За два первых месяца работы мы перебросили в Швейцарию около восьмидесяти предметов старины, из них сорок семь картин. Все они имели свое место и цену в международных каталогах.

С Модлицем мы даже немного подружились. Для него я стал тем человеком, с которым можно было поговорить по душам, выложить свои страхи и сомнения, не опасаясь, что тот не донесет на тебя в гестапо. Когда он перебирал лишку, то оставался у меня ночевать, и тогда мне приходилось выслушивать его пьяно — философские взгляды на жизнь. Правда, нередко среди них проскакивала довольно интересная информация. Так я узнал, что гитлеровцы стали формировать грузы специального назначения для сверхсекретных тайников во всей Германии, где должны были храниться слитки драгоценных металлов, валюта, произведения искусства и антиквариат для будущих поколений нацистов. В соответствии с планом "Закат солнца" с конца лета 1944 года на юге и востоке Германии, в Австрийских Альпах и Рудных горах в Чехии началось сооружение и обустройство глубоких бункеров и естественных тайников. Входы в них подлежали тщательной маскировке, — как правило, их замуровывали или взрывали. Строили хранилища по проектам немецких инженеров под надзором СС военнопленные, по окончании работ они подлежали ликвидации. Степень секретности была такой, что по завершении строительства хранилищ особого назначения ликвидировались не только работавшие там военнопленные, но и (в особых случаях) солдаты строительных частей вермахта и проектировщики. По мере приближения конца войны эта программа получала все больший размах, и в нее включалось все больше объектов. К началу 1945 года это были уже любые места (замки, поместья, особняки, хозяйственные постройки, монастыри, церкви, бомбоубежища), где можно было спрятать сокровища. Наращивалось и строительство подземных хранилищ, предназначенных для особо значимых документов и ценностей.

О том, что полковник принимает участие в этом секретном проекте, он мне не говорил, зато сумел проговориться, находясь в совершенно пьяном состоянии. На следующий вечер у нас состоялся разговор.

— Вилли, вы вчера похвастались, что занимаетесь формированием и отгрузкой ценностей, которые должны в будущем помочь восстановлению нового Рейха. А почему вы об этом раньше молчали? Или мы не друзья?

Эсэсовец скривился так, словно надкусил лимон, потом налил себе виски полстакана и сразу опрокинул себе в рот. Кинув в рот ломтик сыра, какое-то время жевал, потом глухим, недовольным голосом проговорил: — Алекс, давайте сразу договоримся, что мои служебные тайны не будут являться товаром для торга. Я немец и верю в будущее возрождение Рейха! Вам этого просто не дано понять!

— Ой! Только не надо мне говорить об арийской расе и ее высшем предназначении. Оставьте это вашей пропаганде. Теперь насчет тайны. Я согласен увеличить ваш гонорар на 10% за то, что вы будете мне давать координаты этих тайников. По-моему, это хорошее предложение, тем более что выполнить такую работу не составит для вас особого труда.

— Вы просто не понимаете, что мне предлагаете! Меня не просто убьют! Я испытаю все муки ада...!

— Послушайте, Вилли. Мы с вами деловые люди и то, что сейчас делаем, уже тянет на десяток лет тюрьмы. Разве не так? Так давайте пойдем дальше. К тому же давно хотел спросить у вас: чем собираетесь заняться после войны?

— Я.... М-м-м.... Честно говоря, много думал, но так ни к чему и не пришел. Мне нравиться такая картинка: я сижу за столиком уличного кафе. Передо мной рюмка конька и чашка кофе, а на душе спокойствие и умиротворение. И никакого страха. Вы даже не представляете, как трудно выживать в атмосфере страха и отчаяния!

— Вот видите! Вам нужно спокойствие. А как оно достигается? Хорошим счетом в банке! Если вы проследите за логической цепочкой моих умозаключений, то поймете, что я вам тоже хочу спокойной и счастливой жизни.

