Лабиринт

— Сегодня среда, семнадцатое июня тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года! — алкаш рассмеялся, обдав Аникеева запахом перегара и воблы.

— Твою ж мать, — пробормотал Иван. — Мне всего лишь семь лет.

— Что? — мужик сделал глоток, хлопнул кружкой по стойке. — Да тебе лечиться надо, пока бесплатно!

— Спасибо. Вы — второй, кто мне это посоветовал.

Иван метнулся прочь от магазина. Он знал, что в квартале отсюда находится дом, в котором он жил с родителями. В девяностых они переехали из пригорода в Центральный район, но в восьмидесятых они жили именно там. Какая-то сила влекла Аникеева к этому дому. И он направился туда. Туда, где прошло его детство.

Подойдя к знакомому подъезду с обшарпанной дверью, он присел на скамейку.

"Иваник", — прочитал он надпись на скамейке, которую сам же вырезал ножом. Эта надпись означала "Иван Аникеев".

— Черт, — вырвалось у него . — Зачем я здесь? Что я делаю здесь?

Из подъезда вышел дед Василий с третьего этажа. Это был дедушка Паши Воронова. Аникеев вспомнил, что дед Василий умер в восемьдесят девятом году от рака. Ивану тогда было девять лет. Он хорошо помнил тот день. Было воскресенье, в школу идти не нужно было. Иван спал до победного, пока его собака — карликовый пинчер Джесси — не разбудила его царапаньем лап. Он проснулся, оделся, нацепил на Джесси лямки и вышел из квартиры. Толкнув дверь подъезда, он увидел гроб, в котором лежал дед Василий. Вокруг гроба с телом стояли родственники с печальными лицами. Не было среди них только Пашки.

Джесси тогда рванулась к гробу, но Иван намотал поводок на руку, шикнул на неё.

Это было в восемьдесят девятом. А в тот момент дед Василий смерил Аникеева презрительным взглядом и заковылял к булочной. У булочной толпились бабки и о чем-то оживленно спорили.

Дверь подъезда хлопнула. Из подъезда вышел семилетний Ваня Аникеев. От неожиданности Иван, которому уже было тридцать два года, чуть не упал со скамейки.

Окинув своего двойника из будущего безразличным взглядом, Ваня прошел на детскую площадку, достал из кармана шорт кристалл и стал им что-то выжигать на деревянной поверхности песочницы, подставив под солнечные лучи.

Кристалл...

Аникеев помнил этот кристалл. Он нашел его в лесу, когда они с родителями ходили за ягодами. Кристалл лежал на пне, будто кто-то специально его оставил для Вани. Конечно, Иван тогда схватил его и засунул в карман спортивных штанов. Позже он открыл свойства этого кристалла: способность прожигать дерево, способность светиться в темноте. Тот кристалл был предметом зависти других пацанов, ведь ни у кого из них такой вещицы не было. И, наконец, если сжать кристалл в кулаке, по телу пробегали разряды, наполнявшие силой, радостью и какой-то легкостью . Благодаря кристаллу, Ваня всегда был в центре внимания. К нему постоянно подходили во дворе мальчики и девочки со словами: "Ух ты!.. А это что такое?.. А где ты его взял?.. Дашь поиграть?"

Аникеев помнил, что был хозяином кристалла, пока какие-то хулиганы не отобрали его у него. И, хотя Ваня воспринимал кристалл как безделушку, потеряв его, он будто лишился не только всеобщего внимания, он лишился чего-то большего, какой-то частички себя. Конечно, повзрослев, он забыл этот кристалл, выкинул его из памяти. Но, вернувшись в восьмидесятые, снова вспомнил, и сердце бешено заколотилось в груди.

А Ваня сидел на краю песочницы и что-то выжигал. В памяти Аникеева тут же всплыло слово "какашка". Иван вспомнил, что именно в тот день, когда выжег слово "какашка", он и лишился своего кристалла. Именно в тот злосчастный день хулиганы отобрали у него кристалл, и он перестал быть знаменитостью своего двора. Из хозяина кристалла он превратился обычного, неприметного мальчика. Без кристалла он вдруг стал всем не интересен. И жизнь потом стала какой-то серой и скучной.

