В коридоре стоял рослый, крепкий, коротко стриженый парень. Пару секунд они ошалело смотрели друг на друга. Парень опомнился первым. Он выхватил — Лэйми даже не заметил, откуда, — пистолет и тут же выстрелил в него. Пуля взвизгнула в дюйме от уха юноши.

Лэйми шарахнулся назад, на лестницу... и вдруг вновь повис в чем-то неосязаемом, враз выпившем все силы и не дающем двигаться.

Он осознал, что это страх. Его только что решили убить — просто так, ни за что, — и это настолько не укладывалось в его представления о мире, что он оторопел. Он понимал, что должен бежать, пока это ещё возможно, но просто не мог сдвинуться с места — словно в каком-то сне, или, вернее, в каком-то кошмаре.

Охранник завернул за угол и они столкнулись буквально лицом к лицу — очевидно, он полагал, что чужак, скрывшись, удирал со всех ног, и на миг растерялся, едва не налетев на него.

Механически, совершенно бездумно, Лэйми перехватил руку с пистолетом, отводя её от себя вверх, и так же бездумно ударил парня босой ступней между ног. Тот беззвучно упал на колени, его рука дернулась и пистолет выстрелил ещё раз. Внезапный грохот и вспышка огня напугали Лэйми почти до смерти. Он вырвал оружие из обмякшей ладони и бешено, наотмашь, ударил рукоятью по стриженой голове. Тяжелое тело бесшумно ткнулось ему в ноги, едва не опрокинув юношу. Лэйми испуганно отскочил.

Какое-то время он совершенно не мог думать. Стена с частью двери застыла перед ним, как картинка, и он тупо смотрел на неё, не понимая, кто он и что с ним.

К реальности его вернул бешеный топот в коридоре. Внезапная победа превратила его страх в ярость и он сам вышел навстречу врагу. Мчавшийся парень — ещё крупней первого — немедленно остановился, и, вскинув пистолет (он уже держал его в руке) мгновенно выстрелил. Лэйми так же бездумно вскинул оружие и нажал спуск. Он стрелял первый раз в жизни и отдача больно рванула его расслабленное запястье. Охранник вдруг дернулся и нелепо изогнул руку, словно стараясь прикрыться оружием. Лэйми понял, что попал, и в бешеном исступлении нажал на спуск ещё несколько раз, — пока затвор не отскочил назад, а охранник не грохнулся навзничь.

Юноша замер, направив оружие на неподвижное тело. До него постепенно начало доходить, что сам он совершенно цел. Охранники промахнулись дважды, а он попал, хотя прежде ни разу не держал в руках оружия.

При этой мысли его страх совершенно исчез. Мягко ступая, не опуская пистолета, он пошел вперед и остановился над распростертым телом. В ушах у него звенело.

Охранник так и не выпустил оружия из рук. Рифленая рукоять была крепко зажата в его кулаке. Его куртка была разорвана в шести местах, но крови почему-то не было — лишь на левом плече расплылось темное пятно.

Лэйми присел и осторожно сжал толстое волосатое запястье, стараясь нащупать пульс, но не сумел, — прежде ему не приходилось этого делать. Во всяком случае, когда он, неловко перехватив пистолет, попробовал отыскать пульс у себя, результат был тем же самым. Потом он вспомнил, что пульс можно отыскать на шее, но боялся прикасаться к горлу охранника — вдруг тот уже покойник?..

Что-то вдруг сильно ударило его в спину; если при этом и был какой-то звук, он его не услышал. Обернувшись, он увидел второго охранника — тот сидел в проеме лестничной клетки и целился в него из другого, маленького пистолета. Половина его головы была залита кровью, но он выстрелил ещё раз. Лэйми увидел вспышку, потом словно раскаленный прут пронзил его тело насквозь. Боль была такой ослепительной, дикой, что его сознание даже не погасло, а оборвалось в одно мгновение, как лопнувшая струна.

Глава 7:

Находки в темноте

Гитоград, 0-й год Зеркала Мира,

Вторая Реальность.

