Жар разошёлся по телам пары, неумелые поцеѓлуи, неумелые ласки, страх, желание, — всё впервые... от чего лишь сильнее наслаждение, распустившееся во тьме двойным сладостно-жгучим цветком. Бесконечные мгновения дрожи, слитный почти крик, но сдавленный и приглушённый... сплавляющая тела, одна на двоих судоѓрога агонии экстаза... вновь смех, ленивые объятия, а потом — сны...

14.

Димка стоял на крыльце родной школы, глядя на дождь, падавший с ясного неба. Машка продолжала свою беспокойную речь, её слова смешивались с шумом дождя, который казался не просто дождём, а жидкими кристаллами, сверкающими на солнце. Она вновь говорила о Лэйкил-вирне, о помощи, которую он получил, и о том, как Мвасайто исчезла, как если бы её просто вытерли из этой реальности. В её рассказе звучала какая-то странная гармония, в которой детали были как ноты, создающие мелодию боли и облегчения. Слова Машки переплетались с образами, которые возникали перед глазами Димки. Он видел, как часовые механизмы на стенах домов начинают двигаться, как они превращаются в гигантские медузы, плывущие в океане времени. Картинки, которые он видел, были наполнены сумасшедшими цветами и формами, создавая иллюзию множества миров, существующих одновременно. Сашка, напротив, выглядел как скульптура, изваянная из света и тени, его лицо было заморожено в выражении удивления и недоумения. В его глазах отражались картины, которые мог бы увидеть только человек, ставший свидетелем столкновения реальности и воображения. Они все были замкнуты в этом чудесном, но кошмарном танце, где реальность и иллюзия не имели четких границ, и единственное, что оставалось — это принимать и переживать этот сюрреалистичный опыт вместе...

Димка проснулся, когда Машка вздохнула в его объятиях. Судя по тишине и стыло мерцающим в щелях шалаша звездам, была ещё глухая, глубокая ночь. Он был очень гоѓлоден и весь покрылся мурашками от холода, но лежал очень тихо, неподвижно, наслаждаясь неизведанным ранее покоем. Он плотѓно прижался к Машке, даже ноги поджал так же, как она, уткнувшись лицом в её тяжелые волосы. Мальчишка подумал, что прямо сейчас может сделать очень много крайне интересных вещей... и вновь незаметно заснул.

16.

Его ладонь скользила по гладким мышцам её живота и Машка тихонько урчала от удовольствия, поджимая пальцы босых ног. Наконец, ладонь скользнула ниже, и Машка быстро повернулась к нему.

— Димка? Что ты делаешь?..

Её взгляд метнулся вниз, к его напряженной плоти. Димка с удивлением понял, что возбужѓден, — как и любой проснувшийся утром мальчишка. На физиономии Машки выраѓжения сменялись с поразительной быстротой: удивление, страх, гнев, задумчивость, растеѓрянность, снова испуг... она вдруг туго задрожала, томно и бесстыдно потягиваясь, потом откинулась на спину, и замерла, с явным интересом ожидая его действий. Её ресницы подрагиѓвали над высокими скулами, меж приоткрытых пухлых губ светились белоснежные зубы. Димка сел между её босых ног, легко водя кончиками пальцев по невольно сжимавшимѓся беззащитным подошвам, — гладким и тверѓдым. Между ровными пальцами слабо розовели пятнышки незагорелой кожи. Когда он касался их кончиком языка, Машка беззвучно подрагивала, непроизвольно поджимая и без того впалый живот, — это было невыносимо чувственное зрелище, и ладони Димки, словно сами по себе, скользнули вверх по её гладкой коже, лаская эту тугую, удивительно подвижную поверхность.