Нет, нельзя было тогда лишаться кристалла, нельзя. Ведь не случайно именно Ваня его тогда нашел, а не кто-нибудь другой.

Аникеев вскочил со скамейки. И надо было бы подойти к себе в прошлом, но он не знал, что произойдет? В фантастических фильмах, которые он смотрел, при путешествиях во времени, если герой встречался с собой из прошлого, происходила катастрофа. Оба погибали. Но как быть сейчас? Если лабиринт забросил его в прошлое, значит, он должен как-то исправить его, иначе никак.

— Ваня, — тихо позвал Аникеев

Двойник из прошлого был так увлечен выжиганием, что даже не посмотрел в его сторону.

— Слышь, пацан! — из-за угла вышли те самые пацаны, которые отобрали когда-то кристалл у Вани. Хотя прошло больше двадцати пяти лет, Иван помнил их всю свою жизнь. Их было трое. Все они были выше Вани на целую голову и старше года на три.

— Есть у тебя деньги? — спросил один из них — смуглый цыганенок, которого в девяностых убили во время криминальных "разборок". Об этом даже репортаж по всем каналам показывали.

Аникеев поднялся со скамейки, стал приближаться к детской площадке.

— Нет, — ответил Ваня цыганенку.

— Тогда найди! — цыганенок злобно нахмурился.

— Откуда? — спросил Ваня.

— Если не найдешь — получишь по роже, — цыганенок сжал кулаки.

— Нет у меня денег. И...

Кулак цыганенка мелькнул в воздухе. От удара голова Вани дернулась, из носа потекла кровь. Кристалл выпал из его рук. Цыганенок тут же подхватил его и засунул в карман брюк с заплатками на коленях. Ваня заплакал, размазывая слезы по лицу.

— Отдай! Это моё!

— Сейчас ещё раз получишь...

Наблюдая эту сцену со стороны, Аникеев испытал жалость к тому Ване, который оказался беззащитным перед хулиганами, которые были старше и сильнее его. Ещё он испытал ненависть к цыганенку и к его улыбающимся дружкам. Ивану хотелось подойти к ним, навешать подзатыльников. Но он понимал, что не имеет на это права. Он — взрослый, а они ещё дети. Пусть они плохие, пусть он знает, что они — будущие отбросы общества. В тот момент перед ним были всего лишь дети.

Подойдя сзади к цыганенку, Аникеев перехватил его руку. Свободной рукой он легко достал из кармана цыганенка кристалл.

— Извинись перед ним, иначе я за себя не ручаюсь, — тихо, но с угрозой в голосе произнес Аникеев, глядя в округлившиеся карие глаза сорванца.

Один из хулиганов тут же метнулся в сторону и скрылся в зарослях кустов. Второй дружок цыганенка начал беспокойно оглядываться по сторонам, ища пути к отступлению.

— Извиняйся! — закричал Аникеев на цыганенка, сжав его руку.

— Ну, прости!

— Поклянись мне, что никогда больше так не будешь делать! — прокричал Аникеев цыганенку в лицо, нагнувшись.

— Я... Я не буду больше так делать! Извини меня, мальчик!

— То-то же! — Аникеев выпустил руку цыганенка.

В его памяти тут же всплыл высокий мужчина в цветастом свитере и в фетровой шляпе, одетый явно не по погоде, с мешком в руке. Воспоминания как бы двоились. С одной стороны, Иван помнил, что лишился кристалла, но с другой стороны, он помнил, что бородатый мужик помог ему, а хулиганы ушли.

— Пошли вон отсюда! — Аникеев обратился к пацанам.

Цыганенок гневно сверкнул глазами.

— Да мой отец...

— Пошел вон отсюда, — прошипел Аникеев. — Ещё раз увижу тебя — голову оторву вместе с ушами.

Хулиганы ушли, тихо переговариваясь.

— А ты, — Аникеев обратился к Ване. — Не будь тряпкой. Займись боксом, карате. Не давай всяким придуркам делать тебе больно...

Тут же в голове появились воспоминания, в которых Иван наносит удары по боксерской груше, стоит на ринке. Вот он стоит на пьедестале, ему на шею вешают медаль. Он — кандидат в мастера спорта по боксу.