Полковник снова налил себе виски. Выпил. Несколько минут раздумывал над моими словами, а потом отчаянно махнул рукой и заявил: — Дьявол с вами! Постараюсь сделать, что смогу. Вот только координаты мест секретных мест сказать вам не смогу. Сразу поясню, чтобы не было лишних вопросов. В мои обязанности входит составление и упаковка груза. Причем формирую я его, исходя из габаритов и объемов транспорта, которым должен был быть отправлен груз.

— Но вы же доставляете его,... предположим, на вокзал?

— Нет. Этим занимаются особые команды. Они забирают упакованный груз, а затем сопровождают его в пути. М-м-м.... — Вилли задумался, потом изобразил на лице сомнение: — Но кое-что наверно можно разузнать. Только....

— Только прибавь мне, Алекс, еще пять процентов. Вы это хотели сказать, Вилли?

— Почти. Только не 5%, а 10. Оно того стоит, поверьте мне!

— Погодите! Еще пять минут вы говорили, что у вас нет никакого выхода на тайники, а теперь вы утверждаете, что узнаете места их расположения. По-моему вы собираетесь меня обмануть!

— Нет! Все не так! Я просто вспомнил! Понимаете, до этого момента меня не интересовал этот вопрос! Дело в том, что среди командиров конвоев есть мой хороший приятель. Когда идет приемка и погрузка груза, мы с ним за дружеской беседой успеваем выпить по паре рюмок коньяка. С Конрадом мы познакомились во Франции. Эх, хорошее было время! Париж, коньяк и красивые девушки! Как мы с ним гуляли! Вы.... — и он замолчал, предавшись сладким мечтаниям.

— Вилли! Вы где? — с усмешкой спросил я своего компаньона.

— Здесь я. Здесь. Мне 39 лет, а я еще толком и не пожил. Все! Все, Алекс! Воспоминания закончены! Гм. Теперь к делу. Последний раз он начал рассказывать куда едет, но я его оборвал, но на этот раз все будет по-другому. Я постараюсь у него уточнить место.

— Что нужно? Коньяк? Виски? Кофе?

— Коньяк и кофе — это то, что нужно! А теперь, Алекс, давайте выпьем... за наше спокойное будущее!

Ждать пришлось недолго. Уже спустя несколько дней, во второй половине дня, ко мне ввалился прилично выпивший Модлиц.

— Алекс! Дружище! — закричал он с порога и попытался меня обнять, но я ловко уклонился, при этом мне пришлось его поддержать, чтобы он не упал у меня прямо в прихожей. Я хотел отвести его сразу в спальню, но тот принялся упираться. Пришлось идти с ним в гостиную. Не успел я выставить перед ним коньяк, лимон и сыр, как он сразу налил себе половину фужера конька и выпил.

— Вилли, ты, что куда-то торопишься?

— Совесть, Алекс! Совесть! Она проснулась и требует....

От новой дозы алкоголя лицо полковника СС резко побагровело, а глаза подернулись мутной пленкой.

— Чтобы ты пошел в гестапо и покаялся. Я тебя правильно понял?

— К дьяволу такие шутки! У меня сегодня Конрад был.

— И что?

Эсэсовец начал слепо шарить по карманам черного мундира, пока, наконец, не выудил небольшой листок.

— Держи.

— Ну,... с местностью понятно. А что за название?

— Конрад сказал, что там какие-то бывшие копи есть. Уголь что ли когда-то добывали? Или что-то подобное.

— Хм. Так там этих шахт может много быть. Где искать?

— Не знаю, — тяжело мотнул головой полковник. — Все. Я спать.

— Погоди! Когда уехал твой Конрад?

Вилли отдернул рукав мундира, затем какое-то время пьяно смотрел на часы мутными глазами и только потом сказал: — Полтора часа тому назад. Все, Алекс....

— Не все! Позвони в гараж! Мне нужна машина!