Машка бездумно потянулась к нему, обвила руками плечи, мягко, но неодолимо привлекая к себе. Их нагие тела туго сплелись, гладкая, прохладная кожа соприкоснулась сразу везде, — и от силы этого ощущения в голове у Димки всё поплыло. Казалось, что всё это происходит во сне, — руки скользят, обнимают, бедра туго сплетаются. Его ловкие пальцы скользят по её тугой груди, мягко сжимают торчащие соски... Машка тихо стонет, выгнув грудь навстречу этой ласке... губы Димки, словно сами по себе, ткнулись в её левый сосок, легко приѓхватили его, и, соѓскользнув с гладкой выпуклости груди, быстро побежали вниз по чуткой коже. Мальчишка замер на пупке, ощущая кончиком языка крохотные песчинки, застрявшие между складка-ми донца, его пальцы скользнули между вздрогнувших бедер, он приподнялся, осторожно лаская языком её теплую, гладкую плоть, — и Машка закатила глаза, разомкнула губы, словно прислушиваясь к чему-то. Дыхание её скоро стало прерывистым, она вздрагивала и слегка выгибалась, поджимая пальцы босых ног, запрокинула голову, невольно прикусила губу, пытаясь сдержать стон, — и через пару минут слабо застонала сквозь зубы, мотая головой. Ей было невыносимо стыдно, что Димка, — её упорный и бесстрашный Димка, — ведет себя с ней так распутно, — и она, задыхаясь, сама перевернулась на другую сторону головой. Её теплые ладони сжали круглую задницу мальчишки, бесстыдный чувственный рот вобрал его твердую плоть, — и они вмиг стали одним целым. Ловкие шершавые языки скользят по чутким выпуклостям, — следуя друг за другом, словно каждый из них делает это себе... все мысли растворяются в жаркой, сладкой тьме, остается лишь шум пульсирующей в ушах крови и сладостно-жгучая истома внизу живота... они плывут в ней, восхитительно беспомощные, тонущие...

Димка не выдержал первым, — он тоже застонал, и, часто задышав, больно сжал зубы. Одновременно его бедра завертелись, пытаясь выскользнуть из туго сжавших их ладоней, отодвинуться назад, отстраниться от рвущего сладкие путы языка. Машка, тихо засмеявшись, вновь мягко и сильно привлекла его к себе... её шершавый ловкий язычок скользит по нему всё ниже... ниже... ниже... проникает в пупок, губы вбирают его твердую плоть, — и Димка весь обмер. Он мог только плыть по растущим волнам удовольствия, восхитительно беспомощный, тонущий, закатив глаза, задыхаясь...

В какое-то мгновение он ощутил испуг, чувствуя, что сейчас, уже вот-вот... Острая истома пронзила низ его живота, распускаясь там сладостно-жгуѓчим цветком... вспыхнула внезапным, неизведанным огѓнем... какая-то сила мягко, но туго свела ему подошвы босых ног, живот, зад, бедра... Димка застонал от наслаждения... и кончил, судорожно выгнувшись.

17.

Какое-то время они лежали неподвижно, часто дыша. Димка был ошарашен случившимся, но в хорошем смысле, если так можно сказать. Он не первый год мечтал об этом самом — и вот, оно случилось, и это было замечательно...

Глава 6.

Утром Димка проснулся необычайно бодрым, как от пережитого им ночью, так и от мысли, что следующей ночью ЭТО можно будет не только повторить, но и, так сказать, расширить, сделав самое интересное, что только может сделать парень с девчонкой. Пока что этого самого ему не хотелось... ладно, хотелось не так сильно, и чувство предвкушения казалось интереснее. К тому же, дел и так хватало. Магазинов тут, понятно, не было, и за едой приходилось ходить в лес. Вроде и нехитрое дело — нарвать фруктов с веток, да не везде они растут, и не везде залезешь. И вокруг всё же не парк, а натуральные дикие джунгли, где всякое случается. Поэтому ходят в них не поодиночке, а отрядом, и пока одни собирают — другие сторожат. И дело выходит не такое уж быстрое. Пока придешь к не обобранному ещё месту, пока нарвешь, пока вернешься, — пора уж и обедать. Зато после обеда можно заниматься чем угодно, — хочешь, делай себе новые стрелы, хочешь, — вырезай фигурки для души, хочешь — просто болтай. Этим Димка и решил заняться. Понятно, не затем, чтобы убить время, а чтобы узнать об этом мире побольше. Но Аа-аи отлучился по каким-то своим непонятным мегалориксовым делам, так что Димке пришлось искать себе другого собеседника...