— Да, — ответил Ваня. — Займусь.

— И держи свой кристалл!

— Нет! — Ваня замахал руками. — Я не возьму его.

— Как это "не возьму"? — удивился Аникеев. — Зачем я всё это сделал? Зачем я здесь?

— Не знаю, — Ваня покачал головой. — Я хочу подарить его вам. Вы же помогли мне.

— Ты уверен?

— Да, — Ваня улыбнулся. — Оставьте его себе. Мне он особо не нужен.

Тут же в памяти всплыла картинка: он дарит кристалл незнакомцу в фетровой шляпе.

— Спасибо, — Аникеев улыбнулся.

На балконе появилась мама — молодая и красивая. Когда Аникеев глянул на неё, на его глаза навернулись слёзы. Такой он её почти не помнил. Но такой она была на черно-белых фотографиях, хранящихся в семейном альбоме. Он сам когда-то вклеивал в него фотографии.

— Ваня, домой! — закричала она. — Обедать!

— Я пойду, — Ваня махнул Аникееву рукой на прощание и направился к подъезду. Как только дверь за ним закрылась, вход в подъезд засветился зеленым светом.

— Лабиринт! — Аникеев хохотнул. — Мне туда!

Глава 11. Спасение Олеси

Когда Аникеев в очередной раз оказался в лабиринте, в нос ему ударил запах сырого мяса. Стены, пол и потолок были заляпаны кровью, кругом валялись части женских тел и внутренности. Зажав нос и рот рукой, Иван бежал по коридорам, сворачивая то влево, то вправо, пытаясь убежать от запаха мяса, от вида крови и распотрошенной плоти. Но кровь была везде. Она будто преследовала Ивана. Наконец-то он увидел свет в конце коридора и побежал навстречу ему. Ивану было всё равно, в каком мире и в каком времени он окажется, лишь бы выйти из лабиринта. От вида человеческих внутренностей его подташнивало, перед глазами кружились темные круги, ноги слегка подкашивались.

Выйдя на яркий свет из лабиринта, Аникеев присел на скамейку. Его тут же вытошнило.

— Фу, какая гадость! — послышался знакомый голос где-то поблизости.

Немного придя в себя, отдышавшись, Иван осмотрелся. Лабиринт опять выкинул его куда-то в детство, в хорошо знакомый двор, где он бывал много раз, когда был ещё ребенком. Напротив него стояла такая же скамейка, на которой сидел пожилой мужчина лет семидесяти на вид. Черты лица пожилого мужчины показались Аникееву знакомыми. Это был дедушка одного из одноклассников Ивана. Этого одноклассника звали Миша Зуев. Пару раз Аникеев был в гостях у Мишки Зуева, поэтому даже смог вспомнить имя его дедушки. Дедушку звали Федор Степанович. Мишкин дед умер в начале девяностых. Мишка погиб в Чечне в 1996-м году. Всё это Аникеев вспомнил за пару секунд, глядя на покрытое трещинами морщин лицо старика.

— Какого хрена я здесь? — вымолвил Иван, оглядываясь по сторонам. — Я опять в прошлом!

Когда его глаза и глаза старика встретились, Федор Степанович сплюнул, поднялся со скамейки и направился в сторону своего подъезда, опираясь при ходьбе на палочку. Глянув на то место, где только что сидел старик, Иван увидел газету "Челябинский вестник ". Подняв её, он пробежался глазами по заголовкам статей, фотографиям, уперся взглядом в дату. Газета была от двадцатого июня тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Это был понедельник.

"Что должно произойти в моей жизни двадцатого июня тысяча девятьсот восемьдесят девятого года? — задал сам себе вопрос Иван. — Похоже, ничего страшного. Иначе, я бы запомнил!"

Он листал страницы газеты, пока не наткнулся на статью на последней странице: "В пятницу 17 июня было найдено тело Светы Кривошеиной в подъезде дома номер пять на улице Мира ... В городе орудует маньяк! На вид — двадцать-двадцать пять лет, рост — 175 -180 сантиметров, волосы темные... Все силы милиции брошены на его поимку. Если вы располагаете какой-то информацией, звоните..."