Остаток этого вечера Найко запомнил весьма смутно. Лицо Охэйо было столь красивым, что казалось ему нарисованным, ненастоящим, — но оно было более чем живым, и от одного этого у него кружилась голова. Принц умел приводить окружающих в состояние полного ошаления — отчасти, это было его работой, отчасти — врожденным талантом. Это был, конечно, уже совсем другой человек. Внезапное появление старого друга он встретил с мальчишеской радостью, — совершенно искренней, — но Найко вдруг обнаружил, что просто не может смотреть ему в глаза. Очень яркие, они словно вбирали в себя его душу, превращая каждый взгляд Охэйо едва ли не в дар божий. При этом казалось, что они расстались лишь вчера. Они говорили о вещах, которые любому другому показались бы чушью: об их прерванных играх, о "кладе" — коробке с безделушками, которую зарыли под расщепленным деревом, и только потом — о вещах более важных: о том, как они жили всё это время. Найко понимал, что говорит в основном он один, но это его мало трогало. Когда он рассказал, как его пытались продать в рабство, Охэйо вдруг рассмеялся, словно заяц из мультика.

— Что в этом забавного? — спросил Найко. Его разозлило неуместное веселье друга.

— Приятно знать, что я настолько популярен, — Охэйо видел, как Найко возмущен, но это его явно не трогало. — Ты вряд ли понимаешь, насколько тебе повезло. Старина Хиббл редко упускает добычу.

— Ты его знаешь?

— Конечно. Он влиятельный человек.

— А тот, кому он звонил?

— Джак Овао. Один из самых крупных работорговцев. Его отец, Кен Овао, пытался похитить и меня, когда мне было всего лет двенадцать.

— И?..

— Я не сказал "пытался"? Его подвело не в меру крепкое здоровье: он умер лишь после семнадцати дней пыток. Иногда принадлежать к Правящему Дому бывает очень полезно. Вот с тех пор они меня и боятся.

— Но ты знаешь их всех, и не...

— Я давлю гадов, когда они лезут мне под ноги, но я не гоняюсь за ними специально: это мой город, но и их тоже. Я не лезу в их дела, они — в мои. Иное... слишком утомительно.

— Но ты мог бы...

Охэйо взглянул ему в глаза. Его лицо стало очень серьёзным.

— Прежде, чем парни из Тайной Стражи нашли меня, прошло три дня. Я не лишился невинности — она стоила слишком дорого — но плети я попробовал. И потом целый день провисел нагишом, на связанных руках, весь иссеченный в кровь — после того, как пнул этого ублюдка в промежность. Он едва не спустил с меня шкуру — но это было, вообще-то, очень полезно. Благодаря ему из меня не вырос очередной глупый избалованный принц. Я делаю то, что могу делать. Вопрос не в том, чтобы уничтожить рабство: если в рабы попадают скоты и подонки, оно становится благодеянием для общества.

Найко смутился; у него горели уши. Пусть бессознательно, но все эти годы он представлял Охэйо именно принцем из детской книжки: хрупким созданием неземной красоты и неопределимого пола. Но это был человек другой породы: из тех, что рождены пасти, а не бежать под бичом.

— А Фаррис? — спросил Найко после недолгого молчания. — Он тоже?

— Нет. Его я не знаю — но не таких, как он. Если бы ты поехал с ним... сейчас, думаю, ты стонал бы от удовольствия, словно девчонка. Только, знаешь, Наше Императорское Высочество не одобряет таких опытов.

Найко звонко рассмеялся, но лица Охэйо улыбка не тронула.

— Это очень важно, Найко. Гиты веками трахают своих мальчиков, — а ойрат сжигают извращенцев на костре и даже потерю невинности до брака считают позором. Гиты подыхают на склонах Верхнеянского хребта, корчуя пни, и все честные люди в Империи плюются, услышав их имя. Ойрат правят одной половиной мира и пользуются уважением в другой. Возможно, до тебя не дошло, но второе — это следствие первого. Это простые правила, но их нужно соблюдать: они дают силу.

Найко кивнул. Как ни странно, столь простые вещи почему-то не приходили прежде ему в голову. Но Охэйо ещё не закончил:

— Я также смеялся над тем, какой опасности ты избежал, не заметив: если бы ты соблазнился, я бы тебя убил.