Несмотря на все свои сомнения и немалый риск мне все же удалось выследить место захоронения секретного груза. Так на моей "карте сокровищ" появилась первая отметка.

За следующие три месяца я выследил еще четыре таких конвоя. Точного места этих тайников я, конечно, не знал, но и того, что стало мне известно, вполне должно было хватить для поисков, кроме того, у Вилли, за дополнительную плату, я получал дубликаты списков вещей, заложенных в тайники.

Все шло неплохо, но в последнее время Модлиц стал меня беспокоить. Если раньше он был предельно осторожен в своих делах, то по мере приближения советских войск к границам Германии в нем все больше рос страх, а вместе с ним и какая-то патологическая жадность. У меня появилось подозрение, что он стал просто красть, стараясь как можно больше накопить для своей будущей жизни. Это меня беспокоило по двум причинам. В Рейхе была хорошо развита система тотальной слежки и, несмотря на звание полковника СС и то, что его лично знает руководитель внешнеполитического управления НСДАП Альфред Розенберг, на него могли донести, что могло привести к печальным последствиям. Вторая причина заключалась в том, что начиная это дело, мне даже предположить было трудно, что оно примет такие широкие обороты, а значит, возрастут и траты. К тому же вкладывая деньги сейчас, я собирался получать дивиденды, только, как минимум, через десять лет, поэтому сейчас я только тратил свои накопления ничего не получая взамен. Надо было что-то придумывать по поводу возмещения убытков. Вот только не имея нормальных документов (удостоверение швейцарского журналиста не являлось полноценной защитой), ни людей, что-то планировать ни имело смысла. У китайцев есть поговорка, которую я никогда не понимал: "если кто-то поступил с тобой дурно, не пытайся ему отомстить, сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо тебя по воде проплывет труп твоего обидчика". Именно так я сейчас и делал. Тянул время, ожидая, что все разрешиться само собой, без моего участия. И к моему удивлению это произошло. Началось все с прихода Вилли. Он пришел ко мне немного выпивший, что стало последнее время для него стандартом, и пригласил в ресторан. Идти не хотелось, но мой компаньон оказался на этот раз настойчив, к тому же, пообещав нечто особенное. Уже по дороге я узнал, что это благотворительный вечер для армейских офицеров, организованный комитетом вдов и матерей офицеров, погибших на войне. Вечер проходил в ресторане, в котором мне еще не доводилось бывать. Тяжелые занавески, массивные люстры, свисавшие с потолка, строгий вид официантов — все это говорило о том, что ресторан придерживается старых порядков. Публика меня несколько удивила тем, что среди офицерских мундиров было немало гражданских людей. Офицеры были представлены в званиях, не ниже майора. Черных мундиров не было. Шума и пьяных выкриков, которые сопровождали вечера в ресторанах, здесь не было. Посетители тихо переговаривались, чинно, глоточками, попивая вино. Вилли, попросил у официанта графинчик коньяка, но тот только огорченно покачал головой, а затем дал нам программку вечера, к которой было приложено меню. Из алкогольных напитков в нем было указано только шесть сортов вина. Не успели мы сделать заказ, как на сцене появились музыканты в черных фраках и с музыкальными инструментами в руках. Один из них сел за рояль, а еще спустя несколько минут мимо столиков к сцене пошла несколько грузноватая женщина в длинном черном платье с блестками. Ее руки закрывали длинные ажурные перчатки. При ее появлении народ оживился и дружно захлопал. Вилли шепнул мне, что это популярная в Германии оперная певица. Ни балета, ни оперы я не понимал, поэтому тихо, но с недовольным тоном, спросил его: — Какого дьявола ты меня приволок сюда?

— Ты не любишь оперу? — удивленно спросил он у меня.

— Нет, — сердито буркнул я.

— Думал....