Бегло пробежавшись глазами по статье, Аникеев вдруг вспомнил Олесю Мороз, которая училась с ним в одном классе, которая стала жертвой этого маньяка. Она жила в двух кварталах от дома, в котором жили Аникеевы, в пригороде Челябинска. Один из парней, который жил в одном подъезде с Олесей, рассказывал, что пол и стены подъезда были залиты кровью, которые потом долго никто не мог смыть. Бурые пятна крови пропали только тогда, когда в подъезде сделали ремонт. А ремонт сделали только в конце девяностых. Ещё Иван слышал, что того маньяка так и не поймали. А многие мамашки пугали потом им своих непослушных детей.

Мимо прошла Олеся Мороз. Аникеев вздрогнул. Он ведь только что вспоминал о ней.

Олеся шла беззаботной походкой, держа в руке мороженое в вафельном стаканчике. В какой-то момент её взгляд скользнул по лицу Ивана. Это была именно она, бывшая одноклассница, которая была зверски убита летом восемьдесят девятого года. Но сейчас она была жива. Возможно, она даже не догадывалась, что ей угрожает смертельная опасность. Улыбнувшись Ивану, она пошла в сторону своего дома, видимо, приняв Аникеева за родственника какого-нибудь одноклассника или одноклассницы. Аникеев улыбнулся ей в ответ, но улыбка получилась какой-то натянутой и неестественной.

Лютый Мороз, Снежная Королева — далеко не все прозвища Олеси, которые были у неё, пока она училась в школе. Аникеев всю жизнь помнил, как смотрел со стороны на её похороны, как видел плачущих родственников, маленький гроб с телом девочки, который выносили из подъезда и грузили в автобус с черными полосами по бокам. Иван помнил тишину, повисшую в тот день во дворе. Казалось, что даже птицы не чирикали, чтобы не нарушить траурное молчание.

Но в тот момент, когда Аникеев сидел на скамейке с газетой в руке, Олеся была живой и здоровой. Ветер трепал её белое платье, на лице Олеси играла улыбка.

Внимание Ивана вдруг привлек какой-то серый, невзрачный парень лет двадцати. Он шел за Олесей, то останавливаясь, делая вид, что завязывает шнурки на кедах, то ускоряясь. Поведение того парня показалось Ивану подозрительным. Он определенно проявлял к девочке интерес и преследовал её.

Олеся зашла в подъезд. Парень, посмотрев по сторонам, вошел следом.

— Твою мать, — Аникеев вскочил со скамейки, выбросив газету. Ветер тут же подхватил её и понес по двору. — Что я сижу? Это же и есть тот самый маньяк! Газета — подсказка!

Иван побежал, чувствуя, как его сердце колотится в груди, но не столько от быстрого бега, сколько от волнения.

Рванув на себя ручку двери, Аникеев нырнул в темноту подъезда, ощутив знакомые с детства запахи — смесь запахов мочи, табака и сырости. Где-то наверху слышались звуки возни, всхлипывания и шепот. Не теряя ни секунды, Аникеев устремился наверх, перепрыгивая через ступени, на ходу роясь в мешке. В ладонь легла зажигалка, подаренная Павловым. На лестничном пролете между третьим и четвертым этажами он увидел того подозрительного парня. Одной рукой он держал Олесю за шею, в другой его руке был зажат нож с длинным блестящим лезвием, которое уперлось в горло девочки. Аникеев старался ступать тихо, но маньяк все рано его услышал или почувствовал его приближение каким-то звериным чутьем. При приближении Аникеева маньяк отпустил Олесю, резко развернулся с ножом в руке. В этот момент Иван вдавил в корпус кнопку. Из открывшегося отверстия вырвалось пламя огня. Зажигалка будто уловила мысли Аникеева. В тот момент он хотел спалить этого гада, чтобы от него остались только угольки.

Пламя, вырвавшееся из зажигалки, было не меньше полутора метров в длину. Оно облизало одежду маньяка, после чего тот вспыхнул, в мгновение ока превратившись в горящий факел. Нож выпал из его руки. Маньяк рухнул на пол, стал катался по нему, срывая с себя одежду, крича во всё горло. Пламя охватывало его всё сильнее.