Ещё секунду они смотрели друг на друга. Потом Охэйо улыбнулся ему — так, что по коже Найко пробежали мурашки. Он понял, что принц вовсе не шутил. Но всё это осталось уже позади, и он спокойно кивнул.

— Я рад, что не ошибся в тебе, — сказал Охэйо, опуская глаза. Его улыбка стала мягче.

Он полез в карман своего длинного одеяния, достав оттуда крошечный, изящный телефон в серебряном корпусе. Его ловкие пальцы быстро пробежали по кнопкам. Он поднес телефон к уху и ждал несколько секунд.

— Хиббл? Привет, это Охэйо. Хеннат Охэйо. Я очень рад, что ты проявил благоразумие в отношении моего друга. Я буду молиться за то, чтобы один из твоих покровителей навестил тебя и передал все возможные благодарности... ну, в пределах разумного. Не из Старших, конечно. Я думаю, что Ран-Тегот...

Найко вновь рассмеялся. Ран-Тегот был одним из самых гнусных чудовищ в пантеоне Древних — мерзкое головоногое, которое переваривало свои жертвы заживо. Для человека мнительного визит такой твари даже во сне был бы столь же фатален, как и наяву.

— Хорошие рефлексы следует поддерживать, Найко, — сказал Охэйо, и было видно, что сейчас он едва сдерживает смех. — А теперь — к черту всю эту сволочь. Возможно, ты мне не веришь, но эти восемнадцать лет я тоже мечтал с тобой встретиться. Будем веселиться!

Потом они ели какие-то совершенно незнакомые Найко, но поразительно вкусные вещи, болтали и смеялись. Ничего крепче чая, вроде бы, не подавали — но вокруг были такие девушки, что он окончательно перестал соображать. Он едва помнил, как Вайми вел его по сумрачным коридорам, пока он не оказался вдруг один, в прохладной темной комнате. Найко, зевая, разделся, растянулся на чуть влажной, холодной постели, — а потом просто уснул...

Проснувшись утром, Найко долго не мог понять, где это он, как он тут оказался, и что из случившегося вчера было сном. Мог ли принц Правящего Дома и один из богатейших людей в Гитограде плясать босиком на бочке, распевая неприличные песни, — причем с такой превосходной пластикой и голосом, что, избери Охэйо сценическую карьеру, он был бы не менее богат, чем сейчас?..

Найко помотал головой и осмотрелся. Отведенная ему комната была маленькой, с пепельно-белыми стенами и громадным окном. Узкая дверь вела в чуть менее узкий коридор. В его конце он обнаружил роскошную ванную, обложенную коричневым базальтом в узоре шершавых и гладких полос, и дочиста вымылся в ней. Причесавшись и почистив зубы, Найко отправился на поиски еды.

С другой стороны коридор выходил в круглую гостиную, обставленную кожаной мебелью. Здесь, в одиночестве, сидел Охэйо, одетый куда проще, чем вчера: рабочие штаны, сандалии, черная футболка. Этот наряд смотрелся на нем так же естественно, как и вчерашний: ему пошла бы, наверно, любая одежда. Он как раз приступил к завтраку — глубокой фарфоровой миске, до краев полной порезанных горячих сосисок, залитых томатным соусом. Молча, зевая, он принес Найко вторую порцию. Еда была не вполне подходящей для принца, но сытной и вкусной.

Ели они тоже молча, потом Охэйо посмотрел на него — словно в первый раз — и встряхнул волосами.

— Вчера я забыл спросить — зачем ты здесь? Прости, но навестить друга ты мог бы догадаться и раньше.

Найко смутился. В самом деле — зачем он приехал?

— Я действительно забыл о тебе, — наконец неохотно сказал он. — А теперь вспомнил. Вот и...

Охэйо улыбнулся. Найко уже заметил, что слабая, задумчивая улыбка почти не сходит с его лица.

— Я так и думал, примерно. Но вообще-то...

— Что?

— У тебя нет никакого дела ко мне? Чего-нибудь... ну, необычного?