Искать долго, правда, не пришлось. Вчера в селении появился гость, и гость очень необычный. Мальчишка был коротко стрижен, одет в короткую кожаную куртку, едва доходившую до пояса, и в джинсы, заправленные в короткие же сапоги. Одним словом, профессионально, такое слово просилось на язык. Висевшая на поясе шпага со сложной витой рукоятью это впечатление лишь подчеркивала. Звали его Игорь Волков. В узком его загорелом лице и в самом деле было что-то волчье. Димка уже знал, что он был тут кем-то вроде странствующего рыцаря. Нечастый гость в этих краях. И второго шанса поговорить с ним могло и не представится, если и не совсем, то ещё очень долго...

Собравшись с духом, мальчишка подошел к нему. Игорь с любопытством взглянул на него.

— Привет. Ты кто?

— Димка. Димка Самойлов, — мальчишка смутился. — Я хотел спросить тебя...

— О чём?

— О всём, — ляпнул Димка и смутился ещё больше. Игорь был ничуть не старше его — по виду, по крайней мере, — но он чувствовал перед ним непонятную робость. — То есть об этом мире. О том, что нам тут делать.

Игорь хмыкнул.

— А вы сами-то что хотите тут делать?

— Ну... — Димка задумался. Жить всю оставшуюся вечность в этих горах ему как-то не хотелось. — Пойдем по миру, наверное. Собирать ребят на войну с этими Нурнами.

— Отомстить хотите? — без труда догадался Игорь.

— Ну, так. Мы им ничего не сделали же. А они нас, гады...

— Ну, наверное, удачи, — Игорь хмыкнул. — Флаг в... руки и попутного ветра.

— Не веришь, что получится? — догадался Димка.

— Не верю. Хоть вы ещё сто лет тут проживете. Не бойцы вы. И не станете. Я такие вещи вижу.

Димка опустил голову. Это он понимал уже и сам. Не так давно он считал себя невероятным героем, способным победить любого врага, едва только тот посмеет высунуть своё поганое рыло. Увы, первая же встреча с реальным врагом показала, что всё в точности наоборот...

— А всё равно, — упрямо буркнул он. — Союзников искать пойдем, хотя бы Маахисов этих... Они, говорят, очень крутые бойцы. И Хорунов с Хоргами ненавидят люто. А Нурны им и вовсе на один зуб.

— Ненавидят, это да, — согласился Игорь. — Только ненависть, знаешь, не очень хорошее чувство. Да и сами по себе они не ангелы. Они, скорее, даже Зло.

— А Хоруны что — Добро?! — возмутился Димка. — Они вообще рабовладельцы поганые! Тринадцать племен поработили!

Игорь вздохнул.

— Дима, ты, прости меня, кретин с черно-белым зрением. Для которого ничего, кроме Тьмы со Светом нету. А мир-то — он цветной. В миллионах оттенков. И Зла с Добром — в нём просто нету. Как чего-то прям отдельного. Есть люди и их интересы. Там, где чьи-то интересы ущемляются, там люди видят Зло. Да, нехорошо держать рабов, кто ж спорит-то? Только ты, похоже, думаешь, что рабы — непременно святые праведники. А это далеко не так. Многие из племен, которых Хоруны поработили, были такими же рабовладельцами, только труба пониже, да дым пожиже. А многие хорошие ребята в рабстве просто скурвились. Кто-то ради милости хозяйской готов натурально жопу рвать, и себе, и кому угодно. Кто-то просто о чём-то, кроме шкуры своей, думать разучился. И если их всех на волю выпустить — тут такой адок начнётся...

— Но есть же и хорошие... — буркнул Димка.

— Есть, — спокойно согласился Игорь. — И немало даже. Но как ты их от подонков-то отличишь? Да даже если и сможешь — то что? Явишься к Хорунам и скажешь: этих на волю, этим режим ещё усилить? Прости, но так не выйдет. Вообще никак. Хоть ты напополам тресни. Так что ты для начала очки свои протри и начни смотреть на мир реально, а не через то, чего тебе подсовывают. В чужие игры играть перестань — всё равно проиграешь, правила-то не твои, да ты их даже и не знаешь. Свой путь ищи. Твой личный. На котором ты реально добру служить будешь.

— Ну, и что это за путь?

