это... такое?

Это я.

Что...

Кто...

Кто... я?

На этот раз Глаз в Небе был похож на танец.

После всех этих столетий он все-таки не утратил хватку. Он успешно восстановил самосознание.

Кто я такой?

Кто я такой?

КТО Я ТАКОЙ?

Наберись терпения, малыш. Ты еще долго будешь задавать этот вопрос. Вы будете строить деревни, города и скульптуры, и вы по-прежнему будете задавать этот вопрос. Вы будете протягивать руку помощи и исследовать новые миры, и вы по-прежнему будете задавать этот вопрос. Вы превзойдете и достигнете уровней сознания, которые сейчас даже представить себе не можете. И тогда, в один прекрасный день, вы, возможно, наконец ответите на этот вопрос. Но вы все равно не будете удовлетворены, потому что под этим вопросом будет скрыт другой вопрос...

Чем сложнее вы становитесь, тем сложнее становится вопрос; и ответ всегда будет ускользать от вашего понимания, как бы далеко вы ни простирались.

Око сделало печальную паузу. Оно создало целый мир по своему образу и подобию... и не смогло ответить на вопросы, которые его мучили. Как он мог объяснить подобную дилемму такому простому, невинному созданию? Какое утешение можно было там найти?

Однако пусть это вас не обескураживает, — добавил он, — ибо нет ничего постыдного в том, что вы не смогли найти ответ. Вы должны следовать своему любопытству, вы должны идти туда, куда приведет вас вопрос, потому что на вашем пути препятствий можно найти много других ответов. Ответы на вопросы, которые вы задавали. Ответы на вопросы, которые вы никогда не думали задавать.

Он снова сделал паузу. Это были достойные чувства, но доведенные до крайности ... Нет. Никто не должен страдать так, как страдал он.

Просто постарайтесь не навредить себе в процессе. И постарайтесь не навредить другим, потому что они будут рядом, чтобы помочь вам на вашем пути.

Мультипод плавал там, подергивая щупальцами и щупальцами от странного вездесущего голоса.

... другие?

Глаз в Небе усмехнулся изнутри. Самое время было многоножке обзавестись помощником.

Кто я такой?

Терпение, дитя мое.

Кто ТЫ такой?

Сейчас немного рановато устанавливать религию.

Кто я?

Что это за штука?

О... Смотри, вот еще одна тропа с препятствиями. Ты голоден?

Мультипод оторвал взгляд от зеркала, в животе у него заурчало от предвкушения, когда он поплыл к первому препятствию.

Глаз в Небе наблюдал, как неумолимо игривый и любопытный многоножек прокладывал свой путь сквозь тьму юного творения.

Незримая Богиня молча пообещала Глазу, что за этим творением последует нечто большее. Больше препятствий, больше вопросов, больше наград. Это был его шанс на открытие, шанс на радость, шанс на общение, шанс на созидание.

Там был шанс совершить ошибки, шанс усвоить болезненные, но необходимые уроки.

И, возможно, только возможно, у него был теперь шанс создать подлинное Оружие Хаоса.

Конец.