— А это обязательно?..

Охэйо очень внимательно разглядывал его — словно стараясь понять, кто перед ним и к какому делу его можно приспособить. А скорей всего и не "словно". Найко поёжился, как от внезапного холода. Анта Хилайа славились неприятной привычкой убивать людей, которые им не нравятся — и незваных гостей тоже.

— Есть что-то, чего ты хочешь — и не решаешься мне рассказать. Поверь мне, я это чувствую. И это "что-то" не очень для тебя приятно. Я прав?

Найко вздрогнул — он понятия не имел, как Охэйо догадался — но молчать и дальше было бы уже просто стыдно. Он рассказал всё — это не заняло много времени.

Охэйо выслушал очевидную ахинею с серьёзным и деловым выражением лица — а потом вдруг улыбнулся.

— История дурацкая и я бы много чего сказал на её счет... но тебе ещё повезло. Мои сны были куда гаже. Но начались в то же время. Я такой же мертвый в своем мире, как и ты. Поэтому-то нас и притянуло друг к другу.

Какое-то время Найко ошалело смотрел на него. Его сердце билось так часто, что, казалось, вот-вот выпрыгнет.

— Но... но что всё это значит? Неужели мы все умрем?

— Когда-нибудь — обязательно. Вопрос лишь в том, когда и отчего, — Охэйо встал и потянулся. — Знаешь, будущего не существует. Его нельзя предсказать с точностью неизбежности. Только...

— Только — что?

Охэйо отошел на несколько шагов и повернулся к нему, сунув руки в карманы. Сейчас он смотрел на него молча, очень спокойно. Найко вдруг охватило волнение — его мир разомкнулся и он чувствовал, что сейчас узнает нечто очень важное.

— У Реальности существуют варианты — как всё могло бы быть — и в каждом из них живем мы. Или умираем. А люди ведь хотят жить, Найко. И их сознания не навечно привязаны к плоти. Они пытаются вырваться туда, где живут их... варианты — и иногда это получается. Тогда-то мы и видим... такие сны.

— Значит, я видел, как умер — в каком-то параллельном мире? И умру снова, уже здесь?

— Ты видел свою смерть. И я. И Вайми. И ещё несколько... моих друзей. Это обычное правило большинства — если что-то случается с другими, оно случится и с тобой. Во всех возможных Реальностях идет война с Мроо, обитателями тьмы, — она идет и в нашей. Только их оружие совсем не такое, как у нас...

— А какое? Черного цвета?

Охэйо рассмеялся. Он явно ждал похожего вопроса.

— Оружие — это странная вещь, — начал он, опершись плечом о стену. — Я вот не люблю отрубленные руки и ноги, дырки в башке и обугленную кожу, висящую лохмотьями. А вот творящие всё это штуки мне нравятся. Да и почти всем — по крайней мере, из мальчиков. Пожалуй, ни у кого при виде, скажем, пистолета, не встанет в глазах умирающий парень, зажимающий разорванный пулями живот, ничья рука не дрогнет от омерзения, как от орудия пытки, хотя это, в сущности, одно и то же. Конечно, кое к кому и они преотлично подходят, — да и если дело дойдет до моей шкуры, я забуду о всяких отвращениях. Но прогресс оружия всё отдалял жертву от убийцы, разрывал связи между ними, — и вот это уже мне не нравится. Как-то, страдая от скуки, я разделил всё оружие на пять видов по ступеням этой неприязни.

Первый вид — это оружие, ставшее непосредственным продолжением руки. Дубина, меч... на этом его развитие прекратилось, и оно превратилось, скорее, в символ оружия. Второй вид — оружие, которое бросают в цель, как камень или ручную гранату. Третий — оружие метательное, то есть луки, арбалеты, пулеметы, торпедные орудия, ракетные установки и бомбардировщики. Но и тут нужно, во-первых, видеть врага, во-вторых, обязательно попасть в него, — ведь даже пятитонная бомба не разнесет и паршивой горушки. Ядерное оружие, правда, сносит горы и города, и наиболее дешево, если брать соотношение стоимости к разрушительной силе...