— Твой путь, — упрямо повторил Игорь. — Смотри вокруг. Думай. Выбирай. Не спрашивай ни у кого советов. Решай всё сам и только сам. Хорошенько всё обдумав. Не ведись на быстрые и простые решения — это прямой путь в жопу. Будь терпелив и настойчив. Не поддавайся эмоциям, как бы ни хотелось. Не верь тем, кто набивается в друзья — это подонки. Не твори подлостей, даже если кажется, что это неизбежно. Не предавай друзей. Уважай мужество врагов. Помни, что за ним всегда стоит правда, пусть чужая. Никогда никого не оскорбляй, тем более, не унижай. Беспощадно наказывай лжецов и трусов, всё зло в этом мире — от них. Не отступай перед угрозами. Вступай в бой открыто. Не заводи шпионов. Бей доносчиков. Избегай тайных дел, как только сможешь. Да, это всё будет очень трудно. Но легкие пути всегда ведут в жопу. Или того хуже даже. Подумай. Выбери. Реши. Все решения должны быть основаны на истине, даже самые трудные и неприятные, а не те, что тебе кажутся 'необходимыми и логичными'. Ты должен ощущать силу этой истины в своей голове. Только тогда решение будет правильным.

— Спасибо, — буркнул Димка. — Но это... как бы сказать... декларация. А мне бы хотелось конкретного.

— Конкретного... — Игорь вновь хмыкнул. — Ну, пойди поговори с Лари, — он показал на смуглокожего парнишку в браслетах. — Он сам в рабстве у Хорунов был и просветит тебя, как тут и что...

Димка понял, что ему указали на дверь — пусть и фигурально выражаясь — но делать было нечего, насильно мил не будешь. Он вздохнул и подошёл к Лари. Тот, к счастью, слышал их разговор, так что объяснять ситуацию мальчишке не пришлось. Лари тоже смотрел на него с интересом, и Димка вновь смутился. Он не любил, когда на него так вот таращатся, словно на клоуна в цирке в ожидании очередного номера.

— Привет, — наконец буркнул он. — Игорь сказал, что ты был в рабстве у Хорунов.

— Был, — спокойно согласился Лари. — Пока не сбежал.

— И как... ну, как это всё было?

Лари вздохнул.

— Дима, у тебя вежливости, как у палки в жопе, извини. Это не та тема, о которой я хочу говорить.

— Извини, — буркнул Димка, опустив глаза. — Я просто очень мало знаю.

— О, это очень хорошо видно. Ну, и что вы собираетесь делать? — спросил Лари.

Димка фыркнул.

— Как это что? Племена пойдём поднимать. На крестовый поход против Хорунов. Ради свободы.

Лари покачал головой.

— Дим, ты так красиво говоришь... но какова ТВОЯ правда? Вот лично твоя?

— Чтобы рабов не было, — буркнул Димка. — Я это много раз говорил уже.

— Дим, это НЕ правда. Это просто... мнение. Правда — это то, за что люди живут и умирают. Тебе же просто сказали, что рабство — это зло. И ты повторяешь это, как попугай, бездумно. Не зная ни реальных рабов, ни реальных рабовладельцев, ни причин, которые их создали. Ты не был рабом, не был рабовладельцем. Как же ты можешь об этом судить? Разве ты, без своей собственной правды, можешь решать, какая из чужих — верней?

Димка захотел ответить... но слов не было. Был гнев, было желание... но не было того, что он мог оформить в слова.

— Вот видишь, — сказал Лари без всякого торжества, даже с грустью. — У тебя даже слов нет. Одни только чувства и эмоции. И то, не свои, а внушенные кем-то...

— А ты что, считаешь, что рабство — это хорошо? — наконец нашёлся Димка.

Лари вздохнул.

— Дим, а солнце — это хорошо? Дождь, гроза, ветер, зной, сучок в траве? Это — части мира, какой он есть.

— И рабовладельцы?!

— И они.

— Но ведь подло же за чужой счёт жить!

— Дим, ты путаешь причину со следствием. И вновь рвешься судить о том, чего не знаешь. Я же много лет был рабом. И видел, что большинство рабов — это мерзкие, подлые, ленивые людишки, которых лишь хозяйская плеть заставила вести себя прилично. На воле они крали, безобразили, предавали соратников... теперь же работают.