— Он, видите ли, думал.... — начал я его отчитывать, но договорить мне не дали негодующие взгляды окружающих нас участников вечера, сидевших за соседними столиками. Больше я ничего говорить не стал, вместо этого начав разглядывать собравшихся здесь любителей оперы, и вдруг неожиданно мое внимание привлекла молодая и красивая женщина. Сначала меня привлекла ее строгая и вместе с тем изящная красота, но уже спустя минуту, у меня появилось ощущение, что я ее уже где-то видел.

Все первое отделение вечера я усиленно пытался понять, где мог видеть эту женщину, которую раньше не видел, но так и не мог вспомнить, что добавило еще раздражения в мое настроение. Когда наступил перерыв и певица села за один из столиков, как видно ее больших поклонников, потому что сразу полилось вино и стали произносить громкие тосты за ее здоровье и творческие успехи, которые весь зал подхватывал, поднимая бокалы за своими столиками. Оркестр на сцене заиграл нечто медленное. Пары стали выходить на середину зала перед сценой и медленно кружиться в такт музыке. Одну из этих пар составила эффектная красотка вместе с моложавым полковником. Стоило ее изящной фигуре закружиться в танце, как я сразу вспомнил, где ее видел.

"Точно! Картина! Это ее я видел на картине пару дней назад. Еще тогда подумал о ее изысканной красоте, которая неплохо бы смотрелась в моей постели. И тут она.... С нее писали. А вообще-то странно, — я напряг память, пытаясь вспомнить детали картины. — М-м-м. Лицо. Глаза. Очень похожи, вот только там она старше выглядит. Раза в два. Высокая грудь. Белое платье. Красная роза на груди. Она выглядела невестой.... Зачем.... Впрочем, сейчас все узнаю".

— Вилли, ты видишь ту молодую женщину?

— Если ты имеешь в виду красавицу, графиню Шварц-Зельде, то я ее не просто вижу, а откровенно ей любуюсь, как истинным произведением искусства. Ее большие серые глаза....

— Стоп. Кто она? — коротко поинтересовался я личность молодой женщины.

Тот посмотрел на меня с хитрой усмешкой: — Что и ты, Брут? Ничего. Не ты первый, ни ты последний. Из влюбленных в нее мужчин, наверно, батальон можно составить.

— Кто она? — снова спросил я.

— Польская графиня, в которую по уши втрескался граф Фридрих фон Шварц-Зельде. Он ее чуть ли не девчонкой привез в свое имение, вот только его счастье оказалось недолгим. Генерал вскоре погиб. Где, как — не знаю. Осталась вдова. Кто к ней не подкатывался....

Остальные слова я пропустил мимо ушей, так как объяснение Вили не дало толковых объяснений, но одно я знал твердо: картина и молодая женщина связаны между собой, но загадка вполне могла подождать. Бросив последний раз взгляд на польскую графиню, я сказал:

— Все, Вилли. На сегодня с меня хватит. Я пойду.

— Ты бы знал, какая у этой генеральши коллекция картин. Граф в свое время из Австрии и Польши привез. И не только картины.

— Ты откуда знаешь? Сам видел? — заинтересовался я.

— Сам — нет! Зато один из моих людей, он каталогами занимается, когда-то составлял для генерала опись его коллекции. Вот от него и услышал.

— Ладно. Это у них, а у нас свое, — оборвал я его. — Я пошел.

— Я тоже пойду. Меня уже наверно в клубе заждались.

— Давно не проигрывал? — усмехнулся я.

— Сегодня мой день. Я это чувствую, — с какой-то непонятной мне патетикой ответил он мне.

Рано утром меня разбудил длинный, резкий, пронзительный дверной замок. Для порядка выругался, потом набросил халат и подошел к двери.

— Кто?

— Алекс, это я! — раздался за дверью голос Вилли.

Я распахнул дверь. Хотя запах от него шел такой, что можно было идти на кухню и начинать закусывать, выглядел он не сильно пьяным, зато бледным и взволнованным.

"Ревизия нагрянула на его склады?! — это была первая и единственная мысль, которая пришла мне сразу в голову, стоило мне увидеть ее состояние.